Музыка не давала совсем уж раскисать. Славка, уже наверно, битых два часа предавался алкогольной "медитации" под мощные звуки рока, а мысли все крутились вокруг Наташи… нет, Таши. Он, то возмущался, вспоминая, как она всегда отвергала помощь и критиковала советы, то умилялся её беспомощностью и искренней благодарностью в больнице, то восторгался ее смелостью пойти на рискованный эксперимент, а то, просто, вспоминал ее длинные, абсолютно прямые светло русые волосы и взгляд огромных серых глаз, каждый раз меняющих свой оттенок и настроение: иногда смущенный, иногда вызывающий и сердитый и, один раз, беспомощный и благодарный. Она всегда выглядела естественно, в ней не было того жеманства и искусственности, что его раздражало в людях и, особенно, в женщинах. Она удивительно правильно пользовалась косметикой - та никогда не бросалась в глаза. Что все-таки она ею пользуется, он понял только в больнице, но это лицо, более блеклое без туши и помады, было даже милее и, как-то беззащитнее Он вспоминал её прекрасную, гибкую фигуру и у него захватывало дух от попыток представить ее без одежды. Он, кажется, все-таки безнадежно влюбился, и оставалось молить бога, чтобы Таша ответила взаимностью. Он чувствовал, что "созрел" уже до того, что готов был не только "носить тапочки", но и вообще "целовать песок, по которому ты ходила" - как пелось в старой-старой песне Тухманова. "А вдруг у нее есть кто-то?!" - неожиданно закралась коварная мысль: "Да наверняка, у такой "королевы" не один ухажер - еще в очередь стоят!" - как ему не хотелось об этом думать…
   Его тоскливо-восторженное полупьяное рефлексирование было прервано настойчивым звонком в дверь. Он с сожалением слез с дивана, кое-как затолкал выбившуюся рубаху обратно в штаны и пригладил рукой всклоченные волосы.
   - Сейчас, сейчас! Иду уже! - бормотал уже на ходу, шаркая тапками и гремя замком Славка. Каково же было его удивление, когда в прихожую решительно вошла Наташа, возмущенно сверкая на него своими большущими глазами.
   - Ташенька?! - глупо улыбаясь, Славка уставился на его мечту, воплотившуюся в реальность прямо в коридоре…
 
***
 
   Выходя из кабинета директора, Наташа чувствовала себя ужасно. Все-таки она нашла в себе силы поблагодарить профессора:
   - Спасибо большое, Иван Васильевич! Вы меня просто спасли!
   - Ну что Вы, голубушка! Вы знаете, мне бы по должности надо Вас продолжать "песочить" и дальше, но язык не поворачивается. У меня, знаете ли, у самого, внучка почти Вашего возраста. Как представил, что с ней что-нибудь приключиться - так с сердцем плохо сделалось! Я, конечно, понимаю, что это, так сказать, "несчастный случай на производстве". Только договоримся впредь: пожалуйста, никаких подобных выходок без моей санкции, а то, здоровье у меня уже не то, чтобы к начальству на ковер часто бегать!
   - Ой, что бы я без Вас делала! Уж простите Вы мою глупую голову! - пристыжено оправдывалась Таша.
   - Всем бы, да такую "глупую" голову! - усмехнулся профессор. - Я бы из-за глупой головы и пальцем не пошевелил! Ну все, Наталия Степановна, разрешите откланяться. Мне еще в канцелярию нужно зайти, раз уж здесь оказался.
   - Ой, простите, Иван Васильевич! Еще раз за все спасибо!
   Пока она говорила с профессором в коридоре, все разошлись кто куда, разменявшись вежливыми кивками на прощанье. Ярослав сразу же убежал куда-то, видимо, избегая излишних обсуждений. Оставшись одна, Наташа направилась в свою лабораторию, где ей был отведено аспирантское место. На ходу она вспоминала события последних дней. Вспоминала, как пустилась в авантюру, доставая наркотик через бывших одноклассниц - можно сказать незнакомых людей. Как уговаривала Веру на эту авантюру:
   - В этом нет ничего страшного! Сколько людей по всему миру принимает наркотики. Мне же до зарезу нужно самой пережить это. Мне нужно пережить состояние расширенного сознания. Что толку пытаться понять Грофа, Хофмана, да и Кастанеду, если не перенести это состояние? Как я смогу интерпретировать интервью респондентов, если я не знаю, о чем речь? Пойми, без этого опыта - вся моя работа ничто!
