– И много Но-Пасаранцев этим обменом занимается?
– Да все! А вы интересуетесь по поводу ножа, которым убили Сергея? Так его владельца найти будет нелегко.
В качестве иллюстрации Василиса выдвинула ящик стола и пригласила исследовать его содержимое Костика. Костя заглянул. В отдельной ячейке ящика аккуратно лежали пять одинаковых близнецов орудия убийства.
– У них сталь очень хорошая, закаленная, не тупятся долго, – словно оправдываясь, пояснила такой обилие ножей Василиса.
«Так, – почесал затылок Комаров, – значит, владельца можно будет найти только по отпечаткам пальцев». Впрочем, то, что отпечатки не Куркулева, он знал уже точно. Он сверил их сразу же после задержания.
– Я не могу предоставить вам доказательств, – прервала его мысли девушка, усевшись напротив Кости и пододвинув к нем чашку, – но папа не мог убить человека. Я даже не знаю этого точно, я просто это чувствую. Да, он любит покричать, помахать кулаками, но все это только от того, что он не терпит, когда люди лезут ему в душу. Вы же видите, какие проблемы с мамой, с дядей Колей, а но-пасаранцев медом не корми, только дай посплетничать. Вот папа и огородился забором и в прямом, и в переносном смысле. К тому же он очень любит шампиньоны и выращивает их, а народу все равно куда ходить по грибы – в лес или к Куркулевым. К нам даже интереснее – опаснее. Вот отец и лютует, заборы строит, ров выкопал. Только никого это не останавливает, молодежь даже свидания назначает в нашей усадьбе. Вы найдите, пожалуйста, настоящего убийцу, а то если папу посадят, я одна с братьями и мамой не управлюсь.
Сказочные глаза стали еще прекраснее от непролившихся слез.
«Для нее я сделаю все, – решил про себя Комаров, – разгромлю сицилийскую мафию, выучу английский, научусь танцевать в балете и найду убийцу Федорчука. Правда, им вполне может оказаться ее отец. Но может и не оказаться».
– А не известно ли вам, что говорят на селе об убийстве? – решил узнать Костя.
– Все говорят, что убил отец, – прямо ответила она, – а что считают, я не знаю: со мной не больно-то откровенничают, нас в Но-Пасаране не любят.
Костя задал еще несколько официальных вопросов и не узнав из ответов девушки ничего нового по делу, распрощался. Визит к Куркулевым ни на йоту не продвинул расследование. Но он дал гораздо больше: он вернул Косте то состояние романтической, нереальной влюбленности, которое ему довелось испытать только в раннем детсадишном детстве.
Глава 6
– Да все! А вы интересуетесь по поводу ножа, которым убили Сергея? Так его владельца найти будет нелегко.
В качестве иллюстрации Василиса выдвинула ящик стола и пригласила исследовать его содержимое Костика. Костя заглянул. В отдельной ячейке ящика аккуратно лежали пять одинаковых близнецов орудия убийства.
– У них сталь очень хорошая, закаленная, не тупятся долго, – словно оправдываясь, пояснила такой обилие ножей Василиса.
«Так, – почесал затылок Комаров, – значит, владельца можно будет найти только по отпечаткам пальцев». Впрочем, то, что отпечатки не Куркулева, он знал уже точно. Он сверил их сразу же после задержания.
– Я не могу предоставить вам доказательств, – прервала его мысли девушка, усевшись напротив Кости и пододвинув к нем чашку, – но папа не мог убить человека. Я даже не знаю этого точно, я просто это чувствую. Да, он любит покричать, помахать кулаками, но все это только от того, что он не терпит, когда люди лезут ему в душу. Вы же видите, какие проблемы с мамой, с дядей Колей, а но-пасаранцев медом не корми, только дай посплетничать. Вот папа и огородился забором и в прямом, и в переносном смысле. К тому же он очень любит шампиньоны и выращивает их, а народу все равно куда ходить по грибы – в лес или к Куркулевым. К нам даже интереснее – опаснее. Вот отец и лютует, заборы строит, ров выкопал. Только никого это не останавливает, молодежь даже свидания назначает в нашей усадьбе. Вы найдите, пожалуйста, настоящего убийцу, а то если папу посадят, я одна с братьями и мамой не управлюсь.
Сказочные глаза стали еще прекраснее от непролившихся слез.
«Для нее я сделаю все, – решил про себя Комаров, – разгромлю сицилийскую мафию, выучу английский, научусь танцевать в балете и найду убийцу Федорчука. Правда, им вполне может оказаться ее отец. Но может и не оказаться».
– А не известно ли вам, что говорят на селе об убийстве? – решил узнать Костя.
– Все говорят, что убил отец, – прямо ответила она, – а что считают, я не знаю: со мной не больно-то откровенничают, нас в Но-Пасаране не любят.
Костя задал еще несколько официальных вопросов и не узнав из ответов девушки ничего нового по делу, распрощался. Визит к Куркулевым ни на йоту не продвинул расследование. Но он дал гораздо больше: он вернул Косте то состояние романтической, нереальной влюбленности, которое ему довелось испытать только в раннем детсадишном детстве.
Глава 6
Вареники с вишней
В первом же дворе хозяин на вопрос: "Курите ли вы «Парламент», заверил, что отродясь ничего другого не курил и завел шарманку о справедливости и несправедливости жизненных коллизий.
– По-хорошему надо было бы Ленку порешить, – уверял участкового в возрасте уже мужичок, с удовольствием закуривая предложенную ему сигарету, – Серега, он что? Мужик холостой, свободный. Ему – флаг в руки и барабан на шею. А вот Ленка – баба замужняя, при мужике положительном, не сильно пьющем, ей бы гулять никак не след. С нее бы спрос брать. Ан, нет, он зачем-то Серегу зарезал, а шалаву эту оставил дальше по свету блудить. Да если бы еще остепенилась! А то теперь, поди, еще пуще гулять зачнет.
– Да-а-а, – протянул Комаров, стараясь не показать своей заинтересованности, – и я тоже говорю, несправедливо. Зря он так. И что самое обидное: посадят ведь! По сути из-за нее и посадят! А ей – ничего.
– Вот и мы говорим, – обрадовался мужик душевности и простоте нового участкового, – правильно, что убег он. Пусть пока затаится, а там – посмотрим, может, и затихнет все.
– Куда убег? – не сдержался Костя. И этим испортил все дело.
– Кто убег? – состроил бессмысленные глаза сосед Федорчуков.
