Страница:
— Простите, сэр, — пропел в трубку оператор. — Звонок сделан не через коммутатор, я не могу проследить его. Извините. — И в ухо Эллери ударил щелчок.
Эллери снова сел и, нахмурившись, закурил сигарету. Так он просидел в тишине какое-то время. Потом позвонил инспектору Молею в Пойнсетт. Но дежурный ответил, что инспектора Молея нет на месте; и Эллери, попросив передать, чтобы Молей перезвонил ему, когда вернется, повесил трубку и покинул свой пост.
В большом холле ему в голову неожиданно пришла здоровая мысль; сунув сигарету в кованую пепельницу с песком, он поднялся наверх к комнате миссис Констебль и беззастенчиво приложил ухо к дверям. Ему показалось, будто он слышит сдавленное рыдание.
Он постучал. Рыдания смолкли. Затем голос миссис Констебль глухо произнес:
— Кто там?
— Можно к вам на минутку, миссис Констебль? — как можно дружелюбнее спросил Эллери.
Последовала тишина. Затем послышалось:
— Это мистер Квин?
— Да, это я.
— Нет, — все так же глухо ответил голос. — Нет, я не хочу говорить с вами, мистер Квин. Я... я не очень хорошо себя чувствую. Пожалуйста, уходите. Может, как-нибудь в другой раз.
— Но я хотел сказать вам...
— Пожалуйста, мистер Квин. Я в самом деле плохо себя чувствую.
Эллери посмотрел на дверь и пожал плечами.
— Хорошо, извините. — И он прошел дальше в свою комнату.
Там он переоделся в купальные шорты, сунул ноги в парусиновые туфли и, облачившись в махровый халат, спустился вниз к бухте. В конце концов, неплохо бы и поплавать в Атлантическом океане, угрюмо подумал Квин, кивнув стоящему на часах полицейскому на террасе, пока это проклятое дело не будет улажено. Он чувствовал уверенность, что сегодня ему больше незачем караулить у коммутатора. Этот звонок должен стать уроком... остальным. Инспектор Молей скоро с ним свяжется.
Прилив был высоким. Эллери бросил вещи на песок, прыгнул в воду и сильными гребками поплыл в море.
Он открыл глаза, почувствовав прикосновение к своему плечу. Над ним склонился инспектор Молей. Выражение красной физиономии инспектора показалось ему настолько странным, что Эллери мгновенно проснулся и резко сел на песке. Солнце стояло низко над горизонтом.
— Долго же вы, черт возьми, спите, — пробурчал инспектор.
— Который час? — Квин поежился от прохладного ветра, обдувавшего его голую грудь.
— Больше семи.
— Хм. Я долго плавал, а когда выбрался на берег, то не смог побороть искушения прилечь на этот мягкий белый песок. Что-то случилось, инспектор? Ваше лицо красноречиво свидетельствует об этом. Я просил дежурного передать вам, чтобы вы позвонили мне сразу же, как вернетесь. Но это было давно. Вы что, так и не появлялись у себя в управлении с половины третьего?
Молей плотно сжал губы и осмотрелся по сторонам. Но на террасе никого не было, не считая скучающего полицейского и голых, бледных на фоне неба скал по обеим сторонам. Он опустился на песок рядом с Эллери и сунул руку в оттопыренный карман.
— Взгляните на это. — Инспектор извлек из кармана небольшой плоский пакет.
Эллери почесал нос тыльной стороной ладони и вздохнул.
— Так быстро? — пробормотал он, забирая пакет.
— Что?
— Простите, инспектор. Я просто размышлял вслух.
Все это было завернуто в обыкновенную коричневую бумагу и перевязано простой, довольно крепкой белой бечевкой. Имя инспектора Молея и адрес его управления в Пойнсетте были выведены печатными буквами водянисто-синими чернилами, которые имели подозрительный вид. Сняв бечевку и развернув бумагу, Эллери нашел внутри тощую связку конвертов, маленькую фотографию и тонкую бобину, которая, видимо, и была кинопленкой. Он открыл один из конвертов, быстро глянул на подпись, с неприязнью скользнул взглядом по фотографии, размотал несколько сантиметров пленки и просмотрел целлулоидную полоску на свет... затем вернул все на прежнее место и отдал пакет обратно Молею.
— Ну и?.. — громыхнул инспектор, немного выждав. — Кажется, вы не слишком удивлены. Вам что, даже неинтересно?
— На счет раз — нет. На счет два — очень даже интересно. У вас есть сигарета? Я забыл свои. — Эллери кивнул, когда инспектор подносил ему спичку. — Я собирался рассказать вам об этом, инспектор, когда звонил.
— Так вы знали? — воскликнул Молей.
Как можно спокойнее Эллери передал инспектору все подробности подслушанного им телефонного разговора между миссис Констебль и таинственным абонентом. Молей слушал, задумчиво хмуря брови.
— Хм, — хмыкнул он, когда Эллери закончил свой рассказ. — Значит, эта птичка, кем бы она ни была, выполнила свою угрозу и переслала все эти доказательства мне. Но скажите мне, мистер Квин, — он посмотрел Эллери прямо в глаза, — откуда вы знали, что кто-то будет звонить?
— Я не знал, я всего лишь предполагал. Давайте отложим дискуссию о моем процессе мышления на потом; как-нибудь я расскажу вам обо всем поподробнее. А теперь лучше расскажите мне о последних новостях.
Молей покрутил пакет в огромной ручище.
— Меня не было в управлении; я пытался, так сказать, пойти по горячему следу беглянки Питтс. Меня отвезли в Маартенс. Но с нею у нас вышел полный облом, а когда я вернулся к себе, то дежурный передал мне, что звонили вы. Я как раз собирался перезвонить вам — это было примерно с час назад, — когда явился посыльный.
— Посыльный?
— Угу. Паренек лет девятнадцати. Прикатил на старом «форде», который, по его словам, он купил прошлым летом за двадцать баксов. Совсем еще сопляк. Мы проверили его, с ним все чисто.
— Откуда у него взялся этот пакет?
— Он из Маартенса. Там его хорошо все знают, живет с овдовевшей матерью. Мы сразу же связались с тамошней полицией. Рассказ парня сверили с рассказом его матери. Где-то около трех часов пополудни парнишка и его мать находились у себя дома, когда услышали глухой стук в переднюю дверь. Они вышли на улицу и обнаружили этот пакет. К нему была прикреплена записка, написанная измененным почерком, и десятидолларовая бумажка. В записке прямо говорилось, что пакет нужно немедленно доставить мне в Пойнсетт. Поэтому парнишка сел в свой старенький «форд» и отправился в путь. Им были нужны эти десять баксов.
