— Генри, я правда спешу. Какое это имеет отношение ко мне? — Просто я думал, что ты понимаешь во всем этом больше, чем мы. Может, какой-то твой богатый канадский гость, французик из Монреаля, который когда-то был связан с Сопротивлением, вспомнил о тебе...
   — Зачем ты дерзишь? Кончится ведь тем, что тебе перепадет бутылка хорошего вина из французской Канады, — и все дела. Короче, чего ты хочешь?
   — Хочу поместить нашего героя и его жену в твои самые шикарные апартаменты, и чтобы там была комната для болтающей по-французски медсестры, которую мы им выделили.
   — И ты предупреждаешь меня всего за час?!
   — Послушай, приятель, моему начальству может сильно не поздоровиться, если ты понимаешь, о чем речь... А телефонная связь, без которой ты как без рук, временами прерывается и зависит в некоторой степени от того, как к тебе относятся местные власти. Ведь ты не хочешь, чтобы телефон барахлил, верно?
   — Генри, ты мастак вести переговоры. Ты с неподражаемой вежливостью пинаешь человека в то место, которое у него сильнее всего болит. Ладно. Как зовут нашего героя? Только, будь добр, побыстрее!
* * *
   — Нас зовут Жан-Пьер и Режин Фонтен, мсье директор, а вот и наши паспорта, — спокойно произнес старый мужчина в застекленном кабинете чиновника иммиграционной службы. Рядом с ним стоял старший помощник генерал-губернатора. — А вон там моя жена, — продолжал старик, глядя в окно. — Она разговаривает с девушкой в белом халате.
   — Прошу вас, мсье Фонтен, — настаивал крепко сбитый чернокожий чиновник с ярко выраженным английским акцентом. — Это лишь простая формальность: надо проштемпелевать бумаги, вот и все. А кроме того, это оградит вас от назойливости поклонников. По всему аэропорту распространились слухи, что прибыл великий человек.
   — Правда? — улыбнулся Фонтен. Улыбка у него была приятная.
   — О, вам не стоит беспокоиться, сэр. Прессу не подпускают. Нам известно, что вам требуется полнейший покой, и мы вам его обеспечим.
   — Правда? — Улыбка исчезла с лица старика. — Я должен был тут встретиться кое с кем, можно сказать, с партнером, с которым я хочу проконсультироваться конфиденциально. Надеюсь, мероприятия, которые вы наметили для меня, не помешают ему связаться со мной?
   — Небольшая, специально подобранная группа людей соответствующего ранга ждет вас в Блэкберне в зале для почетных гостей, мсье Фонтен, — сообщил старший помощник генерал-губернатора. — Может быть, пойдем? Церемония встречи будет весьма короткой, обещаю вам.
   — Правда? Совсем короткой?
   И действительно, она не заняла и пяти минут, хотя хватило бы, наверное, и пяти секунд. Первой персоной, с которой встретился убийца — связной Шакала, — был сам генерал-губернатор при всех регалиях. Когда представитель Ее Величества по галльскому обычаю обнял героя, он быстро прошептал Жан-Пьеру на ухо: «Мы выяснили, куда увезли женщину и ее детей. Вы едете туда же. Все инструкции у сиделки».
   Все остальное, в том числе и отсутствие прессы, сняло у старика напряжение. Его фотографии помещались в газетах разве что в разделе розыска преступников.
