Страница:
— И в чем же я обвиняюсь? — резко спросил Ноэль. — в чем проблема? Вы меня нашли. Я не прячусь, не скрываюсь.
— Мы нашли вас после недельных попыток определить ваше местонахождение. И это называется вопиющим пренебрежением к закону и уклонением от обязательств. Вы не должны были покидать Нью-Йорк, не поставив нас в известность.
— Но у меня были веские личные причины так поступить. К тому же я оставил свои координаты. Вы неубедительны, детектив.
— В таком случае вам остается «обструкция правосудия».
— Простите, не понял.
— Вы были в салоне английского «Боинга-747», и вы и я прекрасно знаем, что тогда произошло. Или я должен сказать, чего тогда не произошло?!
— О чем это вы? Не понимаю.
— Питье предназначалось вам, отнюдь не Торнтону. Холкрофт понимал, что когда-нибудь это случится, но предчувствие не сделало удар менее болезненным. Однако Ноэль не собирался безропотно соглашаться.
— Знаете, Майлз, это самый чудовищный бред, который я когда-либо слышал, — сказал он.
— Продолжайте! Вы способный, прямой и морально здоровый человек из нормальной семьи, но ваше поведение на протяжении последних пяти дней по меньшей мере глупо и непоследовательно.
— Вы оскорбляете меня, но так ничего и не хотите объяснить. В телеграмме вы пишете...
— Мы дойдем и до этого, — прервал Ноэля детектив. — Я хочу, чтобы вы определили, на чьей вы стороне. Я хочу помочь вам, а отнюдь не воевать с вами.
— Так что?
— Мы следили за вами до Рио. Мы говорили с...
— Вы... что?
— Это было совсем не сложно. Между прочим, ваш друг Буоновентура не в курсе. Мы достали список телефонов, по которым он звонил, и проверили авиалинии. Вы останавливались в отеле «Порто Алегре» в Рио.
Конечно, дилетант не может противостоять профессионалу.
— Сэм сказал, вы звонили пару раз?
— Естественно, — согласился Майлз. — Вы уехали из Рио, и мы хотели знать, где вы теперь. Вы ведь должны были связаться с ним. Кстати, вы получили мою записку в отеле в Лондоне?
— Нет.
— Пропала?
Нет, не пропала, а была похищена человеком из «Вольфшанце».
— Ну, хорошо, перейдем к делу.
— Мы говорили с посольством в Рио, с человеком по имени Андерсон. Он говорит, вы все ему рассказали. И как были загнаны в ловушку, и как вас преследовали, даже пытались убить. Но он сказал, что не поверил ни слову из вашего рассказа. Этот человек считал вас смутьяном и был рад выдворить из Бразилии.
— Знаю. Он отвез меня в аэропорт.
— Хотите все мне рассказать? — спросил детектив. Ноэль уставился перед собой. Соблазн велик — отвести наконец-то душу, обрести покровительство и защиту реальной власти. Лейтенант Майлз был для Ноэля в тот момент символом власти, но, увы, власти без места и времени.
— Нет. Сейчас вы уже ничего не сможете поделать. Все уже решено.
— Уверены?
—Да.
Несколько секунд оба молчали.
— Хорошо, мистер Холкрофт. Надеюсь все же, что вы передумаете. Думаю, мы вполне в силах вам помочь. Уверен даже, что вы нуждаетесь в помощи. — Майлз выдержал паузу. — А запрос о возвращении в Нью-Йорк я все-таки сделаю. Вы — первый свидетель в деле об убийстве, и это существенно.
— Мне очень жаль. Но не сейчас.
— Я и не надеялся. Итак, придется действовать без соблюдения формальностей. Ноэль, дело касается вашего отца.
Итак, самые страшные слова были произнесены, и Холкрофт ничего уже не мог поделать.
— Его убили, не так ли? — еле выдавил он из себя.
— Я этого не слышал. Видите ли, если бы эти слова прозвучали, то я должен был бы пойти к своему начальнику и доложить. Или это провокация? Ведь ваше умозаключение не может быть основано на том, что я тут наговорил. И потом, я желаю экстрадикции!
— Прекратите, Майлз! Ваша телеграмма была не слишком деликатной. «Недавняя смерть... Настоятельно рекомендую...» и так далее. Что еще, по-вашему, я мог подумать?
Снова пауза на том конце провода.
— Хорошо. Вы меня убедили.
— Так он был убит?
— Мы так думаем.
— Что вы сказали моей матери?
— Ничего. Это не в моей компетенции. Она даже не знает моего имени. И это ответ на следующий вопрос. Вы еще не говорили с ней?
— Естественно, нет. Но что же все-таки произошло?
— Ричард Холкрофт попал в автокатастрофу, очень необычную, надо сказать. Умер часом позже, в больнице.
— Что за катастрофа?
— У отеля «Плаза» какой-то старик из Бронкса не смог справиться с управлением своего автомобиля. Машина угодила в толпу людей на тротуаре. Трое умерли прямо на месте. Вашего отца отбросило к стене дома напротив, фактически, его пригвоздило к дому.
— Говорите, машина целилась в него?
— Трудно сказать. Массовый беспорядок... такая неразбериха...
— В таком случае что же? Майлз колебался.
— Да, машина целилась в него.
— Кто был за рулем? Подробнее, если можно.
— Семидесятидвухлетний пенсионер, в прошлом бухгалтер, одинокий человек без семьи и близких. Права просрочены. Он, кстати, тоже пострадал — умер по дороге в больницу.
— Какое отношение он имел к отцу?
— Лишь косвенное. Точно ничего пока сказать не могу. Но есть одна версия. Желаете выслушать?
— Конечно.
— Вы вернетесь в Нью-Йорк?
— Не давите на меня. Что за версия?
— Думаю, старика наняли. Возможно, в машине был кто-то еще, на заднем сиденье, с пистолетом в руках. Воспользовавшись всеобщим смятением и замешательством, он уничтожил старика и скрылся. Я почти уверен, что это была казнь, приведенная в исполнение так, чтобы со стороны выглядела, как выходящая за рамки обычного катастрофа, в которой погибло народу больше, чем предполагалось.
Ноэль с трудом перевел дух. Был еще один несчастный случай, весьма странная катастрофа. Поезд в лондонском метро, ошибка машиниста, в результате — пятеро погибших. И среди них — единственный человек, кто мог пролить свет на начало карьеры Джона Теннисона в «Гардиан».
Хорошо подготовленное, кровавое убийство... Мысль о том, что обе эти катастрофы были связаны друг с другом, была чудовищной.
— Вы уже раскопали что-нибудь, Майлз?