— Но они не видели, кто подбросил пакет к их двери?
— К тому времени, как они вышли на улицу, этот тип уже исчез.
— Плохо дело. — Эллери задумчиво курил, глядя на пурпурное море.
— Но это еще не самое худшее, — пробормотал Молей, сгребая песок в пригоршню и струйками пропуская его между толстыми пальцами. — Как только я получил этот пакет и мельком взглянул на письма, я сразу же позвонил миссис Констебль...
— Что вы сделали? — Эллери словно очнулся и, вздрогнув, выронил из пальцев сигарету.
— А что еще я мог сделать? Я же не знал, что вы подслушивали и знаете всю историю. Мне была нужна информация. Когда я заговорил с ней, она ответила мне как-то странно. Я сказал ей...
— Только не говорите, — воскликнул Эллери, — что вы сказали ей о том, что получили эти письма и все остальное!
— Ну... — Инспектор выглядел жалким. — Я вроде как намекнул на это. А поскольку был занят, так как должен был держать связь с полицией Маартенса, чтобы проследить того, кто подбросил этот пакет, я попросил ее сесть в машину и приехать ко мне в управление для беседы. Я сказал одному из своих парней по телефону, чтобы он выпустил ее. После этого я все время висел на телефоне, а когда спохватился, то прошло уже больше часа. Но эта толстая мадам так и не приехала. Она давным-давно уже должна была быть у меня в управлении. Я позвонил сюда одному из своих ребят, и он сообщил, что она не покидала поместья. И вот я тут. — В его голосе слышалось отчаяние. — Я собираюсь выяснить, что, черт возьми, заставило ее передумать.
Эллери, щурясь, посмотрел на море, его глаза стали темными; затем он схватил халат, парусиновые туфли и вскочил на ноги.
— Вы все ужасно спутали, инспектор, — резко бросил он, кутаясь в халат и засовывая ноги в туфли. — Идемте скорее!
Инспектор Молей неуклюже поднялся, отряхнул с себя песок и послушно последовал за ним.
Они нашли Джерома, срезающего цветы на клумбе.
— Вы не видели миссис Констебль? — задыхаясь, спросил Эллери. Он тяжело дышал после быстрого подъема с террасы.
— Это толстую такую? — Старик покачал головой. — Не. — И, даже не взглянув на них, продолжил свое занятие.
Они направились прямо в комнату миссис Констебль. На стук Эллери никто не ответил, и он, толкнув дверь, вошел в комнату. В ней царил беспорядок: постель была разобрана и смята, халат грудой валялся на полу у двери, пепельница на ночном столике была заполнена окурками. Они молча переглянулись и вышли из комнаты.
— Куда, черт возьми, она подевалась? — громыхнул Молей, стараясь не смотреть в глаза Эллери.
— Черт возьми, кто? — спросил вкрадчивый баритон, и, обернувшись, они увидели судью Маклина, который стоял посреди коридора напротив лестничной площадки.
— Миссис Констебль! Ты ее не видел? — резко спросил Эллери.
— Разумеется, видел. А что случилось?
— Надеюсь, что ничего. Где?
Пожилой джентльмен посмотрел на них:
— На другой стороне мыса. Всего несколько минут назад. Я был там на поле для гольфа, прогуливался, знаете ли. Я видел, как она сидела на самом краю скалы, со свешенными вниз ногами, пристально глядя на море. С северной стороны. Бедняжка показалась мне ужасно одинокой. Она даже не повернула головы, как если бы не слышала меня. Все смотрела на воду. Так что я оставил ее со своими мыслями и...
Но Эллери уже мчался по коридору к лестнице.
Они торопливо поднялись вверх по крутым ступеням, высеченным в голой скале. Эллери впереди, инспектор Молей, пыхтя, за ним. Старый судья Маклин, тяжело дыша, замыкал шествие. Северная часть Испанского мыса представляла собой все ту же плоскую поверхность, но деревья и кустарники встречались здесь чаще, чем на южной стороне, а почва имела более мягкий и зеленый покров, выдававший труды человека. Когда они достигли вершины ступеней, судья Маклин показал прямо вперед. Они бросились в указанном направлении, пробираясь сквозь заросли деревьев, выскочили на открытое пространство и остановились... Здесь никого не было.
— Странно, — удивился судья. — Может, она ушла...
— Разделяемся, — быстро приказал Эллери. — Мы должны ее найти.
— Но...
— Делайте, что я говорю!
В небе появились фиолетовые прожилки; начинало смеркаться.
Они прокладывали путь поодиночке, через середину семерного сегмента мыса, гуще всего поросшего лесом. Время от времени кто-нибудь выскакивал на открытое пространство, оглядывался по сторонам и бросался обратно в лес.
Роза Годфри устало возвращалась с поля для гольфа, направляясь в сторону моря, с ее плеча свисала сумка со спортивными принадлежностями. Она устала, и ее волосы шаловливо трепал ветер.
Неожиданно она остановилась. Ей показалось, будто бы впереди, у самого края скалы, мелькнуло что-то белое. Не раздумывая, девушка повернула обратно и укрылась в соседней рощице. Ей хотелось побыть одной. Было в вечернем небе и подступающих волнах моря нечто такое, что внушало ей отвращение к человеческому обществу.
Эрли Корт прогуливался за шестой меткой для игры в гольф, блуждая взглядом по окрестностям.
Миссис Констебль сидела на поросшем травой краю скалы, свесив вниз толстые ноги. Она низко опустила голову, положив подбородок едва ли не на грудь. Ее остекленевшие глаза неотрывно смотрели на море внизу.
Немного погодя она взялась пухлыми руками за самый край и подвинулась в сторону моря, откинувшись назад. Ее зад проехался по поросшим травой камням, и она едва не соскользнула вниз. Затем она подтянула ноги наверх и поднялась во весь рост на самом краю пропасти.
Ее глаза по-прежнему не отрывались от моря.
Она смотрела на рябь морской воды, носки ее туфель на дюйм выступали за край скалы. Ветер колыхал низ ее платья. Она стояла, не двигаясь, словно статуя на фоне темного неба; и только ее платье развевалось на ветру.
Эллери Квин выскочил из лесу бог знает в который раз. Его глаза устали от напряженного вглядывания. Сердце сжималось от мрачного предчувствия, в животе залегла свинцовая тяжесть. Он ускорил шаг.
Миссис Констебль только что стояла на краю пропасти, глядя на море. И тут же ее не стало.
Трудно было сказать, что случилось. Она взмахнула руками, и из ее горла вырвался сдавленный, хриплый звук, расколовший вечерний воздух. Она исчезла бесследно, как если бы сама мать-земля поглотила ее.