– Да вы же сами сказали, что Федор убег, пока все не затихнет!
– Я сказал? – гулко ударил мужик кулаком себя в грудь, – когда?
Косте хотелось заплакать. Сколько он не бился, сколько не пытался вернуть доверительный тон, найденный в начале разговора, ничего не получалось. Собеседник замолчал навеки.
Комаров успел обойти немало домов прежде, чем понял: один из самых надежных методов расследования – опрос свидетелей – в данной конкретной ситуации не собирается приносить никаких результатов. Одни замыкались и молчали, другие с полнейшей уверенностью в своей правоте убеждали Комарова в виновности Куркулева, третьи доверительно нашептывали всю правду о любовной связи Сергея и Ленки и тут же клятвенно заверяли, что Федор ни в коей мере не мог быть причастен к убийству.
«Парламент» курили все. Преданная «Прима» суетливо запрятывалась в потаенные карманы, опрашиваемые с удовольствием угощались предложенными дорогими сигаретами, честно заверяя щедрого участкового в том, что с давних или недавних пор ничего другого курить и не думали. Такой, казалось, продуманный и беспроигрышный ход потерпел полное фиаско. Получалось, что на месте преступления и нахождения трупа побывала толпа неведомых любителей «Примы» и только один местный сельчанин, верный «Парламенту».
Результатом работы со свидетелями явился только один вывод: народ раскололся примерно на две равные группы. Одна совершенно беспочвенно и безосновательно считала, что Куроедова убил Бирюк из-за того, что тот воровал шампиньоны. Другая, подозревающая Федора, имела веские основания для своих подозрений: Ленка действительно перешла все границы и горячий, хотя и безобидный в мирной жизни Федор мог потерять над собой контроль. Проблема была в том, что и та и другая сторона тщательно скрывала свои подозрения в виновности Федорчука и выжать хоть какое-нибудь плохонькое свидетельское показание в защиту этой версии было бы практически невозможно, если бы все не испортил сам Федор.
– Нет, ну вы скажите, станет ли невиновный человек бросать работу, жену, дом и идти в бега? – вслух рассуждал Комаров, меряя шагами уже сто раз измеренную комнату. – Не станет! Это противоречит всякой логике. Сейчас не те времена, чтобы не верить в правосудие. Криминалистика поднялась на столь высокий уровень, что шанс посадить невиновного человека практически равен нулю. И если даже в сталинские времена подозреваемые предпочитали доверять правосудию, то в наше демократическое время поддаваться панике просто недальновидно и нелогично. Федорчук, по рассказам односельчан, не производит впечатления тупого и ограниченного человека. Отсюда следует вывод, что он не мог бежать без достаточных на то причин. Значит, он виновен.
– Не-а, – раздалось с печки.
Костя еще не привык к тихому жильцу на печке, поэтому постоянно забывал о его присутствии и непроизвольно вздрагивал, когда тот подавал голос.
– Чего «не-а», – вспылил он, разозлившись больше на свой испуг, чем на деда, – тоже мне, Шерлок Холмс нашелся. Ты на факты смотри, на факты! В нашем деле они занимают практически главное положение! Если следовать только эмоциям и обвинять в убийстве исключительно несимпатичных людей, то это диктатура какая-то получается, а не правосудие. И чего вы все взъелись на этого Бирюка? Что он вам-то лично сделал?
Ответа не последовало. Костя заглянул на печку. Печной безмятежно спал, высоко задрав колоритную бороду и сладко причмокивая во сне.
– Тьфу ты, черт, – разозлился Комаров, – дед во сне разговаривает, а я распинаюсь! Итак, к чему мы пришли? А пришли мы к тому, что Куркулева надо выпускать за недостаточностью улик, а Федорчука – искать. Где он может скрываться? Одно из трех. Либо он схоронился в лесу, либо уехал подальше от Но-Пасарана, либо его прячут «добрые» односельчане. Значит, необходимо прочесать лес, устроить обыск в домах и надворных постройках всех но-пасаранцев, объехать родственников Федора и Елены, живущих в других городах и селах, допросить их. Кажется, все. Всего ничего, если учесть, что штат но-пасаранского отделения состоит из одного участкового.
Одним из способов приведения мыслей в порядок для Комарова с детства являлось оформление их на листе бумаги. Костя сел за стол и придвинул к себе карту Но-Пасарана. Так. Чем стоит заняться в первую очередь? Какая из версий больше других имеет право на существование? Вот дом Федорчуков. Здесь – лес. Только сейчас Костя начал понимать, как не хватает ему знаний об укладе жизни но-пасаранцев, симпатиях и антипатиях, товарищеских и родственных связях, пороках и добродетелях.
Самое обидное было в том, что Комарову даже и не подумали дать наставника, пусть младшего по званию и должности, но разбирающегося в хитросплетении межличностных отношений в данном населенном пункте. Поэтому разбираться приходилось самому.
– Смирнов! – хлопнул себя по лбу Костя, – как же я забыл! Ведь он искренне предлагал свою помощь. И в Но-Пасаране он живет давно, все и всех знает. К событиям и их участникам относится непредвзято. Подходит!
Костя выскочил из-за стола и, не раздумывая особо, бросился к выходу. В сенях, по сельской традиции, было щедро навалено и наставлено всякого звонкого добра типа отслуживших свой век ведер, стеклянных банок, старых валенок. В сенях, по той же сельской традиции, было темно. Когда Комаров сналету врезался во что-то теплое, мягкое, объемное, он сначала ничего не понял. И даже когда это что-то громко охнуло, обдав его горячим, парным дыханием, Комаров не смог определить, человек это или зверь. И только когда нечто заговорило низким, слегка сдавленным голосом он понял, что это человек. И даже более того, женщина.
– Что вы, Константин Дмитриевич, все нутро встряхнули! Чуть молоко не пролила.
– Калерия! – воскликнул Костя, – чего вы здесь делаете?
– Молока с медом вам принесла, как и обещала.
Костя был не из пугливых, но визит Калерии вызвал у него довольно неприятные ощущения: что-то типа смеси угрызений совести и легкого испуга. Конечно, он не был виноват в том, что мать девушки приняла его визит за сватовство, но Калерия пострадала от этой ошибки не меньше его, а даже больше. К тому же сама девушка, в отличии от матери, вызывала у него чувство уважения и даже легкого подобострастия. Такое чувство рождает обычно созерцание больших и полезных существ и предметов: слонов, голубых китов, Останкинской телебашни, петербургских атлантов.
