Кузнецова Вера Нестеровна. Необычайное путешествие

   — И вы… согласились? — возмутилась Кюльжан.
   — У меня трое малышей, — устало ответил Сэм. — А работу достать человеку с моим цветом кожи, да еще в наше время, дело безнадежное. До войны я был мастером на тракторном заводе. И тогда еще добиться такого высокого положения негру было очень трудно. Потом меня взяли на войну, в танковую часть. А по возвращении домой я уже не мог найти себе работу. Приходится жить случайным заработком. В молодости я увлекался спортом, особенно боксом. Теперь это иногда выручает. Конечно, против профессионала я уже не устою, но для уличного зрелища еще гожусь. Этот белый тоже безработный. О встрече с настоящим боксером ему нечего и мечтать. Вот он и придумал такую комбинацию: заплатить мне пару долларов за то, чтобы я позволил себя публично побить. На такое зрелище у нас любители всегда найдутся. А во время нашей схватки его товарищ заключает с желающими пари и, конечно, всегда выигрывает. Потом они отдают мне мои два доллара из этого выигрыша, а остальное делят пополам. Ничего не поделаешь! Тоже… бизнес!

ПРОСТЫЕ ЛЮДИ НЕ ХОТЯТ ВОЙНЫ

   Наконец, из домика к машине вернулся шофер.
   — Ну, вылезай как-нибудь дружище, — обратился он к Сэму. — У нашего товарища большое горе. Он извиняется, что не вышел к вам навстречу, но его жена в таком состоянии, что он боится оставлять ее одну хотя бы на самое короткое время.
   — Что-нибудь с Генри, наверное? — спросил Сэм.
   — Угадал. Ну, пойдем!
   — Догадаться немудрено, — ворчал Сэм, осторожно выбираясь из кабины.
   — Ранен?
   — Убит…
   — Проклятая мясорубка! И придумал же кто-то такой ужас, как войны?!
   — На эту тему мы уже с тобой говорили. Шагай, шагай… А вы, ребята, идите за нами… Не удивляйтесь нашей дружбе. Мы с ним из одного танка, а тот, к кому мы сейчас приехали, был у нас третьим. Пусть будут прокляты то, кто заставляет нас скрывать такую хорошую вещь, как дружба.
   Они вошли в маленький коттедж, который когда-то был, наверное, уютным и даже красивым, но сейчас, изрядно потрепанный временем, выглядел очень невзрачно. Штакетный забор палисадника давно не видел краски и пестрел заплатами. Штукатурка дома местами отвалилась, обнажив кирпич стен. Внутри домика был тот хаос, который характерен для семьи, где долго отсутствует хозяйка.
   Но она была дома. Невысокая худенькая женщина в смятом фланелевом халатике металась по комнате. Ее руки были крепко прижаты к груди, глаза смотрели, ничего не видя. Всем своим видом она напоминала птицу, которая, найдя свое гнездо разоренным, отчаянно мечется в поисках птенцов.
   Увидя вошедших, женщина приостановилась, потом бросилась к ним и схватила руку шофера.
   — Вы слышали, что они сделали с моим мальчиком? — спросила она хрипло. — Вы мужчины! Неужели вы ничего не можете сделать, чтобы спасти своих детей? Каким проклятым надо было увести его от меня на край света, чтобы умертвить? Я даже не могу посетить его могилу, и мой сыночек лежит в чужой земле, не оплаканный своей матерью… Мало того! На его могилу, может быть, плюют те, в чью страну его отправили… И они правы… Тысячу раз правы…
   — Элизабет! Что ты говоришь? Подумай! — пытался остановить поток ее слов высокий широкоплечий фермер, производивший рядом со своей женой впечатление великана.
   — Замолчи, Джон! — отозвалась женщина. — Я говорю правду… Ты сам это знаешь… Любая женщина мира ответит на мои слезы, на мое горе: «Так тебе и надо! Как ты смела отпустить его убивать корейских женщин и детей? Теперь ты получила по заслугам!» Что меня утешит в моем горе? Уж не эта ли побрякушка?