В полумраке сумерек это выглядело как нечто волшебное. Волшебное и зловещее. Если бы даже солнце стремительно выкатилось снова из-за горизонта и море, мерцая, мгновенно исчезло, это и то не могло бы выглядеть более зловещим. Она исчезла как облачко дыма...
Эллери выбрался из леса и остановился.
Почти у самого края пропасти, распластавшись ничком, лежала женщина. Ее лицо уткнулось в ладони, плечи вздрагивали.
Мужчина в бриджах стоял в шаге от обрыва, упершись руками в бока. Рядом валялась сумка с клюшками для гольфа.
Позади послышался хруст, и Эллери, обернувшись, увидел вышедшего из леса инспектора Молея.
— Вы слышали это? — хрипло крикнул инспектор. — Крик...
— Слышал, — со странным вздохом ответил Эллери.
— Кто... — Увидев мужчину и женщину, инспектор нахмурился и принял набычившийся вид. — Эй! — крикнул он.
Мужчина не обернулся, а женщина не подняла головы.
— Слишком поздно? — спросил обеспокоенный голос, и судья Маклин дотронулся до плеча Эллери. — Что случилось?
— Несчастная дурочка, — негромко произнес Эллери. И, не ответив на вопрос, направился к краю скалы.
Молей не сводил глаз с лежащей женщины; это была Роза Годфри. Стоявший рядом с нею блондин оказался Эрли Кортом.
— Кто кричал?
Никто из них даже не шевельнулся.
— Где миссис Констебль? — прохрипел инспектор.
Корт неожиданно поежился и обернулся. Его лицо было серым и влажным от испарины. Он опустился на колени рядом с Розой и погладил ее по темным волосам.
— Все хорошо, Роза, — печально проговорил он. — Все хорошо.
Трое мужчин подошли к самому краю обрыва. Что-то белое мягко покачивалось в шести футах под ними. Эллери, почувствовав подступившую тошноту, наклонился вперед и высунул голову за край пропасти.
Миссис Констебль распласталась лицом вверх в пенившейся воде у подножия обрывистой скалы, на одном из острых осколков, торчащих из ее основания. Ее растрепавшиеся длинные волосы, платье и ноги колыхались. Вода вокруг стала красной от крови. Боже правый, она походила на жирную устрицу, которую сбросили с высоты, дабы расщепить о камень.
Глава 12
Эллери снова сел и, нахмурившись, закурил сигарету. Так он просидел в тишине какое-то время. Потом позвонил инспектору Молею в Пойнсетт. Но дежурный ответил, что инспектора Молея нет на месте; и Эллери, попросив передать, чтобы Молей перезвонил ему, когда вернется, повесил трубку и покинул свой пост.
В большом холле ему в голову неожиданно пришла здоровая мысль; сунув сигарету в кованую пепельницу с песком, он поднялся наверх к комнате миссис Констебль и беззастенчиво приложил ухо к дверям. Ему показалось, будто он слышит сдавленное рыдание.
Он постучал. Рыдания смолкли. Затем голос миссис Констебль глухо произнес:
— Кто там?
— Можно к вам на минутку, миссис Констебль? — как можно дружелюбнее спросил Эллери.
Последовала тишина. Затем послышалось:
— Это мистер Квин?
— Да, это я.
— Нет, — все так же глухо ответил голос. — Нет, я не хочу говорить с вами, мистер Квин. Я... я не очень хорошо себя чувствую. Пожалуйста, уходите. Может, как-нибудь в другой раз.
— Но я хотел сказать вам...
— Пожалуйста, мистер Квин. Я в самом деле плохо себя чувствую.
Эллери посмотрел на дверь и пожал плечами.
— Хорошо, извините. — И он прошел дальше в свою комнату.
Там он переоделся в купальные шорты, сунул ноги в парусиновые туфли и, облачившись в махровый халат, спустился вниз к бухте. В конце концов, неплохо бы и поплавать в Атлантическом океане, угрюмо подумал Квин, кивнув стоящему на часах полицейскому на террасе, пока это проклятое дело не будет улажено. Он чувствовал уверенность, что сегодня ему больше незачем караулить у коммутатора. Этот звонок должен стать уроком... остальным. Инспектор Молей скоро с ним свяжется.
Прилив был высоким. Эллери бросил вещи на песок, прыгнул в воду и сильными гребками поплыл в море.
* * *
Он открыл глаза, почувствовав прикосновение к своему плечу. Над ним склонился инспектор Молей. Выражение красной физиономии инспектора показалось ему настолько странным, что Эллери мгновенно проснулся и резко сел на песке. Солнце стояло низко над горизонтом.
— Долго же вы, черт возьми, спите, — пробурчал инспектор.
— Который час? — Квин поежился от прохладного ветра, обдувавшего его голую грудь.
— Больше семи.
— Хм. Я долго плавал, а когда выбрался на берег, то не смог побороть искушения прилечь на этот мягкий белый песок. Что-то случилось, инспектор? Ваше лицо красноречиво свидетельствует об этом. Я просил дежурного передать вам, чтобы вы позвонили мне сразу же, как вернетесь. Но это было давно. Вы что, так и не появлялись у себя в управлении с половины третьего?
Молей плотно сжал губы и осмотрелся по сторонам. Но на террасе никого не было, не считая скучающего полицейского и голых, бледных на фоне неба скал по обеим сторонам. Он опустился на песок рядом с Эллери и сунул руку в оттопыренный карман.
— Взгляните на это. — Инспектор извлек из кармана небольшой плоский пакет.
Эллери почесал нос тыльной стороной ладони и вздохнул.
— Так быстро? — пробормотал он, забирая пакет.
— Что?
— Простите, инспектор. Я просто размышлял вслух.
Все это было завернуто в обыкновенную коричневую бумагу и перевязано простой, довольно крепкой белой бечевкой. Имя инспектора Молея и адрес его управления в Пойнсетте были выведены печатными буквами водянисто-синими чернилами, которые имели подозрительный вид. Сняв бечевку и развернув бумагу, Эллери нашел внутри тощую связку конвертов, маленькую фотографию и тонкую бобину, которая, видимо, и была кинопленкой. Он открыл один из конвертов, быстро глянул на подпись, с неприязнью скользнул взглядом по фотографии, размотал несколько сантиметров пленки и просмотрел целлулоидную полоску на свет... затем вернул все на прежнее место и отдал пакет обратно Молею.
— Ну и?.. — громыхнул инспектор, немного выждав. — Кажется, вы не слишком удивлены. Вам что, даже неинтересно?
