Страница:
Кардинал был доволен достигнутыми результатами в переговорах с Каупони. Ясно, что этому подонку нельзя доверять. Но пока нет другой кандидатуры. «Может быть, со временем, – думал он, – я сменю Каупони на своего человека. Пока же пусть эта обезьяна делает своё дело».
Электромобиль внезапно затормозил. Кардинал отвлёкся от мыслей и посмотрел из-за спины шофёра на дорогу. Впереди стояла полицейская машина. К ним шли трое в форме и с автоматами в руках.
– Военная полиция, – пояснил шофёр и добавил: – Что-то случилось!
Действительно, сверху послышался звук снижающегося вертолёта.
– Прошу выйти из машины и предъявить документы, – строго потребовал офицер. – Кардинал Винцетти? – осведомился он, рассматривая документы.
– Да, это я.
– Прекрасно, ваше преосвященство. Я попрошу вас и вашего шофёра пересесть в этот вертолёт, – он указал на севшую на обочине шоссе машину.
– В чем дело? – строго спросил кардинал. – Я являюсь личным представителем Папы Римского и секретарём Всемирного Союза Церкви. Объясните, что здесь происходит?
– Успокойтесь. Вам все объяснят в полицейском участке. Прошу, – офицер довольно решительно взял кардинала под руку и повёл к вертолёту. Уже не церемонясь, полицейские втащили туда шофёра.
– Вы обвиняетесь в изнасиловании несовершеннолетней, – сообщил ему офицер, когда вертолёт поднялся в воздух.
Кардинал похолодел. Да, действительно, было такое три года назад. Но он щедро заплатил родителям восьмилетней Евы, так звали эту девчонку. Надо было дать больше! Ах, как некстати!
– В таком случае, вы должны передать меня церковным властям. По законам региона Италии, гражданином которого я являюсь, клерикалы подлежат церковному суду.
– Вы забываете, что полиция прежде всего должна провести дознание. После дознания мы передадим вас Папе Римскому. Это я вам гарантирую, – заверил офицер.
«Все-таки какие нечестные люди! Слупили с меня три тысячи кредиток и обещали не поднимать шума. Вот так и верь людям. Девчонка сама виновата, строила мне глазки во время проповеди, а затем напросилась на исповедь. Надо сказать, что родители специально толкнули её на это! Ах, я осел. Какой осел! Надо было потребовать у них взамен денег, которые я им дал, акт экспертизы. Я тогда страшно перепугался. И все же какие нечестные, непорядочные люди…»
Между тем вертолёт включил реактивные двигатели и резко увеличил скорость. Кардинал взглянул в иллюминатор. Внизу – одни вершины гор.
– Куда вы меня везёте? Это же не Сан-Франциско! – испуганно вскричал он.
– Спокойно, ваше преосвященство. Везём мы вас туда, куда надо. И не шумите. Скоро будем на месте.
Действительно, через двадцать минут вертолёт выключил реактивные двигатели и пошёл на снижение. Он опустился на широкий плоский выступ горы.
– Вот мы и прибыли. Прошу, – пригласил офицер.
– Так вы не полиция? – ещё больше испугался кардинал.
– Нет! – последовал ответ. – Мы частная фирма!
КАРДИНАЛ
БЭКСОН ПОСЕЩАЕТ ЭЛЬГУ
Электромобиль внезапно затормозил. Кардинал отвлёкся от мыслей и посмотрел из-за спины шофёра на дорогу. Впереди стояла полицейская машина. К ним шли трое в форме и с автоматами в руках.
– Военная полиция, – пояснил шофёр и добавил: – Что-то случилось!
Действительно, сверху послышался звук снижающегося вертолёта.
– Прошу выйти из машины и предъявить документы, – строго потребовал офицер. – Кардинал Винцетти? – осведомился он, рассматривая документы.
– Да, это я.
– Прекрасно, ваше преосвященство. Я попрошу вас и вашего шофёра пересесть в этот вертолёт, – он указал на севшую на обочине шоссе машину.
– В чем дело? – строго спросил кардинал. – Я являюсь личным представителем Папы Римского и секретарём Всемирного Союза Церкви. Объясните, что здесь происходит?
– Успокойтесь. Вам все объяснят в полицейском участке. Прошу, – офицер довольно решительно взял кардинала под руку и повёл к вертолёту. Уже не церемонясь, полицейские втащили туда шофёра.
– Вы обвиняетесь в изнасиловании несовершеннолетней, – сообщил ему офицер, когда вертолёт поднялся в воздух.
Кардинал похолодел. Да, действительно, было такое три года назад. Но он щедро заплатил родителям восьмилетней Евы, так звали эту девчонку. Надо было дать больше! Ах, как некстати!
– В таком случае, вы должны передать меня церковным властям. По законам региона Италии, гражданином которого я являюсь, клерикалы подлежат церковному суду.
– Вы забываете, что полиция прежде всего должна провести дознание. После дознания мы передадим вас Папе Римскому. Это я вам гарантирую, – заверил офицер.
«Все-таки какие нечестные люди! Слупили с меня три тысячи кредиток и обещали не поднимать шума. Вот так и верь людям. Девчонка сама виновата, строила мне глазки во время проповеди, а затем напросилась на исповедь. Надо сказать, что родители специально толкнули её на это! Ах, я осел. Какой осел! Надо было потребовать у них взамен денег, которые я им дал, акт экспертизы. Я тогда страшно перепугался. И все же какие нечестные, непорядочные люди…»
Между тем вертолёт включил реактивные двигатели и резко увеличил скорость. Кардинал взглянул в иллюминатор. Внизу – одни вершины гор.
– Куда вы меня везёте? Это же не Сан-Франциско! – испуганно вскричал он.
– Спокойно, ваше преосвященство. Везём мы вас туда, куда надо. И не шумите. Скоро будем на месте.
Действительно, через двадцать минут вертолёт выключил реактивные двигатели и пошёл на снижение. Он опустился на широкий плоский выступ горы.
– Вот мы и прибыли. Прошу, – пригласил офицер.
– Так вы не полиция? – ещё больше испугался кардинал.
– Нет! – последовал ответ. – Мы частная фирма!
КАРДИНАЛ
– Добрый вечер, святой отец, – приветствовал Сергей кардинала, входя в бункер.
– Добрый вечер, сын мой, – ответил на приветствие кардинал, вставая с кресла. – Может быть, вы объясните мне, что это все значит?
– Это значит, что вы в плену у меня, и ваша судьба зависит от Бога, но заранее предупреждаю вас, отец мой, что она будет ужасной.
– Вы, мирянин, способны совершить насилие над слугою церкви? Берегитесь кары Господней!
– Ох, отец мой, – Сергей печально покачал головой. – Слуги церкви в своей истории совершили столько насилий над мирянами, что Господь Бог простит грешного мирянина, если он причинит ущерб его не совсем достойному слуге.
