Квин Эллери. Дом на полпути

   — О, разумеется. — Финч деликатно помолчал. — Но мне кажется, что агент со стороны, специально выбранный для этой цели, сможет проявить... э-э-э... больше благоразумия. К тому же вы оказались на сцене с самого начала.
   Эллери застучал пальцами по подлокотнику кресла. Все смотрели на него.
   — Видите ли, — проговорил он наконец. — Вы ставите меня в сложное положение. Эта женщина, которую вы решили пригвоздить к позорному столбу, сестра моего старинного приятеля. По всему раскладу я должен быть в другом лагере. Единственно, что в вашем обращении прельщает меня, так это то, что вы заинтересованы не в заранее готовом ответе, а просто в выявлении истины. Вы можете рассчитывать на мое благоразумие, мистер Финч, но не на молчание.
   — Что вы хотите этим сказать? — спросил сенатор Фруэ.
   — Но это же логически следует из всего сказанного. Я слабыми своими силами пытаюсь жить сообразно своему мессианскому комплексу. Если я сподоблюсь обнаружить истину, то не могу гарантировать, что она будет лицеприятна.
   Финч порылся в бумагах на столе, вытащил одну, снял колпачок с авторучки и начал писать.
   — Все, что хочет Национальная страховая компания, — спокойно сказал он, — это приемлемые доказательства, что Люси Уилсон совершила или не совершила убийство или послужила причиной убийства своего мужа.
   Промокнув написанное пресс-папье, он встал и обошел стол.
   — Устраивает вас это в качестве договора, мистер Квин?
   Эллери чуть не подскочил. Листок бумаги оказался чеком, а над подписью Финча, сделанной яркими зелеными чернилами, была проставлена сумма в пять тысяч долларов.
   — Очень красиво, — пробормотал он. — Но давайте отложим пока вопрос о вознаграждении. Мне надо все обдумать и осмотреться. Я еще не решил окончательно, вы понимаете.
   Финч помрачнел:
   — Как вам угодно, разумеется.
   — Пара вопросов, если не возражаете. Миссис Гимбол, вы имеете какое-нибудь представление о нынешнем состоянии дел вашего... скажем лучше — мистера Гимбола?
   — Состоянии дел? — переспросила женщина, и в голосе ее промелькнули нотки беспокойства.
   — Джо был плохим бизнесменом, — с горечью заметила Андреа. — У него ничего своего за душой не было. Плох в делах, как и во всем остальном.
   — Если вас интересует его завещание, — вмешался юрист, — могу сказать, что он все оставляет Джессике Борден Гимбол. Но поскольку он фактически не оставил ничего, кроме долгов и страховки, в данных обстоятельствах это довольно циничный жест.
   Эллери кивнул.
   — Кстати, сенатор, я полагаю, вы ничего не знали о решении Гимбола изменить личность получателя страховки?
   — Абсолютно ничего. Идиот!
   — А вы, мистер Джоунс?
   — Я? — Молодой человек поднял брови. — Откуда мне было знать? Мы с ним не были, как это говорится, в близких отношениях.
   — Не означает ли это, что он проявлял к вам мало внимания, мистер Джоунс, или речь просто об отсутствии общих интересов?
   — Я вас прошу, мистер Квин, — устало проговорила Андреа. — Что пользы от подобных шпилек? Джо тоже не ответил бы на этот вопрос.
   — Ясно. — Эллери поднялся. — Вы понимаете, Финч, что, если я приму предложение, о том, чтобы это меня связывало по рукам и ногам, и речи быть не может?
   — Полагаю это само собой разумеющимся.
   Эллери взял свою трость.
   — Я дам вам знать о моем решении в течение одного-двух дней, когда в Трентоне появятся новые факты. До свидания.
