Ламур Луис. Джубал Сэкетт

   Его волнуют только собственные дела. Ему даже в голову не пришло как-то скрыть свои следы.
   Я вышел из пещеры. Потянул ветер, поднялась поземка. Волны снежной пыли, закрученные вихрем, понеслись по степным просторам.
   Заметно холодало. Я принес в пещеру несколько охапок дров.
   Как суровы и мрачны ледяные утесы! Но какие сокровища могут хранить они? Золото и серебро… Красота привлекала меня, но тщеславные мечты заставляли упрямо идти вперед, чтобы оказаться первым там, где не ступала нога человека. Какие открытия ожидают меня? Неизвестные растения и животные? Неизвестные каньоны и ущелья в холмах, зеленых и прекрасных? Я не мог дождаться, когда пройду по склонам гор, когда безымянные реки приведут меня в безымянные долины. Чего еще желать тому, кто попал в страну, которая ждет, чтобы ее открыли?
   Когда я вернулся в пещеру, испанец сразу обратился ко мне:
   — Нам с вами надо поговорить. Мы цивилизованные люди и, надеюсь, сможем уладить все вопросы.
   — Что вы имеете в виду?
   Он улыбнулся быстрой, уверенной улыбкой:
   — Я хочу купить эту женщину.
   На мгновение я остолбенел.
   — Вы хотите купить ее?
   — А почему нет? Она индианка, не так ли? У вас много других женщин, а она пригодилась бы мне для обмена…
   — Женщинами не торгуют, — отрезал я. — К тому же она не принадлежит мне. Она сама себе хозяйка.
   — А! — Он беспечно махнул рукой. — Ни одна женщина не принадлежит себе, а уж меньше всего — индейская женщина. Если вы отказываетесь продавать или меняться, я просто заберу ее.

Глава 20

   Наглость испанца поразила меня. Секунду я просто смотрел на него, потом произнес очень твердо:
   — Завтра вы уже будете в состоянии идти. И уходите. Настоятельно советую.
   — Конечно, — согласился он.
   — Вы уйдете отсюда на рассвете, и уйдете один.
   Он улыбнулся, показав ряд белых, ровных зубов:
   — А если меня такой вариант не устраивает?
   — В этой земле трупы долго не лежат. Их сжирают койоты.
   В его насмешливом взгляде вдруг появилась настороженность. Он перевел взгляд на Кеокотаа.
   — Не подозревайте его. Вас убью я. Ичакоми — член нашей группы, я ее возглавляю. Если Ичакоми понадобится защита, я защищу ее.
   — Вы сказали, что это не ваша женщина?
   — Нет, не моя, но она находится под моей защитой.
   Мы не слышали, как она вошла и сколько времени стояла у входа, но увидели ее одновременно, высокую, спокойную, сдержанную.
   — Та, которая не является твоей женщиной, благодарит тебя, но мне не нужна защита.
   Испанец с интересом воззрился на нее.
   Он впервые понял, с кем имеет дело. Наверное, ни одна королева, сидящая на троне, не смогла бы быть такой холодной и надменной.
   — Меня зовут Гомес, — представился он. — Советую запомнить мое имя.
   — Китч! — презрительно бросила она, и хотя он не знал значения слова, лицо его залила краска. Не обращая больше на него внимания, она повернулась ко мне: — Мы скоро поговорим, да?
   — Конечно.
   Она вышла из пещеры. Он злобно посмотрел ей вслед.
   — Что такое «китч»? — спросил Гомес, когда она исчезла.
   — На языке начи это означает «дерьмо», — весело ответил я. — В данном случае это определение.
   Его лицо вспыхнуло от гнева.
   — Я вам покажу, как…
   Внезапно заговорил Кеокотаа:
   — Ты — глупец! Она храбрая, она благородная. У нее сильная магия. Ты для нее — ничто!