— На счет раз — нет. На счет два — очень даже интересно. У вас есть сигарета? Я забыл свои. — Эллери кивнул, когда инспектор подносил ему спичку. — Я собирался рассказать вам об этом, инспектор, когда звонил.
— Так вы знали? — воскликнул Молей.
Как можно спокойнее Эллери передал инспектору все подробности подслушанного им телефонного разговора между миссис Констебль и таинственным абонентом. Молей слушал, задумчиво хмуря брови.
— Хм, — хмыкнул он, когда Эллери закончил свой рассказ. — Значит, эта птичка, кем бы она ни была, выполнила свою угрозу и переслала все эти доказательства мне. Но скажите мне, мистер Квин, — он посмотрел Эллери прямо в глаза, — откуда вы знали, что кто-то будет звонить?
— Я не знал, я всего лишь предполагал. Давайте отложим дискуссию о моем процессе мышления на потом; как-нибудь я расскажу вам обо всем поподробнее. А теперь лучше расскажите мне о последних новостях.
Молей покрутил пакет в огромной ручище.
— Меня не было в управлении; я пытался, так сказать, пойти по горячему следу беглянки Питтс. Меня отвезли в Маартенс. Но с нею у нас вышел полный облом, а когда я вернулся к себе, то дежурный передал мне, что звонили вы. Я как раз собирался перезвонить вам — это было примерно с час назад, — когда явился посыльный.
— Посыльный?
— Угу. Паренек лет девятнадцати. Прикатил на старом «форде», который, по его словам, он купил прошлым летом за двадцать баксов. Совсем еще сопляк. Мы проверили его, с ним все чисто.
— Откуда у него взялся этот пакет?
— Он из Маартенса. Там его хорошо все знают, живет с овдовевшей матерью. Мы сразу же связались с тамошней полицией. Рассказ парня сверили с рассказом его матери. Где-то около трех часов пополудни парнишка и его мать находились у себя дома, когда услышали глухой стук в переднюю дверь. Они вышли на улицу и обнаружили этот пакет. К нему была прикреплена записка, написанная измененным почерком, и десятидолларовая бумажка. В записке прямо говорилось, что пакет нужно немедленно доставить мне в Пойнсетт. Поэтому парнишка сел в свой старенький «форд» и отправился в путь. Им были нужны эти десять баксов.
— Но они не видели, кто подбросил пакет к их двери?
— К тому времени, как они вышли на улицу, этот тип уже исчез.
— Плохо дело. — Эллери задумчиво курил, глядя на пурпурное море.
— Но это еще не самое худшее, — пробормотал Молей, сгребая песок в пригоршню и струйками пропуская его между толстыми пальцами. — Как только я получил этот пакет и мельком взглянул на письма, я сразу же позвонил миссис Констебль...
— Что вы сделали? — Эллери словно очнулся и, вздрогнув, выронил из пальцев сигарету.
— А что еще я мог сделать? Я же не знал, что вы подслушивали и знаете всю историю. Мне была нужна информация. Когда я заговорил с ней, она ответила мне как-то странно. Я сказал ей...
— Только не говорите, — воскликнул Эллери, — что вы сказали ей о том, что получили эти письма и все остальное!
— Ну... — Инспектор выглядел жалким. — Я вроде как намекнул на это. А поскольку был занят, так как должен был держать связь с полицией Маартенса, чтобы проследить того, кто подбросил этот пакет, я попросил ее сесть в машину и приехать ко мне в управление для беседы. Я сказал одному из своих парней по телефону, чтобы он выпустил ее. После этого я все время висел на телефоне, а когда спохватился, то прошло уже больше часа. Но эта толстая мадам так и не приехала. Она давным-давно уже должна была быть у меня в управлении. Я позвонил сюда одному из своих ребят, и он сообщил, что она не покидала поместья. И вот я тут. — В его голосе слышалось отчаяние. — Я собираюсь выяснить, что, черт возьми, заставило ее передумать.
Эллери, щурясь, посмотрел на море, его глаза стали темными; затем он схватил халат, парусиновые туфли и вскочил на ноги.
— Вы все ужасно спутали, инспектор, — резко бросил он, кутаясь в халат и засовывая ноги в туфли. — Идемте скорее!
Инспектор Молей неуклюже поднялся, отряхнул с себя песок и послушно последовал за ним.
Они нашли Джерома, срезающего цветы на клумбе.
— Вы не видели миссис Констебль? — задыхаясь, спросил Эллери. Он тяжело дышал после быстрого подъема с террасы.
— Это толстую такую? — Старик покачал головой. — Не. — И, даже не взглянув на них, продолжил свое занятие.
Они направились прямо в комнату миссис Констебль. На стук Эллери никто не ответил, и он, толкнув дверь, вошел в комнату. В ней царил беспорядок: постель была разобрана и смята, халат грудой валялся на полу у двери, пепельница на ночном столике была заполнена окурками. Они молча переглянулись и вышли из комнаты.
— Куда, черт возьми, она подевалась? — громыхнул Молей, стараясь не смотреть в глаза Эллери.
— Черт возьми, кто? — спросил вкрадчивый баритон, и, обернувшись, они увидели судью Маклина, который стоял посреди коридора напротив лестничной площадки.
— Миссис Констебль! Ты ее не видел? — резко спросил Эллери.
— Разумеется, видел. А что случилось?
— Надеюсь, что ничего. Где?
Пожилой джентльмен посмотрел на них:
— На другой стороне мыса. Всего несколько минут назад. Я был там на поле для гольфа, прогуливался, знаете ли. Я видел, как она сидела на самом краю скалы, со свешенными вниз ногами, пристально глядя на море. С северной стороны. Бедняжка показалась мне ужасно одинокой. Она даже не повернула головы, как если бы не слышала меня. Все смотрела на воду. Так что я оставил ее со своими мыслями и...
Но Эллери уже мчался по коридору к лестнице.
* * *
Они торопливо поднялись вверх по крутым ступеням, высеченным в голой скале. Эллери впереди, инспектор Молей, пыхтя, за ним. Старый судья Маклин, тяжело дыша, замыкал шествие. Северная часть Испанского мыса представляла собой все ту же плоскую поверхность, но деревья и кустарники встречались здесь чаще, чем на южной стороне, а почва имела более мягкий и зеленый покров, выдававший труды человека. Когда они достигли вершины ступеней, судья Маклин показал прямо вперед. Они бросились в указанном направлении, пробираясь сквозь заросли деревьев, выскочили на открытое пространство и остановились... Здесь никого не было.
— Странно, — удивился судья. — Может, она ушла...
— Разделяемся, — быстро приказал Эллери. — Мы должны ее найти.
— Но...
— Делайте, что я говорю!