 

* * *

 
   В понедельник вечером Эллери звонил в дверь квартиры Гимболов-Борденов на одиннадцатом этаже внушительного здания на Парк-авеню. Уже начинало темнеть. Безликий человек во фраке впустил его в гостиную, поражающую своей роскошью, и пошел доложить о его визите, а Эллери тем временем рассматривал картины и антикварную мебель, рассеянно подумав о том, из чьего же кармана оплачено все это великолепие. Одна только квартира обходилась, должно быть, где-то от двадцати до тридцати тысяч в год; а обстановка тянула на шестизначные цифры, если помещение, в котором он находился, могло служить критерием. Судя по всему, здесь витал дух Джаспера Бордена, а не утонченного, поэтичного джентльмена, которого он еще раз повидал накануне в морге Трентона.
   Безликий человек бесшумно препроводил его в таинственную, слабо освещенную комнату с окнами, занавешенными бархатными портьерами, посреди которой восседал на инвалидной коляске, как умирающий король на троне, гигантский старик. За спиной у него в виде сурового стража стояла сиделка с внимательным взглядом. Поверх белоснежной манишки с бабочкой на нем был парчовый халат; на старческой морщинистой правой руке сверкнул замысловатый перстень-печатка. Для восьмидесятилетнего он сохранился на удивление прекрасно, подумал Эллери, пока не заметил характерную одеревенелость левой стороны его тела. Мускулы на левой стороне лица были неподвижны, и даже левый глаз смотрел не мигая, тогда как правый пытливо и с интересом взирал на него. Создавалось впечатление, будто старый Борден составлен из двух половинок — живой и умершей.
   — Как поживаете, мистер Квин? — приветствовал он Эллери скрипучим голосом, причем произнесла эти слова правая половинка рта. — Прошу прощения, что принимаю вас сидя. И позвольте поблагодарить вас за заботливую и вежливую телеграмму в субботу вечером. Чем обязан вашему визиту?
   В зале стоял затхлый дух, словно в склепе. Эллери видел, что перед ним, в сущности, живой труп. Темно-синие орбиты глаз были огромны и мертвенны. Однако, присмотревшись к его крепкому подбородку и хрящеватому носу, выделяющемуся на землистого цвета лице, Эллери понял, что у старого Джаспера Бордена еще достаточно сил, чтобы заставить считаться с собой. Его живой, подвижный глаз, пристально смотревший на него, действовал гипнотически.
   — Благодарю за то, что согласились принять меня, мистер Борден, — быстро проговорил он. — Не будем тратить время на пустые любезности, которые вам только причинят лишние волнения. Вам известна причина моего интереса к смерти вашего зятя?
   — Наслышан, сэр.
   — Но миссис Гимбол...
   — Моя дочь все мне рассказала.
   Эллери промолчал.
   — Мистер Борден, — снова заговорил он, — правда вещь любопытная. От нее не уклониться, но ее можно поторопить. Раз вы наслышаны обо мне, нет необходимости уверять вас, что мой интерес к подобного рода трагедиям беспристрастен. Вы можете ответить на мои вопросы?
   Живой глаз пристально посмотрел ему в глаза.
   — Вы отдаете себе отчет, мистер Квин, что все это значит для меня — для моего доброго имени, для моей семьи?
   — Абсолютно.
   Старик помолчал. Затем сказал:
   — Что вы хотите знать?
   — Я хочу знать, когда вы впервые узнали, что ваш зять ведет двойную жизнь.
   — В субботу вечером.
   — Вам никогда не приходилось слышать о Джозефе Уилсоне — человеке или имени?
   Могучая голова медленно нагнулась один раз.
   — Насколько мне известно, это по вашему совету ваш зять застраховал свою жизнь на миллион долларов.
   — Верно.
   Эллери протер стекла пенсне.
   — Мистер Борден, у вас была какая-то особая причина на это?
   Ему показалось, что угрюмые синие губы с правой стороны чуть выгнулись в подобие слабой улыбки.
   — Если вы имеете в виду что-то криминальное, то нет. Я руководствовался принципом. Моя дочь не нуждалась в материальном обеспечении со стороны мужа. Но, — в скрипучем голосе почувствовались жесткие нотки, — в этом мире, где каждый мужчина стал безбожником, а каждая женщина потеряла всякое представление о порядочности, следует кому-то утверждать старомодные добродетели. Я человек прошлого, мистер Квин, некий анахронизм. Я все еще верю в Бога и семейный очаг.