   - А не лучше бы было обсудить это со Славой и, официально, под присмотром, провести весь опыт? - возражала Вера. - Славка хороший мужик! Зря ты его так чураешься - он бы помог.
   - Да как ты не понимаешь? Они, даже если "с какой-нибудь крыши упали бы", и разрешили использовать наркоту на студентах, все равно, дали бы "безопасную" дозу, как для кролика. С этой дозой только выспаться будет можно, а мне "улет" нужен!
   - Ну понятно. Но как ты это себе представляешь и где ты собираешься "улетать"? - вздохнула Вера, соглашаясь на провокационные уговоры.
   - Не волнуйся, я тебя забираю на день из лаборатории для "помощи аспирантке". Мы с утра начинаем у меня дома - мои родители сейчас в отпуске. Две дозы ЛСД на марках у меня есть. Ты мне нужна для контролирования ситуации - чтобы я не ушла случайно бродить по улицам или с балкона не прыгнула. Вообще, я, на всякий случай, привяжу себя к кровати. Короче, бери с собой книжку и читай себе на здоровье с утра до вечера. Все должно быть нормально.
   Они начали через день после разговора. Наташа про себя еще сомневалась, одну или две дозы принять, но знакомая, у которой она раздобыла марки, говорила что с одной дозы она не "улетала", да и марки были старые. Кто его знает, подействуют ли вообще? А поскольку их было всего две, если одна не подействует, то сильнее дозу достать уже будет неоткуда. Поэтому, чтобы наверняка получить результат, нужно было принимать две дозы…
   …сначала Наташа лежала, не чувствуя ничего особенного. Затем, внутри начали подниматься волны жара, затопляющие все тело. Сердце учащенно забилось, и она поплыла в безмятежном блаженстве. Тело как будто становилось все легче и больше, куда-то подымалось, и, наконец, она ощутила себя парящей в воздухе. Она оглянулась вокруг: Вера сидела, читая книгу, а ее саму уже несло к окну в блаженном полете. Она вылетела из окна и, казалось, пыталась обнять всю землю, переполненная счастьем и блаженством. Непонятно, сколько длилось это состояние блаженства, но вдруг она почувствовала, что на нее наползает какая-то тень. Тень все густела, а душу стал сковывать страх. Вдруг под ней разверзлась абсолютная пропасть и она, со страшным ускорением, стала в эту пропасть падать. Она кричала, зовя на помощь, но у нее не было голоса, и никто не приходил на выручку. Пропасть, тем временем, стала закручиваться, как воронка смерча. Через мгновение смерч изогнулся горизонтально и превратился в огромный каменный каток, накатывающийся на парализованную страхом Наташу. Её немой непрекращающийся крик так и стоял в парализованном теле, пока она окончательно не провалилась в абсолютную черноту беспамятства.
   Очнулась она в больничной палате от страшной головной боли и тошноты.
   - Ага! С прибытием на Землю! - отдаленным звоном разнесся в голове голос человека в белом халате. - Теперь все будет в порядке, хотя твоему состоянию не позавидуешь! Давай-ка, мы тебе снотворного добавим - тебе теперь лучше часик, другой поспать…
   Следующий раз она проснулась в палате. Голова уже так не болела, но тело было как ватное, а глаза никак не могли сосредоточиться на предметах. Наташа так и лежала, бездумно уставившись в потолок, ощущая лишь сосущую пустоту внутри себя. Потом всплыла одна мысль и настойчиво стала стучаться в мозгу: "Как же я угодила в больницу? Я же теперь наркоманка! Никто не поверит, что это случайно!"