– Что вы от меня хотите? Кто вы? Если вам нужны деньги, то я вам предоставлю их, в разумном, конечно, количестве.
– Что вы! Что вы! – в ужасе замахал руками Сергей. – Чтобы я покусился на достояние святой церкви? Да за кого вы меня принимаете?
– Так что же вы, наконец, хотите от меня? – повысил голос кардинал.
– Не горячитесь, святой отец. Я буду вам задавать вопросы, а вы можете отвечать на них или нет, как вам заблагорассудится, только прошу вас пересесть в это кресло.
Он дал знак, и двое дюжих бойцов, подхватив кардинала, усадили его в кресло, которое походило на зубоврачебное. Через минуту ноги и руки кардинала были прочно фиксированы стальными обручами, на его обнажённую голову надвинули шлем с идущими от него проводами к большому ящику с экраном.
– Вы меня хотите пытать! – в страхе завизжал кардинал.
– Успокоитесь! Вам никто не сделает больно. Только вот на этом экране будут отражаться ваши воспоминания, которые одновременно мы запишем на видеоплёнку. Поэтому я и говорю вам, что вы можете не отвечать на мои вопросы.
Кардинал глотал воздух, не в силах произнести ни слова.
– Итак, вспомните свою последнюю встречу с Каупони и какой разговор происходил между вами.
– Это точно? – раздался в комнате голос Каупони.
– Что СС сама себя заблокировала? – переспросил голос кардинала.
На экране появилось изображение роскошно обставленного кабинета, в кресле сидел Каупони. Самого кардинала не было видно. Очевидно, он в данный момент не синтезировал в памяти себя и фиксировал только образ собеседника.
Кардинал сделал над собой усилие, и на экране замелькали женские фигуры в безудержном канкане.
– О, кардинал! – иронически воскликнул Сергей, – если можно, мы вернёмся к этой части воспоминаний потом. Я хочу узнать, откуда вам стало известно о блокаде СС?
На экране появилось лицо, при виде которого Сергей удивлённо присвистнул: – Ну и ну! Вы и не представляете, какую ценную информацию вы мне сейчас выдали. Спасибо, ваше преосвященство! А теперь, если вам не трудно, уточните время переворота, ориентировочно, конечно, я понимаю, что ещё не все вопросы, связанные с ним, решены. Так, спасибо. Перейдём теперь к более существенному. Вам, должно быть, известно расположение баз и подпольных заводов. Я знаю, в это не посвящён даже Каупони. Итак, кардинал, напрягите память. Нет, не надо, богослужение мы с удовольствием посмотрим потом. Что вы знаете о базах на Тибете?
«Беседа» затянулась далеко за полночь.
– Так, спасибо, кардинал. Вы скоро отдохнёте. Благодарю вас за чрезвычайно ценные сведения. И ещё один вопрос. Что вы хотели сделать с Папой? Он, я понимаю, не в курсе ваших дел с Каупони. Ну-ну, спасибо, я так и предполагал. Яд? Ах, нет? Тогда что? Причём тут розы? Так, понимаю, столбнячный токсин? Каким образом? Ах, вот как? Не токсин, а культура столбнячной палочки. Что ж, очень, скажу, остроумно! Ни одна судебная экспертиза не придерётся. Бедный Папа! Уколол пальчик шипом розы. Что ж, всякое бывает. Я думаю, Папе будет любопытно посмотреть эти кадры. Вы не находите, святой отец? А вот это уже лишнее, кардинал! Я понимаю, что вы не питаете ко мне добрых чувств, но зачем так пугать, посылая на экран моё изображение, да ещё в таком виде, прикованным к столбу и на костре инквизиции?
– Вы дьявол! Оборотень! – не в силах сдерживать себя, с ненавистью выкрикнул кардинал. Он дёрнулся, но стальные зажимы крепко держали его в кресле.
– Насчёт дьявола вы не правы, ваше преосвященство! А вот «оборотень» – это ближе. Я действительно оборотень, если судить о тех превращениях, которые мне пришлось пережить. Я был космонавтом, затем мирно жил на прекрасном острове с женой и двумя очаровательными крошками, потом попал в концлагерь на одной. Бог знает где находящейся в необъятном космосе, планете; стал одним из вождей прекрасного племени, состарился и умер, затем вернулся на свой остров молодым и здоровым, снова сражался, на этот раз уже с вашими приятелями, где впервые услышал имя Каупони. Теперь бой продолжается здесь, на Земле, и не кончится до тех пор, пока я, оборотень, как вы изволили выразиться, не отправлю в преисподнюю всех вас вместе с вашим Каупони.
– Так это вы? – догадался кардинал.
– Да, ваш покорный слуга.
– И это ваших рук дело: зверски убитые люди, способом, который больше достоин древнего ассирийца, чем цивилизованного человека.
– Ах, вы об этом? Да. Это не мною придумано. Так, кажется, расправлялись восточные деспоты со своими соперниками. Только вместо верблюда использовали деревянный ящик.
– А потопленные суда с командами? Кто вам дал право решать и карать?! Вы сами поставили себя вне закона! Есть правосудие, которое решает и определяет степень виновности. Вы же караете всех, без разбора, не определив степени вины каждого!
– Совершенно верно, ваше преосвященство. Я беру этот грех на душу. И скажу вам почему. С вашей мафией можно бороться методами самой мафии и даже более жестокими, иначе вас не победить. В течение трех столетий вы несли смерть и ужас людям. Теперь наш черёд! И пусть ужас и страх смерти будет теперь вашим уделом! Поймёте ли вы, ваше преосвященство, вы, главный пособник убийц детей и ещё не родившихся поколений, пособник торговцев белой смертью? Вы должны понять, что у человечества нет иного способа борьбы с вами. Оно долго терпело. Но теперь пришёл конец его терпению, и оно вас уничтожит, уничтожит, как кровососущего паразита, как патогенный микроб, без малейшего колебания и жалости. Вот истина, которую вы должны усвоить.
– А вам не кажется, что вы ошибаетесь? – кардинал взял себя в руки и заговорил спокойно. – Вы надеетесь победить зло, внося в мир ещё большую жестокость. Но разве весь опыт человечества не противоречит вам? Нельзя творить добро при помощи зла, ибо добро тогда само становится злом.
– Ну, это философия. Хотя должен вам возразить. Есть такое понятие, как необходимая оборона. Согласно этому юридическому понятию, жертва нападения может применить против нападающего ещё более сильное оружие, чем сам нападающий. В борьбе с тем злом, которое вы несёте людям, они вправе применить к вам ещё более жестокие методы. Это говорит юриспруденция, то есть наука о справедливости, если пользоваться точным переводом этого слова. А справедливость не является угрозой миру, ваше преосвященство.