   — Что, надо воздать должное, правильно, — поспешил вставить Эллери. — Кстати, вы, конечно, не знали, что ваш зять...
   — Ничем подобным он в жизни не был! — рявкнул восьмидесятилетний старец.
   — Что Гимбол...
   Борден проскрипел уже спокойно:
   — Он был пес. Скотина. Позор и унижение для всякого человека, имеющего принципы.
   — Я прекрасно понимаю ваши чувства, мистер Борден. Я хотел спросить, знали ли вы об изменении, внесенном им в страховой договор по части бенефициария?
   — Знай я, — проревел старец, — я бы придушил его собственными руками, не смотрите, что я немощен и прикован к этому чертову креслу!
   — Мистер... Позвольте личный вопрос, сэр, при каких обстоятельствах Гимбол обручился и обвенчался с вашей дочерью? — Эллери кашлянул. — Вы прекрасно понимаете, что я прибегаю к конвенциональным терминам за неимением более точных слов.
   На миг живой глаз яростно вспыхнул, потом старец прикрыл веко.
   — Мы живем в странное время, мистер Квин. Лично мне Джозеф Гимбол всегда был не по душе. Мне он казался слабаком, пустым человеком, слишком красивым и безответственным даже по отношению к самому себе. Но моя дочь безумно в него влюбилась, и я не мог отказать моему единственному чаду в толике счастья. Моя дочь, вы же знаете, — он помолчал, — была несчастна в первом браке. Выйдя замуж совсем молоденькой, она пережила трагедию: ее первый муж, очень достойный молодой человек из незапятнанной семьи, занимающей высокое положение в обществе, умер у нее на руках от пневмонии. Когда через несколько лет объявился этот Гимбол, Джессике было уже сорок. — Могучее правое плечо дернулось. — Вы же знаете женщин.
   — А финансовое положение Гимбола в тот период?
   — Нищ, как церковная крыса, — гаркнул Борден. — Матушка его хитра и коварна, сущая дьяволица, и я не удивлюсь, если это ее ненасытное тщеславие толкнуло его на двоеженство. Джозеф Гимбол не способен был и мухе перечить, куда уж тут, когда за дело взялась эта бестия. У Джессики было достаточно приличное собственное состояние — наследство от ее первого мужа плюс то, что она получила от моей дорогой супруги, — и, конечно, я не мог позволить ей выйти замуж без... У него ничего не было за душой. Ни полушки. Я взял его в дело. Думал, как-нибудь обойдется. Я дал ему шанс. — Голос стал слабеть. — Пес, неблагодарный пес. Ведь мог быть моим сыном!
   Сиделка подала сигнал, что Эллери пора уходить.
   — Он вел ваши дела, мистер Борден?
   — Ту часть, где он мог причинить наименьшие убытки. У меня были значительные вклады. Я ввел его в бюро директоров нескольких корпораций, которые контролировал. В катастрофу 1929–1930 годов он умудрился потерять все, что я дал ему. В черную пятницу он был в этой своей норе, развлекался с той женщиной!
   — А вы, мистер Борден? — вежливо спросил Эллери.
   — Я тогда еще был в активе, мистер Квин, — мрачно сказал старец. — Джаспера Бордена голыми руками не возьмешь. Не на того напали. А теперь, — правое плечо могучего старца снова шевельнулось, — теперь я ничто, живой труп. Мне даже сигары больше не дают. Кормят с ложечки, как последнего...
   Сиделка была в ярости. Ее указательный палец твердо указывал Эллери на дверь.
   — И последнее, — поспешно проговорил Эллери. — Вы всегда были против развода по религиозным соображениям, сэр?
   На миг Эллери испугался, что миллионера сейчас хватит второй удар. Его живой глаз стал бешено вращаться, лицо налилось кровью.
   — Развод! — загрохотал он. — Греховная выдумка дьявола! Чтобы мое чадо... — Старец остановился и тихо договорил: — Моя вера запрещает развод, мистер Квин. Почему вы спрашиваете?