   Гомес выругался. Он поднялся, держась за бок и слегка пошатываясь. Я наблюдал за ним. Он хотел сказать что-то еще, но я опередил его:
   — Вы — гость. Уйдете завтра. Мы дадим вам мяса в дорогу. Я не знаю, кто вы, кем были и кем хотите стать, и меня это не интересует. Но ведете вы себя не по-джентльменски, и если вымолвите хоть слово оскорбления, уберетесь сегодня же. — Его рука легла на пояс, туда, где он спрятал пистолет.
   — Я не хочу вас убивать, но, если вы достанете оружие, я уложу вас на месте.
   Он не видел моих пистолетов под курткой из бизоньей шкуры. Ему не терпелось вступить в схватку.
   — Что вы можете против пистолета?
   Я весело улыбнулся:
   — Вынуть пистолет получше.
   Он резко сел и безнадежно махнул рукой.
   — Ладно! Забудьте все, что я тут наговорил. Я очень раздражителен. — Он посмотрел на меня. — Она действительно индианка?
   — Да, но она не похожа на тех, кого вам доводилось видеть. Писсаро, вероятно, встречал таких в Перу.
   — Она из инков? Здесь?!
   — Вполне возможно. Не знаю. Сейчас она с нами, но возглавляет свою группу.
   — Группу?
   Он видел только четверых.
   Я улыбнулся:
   — У нее десять сильных воинов и несколько женщин. Она не нуждается в моей защите. Ее десять воинов мгновенно снимут с вас скальп или кастрируют.
   — Кастрируют меня?!
   Он побагровел, потом побледнел.
   — Такое случалось с мужчинами, которые слишком много о себе воображали. — Я снова улыбнулся. — Вы в чужой стране, мой друг, и вместо того, чтобы важничать, лучше изучили бы обычаи ее народа.
   В пещеру проникал холодный ветер, начиналась метель. Мы подложили в костер дров, и я отправился спать. Гомес, если его действительно так звали, уставился на огонь.
   Он, несомненно, был неглуп и достаточно смел, но все его планы рухнули, и теперь он думал, как поступить дальше. Ему не хотелось возвращаться к своим с пустыми руками. Это не вызывало сомнений. Так же как и то, что его волновали лишь собственные интересы. Других людей он презирал. Но он был умен и дерзок. Его следовало опасаться. В этой маленькой пещере нас было всего трое.
   Сейчас Гомес оказался в отчаянном положении. Избитый, лишившийся места в экспедиции Диего, он случайно наткнулся на нас. Теперь ему предстояло много дней идти через снега на юг, в Санта-Фе. Едва ли ему очень хотелось этого.
   В ту ночь мы с Кеокотаа спали плохо. Каждое движение испанца настораживало нас. На рассвете Гомес вскинул на плечи небольшой мешок с провизией и без особых благодарностей вышел на снежную равнину. Он уходил той же дорогой, по которой пришел сюда.
   Мы долго смотрели ему вслед, а после того как Гомес исчез в снежной долине, Кеокотаа двинулся за ним. Важно было убедиться, что испанец действительно ушел, а не замышляет в сторонке какую-нибудь подлость.
   Я же отправился в пещеру Ичакоми. Две женщины мастерили мокасины, еще одна шила куртку из шкур. Последняя готовила пищу. Мы сели рядом у стены. Мужчины отсутствовали.
   — Они охотятся, добывают мясо, — объяснила Ичакоми. — Зима длинная, а мы много едим.
   — Это хорошее место, — сказал я, — Ты приведешь сюда свой народ?
   Она несколько минут молчала, потом ответила:
   — Не знаю. Мой народ очень долго жил у реки. Там тепло и все хорошо растет. Здесь нам придется учиться. Время посадки растений совсем другое. Они не захотят покинуть тепло и реку. И скорее всего, останутся, надеясь на лучшее.
   — Но ты расскажешь им об этой долине?
   — Людям нелегко расстаться с тем, к чему они привыкли. Наши старики похоронены там. Молодые, кто умер или погиб, тоже лежат в той земле. Все наши воспоминания связаны с теми местами. По-моему, мой народ закроет глаза на опасность.
   — А ты?
   — Я должна быть с ними. Руководить ими, давать советы.
   — А если Великое Солнце умрет, пока ты отсутствуешь?