Глаза Комарова начинали привыкать к темноте и он смог, наконец, выпутаться из невольных объятий девушки.
– Зачем вы, Калерия, я же говорил, что терпеть не могу теплого молока с медом.
– А вы вместе их и не пейте. Молочко я просто так принесла, и мед отдельно. Вон вы какой худенький и бледный, будто и не в деревне живете. Не отказывайтесь, пожалуйста, я от души.
Оба помолчали. Костя не знал, как выпроводить неожиданную гостью, а та, похоже, и не собиралась уходить. В тесных сенях становилось душно: не то от жаркого дыхания девушки, не то от общей накаленности обстановки.
– У вас в городе принято девушек на пороге держать? – усмехнулась, наконец, Калерия.
– Да нет, – засуетился Комаров.
Он не умел общаться с девушками, а с Калерией вообще терял дар речи.
– Проходите, пожалуйста, дело в том, что я как раз собирался уходить, вот в общем, все, – совсем смешался он.
– Ничего, я не надолго, – обнадежила Калерия, отодвигая стоящего на пути Комарова и проходя в комнату.
Девушка по-хозяйски расстелила на столе принесенную с собой салфетку, расставила на ней пластиковую бутылку с молоком, банку меда, сметаны и большое блюдо с чем-то дымящимся и одурительно пахнущим.
– Где у вас посуда?
Костя неуверено мотнул головой в сторону древнего, свежевыкрашенного голубой краской буфета. Калерия молча накрыла на двоих, налила в эмалированные кружки молоко, наложила в чашки с отбитыми ручками мед и сметану и сделала приглашающий жест рукой:
– Прошу к столу. Поди-ка, не обедал сегодня.
Комаров с ужасом почувствовал, как слюна, вызванная божественным ароматом содержимого тарелки, бесконтрольно заполняет его рот. «Пропал. Уже начинаются семейные обеды при свечах. Сейчас зайдет хозяйка и я, как честный человек, буду обязан жениться», – мелькнуло у него в голове. Комаров сглотнул, откашлялся и только собрался открыть рот, чтобы объяснить девушке положение вещей, как она, повернувшись к печке, тихо сказала:
– Дедушка, чего же вы. Вареники простынут.
– С чем вареники-та? – последовало с печки.
– С вишней.
– Пойдет, – на печке послышалось кряхтение, шорохи, потом из-занавески показались знаменитые валенки с ногтями.
Калерия молча подошла к печи, поставила одну ногу на приступку, немного повозившись, взяла печного на руки и бережно усадила его за стол.
– Ну, кушайте, – девушка шумно дунула на упавшую ей на глаза льняную прядь, – а я побежала, а то мамка хватится.
– А как же… – Костя неуверено показал рукой на стол.
– Да я уж отобедала, спасибо. Вечером за посудой забегу.
– Стойте, Калерия, – опасность семейного обеда миновала, поэтому Комаров немного осмелел, – а откуда вы узнали про деда?
– Да село же! – обернулась девушка уже от порога, – от людей ничего не скроется.
– Дурак ты, участковый, – пробормотал дед, с удовольствием слизывая сметану с ложки, – ну как есть, полный делегат.
– Дегенерат, что ли? – не понял Комаров.
– Ну, это самое слово, – подтвердил печной.
– Очень хорошо, что вы заглянули, очень. Понимаете, но-пасаранцы люди милые, но интеллигентных людей среди них – раз, два и обчелся. Поговорить не с кем, обсудить политические события.
Смирнов удачно сочетал болтовню и обязанности гостеприимного хозяина. Скоро на рабочем столе хозяина кабинета уже красовались две тонкие фарфоровые чайные пары, вазочка с ананасовым конфитюром, конфеты «Косолапый мишка» и затейливое печенье с кокосовой крошкой.
– Люблю, понимаете, комфорт и изысканность, – поймал удивленный взгляд Кости Иван Васильевич, – терпеть не могу эту деревенскую страсть к дешевому чаю и отвратительным карамелькам. И ведь понимают же, что гадость, но продолжают покупать. И знаете почему? Я сам только недавно понял! Невкусное долго хранится! Ветчина высокого качества и дня не пролежит в холодильнике, а колбаса из просроченной промокашки съедобна только маленькими порциями, в жаренном виде, с горчицей и кетчупом. Такой уготован долгий век. То же самое и с другими продуктами питания. А вот мне бог семью не послал, живу один, зато питаюсь исключительно с пользой для организма. Вы угощайтесь, не стесняйтесь, с душой угощаю. Очень вы мне нравитесь. Я ведь так только для самых почетных гостей подаю. Для остальных у меня любимый местный ассортимент, – Смирнов открыл дверцу тумбочки и продемонстрировал Косте вазочку с «Фруктово-ягодным букетом» и соевым шоколадом.
Странное дело. С одной стороны Комарову было очень уютно в обществе начальника горохового цеха. Тот не делал ему грубых замечаний, не заставлял жениться, не ставил ловушек и западней. И все-таки что-то в нем напрягало. Может, несоразмерность суетливых движений, немного заискивающего поведения и крупного телосложения? А может, слишком откровенная «правильность»? В любом случае, все эти «может» ничего не стоили перед пользой, которую мог оказать Смирнов следствию и лично участковому, а значит, и обществу.
– Ну, говори, я же понимаю, что к такому старику, как я, ты не только ради чая пришел, – подначил его Иван Васильевич, шумно отхлебывая ароматнейший огненный напиток.
Комаров немного помедлил. Стоит ли говорить все человеку, далекому от следствия? А с другой стороны, ничего, о чем бы не говорили на каждом углу, он и сам еще не знает. Как сказала ему сегодня Калерия? От людей ничего не скроется. Будь, что будет.
– Понимаете, – горячился Комаров, – я вижу, что весь Но-Пасаран уверен в виновности Федорчука, но никто не желает помогать следствию. А как я могу найти его, если против меня – целый совхоз? Если не только никто не помогает следствию, но все упорно мешают? В любой детективной практике расследование основывается на помощи населения. А но-пасаранцы усиленно пытаются завести следствие в тупик. Даже не знаю, в чем тут дело, я не нравлюсь людям или вся система правосудия… Не знаю!