   Но Эллери пробормотал скороговоркой:
   — Благодарю, мистер Борден, вы были очень любезны. Да, да, сестра, ухожу. — И он попятился к двери.
   Кто-то позвал его сзади:
   — Мистер Квин! — Голос был бесцветный. Оглянувшись, он увидел Джессику Гимбол. Она почти растворялась в полумраке. Рядом маячила долговязая фигура Финча.
   В полутемном помещении было душно.
   — Простите, — пробормотал Эллери и шагнул в сторону. Она проплыла мимо него, уже забыв о его присутствии. Финч, вздохнув, последовал за ней.
   Уходя, он услышал за спиной раздраженное ворчание старого Джаспера Бордена:
   — Джессика, сейчас же убери эту скорбную мину, что ты корчишь из себя умирающую? Слышишь? — и покорный ответ пожилой женщины:
   — Слушаю, папа.
   Он спускался по лестнице, обуреваемый новыми мыслями. Теперь многое стало ясно во всей этой ситуации, которая раньше была для него как за семью печатями. И одним из непререкаемых фактов, проливающих свет на многое, был следующий: эта старая развалина Джаспер Борден все еще самодержавно правил домом и твердо держал скипетр в своей дряхлой длани.
 

* * *

 
   Безликий человек внизу проявил явные признаки беспокойства, если он вообще мог что-либо проявлять в области эмоций, когда Эллери, вместо того чтобы покинуть священный порог, попросил сообщить о себе мисс Андреа Гимбол. А когда Андреа вышла из внутренних апартаментов, он стоял, неподвижный как статуя, словно в его обязанности входила защита ее от любого посягательства.
   По пятам за ней следовал Берк Джоунс, одетый к обеду, с рукой на черной перевязи, что придавало ему еще более светский вид.
   — А, Квин, — проговорил Джоунс. — Вынюхиваете, да? Господи, до чего же я завидую вашему брату. У вас такая потрясающая жизнь. Повезло?
   — Ничего существенного, — с улыбкой ответил Эллери. — Добрый вечер, мисс Гимбол. Я опять тут как тут.
   — Добрый вечер, — ответила Андреа. Она странно побледнела, увидев его. Ее черное вечернее платье с рискованно низким вырезом другого молодого человека заставило бы застыть от восхищения, но Эллери есть Эллери, и он предпочитал следить за выражением ее глаз. Они расширились от ужаса. — Вы... вы хотите поговорить со мной?
   — Когда я пришел, — сказал Эллери, — я заметил кремового цвета машину у тротуара. Шестнадцатицилиндровый «кадиллак»...
   — О, — сказал Джоунс, — это, должно быть, моя машина.
   Эллери заметил, что лицо Андреа исказилось от неподдельного ужаса. Она не удержалась и воскликнула:
   — Берк! — и тут же прикусила губу и схватилась за спинку стула.
   — Да что с тобой, Энди? — спросил Джоунс, высоко поднимая брови.
   — Ваша, Джоунс? — проговорил Эллери. — Странно. Билл Энджел видел, как кремовый шестнадцатицилиндровый «кадиллак» проехал по главной дорожке хижины, в которой той ночью был убит Джозеф Гимбол. Действительно, странно. Он чуть не сбил Энджела.
   Загорелое лицо Джоунса посерело.
   — Моя... машина? — переспросил он после некоторого молчания, облизывая губы. Он посмотрел телячьими глазами на Андреа и тут же отвел их в сторону. — Это невозможно, Квин. Я был тогда на этом благотворительном вечере в Вальдорфе со всеми Гимболами, и машина весь вечер стояла там на улице. Наверное, какая-то другая машина.
   — О, наверное. И уж само собой, мисс Гимбол может это подтвердить?
   Губы девушки чуть заметно приоткрылись.
   — Да, — еле слышно прошептала она.
   — О, — переспросил Эллери, — так вы ручаетесь за это, мисс Гимбол?
   У нее чуть задрожали руки.
   — Да, — прошептала она.