   Спустя какое-то время в поле зрения появилась светло-русая голова высокого человека. Он взял ее за руку, и она с удивлением и внутренним облегчением узнала Славу. Он держал ее руку, что-то ласково ей выговаривая, а она вдруг почувствовала такое безмятежное спокойствие, какое было только в детстве, когда, сидя на коленях у отца, она чувствовала, что все всегда будет в порядке, что папа защитит ее от всех невзгод, и всегда можно будет спрятаться за его спиной или укрыться в его больших объятьях. Она пыталась что-то возражать Славе, но у нее просто не было сил, и она оставила все проблемы на его плечи.
   Потом он ушел, а она еще долго предавалась ощущению внимательности и заботы, оставшемуся от разговора. "Он совсем другой, чем пытается выглядеть. Оказывается, в нем столько человечности!". Наташе припомнились свои многочисленные поклонники, из которых и выбрать то толком было нечего. Одни рвались только к ее телу, другие были некрасивы или противны чем-то, а третьи - элементарно тупы. Впервые, красивый мужчина отнесся к ней чисто по-человечески, почти по-отцовски… - с этими мыслями о Славе она и уснула.
   А потом началось непонятное. На следующий день она напрасно прождала прихода Славы. К вечеру пришла Вера с "инструкциями" по разруливанию ситуации и просьбой больше не чудить. Выйдя из больницы, Наташа, первым делом, поспешила к Славе со словами благодарности, но натолкнулась на стену прежней холодной, официальной доброжелательности. Ей ничего не оставалось делать, как играть предложенную игру и ждать санкций "сверху". И только в кабинете директора до нее стало доходить, что Ярослав все вывернул наизнанку: будто бы он спланировал эксперимент и выдал ей наркотик, и он же не проследил за правильным выполнением эксперимента, чьей жертвой стала она - Наталия Березина. И подано это было так, что все ее возражения были бы восприняты, как детские капризы.
   "Вот, оказывается, какая цена моей спасенной карьеры! Как он посмел так играть с ней! Нет, я не могу здесь больше оставаться - это какая-то подачка! Напишу заявление об уходе из аспирантуры - найдется, чем другим заняться!" - она уже бежала к себе. Взяла лист бумаги и стала писать: "Профессору… Прошу отчислить из… по семейным обстоятельствам…". Стандартные слова быстро ложились на бумагу. Наташа упрямо смахнула слезу и поставила подпись. Пробежка до кабинета Пустосельского окончилась у запертой двери. Наташа долго стояла, уставившись на ручку двери, и думала о Ярославе: "Нет, так это этому чурбану не пройдет! Все он просчитал! А меня он не просчитает! Мне надо высказать ему все в лицо и посмотреть в его холодные глаза!" Она метнулась разыскивать Ярослава. Вера сказала, что уже все уходят, а он, скорее всего, бухает у себя дома: "а адрес, если ты ему трепку тэт-а-тэт хочешь устроить, можно у Игорька узнать - он еще у себя был".
   Теперь, накачивая себя возмущением, Наташа мчалась с автобуса к большому серому дому, высказать все, что она о нем думает. "Да, домик - так себе. Хорошо, что подъезд открыт - встреча будет внезапной!" - она хотела заглянуть в его бесстыжие глаза, пока он не успел отгородиться своей пуленепробиваемой стеной вежливости. Уже выйдя из лифта и надавив звонок, она вдруг с испугом подумала: "А если он не один? - с приятелями, родителями или женщиной?" - по слухам, он жил один, но мало ли, что слухи говорят. "Все равно, выскажу ему все и уйду!" После долгого ожидания дверь загремела замком и медленно открылась.
   - Ташенька?! - перед ней, слегка покачиваясь в звуках тяжелого рока, стоял взлохмаченный Ярослав, на лице у которого расплылась идиотская улыбка.
