Квин Эллери. Тайна Испанского мыса

   — Хорошо, — произнесла она бесцветным голосом, — поскольку вы все знаете, я ничего не стану отрицать. Да, я была здесь... наедине с ним... прошлой ночью.
   Плечи Молея выразительно дернулись, как бы говоря: «Ну как вам моя тактика?» Эллери с грустным удивлением посмотрел на его широкую спину. Молей не видел выражения глаз женщины и твердой линии ее рта. Где-то в самых глубоких тайниках своей души Стелла Годфри нашла новые силы для обороны.
   — Вот и хорошо, — обрадовался инспектор. — Это говорит о вашем здравом смысле, миссис Годфри. Вы не можете ожидать, что подобные вещи надолго останутся в секрете...
   — Нет, — холодно кивнула она. — Полагаю, что нет. Это конечно же Тиллер? Он, должно быть, находился в своей буфетной. Я совсем забыла.
   Ее холодный тон отрезвил Молея. Он извлек из кармана носовой платок и довольно нерешительно промокнул затылок, искоса глядя на Эллери. Эллери пожал плечами.
   — Итак. Что вы делали в этой комнате? — спросил Молей.
   — А это, — ответила она тем же холодным тоном, — мое дело, инспектор.
   — Вы даже не постучали в дверь! — гневно воскликнул он, кажется понимая, что проиграл.
   — Неужели? Какая я забывчивая.
   Молей тяжело сглотнул, стараясь унять гнев.
   — Вы отказываетесь отвечать мне, почему вы тайком пробрались в комнату к мужчине в полночь?
   — Тайком, инспектор?
   — Вы мне солгали сегодня утром, когда сказали, что легли спать рано! И что в последний раз видели Марко живым за игрой в бридж!
   — Разумеется. Кто же признается в подобных вещах, инспектор? — Ее ладони так сильно сжались в кулаки, что даже костяшки пальцев побелели.
   Молей снова тяжело сглотнул, сунул в рот сигару и чиркнул спичкой.
   — Хорошо. Вы не хотите говорить об этом. Но вы с ним ссорились, разве нет? — Женщина молчала. — Он обругал вас грязными словами. — В ее глазах мелькнуло страдание, но она только плотнее сжала губы. — Итак, как долго это продолжалось, миссис Годфри? Как долго вы находились с ним?
   — Я ушла от него без десяти час.
   — Больше чем через три четверти часа, э? — рявкнул Молей и яростно запыхтел сигарой. Она молча сидела на краешке стула.
   Эллери снова вздохнул.
   — Э... был ли Марко одет полностью, когда вы вошли в его комнату, миссис Годфри?
   На этот раз ее язык словно прилип к небу.
   — Нет... я хочу сказать, не совсем.
   — Что на нем было надето? Вы можете не желать обсуждать ваши личные дела, миссис Годфри, но его вчерашний наряд имеет крайне важное значение, и, разумеется, у вас нет причины утаивать эту информацию от нас. Его белый... та одежда, в которую он был одет в течение вчерашнего вечера... лежала на кровати, как и сейчас?
   — Да. — Теперь Стелла Годфри принялась разглядывать костяшки своих пальцев. — Он надел... брюки, как раз перед тем, как я вошла. Темно-серые. И продолжал одеваться, пока... пока мы разговаривали. Он надел двубортный оксфордский костюм, серый по-моему, и другие подходящие по цвету аксессуары. Белую рубашку... О, я не помню!
   — Вы заметили его шляпу, плащ и трость?
   — Я... да. Они лежали на кровати.
   — Он был полностью одет, когда вы уходили?
   — Э... да. Он как раз завязал галстук и надевал плащ.
   — Вы ушли вместе?
   — Нет. Я... я ушла из комнаты первой, одна.
   — Вы, случайно, не видели, как он выходил?
   — Нет. — Ее лицо исказилось, словно от боли. — После того как я ушла в свою комнату — почти сразу же, — я услышала, как закрылась дверь. Я подумала... что он покинул комнату.