   — Если я не вернусь вовремя, его место займет другой.
   Мы помолчали, потом я робко заметил:
   — Здесь так красиво, и весной…
   Она перебила меня:
   — Когда я была еще совсем девочкой, однажды мы пошли к горам торговать — я, мать, отец, Ни'квана… другие тоже шли с нами. Мы пришли в большую, длинную долину, по ней текла небольшая речка, а вокруг рос лес. Там стояла ограда…
   — Это мой дом.
   Она посмотрела на меня:
   — Не знаю…
   — Там нет другого, кроме одного, но он очень далеко, у моря. Мы торговали с чероки, с крик и, да, с начи.
   — Перейдя реку, мы шли много дней. Когда я увидела горы, не поверила своим глазам. Ни'квана рассказывал о горах, но…
   — Эти — выше.
   — Как мне понравились горы! Никто не понял меня, кроме Ни'кваны. Я думаю, именно поэтому он выбрал меня, чтобы отправить сюда.
   — Не очень-то легкий поход для женщины.
   — Я — Солнце.
   Костер едва горел, женщины работали, отблески пламени плясали на стенах пещеры, напомнив мне о пещере с танцующими призраками.
   — Кто знает, о чем думал Ни'квана? Давно, еще маленькой, я рассказывала ему свои сны. — Она посмотрела на меня. — Ты видишь сны?
   — Иногда.
   — Мы верим, что после смерти есть жизнь, потому что видим тех, кто умер, во сне. Мы все уйдем туда — и моя мать, и мой отец. — Вдруг она повернулась ко мне: — Что ты будешь делать, когда кончатся холода?
   — Уйду в горы. Хочу посмотреть, что там.
   — Я рассказала ему сон. Я рассказала только Ни'кване. Сон о мальчике, который ушел в горы. Он был один, всегда один.
   — Что делал мальчик? Куда он шел?
   Она пожала плечами:
   — Он был в горах. Шел один. Ничего не делал. Ах да! Однажды встретил медведя.
   — Медведя?
   — Очень большого медведя. Я испугалась за мальчика, но он заговорил со зверем, а тот встал на задние лапы и стал слушать. На одной стороне его морды виднелся белый шрам, след старой раны. Медведь внимательно смотрел на мальчика, слушал его слова, потом опустился на все четыре лапы и ушел прочь.
   В пещере стало очень тихо. Одна из женщин обрабатывала оленью шкуру. Чтобы мездра стала мягкой, она втирала в нее костный мозг.
   Индианка работала очень быстро, искусно, и я с удовольствием наблюдал за ней. Женщина носила черные мокасины. Я спросил о ней у Ичакоми.
   — Она из народа понка. Вернулась с востока. Ее отец искал там дом предков. Вышла замуж за одного из наших мужчин.
   — Я слышал о понка.
   — Это хороший, сильный народ. — Она указала рукой в сторону севера. — Их дом там… далеко.
   Мой отец, человек очень любознательный, собирал информацию у индейцев, приходивших к нам торговать. Он или Джереми Ринг подолгу беседовали со стариками и старухами. Некоторые из них рассказывали о понка и родственных им народах — омаха, ото, оседжи.
   — Ты вернешься домой? — спросила она вдруг.
   — Едва ли. Ко мне тоже приходят сны, но они приходят днем, когда я сижу один на склоне холма или когда лежу перед тем, как заснуть. Я мечтаю о том, что сделаю, кем стану.
   — Станешь?
   — Недостаточно только делать, нужно еще кем-то стать. Я хочу стать мудрее, сильнее, лучше. Вот, — я развел руки в стороны, — это мое «я», и оно еще несовершенно. Всего лишь сырой материал, над которым нужно работать. Я хочу сделать его лучше.
   — Странная мысль, но мне нравится.
   Мы сидели молча, потом я встал и вышел из пещеры. Равнина белела, укрытая снегом. Оглянувшись, я покачал головой. Что за место? Укрытие — да, но не больше. Человеку нужен дом.
   Когда я вернулся, Кеокотаа уже сидел у огня.