   Она указала на небольшую коробочку, лежавшую на столе.
   — Орден «Пурпурного Сердца», — засмеялась она злобно. — Я не хочу ни видеть его, ни прикасаться к нему… Мне кажется, что это окровавленное сердце моего сына взывает об отмщении. Но что я могу сделать? Я только глупая женщина! Я не могу даже понять, кому, зачем нужна эта проклятая война с людьми, которых мы никогда и не видели…
   Заломив руки, она упала на постель и зарылась лицом в подушки.
   — А ты, Джон Купер? Ты так же думаешь, как твоя жена? — обратился к фермеру шофер.
   — У меня от всего этого просто мутится в голове, — ответил тот тихо. — Элизабет права! Горе и стыд! — Вот, что я чувствую. Когда мы на Эльбе братались с советскими солдатами, мы клялись друг другу не допускать больше братоубийственной войны. Мог ли я тогда думать, что через своего сына стану клятвопреступником? Когда его призвали в армию, еще и речи не было ни о какой Корее! Тогда мы еще гордились тем, что мы — американцы. А теперь?
   …Но вы устали с дороги. И Сэм еле сидит на своем стуле. И с вами какие-то дети. Я принесу вам хоть молока, что ли. С этим горем, что на нас свалилось, мы даже не подумали об обеде… А что за ребята, которых ты привез?
   — Я их подобрал в Чарльстоне… У них здесь никого нет. Они помогли мне выручить беднягу Сэма.
   — Боже! Какой у меня беспорядок в доме, — воскликнула, возвращаясь, Элизабет Купер. — Садитесь, Сэм. Здесь вам будет удобнее.
   Она придвинула к столу деревянное кресло с высокой спинкой и подложила маленькую подушечку под аккуратно перевязанную голову пострадавшего.
   — Бели мой старик наколет дров, я постряпаю что-нибудь на скорую руку… Кажется, в кладовой у нас еще есть кое-какие продукты.
   Она переступила порог комнаты и увидела стоящих в прихожей Васю, Валерика и Кюльжан.
   — Чьи это дети? — обратилась она к мужчинам. Но никто не успел ей ответить: в комнату с громким плачем вбежала девушка лет шестнадцати. Ее клетчатая косынка сбилась набок, открывая влажные завитки волос, прилипших ко лбу. Маленькие загорелые ноги были покрыты пылью, ворот простенького полосатого платья разорван.
   — Джен! Что случилось? — воскликнула Элизабет. Всхлипывая, та рассказывала, что в их дом ворвались полицейские и заявили, что их ферма продана с молотка в уплату долга страховому обществу и чтобы они убирались куда хотят. Я побежала к вам. Неужели за нас никто не вступится?
   По угрюмому молчанию мужчин, по их потупленным взглядам девушка поняла, что ее несчастье непоправимо и, вновь залившись слезами, опустилась на ступеньки крыльца.
   — Скоро дойдет очередь и до нас, — с горечью сказал Купер. — Мы ведь тоже задолжали банку столько, что никогда не сможем расплатиться.
   — Все-таки мне не нравится, что посторонние, хоть и дети, вертятся вблизи нас во время таких разговоров, — опять сказал Купер. — Я отошлю их пока к соседям. У них как раз сейчас собрались ребятишки, и они во что-то играют. У меня возникло еще много вопросов к тебе, Джоржи, и я хочу быть уверен в том, что нас никто не подслушивает.

СТРАННЫЕ РАЗВЛЕЧЕНИЯ

   Вася, Валерик и Кюльжан шли на соседнюю ферму по тропинке, указанной им Купером. На ходу они рассматривали рекомендованные им книжки-комиксы.
   — Белиберда какая-то, — заключил Вася, пробежав глазами книжонку под заглавием «Черный ужас». — На каждой странице то убийство, то крушение поезда! И слова какие-то дикие! Как это, например, понять: — «Кранч… пау… зау…», — это говорит бандит. А тот, кого убивают, тоже бормочет что-то непонятное: — «Орг… Уф…» А еще называется «комикс»! Что же тут смешного? Поменяемся книжками, сестренка. Может быть, тебе попалось что-нибудь лучше?
