Моран прыгнул в машину и помчался в Нью-Джерси.
   По указанному адресу располагался ресторан. В пустом зале копался хозяин, собирался закрывать его на ночь.
   Моран показал ему лицензию частного детектива и рассказал обычную для таких случаев историю: речь идет о наследстве.
   Опыт ему подсказывал, что большинство людей в такой ситуации не отказывается помочь. Некоторые, правда, внимательно все выслушав, оказывались не слишком склонны к сотрудничеству, пока им не перепадало несколько долларов. Но с денег Моран никогда не начинал; сначала он пытался выяснить, не захотят ли интересующие его люди помочь ближнему из лучших побуждений.
   Хозяин ресторана оказался из их числа. Но внимательно изучив фотографию Джонни, покачал головой:
   — Нет, никогда его не видел.
   Тогда Моран достал фотографию Мери, которую Шулер стащил у её матери.
   Хозяин сразу оживился.
   — Да, её я знаю. Последние дни она часто сюда заходила, была даже сегодня вечером. Это она получила наследство?
   — Нет, муж. А где она живет?
   Хозяин пожал плечами, уголки губ печально опустились.
   — Понимаете, я этого не знаю. Она говорила, что проведет несколько дней у друзей. Но не уточнила, где именно, а я не спросил.
   Моран начал поспешно соображать. Джонни и его жена скрывались где-то здесь, но сегодня было слишком поздно начинать расспрашивать местных жителей и показывать им фото. Мелкие торговцы, на которых он мог рассчитывать, уже закрыли свои лавки. О других нечего было и говорить. Большинство уже залегло в постель или собиралось лечь, так что тратить силы было бесполезно.
   Более того, если парочка действительно укрылась у друзей, те узнают и предупредят Джонни.
   Моран посмотрел на телефонную кабину в глубине зала.
   — Разрешите позвонить? — спросил он. — Я вас задержу буквально на минуту.
   Ресторатор миг поколебался, но потом вздохнул:
   — Ладно. Только побыстрее. Я тоже хочу спать.
   Моран плотно прикрыл дверь кабины и позвонил Корбо.
   — Я кое-что нашел...
   — Перезвоните мне через десять минут по другому телефону, — велел советник.
   Между ними существовала договоренность, что в подобных ситуациях Моран будет звонить в телефонную кабину рядом с домом Корбо. Он повесил трубку, вышел и спросил владельца ресторана, где ближайший телефон-автомат.
   — На Мейн-стрит, прямо у вокзала, — подсказал тот.
   Моран его поблагодарил.
   Пока он нашел кабину, десять минут истекли. Он набрал полученный от Корбо номер, и почти сразу услышал на другом конце линии голос советника.
   Моран объяснил, где находится, и добавил:
   — Мне нужны два человека, которые знают, что нужно делать.
   Фраза была достаточно ясна для человека, посвященного в детали.
   — Возможно, им придется провести здесь ночь.
   — Вы нашли, где скрывается Джонни?
   — Еще нет. Знаю только, он где-то поблизости. Но когда я его найду, могут возникнуть проблемы. Так что пришлите парней, которые достаточно хорошо его знают и смогут опознать в любых условиях.
   — Никаких проблем. Я пришлю Лу Барбетту. Он знает Джонни с детства. То же самое и с Ремо Галлони. Как раз сегодня вечером он в городе. Дон сегодня работал допоздна и проведет ночь в штаб-квартире.
   — Надеюсь, эта пара окажется ловчее предыдущей.
   Корбо не дал себе труда ответить, а лишь спросил:
   — Где они смогут с вами встретиться?
   Моран назвал адрес ресторана и повесил трубку. Потом сел в машину, с полчаса поездил по окрестностям, а потом вернулся к ресторану, который к тому времени уже закрылся.
   Примерно через пять минут в голубом «бьюике» прикатили Барбетта с Галлони. Он быстро объяснил им ситуацию.