   Переступив порог, Наташа поморщилась от пивного перегара, которым несло о Ярослава. Прикрыв дверь за собой, она набрала побольше воздуха в легкие и начала заготовленную тираду:
   - Ярослав Иванович! Я пришла высказать всё, что я о Вас думаю! Вы обманом воспользовались моей слабостью в больнице и заставили врать моему руководителю по аспирантуре и директору института! Вы пользуетесь людьми, как марионетками, а я не собираюсь плясать ни под чью-либо дудку! Я всегда сама отвечаю за свои поступки, и не надо меня прикрывать из ложного героизма. Короче, я написала заявление с просьбой об отчислении из аспирантуры… - бойко начав, она все медленнее выговаривала припасенные фразы, смотря, как они бьют по беззащитным глазам Славы. С каждой фразой его глаза становились все грустнее и виноватей, пока Славка совсем не стал похож на побитую собаку. "Что-то здесь не так! Кажется, я действительно застала его врасплох!" Она вдруг заметила, что Слава все это время держит ее за руку. Потом он накрыл ее пальцы ладонью другой руки, поднес ко рту и прикоснулся к ним губами.
   - Ташенька, здравствуй! - еще раз, уже шепотом, произнес Слава.
   Наташа долго молчала, вглядываясь в эти немного пьяные, извиняющиеся глаза, и вдруг, все встало на свои места - как кубик Рубика собирается целыми гранями, как цифровая дверь сейфа открывается со щелчком, как пазл вдруг выстроится в ясную картинку. Он был самим собой, не все это время в институте, а в больнице, когда успокаивал Наташу. И сейчас, здесь - он настоящий! Она вдруг все поняла, и ничего больше не надо было объяснять. И шла она сюда не ругаться, а за последней призрачной надеждой на счастье, спрятавшейся где-то в подсознании. Надеясь, где-то глубоко внутри себя на то, что он все-таки не обманул ее тогда, в больнице.
   И тут Славка выкинул, наверно спьяну (трезвый бы он, конечно, не решился), трюк, который окончательно изменил ситуацию. Он, вдруг, грохнулся перед Ташей на колени, обнял ее ноги в охапку, и уткнувшись ей в живот промычал оттуда:
   - Ташенька! Прости меня! Я хотел тебя спасти! Нам нельзя было тесно общаться, чтобы не заподозрили сговор! - Славку вдруг понесло. Его тело само сообразило, что он обнимает прекрасное девичье тело и совсем не по-дружески. Под стиснутыми руками оказались как раз наиболее соблазнительные места, туго обтянутые джинсами и упруго поддающиеся ладоням.
   Наташа напряглась. Внизу живота что-то свернулось в тугой клубок и рвануло вверх, обдавая жаром грудь и голову. Ноги стали подкашиваться. Она запустила ладони во всклоченные Славкины волосы и, задыхаясь, взмолилась слабым голосом:
   - Славочка, миленький, я сейчас упаду!
   - Что ты! Ласточка моя, я не дам тебе упасть! - Славка быстро среагировал, исправляя положение. Подхватив Ташу под коленки, поднял ее на руки и осторожно понес в свою комнату - подальше от музыки и разбросанных в гостиной пивных банок. Пинком открыл дверь и неуклюже, боком, внес Ташу в комнату, боясь задеть ее бедром о косяк двери или шкаф. Наташа, уже совсем плывя в тумане, обняла Славу за шею и прижалась к его плечу. Он усадил ее на диван, сам стоя перед ней на коленях, потянулся обнять ее, но уперся животом в её колени. Она, сначала судорожно сжав ноги, как будто стесняясь, вдруг, решительно раздвинула колени и притянула его за шею к себе. Так они и слились в эдаком странном сумбурном объятии, боясь пошелохнуться и сказать что-либо. Как будто два аккумулятора, заряжающиеся друг от друга мощным потоком божественной энергии. Вокруг стояла тишина - слава богу, музыка в гостиной сама прекратилась - видимо, треки в списке песен кончились. Он, уткнувшись ей в плечо, плыл в тонком аромате каких-то незнакомых духов, прислушиваясь к частому биению такого милого сердца. Она, прижавшись щекой к лохматой голове и закрыв глаза, впитывала в себя, ставший вдруг таким родным, легкий запах его пота, смешанный с остатками утреннего дезодоранта. Она чувствовала, что этот запах, становясь родным, записывается куда-то в самую глубину ее подсознания, привязывая ее душу намертво к нему на уровне каких-то первобытных инстинктов. Постепенно, как бы слегка насытившись энергией любви, они стали робко ласкать друг друга: он водил рукой по ее стройному телу, то лаская упругую грудь, то гладя длинные ноги, а она теребила его волосы и целовала его лохматую голову. Наконец он шепотом спросил, стесняясь:
   - От меня наверно, как от пивной бочки разит! И поцеловать тебя даже боюсь.