   — «Понь Чули — дьяволенок», — ответила девочка, перелистывая свою книжку. — Тут, кажется, приключения какого-то мальчика? Давайте сядем хоть около этого стога и посмотрим, что в ней написано? На ходу читать трудно, а поиграть мы еще успеем.
   Дети удобно расположились у стога соломы и начали рассматривать книжку. Она оказалась написанной в том же духе.
   — Брр! — сказал Вася. — Если начитаться таких штук, можно вообразить, что убийство — самый нормальный поступок. Давайте выбросим эти книжки!
   — Так ведь они же не наши! Фермер будет ругаться!
   — Ну, тогда положим их хоть под этот стог соломы, а будем возвращаться обратно захватим и вернем хозяину.
   Вася сунул руку с книжками в солому и вдруг вскрикнул. Его рука наткнулась на что-то живое и теплое.
   — Здесь кто-то есть, — сказал он испуганно.
   — А вдруг здесь прячется какой-нибудь бандит? — шепнула Кюльжан.
   — Скорее всего, — сказал Валерик, — просто бедный, бездомный человек. Надо посмотреть… Может быть, он даже болен?
   Дети начали осторожно разгребать солому, но спрятавшийся в ней не стал ждать, пока его обнаружат, и сам молча вылез из стога.
   Это был совсем молодой юноша, лет семнадцати — восемнадцати, не больше. Цвет его кожи был смугл с красноватым оттенком. Впалые щеки, резко очерченный профиль с орлиным носом и длинные черные, совершенно прямые волосы, в которых сейчас запутались соломинки, выдавали его расу.
   — Индеец, — восхищенно шепнул Вася, вспомнив романы Майн-Рида. С минуту длилось молчание. Юноша смотрел на нарушителей его покоя со смелым, даже слегка горделивым выражением. Только слишком плотно сжатые губы и стиснутые в кулаки руки выдавали его напряженное состояние.
   — Извините, что мы разбудили вас, — сказал Вася. — Мы не знали. Мы думали, что, может быть, вы больны и нуждаетесь в помощи…
   В глазах юноши мелькнуло удивление. С трудом разжав губы, он ответил:
   — Это первые человеческие слова, которые я за всю свою жизнь услышал от белых… Если только вы не смеетесь надо мной.
   — Но ведь не все же белые одинаковы, — возразил Вася. — Ведь есть и такие, которые не судят о человеке по цвету его кожи.
   — Я слышал, что есть и такие люди, — быстро ответил юноша. — Но мне они не встречались. Я жил в глуши, в горах Серро-Пикадо. Это Северная Аргентина. Я пас овец, конечно, не своих. Горсть кукурузы была мне обедом и ужином. Однажды я набрался смелости и попросил хозяина заплатить мне хоть сколько-нибудь за мой труд. Он засмеялся. Я еще раз попросил. Он повернул своего коня, чтобы уехать. Я вцепился в повод. Хозяин ударил меня хлыстом по лицу. У меня все помутилось в глазах! Я вырвал хлыст из его рук, а хозяин ускакал на своем коне.
   На другой день пришли полицейские, надели на мои руки и ноги железные браслеты и увезли меня в тюрьму. Суд вынес приговор: десять лет каторги.
   Когда я убежал оттуда в первый раз, меня приковали к столбу в поле и намазали лицо патокой. Меня искусали насекомые так, что опухло все лицо и я неделю не мог открыть глаз.
   Когда меня поймали после второго побега, то посадили в парильню.
   — Что же это за штука? — спросил Валерик.
   — Это небольшой деревянный ящик. В нем нельзя ни встать, ни лечь. Вскоре начинается страшная головная боль, потому что шея все время согнута. В конце концов, начинает болеть все тело. Внутри ящика температура до пятидесяти градусов.