   — Вполне возможно, он устроился где-то поблизости, но где именно, я не знаю. Вам нужно ночью покрутиться здесь и поглазеть по сторонам. Если заметите его, будьте начеку. Это не тот тип, чтобы дать вам время на размышления.
   — Будьте спокойны, мы её подведем, — отмахнулся Галлони. — Но что вы собираетесь делать?
   — Я на сегодня наработался и возвращаюсь домой. Нужно немного поспать. Встречаемся утром.
   — Если все пройдет нормально, — иронически хмыкнул Барбетта.
   Моран внимательно посмотрел на него:
   — Вижу, вам мои слова не слишком нравятся? Я могу позвонить и попросить Корбо прислал кого-нибудь другого.
   — Не горячитесь, — вмешался Галлони. — Мой друг пошутил. Делайте свое дело. Если нам удастся найти Джонни, все может кончиться ещё до того, как вы вернетесь.
   Моран, который уже было повернулся уходить, остановился.
   — Боюсь, что может случиться иначе. Я знал двоих парней, которые рассуждали точно так же. Больше я их не видел.
   — За нас не беспокойтесь, — фыркнул Барбетта.
   — Я я беспокоюсь не за вас, — возразил частный детектив.
   Потом сел в машину и уехал в Нью-Йорк.
   Было уже за полночь, когда Джонни вышел из мотеля в Хантингтоне и в украденном «понтиаке» покатил в Стоун — Крик. В деревушке все ложились спать не позднее десяти. И сейчас там царила мертвая тишина.
   Он оставил машину у тротуара и зашагал к одной из химчисток.
   Не было никаких конкретных причин выбрать именно эту химчистку. С таким же успехом он мог начать и с другой. Впрочем, если удача ему не улыбнется, придется навестить и её.
   Вскрыть дверь стало детской забавой. Служебная дверь была заперта на ключ, а основное помещение отделено поднимающимся окном. Открыть его оказалось даже легче, чем дверь.
   Окно было старинным, две створки по шесть секций. Джонни завернул рукоять пистолета в платок и ударил по одной из них. Стекло без особого шума вылетело внутрь.
   Джонни выждал пару минут, напряженно прислушиваясь. Но никто не появился. Он просунул руку в образовавшееся отверстие, отодвинул задвижку и оказался внутри.
   Войдя, он прежде всего тщательно закрыл окно. Не стоило привлекать внимание полицейского, если тот вдруг вздумает пройти мимо. Он зажег свой карманный фонарик и, прикрывая рукой его тонкий луч, чтобы не заметили с улицы, направился туда, где висели свежевычищенные вещи.
   Там он занялся этикетками с именами владельцев.
   Для такой маленькой деревушки их оказалось слишком много; на эту работу ушло не меньше часа. Джонни просмотрел почти все и уже задавался вопросом, не придется ли ему шагать в другую химчистку, когда на глаза наконец попалось то, что он искал.
   Удача ему улыбнулась. На этикетках трех костюмов шариковой ручкой было написано: «Р. Капеллани».
   Все остальное оказалось не труднее, чем проникнуть в химчистку.
   Во время последней отсидки в тюрьме Джонни больше года проработал учеником в швейной мастерской. Считалось, таким образом преступник обретет профессию, которая даст ему честный кусок хлеба после выхода на волю. Вполне возможно, в этом была доля правды.
   Над одним из столов висели ножницы самых разных размеров. Джонни выбрал самые маленькие, взял иголку и подобрал три катушки ниток под цвет подкладки каждого костюма. Очень осторожно он подпорол подкладку, а затем поместил между ней и тканью пакетики с кокаином, отобранные у Нолана. Причем выбрал такие места, где их наверняка не мог обнаружить владелец костюма.
   После этого осталось только зашить подкладку и проделать ту же операцию с двумя другими костюмами.
   Запас кокаина подошел к концу. Работа тоже. Осталось вновь поместить костюмы в большие полиэтиленовые пакеты и повесить их на прежнее место.
   Управившись с этим, Джонни одним махом взломал кассу.