* * *
   Доктор медицины Моррис Панов кипел от раздражения. В такие моменты он старался брать себя в руки, потому что, когда он терял самообладание, ни ему самому, ни его пациентам ничего хорошего это не сулило. Но сейчас, сидя за столом в своем рабочем кабинете, он с трудом сдерживал себя: от Дэвида Уэбба не было никаких известий, а он должен был получить их, должен был поговорить с ним. То, что происходило сейчас с Уэббом, грозило свести на нет тринадцать лет лечения. Неужели они не могут это понять?.. Нет, конечно, не могут. Их это не интересует. Им важнее другое, они не желают загружать себя проблемами, которые их не касаются. А вот его они касаются. Больная психика Уэбба — хрупкий механизм, склонный к возврату в прежнее состояние, к рецидивам: ужасы прошлого способны полностью овладеть ею вновь. Нельзя допустить, чтобы это случилось. Дэвид почти вернулся в нормальное для него состояние (а кто, черт подери, «нормален» в этом трахнутом мире?). Он стал великолепным преподавателем, у него почти полностью восстановилась память в отношении всего, что требовалось для его научной квалификации, с каждым годом он вспоминал все больше и больше. И все это может пойти насмарку после одного-единственного акта насилия, потому что насилие было стилем жизни Джейсона Борна. Проклятие!
   Ужасно было уже то, что они позволили Дэвиду не скрываться. Он пытался втолковать это Алексу, но у того был подготовлен неопровержимый довод: «А как его заставишь? По крайней мере, так мы можем наблюдать за ним, в случае чего защитить». Может, и так. «Они» не стали скупиться на охрану: сидели в холле перед кабинетом, на крыше здания, не говоря уже о временной секретарше, занимающейся регистрацией посетителей, с пистолетом наготове, а также странном компьютере, к помощи которого они то и дело прибегали. И все равно для Дэвида было бы лучше, если бы его просто отправили отдыхать на его остров, а за Шакалом охотились бы профессионалы... Панов вдруг поймал себя на мысли: но ведь Джейсон Борн — ас своего дела!
   Мысли доктора были прерваны телефонным звонком, но он не поднимал трубку, пока не были приняты необходимые меры безопасности: определялся номер звонившего абонента, специальным сканером проверялось, прослушивается ли линия, и, наконец, Панов личность звонившего подтверждал сам. Раздался звонок внутренней связи. Он тут же переключил рычажок.
   — Слушаю?
   — Все системы проверены, сэр, — сообщила ему временная секретарша, единственная у него на работе знавшая, в чем дело. — Звонит Тредстоун. Некий мистер Д. Тредстоун.
   — Я поговорю с ним, — твердо сказал Мо Панов. — А вы можете отключить все другие системы. Речь идет о конфиденциальной беседе врача с пациентом.
   — Слушаюсь, сэр. Прослушивание отключено.
   — Ладно. — Психиатр поднял трубку и едва сдержался, чтобы не заорать во всю глотку. — Почему ты мне раньше не звонил, сукин ты сын?
   — Не хотел, чтобы у тебя случился сердечный приступ. Разве это не причина?
   — Ты где и что делаешь?
   — В данный момент?
   — Вот именно.
   — Дай подумать. Я арендовал машину и сейчас нахожусь в Джорджтауне, за полквартала от дома председателя Федеральной комиссии по торговле, и разговариваю с тобой из телефона-автомата.
   — Ради Бога, объясни почему?
   — Алекс все расскажет. Пожалуйста, позвони Мари на остров. Я пытался дозвониться после того, как съехал из гостиницы, но у меня не получилось. Скажи ей, что у меня все в порядке, что я действительно в полном порядке и ей не стоит волноваться. Ты понял?
   — Я-то понял, но не покупаюсь на такую дешевку. Ты и говорить-то стал другим голосом.
   — Этого не смей говорить ей, док. Если ты мне друг, не смей говорить.
   — Прекрати, Дэвид. Эта чепуха в стиле Джекилла и Хайда больше не пройдет.
   — Не говори ей, если ты мне друг.
   — Тебя снова втягивают, Дэвид. Берегись. Приезжай ко мне, поговори со мной.
   — Некогда, Мо. Лимузин этого толстосума уже тормозит возле его дома. Мне пора на работу.
   — Джейсон! Линия отключилась.