   Мне опять удалось бежать. На этот раз я не возвращался в свои родные горы. Там опять бы меня нашли. Я ехал на товарных поездах, шел пешком, избегли больших дорог. И вот я здесь. Если меня опять поймают, я покончу с собой. Если вы хотите этого — зовите полицию!
   — Не думайте, пожалуйста, о нас так плохо, — пылко запротестовал Вася. — Мы вовсе не хотим, чтобы вас опять мучили!
   — Это все, что мне от вас нужно, — быстро ответил юноша. — Прощайте! И если слово благодарности бедного индейца что-нибудь значит для вас — примите его.
   Юноша пошел в сторону от тропинки и скоро скрылся из глаз.
   Когда дети подошли к соседней ферме, веселая игра была в самом разгаре.
   На табуретке под развесистым деревом стоял мальчуган, его крепко держали два других. Третий сидел верхом на толстом суку, с которого спускалась веревка с петлей на конце. Пятый участник игры старательно одевал на шею стоявшего на табуретке мальчугана петлю, уговаривая его не вертеться и дать себя повесить как следует.
   — Это же только игра, — услышал Вася. — Мы только на минутку выбьем из-под тебя табуретку и снова подставим или перережем веревку. Правда же, Бен?
   — И ты должен мужественно молчать, — прибавил Бен. — Если ты только испортишь нам игру, мы никогда больше не будем называть тебя славным именем «великого убийцы».
   Но «великий убийца» никак не соглашался «мужественно молчать», а, наоборот, завопил во все горло.
   — Ну, тогда, если он не хочет, чтобы мы его повесили, — сказал недовольно Бен, руководящий этой забавой, — убьем его как-нибудь по-другому. Пустите его! Том, слюнтяй ты этакий! Слезай с табуретки, раз ты не хочешь прославиться!
   Но, видимо, Том не страдал повышенным честолюбием, потому что он немедленно спрыгнул на землю и начал усердно жевать извлеченный из кармана початок вареной кукурузы.
   — Придумал! — радостно воскликнул третий мальчик, слезая с дерева. — Давайте обольем его бензином и подожжем! Это тоже будет дьявольски интересно!
   Услышав это предложение, Том выронил свою кукурузу и разразился диким криком.
   — Нет! С ним совершенно невозможно играть, — огорченно вздохнул Бен. — Придется прогнать его домой и поискать кого-нибудь другого на роль «великого убийцы».
   Тут участники игры заметили подошедших детей и обрадовано переглянулись. Бен сдвинул набекрень свою ковбойскую шляпу и, демонстративно заложив руки в карманы длинных штанов на помочах, приблизился к вновь прибывшим. Вася, в свою очередь, постарался принять независимый вид.
   — Мы гости фермера Купера, — сказал он, — Купер послал нас познакомиться с вами.
   — Очень хорошо придумал старик, — важно ответил Бен. — Мы тут как раз играли в «великого убийцу», но Том такой трус, что у нас никак с ним игра не получается! Хотите принять участие?
   — Мы можем принять в игру и девочку, которая с вами пришла, — великодушно предложил второй мальчик. — Цветом кожи и волос она немного похожа на мулатку… Давайте устроим над ней суд Линча.
   — Как это — суд Линча? — осторожно спросил Валерик.
   — А это идея! — обрадовался Бен. — Я вам сейчас объясню. Пусть ваша девочка даст нам какую-нибудь вещь с себя и бежит прятаться. На это мы ей даем целых пять минут.
   — Можно даже десять, — вставил товарищ Бена.
   — Ну хоть десять… Потом мы пустим по ее следу наших собак. Как только собаки найдут ее и начнут трепать, мы их отгоним, а девочку свяжем. Потом притащим к этому дереву и повесим. А вы должны будете стараться ее у нас отбить. Вот будет потеха!
   — Нет! — категорически возразил Вася. — Мы лучше будем играть с вами во что-нибудь другое.
   — Можно и в другое, — кисло согласился Бен. — Во что бы вы хотели играть?
   — А какие у вас еще приняты игры? Мы ведь не здешние, не знаем… ваших игр.