   Там не оказалось ни гроша, но это не имело значения. Наутро хозяин химчистки заметит разбитое стекло и вызовет полицию. Взломанная касса все объяснит: кто-то пытался украсть её содержимое, и труды его оказались напрасны.
   Джонни вышел тем же путем, что и вошел, сел в «понтиак» и покатил в сторону Инглвуда.
   Пламя спички на мгновение осветило салон голубого «бьюика». Галлони достал пятую за ночь сигару и, как следует раскурив её кончик, швырнул спичку в раскрытое окно. Ласково погладив автомат на коленях, он нащупал ногами охотничью двустволку на полу, потом откинулся на спинку и обвел задумчивым взглядом спящие во тьме дома.
   — Инглвуд, Нью-Джерси, — мрачно сплюнул он. — Дивный город... Готов смотреть на него всю жизнь.
   Тут Барбетта круто вывернул руль, чтобы миновать запертую на ночь тележку продавца сосисок.
   — Но тут нет ни единого бара, где бы можно было выпить чашку кофе, — проворчал он.
   — Давай вернемся к автомату с «кока-колой», — предложил Галлони. — Нужно чего-нибудь выпить, у меня просто закрываются глаза.
   — Ладно, — кивнул Барбетта. — Я готов на что угодно, лишь бы не раскатывать без толку по этим мерзким закоулкам.
   Он свернул к перекрестку с Мейн-стрит неподалеку от вокзала. Там снова повернул, не обращая внимания на красный свет, и затормозил возле бензоколонки. Та была закрыта, как и все остальное в этом городе в три утра. Но автомат с «кока-колой» работал.
   Барбетта вышел из машины. Сунув несколько монет в щель автомата, нажал кнопку, снова сунул монеты и ещё раз нажал кнопку. С бутылкой «кока-колы» в каждой руке он вернулся к «бьюику».
   Примерно в то же время на перекрестке на красный свет остановился «понтиак». Это была первая машина, которую они увидели за ночь, поэтому Барбетта уставился на неё во все глаза.
   И тотчас узнал Джонни.
   В ту же секунду тот повернул голову и увидел его.
   Барбетта отшвырнул бутылки, чтобы выхватить пистолет.
   Джонни не стал доставать свой пистолет из-за пояса, а мгновенно воспользовался более быстрым оружием. Стремительно вывернув руль, он нажал на газ.
   Пистолет уже был у Барбетты в руке, когда «понтиак» пересек тротуар. Растерявшийся бандит попытался увернуться от машины, но она на всем ходу его догнала. Его тело описало в воздухе дугу, отлетело от стены бензоколонки и с глухим стуком рухнуло на землю.
   «Понтиак» пронесся мимо исковерканного тела, шины взвизгнули, когда он разворачивался, чтобы нырнуть в переулок. В этот миг позади громыхнул почти пушечный выстрел: Галлони почти одновременно нажал оба курка двустволки.
   Картечь хлестнула по кузову, разбила зеркало и пробила шины. «Понтиак» занесло, и он ткнулся в телеграфный столб.
   Джонни торопливо выхватил пистолет из-за пояса, ногой распахнул дверцу и, сложившись пополам, выскользнул наружу. Потом, словно краб, отполз в сторону.
   Галлони в «бьюике» уже не было.
   Джонни обогнул «понтиак» и отчаянно вытягивал шею, пытаясь его заметить.
   Из-за «бьюика» сверкнуло пламя автоматной очереди, засвистели пули. Одна угодила Джонни в левую руку, разорвала мышцы и прошла насквозь.
   Он вскрикнул и осел на капот машины.
   Снова очередь. Теперь пуля рикошетом от металла ударила Джонни в бок.
   Он скатился за машину.
   Какая-то дымка застлала глаза, но сразу исчезла, когда он услышал приближающиеся шаги. Посмотрев на уровне земли между колес машины, он увидел ноги подбегавшего Галлони.