— Я же сказал, это только версия, которая, однако, отчасти подтверждается. Когда я увидел имя Холкрофта в отчете о происшедшем, то начал копать. У старика из Бронкса интересная история. Он приехал в эту страну в сорок седьмом, еврейский эмигрант, жертва Дахау, предположительно без гроша в кармане. Единственное, что никак не вписывается в эту картинку, — дюжина банковских книжек на его имя и квартира — настоящая крепость. Кроме того, тринадцать поездок в Германию за эти годы.
Капельки пота выступили на лбу у Ноэля.
— Что вы хотите сказать?!
— Не думаю, что старик когда-нибудь имел отношение к Дахау. А если и имел, то лишь как член администрации. Кроме того, никто не знал его в доме по его официальному адресу, никто никогда не видел его в синагоге. Думаю, он был нацистом.
— Каким образом все это связано с моим отцом? — еле выдавил Ноэль.
— Через вас. Я еще не уверен, как именно, но через вас.
— Через меня? — Сердце его колотилось, готовое вот-вот выпрыгнуть.
— Да. В Рио вы сказали Андерсону, что кто-то по имени Графф пытался убить вас. Он — нацист и убийца. Андерсон говорит, вы помешались на этих двух вещах, но я так не думаю. Я верю вам.
— Я действительно был как помешанный, но не думал связывать одно с другим. Это недоразумение. — Ноэль с трудом подбирал слова. — Графф — параноик, вспыльчивый германец, поэтому я и назвал его нацистом. Это все. Он решил, что я собираю на него материал — фотографирую его дом, сад...
— Я сказал, что верювам, Холкрофт, — прервал Ноэля Детектив. — И у меня есть на то основания.
— Какие? — Он вдруг испугался. Смерть отца казалась теперь предупреждением. «Возмездие». «Одесса». Да-да, именно предупреждением! Необходимо защитить мать!
Майлз говорил, но Ноэль уже не слышал его; паника охватила Холкрофта. Майлза необходимо остановить! Нельзя подпускать его близко к делам Женевы.
— Эти люди в самолете, что пытались убить вас, — немцы, — объяснял детектив. — Они использовали паспорта двух американцев, убитых в Мюнхене пять лет назад, но на самом деле они — немцы. Пули, которыми застрелили этих американцев в аэропорту Кеннеди, были выпущены из немецкого пистолета «Хеклер и Кох». А глушитель сделан в Мюнхене. Угадайте теперь, куда именно старик ездил в Германию? В шести поездках, по крайней мере, я уверен.
— В Мюнхен? — прошептал Ноэль.
— Точно. В Мюнхен. Где все началось и с успехом продолжается и по сей день. Кучка нацистов бьется друг с другом вот уже тридцать лет, с тех пор, как закончилась эта чертова война, и вы, Холкрофт, в самом центре этой борьбы. Вот мне и хочется узнать почему.
Ноэль чувствовал себя вконец истощенным.
— Оставьте это. Все равно вы ничего не добьетесь.
— Я могу, могу добиться кое-чего! Я могу предотвратить новое убийство, черт бы вас побрал!
— Вы что, не понимаете? — сказал Холкрофт с болью. — Я говорю так только потому, что он был моим отцом. Ничто не может решиться там, в Нью-Йорке! Только здесь! Дайте мне время, ради всего святого, дайте мне время! И тогда я вернусь.
— Сколько?
— Месяц.
— Слишком много. Половина. У вас есть две недели.
— Майлз, пожалуйста...
В трубке что-то щелкнуло. И связь с Нью-Йорком прервалась.
Две недели!Боже, но это невозможно!
Но это должно стать возможным. Через две недели все будет уже позади. И Ноэль сможет остановить Майлза от продвижения вперед.
Филантропическое агентство с активом семьсот восемьдесят миллионов долларов заявит о себе спокойно, без шума. «Одесса» будет разоблачена, а «Возмездие» — уничтожено. Но произойдет это только тогда, когда три молодых человека — три славных отпрыска досточтимых семейств — предстанут перед женевским банком. Это обязательно случится, Ноэль был свято уверен в этом, но прежде он должен был защитить свою мать. Нужно связаться с Альтиной и убедить ее исчезнуть на несколько недель. Но как объяснить ей все это? Никогда она не подчинится ему. Ни за что не послушает сына, если верит, что муж ее был убит. Боже праведный, что же делать?
— Алло, алло, мсье! — В трубке послышался голос оператора. — Вы заказывали Нью-Йорк?
Холкрофт так быстро бросил трубку, что аппарат задребезжал. Не мог он сейчас говорить с матерью. Не сейчас. Нужно все как следует обдумать. Сколько всего предстояло ему обдумать, сколько всего предпринять.
Определенно он сходил с ума.
— Мы нашли вас после недельных попыток определить ваше местонахождение. И это называется вопиющим пренебрежением к закону и уклонением от обязательств. Вы не должны были покидать Нью-Йорк, не поставив нас в известность.
— Но у меня были веские личные причины так поступить. К тому же я оставил свои координаты. Вы неубедительны, детектив.
— В таком случае вам остается «обструкция правосудия».
— Простите, не понял.
— Вы были в салоне английского «Боинга-747», и вы и я прекрасно знаем, что тогда произошло. Или я должен сказать, чего тогда не произошло?!
— О чем это вы? Не понимаю.
— Питье предназначалось вам, отнюдь не Торнтону. Холкрофт понимал, что когда-нибудь это случится, но предчувствие не сделало удар менее болезненным. Однако Ноэль не собирался безропотно соглашаться.
— Знаете, Майлз, это самый чудовищный бред, который я когда-либо слышал, — сказал он.
— Продолжайте! Вы способный, прямой и морально здоровый человек из нормальной семьи, но ваше поведение на протяжении последних пяти дней по меньшей мере глупо и непоследовательно.
— Вы оскорбляете меня, но так ничего и не хотите объяснить. В телеграмме вы пишете...
— Мы дойдем и до этого, — прервал Ноэля детектив. — Я хочу, чтобы вы определили, на чьей вы стороне. Я хочу помочь вам, а отнюдь не воевать с вами.
— Так что?
— Мы следили за вами до Рио. Мы говорили с...
— Вы... что?
— Это было совсем не сложно. Между прочим, ваш друг Буоновентура не в курсе. Мы достали список телефонов, по которым он звонил, и проверили авиалинии. Вы останавливались в отеле «Порто Алегре» в Рио.
Конечно, дилетант не может противостоять профессионалу.
— Сэм сказал, вы звонили пару раз?
— Естественно, — согласился Майлз. — Вы уехали из Рио, и мы хотели знать, где вы теперь. Вы ведь должны были связаться с ним. Кстати, вы получили мою записку в отеле в Лондоне?
