Страница:
Он прибыл в дом О'Райанов на пляже примерно в половине шестого вечера, а уже к семи часам Хоторн начал думать, что Патрик Тимоти О'Райан был самым скрытным ирландцем, когда-либо встречавшимся в истории этой гэльской расы. Из служебного досье О'Райана, доставленного ему в «Шенандо Лодж» за час до отъезда, Тайрела больше всего заинтересовало неожиданно свалившееся на семью богатство. Из обычного дома, который только и был по карману среднему служащему ЦРУ, семья переехала в большой особняк, а также приобрела еще и летний дом на пляже. И все это объяснялось неожиданным наследством от дядюшки из Ирландии, занимавшегося разведением чистокровных лошадей. ЦРУ формально проверило все бумаги, но дальше копать не стало, а, по мнению Хоторна, как раз здесь и нужно было копнуть поглубже. Для начала следовало задуматься над тем, что у О'Райана жили в Нью-Йорке старшие братья, служившие в полиции. Но почему же тогда богатый родственник, который, по словам миссис О'Райан, вообще никогда не видел никого из братьев, обошел их своим вниманием?
— Дядюшка Шон был просто святым! — воскликнула сквозь слезы Мария Сантони О'Райан. — Господь подсказал ему, что мой Пэдди больше всех угоден Богу! И в час моей скорби и печали вы пришли ко мне с подобными вопросами?
«Не слишком убедительно, миссис О'Райан, — подумал Тайрел. — Но другого ответа вы мне все равно не дадите». Не нашел он другого ответа и у трех сыновей и двух дочерей, встретивших его с явной неприязнью. Что-то здесь было не так, но что — Хоторн пока еще не мог уяснить.
Уже почти в половине десятого он свернул в Маклине на частную дорогу, ведущую к большому дому в колониальном стиле, принадлежащему Ингерсолам. Длинная двухрядная дорога была заполнена темными лимузинами и дорогими автомобилями: «ягуарами», «мерседесами», «кадиллаками» и «линкольнами». Слева от дома находилась автостоянка, которую обслуживали охранники, паркуя машины прибывших выразить свое соболезнование посетителей.
У дверей дома Тайрела встретил сын Дэвида Ингерсо-ла — приятный, вежливый молодой человек с глазами, полными печали. Тайрел предъявил ему свои документы.
— Думаю, вам лучше поговорить с компаньоном моего отца, — посоветовал сын покойного. — Я ничем не смогу помочь вам... в этом деле, по которому вы приехали сюда.
Эдвард Уайт, совладелец фирмы «Ингерсол энд Уайт», оказался плотным человеком среднего роста с лысеющей головой и проницательными карими глазами.
— Я позабочусь об этом! — сказал он, посмотрев на документы Хоторна. — Оставайся у дверей, Тодд, а мы с этим джентльменом пройдем в дом. — Они вошли в узкий холл, и Уайт продолжил:
— Я просто потрясен вашим появлением здесь сегодня вечером. Госдепартамент затевает расследование, когда его бедная душа еще... Как вы можете?
— Мы обязаны действовать быстро, мистер Уайт, — ответил Тайрел. — Для нас это очень важно.
— Но почему?
— Потому что Дэвид Ингерсол, возможно, был главным действующим лицом в деле отмывания денег пуэрториканской наркомафии.
— Это полнейший абсурд! У нас есть клиенты в Пуэрто-Рико, это главным образом клиенты Дэвида, но абсолютно ничего незаконного!.. Я был его компаньоном, и уж я бы знал об этом.
— Может быть, вы знаете гораздо меньше, чем думаете. А если я скажу вам, что у Ингерсола имеются счета в Цюрихе и Берне, на которые регулярно поступают деньги? Эти суммы не от вашей юридической фирмы. Вы богаты, но не настолько.
— Вы либо лжец, либо параноик... Пойдемте в кабинет Дэвида, здесь негде поговорить. Вот сюда. — Мужчины протиснулись через толпу в большой гостиной, вышли в другой холл, и Эдвард Уайт открыл дверь кабинета Ингерсола. Заполненный книгами кабинет был отделан деревянными панелями, повсюду бросалась в глаза темно-коричневая кожа: кресла, столы, два дивана. — Я не верю вам ни на йоту, — сказал Уайт, закрывая дверь кабинета.
— Я ведь пришел сюда не для того, чтобы арестовать кого-нибудь, адвокат, я просто занимаюсь расследованием. Если не верите мне, то позвоните в госдепартамент. Уверен, вы знаете, кому нужно звонить.
— Вы бессердечный сукин сын! Подумайте о семье Дэвида!
— Я думаю об иностранных счетах и американском гражданине, который использовал свое влияние для отмывания денег наркомафии.
— Вы что, едины во всех лицах в этом очень подозрительном расследовании, мистер Хоторн? Полиция, судья и суд присяжных? Вы когда-нибудь задумывались над тем, как легко открыть «счет за рубежом» на любое понравившееся вам имя, предоставив всего лишь подпись?
— Нет, не задумывался, а вот у вас, очевидно, большой опыт в подобных делах.
— Да, конечно, потому что мне много раз приходилось иметь дело с подобными счетами, и у всех клиентов нашей фирмы были чертовски веские причины для открытия таких счетов.
— Я в этих делах не разбираюсь, — солгал Тайрел, — но если то, что вы говорите, — правда, нам просто нужно передать по факсу подпись Дэвида Ингерсола в Цюрих и Берн.
— Машинные факсимиле непригодны для спектрографического анализа. Удивлен, что вы этого не знаете.
— В этом деле вы эксперт, а не я. Но я скажу вам, в чем я эксперт, — я чрезвычайно наблюдателен. Я вижу, каак ваши клиенты разъезжают по городу в дорогих лимузинах, купаясь в лучах респектабельности, а вы тем временем продаете свое влияние уже новым покупателям. Но как только вы преступаете черту закона, появляюсь я, чтобы схватить вас за руку.
— Трудно представить, что в госдепартаменте говорят подобным языком, вы скорее похожи на полоумного мстителя из комиксов и выходите за всякие рамки. Думаю, мне надо последовать вашему совету и действительно позвонить...
— Не беспокойся, Эдвард, — Раздавшийся в кабинете голос удивил и Хоторна и Уайта. Внезапно кресло с высокой спинкой, стоявшее у стола, повернулось, и их взору предстал сидящий в нем пожилой мужчина: худощавый, довольно высокий, одетый с таким изяществом, что Тайрел поначалу вздрогнул от мысли, что в полумраке кабинета перед ним сидит ван Ностранд.