* * *
   Брендон Патрик Пьер Префонтен спустился по ступенькам трапа реактивного самолета на залитую карибским солнцем дорожку аэропорта Блэкберн на острове Монсеррат. Едва пробило три часа пополудни. И если бы не его сотни долларов, он мог бы растеряться. Испытываешь потрясающее чувство, когда стодолларовые купюры, шуршащие в кармане, позволяют чувствовать себя в полной безопасности. По правде говоря, ему приходилось постоянно напоминать себе, что мелочь — пятидесятки, двадцатки и десятки — лежит у него в правом кармане брюк, чтобы не выглядеть слишком пижонисто и не стать жертвой карманника. Кроме того, чтобы шкура уцелела, надо прикинуться мелкой сошкой. Незаметно задавать важные вопросы, справляясь в аэропорту о женщине с двумя малышами, которые должны были прилететь вчера днем на частном самолете.
   Поэтому-то он так удивился и встревожился, когда, переговорив по телефону, к нему обратилась необыкновенно красивая чернокожая служащая иммиграционного бюро.
   — Не будете ли вы столь любезны, сэр, проследовать за мной? Ее прелестное личико, переливчатый голосок и приветливая улыбка совершенно не смогли рассеять страхи бывшего судьи: слишком часто ему доводилось встречать отъявленных преступников, которые обладали такими достоинствами.
   — Что-нибудь не в порядке с моим паспортом, юная леди?
   — Я ничего не заметила, сэр.
   — Тогда к чему эта задержка? Почему просто не поставить в нем отметку и не пропустить меня?
   — О, он проштемпелеван, и въезд разрешен, сэр. Нет проблем.
   — Тогда почему?..
   — Пожалуйста, пройдемте со мной, сэр.
   Они приблизились к большой застекленной комнате, на левом окне которой висела табличка, золотыми буквами возвещавшая о сидевшем внутри: «ЗАМЕСТИТЕЛЬ ДИРЕКТОРА ИММИГРАЦИОННОЙ СЛУЖБЫ». Хорошенькая служащая открыла дверь и, вновь улыбнувшись, пригласила пожилого посетителя пройти. Префонтен повиновался, внезапно испугавшись до глубины души, что его обыщут, найдут деньги и навесят кучу обвинений. Он не имел понятия, какие из островов были вовлечены в наркосеть, но если это один из них, несколько тысяч долларов у него в карманах мгновенно вызовут подозрения. Объяснения молнией мелькали у него в мозгу, пока служащая подходила к столу, чтобы отдать его паспорт коренастому, крепко сложенному заместителю директора иммиграционной службы. Женщина одарила Брендона еще одной ослепительной улыбкой и вышла, закрыв за собой дверь.
   — Мистер Брендон Патрик Пьер Префонтен, — по слогам прочитал иммиграционный чиновник, просматривая паспорт.
   — Не то чтобы это имело какое-то значение, — доброжелательно и вместе с тем с некоторой властностью в голосе произнес Брендон. — Однако слово «мистер» обычно заменяется «судьей» — не знаю, правда, важно ли это в данных обстоятельствах, хотя кто знает? Может, и важно. Неужели один из моих помощников-юристов допустил какую-то ошибку? Если так, я заставлю прилететь их всех сюда приносить извинения.
   — О, что вы, не надо, сэр, простите, судья, — ответил одетый в форму с едва сходившимся на животе ремнем чернокожий мужчина, поднимаясь со стула и протягивая руку для приветствия. — Наверное, это я ошибся.
   — Не страшно, полковник, мы все иногда ошибаемся. — Брендон крепко пожал протянутую ему руку. — Тогда, может быть, мне можно идти? Я должен тут кое-кого встретить.
   — Именно это и он сказал!
   Брендон отпустил руку и спросил:
   — Извините, не понял?
   — Вероятно, это мне надо просить у вас извинения... Конфиденциальность, я понимаю!
   — Что? Может быть, мы перейдем к делу, если вы будете так любезны.