   — Конечно, такие, которые воспитывают в нас будущих солдат, — горделиво ответил Бен. — Можно играть в «смерть моряка», или в «призрак мустанга», или в «вооруженное ограбление»… Вы ведь видели эти кинокартины?
   — Нет, не видели. И вряд ли сумеем в них играть.
   — Это ничего, — снисходительно сказал Бен. — Я вам мигом все объясню… У вас, конечно, есть ножи и револьверы?
   — Нет.
   — Ну, мы вам одолжим свои, — утешил Васю второй мальчик. — У меня лично есть несколько штук того и другого. То мама подарит ко дню рождения, то папа на рождество… А без оружия никакая игра не получится. Ведь самое интересное — это убивать.
   — А тому, кого вы «убиваете», тоже интересно? — не вытерпела Кюльжан. — Я вот пойду сейчас к вашей маме, и скажу, что вы чуть мальчика не повесили!
   — Моя ма выписывает женский журнал, — важно заявил Бен. — А в этом журнале есть обращение к родителям, я сам его читал. Там написано, чтобы родители не останавливали своих детей, если они хотят стрелять друг в друга, что это укрепляет их дух и делает боевыми. А малыши, которым в играх приходится исполнять роль убитых, пусть привыкают к тому, что смерть не так уж страшна. Теперь ма ничего нам не запрещает, потому что это будет уже антиамериканская пропаганда.
   — И ваша мама все это терпит? — усомнился Вася.
   — А что ей остается делать, если такие игры одобряются даже радиопередачами? Впрочем, один раз она вмешалась. Это было, когда я с ней и с Томом ездил в город. Том — это мой брат, вот этот самый слюнтяй. Ну, пока ма что-то покупала в магазине, я, чтоб не было скучно ее ждать, связал этого дурачка и положил на рельсы перед приходом поезда. Мне хотелось видеть, — долго ли будет жить его голова, если ее отделить от туловища? Но ма увидела это из окна магазина, выбежала на улицу и все испортила.
   С минуту Кюльжан с ужасом смотрела на стоявшего перед ней маленького американца, потом резко повернулась и, схватив Васю за руку, отвела его в сторону.
   — Домой! Сейчас же. Немедленно домой!!!
   — И с меня довольно, — признался Вася. — Но наше путешествие мне хотелось бы еще продолжить. Если мы на основе научной фантазии могли побывать в прошлом, то почему бы нам теперь не заглянуть в будущее? Мне этого очень бы хотелось! Например, полет на Марс! Разве вам это не интересно?
   — Интересно, конечно, — сказал Валерик. — Только, прежде чем лететь на Марс, я хотел бы посмотреть, как будет выглядеть в будущем наш поселок на станции Матай. Сейчас там у нас, можно сказать, полупустыня. Деревья и кусты растут только у речки да там, где мы сами их посадили — около школы и клуба. Речка — воробью по колено. Кругом пески… Стоит подняться ветерку, начинается песчаная буря. Хоть моя мама и летом не выставляет из окон зимних рам, все равно в комнату столько наносит песка, что даже наволочки на подушках делаются серыми. По-моему, в будущем все должно выглядеть по-другому.
   — Хорошо, — согласился Вася. — Значит, маршрут у нас будет такой: начнем с нашего Матая, а потом отправимся в Алма-Ату и там выясним возможность полета на Марс. Может быть, встретимся и с Гавриилом Адриановичем. Признаться, я здорово устал. Хорошо бы очутиться сразу в постели! Сбор — на квартире у меня.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ПРЫЖОК В БУДУЩЕЕ

   Вася открыл глаза.
   Комната, в которой он очутился, была освещена слабым зеленовато-золотистым светом. Вася повернулся на кровати, — она издала мелодичный звон. Он сел и, откинув легкое одеяло, увидел, что оно сделано из топкой, словно кружевной сверкающей ткани.
   Как стеклянная, — подумал мальчик. — Батюшки мои! Да и вся мебель в комнате сделана из стекла! Сквозь кресла видна картина на стене… Стол тоже совсем прозрачный… Ведь это все равно, что сидеть на иголках! Сейчас придут Валерик и Кюльжан, и от мебели останутся одни осколки.