– Да что вы, что вы, – замахал руками Иван Васильевич, – при чем здесь вы лично или система правосудия! Только межличностные отношения, только они! Вот посмотрите сами: Федор глубоко симпатичен населению совхоза. Симпатичен сам по себе и вдвойне симпатичен как жертва, жертва женского вероломства. И заметьте, обычно обманутые мужья выглядят как недотепы, лопухи, народ часто не прощает такой непозволительной слепоты и мягкотелости. Федорчуку и не прощали до тех пор, пока он не отомстил за свой позор. Теперь он в глазах односельчан герой, настоящий мужчина, отстоявший свою честь. Как же предавать его правосудию? Сам подумай! Нет, здесь надо не допросами, здесь подход нужен.
– Я и сам понимаю, что подход, – уныло сказал Комаров, но вот какой?
– Думай, на то тебе и образование дадено. Мне видится, что хорошо было бы убедить односельчан в том, что следствие уже не сомневается в вине Федора и его арест – вопрос времени. Пустите слух, что его фотографии разосланы по всей стране и он объявлен во всероссийский розыск. Доведите до сведения виды наказаний, которыми подвергаются беглецы. Надо убедить всех, в том числе и жену Федора в том, что чем быстрее он попадется, тем меньший срок ему дадут.
– А при чем здесь жена Федорчука? Кажется, уж кому-кому, а ей-то выгодно засадить мужа на большой срок. Она же любила Куроедова.
– Эх, молодежь, молодежь, – мелко засмеялся Иван Васильевич, – много вы понимаете! Любовь – она такое дело! Такое дело! Очень даже неуравновешенное. Говорят, что Ленка и слезы не проронила по Сереге покойном. Говорят, что трындит по всему селу, будто теперь своего Федора ни на кого не променяет, даже на Шварцнегера. Так что смотри, думай теперь сам, где искать и кого подозревать.
То, что неверная Елена могла прятать мужа-убийцу явилось для Комарова откровением. Чего бы логичнее, засадить мужа в тюрьму, убив тем самым двух зайцев: завоевать свободу и отомстить за гибель возлюбленного. Ан, нет, ей понадобилось соблазнить его на бегство! Стоп, если Елена – главный претендент на роль укрывателя Федора, то элементарная слежка за ней наверняка может дать положительный результат!
– Йес! – заорал сам не свой Комаров. – Хоть что-то!
Что было общего у но-пасаранцев с испанцами – так это послеобеденная сиеста. В полдень совхоз словно вымирал. Отдыхали не только относительно свободные пенсионеры. Словно невинные младенцы засыпали черные от загара комбайнеры, заползали под сломанные машины механики, свирепые сторожевые псы нежились на солнце подобно легкомысленным щенкам, коровы забывали о своей бесконечной жвачке. Поэтому несолидных прыжков и криков Константина никто не заметил.
Охотничий азарт сменило тускло-серо уныние. Идея установить слежку за Еленой Федорчук вполне имела право на существование. По крайней мере, это было лучше, чем бездействие.
– Мухтар, – крикнул Комаров, подбегая к дому, – ко мне, Мухтар!
Заливаясь визгливым лаем и поджав хвост, навстречу ему выбежала Мальвина. Мерзкая болонка встала в двух метрах от участкового, обнажила алые влажные десны и угрожающе зарычала.
– Тьфу, черт, – выругался Комаров, – откуда эта гадость здесь взялась? Ну-ка, пшла вон, пшла!
Это словечко Костя успел подслушать у местных аборигенов. Домашние животные и птица, будь то кошка, гусь или корова, почему-то не воспринимали команды «пОшла». Когда Костя пытался прогнать их именно этим словом, зверушки удивленно таращились и подходили ближе, смешно наклоняя голову. Зато то же самое слово, но с пропущенной "о", они понимали превосходно. Послушная скотина обижалась и понуро уходила, а непослушная зверела и пыталась поднять на рога, защипать или удачно куснуть за голень.
Мальвинка, как сельский житель со стажем, тоже прекрасно понимала эту команду. Так как эта собака заслуженно имела репутацию непослушной, то она подскочила от возмущения и снова залилась невозможно-омерзительным для уха человеческого лаем.
«Настал момент. Или я ее, или она меня», – решился Костя. Мальвина практически с первого дня появления Комарова в Но-Пасаране категорически отказалась признавать его авторитет. С этим надо было что-то делать. В принципе, болонка была не одинока. Не только она не уважала нового молодого участкового. Но она начала не уважать его первой. С нее и следовало начинать. Что он будет с ней делать, Костя еще не решил. Убивать ее, конечно, он не хотел, а вот проучить – было просто необходимо. А для этого шавку следовало сначала изловить.
Сиеста – сиестой, но пропустить момент противоборства участкового и актрисиной болонки было бы несправедливо. Костя и не видел, как постепенно к щелям в заборе по всему периметру приникали зоркие глаза любопытных.
Безрассудная Мальвина приняла вызов. Костя скинул китель и закружился вокруг примолкшей болонки словно тореодор на корриде. Он делал ложные выпады, отвлекал противника непонятными выкриками, пытался вымотать и заставить потерять бдительность. На стороне Мальвины был маленький размер и ловкость, зато Комаров обладал человеческим мозгом и способностью к анализу. Так что перевес был на его стороне.
Наконец Косте показалось, что болонка достаточно устала и движения ее стали несколько замедленны и ленивы. Юноша изловчился и бросился грудью на настырный голубовато-серый комочек. Удивительно как, но собаке удалось ускользнуть, тогда как человек пребольно лязгнул подбородком о плотный, утоптанный грунт двора.
– Ну, берегись теперь, шавка облезлая, – пригрозил Комаров, – это уже классифицируется как сопротивление при аресте. Смерть твоя пришла.
И он, не дожидаясь, пока Мальвинка усядется на место, опять бросился на нее наперевес с кителем. Странно, как собака, выросшая в городских джунглях, умела постоять за себя! Не полагаясь на свои зубы и силу лап, Мальвина сражалась с помощью тактики. Уже не Комаров, а она выматывала его ложными выпадами и непонятными выкриками.
Человек устал, дыхание его стало тяжелым и порывистым, а собака продолжала вертеться вокруг него с прежним задором и удовольствием. Китель Комарова был в пыли, фуражка откатилась в крапиву, на одном из колен зияла маленькая, но непоправимая дырка. Костя понимал, что бой пошел уже на выживание. Он выживет Мальвину из Но-Пасарана, или она его. Для себя Комаров решил, что если сейчас не победит это маленькое, но досадное препятствие в работе, то напишет рапорт об увольнении и с позором вернется в город.