— Меня зовут Ричард Ингерсол, мистер Хоторн, я бывший член Верховного суда. Думаю, мне самому надо поговорить с мистером Хоторном, Эдвард, но только не в этом кабинете. Да и вообще не в этом доме.
— Я не понимаю вас, сэр, — изумился Уайт.
— Ты и не можешь понимать, дружище. Пожалуйста, помоги моей невестке и внуку заняться присутствующими... льстецами в лимузинах. Мы с мистером Хоторном проскользнем через кухню.
— Но, судья Ингерсол...
— Мой сын мертв, Эдвард, и его теперь не заботит, что напишут в разделе светской хроники «Вашингтон пост» о пришедших почтить его память близких и друзьях, многие из которых, как и все юристы, хотели бы заполучить теперь его клиентуру. — Старик выбрался из кресла. — Пойдемте, Хоторн, здесь вам никто ничего не скажет. А кроме того, прекрасный вечер для прогулки.
Изумленный Уайт открыл дверь кабинета и выпустил в холл старшего Ингерсола и Хоторна, которые через кухню вышли на огороженную лужайку, заканчивавшуюся освещенным плавательным бассейном. И только когда они подошли к бассейну, бывший судья заговорил:
— Зачем вы на самом деле приехали сюда, мистер Хоторн, и что вам известно?
— Вы же слышали, что я говорил компаньону вашего сына.
— Отмывание денег? Наркомафия? Прекратите, сэр, Дэвид на пушечный выстрел не подходил к таким делам. Однако ваше замечание по поводу счетов в Швейцарии не лишено смысла.
— Тогда позвольте спросить вас, судья Ингерсол, что известно вам?
— Это мрачная история с элементами триумфа и скорби — почти афинская трагедия, но без величия греческой драмы.
— Очень красноречиво, но мне это ничего не говорит.
— Вы как-то странно смотрите на меня, — заметил Ингерсол, разочарованный замечанием Тайрела. — Но это не просто удивление от того, что вы видите меня здесь. Это что-то другое, не так ли?
— Вы кое-кого напомнили мне.
— И я так подумал. Ваше незваное появление здесь было рассчитано на стратегию шока — вывести людей из равновесия и, может быть, даже ввергнуть в панику. Ваша реакция на мое появление подтвердила это.
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— Наверняка знаете. Нильс ван Ностранд... мистер Нептун, если вам так угодно... Наше сходство потрясло вас: рост, фигура, возраст, манера одеваться... Вы знаете ван Ностранда и меньше всего ожидали встретить его в этом доме. Это мне многое подсказало.
— Думайте что хотите, но я удивлен, что вы признаете свое знакомство с Нептуном.
— О, это лишь часть длинной истории, — продолжил Ингерсол, входя через решетчатую арку в сад и направляясь к уединенной беседке, которую не было видно из дома. — Нильс несколько раз прилетал ко мне в Коста-дель-Соль, я, конечно, не знал, кто он такой, но мы подружились. Он казался мне одним из нас — стареющим бездельником, имеющим достаточно денег, чтобы летать на реактивном самолете с места на место в поисках всяких развлечений. Я даже направил его к своему личному портному в Лондон.
— А когда вы узнали, что он Нептун?
— Пять лет назад. Я начал подозревать, что с ним что-то нечисто: все эти внезапные появления и срочные исчезновения, редкие упоминания о семье и даже его благосостояние, источники которого казались сомнительными.
— Обычная история, не многие любят рассказывать о себе даже соседям.
— Конечно, но основные источники благосостояния, как правило, бывают известны. Человек что-то изобретает, удачно продает, вовремя создает банк или приобретает недвижимость — это и является отправными точками. Взять, к примеру, меня: до избрания в Верховный суд я был основателем и старшим компаньоном чрезвычайно доходной юридической фирмы с офисами в Вашингтоне и Нью-Йорке. Вполне мог бы обойтись без чести заседать в Верховном суде.
— Да, могли бы, — согласился Тайрел, вспоминая досье Дэвида Ингерсола, в котором имелись данные и об отце.
Единственным непонятным местом была истинная причина отставки судьи Ингерсола, и Хоторн внезапно понял, что он близок к разгадке этой тайны.
— Нептун, — сказал Ингерсол, как бы читая мысли Хоторна. Он сел на дальнюю белую скамейку с кованой спинкой. — Это часть моей истории, довольно неприглядная и без необходимости жестокая. Однажды вечером на веранде яхт-клуба, где мы любовались средиземноморской луной, всегда наблюдательный ван Ностранд заметил: «Вам что-то кажется странным во мне, господин судья, не так ли?» Тогда я ответил, что подозреваю его в гомосексуализме, но в этом не было для него ничего нового. С самой дьявольской улыбкой, какую мне приходилось видеть в жизни, он сказал: «Я тот человек, который погубил вашу карьеру и который теперь держит в руках будущее вашего сына. Я Нептун».
— Неужели прямо так и сказал?
— Я был потрясен, конечно, и спросил его, зачем он сообщает мне это на закате моих дней. Какое извращенное удовлетворение он испытывает от этого? Ведь мне шел уже восемьдесят первый год, и я не мог уже ни бороться с ним, ни тем более убить. Жена моя умерла, я остался один и каждый вечер, ложась в постель, задавался вопросом: проснусь ли утром? «Зачем, Нильс? — снова спросил я его. — Почему вы сделали это и почему только теперь говорите мне об этом?»
— Он ответил?
— Да, мистер Хоторн, он ответил. Поэтому я и вернулся... Моего сына убил не случайный бродяга-наркоман, его методически убивали люди, которые, говоря словами ван Ностранда, «держали в руках его будущее». Сейчас мне восемьдесят шесть, я и так слишком задержался на этом свете, чем постоянно привожу в недоумение своих врачей. Но скоро, в один прекрасный день, я не проснусь и не увижу солнце, и я готов к этому. Но я не хочу унести с собой в могилу тайну моей бесчестной жизни, которая в конечном итоге убила моего сына.
— Но что ответил Нептун? — настаивал Тайрел.