   - Смешной, Мне теперь этот перегар на всю жизнь запомниться лучше запаха самых прекрасных цветов! - Она решительно подняла своими узкими ладошками его голову, повернула к своему лицу и жадно потянулась к его губам, как мучимый жаждой путник в пустыне. Он только успел окунуться в озера ее влажных глаз и найти ее горячие, слегка шершавые и припухшие губы, и им снова долго было не до слов… потом он забрался повыше на диван, подсев сбоку, и они долго сидели и ласкали друг друга, перешептываясь:
   - Ты знаешь, у меня такое чувство, что переключился какой-то выключатель и выключил старую жизнь, а вместо неё включил новую, и что все в этой жизни уже будет по-другому, даже имя у меня будет другое: Таша. Мне так нравиться, когда ты меня так называешь.
   - Я только сегодня, перед твоим приходом понял, как я тебя люблю! Представляешь, я собрался "топить горе в вине", а в место этого размечтался о тебе. И вдруг, мои мечты материализовалась прямо у меня в коридоре!
   - Сколько же мы с тобой сопротивлялись природе? Нам наверно, где-то наверху предписано было быть вместе, а мы, как упрямые быки, сопротивлялись судьбе.
   - У меня такое чувство, что вся моя жизнь была только путем к этому мигу. Мне кажется, я буду всю жизнь помнить этот момент.
   Неизвестно, сколько они так сидели, но в комнате стало темнеть. Вдруг, Ташины глаза напряженно остановились на Славином лице. Её глаза как-то потемнели и стали глубже. Она, наконец, решившись, тихонько запустила свою руку за ворот его рубахи, начиная ласкать его голое тело. Он немного напрягся, заглянул к ней в глаза:
   - А не спешим ли мы - без ухаживаний, без цветов, без ресторанов? Я ведь уже не могу сопротивляться!
   - Я чувствую, что мне абсолютно все равно до ресторанов и ухаживаний. Сейчас и здесь лучший момент моей жизни, и я хочу прожить его до конца, а свадьбы и праздники, как и похороны, устраиваются не для нас, а для людей. И прошу тебя, мой милый: будь смелей, возьми меня, только осторожней - я немного боюсь.
   - Ты что, еще девочка? - Слава ошарашено уставился на Ташу. Она, покраснев и зажмурив глаза, закивала головой.
   - Солнышко мое! Да такая красавица и умница, еще и девственница! Да за что же мне такое счастье-то! - запричитал Славка, вскочив и засуетившись.
   - Не мельтеши! - немного осипшим голосом сказала Таша - взяла Славку за руку, сама легла на спину и потянула его на себя. И все смешалось в потоке страсти, нежности, неумелых ласк и боли! Он раздевал и покрывал поцелуями её восхитительную небольшую напряженную грудь, красивый живот и обнажающиеся бедра, снимая ее тесные одежды и упиваясь ее совершенными формами. Она, немного скованно, помогала ему раздеться и, слегка дрожа, боясь и сгорая от желания, раздвинула ноги, пуская его внутрь. Он, страшно переживая, и боясь сделать больно, начал вводить свою плоть в горячее лоно любимой. Она, сначала отодвигаясь, закусила губу, потом сама, с невольным вскриком, резко подалась вперед, как бы насаживая себя на его естество. Славино сердце обливалось слезами, он мелкими движениями тихонечко довел себя до финального взрыва - благо для этого было достаточно трепыхнуться несколько раз. Было видно, что даже это последнее напряжение делает больно любимой. Извергнув все напряжение, восторг и любовь, они окончательно замерли, слившись в единый организм.