   Джоунс старательно не смотрел на нее. Плечи его опустились, чувствовалось, что он глубоко взволнован и не знает, как себя вести.
   — В таком случае, — хмуро проговорил Эллери, — вы не оставляете мне выбора, мисс Гимбол. Я вынужден просить вас показать мне ваше обручальное кольцо.
   Джоунс окаменел. Он перевел беспокойный взгляд с Эллери на левую руку Андреа, и глаза у него полезли на лоб от ужаса.
   — Обручальное кольцо? — пробормотал он. — При чем здесь...
   — Я полагаю, — заметил Эллери, — что мисс Гимбол сама может ответить на этот вопрос.
   Где-то сверху послышались голоса. Джоунс подошел вплотную к Андреа.
   — Так что? — резко спросил он. — Чего ты его не показываешь?
   Она опустила веки.
   — Берк...
   — Я спрашиваю, — настойчиво повторил он, — почему ты его не показываешь ему? Андреа, где оно? Почему он спрашивает? Ты никогда не говорила мне...
   Дверь на балкон вверху открылась, из нее вышли миссис Гимбол и Гросвенор Финч.
   — Андреа! — вскрикнула миссис Гимбол. — В чем дело?
   Андреа закрыла лицо руками, безымянный палец ее левой руки был без кольца. Она зарыдала.
   Миссис Гимбол побежала вниз по лестнице.
   — Это еще что за слезы? — сердито спросила она. — Мистер Квин, я требую объяснения.
   — Я просто попросил вашу дочь, — вежливо ответил Эллери, — чтобы она показала мне обручальное кольцо, миссис Гимбол.
   — Андреа, — раздраженно сказал Джоунс, — если ты ввяжешь меня в неприятности...
   — Андреа, — проговорила миссис Гимбол, — что еще? — Лицо у нее побагровело и одрябло.
   Финч торопливо сошел с лестницы. Он явно был недоволен.
   — О, — рыдала Андреа, — все против меня, почему? Неужели не видите, что я, я...
   Миссис Гимбол произнесла холодно:
   — Если моя дочь не хочет отвечать на ваши дурацкие вопросы, мистер Квин, пусть и не отвечает. Я не понимаю, что вами движет, но теперь вижу, что вы защищаете интересы этого отвратительного молодого человека из Филадельфии. Вы работаете не на нас. Вы знаете, что это она его убила!
   Эллери со вздохом двинулся к выходу.
   — Совершенно верно, — сказал он, к вящему негодованию безликого лакея, следующего за ним по правую руку. — Финч.
   — Но это несерьезно, — затараторил Финч. — Разве нельзя во всем разобраться!
   — Слова — женщины; деяния — мужчины. Полагаю, что самое время мне вернуться к своей природной мужественности.
   — Я не о...
   — Что ж, в данных обстоятельствах, — проговорил Эллери тоном сожаления, — все так складывается, что мне невозможно работать по этому делу под эгидой Национальной страховой компании. Кооперация не получается, сами видите. Все совершенно ясно. Так что я вынужден отказаться от предложения.
   — Если гонорар... — с безнадежным видом промямлил долговязый Финч.
   — Плевать на гонорар.
   — Эллери, — раздался низкий голос.
   Эллери обернулся. В дверях стоял Билл Энджел.
   Безликий человек теперь уже смотрел почти гневно. Потом пожал плечами. Наконец, вздернув подбородок, отступил, и Билл вошел в холл.
   — Ну что, Билл, — медленно проговорил Эллери, прищуриваясь. — Пришел, наконец. Я так и думал, что ты придешь.
   Билл выглядел неважно, но его четко очерченный подбородок был тверд как всегда.
   — Прости, Эл. Я потом все объясню. А пока, — сказал он, повышая голос и спокойно оглядываясь, — мне надо поговорить с мисс Гимбол — наедине.
   Андреа вскочила, прижав руки к горлу.
   — О, зачем вы пришли!
   — Андреа, — визгливо начала миссис Гимбол.