   Пистолет Джонни по-прежнему сжимал в руке. Он три раза выстрелил из-под кузова машины, и третья пуля перебила бандиту ногу.
   Он со стоном рухнул. Тут же последовали ещё два выстрела, размозжившие ему голову.
   Теперь Джонни отчаянно напрягал все силы, чтобы встать.
   Ни в одном окне не вспыхнул свет, хотя множество глаз сейчас внимательно смотрели на улицу. Полицейский участок находился всего в полумиле. Нужно было как можно скорее убраться отсюда, но далеко уйти он не смог бы. Раненая рука при каждом движении причиняла ужасную боль.
   Джонни бросил пистолет и свободной рукой сунул раненую за пояс, чтобы та не болталась.
   Потом попытался вздохнуть поглубже — и едва удержался от крик: вторая пуля застряла между ребер, острая боль словно ножом пронзила грудь.
   Несмотря на начавшееся головокружение, он попытался добраться до «бьюика». Дверца осталась открытой, мотор продолжал работать.
   Джонни упал на сидение, протиснулся за руль и здоровой рукой захлопнул дверцу. Потом ему удалось ухватиться за руль и, несмотря на текущую из раны кровь, тронуть машину с места.
   До моста он добрался ещё до того, как полицейские успели оповестить контрольный пост дорожной службы. Скорчившись так, чтобы дежурный не заметил кровь, сунул деньги за проезд и поскорей уехал. Добравшись до Манхеттена, кое-как отыскал телефонную будку и набрал домашний номер Райли.
   После третьего звонка раздался сонный голос:
   — Да?
   — Говорит Джонни Морини. Позаботьтесь о безопасности моей жены Мери. Если её ещё захватили.
   Он назвал адрес пансиона в Инглвуде.
   — Джонни... Что случилось? Кажется, вам нехорошо?
   — Позаботьтесь о ней. Это долго не продлится.
   — Где вы?
   — Повторяю, скоро все кончится... Оставайтесь на связи...
   Джонни повесил трубку, сел в «бьюик» и, едва не теряя сознания, поехал в сторону нижнего Ист-Сайда.
   На мрачной грязной улице навстречу попадались одни пьяницы и бродяги. Джонни оставил «бьюик» и заковылял по тротуару. Здесь его жалкий вид и неверная походка не бросались в глаза. Редкие прохожие, ещё державшиеся на ногах, передвигались столь же неуверенно.
   Он одолел крыльцо и, хватаясь за перила, стал подниматься на второй этаж. Кровь, которой он отмечал каждую ступеньку лестницы, полиции ничего бы не дала: в этих местах им трудно было рассчитывать на сотрудничество.
   Добравшись до лестничной площадки, он привалился к двери доктора Миллера и постучал.
   Миллер был настоящим врачом. В свое время его клиентура состояла из очень приличных людей... до того, как он был осужден за аборты. Это было в те годы, когда за такую практику сурово карали.
   Дверь ему открыла девочка лет четырнадцати, весь наряд которой составляла мужская рубашка. При виде окровавленного человека она не слишком удивилась, лишь округлила губы и слегка присвистнула.
   — Да, ничего себе... Вам здорово досталось, — заметила она и взяла его за здоровую руку, чтобы помочь войти. Потом босой ногой закрыла дверь.
   В просторной комнате царила чистота, необычная для этого квартала. Пока девочка устраивала Джонни на диване, из соседней комнаты вышел доктор Миллер. Худощавый, но пышущий здоровьем, он был совершенно голым, если не считать полотенца, вокруг бедер.
   Не сказав ни слова, он взял со стола бутылку скотча и протянул её гостю.
   Джонни онемевшими пальцами поднес её к губам. Виски потекло на подбородок, но ему было все равно.
   — Что с тобой стряслось, Джонни? — спросил врач, начав снимать с него одежду.
   — Этого следовало ожидать, — сквозь стиснутые зубы простонал Джонни.
   Миллер печально покачал головой.
   — Да... я слышал...