— Он ответил мне с той же дьявольской улыбкой и ледяным взглядом, и я очень хорошо помню его слова, потому что они огнем жгут мою память: «Потому что мы доказали себе, что можем держать в руках и отца и сына, а придет время — сможем держать в руках и правительство Соединенных Штатов... Марс и Нептун. Я хочу, чтобы вы осознали это и поняли, что ничего не можете с нами поделать...» Видно, он испытал большое удовлетворение, бросив мне в лицо эти слова. Мне, беспомощному старику, сколотившему состояние на коррупции. Но когда они убили моего сына, я понял, что настало время найти человека, которому я мог бы рассказать правду. Я не знал, к кому обратиться, потому что кое о чем я все равно не скажу: мне надо защитить своего прекрасного внука, который гораздо лучше своих отца и деда. И все же есть вещи, о которых я обязан рассказать. Послушав вас в кабинете, мистер Хоторн, я повернулся в кресле и внимательно посмотрел на вас. Вы молоды, решительны, что-то в вас вселяет в меня уверенность. — Ингерсол буквально сверлил взглядом Хоторна. — Вы не просто выполняете свою работу, вы увлечены ею, что, наверно, и объясняет ваше бесцеремонное появление здесь.
— Я не актер, мистер Ингерсол.
— Мы все актеры, Хоторн, потому что врываемся в чужие жизни и исчезаем из них ради самосохранения, самовозвеличивания или просто ради того, чтобы оставить в них след.
— О ком вы говорите?
— Мы все актеры... А теперь вернемся к нашему устному соглашению...
— Какому соглашению?
— Я готов предоставить вам определенную информацию при условии, что мое имя никогда не всплывет в связи с ней. Я буду вашим «неизвестным источником», и о нашей встрече никто не должен знать.
— Это не в моей компетенции.
— Тогда после похорон я вернусь в Коста-дель-Солъ, и, если там снова появится ван Ностранд, последнее, что я совершу в своей жизни, так это достану из кармана небольшой револьвер, выстрелю ему в голову и вручу себя на милость испанского правосудия.
— Ван Ностранд больше нигде не появится. Он мертв. Старик внимательно посмотрел на Тайрела:
— Но ведь не было никаких сообщений о его смерти...
— Вы один из немногих, кто знает об этом. Его смерть была сохранена в тайне.
— С какой целью?
— Сбить с толку врага — это уже не так плохо.
— Врага? Значит, вы знаете о существовании организации?
— Знаем.
— Они все были завербованы, точно так же, как мой сын. Угрозы, шантаж и гарантированное уничтожение в случае отказа кандидата. Но и гарантированное вознаграждение в случае согласия.
— Мы обнаружили нескольких членов организации, во всяком случае, мы так считаем... Но они все мертвы. Других членов организации мы не знаем. Вы можете помочь нам?
— Мне кажется, вы имеете в виду — помочь лично вам.
— Мои друзья были убиты, а один из них может на всю жизнь остаться калекой. Вот так обстоят дела.
— Мне понятен ваш ответ... Они называются «Скорпионы», разбиты на номера от первого до двадцать пятого, но первые пять считаются главными, поскольку передают остальным приказы от... ну, скажем, совета директоров.
— Что за совет директоров?
— Они известны как «Покровители».
— Кто они такие?
— Так мы можем все-таки заключить соглашение? С вами?
— Как вы можете просить меня молчать об этом? Вы просто не представляете себе, как все далеко зашло!
— Но я знаю, что должен защитить внука. У Тодда впереди вся жизнь, и я не могу допустить, чтобы он был опозорен как отпрыск продажных отца и деда.
— Вы понимаете, что я могу солгать вам?
— Вы подумаете об этом, но я верю, что не солжете, тем более если дадите слово. Тут я могу рискнуть... Даете слово?
Тайрел сделал несколько резких шагов вправо от Ингерсола, бросил взгляд на бледную луну, затем вернулся на место и посмотрел в печальные, но спокойные глаза старика.
— Вы требуете, чтобы я доверился информации от неизвестного источника? Да это просто сумасшествие!
— Я так не думаю.
— Вы можете дать мне конкретную информацию?
— Я могу дать вам несколько зацепок, которые считаю очень важными, а остальное уж ваше дело.
— Тогда я даю вам слово, — согласился наконец Хоторн. — И я не лгу... Рассказывайте.
— У ван Ностранда в Испании была небольшая, но очень дорогая вилла, не рассчитанная на то, чтобы в ней ночевали гости... ну, за исключением, конечно, любовников. После того как он сообщил мне, кто он такой и что он сделал, я установил за этой виллой, как говорят разведчики, самое пристальное наблюдение. Подкупил прислугу, телефонисток в местной компании и на коммутаторах в наших клубах. Я понимал, что не смогу убить человека, избежав при этом нежелательных последствий, но если бы я смог все раскопать об этом ублюдке, то, вероятно, сумел бы избавиться от него сам и избавить моего сына.
— Воспользовавшись его же приемами? Угрозы, шантаж?
— Совершенно верно. Именно об этом и рассказывал мне сын. Мы должны были вести себя очень осторожно, вы понимаете. Никаких писем, телефонных звонков, ничего подобного. Дэвид много разъезжал, выполняя при этом иногда задания ЦРУ...
— Я это знаю, — прервал старика Хоторн. — Когда я впервые назвал его имя, шеф военно-морской разведки обозвал меня идиотом. Ваш сын был абсолютно вне подозрений именно потому, что оказывал услуги ЦРУ.
— Какая ирония судьбы, не так ли? Мы встречались тайно, принимая все меры предосторожности, чтобы нас не увидели вместе: в толпе на Трафальгар-сквер, в людных кафе или отдаленных сельских закусочных. Дэвид дал мне телефонные коды... они пользовались спутниковой связью.
— Это нам известно...
— Значит, вы здорово продвинулись в этом деле.
— Не совсем так. Продолжайте.
— Дэвиду неизбежно приходилось встречаться с ван Нострандом в Вашингтоне, потому что они вращались в одних и тех же кругах, хотя очень редко разговаривали друг с другом на публике. И вот в силу каких-то чрезвычайных обстоятельств, требующих немедленных действий, ван Ностранд приказал моему сыну передавать информацию «Скорпиону-2».
— "Скорпиону-2"? О'Райану?
— Да. Дело в том, что Дэвид был «Скорпионом-3».
— Значит, входил в высшую пятерку.
— С большой неохотой, уверяю вас, но, собственно говоря вам нужна не эта информация.
— А кто были остальные двое? Я имею в виду — из пятерки «Скорпионов»?
— Он так это и не узнал, но подозревал, что один из них сенатор, потому что как-то ван Ностранд сказал Дэвиду, что сенатский комитет по разведке является прекрасным источником информации. Что касается второго человека, то сын мне говорил, что О'Райан вычислил его, но Дэвиду сообщил только, что «Скорпион-5» большая шишка — самая крупная пташка в Пентагоне.
— В таком большом учреждении полно больших шишек, — заметил Тайрел.