Что же касается вас, то после детального обследования картин, запечатлённых в вашей памяти, вы и копии мнемозаписей будут переданы церкви, которую вы предали.
– Не приписывайте мне того, чего я не совершал! Я не предавал церковь! Напротив, я стремился к восстановлению её величия!
– Вы предали саму идею церкви, идею милосердия. Таким образом, вы, в сущности, стали её заклятым врагом, врагом церкви и самого Господа Бога, имя которого – «любовь», как учит мировая церковь. Любовь, воплощённая в милосердии церкви. Ибо Бог, как вы учите, имеет земное воплощение в самой церкви. Как же вы можете, извращая лик Божий, считать себя его служителем? Вы – антихрист, ваше преосвященство!
– Легко хулить человека, тем более закованного по рукам и ногам.
– Вот здесь я согласен с вами, но что делать? Таковы обстоятельства, и с ними надо считаться.
Сергей подозвал помощника.
– Продолжи разговор с кардиналом, затем отбери самую интересную информацию, продублируй несколько раз и позаботься, чтобы после окончания главной операции записи отослали в Ватикан Папе, в Совет церквей, во Всемирный Совет и в самые крупные телестудии с объяснениями и комментариями. Самого же кардинала отправьте потом в Ватикан.
– Прощайте, ваше преосвященство. Мы уже, наверное, с вами больше не свидимся…
Выйдя из бункера, он прошёл по коридору в медицинский отсек.
– Рудольф, – обратился он к старшему врачу медицинской службы, – сразу же после окончания допроса кардинала поместить в анабиозную ванну. Надо, чтобы он дожил до передачи его в Ватикан и церковного суда. Это гарантия, что он не наложит на себя руки. Старый греховодник прекрасно понимает, что его ждёт после суда. Церковь жестоко карает неудачных вероотступников…
– Добрый вечер, сын мой, – ответил на приветствие кардинал, вставая с кресла. – Может быть, вы объясните мне, что это все значит?
– Это значит, что вы в плену у меня, и ваша судьба зависит от Бога, но заранее предупреждаю вас, отец мой, что она будет ужасной.
– Вы, мирянин, способны совершить насилие над слугою церкви? Берегитесь кары Господней!
– Ох, отец мой, – Сергей печально покачал головой. – Слуги церкви в своей истории совершили столько насилий над мирянами, что Господь Бог простит грешного мирянина, если он причинит ущерб его не совсем достойному слуге.
– Что вы от меня хотите? Кто вы? Если вам нужны деньги, то я вам предоставлю их, в разумном, конечно, количестве.
– Что вы! Что вы! – в ужасе замахал руками Сергей. – Чтобы я покусился на достояние святой церкви? Да за кого вы меня принимаете?
– Так что же вы, наконец, хотите от меня? – повысил голос кардинал.
– Не горячитесь, святой отец. Я буду вам задавать вопросы, а вы можете отвечать на них или нет, как вам заблагорассудится, только прошу вас пересесть в это кресло.
Он дал знак, и двое дюжих бойцов, подхватив кардинала, усадили его в кресло, которое походило на зубоврачебное. Через минуту ноги и руки кардинала были прочно фиксированы стальными обручами, на его обнажённую голову надвинули шлем с идущими от него проводами к большому ящику с экраном.
– Вы меня хотите пытать! – в страхе завизжал кардинал.
– Успокоитесь! Вам никто не сделает больно. Только вот на этом экране будут отражаться ваши воспоминания, которые одновременно мы запишем на видеоплёнку. Поэтому я и говорю вам, что вы можете не отвечать на мои вопросы.
Кардинал глотал воздух, не в силах произнести ни слова.
– Итак, вспомните свою последнюю встречу с Каупони и какой разговор происходил между вами.
– Это точно? – раздался в комнате голос Каупони.
– Что СС сама себя заблокировала? – переспросил голос кардинала.
На экране появилось изображение роскошно обставленного кабинета, в кресле сидел Каупони. Самого кардинала не было видно. Очевидно, он в данный момент не синтезировал в памяти себя и фиксировал только образ собеседника.
Кардинал сделал над собой усилие, и на экране замелькали женские фигуры в безудержном канкане.
– О, кардинал! – иронически воскликнул Сергей, – если можно, мы вернёмся к этой части воспоминаний потом. Я хочу узнать, откуда вам стало известно о блокаде СС?
На экране появилось лицо, при виде которого Сергей удивлённо присвистнул: – Ну и ну! Вы и не представляете, какую ценную информацию вы мне сейчас выдали. Спасибо, ваше преосвященство! А теперь, если вам не трудно, уточните время переворота, ориентировочно, конечно, я понимаю, что ещё не все вопросы, связанные с ним, решены. Так, спасибо. Перейдём теперь к более существенному. Вам, должно быть, известно расположение баз и подпольных заводов. Я знаю, в это не посвящён даже Каупони. Итак, кардинал, напрягите память. Нет, не надо, богослужение мы с удовольствием посмотрим потом. Что вы знаете о базах на Тибете?
«Беседа» затянулась далеко за полночь.
– Так, спасибо, кардинал. Вы скоро отдохнёте. Благодарю вас за чрезвычайно ценные сведения. И ещё один вопрос. Что вы хотели сделать с Папой? Он, я понимаю, не в курсе ваших дел с Каупони. Ну-ну, спасибо, я так и предполагал. Яд? Ах, нет? Тогда что? Причём тут розы? Так, понимаю, столбнячный токсин? Каким образом? Ах, вот как? Не токсин, а культура столбнячной палочки. Что ж, очень, скажу, остроумно! Ни одна судебная экспертиза не придерётся. Бедный Папа! Уколол пальчик шипом розы. Что ж, всякое бывает. Я думаю, Папе будет любопытно посмотреть эти кадры. Вы не находите, святой отец? А вот это уже лишнее, кардинал! Я понимаю, что вы не питаете ко мне добрых чувств, но зачем так пугать, посылая на экран моё изображение, да ещё в таком виде, прикованным к столбу и на костре инквизиции?
– Вы дьявол! Оборотень! – не в силах сдерживать себя, с ненавистью выкрикнул кардинал. Он дёрнулся, но стальные зажимы крепко держали его в кресле.
– Насчёт дьявола вы не правы, ваше преосвященство! А вот «оборотень» – это ближе. Я действительно оборотень, если судить о тех превращениях, которые мне пришлось пережить. Я был космонавтом, затем мирно жил на прекрасном острове с женой и двумя очаровательными крошками, потом попал в концлагерь на одной. Бог знает где находящейся в необъятном космосе, планете; стал одним из вождей прекрасного племени, состарился и умер, затем вернулся на свой остров молодым и здоровым, снова сражался, на этот раз уже с вашими приятелями, где впервые услышал имя Каупони. Теперь бой продолжается здесь, на Земле, и не кончится до тех пор, пока я, оборотень, как вы изволили выразиться, не отправлю в преисподнюю всех вас вместе с вашим Каупони.