   В дверях появилась вторая девушка. Той было лет шестнадцать, и расхаживала она в чем мать родила. Маленькие нахально торчащие груди и симпатичная пара ягодиц подрагивали при каждом движении.
   Доктор Миллер с восторгом принимал такие заблудшие души. Не говоря уж о том, что он предоставлял им кров, то, чем он с ними занимался, не причиняло им особого вреда: они и так немало повидали, прежде чем очутиться здесь. А человеком доктор Миллер был неплохим.
   Шестнадцатилетняя девица с явным интересом рассматривала Джонни.
   — Он умрет? — спросила она с отчетливым южным акцентом.
   — Нет, если ты живо вскипятишь два ведра воды.
   Девушка торопливо вышла; груди и ягодицы подпрыгивали в такт.
   — А я, могу я чем-нибудь помочь? — заволновалась младшая.
   — При условии, что сначала вымоешь руки. И не жалей мыла.
   Она поспешила в ванную.
   К тому времени Джонни был раздет до пояса. Новая порция скотча помогла одолеть накатившую волну беспамятства.
   Доктор Миллер осмотрел рану на боку.
   — Крепко досталось, Джонни, — заметил он, открыл шкафчик и достал оттуда бутылку и вату.
   — Что это такое? — прошептал Джонни.
   — Хлороформ. Нужно извлечь пулю, которая застряла между ребрами, продезинфицировать руку, наложить жгут и зашить. Ты ничего не почувствуешь.
   — О том, чтоб я заснул, не может быть и речи, — хрипло заявил раненый.
   Он знал, что Миллер постарается заштопать его как можно лучше. Зато вовсе не был уверен, что врач не воспользуется его забытьем, чтобы предупредить дона Ренцо. Слишком велика была награда...
   — Дай мне немного кодеина, и хватит.
   Миллер пожал плечами, поставил хлороформ обратно и достал маленький флакончик, из которого высыпал на ладонь три пилюли. Джонни сунул их в рот и запил новой порцией скотча. Врач тем временем возился с марлей, чтобы наложить на руку выше раны жгут, туго затянуть его и остановить кровотечение.
   Волна беспамятства вновь поглотила Джонни, а когда он пришел в себя, Миллер уже завязывал узел жгута.
   — Отлично, мой мальчик, — сказал он. — А теперь нужно подождать, когда начнут действовать пилюли. Без этого не обойтись.
   Он вернулся к шкафчику, вытащил пробку из бутылки со спиртом и протер им руки.
   Появилась младшая девочка и продемонстрировала врачу свежевымытые руки.
   — Хорошо, — кивнул он. — Найди в шкафу коробку с бинтами и ватой.
   Едва она исчезла в спальне, из кухни выглянула девушка постарше и объявила:
   — Вода кипит.
   Миллер протянул ей поддон с хирургическими инструментами.
   — Положи туда. Только осторожно.
   Пока вокруг него все суетились, Джонни плыл в безболезненном мире кодеина. Но когда врач принялся за работу, страдание и боль вернулись снова.
   При удалении пули, застрявшей между ребрами, ему стало совсем плохо, но Джонни терпел. А когда Миллер занялся его рукой, которая, казалось, онемела, от дикой боли он просто потерял сознание.
   Снова придя в себя, он увидел, что врач заканчивает бинтовать ему руку. Девушки замерли рядом, одна держала коробку с бинтами, другая — поддон с инструментами, теперь красными от крови. Сейчас Джонни уже не испытывал такой безумной боли, но чувствовал себя каким-то вялым и опустошенным.
   Доктор Миллер выпрямился, отступил назад и потянулся, чтобы размять онемевшую спину.
   — Ну, вот, мой мальчик, — сказал он. — Это все, что я мог для тебя сделать. Я предпочел бы оставить тебя здесь, но это невозможно.
   — Да...
   Слово с трудом сорвалось с его губ, потом слабым дрожащим голосом он продолжил:
   — Вы не могли бы дать мне что-то из одежды?