* * *
В небе появились фиолетовые прожилки; начинало смеркаться.
Они прокладывали путь поодиночке, через середину семерного сегмента мыса, гуще всего поросшего лесом. Время от времени кто-нибудь выскакивал на открытое пространство, оглядывался по сторонам и бросался обратно в лес.
Роза Годфри устало возвращалась с поля для гольфа, направляясь в сторону моря, с ее плеча свисала сумка со спортивными принадлежностями. Она устала, и ее волосы шаловливо трепал ветер.
Неожиданно она остановилась. Ей показалось, будто бы впереди, у самого края скалы, мелькнуло что-то белое. Не раздумывая, девушка повернула обратно и укрылась в соседней рощице. Ей хотелось побыть одной. Было в вечернем небе и подступающих волнах моря нечто такое, что внушало ей отвращение к человеческому обществу.
* * *
Эрли Корт прогуливался за шестой меткой для игры в гольф, блуждая взглядом по окрестностям.
* * *
Миссис Констебль сидела на поросшем травой краю скалы, свесив вниз толстые ноги. Она низко опустила голову, положив подбородок едва ли не на грудь. Ее остекленевшие глаза неотрывно смотрели на море внизу.
Немного погодя она взялась пухлыми руками за самый край и подвинулась в сторону моря, откинувшись назад. Ее зад проехался по поросшим травой камням, и она едва не соскользнула вниз. Затем она подтянула ноги наверх и поднялась во весь рост на самом краю пропасти.
Ее глаза по-прежнему не отрывались от моря.
Она смотрела на рябь морской воды, носки ее туфель на дюйм выступали за край скалы. Ветер колыхал низ ее платья. Она стояла, не двигаясь, словно статуя на фоне темного неба; и только ее платье развевалось на ветру.
* * *
Эллери Квин выскочил из лесу бог знает в который раз. Его глаза устали от напряженного вглядывания. Сердце сжималось от мрачного предчувствия, в животе залегла свинцовая тяжесть. Он ускорил шаг.
* * *
Миссис Констебль только что стояла на краю пропасти, глядя на море. И тут же ее не стало.
Трудно было сказать, что случилось. Она взмахнула руками, и из ее горла вырвался сдавленный, хриплый звук, расколовший вечерний воздух. Она исчезла бесследно, как если бы сама мать-земля поглотила ее.
В полумраке сумерек это выглядело как нечто волшебное. Волшебное и зловещее. Если бы даже солнце стремительно выкатилось снова из-за горизонта и море, мерцая, мгновенно исчезло, это и то не могло бы выглядеть более зловещим. Она исчезла как облачко дыма...
* * *
Эллери выбрался из леса и остановился.
Почти у самого края пропасти, распластавшись ничком, лежала женщина. Ее лицо уткнулось в ладони, плечи вздрагивали.
Мужчина в бриджах стоял в шаге от обрыва, упершись руками в бока. Рядом валялась сумка с клюшками для гольфа.
Позади послышался хруст, и Эллери, обернувшись, увидел вышедшего из леса инспектора Молея.
— Вы слышали это? — хрипло крикнул инспектор. — Крик...
— Слышал, — со странным вздохом ответил Эллери.
— Кто... — Увидев мужчину и женщину, инспектор нахмурился и принял набычившийся вид. — Эй! — крикнул он.
Мужчина не обернулся, а женщина не подняла головы.
— Слишком поздно? — спросил обеспокоенный голос, и судья Маклин дотронулся до плеча Эллери. — Что случилось?
— Несчастная дурочка, — негромко произнес Эллери. И, не ответив на вопрос, направился к краю скалы.
Молей не сводил глаз с лежащей женщины; это была Роза Годфри. Стоявший рядом с нею блондин оказался Эрли Кортом.
— Кто кричал?
Никто из них даже не шевельнулся.
— Где миссис Констебль? — прохрипел инспектор.
Корт неожиданно поежился и обернулся. Его лицо было серым и влажным от испарины. Он опустился на колени рядом с Розой и погладил ее по темным волосам.
— Все хорошо, Роза, — печально проговорил он. — Все хорошо.
Трое мужчин подошли к самому краю обрыва. Что-то белое мягко покачивалось в шести футах под ними. Эллери, почувствовав подступившую тошноту, наклонился вперед и высунул голову за край пропасти.
Миссис Констебль распласталась лицом вверх в пенившейся воде у подножия обрывистой скалы, на одном из острых осколков, торчащих из ее основания. Ее растрепавшиеся длинные волосы, платье и ноги колыхались. Вода вокруг стала красной от крови. Боже правый, она походила на жирную устрицу, которую сбросили с высоты, дабы расщепить о камень.
Глава 12
ВЫМОГАТЕЛЬ СТАЛКИВАЕТСЯ С ТРУДНОСТЯМИ
Привилегия умереть тихо — это все равно что кануть в забвение. Насильственная смерть мгновенно придает peu de chose
[10]скандальную значимость, превращая банальное событие в нечто из ряда вон выходящее. Со смертью Лаура Констебль обрела всю ту славу, которую она с таким трудом пыталась избежать при жизни. Ее разбитое тело попало в центр внимания бесцеремонных глаз полиции и прессы. Одним коротким прыжком с поросшей травой скалы на серые камни в чернеющей воде она достигла той значимости, которая в современном мире новостей сходит за бессмертие.
Прибыли мужчины, прибыли женщины. Объективы камер уставились на ее некрасивое тело, окончательно изуродованное после падения на острие скалы. Карандаши царапали неразборчивые слова. Телефоны резко выплевывали односложные высказывания. Костлявый коронер осквернил равнодушными, давно привычными к подобной работе пальцами толстую синеватую плоть покойной. Каким-то таинственным образом исчез клочок ее платья, оторванный кем-то, чья жадность к сенсации переступила нравственные пределы дозволенного.
Среди всего этого сумасшествия инспектор Молей расхаживал молча, глядя в землю, что не давало возможности прочесть его мысли. Он позволил репортерам подойти к телу, осмотреть северную часть мыса и окровавленный камень. Его подчиненные носились как очумелые куры, начисто сбитые с толку поворотом событий. Семейство Годфри, Корт и Мунны сбились в кучу в патио, позируя в ошеломлении перед алчными фотографами и механически отвечая на вопросы. Один из подчиненных Молея отыскал городской адрес миссис Констебль и послал телеграмму ее сыну; Эллери, помня отчаянный голос убитой, посоветовал не пытаться найти ее мужа. Случилось все, и в то же время не случилось ничего. Это был просто кошмар.
Газетчики окружили Молея.
— Что за фокус, инспектор?
Молей хмыкнул.