— Согласен с вами. Но тем не менее это подтверждает то, что я выяснил в Коста-дель-Соль. Ван Ностранд часто звонил с виллы в Вашингтон, и большинство этих звонков были в Пентагон. Однако, как подчеркивал Дэвид, список этих звонков может оказаться бесполезным. Если бы Нептун хотел связаться со «Скорпионом», он воспользовался бы спутниковой связью.
— Да, ваш сын был прав, — подтвердил Хоторн, — из этого списка мало что можно выжать... Вы что-нибудь еще выяснили об этих звонках с виллы?
— Да, я засек переговоры с одной фирмой по продаже недвижимости в Лозанне. Мне стало ясно, что ван Ностранд владеет недвижимостью на берегу Женевского озера, но под чужим, испанским именем. А под собственным именем он являлся опекуном этой недвижимости.
— Тут мало что можно раскопать, а если и можно, то это займет слишком много времени. Что-нибудь еще?
— И еще раз да, — слабо улыбнулся Ингерсол. — Список из двадцати фамилий и адресов в «Гемайншафт Банк» в Цюрихе. Восемнадцать месяцев назад этот список находился в сейфе у ван Ностранда, но я заплатил десять тысяч долларов самому квалифицированному взломщику, который сейчас сидит в тюрьме в Эстепоне, за то, что он отключил сигнализацию и открыл сейф. Двадцать фамилий, мистер Хоторн. Двадцать.
— Двадцать фамилий! — прошептал Тайрел. — Список остальных «Скорпионов», Ваш сын знал об этом?
— Я опытный юрист, Хоторн, и знаю, когда следует извлекать на свет припрятанные доказательства, а когда нет, особенно если эти доказательства могут повредить делу.
— Что это значит?
— Грубо говоря, Дэвид не был готов к той ситуации, в которой оказался под давлением обстоятельств. Он был блестящим адвокатом, но никогда не имел ничего общего с преступным миром. Да, он был «Скорпионом-3», но постоянно жил в страхе, впадая временами в депрессию, а иногда и просто в панику. И если бы я передал ему этот список, то он в один из периодов отчаяния вполне мог бы обратиться к властям.
— Действительно?
— Конечно! Но раскиньте мозгами, молодой человек! С одной стороны, ван Ностранд — доверенный советник президентов с обширнейшими связями в Вашингтоне, О'Райан — высокопоставленный сотрудник ЦРУ, допущенный к высшим государственным тайнам, а с другой — список неизвестных фамилий, представленный перепуганным человеком, который сам не может толком объяснить, кто такие люди из этого списка.
— А что насчет кодов спутниковой связи?
— Они моментально уничтожаются, когда кто-либо из «Скорпионов» подает сигнал тревоги... Сейчас я могу представить себе, как обеспечивалось прикрытие заговорщиков, когда убили Джона Кеннеди. Система была довольно простой, но вполне эффективной, чтобы обвести вокруг пальца комиссию Уоррена. Деятельность «Скорпионов» — подтверждение этого.
— Но почему убили вашего сына?
— Он запаниковал. Причин паники я не знаю, но совершенно ясно, что эта причина возникла совсем недавно. Как я уже говорил вам, мы никогда не переписывались и не перезванивались. Он был твердо убежден, что его дом и офис прослушивают «Покровители».
— А они действительно прослушивают?
— Дом нет, а насчет офиса не знаю. Ведь это солидная фирма с комплексной телефонной системой, так что всякие попытки прослушивания могут вызвать подозрения.
— А насчет дома вы твердо уверены?
— Мои люди проверяли дом раз в месяц, но я так и не смог убедить Дэвида. Он все время говорил: «Ты не знаешь, на что они способны». Согласен, действительно не знаю, просто мне хотелось, чтобы дом все время проверялся. Как вам хорошо известно, в комнатах довольно легко обнаружить «жучки».
— А кто такие «Покровители»?
— Точно не знаю, но могу подкинуть вам несколько ниточек. К ван Ностранду прилетали люди на частных самолетах, и я, естественно, потратил некоторую сумму на служащих аэропорта и таможенников. Да, мистер Хоторн, у меня есть имена и страны, из которых прилетали гости ван Ностранда, и среди них наверняка были «Покровители», но, к сожалению, эта информация бесполезна. Документы у них, без сомнения, были фальшивыми, а ухватиться мне было не за что... Но среди его гостей были мужчина и женщина, которые посещали его чаще других. Он из Милана, а она из Бахрейна. Поначалу я подумал, что они просто любовники, пользующиеся гостеприимством ван Ностранда, но затем понял глупость и наивность своих рассуждений. Я увидел, что оба они довольно пожилые и грузные, так что если бы одному из этих любовников потребовалось бы взгромоздиться на другого, понадобилась бы помощь слуг... Нет, Хоторн, они не были любовниками. На мой взгляд, они имели самое прямое отношение к «Покровителям», возможно даже, и сами были «Покровителями» или уж, по крайней мере, их доверенными лицами.
— Милан, северные ворота в Палермо для мафии, — тихо сказал Хоторн, — а Бахрейн, с его баснословными деньгами, часто является главным финансовым источником для долины Бекаа. Кто они были такие?
— Тс-с! — Ингерсол резко вскинул вверх правую руку. — Кто-то идет через арку.
Хоторн начал поворачиваться, но было уже поздно. Раздался звук выстрела из пистолета с глушителем, пуля вонзилась старику прямо в лоб. Тайрел бросился вправо, стараясь укрыться за кустами роз, рука рванулась к ремню за пистолетом, но и на этот раз он опоздал. Неясная фигура, заслонив свет, рухнула на него, словно гигантская птица, тяжелый металлический предмет врезался в череп, и все померкло.
Глава 29
— Дядюшка Шон был просто святым! — воскликнула сквозь слезы Мария Сантони О'Райан. — Господь подсказал ему, что мой Пэдди больше всех угоден Богу! И в час моей скорби и печали вы пришли ко мне с подобными вопросами?
«Не слишком убедительно, миссис О'Райан, — подумал Тайрел. — Но другого ответа вы мне все равно не дадите». Не нашел он другого ответа и у трех сыновей и двух дочерей, встретивших его с явной неприязнью. Что-то здесь было не так, но что — Хоторн пока еще не мог уяснить.
Уже почти в половине десятого он свернул в Маклине на частную дорогу, ведущую к большому дому в колониальном стиле, принадлежащему Ингерсолам. Длинная двухрядная дорога была заполнена темными лимузинами и дорогими автомобилями: «ягуарами», «мерседесами», «кадиллаками» и «линкольнами». Слева от дома находилась автостоянка, которую обслуживали охранники, паркуя машины прибывших выразить свое соболезнование посетителей.