   Эллери кивнул.
   — И вы не открывали свою дверь, чтобы выглянуть наружу и посмотреть?
   — Нет!
   — Хм. Он не говорил вам, почему переоделся в другой костюм, миссис Годфри? Или куда он собирался?
   — Нет! — Голос Стеллы Годфри странно зазвенел. — Он ничего не говорил. Но он был нетерпелив, как если бы торопился на свидание...
   — И у вас даже не возникло желания пойти за ним, а? — рявкнул инспектор Молей.
   — Говорю вам, нет! — Она внезапно поднялась. — Я... я не позволю и дальше докучать себе, джентльмены. Я сказала вам правду — насколько могла. Я была слишком... слишком расстроена, чтобы идти за ним. Я... никому не могу это сказать. Я... я сразу пошла спать и больше не видела его живым.
   Трое мужчин не могли не поверить искренности и глубине переживаемых ею чувств.
   — Хорошо. Пока все, — объявил инспектор.
   Стелла Годфри вышла из комнаты, держа спину чрезвычайно прямо. Весь ее облик выражал облегчение.
   — Из чего следует, — заметил Эллери, — что она еще не готова сломаться, инспектор. Вы выбрали неподходящее время. Эта женщина не обладает интеллектуальным оружием, но у нее крепкий позвоночник. Я пытался предупредить вас.
   — Меня этим не возьмешь! — рявкнул инспектор. — Этот... — И тут он дал себе волю, гневно выплевывая все, что думал по поводу извращенности натуры, привычек, темперамента и предпочтений (вероятных) Джона Марко, с такой яростью и в таких ярких красках, что до глубины души шокировал судью Маклина и вызвал искреннее восхищение Эллери.
   — О, превосходно, — с восторгом заявил Квин, когда Молей сделал паузу, чтобы передохнуть. — Бесподобный наглядный урок по владению бранной речью. А теперь, когда вы немного облегчили душу, инспектор, как насчет того, чтобы воспользоваться приглашением миссис Бурлей и удовлетворить наши животные потребности?
 

* * *

 
   Во время ленча — королевского пиршества, подаваемого под присмотром хрупкой миссис Бурлей помощником дворецкого в великолепной «маленькой столовой», обставленной в сарацинском стиле, — инспектор Молей олицетворял собой полное уныние. Однако подавленное душевное состояние, не помешавшее ему с жадностью наброситься на пищу, заметно подействовало на окружавших. Он то хмурил брови, то глотал еду, то шумно вздыхал при каждом глотке кофе. Обслуживающий персонал, явно впечатленный его вздохами, тактично хранил молчание у дальнего края стола. И только Эллери и судья Маклин были полностью поглощены едой как таковой. Они страшно проголодались, а перед голодом пасует даже смерть.
   — Хорошо вам обоим, — проворчал Молей, уплетая фруктовый пирог. — Вы здесь на отдыхе. И если я провалю это дело, то от вашего пирога ничего не убудет. Какого черта люди позволяют себя убивать, а?
   Эллери проглотил последний кусок и, отложив в сторону салфетку, удовлетворенно откинулся назад.
   — У китайцев есть верная поговорка: только королевской отрыжке под силу воздать должное эдакому пиршеству... Нет-нет, инспектор, вы ошибаетесь насчет нас. Если вы провалите это дело, то тем самым сведутся на нет все наши совместные усилия. Честно говоря, эта загадка не из самых банальных. И еще этот нудистский акцент...
   — У вас есть точка зрения?
   — У каждого божьего стручка есть своя точка зрения, инспектор. А на это дело можно посмотреть с разных точек зрения. Именно это меня и нервирует. К тому же у меня такое чувство, что ни одна из них не верна.
   — Возьмем, к примеру, эту записку... — начал Молей.
   — Я бы лучше немного вздремнул, — объявил судья, ставя на стол кофейную чашку.
   — Так почему бы вам этого не сделать? — донесся от мавританской арки холодный голос.