   — Я понимаю, что приватность, — продолжал чиновник, произнося «приватность» с удвоением "в" и "а", больше похожим на "е", — самое главное, — нам это объяснили, — но в тех случаях, когда мы можем оказаться полезными, мы делаем все во славу Ее Величества.
   — Очень похвально, бригадир, но, боюсь, я не понимаю вас. Чиновник зачем-то понизил голос почти до шепота:
   — Вам известно, что сегодня утром прибыл великий человек?
   — Уверен, что на ваш прекрасный остров прибывает много высокопоставленных людей. Мне его также весьма рекомендовали.
   — Ага, так и есть, привветность!
   — Ну конечно, привветность, — согласился отбывший тюремный срок судья, начиная беспокоиться, понимает ли чиновник, о чем говорит. — Вы не можете говорить немного яснее?
   — Конечно. Он сказал, что должен встретить кое-кого — партнера, с которым собирается проконсультироваться. Но после встречи с избранным кругом лиц — никакой прессы, конечно, — его чартерным рейсом сразу же отправили на отдаленный остров. Следовательно, он не повидался с человеком, с которым должен был встретиться конфиденциально. Теперь я говорю яснее?
   — Ясно — так же, как в бостонской гавани во время бури.
   — Великолепно! Я понимаю, привветность... Весь персонал предупрежден о том, что друг великого человека может искать его в аэропорту — разумеется, конфиденциально.
   — Разумеется. — Он так и не может добраться до сути, подумал Брендон.
   — Тогда я подумал о другой возможности, — ликующе заявил чиновник. — Предположим, что друг великого человека также должен был прилететь на наш остров на встречу с ним...
   — Блестящая мысль.
   — Вполне логичная. Тогда я и решил запросить списки пассажиров со всех прибывающих рейсов, особо обратив внимание, само собой, на пассажиров первого класса, что вполне естественно для партнера великого человека.
   — Прямо ясновидение какое-то, — пробормотал бывший судья. — И вы выбрали меня?
   — По фамилии, дорогой друг! Пьер Префонтен!
   — Моя дорогая покойная мамочка наверняка оскорбилась бы за то, что вы опустили Брендона Патрика. Как и французы, ирландцы весьма щепетильны в подобных вопросах.
   — Вы — из одной семьи. Я сразу понял!
   — Поняли?
   — Пьер Префонтен!.. Жан-Пьер Фонтен! Я эксперт по иммиграционной процедуре и изучал методы многих стран. Ваша фамилия является в этом смысле прекрасным примером, многоуважаемый судья. Волна за волной прибывали иммигранты в Соединенные Штаты — в котел, переваривающий множество народов, рас и языков. Со временем имена изменялись, соединялись или просто записывались с ошибками армиями сбитых с толку, перегруженных работой служащих. Но корни часто сохранялись. Вот так было и с вами. Семья Фонтен получила в Америке фамилию Префонтен, а партнер великого человека на самом деле — уважаемый член американской ветви семьи!
   — Прямо в дрожь бросает, — буркнул Брендон, смотря на чиновника так, словно ожидал, что в комнату вот-вот ворвется дюжина рослых санитаров и наденет на него смирительную рубашку. — А может, это всего лишь совпадение? Фонтен — весьма распространенная во Франции фамилия, а Префонтены, насколько я знаю, в основном жили в Эльзасе и Лотарингии.
   — Да, конечно, — сказал заместитель директора, вновь понижая голос и более чем явно подмигивая. — Однако без всякого предварительного предупреждения вдруг звонят из Парижа с набережной д'Орсэ, а вслед за тем британское министерство иностранных дел отдает распоряжение встретить великого человека: мол, он вот-вот свалится с небес. Надо принять его со всеми почестями и отправить на далекий курорт, славящийся своей изолированностью, поскольку и это очень важно. Великому человеку должна быть обеспечена полная привветность... И тем не менее этот великий воин озабочен: он должен конфиденциально встретиться со своим партнером, которого не может найти. Вероятно, у великого человека есть свои секреты — знаете, они есть у всех великих людей.