— Кто это сделал? Может, это был Корт? Это самоубийство или убийство, шеф? Есть ли связь между этой дамочкой и Марко? Говорят, она была его любовница; это правда, инспектор? Ну же, инспектор, пролейте свет. Во всей этой свистопляске вы не сказали нам ни слова.
Когда все закончилось и последний репортер был насильно выдворен, инспектор жестом послал одного из своих подчиненных ко входу в освещенное фонарями патио, устало потер лоб и буднично спросил:
— Ну что, Корт, как все было?
Молодой человек уставился на инспектора обведенными красными кругами глазами:
— Она этого не делала! Не делала!
— Кто она и чего она не делала?
Была уже глубокая ночь, и горящие ярким светом испанские фонари, на самом деле электрические, отбрасывали длинные пятна света на плиты. Роза съежилась на стуле.
— Роза. Она не сталкивала ее. Клянусь вам, инспектор!
— Не сталкивала... — Молей уставился на него, потом разразился грубым хохотом. — Кто говорит о том, что миссис Констебль столкнули, Корт? Я хочу знать, как все было, просто для протокола. Понимаете, мне нужно написать отчет.
— Вы хотите сказать, — пробормотал молодой человек, — что не верите, что это... убийство?
— Ну-ну, не важно, во что я верю или не верю. Что произошло? Были ли вы с мисс Годфри, когда...
— Да! — воскликнул Корт горячо. — Все время. Вот почему я сказал...
— Это неправда, — усталым голосом произнесла Роза. — Прекрати это, Эрли. Ты лишь все осложняешь. Я была одна, когда это... случилось.
— Ради бога, Эрли, — воскликнул Уолтер Годфри, его уродливое лицо приняло выражение встревоженной горгульи [11], — говори правду! Это становится... становится... — Он отер пот с лица, хотя уже становилось прохладно.
Корт сглотнул.
— Когда она... Видите ли, я ее искал...
— Снова? — улыбнулся инспектор.
— Да. Я не хотел... Одним словом, кто-то — кажется, это был Мунн — сказал, что он видел, как она направилась к полю для гольфа, поэтому я тоже пошел туда. Когда я вышел из-за кустов рядом с... с этим местом, то увидел Розу.
— И что?
— Она наклонилась над краем скалы. Я ничего не понял. Я крикнул ей, но она меня даже не услышала. Потом она отшатнулась, упала на траву и зарыдала. Когда я подошел и глянул вниз через край, то увидел тело, лежащее на камнях. Вот и все.
— Ну а что видели вы, мисс Годфри? Мне это нужно, как я уже сказал, для протокола.
— Все было так, как говорит Эрли. — Она потерла губы тыльной стороной ладони и посмотрела на покрасневшую кожу. — В таком положении он и нашел меня. Я слышала, как он меня окликнул, но... словно окаменела. — Она передернула плечами и торопливо продолжила: — Я пришла на корт и забила несколько мячей в одиночку. Вокруг все словно умерло с тех пор... Потом я устала и решила прогуляться к скале, чтобы прилечь и просто... просто отдохнуть. Мне хотелось побыть одной. Но не успела я выйти из зарослей, как увидела... ее.
— Да-да, — подбодрил ее судья. — Это самое важное, моя дорогая. Она была одна? Что вы видели?
— Думаю, одна. Я не заметила никого... другого. Только ее. Стояла спиной ко мне, лицом к морю. Она стояла так близко к краю, что я... я испугалась. Я боялась пошевелиться, закричать или что-либо сделать. Я боялась, что стоит мне только издать звук, как она вздрогнет и потеряет равновесие. Поэтому я просто стояла и смотрела на нее. Она была похожа на... О, это все ужасно глупо и сплошная истерика!
— Нет, мисс Годфри, — мрачно произнес Эллери. — Продолжайте. Расскажите все, что вы видели и чувствовали.
Она одернула свою твидовую юбку.
— Это было так опасно! Очень! Уже темнело. Она стояла совершенно неподвижно, темный силуэт на фоне неба, и походила... походила на каменную статую! Потом я решила, что у меня, должно быть, у самой не все дома, потому что помню, как я подумала, что она и вся эта сцена словно взяты из кинофильма, как если бы все... все было заранее спланировано. Понимаете, с точки зрения света и тени. Боже, у меня просто началась истерика!
— Знаете, мисс Годфри, — добродушно произнес инспектор, — все это понятно, а как же насчет миссис Констебль? Что именно случилось с ней?
Роза сидела не шевелясь.
— Потом... Она просто исчезла. Она стояла там как статуя, как я уже сказала. Потом я увидела, как она взмахнула руками и с криком упала вниз... Исчезла. Я слышала глухой стук... О, я никогда в жизни этого не забуду! — Роза дернулась на стуле и непроизвольно ухватилась за мать.
Миссис Годфри, которая сидела неподвижно, сухо погладила ее руку.
Повисло молчание. Затем Молей спросил:
— Кто-нибудь еще видел что-нибудь? Или слышал?
— Нет, — ответил Корт. — Я хотел сказать, — пробормотал он, — что я ничего не видел.
Никто больше не проронил ни звука. Молей повернулся на каблуках и, не разжимая рта, бросил судье и Эллери:
— Пойдемте, джентльмены.
Разрозненной вереницей они поднялись наверх, каждый занятый своими мыслями. В коридоре, напротив комнаты миссис Констебль, они увидели двоих поджидающих мужчин в униформе; у их ног лежали уже знакомые, зловещего вида носилки. Криво усмехнувшись, Молей открыл дверь, и все последовали за ним.
Коронер только что вернул на место простыню. Распрямившись, он бросил сердитый взгляд на вошедших. На кровати бесформенной грудой возвышалось тело. На простыне были пятна крови.
— Ну как, Блэки? — спросил Молей.
Костлявый коронер подошел к двери и что-то бросил ожидающим снаружи. Они вошли и, опустив носилки на пол, повернулись к кровати. Эллери и судья инстинктивно отвернулись.
Когда они обернулись снова, кровать была уже пустой, тело лежало на носилках, а санитары вытирали пот с бровей. Никто не проронил ни слова, пока не унесли носилки.
— Итак, — сердито начал коронер; на его впалых щеках горели красные пятна. — Черт бы вас побрал, вы что, считаете меня волшебником? Она мертва, и все. Умерла в результате падения. Если хотите знать, сломала спину и, кроме того, слегка повредила голову и ноги. Черт! От ваших пташек меня просто тошнит.
— Что тебя так нервирует? — проворчал Молей. — Ни тебе пулевой раны, ни ножевой — ничего такого ужасного!
— Ну да!