   — Он ушел, очень быстро. Ушел на юг.
   — Дойдет ли?
   — Дойдет. Он сильный.
   Кеокотаа посмотрел на меня:
   — Он еще вернется за ней. Приведет с собой много мужчин.
   — Она уйдет отсюда еще до первой травы.
   Он посмотрел на меня с жалостью:
   — Ты, наверное, дурак.
   Я разозлился:
   — Она — Солнце. Ее народ ждет. И она хочет вернуться. Там ее дом.
   Он собрал свои одеяла и устроился спать.
   Всю ночь сыпал тихий снежок, покрывая землю. Все следы — наши, испанца — исчезли. Вокруг снова простиралась нетронутая целина.
   Индейцы добыли только одну антилопу. Наши мясные запасы постепенно сокращались, а начи не привыкли охотиться на заснеженных равнинах. В их глазах появился страх. Все -и земля, и погода были для них чужими. Здесь не было прекрасных лесов, деревьев, свисающего с них мха, заболоченных речных протоков. Реки замерзли, леса завалило снегом, и звери залегли, пережидая холод.
   Чтобы сохранить тепло, мы завесили вход в пещеру шкурой бизона.
   Поправив костер, я сдвинул вместе толстые поленья, лег на свои одеяла и стал думать о завтрашнем дне. Сейчас я — главный и отвечаю за всех.
   Снег пока мягкий и глубокий. Надо сделать снегоступы. Повернувшись на бок, я уставился на огонь. Снаружи выл ветер, занавеска шевелилась, в пещеру задувало снег.
   По стенам двигались тени. Оставил ли я позади те, другие тени? Или они пришли со мной из той пещеры, в которой я нашел их?
   Я надеялся, что это дружественно настроенные тени, и уж если они со мной, то помогут добыть немного дичи. В конце концов, я ведь только выразил мертвым свое уважение и не потревожил их.
   А вдруг ночью придет враг? Снег так мягок, что шаги по нему не слышны вообще.
   Когда лежишь ночью без сна, много мыслей приходит в голову.
   Завтра я должен выйти и добыть мяса. Мы еще не страдали от голода, но зима предстояла долгая и. холодная.
   Что это за огромное животное, о котором говорил Кеокотаа? Паснута, мохнатый зверь, похожий на слона. Я улыбнулся в темноте. Если такой зверь существует, хорошо бы встретиться с ним. Тогда мяса хватило бы на всю зиму.
   Откуда Кеокотаа пришла в голову такая идея?
   Костер потрескивал, тяжелая меховая занавеска шевелилась от ветра. Глаза мои закрылись, и я заснул. Во сне на снегу встретился лицом к лицу с огромным страшным существом величиной с трех бизонов, с громадным лохматым зверем с загнутыми бивнями и красными глазами. Он шел на меня… и вот уже совсем рядом…
   Я проснулся в холодном поту. От костра остались одни угольки, дрожа, я вспоминал чудовище, которое только что привиделось мне, его крошечные глазки, красные от злобы, когда он наступал на меня.
   Добавив дров в костер, я снова лег, все еще дрожа. Добыть бы бизона или пару рыжих оленей. Больше мне ничего не нужно, так как я хотел вернуться к…
   Мои глаза широко открылись. К чему? Что у меня было, к чему я хотел бы вернуться?
   Мне нужно добыть мясо. Мне нужна успешная охота. Я повернулся, стараясь не впускать холод под одеяло. Я больше ничего не хотел… ничего.
   Потом я заснул, боясь, что лохматое чудовище вернется, но оно не вернулось.
   Пришел рассвет, холодный и ясный. Белый снег и тишина.

Глава 21

   Я потянулся к охапке дров и подбросил в костер несколько веток. Потом снова лег и стал ждать, когда в пещере станет теплее. Было очень холодно. Наступило то время, когда человеку следует прилагать максимум усилий, чтобы выжить.