— Нет.
— Пропала?
Нет, не пропала, а была похищена человеком из «Вольфшанце».
— Ну, хорошо, перейдем к делу.
— Мы говорили с посольством в Рио, с человеком по имени Андерсон. Он говорит, вы все ему рассказали. И как были загнаны в ловушку, и как вас преследовали, даже пытались убить. Но он сказал, что не поверил ни слову из вашего рассказа. Этот человек считал вас смутьяном и был рад выдворить из Бразилии.
— Знаю. Он отвез меня в аэропорт.
— Хотите все мне рассказать? — спросил детектив. Ноэль уставился перед собой. Соблазн велик — отвести наконец-то душу, обрести покровительство и защиту реальной власти. Лейтенант Майлз был для Ноэля в тот момент символом власти, но, увы, власти без места и времени.
— Нет. Сейчас вы уже ничего не сможете поделать. Все уже решено.
— Уверены?
—Да.
Несколько секунд оба молчали.
— Хорошо, мистер Холкрофт. Надеюсь все же, что вы передумаете. Думаю, мы вполне в силах вам помочь. Уверен даже, что вы нуждаетесь в помощи. — Майлз выдержал паузу. — А запрос о возвращении в Нью-Йорк я все-таки сделаю. Вы — первый свидетель в деле об убийстве, и это существенно.
— Мне очень жаль. Но не сейчас.
— Я и не надеялся. Итак, придется действовать без соблюдения формальностей. Ноэль, дело касается вашего отца.
Итак, самые страшные слова были произнесены, и Холкрофт ничего уже не мог поделать.
— Его убили, не так ли? — еле выдавил он из себя.
— Я этого не слышал. Видите ли, если бы эти слова прозвучали, то я должен был бы пойти к своему начальнику и доложить. Или это провокация? Ведь ваше умозаключение не может быть основано на том, что я тут наговорил. И потом, я желаю экстрадикции!
— Прекратите, Майлз! Ваша телеграмма была не слишком деликатной. «Недавняя смерть... Настоятельно рекомендую...» и так далее. Что еще, по-вашему, я мог подумать?
Снова пауза на том конце провода.
— Хорошо. Вы меня убедили.
— Так он был убит?
— Мы так думаем.
— Что вы сказали моей матери?
— Ничего. Это не в моей компетенции. Она даже не знает моего имени. И это ответ на следующий вопрос. Вы еще не говорили с ней?
— Естественно, нет. Но что же все-таки произошло?
— Ричард Холкрофт попал в автокатастрофу, очень необычную, надо сказать. Умер часом позже, в больнице.
— Что за катастрофа?
— У отеля «Плаза» какой-то старик из Бронкса не смог справиться с управлением своего автомобиля. Машина угодила в толпу людей на тротуаре. Трое умерли прямо на месте. Вашего отца отбросило к стене дома напротив, фактически, его пригвоздило к дому.
— Говорите, машина целилась в него?
— Трудно сказать. Массовый беспорядок... такая неразбериха...
— В таком случае что же? Майлз колебался.
— Да, машина целилась в него.
— Кто был за рулем? Подробнее, если можно.
— Семидесятидвухлетний пенсионер, в прошлом бухгалтер, одинокий человек без семьи и близких. Права просрочены. Он, кстати, тоже пострадал — умер по дороге в больницу.
— Какое отношение он имел к отцу?
— Лишь косвенное. Точно ничего пока сказать не могу. Но есть одна версия. Желаете выслушать?
— Конечно.
— Вы вернетесь в Нью-Йорк?
— Не давите на меня. Что за версия?
— Думаю, старика наняли. Возможно, в машине был кто-то еще, на заднем сиденье, с пистолетом в руках. Воспользовавшись всеобщим смятением и замешательством, он уничтожил старика и скрылся. Я почти уверен, что это была казнь, приведенная в исполнение так, чтобы со стороны выглядела, как выходящая за рамки обычного катастрофа, в которой погибло народу больше, чем предполагалось.
Ноэль с трудом перевел дух. Был еще один несчастный случай, весьма странная катастрофа. Поезд в лондонском метро, ошибка машиниста, в результате — пятеро погибших. И среди них — единственный человек, кто мог пролить свет на начало карьеры Джона Теннисона в «Гардиан».
Хорошо подготовленное, кровавое убийство... Мысль о том, что обе эти катастрофы были связаны друг с другом, была чудовищной.
— Вы уже раскопали что-нибудь, Майлз?
— Я же сказал, это только версия, которая, однако, отчасти подтверждается. Когда я увидел имя Холкрофта в отчете о происшедшем, то начал копать. У старика из Бронкса интересная история. Он приехал в эту страну в сорок седьмом, еврейский эмигрант, жертва Дахау, предположительно без гроша в кармане. Единственное, что никак не вписывается в эту картинку, — дюжина банковских книжек на его имя и квартира — настоящая крепость. Кроме того, тринадцать поездок в Германию за эти годы.
Капельки пота выступили на лбу у Ноэля.
— Что вы хотите сказать?!
— Не думаю, что старик когда-нибудь имел отношение к Дахау. А если и имел, то лишь как член администрации. Кроме того, никто не знал его в доме по его официальному адресу, никто никогда не видел его в синагоге. Думаю, он был нацистом.
— Каким образом все это связано с моим отцом? — еле выдавил Ноэль.
— Через вас. Я еще не уверен, как именно, но через вас.
— Через меня? — Сердце его колотилось, готовое вот-вот выпрыгнуть.
— Да. В Рио вы сказали Андерсону, что кто-то по имени Графф пытался убить вас. Он — нацист и убийца. Андерсон говорит, вы помешались на этих двух вещах, но я так не думаю. Я верю вам.
— Я действительно был как помешанный, но не думал связывать одно с другим. Это недоразумение. — Ноэль с трудом подбирал слова. — Графф — параноик, вспыльчивый германец, поэтому я и назвал его нацистом. Это все. Он решил, что я собираю на него материал — фотографирую его дом, сад...
— Я сказал, что верювам, Холкрофт, — прервал Ноэля Детектив. — И у меня есть на то основания.
— Какие? — Он вдруг испугался. Смерть отца казалась теперь предупреждением. «Возмездие». «Одесса». Да-да, именно предупреждением! Необходимо защитить мать!
Майлз говорил, но Ноэль уже не слышал его; паника охватила Холкрофта. Майлза необходимо остановить! Нельзя подпускать его близко к делам Женевы.