– Так это вы? – догадался кардинал.
– Да, ваш покорный слуга.
– И это ваших рук дело: зверски убитые люди, способом, который больше достоин древнего ассирийца, чем цивилизованного человека.
– Ах, вы об этом? Да. Это не мною придумано. Так, кажется, расправлялись восточные деспоты со своими соперниками. Только вместо верблюда использовали деревянный ящик.
– А потопленные суда с командами? Кто вам дал право решать и карать?! Вы сами поставили себя вне закона! Есть правосудие, которое решает и определяет степень виновности. Вы же караете всех, без разбора, не определив степени вины каждого!
– Совершенно верно, ваше преосвященство. Я беру этот грех на душу. И скажу вам почему. С вашей мафией можно бороться методами самой мафии и даже более жестокими, иначе вас не победить. В течение трех столетий вы несли смерть и ужас людям. Теперь наш черёд! И пусть ужас и страх смерти будет теперь вашим уделом! Поймёте ли вы, ваше преосвященство, вы, главный пособник убийц детей и ещё не родившихся поколений, пособник торговцев белой смертью? Вы должны понять, что у человечества нет иного способа борьбы с вами. Оно долго терпело. Но теперь пришёл конец его терпению, и оно вас уничтожит, уничтожит, как кровососущего паразита, как патогенный микроб, без малейшего колебания и жалости. Вот истина, которую вы должны усвоить.
– А вам не кажется, что вы ошибаетесь? – кардинал взял себя в руки и заговорил спокойно. – Вы надеетесь победить зло, внося в мир ещё большую жестокость. Но разве весь опыт человечества не противоречит вам? Нельзя творить добро при помощи зла, ибо добро тогда само становится злом.
– Ну, это философия. Хотя должен вам возразить. Есть такое понятие, как необходимая оборона. Согласно этому юридическому понятию, жертва нападения может применить против нападающего ещё более сильное оружие, чем сам нападающий. В борьбе с тем злом, которое вы несёте людям, они вправе применить к вам ещё более жестокие методы. Это говорит юриспруденция, то есть наука о справедливости, если пользоваться точным переводом этого слова. А справедливость не является угрозой миру, ваше преосвященство.
Что же касается вас, то после детального обследования картин, запечатлённых в вашей памяти, вы и копии мнемозаписей будут переданы церкви, которую вы предали.
– Не приписывайте мне того, чего я не совершал! Я не предавал церковь! Напротив, я стремился к восстановлению её величия!
– Вы предали саму идею церкви, идею милосердия. Таким образом, вы, в сущности, стали её заклятым врагом, врагом церкви и самого Господа Бога, имя которого – «любовь», как учит мировая церковь. Любовь, воплощённая в милосердии церкви. Ибо Бог, как вы учите, имеет земное воплощение в самой церкви. Как же вы можете, извращая лик Божий, считать себя его служителем? Вы – антихрист, ваше преосвященство!
– Легко хулить человека, тем более закованного по рукам и ногам.
– Вот здесь я согласен с вами, но что делать? Таковы обстоятельства, и с ними надо считаться.
Сергей подозвал помощника.
– Продолжи разговор с кардиналом, затем отбери самую интересную информацию, продублируй несколько раз и позаботься, чтобы после окончания главной операции записи отослали в Ватикан Папе, в Совет церквей, во Всемирный Совет и в самые крупные телестудии с объяснениями и комментариями. Самого же кардинала отправьте потом в Ватикан.
– Прощайте, ваше преосвященство. Мы уже, наверное, с вами больше не свидимся…
Выйдя из бункера, он прошёл по коридору в медицинский отсек.
– Рудольф, – обратился он к старшему врачу медицинской службы, – сразу же после окончания допроса кардинала поместить в анабиозную ванну. Надо, чтобы он дожил до передачи его в Ватикан и церковного суда. Это гарантия, что он не наложит на себя руки. Старый греховодник прекрасно понимает, что его ждёт после суда. Церковь жестоко карает неудачных вероотступников…
БЭКСОН ПОСЕЩАЕТ ЭЛЬГУ
Бэксон позвонил Эльге из Майами и предупредил, что вечером будет у себя дома. Он попросил, если Эльга найдёт возможным, зайти к нему после восьми.
– Лучше вы приходите ко мне, – предложила Эльга. – Я что-то неважно себя чувствую в последнее время, – пожаловалась она.
– Что с тобой? – в телефонной трубке голос Бэксона звучал с неподдельным беспокойством.
– Думаю, что ничего серьёзного. Просто устала… И переживания, и дорога… В общем, обычная женская слабость.
– Может быть, привести врача?
– Не стоит. Приходите, я буду вас ждать. Приготовлю ваш любимый пирог с яблоками, – пообещала Эльга и повесила трубку.
– Боже, как я рада, что вы приехали! – приветствовала она Бэксона, когда тот пришёл.
– Я тоже рад, моя девочка, – расплылся в улыбке Бэксон, целуя её в подставленную щеку. – Посмотри, что я тебе привёз, – сказал он, проходя в холл и усаживаясь в кресло, которое ему подвинула Эльга. Он вынул из кармана небольшой замшевый футлярчик.
– Какая прелесть! – воскликнула Эльга, раскрывая футляр. Она достала из него пару золотых серёжек с крупными изумрудами и сейчас же примерила их возле зеркала.
– Спасибо! Но вы меня балуете, дядя Бэксон! К чему бы это? – она лукаво рассмеялась и шутливо погрозила пальцем.
– Не называй меня дядей, Эльга, – слегка поморщился Бэксон. – Не напоминай о моем возрасте.
– А вам хочется все время быть молодым?
Бэксон развёл руками.
– Это я по привычке. Больше не буду. Вы действительно ещё не выглядите так, чтобы вас называть дядей. – Она немного повертелась перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон, потом сняла серёжки, положила их в футляр и протянула Бэксону.
– Это слишком дорогой подарок, милый Бэксон, чтобы я могла его принять.
– Пустяки, Эльга. Ты мне как дочь и потом я чувствую себя в неоплатном долгу перед моим другом.
На глазах у Эльги показались слезы. Она закусила губу. Бэксон это заметил и поспешил исправить невольно нанесённый ей удар воспоминанием о погибшем отце.
– Прости меня, девочка. Я старый болтливый дурак.
– Ничего, сейчас пройдёт. – Эльга смахнула слезинку.
– Ну, вот и хорошо, – Бэксон поднялся и обнял её за плечи. – А серёжки возьми. Ну сделай мне приятное. Прошу тебя!