   Я не знал, как долго продержатся такие морозы, а нам уже сейчас требовалось мясо. Мы дали немного Гомесу, когда он уходил, да и семнадцать едоков прокормить совсем непросто. Кеокотаа приобрел опыт выживания в холодное время, пожив в далекой северной стране. Мое же знакомство с морозами ограничивалось двумя короткими походами, да недолгим пребыванием высоко в горах.
   В такие морозы звери старались спрятаться. Медведи залегли в берлоги. Найти зверя можно было только случайно. Правда, глубокий снег давал мне некоторое преимущество.
   Несколько дней тому назад я срезал у реки несколько ивовых прутьев и положил их около огня, чтобы оттаяли. Затем медленно, осторожно согнул одну из веток в кольцо. Потом привязал поперек кольца сыромятные ремешки. У меня получилась пара грубых, но очень удобных снегоступов. Позже, когда будет время, я намеревался сделать другие, получше.
   Привязав снегоступы к ногам, я взял лук и вышел, стараясь выбирать дорогу полегче.
   Каждый шаг требовал осторожности. У человека, получившего травму, мало шансов выжить при таком сильном морозе. Камни и поваленные деревья стали скользкими, и я старался их обходить. У меня было мало надежды найти дичь, и я направился на другую сторону долины, в лесок, где мы еще не охотились. Хорошо, если бы там в глубоком снегу залегли олени. Тогда я спугну их и застрелю одного.
   Было по-зимнему тихо. Снег скрипел под ногами. Я не торопился, зная, что потеть в такую погоду нельзя: есть риск замерзнуть.
   Прошагав около мили, я остановился под прикрытием трех огромных сосен и огляделся, разыскивая место, где могли бы залечь олени. В теплую погоду они предпочитали бродить под деревьями, но теперь укрывались от мороза и ветра.
   Поскольку я отправился один, некому было предупредить меня о предательских белых пятнах, которые появились на носу и скулах. Я просто прикрывал нос рукой, одетой в рукавицу. Лицо мое свело от холода. Вскоре я углубился в лес, ступая очень осторожно.
   Несколько раз я проверял сугробы, в которых вполне могли скрываться олени, но ничего не обнаружил. Отдохнув, я снова отправился в путь. Иногда мне попадались птичьи следы на снегу, а один раз я увидел несколько пятен крови. Ласка или куница добыла здесь какое-то пропитание.
   Утро сменилось полднем. Надо было возвращаться, если я хотел достичь пещер до наступления темноты
   Я обогнул осинник, вспомнив, что многие животные любят осину и травы, растущие под ней. Голые деревья, покрытые инеем, издали напоминали облака. Я свернул к дубам, и вдруг прямо у меня из-под ног из сугроба выскочил лось. Поначалу он опустил голову и выставил рога, но потом решил убежать.
   Я поднял лук — он был наготове — и выстрелил, но прицелиться как следует не успел, не хватило времени. Стрела глубоко вошла в шею зверя, прямо за ухом. Лось покачнулся и упал. Я подбежал к нему, нащупывая нож.
   Чтобы нанести смертельный удар, я встал над лосем, расставив ноги. Но тут он рванулся, и я оказался у него на спине. Лось прыгнул вперед. Одной рукой я схватился за рог, другой ударил. Нож скользнул по кости и чуть не вошел мне в бедро. Второй удар оказался точнее. Зверь подо мной упал замертво. Сломанная нога подвернулась, я свалился в снег.
   С минуту я лежал. Затем медленно поднялся, подобрал лук и нож, снял снегоступы и занялся тушей, отрезая лучшие куски мяса, пока оно не затвердело на морозе.
   Когда я закончил, было уже темно. Сложив мясо в лосиную шкуру, я снова надел снегоступы и двинулся назад.
   Выбравшись из леса, я посмотрел на другую сторону долины и увидел только темную линию, без просветов.
   Как далеко я уклонился к западу?
   Передо мной лежало широкое снежное поле, за ним темнели лес и горы. Где-то там находились наши пещеры, но у меня за плечами была неподъемная ноша, идти с которой по глубокому снегу стало трудно. К тому же заметно усилился мороз. Если сбиться с пути, можно бродить полночи. А то и погибнуть от холода. Я точно не знал, какая была температура, но определенно ниже нуля.