   Мужчины поспешили встать, когда в комнату вошла Роза Годфри. Она переоделась в шорты, и теперь они могли любоваться загорелой кожей ее стройных ног. Лишь синяк на виске девушки напоминал о происшедшем в коттедже Уоринга.
   — Чудесная мысль, дитя мое, — сонно протянул судья. — Если бы вы могли отвезти меня обратно в коттедж на машине... Я уверен, ты не стал бы возражать, мой мальчик. Я чувствую себя немного...
   — Я уже послала машину, — прервала его Роза, слегка тряхнув головой, — в ваш коттедж — в сопровождении патрульных — за вашими вещами. Да будет вам известно, что вы оба остаетесь у нас.
   — Но в самом деле... — начал пожилой джентльмен.
   — Воплощенная доброта! — бодро воскликнул Эллери. — Мисс Годфри, это так благородно с вашей стороны. Должен признаться, я без особого энтузиазма мечтал о яичнице-болтунье. Особенно после этой трапезы. Мой дорогой Солон, ты выглядишь совершенно измочаленным, тьфу! Мистер Молей и я продолжим дело без тебя.
   — Возможно, даже лучше, — задумчиво изрек инспектор, — если в поместье кто-то останется. Неплохая идея. Идите, судья, отдыхайте.
   Судья Маклин почесал подбородок и моргнул.
   — А все запасы провизии в машине... Что ж, я не могу отказаться, не покривив душой.
   — Конечно, не можете, — твердо заявила Роза. — Тиллер! — Маленький слуга возник словно из-под земли. — Проводи судью в голубую комнату в восточном крыле. Мистер Квин займет смежную спальню. Я уже обо всем договорилась с миссис Бурлей.
   Когда судья исчез вместе с Тиллером, инспектор Молей проговорил:
   — А теперь, после того как вы проявили доброту к пожилому джентльмену, мисс Годфри, не будете вы так же добры ко мне?
   — Что вы имеете в виду?
   — Покажите нам библиотеку вашего отца.
   Через путаный лабиринт великолепных комнат она провела их к сокровищам библиотеки.
   В ней царила атмосфера настоящего букинистического магазина, и у Эллери захватило дух от восхищения. Здесь, так же как и везде, повторялся испанский мотив, смешанный с превалирующим марокканским. Это была высокая комната, наполненная полумраком, как и всякая достойная уважения библиотека, с неожиданными укромными уголками и альковами, в которых можно было зарыться в подушки и обрести покой с книгой в руках.
   Но в огрубевшей душе инспектора не осталось места для эстетического любования. Его жесткие, маленькие глазки первым делом обшарили все углы.
   — А где пишущая машинка? — угрюмо спросил он.
   Роза была поражена.
   — Пишущая машинка? Я не... Где-то здесь.
   Она провела их в альков, где стоял стол с пишущей машинкой, несколькими ящичками с картотекой и другими канцелярскими принадлежностями.
   — Это папина «контора», если так можно выразиться. По крайней мере, здесь он занимается всякой деловой ерундой, когда живет на Испанском мысе.
   — Он сам печатает на машинке?
   — Очень редко. Он терпеть не может писать письма. Большинство деловых вопросов он решает здесь по телефону. У него прямая связь с Нью-Йорком.
   — Но он умеет печатать?
   — По-своему, да. — Роза приняла от Эллери сигарету и опустилась на кожаный диван. — Почему вы так интересуетесь моим отцом, инспектор?
   — Он часто проводит здесь время? В этом алькове? — холодно продолжил задавать вопросы Молей.
   — Где-то около часа в день. — Она посмотрела на него с пристальным любопытством.
   — А вы когда-нибудь печатали для вашего отца?
   — Я? — Она засмеялась. — Разумеется, нет, инспектор. В нашей семье — я трутень. Я ничего не умею.
   Молей встал. Сунув сигару в пепельницу, он как можно небрежнее спросил:
   — О, значит, вы не умеете печатать?
   — Извините. Я не обязана отвечать вам. Мистер Квин, к чему все эти вопросы? Вы нашли новую улику? Что-то... — Она неожиданно выпрямилась. В ее голубых глазах мелькнул странный блеск.