   Миллер прошел в спальню и вернулся со старой нейлоновой курткой на «молнии». Девушки помогли Джонни её надеть. Колени подгибались, так что его пришлось поддерживать, пока он не восстановил равновесие.
   Через минуту все прошло.
   Пока девушки его одевали, а врач застегивал молнию, Джонни чувствовал странную легкость в голове.
   — Ты мне должен двести пятьдесят долларов, — сказал врач.
   Очень осторожно Джонни сунул правую руку в карман и вытащил все деньги, что там оказались — сорок пять долларов и кучка мелочи. Деньги он положил на стол, а потом забрал обратно десять центов.
   Миллер проводил их недовольным взглядом.
   — Ты мой адрес знаешь, — буркнул он. — Остальное я надеюсь получить по почте. И ещё до нового года.
   — Рад это слышать, доктор. Это доказывает, что ты веришь — я выживу.
   — Только если отправишься в больницу. И не через шесть месяцев. Иначе есть большая вероятность, что ты умрешь. В больницу лучше бы не здесь, а в другом городе.
   — Я понял, доктор. Можно мне ещё немножко кодеина?
   Миллер высыпал из флакона пригоршню пилюль и сунул их в карман нейлоновой куртки. Потом взял бумажку в пять долларов, лежавшую на столе, сунул её в тот же карман и открыл дверь.
   — Иди, мой мальчик. Я даю тебе час времени, а потом звоню в штаб-квартиру Капеллани. Им я скажу, что вынужден был тебе помочь, так как ты угрожал мне пистолетом.
   Джонни, с трудом переставляя ноги, вышел из квартиры. По лестнице он спускался словно пьяный, который вот-вот рухнет. На улице он некоторое время продолжал ковылять по тротуару, пока не нашел машину, не запертую на ключ.
   Уже светало, когда Джонни добрался до своей квартирки снял на Брекер-стрит. Там он запер дверь, дважды повернул ключ в замочной скважине, и сразу схватил бинокль, лежавший на диване. В то утро его безумная идея ещё не могла осуществиться: было слишком рано, чтобы дон Ренцо надел один из тех костюмов, которые Джонни нашпиговал наркотиками. И все же у него от сердца отлегло.
   Потом, осторожно примостившись на правый бок, он вытянулся на диване. Уже проваливаясь в полубред, Джонни все спрашивал себя, сколько понадобится дону Ренцо времени, чтобы надеть нужный костюм.
   И протянет ли он сам так долго, чтобы это видеть.

Глава 13

   Джонни проснулся, обливаясь потом; все тело корчилось от мучительной боли. Послеполуденное солнце заливало комнату, но сам он был так плох, что понадобилось немалое время, чтобы понять, где он и что с ним происходит. Тяжело дыша, он пытался справиться с болью, приковавшей его к влажному матрасу, потом с глухим стоном сел на край постели и спустил ноги на пол.
   Руку и левое плечо дергало словно от ужасной нестерпимой зубной боли. Если бы он мог, просто оторвал бы руку. Казалось, удаленная доктором Миллером пуля превратилась в клин, вбитый в его тело. И этот раскаленный добела клин то распухал, то уменьшался в ритме его дыхания.
   Страшная жажда иссушила горло, но встать, пройти в ванную и напиться было выше его сил.
   Пошарив правой рукой в кармане, он достал три пилюли кодеина. Такая доза была слишком велика, он это знал. Следовало тщательно распределить имевшиеся у него лекарства и не принимать ни одной пилюли по крайней мере четыре ближайших часа.
   Несмотря на столь разумное решение, Джонни сунул в рот все три пилюли и поспешно разжевал, чтобы легче было проглотить. Потом вытянулся на постели постарался дышать медленно и спокойно.
   Доктор Миллер перенес его часы с левой руки на правую, и Джонни внимательно уставился на большую стрелку. Он буквально гипнотизировал себя этим зрелищем, чтобы отвлечься и уйти в иной мир, где страдание не занимало бы столько места.