— Это хорошо, — произнес Молей медленно, потирая руки. — Это важно. Все проще простого, джентльмены. Миссис Констебль оказалась перед лицом пропасти — со своей любовной интригой, умирающим мужем и обывательской моралью женщины среднего класса. Она не захотела обратиться к своему муженьку, дабы все тихо уладить, а у нее самой не было ни гроша. Поэтому, как только она узнала от меня, что ее письма и все остальные документы отосланы мне — черт, как нехорошо получилось! — она воспользовалась единственным выходом, который нашла для себя.
— Вы хотите сказать, что она совершила самоубийство? — спросил судья.
— Попали в яблочко, ваша честь.
— Хоть раз, — буркнул коронер, закрывая свой ужасный саквояж, — вы говорите дело. Именно так я и считаю. Нет никаких физических следов насилия.
— Вполне возможно, — согласился судья. — Эмоциональная нестабильность, весь мир рухнул у нее на глазах, критический возраст для женщины... да, да, такое вполне возможно!
— Кроме того, — со странным удовлетворением в голосе произнес Молей, — если Роза говорит правду — а она, несомненно, говорит правду, — то это не могло быть ничем иным, кроме как самоубийством.
— О, вполне могло, — возразил Эллери.
— Что?! — Молей вздрогнул.
— Если вы хотите поспорить, инспектор, то, с теоретической точки зрения, я повторяю: «Да, вполне могло быть».
— Да вы что! Вокруг нее на расстоянии пятнадцати футов не было ни души, когда она прыгнула вниз! В нее не стреляли, и на ней не обнаружено ножевой раны. Так что все ясно. Вот так-то. Написать отчет о таком деле — одно удовольствие! — Но он продолжал наблюдать за Эллери с явным сомнением.
— Удовольствия разнятся. Эта женщина упала на спину?
Коронер подхватил свой саквояж и скорчил страдальческую физиономию.
— Я что, должен отвечать этому парню? — прохныкал он, обращаясь к Молею. — Он только и делает, что задает дурацкие вопросы. Он мне не понравился с самой первой минуты, как только я его увидел.
— Да ладно тебе, Блэки, кончай умничать, — громыхнул инспектор.
— Да, сэр, — колко подтвердил коронер, — именно на спину.
— Вы не следуете естественным образом методу Сократа, — улыбнулся Эллери; затем его улыбка исчезла, и он спросил: — А перед тем, как упасть вниз, она стояла на самом краю, верно? Видимо, так. И чтобы потерять равновесие, ей нужно было совсем немного, я прав? Разумеется, прав.
— К чему ты клонишь, Эллери? — спросил судья.
— Инспектор Молей, мой дорогой Солон, по-видимому, находит самоубийство миссис Констебль очень удобным.
Прибыли мужчины, прибыли женщины. Объективы камер уставились на ее некрасивое тело, окончательно изуродованное после падения на острие скалы. Карандаши царапали неразборчивые слова. Телефоны резко выплевывали односложные высказывания. Костлявый коронер осквернил равнодушными, давно привычными к подобной работе пальцами толстую синеватую плоть покойной. Каким-то таинственным образом исчез клочок ее платья, оторванный кем-то, чья жадность к сенсации переступила нравственные пределы дозволенного.
Среди всего этого сумасшествия инспектор Молей расхаживал молча, глядя в землю, что не давало возможности прочесть его мысли. Он позволил репортерам подойти к телу, осмотреть северную часть мыса и окровавленный камень. Его подчиненные носились как очумелые куры, начисто сбитые с толку поворотом событий. Семейство Годфри, Корт и Мунны сбились в кучу в патио, позируя в ошеломлении перед алчными фотографами и механически отвечая на вопросы. Один из подчиненных Молея отыскал городской адрес миссис Констебль и послал телеграмму ее сыну; Эллери, помня отчаянный голос убитой, посоветовал не пытаться найти ее мужа. Случилось все, и в то же время не случилось ничего. Это был просто кошмар.
Газетчики окружили Молея.
— Что за фокус, инспектор?
Молей хмыкнул.
— Кто это сделал? Может, это был Корт? Это самоубийство или убийство, шеф? Есть ли связь между этой дамочкой и Марко? Говорят, она была его любовница; это правда, инспектор? Ну же, инспектор, пролейте свет. Во всей этой свистопляске вы не сказали нам ни слова.
Когда все закончилось и последний репортер был насильно выдворен, инспектор жестом послал одного из своих подчиненных ко входу в освещенное фонарями патио, устало потер лоб и буднично спросил:
— Ну что, Корт, как все было?
Молодой человек уставился на инспектора обведенными красными кругами глазами:
— Она этого не делала! Не делала!
— Кто она и чего она не делала?
Была уже глубокая ночь, и горящие ярким светом испанские фонари, на самом деле электрические, отбрасывали длинные пятна света на плиты. Роза съежилась на стуле.
— Роза. Она не сталкивала ее. Клянусь вам, инспектор!
— Не сталкивала... — Молей уставился на него, потом разразился грубым хохотом. — Кто говорит о том, что миссис Констебль столкнули, Корт? Я хочу знать, как все было, просто для протокола. Понимаете, мне нужно написать отчет.
— Вы хотите сказать, — пробормотал молодой человек, — что не верите, что это... убийство?
— Ну-ну, не важно, во что я верю или не верю. Что произошло? Были ли вы с мисс Годфри, когда...
— Да! — воскликнул Корт горячо. — Все время. Вот почему я сказал...
— Это неправда, — усталым голосом произнесла Роза. — Прекрати это, Эрли. Ты лишь все осложняешь. Я была одна, когда это... случилось.
— Ради бога, Эрли, — воскликнул Уолтер Годфри, его уродливое лицо приняло выражение встревоженной горгульи [11], — говори правду! Это становится... становится... — Он отер пот с лица, хотя уже становилось прохладно.
Корт сглотнул.
— Когда она... Видите ли, я ее искал...
— Снова? — улыбнулся инспектор.
— Да. Я не хотел... Одним словом, кто-то — кажется, это был Мунн — сказал, что он видел, как она направилась к полю для гольфа, поэтому я тоже пошел туда. Когда я вышел из-за кустов рядом с... с этим местом, то увидел Розу.
— И что?
— Она наклонилась над краем скалы. Я ничего не понял. Я крикнул ей, но она меня даже не услышала. Потом она отшатнулась, упала на траву и зарыдала. Когда я подошел и глянул вниз через край, то увидел тело, лежащее на камнях. Вот и все.
— Ну а что видели вы, мисс Годфри? Мне это нужно, как я уже сказал, для протокола.