— Эти люди в самолете, что пытались убить вас, — немцы, — объяснял детектив. — Они использовали паспорта двух американцев, убитых в Мюнхене пять лет назад, но на самом деле они — немцы. Пули, которыми застрелили этих американцев в аэропорту Кеннеди, были выпущены из немецкого пистолета «Хеклер и Кох». А глушитель сделан в Мюнхене. Угадайте теперь, куда именно старик ездил в Германию? В шести поездках, по крайней мере, я уверен.
— В Мюнхен? — прошептал Ноэль.
— Точно. В Мюнхен. Где все началось и с успехом продолжается и по сей день. Кучка нацистов бьется друг с другом вот уже тридцать лет, с тех пор, как закончилась эта чертова война, и вы, Холкрофт, в самом центре этой борьбы. Вот мне и хочется узнать почему.
Ноэль чувствовал себя вконец истощенным.
— Оставьте это. Все равно вы ничего не добьетесь.
— Я могу, могу добиться кое-чего! Я могу предотвратить новое убийство, черт бы вас побрал!
— Вы что, не понимаете? — сказал Холкрофт с болью. — Я говорю так только потому, что он был моим отцом. Ничто не может решиться там, в Нью-Йорке! Только здесь! Дайте мне время, ради всего святого, дайте мне время! И тогда я вернусь.
— Сколько?
— Месяц.
— Слишком много. Половина. У вас есть две недели.
— Майлз, пожалуйста...
В трубке что-то щелкнуло. И связь с Нью-Йорком прервалась.
Две недели!Боже, но это невозможно!
Но это должно стать возможным. Через две недели все будет уже позади. И Ноэль сможет остановить Майлза от продвижения вперед.
Филантропическое агентство с активом семьсот восемьдесят миллионов долларов заявит о себе спокойно, без шума. «Одесса» будет разоблачена, а «Возмездие» — уничтожено. Но произойдет это только тогда, когда три молодых человека — три славных отпрыска досточтимых семейств — предстанут перед женевским банком. Это обязательно случится, Ноэль был свято уверен в этом, но прежде он должен был защитить свою мать. Нужно связаться с Альтиной и убедить ее исчезнуть на несколько недель. Но как объяснить ей все это? Никогда она не подчинится ему. Ни за что не послушает сына, если верит, что муж ее был убит. Боже праведный, что же делать?
— Алло, алло, мсье! — В трубке послышался голос оператора. — Вы заказывали Нью-Йорк?
Холкрофт так быстро бросил трубку, что аппарат задребезжал. Не мог он сейчас говорить с матерью. Не сейчас. Нужно все как следует обдумать. Сколько всего предстояло ему обдумать, сколько всего предпринять.
Определенно он сходил с ума.
Глава 19
— Он свихнется, — говорил блондин, держа в руках телефонную трубку в аэропорту Геленикон в Афинах. — Должно быть, он уже в курсе последних событий. Этот удар будет трудно перенести. Он, должно быть, в растерянности. Передай нашему человеку в Париже, чтобы не оставлял его последующие двадцать четыре часа. Нельзя позволить ему вернуться в Америку.
— Он и не вернется, — ответила Гретхен Бомонт, находясь за тысячу миль от собеседника.
— Неизвестно. Психологические стрессы — вещь серьезная, а наш герой и так болезненно неуравновешен. Но к счастью, он поддается руководству. Он с нетерпением ждет меня, чтобы, наконец, услышать ответы на бесчисленное множество загадок, терзающих его. Но все должно произойти постепенно. Пусть сначала едет в Берлин. На день или два. К Кесслеру.
— Может, подключить его мать? Она могла бы помочь.
— Ни в коем случае. Это очень опасно.
— Тогда каким образом ты внушишь ему мысль о поездке в Берлин? — спросила Гретхен, будучи сама в Англии.
— Не я, — ответил Джон Теннисон. — Постараюсь убедить нашу сестру подтолкнуть его к этому решению. Она, безусловно, попытается связаться со мной.
— Будь осторожен с ней, Джон.
— Постараюсь.
Встреча с Теннисоном уже не казалось ответом на эти и многие другие вопросы; вновь возникла тень Тинаму.
Однажды придет человек и расскажет о странном договоре...Теннисон ждал этого человека, но теперь нет никакой уверенности, что причина осталась прежней. Может, он продал договор за более высокую цену. И если это действительно так, то он так же в ответе за смерть Ричарда Холкрофта, как и человек за рулем злосчастной машины. Если все так, Теннисон живым не уйдет. Сын отомстит за отца, искупит свою вину.
Ноэль остановился, облокотился о бетонный барьер на набережной, ужасаясь своим мыслям. Фактически, он готовил себя на роль убийцы. Завет его, как оказывалось, имел цену куда более страшную, чем он мог себе представить.
Он бросит в лицо Теннисону бесспорные факты и будет пристально следить за реакцией сына Вильгельма фон Тибольта. И тогда он сразу поймет, где ложь, а где правда. Господь Бог не оставит его, надеялся Холкрофт.
Спокойно. Сознание Ноэля прояснялось. Каждый шаг, каждое движение должно быть тщательно обдумано и выверено. И осторожность при этом не должна мешать делу, тормозить развитие событий.
Прежде всего, теперь он не может свободно передвигаться, действия его скованы. Самое страшное из возможных предупреждений он уже получил — убийство близкого человека. Предупреждение это повлекло за собой страх и ярость, но было принято. Страх сделает его предельно осторожным, а ярость придаст мужества. Выбора не было — вперед!
Далее, его мать. Что же сказать ей, чтобы не вызвать подозрений? Как бы то ни было, она должна поверить ему. Если только на мгновение она представит, что смерть мужа — работа человека, порожденного Третьим рейхом, то в бешенстве поднимет свой голос, включится в борьбу. И первый шаг ее в этой борьбе станет последним. Это очевидно. Что же придумать, чтобы все выглядело правдоподобно?
Ноэль двинулся дальше, ничего не видя перед собой. И тут же столкнулся с невысоким мужчиной, идущим навстречу уткнувшись в газету.
— Простите, мсье, — извинился Ноэль. Француз пожал плечами и приветливо улыбнулся:
— Ничего.