– Давайте есть пирог, – предложила Эльга. – Я сейчас. – Она стала хлопотать у стола, принесла из кухни чашки, чайник и прекрасно запечённый большой яблочный пирог.
– О, мой любимый! – Бэксон с удовольствием потёр руки и снова сел за стол.
Когда половина пирога была съедена, Бэксон откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел Эльге в лицо.
– Что, будет разговор? – спросила Эльга.
– Да, я хотел бы с тобой поговорить, если ты не возражаешь.
– Я слушаю вас.
– Понимаешь, Эльга, – он помолчал, как бы собираясь с мыслями, и продолжил после небольшой паузы, – ты выросла у меня на глазах. Я тебя нянчил, когда ты была вот такая, – он протянул руку над полом, показывая, какой была тогда Эльга. – Мы часто виделись и я привязался к тебе как к собственной дочери. Даже больше… Прости, что опять напоминаю об отце. Но после его безвременной кончины у тебя нет более близкого человека, чем я. – Он вопросительно взглянул на неё. Эльга молчала.
– Ты, – продолжал Бэксон, – красивая девушка. Даже очень. Если бы я был моложе, эдак лет на пятнадцать, – он засмеялся. Эльга тоже улыбнулась, – я бы попытался! Черт меня подери, но я когда-то был довольно симпатичным парнем, и если уж что задумывал, то добивался! – он рассмеялся и подмигнул правым глазом.
Эльга прыснула от смеха.
– Насколько я поняла, вы не делаете мне предложение? Жаль! А то бы я подумала.
– Спасибо, Эльга, Мне очень приятно слышать. Я знаю, что это неправда, но все равно приятно. Но давай будем серьёзными.
Эльга сделала напряжённо-серьёзное лицо, но не выдержала и снова прыснула от смеха.
– Ну вот, ты не даёшь мне говорить.
– Нет! Я внимательно слушаю! – лицо Эльги снова приняло обычное выражение.
– Тебе уже двадцать два года.
– Фи, Бэксон! Напоминать женщине о возрасте!
– Оставь, Эльга! Это тот самый возраст, когда надо всерьёз подумать о замужестве. Я был бы более спокоен за твою судьбу, если бы знал, что рядом с тобой находится верный друг. Мы не вечны. Я тебе не говорил, но ты, наверное, догадываешься сама, что работа у меня сопряжена с опасностями. Если со мною что-то случится, ты останешься совершенно одна. Это меня больше всего беспокоит.
Эльга положила локти на стол и, подперев подбородок руками, сжатыми в кулаки, весело взглянула в лицо Бэксона.
– Понимаю! Вы нашли мне жениха?!
– Нет, не нашёл, но хотел бы вместе с тобой обсудить такой вариант.
Эльга встала, прошлась по комнате и, остановившись у зеркала, вновь оглядела себя со всех сторон.
– Дело в том, что у меня уже есть жених.
– Кто-о? Наверное, один из этих молодых хлюстов, увивающихся за красивыми и богатыми невестами?
– Нет, он не молод, хотя выглядит значительно моложе своих лет. Впрочем, я ещё не решила. Есть одно «но», которое, признаться, меня отпугивает.
– Что же это?
– Ну… он сильно отличается от всех моих знакомых… очень сильно…
– Что?! Неужели негр?! Этого ещё не хватало! Да ты что, Эльга? Опомнись! Да я его…
– Успокойтесь, он такой же белый, как и мы все. Дело не в этом. Он не совсем человек. Боже, я не то говорю…
– Эльга! Ты меня пугаешь! Как это понять «не совсем человек»?
– Ну, в общем, он был когда-то человеком, потом погиб, и его память записали на клонинг…
«Какая удача! Просто невероятно! Это значительно упрощает дело», – Бэксон постарался справиться с охватившим его волнением. Он уже догадался, о ком идёт речь, но сделал вид, что не понимает.
– Словом, – продолжала Эльга, – мы с ним познакомились в институте СС, я была его личным врачом. Он, кажется, влюбился в меня. Должна сказать, что он очень симпатичен мне, но, как подумаю, что он клонинг… Я боюсь, что потом… вдруг он вызовет у меня отвращение?
– Глупости, Эльга. Я догадался, о ком идёт речь. Он настоящий человек и, я бы сказал, в биологическом отношении более совершенен, чем обычный, рождённый в муках… Это, несомненно, выдающаяся личность, и я бы полностью одобрил твоё решение выйти за него замуж.
– Правда? – обрадовалась Эльга.
– Истинная правда! К тому же он достаточно богат, умен и, я уверен, займёт в нашем мире высокое общественное положение. Если он сделал тебе предложение, то искренне поздравляю. Ничего лучшего я, при всем моем желании, тебе не мог бы предложить.
– Ну, если вы такого о нем мнения, то я, пожалуй, соглашусь на его предложение. Кстати, он недавно мне прислал письмо. Я сейчас его найду. – Она встала и поднялась на второй этаж.
«Бэксон, ты – большая умница! – мысленно поздравил он себя. – Как хорошо, что я о ней вспомнил. Итак, второй по значимости пост государства будущего в моих руках. А это… В общем, там будет видно. Дурак Каупони ещё вспомнит, как он тыкал мне в морду книгу! Всему своё время!»
– К сожалению, не нашла письма, – недоуменно развела руками Эльга, спускаясь по лестнице. – Ума не приложу, куда я его задевала? Но это неважно. Он должен скоро позвонить мне и я, наверное, поеду к нему.
– Поезжай непременно!
– Вы советуете? Я спрашиваю вас, как самого близкого друга отца.
– Конечно, моя девочка. Выходи замуж. Мы славно погуляем на твоей свадьбе, и я надеюсь ещё понянчить твоих крошек. У тебя их сколько будет?
– А ну вас, – отмахнулась Эльга.
– Ладно, ладно, – засмеялся Бэксон, – не буду. Хотя, это дело житейское. Кстати, он сюда приезжал? – как бы невзначай спросил он.
– Да, и довольно часто. Правда, он приезжал не надолго. У него вечно какие-то срочные дела.
«Знаю, какие это дела, – зло подумал Бэксон. – И все же я страшный болван. Если бы я проследил за ней, то он был бы уже давно у меня в руках. А может быть, так лучше? Если бы я его сразу… то Каупони не предложил бы мне пост начальника полиции. Как говорится, спеши медленней».
– О! – он взглянул на часы. – Уже одиннадцать. Я заболтался. Ты, наверное, хочешь спать? Я зайду как-нибудь к тебе, – пообещал он, беря в руки шляпу. – И вот ещё. Прошу тебя, не обижай старика! Надень серёжки и носи их постоянно. Я тебя очень прошу! Мне так приятно видеть их на тебе. – Он открыл лежащий на столе футляр и достал серьги. – Тебе они очень к лицу. Дай я сам их надену.