   Эллери развел руками:
   — Этот орех принадлежит инспектору Молею, мисс Годфри. Так что он имеет право первым расколоть его.
   — Извините меня, я на минутку, — сказал инспектор и вышел из библиотеки.
   Роза снова откинулась на спинку дивана, затягиваясь сигаретой. Взгляду Эллери представилась ее обнаженная загорелая шея, пока она мечтательно разглядывала потолок. Он изучал ее с полуулыбкой. Эта девушка была хорошей актрисой. На первый взгляд могло показаться, будто перед вами холодная, уверенная в себе молодая женщина. Но у самого основания ее горла, словно пленница, нервно билась маленькая голубоватая жилка.
   Эллери устало подошел к столу и сел на стоящий за ним шарнирный стул, ощутив разом все свои кости. Это был долгий бег с препятствиями, и он ужасно устал. И тем не менее вздохнул, снял пенсне и тщательно протер линзы, намереваясь продолжить работу. Роза искоса наблюдала за ним, не опуская головы.
   — А знаете, мистер Квин, вы почти красивы, когда снимаете свое пенсне.
   — Э?.. О да, поэтому я и ношу его. Чтобы отпугивать злонамеренных женщин. Жаль, что Джон Марко не пользовался чем-то подобным. — Он продолжил протирать стекла.
   Роза пару секунд молчала. Когда же заговорила, ее голос звучал все так же игриво:
   — Знаете, а я о вас слышала. Полагаю, большинство из нас слышали о вас. Вы не такой устрашающий, каким я вас себе представляла. Вы поймали целую армию убийц, да?
   — Не могу пожаловаться. Благодаря моей крови, несомненно. Во мне есть некий химический элемент, который доводит мою кровь до точки кипения всякий раз, когда я сталкиваюсь с преступлением. Ничего фрейдистского; просто во мне сидит математик. А ведь я провалил геометрию на выпускном экзамене в школе! Это странно, потому что мне нравятся сложные задачки, особенно когда они выражены в терминах насилия. Марко представляет собой один из множителей уравнения. Этот человек положительно восхитил меня. — Он с чем-то возился на столе. Роза наблюдала за ним исподтишка; с виду это был прозрачный конверт, наполненный обрывками бумаги. — Чего только стоит, например, его вульгарная привычка гулять нагишом и позволять убивать себя. Это какая-то новая хитрость. Уверен, без высшей математики тут не обойтись.
   Эллери заметил, хотя и не подал виду, как сильно изогнулось ее тело. Ее плечи вздрогнули.
   — Это... это... просто ужасно, — сдавленно произнесла она.
   — Нет, просто интересно. Видите ли, мы не можем позволить эмоциям вторгаться в нашу работу. Это крайне пагубно. — И он замолчал, полностью поглощенный своим занятием.
   Роза видела, как Эллери вытащил из кармана странную маленькую коробочку, открыл ее, выбрал тоненькую кисточку и пузырек с сероватым порошком, посыпал обрывки бумаги, которые предварительно сложил вместе, порошком, осторожно и ловко проведя по поверхности кисточкой. Насвистывая унылую мелодию, он осторожно переворачивал каждый клочок, повторяя таинственную процедуру снова. Кажется, что-то привлекло его внимание, потому что он извлек из коробочки маленькую лупу и принялся рассматривать обрывок бумаги в ярком свете настольной лампы. Она видела, как он тряхнул головой.
   — Что вы делаете? — не выдержала Роза.
   — Ничего интересного. Ищу отпечатки пальцев. — Продолжая насвистывать мелодию, Эллери убрал пузырек и кисточку в коробочку, сунул ее в карман и потянулся к баночке с клеем на столе. — Ваш отец простит мне небольшую вольность, я уверен. — Он принялся шарить в ящичках стола, пока не нашел чистый лист кремовой бумаги. После чего аккуратно приклеил на него клочки бумаги, которые так пристально рассматривал.
   — Это...