Неизвестно, сколько продолжилась бы коррида и чем закончилась, если бы не верный Мухтар. Все это время он с интересом наблюдал за противоборством в тени забора, но видимо, это ему надоело, и козел вышел из тени. Мальвина поздно заметила открытие второго фронта. В этот момент она как раз пятилась от наступающего на нее Костика и видела только его. Поэтому досадное препятствие, на которое наткнулся ее пушистый тыл, вызвало бурное неудовольствие.
Болонка быстро обернулась и вцепилась меленькими, острыми, как иголочки зубками в то, что мешало ей сводить в гроб участкового милиционера Но-Пасарана. Этим «нечто» оказался длинный, загнутый рог Мухтара. Хватка Мальвины была сильной, козел на мгновение опешил от подобной наглости, а потом поднял голову с намертво вцепившейся в рог пираньей и стал медленно, но методично крутить головой.
Собака не разжимала зубов, но хватку ослабила, поэтому клыки ее скользили по рогу, а тело раскручивалось, подобно древнерусской праще. Наконец, Мальвина не выдержала и разжала пасть. Ни разу не взвизгнув, маленький пушистый комок отлетел на несколько метров и со смачным звуком шлепнулся в заросли крапивы.
– Ни фига себе, – тихо раздалось за забором, – и кто же кому наливает? На Мухтара-то поставить не догадались. Опять ничья!
Сельский тотализатор не дремал ни минуты.
Костя взглядом поблагодарил сразу потерявшего интерес к болонке Мухтара и медленно подошел к поверженой собаке.
Она лежала, маленькая и беззащитная, без движения. Глаза закатились, обнажив желтоватые белки, через приоткрытую пасть вывалился розовый, маленький, почти кошачий язычок.
– Черт, я этого не хотел, – с досадой пробормотал Комаров.
Он встал на колени, бережно взял маленькую пыльную лапку и пощупал пульс. Пульс не прощупывался. В голове мелькнули картинки из висевшего на стене кабинета в школе милиции стенда по оказанию первой помощи.
– Что там сначала? – мучительно стал вспоминать он, – кажется, сначала необходимо положить пострадавшего на спину, а под лопатки подложить небольшой валик. – Разговаривая, он машинально производил с собакой все названные манипуляции. – Голову пострадавшего надо откинуть назад, чтобы шея и подбородок составляли одну линию, после чего нажатием на подбородок открыть ему рот.
– По-хорошему надо было бы Ленку порешить, – уверял участкового в возрасте уже мужичок, с удовольствием закуривая предложенную ему сигарету, – Серега, он что? Мужик холостой, свободный. Ему – флаг в руки и барабан на шею. А вот Ленка – баба замужняя, при мужике положительном, не сильно пьющем, ей бы гулять никак не след. С нее бы спрос брать. Ан, нет, он зачем-то Серегу зарезал, а шалаву эту оставил дальше по свету блудить. Да если бы еще остепенилась! А то теперь, поди, еще пуще гулять зачнет.
– Да-а-а, – протянул Комаров, стараясь не показать своей заинтересованности, – и я тоже говорю, несправедливо. Зря он так. И что самое обидное: посадят ведь! По сути из-за нее и посадят! А ей – ничего.
– Вот и мы говорим, – обрадовался мужик душевности и простоте нового участкового, – правильно, что убег он. Пусть пока затаится, а там – посмотрим, может, и затихнет все.
– Куда убег? – не сдержался Костя. И этим испортил все дело.
– Кто убег? – состроил бессмысленные глаза сосед Федорчуков.
– Да вы же сами сказали, что Федор убег, пока все не затихнет!
– Я сказал? – гулко ударил мужик кулаком себя в грудь, – когда?
Косте хотелось заплакать. Сколько он не бился, сколько не пытался вернуть доверительный тон, найденный в начале разговора, ничего не получалось. Собеседник замолчал навеки.
Комаров успел обойти немало домов прежде, чем понял: один из самых надежных методов расследования – опрос свидетелей – в данной конкретной ситуации не собирается приносить никаких результатов. Одни замыкались и молчали, другие с полнейшей уверенностью в своей правоте убеждали Комарова в виновности Куркулева, третьи доверительно нашептывали всю правду о любовной связи Сергея и Ленки и тут же клятвенно заверяли, что Федор ни в коей мере не мог быть причастен к убийству.
«Парламент» курили все. Преданная «Прима» суетливо запрятывалась в потаенные карманы, опрашиваемые с удовольствием угощались предложенными дорогими сигаретами, честно заверяя щедрого участкового в том, что с давних или недавних пор ничего другого курить и не думали. Такой, казалось, продуманный и беспроигрышный ход потерпел полное фиаско. Получалось, что на месте преступления и нахождения трупа побывала толпа неведомых любителей «Примы» и только один местный сельчанин, верный «Парламенту».
Результатом работы со свидетелями явился только один вывод: народ раскололся примерно на две равные группы. Одна совершенно беспочвенно и безосновательно считала, что Куроедова убил Бирюк из-за того, что тот воровал шампиньоны. Другая, подозревающая Федора, имела веские основания для своих подозрений: Ленка действительно перешла все границы и горячий, хотя и безобидный в мирной жизни Федор мог потерять над собой контроль. Проблема была в том, что и та и другая сторона тщательно скрывала свои подозрения в виновности Федорчука и выжать хоть какое-нибудь плохонькое свидетельское показание в защиту этой версии было бы практически невозможно, если бы все не испортил сам Федор.
– Нет, ну вы скажите, станет ли невиновный человек бросать работу, жену, дом и идти в бега? – вслух рассуждал Комаров, меряя шагами уже сто раз измеренную комнату. – Не станет! Это противоречит всякой логике. Сейчас не те времена, чтобы не верить в правосудие. Криминалистика поднялась на столь высокий уровень, что шанс посадить невиновного человека практически равен нулю. И если даже в сталинские времена подозреваемые предпочитали доверять правосудию, то в наше демократическое время поддаваться панике просто недальновидно и нелогично. Федорчук, по рассказам односельчан, не производит впечатления тупого и ограниченного человека. Отсюда следует вывод, что он не мог бежать без достаточных на то причин. Значит, он виновен.
– Не-а, – раздалось с печки.
Костя еще не привык к тихому жильцу на печке, поэтому постоянно забывал о его присутствии и непроизвольно вздрагивал, когда тот подавал голос.