Ноэль остановился. Француз кого-то ему напомнил. Круглое приятное лицо, очки... Эрнст Манфреди. Мать уважала Манфреди и все еще считала себя в неоплатном долгу перед швейцарским банкиром. Может, попробовать повлиять на Альтину через Эрнста Манфреди, придумав объяснение, которое якобы дал Ноэлю банкир? Почему бы и нет? Никто не сможет опровергнуть его слова. Эрнст Манфреди мертв. Именно он так заботился о своей старой подруге Альтине Клаузен и боялся за нее. Допустим, Манфреди опасался, что в предстоящие недели, прежде чем со счетом в женевском банке будет покончено, имя Клаузена всплывет на поверхность. Найдутся такие, кто вспомнит своевольную молодую женщину, оставившую мужа и тем самым подстегнувшую моральное возрождение Генриха Клаузена. Перемена, результатом которой стала кража сотен миллионов долларов. И теперь, положим, дремавшая долгие годы враждебность по отношению к ней восстала, и возможно отмщение. По разумению Ноэля, мать должна была отнестись с уважением к опасениям Манфреди. Старый банкир знал больше, чем любой из них, и если полагал, что ей лучше всего исчезнуть на время, пока счета не будут раскрыты и страсти не улягутся, то разумнее всего воспользоваться его советом. Этот старый больной человек до конца своей жизни не запятнал себя легкомысленным решением. Все эти Доводы имели под собой реальную почву и вполне могли быть следствием их разговора, состоявшегося в Бедфорд-Хиллс три недели назад. Альтина поверит и прислушается к словам старого друга.
Ноэль оглянулся, не идет ли кто следом. Это уже вошло в привычку. Страх рождал осторожность, ярость давала силу. Ноэль жаждал взглянуть в глаза своему врагу.
Какое-то время назад он вылетел из «Георга V» в панике и крайнем замешательстве, не попрощавшись с помощником менеджера, надеясь, что холодный воздух улиц приведет его в чувство, освежит воспаленный мозг. Теперь он вернется, выпьет что-нибудь и попробует снова позвонить в Нью-Йорк. Матери. Он шел быстро, несколько раз резко останавливаясь и оборачиваясь назад. Темно-зеленый «фиат» медленно полз в потоке машин. Ноэль перешел улицу, вошел в парадный вход в кафе, а секунду спустя неожиданно возник на улице Георга V. Остановился у газетного киоска, купил газету. Огибая угол улицы, вновь бросил взгляд на зеленый «фиат». Автомобиль резко затормозил. Водитель припарковал машину у обочины и опустил голову. Внезапно Ноэлю стало ясно, что он сделает после звонка Альтине. Навестит Хелден. Ему необходим револьвер.
— Что ты сказала? — переспросил он.
— Это правда, Иоганн, — сказала Хелден. — Британская разведка считает, что ты и Тинаму — одно и то же лицо.
— Странно, — изумленно протянул фон Тибольт. — Странно и возмутительно.
— То же самое я сказала Холкрофту. Я попыталась объяснить, что тебя преследуют за то, что ты пишешь, и вообще за то, кто ты есть на самом деле, как и все мы.
— Да-да, правильно. — Но он никак не мог сосредоточиться на словах сестры, разгневанно и в то же время растерянно сжимая телефонную трубку.
Совершена какая-то ошибка, нужно срочно исправить ее. Что навело МИ-5 на его след? Ведь так тщательно было все продумано и сокрыто. Можно, конечно, предъявить им Тинаму, но это должен быть заключительный шаг. Неужели придется сделать его раньше, чем предполагалось?
— Иоганн, ты меня слышишь?
— Да, конечно.
— Ты должен встретиться с Холкрофтом как можно скорее.
— Хорошо. Я буду в Париже через четыре-пять дней...
— А пораньше нельзя? — попросила Хелден. — Он очень встревожен.
— Совершенно исключено.
— Иоганн, я еще кое-что должна рассказать тебе... И Хелден рассказала брату обо всем, что ей было известно: о счете в женевском банке, об агентстве в Цюрихе, распределяющем сотни миллионов, об американском сыне Генриха Клаузена, об Эрихе Кесслере в Берлине и, наконец, о фон Тибольте в Рио. Запинаясь, Хелден повторила слова, произнесенные когда-то сестрой: «Однажды придет человек и расскажет о странном договоре»...
— Ты знаешь об этом? — спросила Хелден брата.
— Видишь ли, милая, существует огромное множество вещей, о которых тебе ничего не известно. Я не знаю точно, когда и каким образом должно произойти то, что наверняка произойдет. Я убежден в этом. Я говорил с Гретхен. Этот Холкрофт виделся с ней прошлой ночью. Боюсь, она не была ему особенно полезна. Видишь ли, все мы оказались вовлеченными в дело сколь серьезное и основательное, столь и подвижное. Мы в состоянии вносить свои поправки...
— То же самое сказал мне Холкрофт, — перебила брата Хелден.
— Естественно.
— Он сильно напуган, Иоганн. Пытается, конечно, не показать страх, но тем не менее это так.
—.Ничего удивительного. Любой на его месте испугался бы. Такая ответственность! Но я смогу помочь, только узнав, какими фактами он располагает.
— Тогда приезжай скорей в Париж.
— Не могу. Это дело нескольких дней. — Я нервничаю. Если Ноэль на самом деле тот, за кого себя выдает, я не вижу причин не доверять ему.
— Ноэль? — переспросил брат с легким удивлением. — Он мне нравится, Иоганн.
— Хорошо, продолжай.
— Если он действительно тот, кто должен привести троих из нас к директорам банка «Ла Гран», без него в Женеве не обойдется.
— Ну и?..
— Наши враги знают это. Они знают и о счете в Швейцарии. Произошло, самое ужасное. Они уже пытались остановить его.
— Кто?
— Думаю, «Возмездие» или «Одесса».
— Сомнительно, — сказал Теннисон. — Такие чрезвычайные новости не утаишь. Представь, как набросились бы на подобное газетчики. «Возмездие» убивает, как, впрочем, и «Одесса». Кто-то пытался расправиться с Ноэлем". -Теннисон улыбнулся своим мыслям. Конечно, ошибки были допущены, но в целом тактика его сработала. Холкрофта обложили со всех сторон. Когда все сошлось на Женеве, он оказался измученным, совершенно опустошенным и податливым. — Он должен быть предельно осторожен. Помоги ему, Хелден. Научи всему, что знаешь сама. Всему, слышишь? Тем хитростям, которым мы учились друг у друга.
— Ноэль уже в курсе некоторых из них, — сказала девушка, усмехаясь. — Но не очень-то любит использовать такие вещи.
— Это лучше, чем отдать концы. — Теннисон выдержал паузу. — Гретхен упоминала фотографию Бомонта. Она думает, Холкрофт взял ее.
— Правильно думает. Он убежден, что видел Бомонта в самолете из Нью-Йорка в Рио, и считает, что тот преследует его. Ноэль расскажет тебе и об этом.
Итак, самолет, подумал Теннисон. Американец оказался куда наблюдательнее, чем Бомонту хотелось бы. Его исчезновение будет объяснено — это вопрос нескольких дней, но владение Холкрофтом фотографией объяснить сложнее. Вдруг он покажет ее не тем людям в Швейцарии? Этот фанатик капитан оставил слишком очевидный след от Рио до Адмиралтейства. Необходимо вернуть фотографию.