   Через полчаса под воздействием кодеина боль постепенно утихла. Поддерживая левую руку правой, Джонни с величайшей осторожностью поднялся. Его слегка покачивало, но головокружение прошло. Нужно было побыстрее напиться воды. Три пилюли, выпитые разом, сняли боль, но с минуты на минуту он мог лишиться чувств.
   Но быстро двигаться он не мог — боялся упасть и повредить раненую руку.
   Ковыляя на одеревеневших ногах, Джонни осторожно переносил вес тела с одной ступни на другую. Добравшись до ванной, он уже не почувствовал зловония — обоняние под действием кодеина отключилось.
   На туалетном столике стоял пластмассовый стаканчик сомнительного происхождения. Джонни открыл кран — вода потекла рыжая от ржавчины, но он выпил четыре стакана подряд. Потом осторожно развернулся и вернулся в комнату.
   На какое-то время боль отступила. Когда его ноги коснулись дивана, он их уже не чувствовал. Просто осторожно вытянулся и заснул глубоким сном.
   Когда он открыл глаза, уже стемнело. Боль вернулась вновь, но уже не такая сильная, как прежде. По крайней мере пока.
   Джонни сумел добраться до ванной и запил стаканом воды новую порцию кодеина. В этот раз он принял две пилюли. Потом вернулся на диван и поднес к глазам правую руку, чтобы взглянуть на циферблат.
   Почти полночь. Стрелки ещё двигались, но если он не заведет часы, те вскоре остановятся.
   Сняв впившийся в запястье ремешок, Джонни сунул часы в рот, зажал зубами и завел здоровой рукой. Вновь надеть их на запястье он не мог и положил в карман.
   Две пилюли кодеина начали действовать.
   Сконцентрировав всю волю, он приказал себе проснуться ровно в восемь утра. Прежде у него такое получалось и теперь, засыпая, он молил небо, чтобы эта привычка не подвела.
   Когда Джонни проснулся, жаркое солнце заливало комнату, пробиваясь в щели в занавесках. Боль казалась вполне терпимой. Он совсем не ощущал раненой руки, только левый бок ещё болел.
   Пошарив в кармане, Джонни нащупал часы. Те показывали без десяти восемь. Его внутренний будильник как всегда действовал исправно.
   Была у него и другая причина для радости: теперь он мог обходиться без кодеина. Тем лучше, сегодня ему нужно сохранять светлую голову... по крайней мере ближайшие часы. А если улыбнется счастье, может быть и дольше.
   Джонни с трудом поднялся, на ватных ногах добрался до ванной комнаты и выпил три стакана воды. Потом теми же неуверенными шагами вернулся в комнату и ухватился здоровой рукой за стул. Кое-как подтащил его к окну и по дороге прихватил бинокль.
   Тяжело дыша, какое-то время он вспоминал, что должен делать. Потом память неожиданно вернулась, и он навел бинокль на штаб-квартиру дона Ренцо. Тщательно настроил резкость, опустил бинокль на колени и принялся ждать.
   Без десяти девять перед зданием остановился лимузин дона Ренцо.
   Джонни заставил себя выйти из летаргического состояния и поднес бинокль к глазам. Он сразу узнал парня, сидевшего за рулем — это был Марти, сын дона Ренцо. Он не отличался большими способностями и работа шофером была вполне по нему.
   Джонни внимательно осмотрел трех мужчин, вышедших из машины. Это были новые телохранители, физиономия одного из них показалась ему знакомой. Потом Джонни вспомнил — Сал Аккане, грубый, но способный парень, обладавший крысиной изворотливостью.
   Громилы оглядели улицу, потом Сал Аккане кивнул и из машины вышел дон Ренцо.
   Но костюм его был не из тех, которые Джонни начинил кокаином.
   Горькое разочарование буквально схватило его за горло. Он уронил бинокль, хотя продолжал следить за улицей. И видел, как дон Ренцо с охранниками исчез в здании, а Марти снова сел за руль.