У дверей дома Тайрела встретил сын Дэвида Ингерсо-ла — приятный, вежливый молодой человек с глазами, полными печали. Тайрел предъявил ему свои документы.
— Думаю, вам лучше поговорить с компаньоном моего отца, — посоветовал сын покойного. — Я ничем не смогу помочь вам... в этом деле, по которому вы приехали сюда.
Эдвард Уайт, совладелец фирмы «Ингерсол энд Уайт», оказался плотным человеком среднего роста с лысеющей головой и проницательными карими глазами.
— Я позабочусь об этом! — сказал он, посмотрев на документы Хоторна. — Оставайся у дверей, Тодд, а мы с этим джентльменом пройдем в дом. — Они вошли в узкий холл, и Уайт продолжил:
— Я просто потрясен вашим появлением здесь сегодня вечером. Госдепартамент затевает расследование, когда его бедная душа еще... Как вы можете?
— Мы обязаны действовать быстро, мистер Уайт, — ответил Тайрел. — Для нас это очень важно.
— Но почему?
— Потому что Дэвид Ингерсол, возможно, был главным действующим лицом в деле отмывания денег пуэрториканской наркомафии.
— Это полнейший абсурд! У нас есть клиенты в Пуэрто-Рико, это главным образом клиенты Дэвида, но абсолютно ничего незаконного!.. Я был его компаньоном, и уж я бы знал об этом.
— Может быть, вы знаете гораздо меньше, чем думаете. А если я скажу вам, что у Ингерсола имеются счета в Цюрихе и Берне, на которые регулярно поступают деньги? Эти суммы не от вашей юридической фирмы. Вы богаты, но не настолько.
— Вы либо лжец, либо параноик... Пойдемте в кабинет Дэвида, здесь негде поговорить. Вот сюда. — Мужчины протиснулись через толпу в большой гостиной, вышли в другой холл, и Эдвард Уайт открыл дверь кабинета Ингерсола. Заполненный книгами кабинет был отделан деревянными панелями, повсюду бросалась в глаза темно-коричневая кожа: кресла, столы, два дивана. — Я не верю вам ни на йоту, — сказал Уайт, закрывая дверь кабинета.
— Я ведь пришел сюда не для того, чтобы арестовать кого-нибудь, адвокат, я просто занимаюсь расследованием. Если не верите мне, то позвоните в госдепартамент. Уверен, вы знаете, кому нужно звонить.
— Вы бессердечный сукин сын! Подумайте о семье Дэвида!
— Я думаю об иностранных счетах и американском гражданине, который использовал свое влияние для отмывания денег наркомафии.
— Вы что, едины во всех лицах в этом очень подозрительном расследовании, мистер Хоторн? Полиция, судья и суд присяжных? Вы когда-нибудь задумывались над тем, как легко открыть «счет за рубежом» на любое понравившееся вам имя, предоставив всего лишь подпись?
— Нет, не задумывался, а вот у вас, очевидно, большой опыт в подобных делах.
— Да, конечно, потому что мне много раз приходилось иметь дело с подобными счетами, и у всех клиентов нашей фирмы были чертовски веские причины для открытия таких счетов.
— Я в этих делах не разбираюсь, — солгал Тайрел, — но если то, что вы говорите, — правда, нам просто нужно передать по факсу подпись Дэвида Ингерсола в Цюрих и Берн.
— Машинные факсимиле непригодны для спектрографического анализа. Удивлен, что вы этого не знаете.
— В этом деле вы эксперт, а не я. Но я скажу вам, в чем я эксперт, — я чрезвычайно наблюдателен. Я вижу, каак ваши клиенты разъезжают по городу в дорогих лимузинах, купаясь в лучах респектабельности, а вы тем временем продаете свое влияние уже новым покупателям. Но как только вы преступаете черту закона, появляюсь я, чтобы схватить вас за руку.
— Трудно представить, что в госдепартаменте говорят подобным языком, вы скорее похожи на полоумного мстителя из комиксов и выходите за всякие рамки. Думаю, мне надо последовать вашему совету и действительно позвонить...
— Не беспокойся, Эдвард, — Раздавшийся в кабинете голос удивил и Хоторна и Уайта. Внезапно кресло с высокой спинкой, стоявшее у стола, повернулось, и их взору предстал сидящий в нем пожилой мужчина: худощавый, довольно высокий, одетый с таким изяществом, что Тайрел поначалу вздрогнул от мысли, что в полумраке кабинета перед ним сидит ван Ностранд.
— Меня зовут Ричард Ингерсол, мистер Хоторн, я бывший член Верховного суда. Думаю, мне самому надо поговорить с мистером Хоторном, Эдвард, но только не в этом кабинете. Да и вообще не в этом доме.
— Я не понимаю вас, сэр, — изумился Уайт.
— Ты и не можешь понимать, дружище. Пожалуйста, помоги моей невестке и внуку заняться присутствующими... льстецами в лимузинах. Мы с мистером Хоторном проскользнем через кухню.
— Но, судья Ингерсол...
— Мой сын мертв, Эдвард, и его теперь не заботит, что напишут в разделе светской хроники «Вашингтон пост» о пришедших почтить его память близких и друзьях, многие из которых, как и все юристы, хотели бы заполучить теперь его клиентуру. — Старик выбрался из кресла. — Пойдемте, Хоторн, здесь вам никто ничего не скажет. А кроме того, прекрасный вечер для прогулки.
Изумленный Уайт открыл дверь кабинета и выпустил в холл старшего Ингерсола и Хоторна, которые через кухню вышли на огороженную лужайку, заканчивавшуюся освещенным плавательным бассейном. И только когда они подошли к бассейну, бывший судья заговорил:
— Зачем вы на самом деле приехали сюда, мистер Хоторн, и что вам известно?
— Вы же слышали, что я говорил компаньону вашего сына.
— Отмывание денег? Наркомафия? Прекратите, сэр, Дэвид на пушечный выстрел не подходил к таким делам. Однако ваше замечание по поводу счетов в Швейцарии не лишено смысла.
— Тогда позвольте спросить вас, судья Ингерсол, что известно вам?
— Это мрачная история с элементами триумфа и скорби — почти афинская трагедия, но без величия греческой драмы.
— Очень красноречиво, но мне это ничего не говорит.
— Вы как-то странно смотрите на меня, — заметил Ингерсол, разочарованный замечанием Тайрела. — Но это не просто удивление от того, что вы видите меня здесь. Это что-то другое, не так ли?
— Вы кое-кого напомнили мне.