— Не знаю, что и сказать, Хелден. Я никогда не испытывал к Бомонту особенно теплых чувств. И никогда не доверял ему. Но он провел месяц в Средиземном море. Каким образом он покинул корабль и очутился на борту самолета, вылетевшего из Нью-Йорка, я себе не представляю. Холкрофт ошибся. — Теннисон опять замолчал. Затем продолжил: — Однако, думаю, Ноэлю стоит взять с собой фотографию, когда он отправится на встречу со мной. И пусть не таскает ее с собой повсюду, не говорит больше о Бомонте. Передай это ему обязательно. Все это может привести их к Гретхен. К нам. Да, это определенно хорошая идея — избавиться от фотографии.
— К сожалению, это невозможно. Фотографию украли. Мужчина на другом конце провода застыл. Невозможно! Никто из них карточку не брал. «Дитя Солнца» тоже. Он был бы первым, кто узнал об этом. Кто еще?
— Что ты имеешь в виду? Что значит «фотографию украли»?
— А то и значит. Какой-то мужчина следил за ним, напал, избил до бессознательного состояния и забрал фото. Только и всего.
— Кто он? Какой мужчина?!
— Ноэль не знает. Была ночь, темень. Он очнулся "в поле, в нескольких милях от Портсмута.
— Так на него напали в Портсмуте?
— Как я поняла, почти у дома Гретхен. Ошибка! Произошла чудовищная ошибка!
— А ты уверена, что Холкрофт не лжет?
— Зачем ему это?
— Хелден, вспомни как следует, что именно он тебе рассказал? Это очень важно.
— Но это все: его преследовал мужчина в черном свитере. Ударил каким-то тупым предметом, взял фотографию и скрылся. Остальное — деньги и еще там что-то — оставил. Исчезла только фотография. Все.
— Ясно, — подвел черту Теннисон.
Но ему ничего не было ясно. Почему он так нервничает? Он сам не мог определить, что же тревожит его больше всего в создавшейся ситуации. Ни к чему сообщать о своих тревогах сестре. Как всегда, необходимо контролировать эмоции. Но этот невидимый, непонятный пока источник беспокойства и сомнений нужно отыскать во что бы то ни стало.
— Хелден, нужно, чтобы ты сделала кое-что... для всех нас. Сможешь на денек отпроситься с работы?
— Думаю, да. А для чего?
— Попробуем найти человека, который проявляет такой интерес к личности Холкрофта. Что ты думаешь о прогулке за город, в Фонтенбло или Барбизон?
— Не понимаю. Для чего?
— У меня есть друг в Париже. Частенько он выполняет для меня разного рода необычные поручения. На этот раз я попрошу его сопровождать тебя, безусловно соблюдая все меры предосторожности. Может, нам удастся выяснить, кто еще предпримет эту поездку.
— Зачем такие сложности? Один из наших людей справился бы.
— Не думаю. Не втягивай своих друзей. Полковник не должен иметь со всем этим ничего общего.
— Ладно. Мы отправимся в десять часов утра. Из его отеля. Как я его узнаю?
— Не ты его, а он тебя. Только ничего не говори Холкрофту. Не надо лишний раз расстраивать его.
— Хорошо. Позвони, как только приедешь в. Париж.
— В ту самую минуту и позвоню.
— Спасибо, дорогой.
Теннисон положил трубку. Остался последний звонок, прежде чем он сядет в самолет, держащий курс на Берлин. Нет, звонок не Гретхен. Сейчас Теннисону не хотелось говорить с ней. Если действия и поступки Бомонта действительно настолько опрометчивы, насколько казалось с первого взгляда, если в своем безрассудстве он препятствовал делу «Вольфшанце», то все нити, ведущие к нему и через него в Женеву, должны быть уже перерезаны. Трудное решение предстояло принять. Теннисон любил Гретхен, как очень редкие братья любят своих сестер; мир не признает такой любви. Гретхен — умная и чуткая женщина, заботилась о нем, утоляла все его порывы и желания, и никогда ни одно осложнение не омрачило их отношений. Он был полностью свободен и озабочен лишь тем, чтобы выполнить чрезвычайную миссию, возложенную на него. Главное дело жизни. Придется положить всему этому конец. Гретхен, его сестра, любимая женщина, его друг, должна умереть.
— Он и не вернется, — ответила Гретхен Бомонт, находясь за тысячу миль от собеседника.
— Неизвестно. Психологические стрессы — вещь серьезная, а наш герой и так болезненно неуравновешен. Но к счастью, он поддается руководству. Он с нетерпением ждет меня, чтобы, наконец, услышать ответы на бесчисленное множество загадок, терзающих его. Но все должно произойти постепенно. Пусть сначала едет в Берлин. На день или два. К Кесслеру.
— Может, подключить его мать? Она могла бы помочь.
— Ни в коем случае. Это очень опасно.
— Тогда каким образом ты внушишь ему мысль о поездке в Берлин? — спросила Гретхен, будучи сама в Англии.
— Не я, — ответил Джон Теннисон. — Постараюсь убедить нашу сестру подтолкнуть его к этому решению. Она, безусловно, попытается связаться со мной.
— Будь осторожен с ней, Джон.
— Постараюсь.
* * *
Холкрофт прогуливался по набережной Сены, не замечая холодного порывистого ветра, что дул с реки. Еще час назад он был полон сил и уверенности в себе, а сейчас опять растерян и подавлен. Необходимо собраться и снова четко и беспристрастно оценить все обстоятельства дела. Час назад он был убежден, что единственный человек, на которого можно рассчитывать, — брат Хелден. Теперь это уже казалось сомнительным. Потерявший управление автомобиль на нью-йоркской улице, унесший жизнь любимого человека, бывшего Ноэлю единственной опорой, очень уж походил на поезд, необъяснимо сошедший с рельсов в лондонском метро. И в том и в другом случае — весьма странный несчастный случай, а скорее всего, казнь, приведенная в исполнение.МИ-5... Дэвид Майлз, полицейское управление, Нью-Йорк...Встреча с Теннисоном уже не казалось ответом на эти и многие другие вопросы; вновь возникла тень Тинаму.
Однажды придет человек и расскажет о странном договоре...Теннисон ждал этого человека, но теперь нет никакой уверенности, что причина осталась прежней. Может, он продал договор за более высокую цену. И если это действительно так, то он так же в ответе за смерть Ричарда Холкрофта, как и человек за рулем злосчастной машины. Если все так, Теннисон живым не уйдет. Сын отомстит за отца, искупит свою вину.