   Внезапно тысячи долларов в карманах Префонтена страшно потяжелели: исходящий из Вашингтона гриф секретности «четыре-ноль» в Бостоне, набережная д'Орсэ в Париже, министерство иностранных дел в Лондоне, Рэндолф Гейтс, без нужды расстающийся в полнейшем страхе с необычно большой суммой денег. Все эти совпадения указывали на какую-то закономерность, но самым странным было участие во всем этого испуганного, беспринципного адвоката по фамилии Гейтс. Было ли это закономерно или случайно? Что все это означало?
   — Вы — необыкновенный человек, — промолвил Брендон, маскируя свои размышления быстротой слов. — У вас поистине блестящая проницательность, но вы должны действительно отдавать себе отчет, что конфиденциальность имеет огромное значение.
   — Я ничего не слышал и не знаю, судья! — воскликнул заместитель директора. — Разве только осмелюсь добавить: боюсь, что ваши похвалы моим способностям останутся неизвестны моему начальству.
   — Они об этом узнают, заверяю вас... Скажите, куда точно отправился мой прославленный и довольно близкий родственник?
   — На маленький далекий островок, где нет посадочной полосы и приводняются только гидропланы. Он называется островом Спокойствия, а отель на нем — «Транквилити Инн» [15].
   — Вас лично отблагодарит ваше начальство, можете быть уверены.
   — Я сам проведу вас через таможню.
   Брендон Патрик Пьер Префонтен с чемоданом из блестящей кожи в руке вошел в здание аэропорта Блэкберн абсолютно растерянным — да нет, черт возьми, пораженным! Он никак не мог решить, что ему делать: лететь первым рейсом обратно в Бостон или... но его ноги явно решали за него. Он обнаружил, что они сами несли его к стойке, над которой возвышался огромный щит цвета морской волны с белой надписью: «МЕЖОСТРОВНЫЕ АВИАЛИНИИ». Чем он рискует, если просто наведет справки, подумалось ему, а потом купит билет на ближайший рейс в Бостон.
   На стене рядом со стойкой список ближайших «далеких островов» соседствовал с более длинным перечнем известных широкой публике Подветренных и Наветренных островов: от Сент-Киттса и Невиса на юге до Гренадин на севере. Остров Спокойствия был зажат между рифом Канадца и скалой Черепахи. Двое молодых служащих — молодая темнокожая женщина и светловолосый юноша лет двадцати — тихо переговаривались между собой. Увидев Префонтена, девушка спросила:
   — Я могу быть вам чем-нибудь полезна, сэр?
   — Не знаю. Мой маршрут еще не определен, — нерешительно ответил Брендон, — но мне кажется, что на острове Спокойствия меня ждет друг.
   — В гостинице, сэр?
   — Да, по-видимому, да. Туда долго лететь?
   — Если стоит ясная погода, то не больше пятнадцати минут, но для этого надо воспользоваться чартерным рейсом на гидроплане. Я не уверена, что он полетит раньше завтрашнего утра.
   — Да нет же, будет раньше, крошка, — перебил ее молодой человек, к белой рубашке которого были косо пришпилены золотые крылья. — Довольно скоро я повезу Джонни Сен-Джею кое-какие припасы, — добавил он, делая шаг вперед.
   — Но этот рейс не запланирован на сегодня.
   — Его внесли в график с час назад. Скоро полетим. При этих словах взгляд Префонтена случайно упал на два ряда картонных коробок, медленно двигавшихся по ленте багажного транспортера на погрузку. Даже если у него и было время для того, чтобы мысленно поспорить с собой, он понял, что решение принято.
   — Я хотел бы приобрести билет на этот рейс, если, конечно, возможно, — сказал он, наблюдая за тем, как в проеме исчезают коробки с детским питанием фирмы «Гербер» и памперсами.
   Он нашел неизвестную женщину с маленьким мальчиком и младенцем.