   Вася встал с постели, осторожно, боком, пробрался к окну, стараясь не зацепить хрупкую, по его мнению, мебель, и отодвинул узорчатую штору, сотканную из тонких, как паутина стеклянных нитей.
   Улицы их поселка чудесно изменились. Огненными четырехугольниками светились дома, но, к удивлению мальчика, рассмотреть, что в них внутри, он не мог. Свет в стекле преломлялся так, как будто оно было покрыто ледяными узорами.
   — Интересно, почему именно из стекла построены у нас дома и даже мебель? — подумал Вася вслух.
   — Наверно, потому, что главный материал для стекла — это песок, — услышал он и с живостью обернулся.
   За его плечами стаяли незаметно вошедшие Валерик и Кюльжан. — Да, да, — продолжала девочка. — Уж чего-чего, а песка у нас в Матае было в избытке.
   — Только, пожалуйста, осторожное, — взмолился Вася. — Здесь вое стеклянное! Я просто боюсь шевельнуться!
   — Мы тихонечко-тихонечко, — успокоила его Кюльжан. — Я даже могу снять туфли, на всякий случай.
   — Пожалуй, это будет правильно, — согласился Вася.
   Ребята разулись и на цыпочках обошли комнату.
   — Батареи парового отопления, и те стеклянные, — сказала девочка.
   — Зимой здесь будет даже страшно! Вдруг лопнет труба и обдаст кипятком? Вася! Ты не знаешь, из чего сделаны картины на стене. Они так светятся!
   Вася взглянул на большую картину, изображавшую «Хозяйку Медной Горы» из сказа Бажова. Платье, диадема и ожерелье подземной красавицы светились так, как будто драгоценные камни были не нарисованы, а искусно вделаны в полотно картины.
   — Наверно, картина составлена из кусочков разноцветного стекла, — предположил Валерик. Дети поочередно пощупали картину.
   — Нет, это нарисовано… Это краски такие, — сказала Кюльжан. — Я как-то читала в «Огоньке», что изобретены такие краски… Люминесцентные… Если обыкновенные краски или даже разные там вещества поместить под ультрафиолетовые лучи, они начинают гореть разными цветами.
   — Люминесцентные лампы в метро я видел, — сказал Валерик, а таких картин — еще нет.
   Разглядывая и даже ощупывая обстановку комнаты, ребята дошли до выключателей, помещенных у изголовья кровати.
   — Не может быть, чтобы они все были для включения света, — усомнился Валерик. — Надо обязательно проверить, какая кнопка для чего. — Начинай, Вася, поскольку ты здесь хозяин.
   Вася дотронулся до первой кнопки и… ничего не произошло.
   С минуту дети в недоумении смотрели друг ил
   — Наверно, тут проводка испорчена, — заключил Валерик, — или, может быть, еще не подключили?
   — Ой! — вскочила на ноги присевшая было на кровать девочка. — Она дышит теплом!
   — Кто дышит?
   — Твоя кровать! Вот… Попробуй сам!
   Вася положил руку на «кружевное» покрывало постели. От него исходила теплая, приятная волна.
   — Постель обогревается электричеством, — воскликнул он. — Наверно, покрывало сделано из металлических и стеклянных нитей. Никакого ватного одеяла не надо!
   — Ладно! — удовлетворенно отметил Валерик. — Эта кнопка теперь понятна. Что дальше?
   Вася коснулся второго выключателя, и настольная электролампа на тумбочке у изголовья постели загорелась ярким светом.
   — Нормально и даже вполне обыкновенно, — сказала Кюльжан.
   После прикосновения к третьему выключателю раскрылась дверь того, что дети приняли за большой шкаф. Там оказалась маленькая душевая установка. Четвертая кнопка включила невидимый радиоприемник, и звуки чудесной симфонии наполнили комнату. Пятая раздвинула драпировку на стене, и на ней вспыхнул бело-матовым светом экран телевизора.