– Чего «не-а», – вспылил он, разозлившись больше на свой испуг, чем на деда, – тоже мне, Шерлок Холмс нашелся. Ты на факты смотри, на факты! В нашем деле они занимают практически главное положение! Если следовать только эмоциям и обвинять в убийстве исключительно несимпатичных людей, то это диктатура какая-то получается, а не правосудие. И чего вы все взъелись на этого Бирюка? Что он вам-то лично сделал?
Ответа не последовало. Костя заглянул на печку. Печной безмятежно спал, высоко задрав колоритную бороду и сладко причмокивая во сне.
– Тьфу ты, черт, – разозлился Комаров, – дед во сне разговаривает, а я распинаюсь! Итак, к чему мы пришли? А пришли мы к тому, что Куркулева надо выпускать за недостаточностью улик, а Федорчука – искать. Где он может скрываться? Одно из трех. Либо он схоронился в лесу, либо уехал подальше от Но-Пасарана, либо его прячут «добрые» односельчане. Значит, необходимо прочесать лес, устроить обыск в домах и надворных постройках всех но-пасаранцев, объехать родственников Федора и Елены, живущих в других городах и селах, допросить их. Кажется, все. Всего ничего, если учесть, что штат но-пасаранского отделения состоит из одного участкового.
Одним из способов приведения мыслей в порядок для Комарова с детства являлось оформление их на листе бумаги. Костя сел за стол и придвинул к себе карту Но-Пасарана. Так. Чем стоит заняться в первую очередь? Какая из версий больше других имеет право на существование? Вот дом Федорчуков. Здесь – лес. Только сейчас Костя начал понимать, как не хватает ему знаний об укладе жизни но-пасаранцев, симпатиях и антипатиях, товарищеских и родственных связях, пороках и добродетелях.
Самое обидное было в том, что Комарову даже и не подумали дать наставника, пусть младшего по званию и должности, но разбирающегося в хитросплетении межличностных отношений в данном населенном пункте. Поэтому разбираться приходилось самому.
– Смирнов! – хлопнул себя по лбу Костя, – как же я забыл! Ведь он искренне предлагал свою помощь. И в Но-Пасаране он живет давно, все и всех знает. К событиям и их участникам относится непредвзято. Подходит!
Костя выскочил из-за стола и, не раздумывая особо, бросился к выходу. В сенях, по сельской традиции, было щедро навалено и наставлено всякого звонкого добра типа отслуживших свой век ведер, стеклянных банок, старых валенок. В сенях, по той же сельской традиции, было темно. Когда Комаров сналету врезался во что-то теплое, мягкое, объемное, он сначала ничего не понял. И даже когда это что-то громко охнуло, обдав его горячим, парным дыханием, Комаров не смог определить, человек это или зверь. И только когда нечто заговорило низким, слегка сдавленным голосом он понял, что это человек. И даже более того, женщина.
– Что вы, Константин Дмитриевич, все нутро встряхнули! Чуть молоко не пролила.
– Калерия! – воскликнул Костя, – чего вы здесь делаете?
– Молока с медом вам принесла, как и обещала.
Костя был не из пугливых, но визит Калерии вызвал у него довольно неприятные ощущения: что-то типа смеси угрызений совести и легкого испуга. Конечно, он не был виноват в том, что мать девушки приняла его визит за сватовство, но Калерия пострадала от этой ошибки не меньше его, а даже больше. К тому же сама девушка, в отличии от матери, вызывала у него чувство уважения и даже легкого подобострастия. Такое чувство рождает обычно созерцание больших и полезных существ и предметов: слонов, голубых китов, Останкинской телебашни, петербургских атлантов.
Глаза Комарова начинали привыкать к темноте и он смог, наконец, выпутаться из невольных объятий девушки.
– Зачем вы, Калерия, я же говорил, что терпеть не могу теплого молока с медом.
– А вы вместе их и не пейте. Молочко я просто так принесла, и мед отдельно. Вон вы какой худенький и бледный, будто и не в деревне живете. Не отказывайтесь, пожалуйста, я от души.
Оба помолчали. Костя не знал, как выпроводить неожиданную гостью, а та, похоже, и не собиралась уходить. В тесных сенях становилось душно: не то от жаркого дыхания девушки, не то от общей накаленности обстановки.
– У вас в городе принято девушек на пороге держать? – усмехнулась, наконец, Калерия.
– Да нет, – засуетился Комаров.
Он не умел общаться с девушками, а с Калерией вообще терял дар речи.
– Проходите, пожалуйста, дело в том, что я как раз собирался уходить, вот в общем, все, – совсем смешался он.
– Ничего, я не надолго, – обнадежила Калерия, отодвигая стоящего на пути Комарова и проходя в комнату.
Девушка по-хозяйски расстелила на столе принесенную с собой салфетку, расставила на ней пластиковую бутылку с молоком, банку меда, сметаны и большое блюдо с чем-то дымящимся и одурительно пахнущим.
– Где у вас посуда?
Костя неуверено мотнул головой в сторону древнего, свежевыкрашенного голубой краской буфета. Калерия молча накрыла на двоих, налила в эмалированные кружки молоко, наложила в чашки с отбитыми ручками мед и сметану и сделала приглашающий жест рукой:
– Прошу к столу. Поди-ка, не обедал сегодня.
Комаров с ужасом почувствовал, как слюна, вызванная божественным ароматом содержимого тарелки, бесконтрольно заполняет его рот. «Пропал. Уже начинаются семейные обеды при свечах. Сейчас зайдет хозяйка и я, как честный человек, буду обязан жениться», – мелькнуло у него в голове. Комаров сглотнул, откашлялся и только собрался открыть рот, чтобы объяснить девушке положение вещей, как она, повернувшись к печке, тихо сказала:
– Дедушка, чего же вы. Вареники простынут.
– С чем вареники-та? – последовало с печки.
– С вишней.
– Пойдет, – на печке послышалось кряхтение, шорохи, потом из-занавески показались знаменитые валенки с ногтями.
Калерия молча подошла к печи, поставила одну ногу на приступку, немного повозившись, взяла печного на руки и бережно усадила его за стол.
– Ну, кушайте, – девушка шумно дунула на упавшую ей на глаза льняную прядь, – а я побежала, а то мамка хватится.
– А как же… – Костя неуверено показал рукой на стол.
– Да я уж отобедала, спасибо. Вечером за посудой забегу.