Глава 8

   Справки, наведенные, как и принято, через посредников, подтвердили, что председатель Федеральной торговой комиссии Альберт Армбрустер действительно страдал язвенной болезнью и высоким кровяным давлением, поэтому всякий раз, когда у него случались приступы, по рекомендации врачей он уходил с работы и возвращался домой. Вот почему Алекс Конклин позвонил ему, когда закончил сверхизысканный ленч, что также было обговорено заранее, и проинформировал о «развитии» ситуации, связанной с «Женщиной-Змеей». Как и в первый раз, когда телефонный звонок застал Армбрустера в душе, Алекс, не называясь, известил потрясенного председателя, что попозже в этот день с ним кое-кто свяжется — либо на работе, либо дома. Связной представится как «Кобра». («Используйте самые банальные, но вызывающие определенные ассоциации слова, какие только приходят вам в голову». Евангелие от Св. Алекса.) А пока, приказал он Армбрустеру, тот не должен ни с кем говорить об этом. «Приказ отдан Шестым флотом».
   — О Боже!
   После этого Альберт Армбрустер вызвал свою «колесницу» и, удрученный, отбыл домой. Но председателю был подготовлен еще один тошнотворный сюрприз — его поджидал Джейсон Борн.
   — Добрый день, мистер Армбрустер, — вежливо произнес незнакомец, когда председатель с трудом выбирался из своего лимузина, дверь которого придерживал шофер.
   — В чем дело? — последовал немедленный, но несколько неуверенный ответ Армбрустера.
   — Я всего лишь сказал: добрый день. Меня зовут Саймон. Мы встречались с вами на приеме в Белом доме, устроенном для сотрудников Объединенного комитета начальников штабов несколько лет назад...
   — Меня там не было, — энергично прервал его председатель. — Правда? — Незнакомец поднял брови, говоря по-прежнему вежливо, но, несомненно, вопрошающе.
   — Мистер Армбрустер, — шофер закрыл дверцу и учтиво повернулся к председателю, — я вам еще понадоблюсь?
   — Нет, нет, — сказал Армбрустер. — Вы свободны. Сегодня вы мне больше не понадобитесь.
   — Завтра утром в обычное время, сэр?
   — Да, завтра, если только вам не назовут другое время. Я ведь не совсем здоров, поэтому справьтесь у моего секретаря.
   — Слушаюсь, сэр. — Шофер приложил ладонь к козырьку фуражки и забрался на переднее сиденье.
   — Печально слышать, — заметил незнакомец, не двигаясь с места, между тем как двигатель лимузина завелся, и он укатил прочь.
   — Что?.. А, вы... Я никогда не был на том проклятом приеме в Белом доме!
   — Возможно, я ошибся...
   — Да ладно. Очень приятно было вас встретить, — нетерпеливо и озабоченно пробормотал Армбрустер, торопливо шагая по ступенькам.
   — И все-таки я уверен, что адмирал Бартон представлял нас друг Другу...
   — Что-о? — Председатель резко обернулся. — Что вы только что сказали?
   — Мы просто теряем время, — продолжал Джейсон Борн, но в его голосе не осталось и тени вежливости. — Я — Кобра.
   — О Господи!.. Я нездоров... — Армбрустер повторил это хриплым шепотом, вскидывая голову вверх и бросая взгляды на дом, на свои окна и дверь.
   — Вам будет еще хуже, если мы не потолкуем, — продолжал Джейсон, следя за взглядом председателя. — Будем там разговаривать? У вас дома?
   — Нет! — выкрикнул Армбрустер. — Она лается все время, сует нос не в свои дела, а потом болтает ерунду по всему городу, плетет с три короба.
   — Я так полагаю, что вы говорите о своей жене?
   — О них всех! Они не знают, когда надо захлопнуть свою пасть.
   — Может, они просто изголодались по нормальной беседе?
   — Что?..