— И я так подумал. Ваше незваное появление здесь было рассчитано на стратегию шока — вывести людей из равновесия и, может быть, даже ввергнуть в панику. Ваша реакция на мое появление подтвердила это.
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— Наверняка знаете. Нильс ван Ностранд... мистер Нептун, если вам так угодно... Наше сходство потрясло вас: рост, фигура, возраст, манера одеваться... Вы знаете ван Ностранда и меньше всего ожидали встретить его в этом доме. Это мне многое подсказало.
— Думайте что хотите, но я удивлен, что вы признаете свое знакомство с Нептуном.
— О, это лишь часть длинной истории, — продолжил Ингерсол, входя через решетчатую арку в сад и направляясь к уединенной беседке, которую не было видно из дома. — Нильс несколько раз прилетал ко мне в Коста-дель-Соль, я, конечно, не знал, кто он такой, но мы подружились. Он казался мне одним из нас — стареющим бездельником, имеющим достаточно денег, чтобы летать на реактивном самолете с места на место в поисках всяких развлечений. Я даже направил его к своему личному портному в Лондон.
— А когда вы узнали, что он Нептун?
— Пять лет назад. Я начал подозревать, что с ним что-то нечисто: все эти внезапные появления и срочные исчезновения, редкие упоминания о семье и даже его благосостояние, источники которого казались сомнительными.
— Обычная история, не многие любят рассказывать о себе даже соседям.
— Конечно, но основные источники благосостояния, как правило, бывают известны. Человек что-то изобретает, удачно продает, вовремя создает банк или приобретает недвижимость — это и является отправными точками. Взять, к примеру, меня: до избрания в Верховный суд я был основателем и старшим компаньоном чрезвычайно доходной юридической фирмы с офисами в Вашингтоне и Нью-Йорке. Вполне мог бы обойтись без чести заседать в Верховном суде.
— Да, могли бы, — согласился Тайрел, вспоминая досье Дэвида Ингерсола, в котором имелись данные и об отце.
Единственным непонятным местом была истинная причина отставки судьи Ингерсола, и Хоторн внезапно понял, что он близок к разгадке этой тайны.
— Нептун, — сказал Ингерсол, как бы читая мысли Хоторна. Он сел на дальнюю белую скамейку с кованой спинкой. — Это часть моей истории, довольно неприглядная и без необходимости жестокая. Однажды вечером на веранде яхт-клуба, где мы любовались средиземноморской луной, всегда наблюдательный ван Ностранд заметил: «Вам что-то кажется странным во мне, господин судья, не так ли?» Тогда я ответил, что подозреваю его в гомосексуализме, но в этом не было для него ничего нового. С самой дьявольской улыбкой, какую мне приходилось видеть в жизни, он сказал: «Я тот человек, который погубил вашу карьеру и который теперь держит в руках будущее вашего сына. Я Нептун».
— Неужели прямо так и сказал?
— Я был потрясен, конечно, и спросил его, зачем он сообщает мне это на закате моих дней. Какое извращенное удовлетворение он испытывает от этого? Ведь мне шел уже восемьдесят первый год, и я не мог уже ни бороться с ним, ни тем более убить. Жена моя умерла, я остался один и каждый вечер, ложась в постель, задавался вопросом: проснусь ли утром? «Зачем, Нильс? — снова спросил я его. — Почему вы сделали это и почему только теперь говорите мне об этом?»
— Он ответил?
— Да, мистер Хоторн, он ответил. Поэтому я и вернулся... Моего сына убил не случайный бродяга-наркоман, его методически убивали люди, которые, говоря словами ван Ностранда, «держали в руках его будущее». Сейчас мне восемьдесят шесть, я и так слишком задержался на этом свете, чем постоянно привожу в недоумение своих врачей. Но скоро, в один прекрасный день, я не проснусь и не увижу солнце, и я готов к этому. Но я не хочу унести с собой в могилу тайну моей бесчестной жизни, которая в конечном итоге убила моего сына.
— Но что ответил Нептун? — настаивал Тайрел.
— Он ответил мне с той же дьявольской улыбкой и ледяным взглядом, и я очень хорошо помню его слова, потому что они огнем жгут мою память: «Потому что мы доказали себе, что можем держать в руках и отца и сына, а придет время — сможем держать в руках и правительство Соединенных Штатов... Марс и Нептун. Я хочу, чтобы вы осознали это и поняли, что ничего не можете с нами поделать...» Видно, он испытал большое удовлетворение, бросив мне в лицо эти слова. Мне, беспомощному старику, сколотившему состояние на коррупции. Но когда они убили моего сына, я понял, что настало время найти человека, которому я мог бы рассказать правду. Я не знал, к кому обратиться, потому что кое о чем я все равно не скажу: мне надо защитить своего прекрасного внука, который гораздо лучше своих отца и деда. И все же есть вещи, о которых я обязан рассказать. Послушав вас в кабинете, мистер Хоторн, я повернулся в кресле и внимательно посмотрел на вас. Вы молоды, решительны, что-то в вас вселяет в меня уверенность. — Ингерсол буквально сверлил взглядом Хоторна. — Вы не просто выполняете свою работу, вы увлечены ею, что, наверно, и объясняет ваше бесцеремонное появление здесь.
— Я не актер, мистер Ингерсол.
— Мы все актеры, Хоторн, потому что врываемся в чужие жизни и исчезаем из них ради самосохранения, самовозвеличивания или просто ради того, чтобы оставить в них след.
— О ком вы говорите?
— Мы все актеры... А теперь вернемся к нашему устному соглашению...
— Какому соглашению?
— Я готов предоставить вам определенную информацию при условии, что мое имя никогда не всплывет в связи с ней. Я буду вашим «неизвестным источником», и о нашей встрече никто не должен знать.
— Это не в моей компетенции.
— Тогда после похорон я вернусь в Коста-дель-Солъ, и, если там снова появится ван Ностранд, последнее, что я совершу в своей жизни, так это достану из кармана небольшой револьвер, выстрелю ему в голову и вручу себя на милость испанского правосудия.
— Ван Ностранд больше нигде не появится. Он мертв. Старик внимательно посмотрел на Тайрела:
— Но ведь не было никаких сообщений о его смерти...
— Вы один из немногих, кто знает об этом. Его смерть была сохранена в тайне.
— С какой целью?
— Сбить с толку врага — это уже не так плохо.
— Врага? Значит, вы знаете о существовании организации?
— Знаем.
— Они все были завербованы, точно так же, как мой сын. Угрозы, шантаж и гарантированное уничтожение в случае отказа кандидата. Но и гарантированное вознаграждение в случае согласия.