– Ну, если вам так хочется, – сказала она, подставляя одно, потом другое ухо.
Бэксон с удовольствием осмотрел её со всех сторон.
– Тебе они удивительно идут! В них ты ещё больше понравишься своему Сергею. Видишь, я даже знаю, как его зовут. – Он весело расхохотался, довольный смущением Эльги, и, помахав на прощанье рукою, вышел.
Бэксон в этот же вечер установил тщательное наблюдение за домом Эльги. Он привёз с собой четырех, можно сказать, самых лучших своих агентов, которые, сменяясь, незаметно следили за каждым движением хозяйки маленькой виллы, стоящей поодаль от других, на тихой глухой улице небольшого городка.
Кроме внешнего наблюдения, круглосуточно велась запись радиопередач миниатюрного подслушивающего устройства, вделанного в подаренные Эльге серёжки.
Пока все шло так, как и предполагал Бэксон. Эльга бегала по магазинам, покупая наряды, что было вполне естественно в поведении девушки, выходящей в ближайшее время замуж.
Сергей звонил Эльге трижды и каждый раз из нового места. Первый звонок был из Вашингтона. Бэксон уже хотел кинуться туда с группой захвата, но решил подождать и играть наверняка, то есть, дождаться встречи его с Эльгой, с которой теперь не спускали глаз. Однако дня через два последовал звонок из Боготы. У Бэксона шевельнулось что-то под ложечкой. Не подбирается ли этот неуловимый противник к его базе? Однако разговор с Эльгой не содержал ничего интересного. Обычная болтовня влюблённой пары. Ещё через неделю – третий звонок. Сергей сообщил, что скоро вернётся в Штаты и уже подыскал отличную виллу в горах. Он обещал вскоре позвонить и сообщить ей адрес.
Все шло хорошо. Даже слишком. Бэксон был опытным разведчиком и знал, что когда все идёт гладко, то в ближайшее время жди подвоха. Нередко именно в такой тиши противник уже поймал тебя на крючок и водит, как рыбак водит крупную рыбу, перед тем как вытащить из воды. Бэксон невольно поёжился. Он ещё раз проанализировал события прошедших трех недель, но ничего подозрительного не обнаружил. Эльга ни с кем из посторонних не встречалась. По вечерам проводила время у экрана телевизора. Разговоры её с Сергеем, записанные на плёнку, тщательно анализировались, никаких признаков передачи кодированной информации не обнаружено. И все же чувство близкой опасности не покидало Бэксона. Вскоре его предчувствия оправдались.
Поздно вечером на его виллу один из его агентов привёл измождённого, еле передвигающего ноги человека. Бэксон с трудом узнал в нем толстяка Альтермана, врача своей базы на берегу Куари. Кожа на нем висела, как складки плохо сшитой одежды.
– Что случилось? – ошарашено спросил Бэксон, когда узнал в нем лагерного врача.
– Все! Кончено! – ответил он и повалился на стул. – Дай мне глоток коньяка. У меня нет сил.
Бэксон налил полстакана. Альтерман осушил его одним глотком и уронил голову. Молчание затянулось.
– Ну говори толком! Что случилось? Почему ты здесь? – с нетерпением и страхом потребовал Бэксон.
– Базы больше не существует! Всех! Понимаешь, всех!
– Что с базой?! И кого, всех?!
– Нас обстреляли ночью ракетами, начинёнными какой-то гадостью, которая действует сразу. Когда мы очнулись, то обнаружили себя связанными и сваленными в кучу на площадке возле причала. Понимаешь? Словно мы не люди, а дрова…
– Ну а потом? Вас что, допрашивали?
– В том-то и дело, что нет. Нас просто брали по двадцать пять человек, вели на причал и расстреливали, не говоря при этом ни слова. Всех шестьсот человек! Стреляли и в воду. И молчали… Они молчали! – Альтерман забился в истерике.
– А завод, оружие?!
– Откуда я знаю? Меня повели в третьей партии. Я уцелел чудом, потому что сообразил упасть на полсекунды раньше, чем раздалась очередь. Я погрузился в воду. К счастью, верёвка, которой нам связали руки, была слабо затянута. Мне посчастливилось развязать её. Спрятался под причалом так, что наружу из воды выступал только нос. Четыре часа я слышал выстрелы и плеск от падающих тел. Вся река была покрыта плавающими трупами. Это ужасно, Бэксон! Глубокой ночью я выбрался из своего убежища и поплыл по течению. Я плыл среди трупов, и вода была липкой от крови! – Альтерман затрясся и зарыдал.
– Какая жестокость, Бэксон! Нечеловеческая жестокость!
– А он и не человек, – выдохнул Бэксон.
– Кто?
– Их руководитель!
– Так кто же он?
– Оборотень! Это не первая база, Альтерман, но вы – первый свидетель. С других, разгромленных, очевидно, таким же образом, никто живой не ушёл. Он уничтожает всех! Он из тех, кто вначале стреляет, а потом уже разговаривает. Хотя о чем я? Он не разговаривает вообще! Он только стреляет! Я не могу точно сказать, сколько уже баз уничтожено, так как сам не знаю их числа и расположения, но, наверное, другие подверглись такому же разгрому. Альтерман, это конец! Ты видел его там?
– Я не знаю, о ком ты говоришь. Если об их начальнике, то, когда мы лежали, к нам подошёл такой высокий, пожалуй, два метра ростом, русоволосый, лет на вид не больше тридцати, а то и двадцати восьми. Он посмотрел на нас и только махнул рукой остальным. Нас тут же стали выводить на причал.
– Лучше вы приходите ко мне, – предложила Эльга. – Я что-то неважно себя чувствую в последнее время, – пожаловалась она.
– Что с тобой? – в телефонной трубке голос Бэксона звучал с неподдельным беспокойством.
– Думаю, что ничего серьёзного. Просто устала… И переживания, и дорога… В общем, обычная женская слабость.
– Может быть, привести врача?
– Не стоит. Приходите, я буду вас ждать. Приготовлю ваш любимый пирог с яблоками, – пообещала Эльга и повесила трубку.
– Боже, как я рада, что вы приехали! – приветствовала она Бэксона, когда тот пришёл.
– Я тоже рад, моя девочка, – расплылся в улыбке Бэксон, целуя её в подставленную щеку. – Посмотри, что я тебе привёз, – сказал он, проходя в холл и усаживаясь в кресло, которое ему подвинула Эльга. Он вынул из кармана небольшой замшевый футлярчик.
– Какая прелесть! – воскликнула Эльга, раскрывая футляр. Она достала из него пару золотых серёжек с крупными изумрудами и сейчас же примерила их возле зеркала.