   Согнувшись под тяжестью, я пошел через заснеженное поле, стараясь держать к востоку. Время от времени дышал на пальцы, чтобы их согреть. Неуклюжие и грубые снегоступы стесняли движения.
   Мело. Ветер то стихал, то налетал с новой силой. Внезапные его порывы бросали мне в лицо пригоршни снега. Я понял, что мое спасение — увидеть огонь, если кто-нибудь случайно выйдет из пещеры. Правда, в такое время шансов на это мало.
   Чтобы пересечь поле, мне понадобился по крайней мере час. Начиналась метель. Я остановился, воткнул лук в снег и стал бить себя руками по бедрам, чтобы восстановить циркуляцию крови.
   Какая-то черная тень возникла на снегу прямо передо мной, я вгляделся — волк!
   Где один волк, там и вся стая…
   Несомненно, они учуяли мясо и свежую кровь.
   Я двинулся прямо на волка.
   Он отбежал ярдов на десять.
   С огромной своей ношей я шел медленно и тяжело, цепляясь за ветви деревьев. Кроме того, мне не хотелось налететь на какой-нибудь корень или корягу, засыпанную снегом.
   Остановившись на краю леса, я втянул носом воздух, надеясь учуять запах дыма. Ничего.
   Что делать? Остаться здесь, разжечь костер и приготовиться к бою с волками?
   Но если я не вернусь, Кеокотаа или другие пойдут меня искать. Начи не знакомы с сильными морозами, пропадут. Неуклюже обернувшись, я увидел волка, готового к прыжку, всего в пятидесяти ярдах от меня!
   Замахнувшись, я попытался отогнать его, но свежее мясо притягивало его как магнит. Волк отбежал всего на несколько футов и остановился.
   Где я оказался? Возможно, пещеры находились в нескольких ярдах отсюда, но я понятия не имел, куда повернуть. Я снова замахнулся на волка.
   Их было уже два, и они наблюдали за мной. Чувствовали, что здесь что-то неладно.
   Река! Если бы найти реку… Она где-то поблизости. Я поправил свой тюк. Его тяжести хватило бы и на троих, но оставить мясо в снегу означало подарить его волкам, а будет ли еще такая удачная охота? Согнувшись под тяжестью груза, я с трудом плелся вдоль стены леса.
   Волки не отставали. Я закричал на них, надеясь, что мой голос достигнет пещер.
   Ничего.
   Волки не обращали внимания на крик. Запах крови будил в них аппетит, запах исходил от меня. Несмотря на сильный мороз, звери вышли на охоту, вероятно, они были не просто голодны, они умирали.
   Поворачиваться с такой ношей очень неудобно, но мне нужно было оглядеться. Волки остановились поодаль. Не угадаешь, когда первый из них решится прыгнуть.
   Лук в таком случае — плохое оружие. Пистолеты трудно достать, к тому же мне ужасно не хотелось тратить пули на эту компанию, однако выхода не было. Я распахнул куртку и нащупал рукоятку пистолета. Для этого пришлось снять рукавицу, рука сразу окоченела.
   Я шел вдоль кромки леса, уклоняясь от торчащих веток. Вдруг один из волков, но не из тех, которые поближе, завыл.
   И тут лес расступился. Я увидел проход между деревьями, замахнулся на волков и свернул.
   Лед! Я шел по льду, значит, мне удалось выйти на реку и пещеры почти рядом. Я поднялся на противоположный берег, пытаясь сориентироваться.
   В этот миг что-то сильно ударило меня сзади. Я упал лицом в снег, лук выпал из рук. На меня прыгнул волк и вцепился в мою поклажу. Я судорожно сопротивлялся, пытаясь достать нож, так как пистолетом уже воспользоваться не мог.
   За первым волком последовали остальные. Один за другим они налетели на меня, пытаясь добраться до мяса, завернутого в лосиную шкуру. Наконец мне удалось достать нож и нанести удар ближайшему зверю. Раздался истошный вой. Потом откуда-то послышался крик и топот бегущих ног. Я снова занес нож и почувствовал, как волчьи зубы вцепились мне в запястье.