   — Давайте подождем инспектора Молея, — неожиданно мрачно предложил Квин и, оставив лист на столе, поднялся. — А сейчас позвольте мне маленькую прихоть, мисс Годфри, и дайте подержать вашу руку.
   — Подержать мою руку?! — Она выпрямилась на диване, ее глаза стали большими.
   — Должен сказать, — продолжил Эллери, усаживаясь на диван рядом с ней и беря в свои ладони безвольные руки девушки, — что подобное удовольствие редко выпадает на долю детектива в процессе его... э... труда. Она у вас мягкая, загорелая и соблазнительная; я заметил, что во мне живет доктор Ватсон. А теперь вернемся к Холмсу. Расслабьтесь, пожалуйста. — Роза была слишком удивлена, чтобы убрать руку. Он наклонился над ней, держа руку ладонью вверх и пристально разглядывая мягкие подушечки ее пальцев. Затем перевернул ладонь и принялся разглядывать ногти, поглаживая при этом своими пальцами ее подушечки. — Хмм... Не до конца убедительно, но, по крайней мере, не свидетельствует о лжи.
   Она слегка подалась назад, выдернув руку; в ее глазах промелькнул страх.
   — Какого черта вы там бормочете, мистер Квин?
   Эллери вздохнул и зажег сигарету.
   — Это просто еще раз доказывает, что истинные удовольствия в жизни — провоцирующе коротки... О, не пугайтесь моей маленькой вольности, мисс Годфри. Я просто желал убедиться в вашей правдивости.
   — Вы называете меня лгуньей?
   — Как можно? Видите ли, физические привычки оставляют — очень часто — видимые знаки на восприимчивом человеческом теле. Доктор Бэлл открыл это Конан Дойлу, а тот любезно обучил этому Шерлока Холмса; в этом и заключался секрет большинства дедуктивных фокусов Холмса. От печатания на машинке затвердевают кончики пальцев; к тому же женщины-машинистки обычно коротко обрезают ногти. Ваши подушечки пальцев мягки, как птичья грудка, выражаясь словами поэта, а ваши ногти даже длиннее, чем того требует мода. Хотя это ничего не доказывает, так как вы не профессиональная машинистка. Но это дало мне возможность подержать вашу руку.
   — Не стоило беспокоиться, — бросил инспектор, большими шагами входя в библиотеку. Он дружески кивнул Розе. — Это был старый розыгрыш еще в те времена, когда я был сосунком, мистер Квин. С юной леди все в порядке.
   — Наличие совести делает всех нас трусами, — произнес Эллери, застенчиво краснея и чувствуя себя виноватым. — Но я никогда не сомневался в этом.
   Роза встала с дивана, ее подбородок стал жестким.
   — Неужели я под подозрением... после всего, что мне пришлось пережить?
   — Моя дорогая юная леди, — усмехнулся инспектор, — все находятся под подозрением, пока они полностью себя не оправдают. Теперь вы полностью оправданы. Этой записки вы не писали.
   Роза засмеялась отчаянным смехом.
   — О чем это вы говорите? Какой записки?
   Эллери и инспектор обменялись взглядами, затем Эллери встал и взял со стола лист бумаги, на который он наклеил клочки обгорелой записки, найденной в ванной комнате Марко. Без комментариев он передал лист Розе, которая прочла записку, озадаченно сдвинув брови. Увидев подпись, она удивленно расширила глаза:
   — Я никогда не писала этого! Кто...
   — Я лишь проверил ваше утверждение, — улыбка сползла с лица инспектора, — что вы не умеете печатать. Это правда, мистер Квин, она не умеет. Однако это не значит, что она не могла бы напечатать эту записку одним пальцем, но строчки для этого слишком ровные. Они напечатаны кем-то, кто хорошо печатает. Так что, принимая во внимание это и тот факт, что вы были похищены и всю ночь провели в бунгало Уоринга, связанная, вы — вне всяких подозрений.
   Роза опустилась на диван.
   — Никаких отпечатков, — сообщил Эллери инспектору. — Одни пятна.