— Мы обнаружили нескольких членов организации, во всяком случае, мы так считаем... Но они все мертвы. Других членов организации мы не знаем. Вы можете помочь нам?
— Мне кажется, вы имеете в виду — помочь лично вам.
— Мои друзья были убиты, а один из них может на всю жизнь остаться калекой. Вот так обстоят дела.
— Мне понятен ваш ответ... Они называются «Скорпионы», разбиты на номера от первого до двадцать пятого, но первые пять считаются главными, поскольку передают остальным приказы от... ну, скажем, совета директоров.
— Что за совет директоров?
— Они известны как «Покровители».
— Кто они такие?
— Так мы можем все-таки заключить соглашение? С вами?
— Как вы можете просить меня молчать об этом? Вы просто не представляете себе, как все далеко зашло!
— Но я знаю, что должен защитить внука. У Тодда впереди вся жизнь, и я не могу допустить, чтобы он был опозорен как отпрыск продажных отца и деда.
— Вы понимаете, что я могу солгать вам?
— Вы подумаете об этом, но я верю, что не солжете, тем более если дадите слово. Тут я могу рискнуть... Даете слово?
Тайрел сделал несколько резких шагов вправо от Ингерсола, бросил взгляд на бледную луну, затем вернулся на место и посмотрел в печальные, но спокойные глаза старика.
— Вы требуете, чтобы я доверился информации от неизвестного источника? Да это просто сумасшествие!
— Я так не думаю.
— Вы можете дать мне конкретную информацию?
— Я могу дать вам несколько зацепок, которые считаю очень важными, а остальное уж ваше дело.
— Тогда я даю вам слово, — согласился наконец Хоторн. — И я не лгу... Рассказывайте.
— У ван Ностранда в Испании была небольшая, но очень дорогая вилла, не рассчитанная на то, чтобы в ней ночевали гости... ну, за исключением, конечно, любовников. После того как он сообщил мне, кто он такой и что он сделал, я установил за этой виллой, как говорят разведчики, самое пристальное наблюдение. Подкупил прислугу, телефонисток в местной компании и на коммутаторах в наших клубах. Я понимал, что не смогу убить человека, избежав при этом нежелательных последствий, но если бы я смог все раскопать об этом ублюдке, то, вероятно, сумел бы избавиться от него сам и избавить моего сына.
— Воспользовавшись его же приемами? Угрозы, шантаж?
— Совершенно верно. Именно об этом и рассказывал мне сын. Мы должны были вести себя очень осторожно, вы понимаете. Никаких писем, телефонных звонков, ничего подобного. Дэвид много разъезжал, выполняя при этом иногда задания ЦРУ...
— Я это знаю, — прервал старика Хоторн. — Когда я впервые назвал его имя, шеф военно-морской разведки обозвал меня идиотом. Ваш сын был абсолютно вне подозрений именно потому, что оказывал услуги ЦРУ.
— Какая ирония судьбы, не так ли? Мы встречались тайно, принимая все меры предосторожности, чтобы нас не увидели вместе: в толпе на Трафальгар-сквер, в людных кафе или отдаленных сельских закусочных. Дэвид дал мне телефонные коды... они пользовались спутниковой связью.
— Это нам известно...
— Значит, вы здорово продвинулись в этом деле.
— Не совсем так. Продолжайте.
— Дэвиду неизбежно приходилось встречаться с ван Нострандом в Вашингтоне, потому что они вращались в одних и тех же кругах, хотя очень редко разговаривали друг с другом на публике. И вот в силу каких-то чрезвычайных обстоятельств, требующих немедленных действий, ван Ностранд приказал моему сыну передавать информацию «Скорпиону-2».
— "Скорпиону-2"? О'Райану?
— Да. Дело в том, что Дэвид был «Скорпионом-3».
— Значит, входил в высшую пятерку.
— С большой неохотой, уверяю вас, но, собственно говоря вам нужна не эта информация.
— А кто были остальные двое? Я имею в виду — из пятерки «Скорпионов»?
— Он так это и не узнал, но подозревал, что один из них сенатор, потому что как-то ван Ностранд сказал Дэвиду, что сенатский комитет по разведке является прекрасным источником информации. Что касается второго человека, то сын мне говорил, что О'Райан вычислил его, но Дэвиду сообщил только, что «Скорпион-5» большая шишка — самая крупная пташка в Пентагоне.
— В таком большом учреждении полно больших шишек, — заметил Тайрел.
— Согласен с вами. Но тем не менее это подтверждает то, что я выяснил в Коста-дель-Соль. Ван Ностранд часто звонил с виллы в Вашингтон, и большинство этих звонков были в Пентагон. Однако, как подчеркивал Дэвид, список этих звонков может оказаться бесполезным. Если бы Нептун хотел связаться со «Скорпионом», он воспользовался бы спутниковой связью.
— Да, ваш сын был прав, — подтвердил Хоторн, — из этого списка мало что можно выжать... Вы что-нибудь еще выяснили об этих звонках с виллы?
— Да, я засек переговоры с одной фирмой по продаже недвижимости в Лозанне. Мне стало ясно, что ван Ностранд владеет недвижимостью на берегу Женевского озера, но под чужим, испанским именем. А под собственным именем он являлся опекуном этой недвижимости.
— Тут мало что можно раскопать, а если и можно, то это займет слишком много времени. Что-нибудь еще?
— И еще раз да, — слабо улыбнулся Ингерсол. — Список из двадцати фамилий и адресов в «Гемайншафт Банк» в Цюрихе. Восемнадцать месяцев назад этот список находился в сейфе у ван Ностранда, но я заплатил десять тысяч долларов самому квалифицированному взломщику, который сейчас сидит в тюрьме в Эстепоне, за то, что он отключил сигнализацию и открыл сейф. Двадцать фамилий, мистер Хоторн. Двадцать.
— Двадцать фамилий! — прошептал Тайрел. — Список остальных «Скорпионов», Ваш сын знал об этом?
— Я опытный юрист, Хоторн, и знаю, когда следует извлекать на свет припрятанные доказательства, а когда нет, особенно если эти доказательства могут повредить делу.
— Что это значит?
— Грубо говоря, Дэвид не был готов к той ситуации, в которой оказался под давлением обстоятельств. Он был блестящим адвокатом, но никогда не имел ничего общего с преступным миром. Да, он был «Скорпионом-3», но постоянно жил в страхе, впадая временами в депрессию, а иногда и просто в панику. И если бы я передал ему этот список, то он в один из периодов отчаяния вполне мог бы обратиться к властям.
— Действительно?