Ноэль остановился, облокотился о бетонный барьер на набережной, ужасаясь своим мыслям. Фактически, он готовил себя на роль убийцы. Завет его, как оказывалось, имел цену куда более страшную, чем он мог себе представить.
Он бросит в лицо Теннисону бесспорные факты и будет пристально следить за реакцией сына Вильгельма фон Тибольта. И тогда он сразу поймет, где ложь, а где правда. Господь Бог не оставит его, надеялся Холкрофт.
Спокойно. Сознание Ноэля прояснялось. Каждый шаг, каждое движение должно быть тщательно обдумано и выверено. И осторожность при этом не должна мешать делу, тормозить развитие событий.
Прежде всего, теперь он не может свободно передвигаться, действия его скованы. Самое страшное из возможных предупреждений он уже получил — убийство близкого человека. Предупреждение это повлекло за собой страх и ярость, но было принято. Страх сделает его предельно осторожным, а ярость придаст мужества. Выбора не было — вперед!
Далее, его мать. Что же сказать ей, чтобы не вызвать подозрений? Как бы то ни было, она должна поверить ему. Если только на мгновение она представит, что смерть мужа — работа человека, порожденного Третьим рейхом, то в бешенстве поднимет свой голос, включится в борьбу. И первый шаг ее в этой борьбе станет последним. Это очевидно. Что же придумать, чтобы все выглядело правдоподобно?
Ноэль двинулся дальше, ничего не видя перед собой. И тут же столкнулся с невысоким мужчиной, идущим навстречу уткнувшись в газету.
— Простите, мсье, — извинился Ноэль. Француз пожал плечами и приветливо улыбнулся:
— Ничего.
Ноэль остановился. Француз кого-то ему напомнил. Круглое приятное лицо, очки... Эрнст Манфреди. Мать уважала Манфреди и все еще считала себя в неоплатном долгу перед швейцарским банкиром. Может, попробовать повлиять на Альтину через Эрнста Манфреди, придумав объяснение, которое якобы дал Ноэлю банкир? Почему бы и нет? Никто не сможет опровергнуть его слова. Эрнст Манфреди мертв. Именно он так заботился о своей старой подруге Альтине Клаузен и боялся за нее. Допустим, Манфреди опасался, что в предстоящие недели, прежде чем со счетом в женевском банке будет покончено, имя Клаузена всплывет на поверхность. Найдутся такие, кто вспомнит своевольную молодую женщину, оставившую мужа и тем самым подстегнувшую моральное возрождение Генриха Клаузена. Перемена, результатом которой стала кража сотен миллионов долларов. И теперь, положим, дремавшая долгие годы враждебность по отношению к ней восстала, и возможно отмщение. По разумению Ноэля, мать должна была отнестись с уважением к опасениям Манфреди. Старый банкир знал больше, чем любой из них, и если полагал, что ей лучше всего исчезнуть на время, пока счета не будут раскрыты и страсти не улягутся, то разумнее всего воспользоваться его советом. Этот старый больной человек до конца своей жизни не запятнал себя легкомысленным решением. Все эти Доводы имели под собой реальную почву и вполне могли быть следствием их разговора, состоявшегося в Бедфорд-Хиллс три недели назад. Альтина поверит и прислушается к словам старого друга.
Ноэль оглянулся, не идет ли кто следом. Это уже вошло в привычку. Страх рождал осторожность, ярость давала силу. Ноэль жаждал взглянуть в глаза своему врагу.
Какое-то время назад он вылетел из «Георга V» в панике и крайнем замешательстве, не попрощавшись с помощником менеджера, надеясь, что холодный воздух улиц приведет его в чувство, освежит воспаленный мозг. Теперь он вернется, выпьет что-нибудь и попробует снова позвонить в Нью-Йорк. Матери. Он шел быстро, несколько раз резко останавливаясь и оборачиваясь назад. Темно-зеленый «фиат» медленно полз в потоке машин. Ноэль перешел улицу, вошел в парадный вход в кафе, а секунду спустя неожиданно возник на улице Георга V. Остановился у газетного киоска, купил газету. Огибая угол улицы, вновь бросил взгляд на зеленый «фиат». Автомобиль резко затормозил. Водитель припарковал машину у обочины и опустил голову. Внезапно Ноэлю стало ясно, что он сделает после звонка Альтине. Навестит Хелден. Ему необходим револьвер.
* * *
Фон Тибольт в афинском аэропорту тупо смотрел в трубку телефона-автомата. Он не мог поверить в услышанное.— Что ты сказала? — переспросил он.
— Это правда, Иоганн, — сказала Хелден. — Британская разведка считает, что ты и Тинаму — одно и то же лицо.
— Странно, — изумленно протянул фон Тибольт. — Странно и возмутительно.
— То же самое я сказала Холкрофту. Я попыталась объяснить, что тебя преследуют за то, что ты пишешь, и вообще за то, кто ты есть на самом деле, как и все мы.
— Да-да, правильно. — Но он никак не мог сосредоточиться на словах сестры, разгневанно и в то же время растерянно сжимая телефонную трубку.
Совершена какая-то ошибка, нужно срочно исправить ее. Что навело МИ-5 на его след? Ведь так тщательно было все продумано и сокрыто. Можно, конечно, предъявить им Тинаму, но это должен быть заключительный шаг. Неужели придется сделать его раньше, чем предполагалось?
— Иоганн, ты меня слышишь?
— Да, конечно.
— Ты должен встретиться с Холкрофтом как можно скорее.
— Хорошо. Я буду в Париже через четыре-пять дней...
— А пораньше нельзя? — попросила Хелден. — Он очень встревожен.
— Совершенно исключено.
— Иоганн, я еще кое-что должна рассказать тебе... И Хелден рассказала брату обо всем, что ей было известно: о счете в женевском банке, об агентстве в Цюрихе, распределяющем сотни миллионов, об американском сыне Генриха Клаузена, об Эрихе Кесслере в Берлине и, наконец, о фон Тибольте в Рио. Запинаясь, Хелден повторила слова, произнесенные когда-то сестрой: «Однажды придет человек и расскажет о странном договоре»...
— Ты знаешь об этом? — спросила Хелден брата.
— Видишь ли, милая, существует огромное множество вещей, о которых тебе ничего не известно. Я не знаю точно, когда и каким образом должно произойти то, что наверняка произойдет. Я убежден в этом. Я говорил с Гретхен. Этот Холкрофт виделся с ней прошлой ночью. Боюсь, она не была ему особенно полезна. Видишь ли, все мы оказались вовлеченными в дело сколь серьезное и основательное, столь и подвижное. Мы в состоянии вносить свои поправки...
— То же самое сказал мне Холкрофт, — перебила брата Хелден.
— Естественно.
— Он сильно напуган, Иоганн. Пытается, конечно, не показать страх, но тем не менее это так.