– Стойте, Калерия, – опасность семейного обеда миновала, поэтому Комаров немного осмелел, – а откуда вы узнали про деда?
– Да село же! – обернулась девушка уже от порога, – от людей ничего не скроется.
– Дурак ты, участковый, – пробормотал дед, с удовольствием слизывая сметану с ложки, – ну как есть, полный делегат.
– Дегенерат, что ли? – не понял Комаров.
– Ну, это самое слово, – подтвердил печной.
* * *
Иван Васильевич был на рабочем месте. В чем заключалась его работа Комаров, правда, не понял. В данный момент Смирнов усиленно пытался разгадать заковыристое слово в кроссворде. Участковому начальник горохового цеха обрадовался, как ясному солнышку, неожиданно выглянувшему в мрачный день из-за серой тучки. Он суетливо вскочил с места, бросился пожимать руку, незамедлительно включил в розетку электрический алюминевый чайник.– Очень хорошо, что вы заглянули, очень. Понимаете, но-пасаранцы люди милые, но интеллигентных людей среди них – раз, два и обчелся. Поговорить не с кем, обсудить политические события.
Смирнов удачно сочетал болтовню и обязанности гостеприимного хозяина. Скоро на рабочем столе хозяина кабинета уже красовались две тонкие фарфоровые чайные пары, вазочка с ананасовым конфитюром, конфеты «Косолапый мишка» и затейливое печенье с кокосовой крошкой.
– Люблю, понимаете, комфорт и изысканность, – поймал удивленный взгляд Кости Иван Васильевич, – терпеть не могу эту деревенскую страсть к дешевому чаю и отвратительным карамелькам. И ведь понимают же, что гадость, но продолжают покупать. И знаете почему? Я сам только недавно понял! Невкусное долго хранится! Ветчина высокого качества и дня не пролежит в холодильнике, а колбаса из просроченной промокашки съедобна только маленькими порциями, в жаренном виде, с горчицей и кетчупом. Такой уготован долгий век. То же самое и с другими продуктами питания. А вот мне бог семью не послал, живу один, зато питаюсь исключительно с пользой для организма. Вы угощайтесь, не стесняйтесь, с душой угощаю. Очень вы мне нравитесь. Я ведь так только для самых почетных гостей подаю. Для остальных у меня любимый местный ассортимент, – Смирнов открыл дверцу тумбочки и продемонстрировал Косте вазочку с «Фруктово-ягодным букетом» и соевым шоколадом.
Странное дело. С одной стороны Комарову было очень уютно в обществе начальника горохового цеха. Тот не делал ему грубых замечаний, не заставлял жениться, не ставил ловушек и западней. И все-таки что-то в нем напрягало. Может, несоразмерность суетливых движений, немного заискивающего поведения и крупного телосложения? А может, слишком откровенная «правильность»? В любом случае, все эти «может» ничего не стоили перед пользой, которую мог оказать Смирнов следствию и лично участковому, а значит, и обществу.
– Ну, говори, я же понимаю, что к такому старику, как я, ты не только ради чая пришел, – подначил его Иван Васильевич, шумно отхлебывая ароматнейший огненный напиток.
Комаров немного помедлил. Стоит ли говорить все человеку, далекому от следствия? А с другой стороны, ничего, о чем бы не говорили на каждом углу, он и сам еще не знает. Как сказала ему сегодня Калерия? От людей ничего не скроется. Будь, что будет.
– Понимаете, – горячился Комаров, – я вижу, что весь Но-Пасаран уверен в виновности Федорчука, но никто не желает помогать следствию. А как я могу найти его, если против меня – целый совхоз? Если не только никто не помогает следствию, но все упорно мешают? В любой детективной практике расследование основывается на помощи населения. А но-пасаранцы усиленно пытаются завести следствие в тупик. Даже не знаю, в чем тут дело, я не нравлюсь людям или вся система правосудия… Не знаю!
– Да что вы, что вы, – замахал руками Иван Васильевич, – при чем здесь вы лично или система правосудия! Только межличностные отношения, только они! Вот посмотрите сами: Федор глубоко симпатичен населению совхоза. Симпатичен сам по себе и вдвойне симпатичен как жертва, жертва женского вероломства. И заметьте, обычно обманутые мужья выглядят как недотепы, лопухи, народ часто не прощает такой непозволительной слепоты и мягкотелости. Федорчуку и не прощали до тех пор, пока он не отомстил за свой позор. Теперь он в глазах односельчан герой, настоящий мужчина, отстоявший свою честь. Как же предавать его правосудию? Сам подумай! Нет, здесь надо не допросами, здесь подход нужен.
– Я и сам понимаю, что подход, – уныло сказал Комаров, но вот какой?
– Думай, на то тебе и образование дадено. Мне видится, что хорошо было бы убедить односельчан в том, что следствие уже не сомневается в вине Федора и его арест – вопрос времени. Пустите слух, что его фотографии разосланы по всей стране и он объявлен во всероссийский розыск. Доведите до сведения виды наказаний, которыми подвергаются беглецы. Надо убедить всех, в том числе и жену Федора в том, что чем быстрее он попадется, тем меньший срок ему дадут.
– А при чем здесь жена Федорчука? Кажется, уж кому-кому, а ей-то выгодно засадить мужа на большой срок. Она же любила Куроедова.
– Эх, молодежь, молодежь, – мелко засмеялся Иван Васильевич, – много вы понимаете! Любовь – она такое дело! Такое дело! Очень даже неуравновешенное. Говорят, что Ленка и слезы не проронила по Сереге покойном. Говорят, что трындит по всему селу, будто теперь своего Федора ни на кого не променяет, даже на Шварцнегера. Так что смотри, думай теперь сам, где искать и кого подозревать.
То, что неверная Елена могла прятать мужа-убийцу явилось для Комарова откровением. Чего бы логичнее, засадить мужа в тюрьму, убив тем самым двух зайцев: завоевать свободу и отомстить за гибель возлюбленного. Ан, нет, ей понадобилось соблазнить его на бегство! Стоп, если Елена – главный претендент на роль укрывателя Федора, то элементарная слежка за ней наверняка может дать положительный результат!
– Йес! – заорал сам не свой Комаров. – Хоть что-то!
Что было общего у но-пасаранцев с испанцами – так это послеобеденная сиеста. В полдень совхоз словно вымирал. Отдыхали не только относительно свободные пенсионеры. Словно невинные младенцы засыпали черные от загара комбайнеры, заползали под сломанные машины механики, свирепые сторожевые псы нежились на солнце подобно легкомысленным щенкам, коровы забывали о своей бесконечной жвачке. Поэтому несолидных прыжков и криков Константина никто не заметил.