— Все было так, как говорит Эрли. — Она потерла губы тыльной стороной ладони и посмотрела на покрасневшую кожу. — В таком положении он и нашел меня. Я слышала, как он меня окликнул, но... словно окаменела. — Она передернула плечами и торопливо продолжила: — Я пришла на корт и забила несколько мячей в одиночку. Вокруг все словно умерло с тех пор... Потом я устала и решила прогуляться к скале, чтобы прилечь и просто... просто отдохнуть. Мне хотелось побыть одной. Но не успела я выйти из зарослей, как увидела... ее.
— Да-да, — подбодрил ее судья. — Это самое важное, моя дорогая. Она была одна? Что вы видели?
— Думаю, одна. Я не заметила никого... другого. Только ее. Стояла спиной ко мне, лицом к морю. Она стояла так близко к краю, что я... я испугалась. Я боялась пошевелиться, закричать или что-либо сделать. Я боялась, что стоит мне только издать звук, как она вздрогнет и потеряет равновесие. Поэтому я просто стояла и смотрела на нее. Она была похожа на... О, это все ужасно глупо и сплошная истерика!
— Нет, мисс Годфри, — мрачно произнес Эллери. — Продолжайте. Расскажите все, что вы видели и чувствовали.
Она одернула свою твидовую юбку.
— Это было так опасно! Очень! Уже темнело. Она стояла совершенно неподвижно, темный силуэт на фоне неба, и походила... походила на каменную статую! Потом я решила, что у меня, должно быть, у самой не все дома, потому что помню, как я подумала, что она и вся эта сцена словно взяты из кинофильма, как если бы все... все было заранее спланировано. Понимаете, с точки зрения света и тени. Боже, у меня просто началась истерика!
— Знаете, мисс Годфри, — добродушно произнес инспектор, — все это понятно, а как же насчет миссис Констебль? Что именно случилось с ней?
Роза сидела не шевелясь.
— Потом... Она просто исчезла. Она стояла там как статуя, как я уже сказала. Потом я увидела, как она взмахнула руками и с криком упала вниз... Исчезла. Я слышала глухой стук... О, я никогда в жизни этого не забуду! — Роза дернулась на стуле и непроизвольно ухватилась за мать.
Миссис Годфри, которая сидела неподвижно, сухо погладила ее руку.
Повисло молчание. Затем Молей спросил:
— Кто-нибудь еще видел что-нибудь? Или слышал?
— Нет, — ответил Корт. — Я хотел сказать, — пробормотал он, — что я ничего не видел.
Никто больше не проронил ни звука. Молей повернулся на каблуках и, не разжимая рта, бросил судье и Эллери:
— Пойдемте, джентльмены.
* * *
Разрозненной вереницей они поднялись наверх, каждый занятый своими мыслями. В коридоре, напротив комнаты миссис Констебль, они увидели двоих поджидающих мужчин в униформе; у их ног лежали уже знакомые, зловещего вида носилки. Криво усмехнувшись, Молей открыл дверь, и все последовали за ним.
Коронер только что вернул на место простыню. Распрямившись, он бросил сердитый взгляд на вошедших. На кровати бесформенной грудой возвышалось тело. На простыне были пятна крови.
— Ну как, Блэки? — спросил Молей.
Костлявый коронер подошел к двери и что-то бросил ожидающим снаружи. Они вошли и, опустив носилки на пол, повернулись к кровати. Эллери и судья инстинктивно отвернулись.
Когда они обернулись снова, кровать была уже пустой, тело лежало на носилках, а санитары вытирали пот с бровей. Никто не проронил ни слова, пока не унесли носилки.
— Итак, — сердито начал коронер; на его впалых щеках горели красные пятна. — Черт бы вас побрал, вы что, считаете меня волшебником? Она мертва, и все. Умерла в результате падения. Если хотите знать, сломала спину и, кроме того, слегка повредила голову и ноги. Черт! От ваших пташек меня просто тошнит.
— Что тебя так нервирует? — проворчал Молей. — Ни тебе пулевой раны, ни ножевой — ничего такого ужасного!
— Ну да!
— Это хорошо, — произнес Молей медленно, потирая руки. — Это важно. Все проще простого, джентльмены. Миссис Констебль оказалась перед лицом пропасти — со своей любовной интригой, умирающим мужем и обывательской моралью женщины среднего класса. Она не захотела обратиться к своему муженьку, дабы все тихо уладить, а у нее самой не было ни гроша. Поэтому, как только она узнала от меня, что ее письма и все остальные документы отосланы мне — черт, как нехорошо получилось! — она воспользовалась единственным выходом, который нашла для себя.
— Вы хотите сказать, что она совершила самоубийство? — спросил судья.
— Попали в яблочко, ваша честь.
— Хоть раз, — буркнул коронер, закрывая свой ужасный саквояж, — вы говорите дело. Именно так я и считаю. Нет никаких физических следов насилия.
— Вполне возможно, — согласился судья. — Эмоциональная нестабильность, весь мир рухнул у нее на глазах, критический возраст для женщины... да, да, такое вполне возможно!
— Кроме того, — со странным удовлетворением в голосе произнес Молей, — если Роза говорит правду — а она, несомненно, говорит правду, — то это не могло быть ничем иным, кроме как самоубийством.
— О, вполне могло, — возразил Эллери.
— Что?! — Молей вздрогнул.
— Если вы хотите поспорить, инспектор, то, с теоретической точки зрения, я повторяю: «Да, вполне могло быть».
— Да вы что! Вокруг нее на расстоянии пятнадцати футов не было ни души, когда она прыгнула вниз! В нее не стреляли, и на ней не обнаружено ножевой раны. Так что все ясно. Вот так-то. Написать отчет о таком деле — одно удовольствие! — Но он продолжал наблюдать за Эллери с явным сомнением.
— Удовольствия разнятся. Эта женщина упала на спину?
Коронер подхватил свой саквояж и скорчил страдальческую физиономию.
— Я что, должен отвечать этому парню? — прохныкал он, обращаясь к Молею. — Он только и делает, что задает дурацкие вопросы. Он мне не понравился с самой первой минуты, как только я его увидел.
— Да ладно тебе, Блэки, кончай умничать, — громыхнул инспектор.
— Да, сэр, — колко подтвердил коронер, — именно на спину.
— Вы не следуете естественным образом методу Сократа, — улыбнулся Эллери; затем его улыбка исчезла, и он спросил: — А перед тем, как упасть вниз, она стояла на самом краю, верно? Видимо, так. И чтобы потерять равновесие, ей нужно было совсем немного, я прав? Разумеется, прав.
— К чему ты клонишь, Эллери? — спросил судья.
— Инспектор Молей, мой дорогой Солон, по-видимому, находит самоубийство миссис Констебль очень удобным.