— Конечно! Но раскиньте мозгами, молодой человек! С одной стороны, ван Ностранд — доверенный советник президентов с обширнейшими связями в Вашингтоне, О'Райан — высокопоставленный сотрудник ЦРУ, допущенный к высшим государственным тайнам, а с другой — список неизвестных фамилий, представленный перепуганным человеком, который сам не может толком объяснить, кто такие люди из этого списка.
— А что насчет кодов спутниковой связи?
— Они моментально уничтожаются, когда кто-либо из «Скорпионов» подает сигнал тревоги... Сейчас я могу представить себе, как обеспечивалось прикрытие заговорщиков, когда убили Джона Кеннеди. Система была довольно простой, но вполне эффективной, чтобы обвести вокруг пальца комиссию Уоррена. Деятельность «Скорпионов» — подтверждение этого.
— Но почему убили вашего сына?
— Он запаниковал. Причин паники я не знаю, но совершенно ясно, что эта причина возникла совсем недавно. Как я уже говорил вам, мы никогда не переписывались и не перезванивались. Он был твердо убежден, что его дом и офис прослушивают «Покровители».
— А они действительно прослушивают?
— Дом нет, а насчет офиса не знаю. Ведь это солидная фирма с комплексной телефонной системой, так что всякие попытки прослушивания могут вызвать подозрения.
— А насчет дома вы твердо уверены?
— Мои люди проверяли дом раз в месяц, но я так и не смог убедить Дэвида. Он все время говорил: «Ты не знаешь, на что они способны». Согласен, действительно не знаю, просто мне хотелось, чтобы дом все время проверялся. Как вам хорошо известно, в комнатах довольно легко обнаружить «жучки».
— А кто такие «Покровители»?
— Точно не знаю, но могу подкинуть вам несколько ниточек. К ван Ностранду прилетали люди на частных самолетах, и я, естественно, потратил некоторую сумму на служащих аэропорта и таможенников. Да, мистер Хоторн, у меня есть имена и страны, из которых прилетали гости ван Ностранда, и среди них наверняка были «Покровители», но, к сожалению, эта информация бесполезна. Документы у них, без сомнения, были фальшивыми, а ухватиться мне было не за что... Но среди его гостей были мужчина и женщина, которые посещали его чаще других. Он из Милана, а она из Бахрейна. Поначалу я подумал, что они просто любовники, пользующиеся гостеприимством ван Ностранда, но затем понял глупость и наивность своих рассуждений. Я увидел, что оба они довольно пожилые и грузные, так что если бы одному из этих любовников потребовалось бы взгромоздиться на другого, понадобилась бы помощь слуг... Нет, Хоторн, они не были любовниками. На мой взгляд, они имели самое прямое отношение к «Покровителям», возможно даже, и сами были «Покровителями» или уж, по крайней мере, их доверенными лицами.
— Милан, северные ворота в Палермо для мафии, — тихо сказал Хоторн, — а Бахрейн, с его баснословными деньгами, часто является главным финансовым источником для долины Бекаа. Кто они были такие?
— Тс-с! — Ингерсол резко вскинул вверх правую руку. — Кто-то идет через арку.
Хоторн начал поворачиваться, но было уже поздно. Раздался звук выстрела из пистолета с глушителем, пуля вонзилась старику прямо в лоб. Тайрел бросился вправо, стараясь укрыться за кустами роз, рука рванулась к ремню за пистолетом, но и на этот раз он опоздал. Неясная фигура, заслонив свет, рухнула на него, словно гигантская птица, тяжелый металлический предмет врезался в череп, и все померкло.
Глава 29
Сначала Хоторн ощутил острую, ноющую боль, потом почувствовал, что по лицу стекают струйки крови. Жадно хватая ртом воздух, он попытался поднять голову, но только еще больше расцарапал при этом голову колючками. Он лежал в глубине кустов роз, шипы со всех сторон впивались в одежду, как будто кто-то специально ногой вдавил их в его тело. Наверное, так и сделал неизвестный убийца, оборвавший жизнь Ричарда Ингерсола, отца «Скорпиона-3».
Медленно, пошатываясь, продираясь сквозь колючие ветки, Тайрел поднялся на ноги, внезапно обнаружив, что сжимает в руке пистолет. Но это был не его пистолет, уж больно большой и тяжелый. В слабом свете фонаря у бассейна Тайрел осмотрел пистолет — это был «магнум» 38-го калибра с перфорированным глушителем на стволе, и именно из этого пистолета был застрелен старший Ингерсол. Хоторн подумал о том, что ему подстроили ловушку, но в этот момент почувствовал под пиджаком электрические импульсы: один, два, три... один, два, три — это Пул посылал ему сигналы срочного вызова. Однако ему сейчас было не до разговоров с Пулом.
Тайрел выбрался из кустов на дорожку сада, пытаясь сосредоточиться, вытащил из брюк рубашку и ее вытер кровь с лица. Рядом никого не было, только труп Ингерсола с размозженным черепом и лицом, превратившимся в кровавую маску. Инстинкт подсказывал Тайрелу, что действовать нужно быстро. Он опустил тело Ингерсола с белой скамейки на землю и оттащил под высокие кусты. Потом обшарил карманы старика: в них ничего не было, кроме бумажника с деньгами и кредитными карточками. Тайрел оставил все на месте, забрав только чистый носовой платок. Что-то сверкнуло со стороны бассейна — вода!
Медленно, пошатываясь, продираясь сквозь колючие ветки, Тайрел поднялся на ноги, внезапно обнаружив, что сжимает в руке пистолет. Но это был не его пистолет, уж больно большой и тяжелый. В слабом свете фонаря у бассейна Тайрел осмотрел пистолет — это был «магнум» 38-го калибра с перфорированным глушителем на стволе, и именно из этого пистолета был застрелен старший Ингерсол. Хоторн подумал о том, что ему подстроили ловушку, но в этот момент почувствовал под пиджаком электрические импульсы: один, два, три... один, два, три — это Пул посылал ему сигналы срочного вызова. Однако ему сейчас было не до разговоров с Пулом.
Тайрел выбрался из кустов на дорожку сада, пытаясь сосредоточиться, вытащил из брюк рубашку и ее вытер кровь с лица. Рядом никого не было, только труп Ингерсола с размозженным черепом и лицом, превратившимся в кровавую маску. Инстинкт подсказывал Тайрелу, что действовать нужно быстро. Он опустил тело Ингерсола с белой скамейки на землю и оттащил под высокие кусты. Потом обшарил карманы старика: в них ничего не было, кроме бумажника с деньгами и кредитными карточками. Тайрел оставил все на месте, забрав только чистый носовой платок. Что-то сверкнуло со стороны бассейна — вода!