   — Я... я ничего не понимаю. Когда... где... я не понимаю, что это значит?
   — Эта записка, — терпеливо принялся объяснять Эллери, — была послана Джону Марко вчера вечером. Вроде как от вас, как видите, и — довольно вольно интерпретирована — в ней ему назначалось свидание в час ночи на террасе. — Он обошел стол, открыл крышку пишущей машинки, вставил в нее лист кремовой бумаги Годфри и быстро застучал по клавишам.
   Девушка смертельно побледнела в тусклом свете библиотеки.
   — Тогда эта записка, — прошептала она, — выманила его к убийце? Я... я не могу в это поверить!
   — Однако так все и было, — подтвердил инспектор Молей. — Ну как, шрифт соответствует, мистер Квин?
   Эллери вытащил лист из машинки и положил его рядом с листом, на котором были наклеены обрывки записки. Молей тяжелой поступью подошел к нему, и они оба принялись сравнивать листы. Эллери напечатал те же самые слова, что и в записке.
   — Тот же самый тип, — пробормотал Эллери, вытаскивая лупу и разглядывая характерные детали. — Хмм... все ясно, инспектор. Посмотрите на заглавную «Я». Обратите внимание — правая часть нижнего основания буквы плохо пробита; изношенный металл. А верхняя правая часть шляпки «т» также плохо пропечатана. На самом деле даже лента, по всей видимости, та же самая; и еще заметно размазаны основания «е» и «о». — Он передал лупу Молею, который с минуту внимательно рассматривал буквы, потом кивнул:
   — Да, это та же самая машинка. Кто бы ни печатал это письмо, он сидел за этим столом.
   Повисла тишина, пока Эллери закрывал машинку и убирал набор инструментов обратно в карман. Молей расхаживал из стороны в сторону, его глаза мрачно блестели. Внезапно ему что-то пришло в голову, и он покинул библиотеку без объяснения. Роза безвольно сидела на диване, пораженная. Когда Молей вернулся, весь его вид выражал триумф.
   — Я только что выяснил, не выносили ли эту машинку из дома. Господи, нет! Наконец, у нас хоть что-то есть.
   — Что у вас есть, — заметил Эллери, — так это конкретное доказательство того, что убийца связан с этим домом, инспектор. До сих пор им мог быть кто угодно. Поистине грандиозное открытие. Однако, думаю, это кое-что проясняет... Мисс Годфри, возможно, вы не захотите слушать некоторые теоретические выкладки.
   — Напротив, захочу! — Голубые глаза Розы блеснули. — Я хочу слышать об этом деле все. В этом доме это касается каждого. Пожалуйста, говорите. Я хочу помочь, если смогу. Убийство — гадкий поступок, при любых обстоятельствах.
   — Вы можете обжечь ваши пальчики, — мягко предупредил Эллери. Но ее рот лишь сжался еще плотнее. — Ну что ж, хорошо. Что мы имеем? Некий агент потенциального убийцы, которого мы назовем X, нанимается для того, чтобы похитить Джона Марко, вывезти его в море, убить и выбросить тело в воду. Этот агент, злополучный капитан Кидд, по глупости хватает Дэвида Каммера, вашего дядю, вместо Марко. Ваша роль в похищении чисто случайная, мисс Годфри; X информировал Кидда, что Марко будет вместе с вами, и вас оставляют связанной в коттедже Уоринга только затем, чтобы вы раньше времени не подняли тревогу. Перед тем как Кидд увез вашего дядю на яхте, он позвонил X — по всем показаниям, в этот самый дом. И сообщил X, что захватил Марко. Так что, казалось, план X удался.
   — Продолжайте!