   - Прости любимая, говорят, это не доставляет радости девушкам в первый раз, - шептал Слава, гладя светло-русые длинные волосы Таши.
   - Ты знаешь, я теперь могу сравнить свои ощущения с теми, что были под действием наркотика, - уже успокоено улыбаясь, шептала Наташа. - Так вот, наркотик не даст и десятой части того "улета", какой я испытала сегодня. Чтобы дальше ни случилось в моей жизни - я теперь знаю, что такое счастье.
   - Погоди, вот когда у тебя все подзаживет, ты у меня еще узнаешь, что такое настоящий "улет"! - шутливо пригрозил Славка. Потом вдруг вспомнил. - Ой, мы же забыли о резинках! Не пьешь же ведь ты таблетки "на всякий случай"!
   Наташа, вдруг напряглась. Ее глаза сощурились и в них появились холодные льдинки:
   - А ты против того чтобы у нас был ребенок? Или это у нас просто небольшой служебный романчик?
   - Глупая! - Славка покрывал Ташино лицо поцелуями. - И я дурак! Чтобы первый раз, и с резиной - это все равно, что цветы в противогазе нюхать! Роди мне девочку, такую же красивую, как ты!
   - Нет уж! - счастливо расслабилась Таша. - Я рожу мальчика, такого же красивого, как ты! А знаешь, наверно, мало кому выпадает такое счастье! - она лукаво посмотрела на Славу. - Ведь мы с тобой красавчики. Любить и быть любимым красивым человеком редко удается.
   - Наверно, но, с другой стороны, для любящих, их возлюбленные всегда самые красивые, - возразил Славка.
   - И все-таки, ты меня не переубедишь! - улыбнулась Таша и засуетилась. - Слава, мне можно душ принять? У тебя хоть ванна-то есть, а то я еще, кроме этого дивана, у тебя в гостях ничего не видела!
   - Ой! И действительно! - рассмеялся ей в ответ Славка. - Хорошо же я девушку принимаю.
   - Ох, и крутой же ты Дон Жуан! Ты что, всех девушек так принимаешь? - уже вовсю смеялась Таша, купаясь в неге своего внезапного счастья.
   - Все, бегу! Ташенька, подожди одну минутку - я приготовлю ванну, а то там, извините, некоторый бардак-с, понимаете ли-с. Щас я тебе простынку принесу укрыться. - Он вскочил, суетливо прикрывая схваченной с пола одеждой свои телеса, метнулся в бывшую родительскую спальню, сдернул простыню и помчался обратно.
   Из комнаты доносился счастливый смех Таши:
   - И что ты закрываешься! Любимый! Дай мне хоть полюбоваться на тебя!
   - Сама, вон, майкой прикрываешься! - сказал Слава, накрывая Ташу простыней и целуя. - Сейчас все будет готово!
   - Спасибо мой рыцарь! Неужели ты думаешь, я захочу предстать перед любимым человеком в неопрятном виде?
   - Да раньше простыни со следами "потерянной невинности" перед входом в избу вывешивали! В теперешнем мире и я бы вывесил на балконе - всем бы хвастался, что я у такой королевы красоты первый - да никто не поймет! - уже из коридора и гремя чем-то в ванной, кричал Славка. Ополоснув ванну и, заодно, себя, он накинул халат и, покопавшись в шкафу со стираным бельем, достал-таки на свет мамин старый махровый халат. Поспешил обратно и наткнулся на Ташу, босиком выходящую в коридор и придерживающую одной рукой обернутую вокруг себя простыню, а другой держащую охапку одежды.
   - Всё готово, моя королева! - придворным жестом приглашая Ташу пройти в ванну, а у самого сжалось сердце от счастья, видя свою мечту в такой домашней обстановке.