– Спасибо! Но вы меня балуете, дядя Бэксон! К чему бы это? – она лукаво рассмеялась и шутливо погрозила пальцем.
– Не называй меня дядей, Эльга, – слегка поморщился Бэксон. – Не напоминай о моем возрасте.
– А вам хочется все время быть молодым?
Бэксон развёл руками.
– Это я по привычке. Больше не буду. Вы действительно ещё не выглядите так, чтобы вас называть дядей. – Она немного повертелась перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон, потом сняла серёжки, положила их в футляр и протянула Бэксону.
– Это слишком дорогой подарок, милый Бэксон, чтобы я могла его принять.
– Пустяки, Эльга. Ты мне как дочь и потом я чувствую себя в неоплатном долгу перед моим другом.
На глазах у Эльги показались слезы. Она закусила губу. Бэксон это заметил и поспешил исправить невольно нанесённый ей удар воспоминанием о погибшем отце.
– Прости меня, девочка. Я старый болтливый дурак.
– Ничего, сейчас пройдёт. – Эльга смахнула слезинку.
– Ну, вот и хорошо, – Бэксон поднялся и обнял её за плечи. – А серёжки возьми. Ну сделай мне приятное. Прошу тебя!
– Давайте есть пирог, – предложила Эльга. – Я сейчас. – Она стала хлопотать у стола, принесла из кухни чашки, чайник и прекрасно запечённый большой яблочный пирог.
– О, мой любимый! – Бэксон с удовольствием потёр руки и снова сел за стол.
Когда половина пирога была съедена, Бэксон откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел Эльге в лицо.
– Что, будет разговор? – спросила Эльга.
– Да, я хотел бы с тобой поговорить, если ты не возражаешь.
– Я слушаю вас.
– Понимаешь, Эльга, – он помолчал, как бы собираясь с мыслями, и продолжил после небольшой паузы, – ты выросла у меня на глазах. Я тебя нянчил, когда ты была вот такая, – он протянул руку над полом, показывая, какой была тогда Эльга. – Мы часто виделись и я привязался к тебе как к собственной дочери. Даже больше… Прости, что опять напоминаю об отце. Но после его безвременной кончины у тебя нет более близкого человека, чем я. – Он вопросительно взглянул на неё. Эльга молчала.
– Ты, – продолжал Бэксон, – красивая девушка. Даже очень. Если бы я был моложе, эдак лет на пятнадцать, – он засмеялся. Эльга тоже улыбнулась, – я бы попытался! Черт меня подери, но я когда-то был довольно симпатичным парнем, и если уж что задумывал, то добивался! – он рассмеялся и подмигнул правым глазом.
Эльга прыснула от смеха.
– Насколько я поняла, вы не делаете мне предложение? Жаль! А то бы я подумала.
– Спасибо, Эльга, Мне очень приятно слышать. Я знаю, что это неправда, но все равно приятно. Но давай будем серьёзными.
Эльга сделала напряжённо-серьёзное лицо, но не выдержала и снова прыснула от смеха.
– Ну вот, ты не даёшь мне говорить.
– Нет! Я внимательно слушаю! – лицо Эльги снова приняло обычное выражение.
– Тебе уже двадцать два года.
– Фи, Бэксон! Напоминать женщине о возрасте!
– Оставь, Эльга! Это тот самый возраст, когда надо всерьёз подумать о замужестве. Я был бы более спокоен за твою судьбу, если бы знал, что рядом с тобой находится верный друг. Мы не вечны. Я тебе не говорил, но ты, наверное, догадываешься сама, что работа у меня сопряжена с опасностями. Если со мною что-то случится, ты останешься совершенно одна. Это меня больше всего беспокоит.
Эльга положила локти на стол и, подперев подбородок руками, сжатыми в кулаки, весело взглянула в лицо Бэксона.
– Понимаю! Вы нашли мне жениха?!
– Нет, не нашёл, но хотел бы вместе с тобой обсудить такой вариант.
Эльга встала, прошлась по комнате и, остановившись у зеркала, вновь оглядела себя со всех сторон.
– Дело в том, что у меня уже есть жених.
– Кто-о? Наверное, один из этих молодых хлюстов, увивающихся за красивыми и богатыми невестами?
– Нет, он не молод, хотя выглядит значительно моложе своих лет. Впрочем, я ещё не решила. Есть одно «но», которое, признаться, меня отпугивает.
– Что же это?
– Ну… он сильно отличается от всех моих знакомых… очень сильно…
– Что?! Неужели негр?! Этого ещё не хватало! Да ты что, Эльга? Опомнись! Да я его…
– Успокойтесь, он такой же белый, как и мы все. Дело не в этом. Он не совсем человек. Боже, я не то говорю…
– Эльга! Ты меня пугаешь! Как это понять «не совсем человек»?
– Ну, в общем, он был когда-то человеком, потом погиб, и его память записали на клонинг…
«Какая удача! Просто невероятно! Это значительно упрощает дело», – Бэксон постарался справиться с охватившим его волнением. Он уже догадался, о ком идёт речь, но сделал вид, что не понимает.
– Словом, – продолжала Эльга, – мы с ним познакомились в институте СС, я была его личным врачом. Он, кажется, влюбился в меня. Должна сказать, что он очень симпатичен мне, но, как подумаю, что он клонинг… Я боюсь, что потом… вдруг он вызовет у меня отвращение?
– Глупости, Эльга. Я догадался, о ком идёт речь. Он настоящий человек и, я бы сказал, в биологическом отношении более совершенен, чем обычный, рождённый в муках… Это, несомненно, выдающаяся личность, и я бы полностью одобрил твоё решение выйти за него замуж.
– Правда? – обрадовалась Эльга.
– Истинная правда! К тому же он достаточно богат, умен и, я уверен, займёт в нашем мире высокое общественное положение. Если он сделал тебе предложение, то искренне поздравляю. Ничего лучшего я, при всем моем желании, тебе не мог бы предложить.
– Ну, если вы такого о нем мнения, то я, пожалуй, соглашусь на его предложение. Кстати, он недавно мне прислал письмо. Я сейчас его найду. – Она встала и поднялась на второй этаж.
«Бэксон, ты – большая умница! – мысленно поздравил он себя. – Как хорошо, что я о ней вспомнил. Итак, второй по значимости пост государства будущего в моих руках. А это… В общем, там будет видно. Дурак Каупони ещё вспомнит, как он тыкал мне в морду книгу! Всему своё время!»
– К сожалению, не нашла письма, – недоуменно развела руками Эльга, спускаясь по лестнице. – Ума не приложу, куда я его задевала? Но это неважно. Он должен скоро позвонить мне и я, наверное, поеду к нему.
– Поезжай непременно!
– Вы советуете? Я спрашиваю вас, как самого близкого друга отца.