Охотничий азарт сменило тускло-серо уныние. Идея установить слежку за Еленой Федорчук вполне имела право на существование. По крайней мере, это было лучше, чем бездействие.
– Мухтар, – крикнул Комаров, подбегая к дому, – ко мне, Мухтар!
Заливаясь визгливым лаем и поджав хвост, навстречу ему выбежала Мальвина. Мерзкая болонка встала в двух метрах от участкового, обнажила алые влажные десны и угрожающе зарычала.
– Тьфу, черт, – выругался Комаров, – откуда эта гадость здесь взялась? Ну-ка, пшла вон, пшла!
Это словечко Костя успел подслушать у местных аборигенов. Домашние животные и птица, будь то кошка, гусь или корова, почему-то не воспринимали команды «пОшла». Когда Костя пытался прогнать их именно этим словом, зверушки удивленно таращились и подходили ближе, смешно наклоняя голову. Зато то же самое слово, но с пропущенной "о", они понимали превосходно. Послушная скотина обижалась и понуро уходила, а непослушная зверела и пыталась поднять на рога, защипать или удачно куснуть за голень.
Мальвинка, как сельский житель со стажем, тоже прекрасно понимала эту команду. Так как эта собака заслуженно имела репутацию непослушной, то она подскочила от возмущения и снова залилась невозможно-омерзительным для уха человеческого лаем.
«Настал момент. Или я ее, или она меня», – решился Костя. Мальвина практически с первого дня появления Комарова в Но-Пасаране категорически отказалась признавать его авторитет. С этим надо было что-то делать. В принципе, болонка была не одинока. Не только она не уважала нового молодого участкового. Но она начала не уважать его первой. С нее и следовало начинать. Что он будет с ней делать, Костя еще не решил. Убивать ее, конечно, он не хотел, а вот проучить – было просто необходимо. А для этого шавку следовало сначала изловить.
Сиеста – сиестой, но пропустить момент противоборства участкового и актрисиной болонки было бы несправедливо. Костя и не видел, как постепенно к щелям в заборе по всему периметру приникали зоркие глаза любопытных.
Безрассудная Мальвина приняла вызов. Костя скинул китель и закружился вокруг примолкшей болонки словно тореодор на корриде. Он делал ложные выпады, отвлекал противника непонятными выкриками, пытался вымотать и заставить потерять бдительность. На стороне Мальвины был маленький размер и ловкость, зато Комаров обладал человеческим мозгом и способностью к анализу. Так что перевес был на его стороне.
Наконец Косте показалось, что болонка достаточно устала и движения ее стали несколько замедленны и ленивы. Юноша изловчился и бросился грудью на настырный голубовато-серый комочек. Удивительно как, но собаке удалось ускользнуть, тогда как человек пребольно лязгнул подбородком о плотный, утоптанный грунт двора.
– Ну, берегись теперь, шавка облезлая, – пригрозил Комаров, – это уже классифицируется как сопротивление при аресте. Смерть твоя пришла.
И он, не дожидаясь, пока Мальвинка усядется на место, опять бросился на нее наперевес с кителем. Странно, как собака, выросшая в городских джунглях, умела постоять за себя! Не полагаясь на свои зубы и силу лап, Мальвина сражалась с помощью тактики. Уже не Комаров, а она выматывала его ложными выпадами и непонятными выкриками.
Человек устал, дыхание его стало тяжелым и порывистым, а собака продолжала вертеться вокруг него с прежним задором и удовольствием. Китель Комарова был в пыли, фуражка откатилась в крапиву, на одном из колен зияла маленькая, но непоправимая дырка. Костя понимал, что бой пошел уже на выживание. Он выживет Мальвину из Но-Пасарана, или она его. Для себя Комаров решил, что если сейчас не победит это маленькое, но досадное препятствие в работе, то напишет рапорт об увольнении и с позором вернется в город.
Неизвестно, сколько продолжилась бы коррида и чем закончилась, если бы не верный Мухтар. Все это время он с интересом наблюдал за противоборством в тени забора, но видимо, это ему надоело, и козел вышел из тени. Мальвина поздно заметила открытие второго фронта. В этот момент она как раз пятилась от наступающего на нее Костика и видела только его. Поэтому досадное препятствие, на которое наткнулся ее пушистый тыл, вызвало бурное неудовольствие.
Болонка быстро обернулась и вцепилась меленькими, острыми, как иголочки зубками в то, что мешало ей сводить в гроб участкового милиционера Но-Пасарана. Этим «нечто» оказался длинный, загнутый рог Мухтара. Хватка Мальвины была сильной, козел на мгновение опешил от подобной наглости, а потом поднял голову с намертво вцепившейся в рог пираньей и стал медленно, но методично крутить головой.
Собака не разжимала зубов, но хватку ослабила, поэтому клыки ее скользили по рогу, а тело раскручивалось, подобно древнерусской праще. Наконец, Мальвина не выдержала и разжала пасть. Ни разу не взвизгнув, маленький пушистый комок отлетел на несколько метров и со смачным звуком шлепнулся в заросли крапивы.
– Ни фига себе, – тихо раздалось за забором, – и кто же кому наливает? На Мухтара-то поставить не догадались. Опять ничья!
Сельский тотализатор не дремал ни минуты.
Костя взглядом поблагодарил сразу потерявшего интерес к болонке Мухтара и медленно подошел к поверженой собаке.
Она лежала, маленькая и беззащитная, без движения. Глаза закатились, обнажив желтоватые белки, через приоткрытую пасть вывалился розовый, маленький, почти кошачий язычок.
– Черт, я этого не хотел, – с досадой пробормотал Комаров.
Он встал на колени, бережно взял маленькую пыльную лапку и пощупал пульс. Пульс не прощупывался. В голове мелькнули картинки из висевшего на стене кабинета в школе милиции стенда по оказанию первой помощи.
– Что там сначала? – мучительно стал вспоминать он, – кажется, сначала необходимо положить пострадавшего на спину, а под лопатки подложить небольшой валик. – Разговаривая, он машинально производил с собакой все названные манипуляции. – Голову пострадавшего надо откинуть назад, чтобы шея и подбородок составляли одну линию, после чего нажатием на подбородок открыть ему рот.