   — Неважно. В квартале отсюда стоит моя машина. Не хотите прокатиться?
   — Жду не дождусь. Там, дальше по улице, есть аптека. Остановимся возле нее. У них мой рецепт... Кто вы, черт подери, такой?
   — Я же сказал вам, — ответил Борн. — Кобра. Это змея такая.
   — Господи! — прошептал Альберт Армбрустер.
   Аптекарь быстро выдал лекарство, после чего Джейсон проворно подъехал к расположенному по соседству бару, запримеченному им еще час назад. В баре было темно, кабинки разделялись перегородками, изолируя от любопытных взглядов тех, кто хотел встретиться друг с другом наедине. Это было кстати, потому что для него было чертовски важно без помех смотреть в глаза председателя, когда он начнет задавать вопросы. Взгляд его в этот момент будет холоден как лед, требователен и... он будет угрожающим. Дельта вернулся, и Каин возвратился; парадом командовал Джейсон Борн, а Дэвид Уэбб был прочно забыт.
   — Мы должны принять меры безопасности, — тихо сказал Кобра, когда им принесли заказанные напитки. — Я имею в виду, нам надо знать, какой вред может нанести каждый из нас под действием амитала.
   — Что, черт возьми, это означает? — спросил Армбрустер, заглатывая одним махом большую часть джина с тоником; при этом он морщился от боли и держался за живот.
   — Наркотик такой, его инъекция заставляет говорить правду.
   — Что?
   — Это вам не мудями трясти, — ответил Борн, припоминая слова Конклина. — Нам надо обезопаситься во всех отношениях, потому что в этом деле мы не можем опираться на свои права по конституции.
   — Как вы? — Председатель Федеральной торговой комиссии рыгнул и торопливо, дрожащей рукой, поднес ко рту свой стакан. — Что-то вроде ликвидационной команды в одном лице? Джон Доу знал что-то, поэтому его и пристрелили в переулке?
   — Не будьте смешным. Любая такая попытка возымеет противоположное действие. Это только подхлестнет тех, кто пытается нас отыскать, наведет их на след...
   — Тогда о чем речь?
   — О нашем спасении, включая репутацию и образ жизни.
   — А вы хладнокровный мошенник. Ну и как же мы этого добьемся?
   — Давайте возьмем для примера ваш случай... По вашему признанию, вы нездоровы. По решению врачей вы можете выйти в отставку, а мы о вас позаботимся... «Медуза» о вас позаботится. — Воображение Джейсона совершало быстрый прорыв, соединяя реальность и фантазию, мгновенно подбирая слова, которые только можно было отыскать в Евангелии от Святого Алекса. — Известно, что вы богатый человек, поэтому вполне можно пробрести виллу на ваше имя, а то и остров в Карибском море, где вы будете в полной безопасности. Никто не сможет добраться до вас, никто не сможет начать говорить с вами, если только вы не захотите этого, что означает: вы предварительно дадите согласие на интервью, безболезненные и даже благоприятные результаты которого гарантированы, и только тогда оно состоится. В этом нет ничего невозможного.
   — По-моему, довольно-таки унылое существование, — промолвил Армбрустер. — Я — наедине с этой шавкой? Да я убью ее...
   — Отнюдь, — продолжал Кобра. — Будут организованы постоянные развлечения. К вам будут наезжать с визитами гости по вашему выбору. Женщины — тоже по вашему вкусу или выбору тех, кому вы доверяете. Жизнь пойдет своим чередом: иногда неприятности, иногда милые сюрпризы. Важно только, что вы будете защищены, спрятаны в надежном месте, а следовательно, и мы будем защищены — все остальные... Но, как я сказал, пока это всего лишь предложение. Что касается меня, то, честно говоря, для меня это необходимость, потому что я слишком много знаю. Я уезжаю через несколько дней. А до тех пор я должен определить, кто сматывается, а кто остается... Вы много знаете, мистер Армбрустер?