– Конечно, моя девочка. Выходи замуж. Мы славно погуляем на твоей свадьбе, и я надеюсь ещё понянчить твоих крошек. У тебя их сколько будет?
– А ну вас, – отмахнулась Эльга.
– Ладно, ладно, – засмеялся Бэксон, – не буду. Хотя, это дело житейское. Кстати, он сюда приезжал? – как бы невзначай спросил он.
– Да, и довольно часто. Правда, он приезжал не надолго. У него вечно какие-то срочные дела.
«Знаю, какие это дела, – зло подумал Бэксон. – И все же я страшный болван. Если бы я проследил за ней, то он был бы уже давно у меня в руках. А может быть, так лучше? Если бы я его сразу… то Каупони не предложил бы мне пост начальника полиции. Как говорится, спеши медленней».
– О! – он взглянул на часы. – Уже одиннадцать. Я заболтался. Ты, наверное, хочешь спать? Я зайду как-нибудь к тебе, – пообещал он, беря в руки шляпу. – И вот ещё. Прошу тебя, не обижай старика! Надень серёжки и носи их постоянно. Я тебя очень прошу! Мне так приятно видеть их на тебе. – Он открыл лежащий на столе футляр и достал серьги. – Тебе они очень к лицу. Дай я сам их надену.
– Ну, если вам так хочется, – сказала она, подставляя одно, потом другое ухо.
Бэксон с удовольствием осмотрел её со всех сторон.
– Тебе они удивительно идут! В них ты ещё больше понравишься своему Сергею. Видишь, я даже знаю, как его зовут. – Он весело расхохотался, довольный смущением Эльги, и, помахав на прощанье рукою, вышел.
Бэксон в этот же вечер установил тщательное наблюдение за домом Эльги. Он привёз с собой четырех, можно сказать, самых лучших своих агентов, которые, сменяясь, незаметно следили за каждым движением хозяйки маленькой виллы, стоящей поодаль от других, на тихой глухой улице небольшого городка.
Кроме внешнего наблюдения, круглосуточно велась запись радиопередач миниатюрного подслушивающего устройства, вделанного в подаренные Эльге серёжки.
Пока все шло так, как и предполагал Бэксон. Эльга бегала по магазинам, покупая наряды, что было вполне естественно в поведении девушки, выходящей в ближайшее время замуж.
Сергей звонил Эльге трижды и каждый раз из нового места. Первый звонок был из Вашингтона. Бэксон уже хотел кинуться туда с группой захвата, но решил подождать и играть наверняка, то есть, дождаться встречи его с Эльгой, с которой теперь не спускали глаз. Однако дня через два последовал звонок из Боготы. У Бэксона шевельнулось что-то под ложечкой. Не подбирается ли этот неуловимый противник к его базе? Однако разговор с Эльгой не содержал ничего интересного. Обычная болтовня влюблённой пары. Ещё через неделю – третий звонок. Сергей сообщил, что скоро вернётся в Штаты и уже подыскал отличную виллу в горах. Он обещал вскоре позвонить и сообщить ей адрес.
Все шло хорошо. Даже слишком. Бэксон был опытным разведчиком и знал, что когда все идёт гладко, то в ближайшее время жди подвоха. Нередко именно в такой тиши противник уже поймал тебя на крючок и водит, как рыбак водит крупную рыбу, перед тем как вытащить из воды. Бэксон невольно поёжился. Он ещё раз проанализировал события прошедших трех недель, но ничего подозрительного не обнаружил. Эльга ни с кем из посторонних не встречалась. По вечерам проводила время у экрана телевизора. Разговоры её с Сергеем, записанные на плёнку, тщательно анализировались, никаких признаков передачи кодированной информации не обнаружено. И все же чувство близкой опасности не покидало Бэксона. Вскоре его предчувствия оправдались.
Поздно вечером на его виллу один из его агентов привёл измождённого, еле передвигающего ноги человека. Бэксон с трудом узнал в нем толстяка Альтермана, врача своей базы на берегу Куари. Кожа на нем висела, как складки плохо сшитой одежды.
– Что случилось? – ошарашено спросил Бэксон, когда узнал в нем лагерного врача.
– Все! Кончено! – ответил он и повалился на стул. – Дай мне глоток коньяка. У меня нет сил.
Бэксон налил полстакана. Альтерман осушил его одним глотком и уронил голову. Молчание затянулось.
– Ну говори толком! Что случилось? Почему ты здесь? – с нетерпением и страхом потребовал Бэксон.
– Базы больше не существует! Всех! Понимаешь, всех!
– Что с базой?! И кого, всех?!
– Нас обстреляли ночью ракетами, начинёнными какой-то гадостью, которая действует сразу. Когда мы очнулись, то обнаружили себя связанными и сваленными в кучу на площадке возле причала. Понимаешь? Словно мы не люди, а дрова…
– Ну а потом? Вас что, допрашивали?
– В том-то и дело, что нет. Нас просто брали по двадцать пять человек, вели на причал и расстреливали, не говоря при этом ни слова. Всех шестьсот человек! Стреляли и в воду. И молчали… Они молчали! – Альтерман забился в истерике.
– А завод, оружие?!
– Откуда я знаю? Меня повели в третьей партии. Я уцелел чудом, потому что сообразил упасть на полсекунды раньше, чем раздалась очередь. Я погрузился в воду. К счастью, верёвка, которой нам связали руки, была слабо затянута. Мне посчастливилось развязать её. Спрятался под причалом так, что наружу из воды выступал только нос. Четыре часа я слышал выстрелы и плеск от падающих тел. Вся река была покрыта плавающими трупами. Это ужасно, Бэксон! Глубокой ночью я выбрался из своего убежища и поплыл по течению. Я плыл среди трупов, и вода была липкой от крови! – Альтерман затрясся и зарыдал.
– Какая жестокость, Бэксон! Нечеловеческая жестокость!
– А он и не человек, – выдохнул Бэксон.
– Кто?
– Их руководитель!
– Так кто же он?
– Оборотень! Это не первая база, Альтерман, но вы – первый свидетель. С других, разгромленных, очевидно, таким же образом, никто живой не ушёл. Он уничтожает всех! Он из тех, кто вначале стреляет, а потом уже разговаривает. Хотя о чем я? Он не разговаривает вообще! Он только стреляет! Я не могу точно сказать, сколько уже баз уничтожено, так как сам не знаю их числа и расположения, но, наверное, другие подверглись такому же разгрому. Альтерман, это конец! Ты видел его там?
– Я не знаю, о ком ты говоришь. Если об их начальнике, то, когда мы лежали, к нам подошёл такой высокий, пожалуй, два метра ростом, русоволосый, лет на вид не больше тридцати, а то и двадцати восьми. Он посмотрел на нас и только махнул рукой остальным. Нас тут же стали выводить на причал.