—.Ничего удивительного. Любой на его месте испугался бы. Такая ответственность! Но я смогу помочь, только узнав, какими фактами он располагает.
— Тогда приезжай скорей в Париж.
— Не могу. Это дело нескольких дней. — Я нервничаю. Если Ноэль на самом деле тот, за кого себя выдает, я не вижу причин не доверять ему.
— Ноэль? — переспросил брат с легким удивлением. — Он мне нравится, Иоганн.
— Хорошо, продолжай.
— Если он действительно тот, кто должен привести троих из нас к директорам банка «Ла Гран», без него в Женеве не обойдется.
— Ну и?..
— Наши враги знают это. Они знают и о счете в Швейцарии. Произошло, самое ужасное. Они уже пытались остановить его.
— Кто?
— Думаю, «Возмездие» или «Одесса».
— Сомнительно, — сказал Теннисон. — Такие чрезвычайные новости не утаишь. Представь, как набросились бы на подобное газетчики. «Возмездие» убивает, как, впрочем, и «Одесса». Кто-то пытался расправиться с Ноэлем". -Теннисон улыбнулся своим мыслям. Конечно, ошибки были допущены, но в целом тактика его сработала. Холкрофта обложили со всех сторон. Когда все сошлось на Женеве, он оказался измученным, совершенно опустошенным и податливым. — Он должен быть предельно осторожен. Помоги ему, Хелден. Научи всему, что знаешь сама. Всему, слышишь? Тем хитростям, которым мы учились друг у друга.
— Ноэль уже в курсе некоторых из них, — сказала девушка, усмехаясь. — Но не очень-то любит использовать такие вещи.
— Это лучше, чем отдать концы. — Теннисон выдержал паузу. — Гретхен упоминала фотографию Бомонта. Она думает, Холкрофт взял ее.
— Правильно думает. Он убежден, что видел Бомонта в самолете из Нью-Йорка в Рио, и считает, что тот преследует его. Ноэль расскажет тебе и об этом.
Итак, самолет, подумал Теннисон. Американец оказался куда наблюдательнее, чем Бомонту хотелось бы. Его исчезновение будет объяснено — это вопрос нескольких дней, но владение Холкрофтом фотографией объяснить сложнее. Вдруг он покажет ее не тем людям в Швейцарии? Этот фанатик капитан оставил слишком очевидный след от Рио до Адмиралтейства. Необходимо вернуть фотографию.
— Не знаю, что и сказать, Хелден. Я никогда не испытывал к Бомонту особенно теплых чувств. И никогда не доверял ему. Но он провел месяц в Средиземном море. Каким образом он покинул корабль и очутился на борту самолета, вылетевшего из Нью-Йорка, я себе не представляю. Холкрофт ошибся. — Теннисон опять замолчал. Затем продолжил: — Однако, думаю, Ноэлю стоит взять с собой фотографию, когда он отправится на встречу со мной. И пусть не таскает ее с собой повсюду, не говорит больше о Бомонте. Передай это ему обязательно. Все это может привести их к Гретхен. К нам. Да, это определенно хорошая идея — избавиться от фотографии.
— К сожалению, это невозможно. Фотографию украли. Мужчина на другом конце провода застыл. Невозможно! Никто из них карточку не брал. «Дитя Солнца» тоже. Он был бы первым, кто узнал об этом. Кто еще?
— Что ты имеешь в виду? Что значит «фотографию украли»?
— А то и значит. Какой-то мужчина следил за ним, напал, избил до бессознательного состояния и забрал фото. Только и всего.
— Кто он? Какой мужчина?!
— Ноэль не знает. Была ночь, темень. Он очнулся "в поле, в нескольких милях от Портсмута.
— Так на него напали в Портсмуте?
— Как я поняла, почти у дома Гретхен. Ошибка! Произошла чудовищная ошибка!
— А ты уверена, что Холкрофт не лжет?
— Зачем ему это?
— Хелден, вспомни как следует, что именно он тебе рассказал? Это очень важно.
— Но это все: его преследовал мужчина в черном свитере. Ударил каким-то тупым предметом, взял фотографию и скрылся. Остальное — деньги и еще там что-то — оставил. Исчезла только фотография. Все.
— Ясно, — подвел черту Теннисон.
Но ему ничего не было ясно. Почему он так нервничает? Он сам не мог определить, что же тревожит его больше всего в создавшейся ситуации. Ни к чему сообщать о своих тревогах сестре. Как всегда, необходимо контролировать эмоции. Но этот невидимый, непонятный пока источник беспокойства и сомнений нужно отыскать во что бы то ни стало.
— Хелден, нужно, чтобы ты сделала кое-что... для всех нас. Сможешь на денек отпроситься с работы?
— Думаю, да. А для чего?
— Попробуем найти человека, который проявляет такой интерес к личности Холкрофта. Что ты думаешь о прогулке за город, в Фонтенбло или Барбизон?
— Не понимаю. Для чего?
— У меня есть друг в Париже. Частенько он выполняет для меня разного рода необычные поручения. На этот раз я попрошу его сопровождать тебя, безусловно соблюдая все меры предосторожности. Может, нам удастся выяснить, кто еще предпримет эту поездку.
— Зачем такие сложности? Один из наших людей справился бы.
— Не думаю. Не втягивай своих друзей. Полковник не должен иметь со всем этим ничего общего.
— Ладно. Мы отправимся в десять часов утра. Из его отеля. Как я его узнаю?
— Не ты его, а он тебя. Только ничего не говори Холкрофту. Не надо лишний раз расстраивать его.
— Хорошо. Позвони, как только приедешь в. Париж.
— В ту самую минуту и позвоню.
— Спасибо, дорогой.
Теннисон положил трубку. Остался последний звонок, прежде чем он сядет в самолет, держащий курс на Берлин. Нет, звонок не Гретхен. Сейчас Теннисону не хотелось говорить с ней. Если действия и поступки Бомонта действительно настолько опрометчивы, насколько казалось с первого взгляда, если в своем безрассудстве он препятствовал делу «Вольфшанце», то все нити, ведущие к нему и через него в Женеву, должны быть уже перерезаны. Трудное решение предстояло принять. Теннисон любил Гретхен, как очень редкие братья любят своих сестер; мир не признает такой любви. Гретхен — умная и чуткая женщина, заботилась о нем, утоляла все его порывы и желания, и никогда ни одно осложнение не омрачило их отношений. Он был полностью свободен и озабочен лишь тем, чтобы выполнить чрезвычайную миссию, возложенную на него. Главное дело жизни. Придется положить всему этому конец. Гретхен, его сестра, любимая женщина, его друг, должна умереть.