   — Чудесная комната, прямо как в сказке, — сказала Кюльжан. — Ну, буквально все под руками!
   — Кроме еды, — напомнил Валерик. — Пошарь, Вася! Нет ли там еще какого-нибудь выключателя?
   Но Кюльжан женским чутьем уже обнаружила дверь в маленькую кухоньку. Там находилась стеклянная же газовая плита. В шкафу сверкали кастрюльки, сковородки и чайник, сделанные из того же материала.
   — Сковородку надо немедленно обновить. — предложил Валерик, хватая эту кухонную принадлежность. — Кюльжан, ищи яички! Есть посуда — должна быть и провизия!
   И тут же он нечаянно выпустил сковородку из рук.
   — Пропала сковородка! — воскликнула девочка.
   Но сковородка, упав на пол, не разбилась, а только слегка подскочила, зазвенев хрустальным звоном. Вася разинул рот от удивления.
   — Это какое-то особенное стекло, — определил он. — Вернемся в комнату… Надо проверить и мебель. Может быть, она тоже не такая уж хрупкая, как нам кажется?
   Ребята вошли в комнату и с некоторой опаской расселись в креслах вокруг стола. Под тяжестью их тел сидения упруго прогнулись. Это было очень удобно. Тогда дети начали действовать смелее. Вася резко двинул кресло в сторону и ударил им о соседнее, но услышал только легкий звон. Валерик сперва потихоньку, а потом сильнее дернул штору окна, но она не разрывалась. Кюльжан с удовольствием обула свои туфли и, пристукивая каблуками, исполнила несколько фигур какого-то танца. К ней присоединились и мальчики.
   — Не квартира, а восторг, — заявила девочка, падая в кресло. — И посуда в кухне чудесная! Она не окислится, как медная, не треснет, как эмалированная, и мыть ее легко. Жаль, что ты, Вася, продуктов не запас… Хороший хозяин! Пригласил гостей, а об ужине не позаботился.
   — Внимание, дети! — услышали они вдруг голос из репродуктора. — Время ужина приближается. Кто не хочет ужинать дома, милости просим в столовую! Как всегда: дети от пяти до семи лет — в Голубой зал, ученики с первого по пятый класс — в Розовый, а старшеклассники — в Зеленый. Начало ужина через пятнадцать минут.
   Повторив еще раз это приглашение, голос умолк.
   — Очень вовремя позаботились, — весело сказал Валерик. — Пошли!
   — Куда!
   — В Зеленый зал, конечно. Мы ведь старшеклассники.
   — Может быть, ты окажешь, где находится этот Зеленый зал? — ехидно спросил Вася.
   — Найдем, — уверенно сказала девочка. — Выйдем на улицу и посмотрим, куда идут ребята? В крайнем случае, спросим кого-нибудь.
   Они вышли на улицу. Был теплый летний вечер, без того удушливого зноя, который раньше был характерен для поселка. В центре улицы светилось большое красивое здание с колоннами, придававшими ему вид театра. Колонны отделили друг от друга три входа в здание. Над одним входом горели гирлянды голубых, над другим розовых, а над третьим — изумрудно-зеленых люминесцентных ламп. Над куполом здания вспыхивали и поочередно потухали огромные буквы: «Детская столовая».
   Вася, Валерик и Кюльжан не спеша поднялись по широкой лестнице, ведущей к дверям в Зеленый зал. На площадках, прерывающих перила лестницы, стояли огромные вазы из зеленого полупрозрачного камня. В них красовались фрукты, сделанные из цветного стекла. Уже по всем трем лестницам веселыми группами шли дети. По яркому, узорчатому, в восточном стиле ковру они входили в обширный зал столовой.
   Внутренние стены зала были украшены светящимися картинами, изображавшими цветы, пирожные и торты, красивые подносы с грудами конфет, вазы с кистями винограда, взрезанные арбузы и дыни. Осмотрев эти картины, Вася перевел свой взгляд на длинные столы, концы которых уходили в глубокие ниши в противоположных стенах зала. Па столах еще ничего не было.