   — Но идиотская ошибка Кидда, — медленно продолжил Эллери, — расстроила все планы X. Вскоре после того, как Кидд позвонил ему, он испытал сильнейший шок. В этом доме он нос к носу столкнулся с человеком, который, как он считал, был уже мертв и мерил морские глубины. Он мгновенно представил, что могло произойти. Простой расспрос персонала убедил его в том, что капитан Кидд похитил Каммера. Марко был по-прежнему жив. А Каммер — практически мертв, простите, мисс Годфри, и X ничего не мог с этим поделать; у него не было возможности связаться с Киддом. Однако у X по-прежнему оставался мотив для убийства Марко; совершенно очевидно, что он жаждал этого не меньше, чем когда задумывал свой план.
   — Бедный, бедный Дэвид, — прошептала Роза.
   — Ну и?.. — рявкнул инспектор.
   — X — очень умный и неразборчивый в средствах преступник, — продолжил Эллери мрачно. — Это доказывают все его действия, если только я правильно их интерпретирую. Быстро оправившись от шока, он придумывает новый план. Ему известно, что вы, мисс Годфри, находитесь связанной в коттедже Уоринга и будете там до тех пор, пока кто-нибудь вас не освободит. Он также знает — простите меня еще раз, — что ваша записка подействует на Марко сильнее, чем любые другие принудительные требования. Поэтому пробирается тайком сюда, печатает записку, подписывает ее вашим именем и назначает Марко свидание в час ночи в изолированном месте. Затем пробирается в комнату Тиллера и пришпиливает записку к карману его куртки с точными указаниями, как ее вручить адресату.
   — Почему Тиллеру? — буркнул Молей.
   — Комната Тиллера на нижнем этаже, и она наиболее доступна. К тому же он предпочитает не подвергать себя риску быть увиденным входящим в комнату Марко. Это был надежный план, и он сработал. Марко пришел на свидание в час, убийца спустился к нему, оглушил его сзади ударом по голове и задушил... — Эллери замолчал, его лицо выражало крайнее раздражение.
   — И раздел его, — добавил инспектор саркастически. — Это самое нелепое в его действиях! Подобная выходка заводит меня в тупик. Вот так штука!
   Квин встал и с озабоченным видом принялся расхаживать по комнате. Его лоб болезненно сморщился.
   — Да-да, вы правы, инспектор. Не важно, с чего мы начинаем, мы всегда возвращаемся к этому. Картина не сложится в единое целое до тех пор, пока мы не узнаем, почему он раздел Марко. Это единственный фрагмент, который отказывается аккуратно встать на свое место.
   По непонятной причине Роза расплакалась, ее плечи тряслись от рыданий.
   — В чем дело? — участливо поинтересовался Эллери.
   — Я никогда не думала, — выдавила она между всхлипываниями, — что кто-то мог быть настолько мстительным, чтобы впутать в это и меня...
   Эллери тихо засмеялся, и она так удивилась, что перестала плакать.
   — Ну-ну, мисс Годфри, тут вы ошибаетесь. Это совсем не так. Должен признать, с первого взгляда все выглядит так, как если бы вас подставили — от вашего лица написали записку, которая выманила Марко на террасу, где он был убит. Но если присмотреться повнимательнее, то выходит совсем другая картина.
   Роза удивленно подняла на него глаза, все еще шмыгая носом.
   — Понимаете, X вовсе не собирался подставлять вас. Он знал, что у вас безупречное алиби, — вас должны были найти связанной в коттедже Уоринга, в частности, после звонка мистеру Корту, сделанного кем-то неизвестным. А что касается записки, то убийца, вероятно, надеялся, что Марко уничтожит ее. А если он это сделает, то о существовании записки с вашей подписью никому не будет известно, и вы не окажетесь втянутой в это дело. Но даже если Марко не уничтожит записку и она будет найдена, X полагал, что ваше алиби плюс тот факт, что вы не умеете печатать, а подпись подозрительно печатная, будут указывать на то, что вас подставили. На самом деле я подозреваю, что X не стал бы возражать, если бы полиция обнаружила, что вас подставили. Подобное открытие не угрожало бы его безопасности, а Марко к тому времени, когда это раскрылось, был бы уже мертв. Нет-нет, мисс Годфри, мне кажется, что X поступил с вами очень деликатно. Куда более деликатно, чем с Каммером и Марко.