   Таша быстро прошмыгнула в ванну, а Славка понесся по комнатам наводить порядок. Первым делом нашел Таше тапочки. Потом, быстро заправив диваны в маленькой комнате и гостиной, закинув пустые пивные банки в пакет, он кинулся на кухню приготовить чего-нибудь съестного. Он успел только поставить чайник на плиту, когда Таша вышла из ванной в халате.
   - С легким паром, солнышко! - обнял ее Слава. После душа, Таша смыла всю косметику, и лицо ее стало нежнее, домашней - что ли, смягчившись, как на картинах Моне в пастельных тонах. - Какая ты у меня красавица! - восхитился в который уже раз Славка и уже шутливо-приказным тоном добавил. - Дома теперь всегда будешь смывать косметику!
   - Ах, какой ты у меня генерал! Ты не оставляешь мне выбора! Придется мне теперь серой уточкой ходить, - притворно вытирая слезу, пожаловалась Таша.
   - Такую "серую уточку" на обложку "Плейбоя" надо выставлять! - возразил игриво Славка, запуская руку гулять под Ташиным халатом.
   - Нет, все! Беру командование на себя! Есть у тебя здесь хоть какие-нибудь съестные припасы? А то есть очень хочется! - Таша осторожно высвободилась из Славкиных объятий и хозяйским взглядом обвела кухню. - Да, чувствуется рука холостяка! У тебя, кажется, родители в отъезде?
   - Да, я уже год, как один хозяйничаю. Отдаю все здесь под твое командование, но учти, грязную посуду и мусор я тебе не отдам! - патетически закатил глаза Славка.
   - Тогда все! Садись - я буду тебя кормить!
   Но все равно Славка не усидел на месте, и они вместе накрывали на стол, резали хлеб, разливали по чашкам чай, все время, как бы невзначай, касаясь и приобнимая друг друга руками, шутя и смеясь от переполнявшего их счастья. Потом они пили чай со старым высохшим печеньем, наслаждаясь им, как будто это было изысканнейшее угощение. А еще позже, уже в гостиной, при свете одного компьютерного дисплея, не переставая ласкать друг друга, они водили серьезные разговоры "за жизнь".
   - Ты знаешь, - говорила Таша. - ты прости меня за нахальство, но у меня чувство, что я больше отсюда никуда не уйду, как будто я жила всю жизнь здесь, а мы знакомы с тобой сто лет, и у меня нет более родного человека. Как это странно. Ведь до этого я жила в такой хорошей семье, у меня очень добрые мама с папой. Но сейчас я чувствую, как будто они только лишь мои добрые родственники, но мы больше не одна семья. А с тобой мы одно целое. Мы словно детальки из Лего - сщелкнулись друг с другом так, что нас теперь нас и зубами не разъединишь!
   Славка вдруг хитро хихикнул и уткнулся носом в Ташины волосы. Заподозрив, что тут что-то не так, Таша выудила его хихикающую физиономию из своих волос и спросила, как на допросе:
   - Это чему ты так радуешься?!
   - Да так., - продолжал хитро улыбаться Славка.
   - Нет, говори! - потребовала Таша.
   - Просто представил, что мы, как две половинки одной попы, склеенные клеем Момент! Представляешь, ужас какой! - признался в своей холостяцкой шуточке Славка. Затем, увидев по несколько смутившемуся взгляду Таши, что шутка все же оказалась несколько грубоватой, взял в ладони ее лицо, долго смотрел в ее глубокие, мерцающие синими бликами в свете дисплея, глаза и прошептал. - Извини, ты абсолютно права. Ты жила здесь уже тысячу лет, и я никуда тебя отсюда не отпущу. Мы с тобой, как части одного организма, - потом опять лукаво улыбнулся. - Ты какую часть тела себе выбираешь? Предлагаются на выбор: голова, руки, ноги, но я думаю, попа подойдет тебе лучше всего! Она у тебя такая восхитительная! Вообще, говорят, это главная часть женской фигуры! - уже хохотал Славка, лаская оную соблазнительную часть Ташиного тела.