   Джоунс проговорил светским тоном:
   — Я держался от всех этих тайн в стороне настолько, насколько считал нужным. Андреа, ты давно уже играешь мной. Я требую немедленного объяснения, иначе, черт побери, между нами все кончено. Это что еще за парень? Где твое кольцо? Что, черт возьми, ты делала на моей машине в тот вечер в субботу? Если ты замешана в этом убийстве...
   На миг у Андреа блеснули глаза. Потом погасли, и к щекам прилила краска. Билл переспросил:
   — На вашей машине?
   — Как видите, — вставил Эллери, — искренность лучшая часть романтизма, Билл. Я еще вчера вечером мог сказать, что у Андреа нет кремового «кадиллака». Чего проще — навести справки в нужном месте. Не кажется ли всем, что лучше закрыть дверь, сесть и обсудить все по-человечески?
   Финч буркнул что-то лакею, тот с мрачным видом закрыл дверь и испарился. Рассерженная миссис Гимбол села, поджав губы, словно готова была сказать какую-нибудь гадость, но не знала какую. Джоунс ел глазами Андреа, Андреа сидела, потупив глаза. Она уже не была бледной. Что касается Билла, то тот вдруг почувствовал себя не в своей тарелке и стоял, переминаясь с ноги на ногу.
   — Так что ты хотел обсудить с Андреа, Билл?
   Билл покачал головой:
   — Это касается только мисс Гимбол. Мне сказать нечего.
   Андреа метнула на него робкий, почти страдальческий взгляд.
   — Сдается мне, — заметил Эллери после общего минутного молчания, — что разговором управлять придется мне. Хотя лично я предпочитаю слушать. Вы странно себя ведете — и вы, мисс Гимбол, и ты, Билл. По-ребячьи, если хотите знать.
   Билл вспыхнул.
   — Сказать вам, что произошло? В тот субботний вечер, пока я обследовал ковер в этой хижине, ты высмотрел в ворсе что-то блестящее. Думая, что никто не видит, ты наклонился, сделал вид, что завязываешь шнурки на ботинке, и поднял это что-то. Я следил за тобой и видел. Это был крупный бриллиант каратов шести.
   Билл дернулся, Андреа еле слышно вскрикнула. Джоунс снова посерел, на скулах у него заходили желваки.
   — Я думал... — пробормотал растерянно Билл.
   — Ты думал, что никто не заметил. Но видишь ли, Билл, — мягким голосом продолжал Эллери, — это моя профессия — видеть и замечать все, а в мой символ веры в качестве одного члена входит следующий: дружба не должна стоять на пути истины. Ты не знал, чей это бриллиант, но сказать Де Йонгу побоялся, поскольку подумал, что это каким-то таинственным образом может повредить Люси. А тут появилась мисс Гимбол, и ты заметил, что на ее кольце нет камня. О совпадении речи быть не могло. И ты понял, что это она была в хижине. Но дело в том, Билл, что я это тоже сразу заметил.
   Билл смущенно рассмеялся:
   — Я действительно последний осел. Мои извинения, Эллери. — Он незаметно повел плечом, давая понять Андреа, что он тут ни при чем. Сквозь гримасу отчаяния она попыталась выдавить подобие улыбки, давая понять Биллу, что понимает. Джоунс перехватил ее улыбку и сжал губы.
   — Ты потянул ее в тень, — как ни в чем не бывало продолжал Эллери, — а поскольку рядом была не менее плотная тень, я, воспользовавшись правом дружбы, не преминул спрятаться там и подслушать. Продолжать?
   Андреа издала слабый звук. Потом подняла голову и посмотрела ясным взглядом.
   — Можно дальше не продолжать, мистер Квин, — твердо проговорила она. — Я и сама вижу, что все это было бесполезно. Я не большая мастерица в этом... в этом роде вещей. Спасибо, Билл Энджел, вы были восхитительны.
   Билл снова вспыхнул и растерянно отвел глаза.
   — Ты брала мою машину в ту субботу? — спросил Джоунс. — Черт побери, Андреа, ты должна была все мне сказать.
   Девушка бросила на него негодующий взгляд:
   — Ты напрасно беспокоишься, Берк, я все скажу. Мистер Квин, в ту субботу я получила телеграмму от... от Джо.
   — Андреа, — вяло пробормотала миссис Гимбол.
   — Не думаешь ли ты, Андреа, — тихим голосом проговорил Финч, — что не совсем разумно...
   Андреа прикрыла глаза.
   — Мне нечего скрывать, Дакки. Я не убивала его, если вас это интересует. — Она помолчала. — В телеграмме Джо просил меня приехать в этот дом по неотложному делу. В девять вечера.
   — Готов спорить, точная копия моей, — пробормотал Билл.
   — Я взяла машину Берка, — мы были на балу, и она ему была не нужна. Я не сказала Берку, куда еду.
   — Почему ты не скажешь им, что ты водишь машину вместо меня. У меня сломана рука, и я все равно не могу управлять.
   — Ради бога, Берк, — спокойно сказала Андреа. — Думаю, мистер Квин и так это понимает. Я выехала рано. В хижине никого не было, я решила сделать круг и поехала в сторону Кэмдена. А когда вернулась...
   — Когда вы были там первый раз? — спросил Эллери.
   — О, точно не помню. Часов в восемь, должно быть.
   — А когда вы приехали туда во второй раз?
   Андреа задумалась.
   — О, не помню. Но уже почти стемнело. Я вошла внутрь, там горел свет, и...
   Эллери сделал нетерпеливое движение.
   — Простите, что прерываю, мисс Гимбол. Когда вы приехали к хижине во второй раз, вы не заметили ничего подозрительного?
   — Нет-нет, ничего такого.
   Она сказала это так быстро, что он не стал задавать другой вопрос и прикурил сигарету.
   — Совершенно ничего. Я вошла внутрь, и там был Джо... На полу. Кровь... Мне кажется, я вскрикнула. А потом выбежала. На дорожке увидела другую машину и совсем испугалась. Вскочила в «кадиллак» и уехала. Конечно, теперь я знаю, что это был мистер Энджел, и я чуть не сбила его. — Она помолчала. — Вот и все.
   В наступившей тишине Берк кашлянул. В голосе у него появились новые нотки.
   — Я... Прости, девочка. Если б ты мне все рассказала... Когда ты попросила меня в воскресенье никому не говорить, что ты брала мою машину...
   — Это было очень мило с твоей стороны, Берк, — холодно бросила Андреа. — Вечно буду помнить твою щедрость.
   Гросвенор Финч подошел к ней и погладил по плечу:
   — Ты вела себя как глупый ребенок, как сказал мистер Квин. Почему ты не доверилась мне или маме? Ты не сделала ничего плохого. Мистер Энджел тоже получил телеграмму и был там без свидетелей, и тем не менее, как видишь, он без всяких колебаний...
   Андреа закрыла глаза.
   — Я очень устала. Нельзя ли...
   — А камень? — подал голос Эллери.
   Она открыла глаза.
   — Помнится, я зацепилась за дверь, когда выбегала. Тогда, наверное, камень и выпал. Да, я не замечала, что он потерялся, до тех пор, пока мистер Энджел не привлек мое внимание к кольцу в тот вечер.
   — Понятно, — проговорил Эллери и поднялся. — Большое спасибо, мисс Гимбол. Если мой совет для вас что-нибудь значит, я бы рекомендовал вам рассказать обо всем Поллинджеру...
   — О нет! — в страхе воскликнула девушка. — Ни за что! О, прошу, не говорите ему. От одной мысли, что придется иметь дело с этими людьми...
   — Это вовсе не обязательно, Эллери, — негромко заметил Билл. — Зачем усложнять дело? Никакой пользы это не принесет, а неприятностей у мисс Гимбол будет масса.
   — Энджел прав, мистер Квин, — поддержал Билла Финч.
   Эллери слабо улыбнулся:
   — Что ж, сдаюсь под давлением большинства. Спокойной ночи.
   Он пожал руку Финчу и Джоунсу. Билл переминался с ноги на ногу у двери. Он бросил взгляд на Андреа и тут же отвел его в сторону. Затем с унылым видом побрел за Эллери к выходу.