   С усилием я поднялся на колени. Вокруг меня суетились люди, волки скрылись.
   Кто-то помог мне подняться и снял с меня поклажу, развязав сыромятный ремень у меня на груди.
   Чья-то рука вложила в мои руки лук, я взял его и, хромая, пошел к пещере. Вокруг толкались индейцы.
   Когда измученный и замерзший я свалился у костра, Кеокотаа сказал:
   — Мы услышали, как грызутся волки. Поэтому пришли.
   Ичакоми смотрела на меня широко раскрытыми темными глазами.
   — Нам нужно мясо, — оправдывался я.
   Никто не произнес ни слова. Мой тюк раскрыли и отдали лосятину людям из пещеры Ичакоми.
   — Мы испугались за тебя, — тихо произнесла Ичакоми.
   Принесенного мною мяса хватит на несколько дней, но вряд ли нам удастся часто разживаться такой добычей. Зима обещала быть долгой и холодной. Конечно, если бы я пошел на охоту не один, а с индейцами, мы принесли бы значительно больше, чем сумел сберечь я.
   — Твоя женщина в черных мокасинах, — начал я, — говорила мне, что ее племя охотится к западу от гор, а затем перемещается к высокой вершине недалеко отсюда. Они делают это каждый год. Затем идут обратно через равнины к своему дому, который находится недалеко от Великой реки. Когда охотники будут возвращаться, ты можешь пойти с ними до открытой воды, а затем спуститься в каноэ к своему дому.
   Она долго смотрела на меня, потом поднялась и вышла из пещеры.
   Я никогда не понимал женщин. И почему бы ей не уйти? В конце концов, понка, как известно, племя дружественное, и она бы пересекла равнину под его защитой. С племенем идти гораздо безопаснее, чем со своими воинами.
   Идея мне показалась разумной. Хотя, конечно…
   Я пошел и улегся на шкуры, совершенно обессиленный. Нога ныла от холода, но она всегда болела, если я слишком утруждал ее.
   Несмотря на усталость, сон не шел ко мне, и я вспомнил долину Стреляющего ручья, свою семью. Отец умер… Я не мог подобрать слов, чтобы описать ту пустоту, которая осталась во мне после его гибели.
   Мама, если она жива, в Англии, Брайан и Ноэлла с нею. Они жили совершенно другой жизнью! И так далеко от меня! Вспоминали ли они обо мне хоть иногда? Помнили ли те добрые времена, когда мы были вместе?
   И как сейчас в Англии?
   Я ворочался — не мог унять боль в ноге. Кеокотаа спал, костер едва горел. Почему Ичакоми так внезапно ушла? Я напомнил ей о будущих трудностях? Или она знала, что должна подождать, пока весна покроет холмы травой и наполнит водой реку?
   Поднявшись, я подбросил дров в костер. Минувшим вечером я чуть не проиграл в споре с судьбой. Обстоятельства были против меня.
   Случись со мной самое плохое, кто бы узнал об этом, кто огорчился бы? Моя семья, возможно, что-то бы узнала через несколько лет. Я переворачивался с боку на бок. Почему я не мог заснуть?
   Все же через некоторое время меня сморил тревожный сон. Я опять увидел огромное красноглазое чудовище с загнутыми бивнями, которое надвигалось из зарослей. Я проснулся в холодном поту и долго таращил глаза в темноте.
   Мой сон был до ужаса реальным. Чудовище видело меня, знало, что я враг, и нападало с ревом, похожим на звук огромной трубы. Я не убегал, а стоял, будто примерзнув к земле. Почему я не убежал?
   Раньше меня никогда не посещали кошмары, но этот сон я видел снова и снова.
   Лежа в холоде начинающегося дня, я уставился широко открытыми глазами в потолок пещеры. Казалось, я обладаю вторым зрением. Может, этот сон — предупреждение о грядущей беде? Может, меня ждет такой конец? Или я погибну, проткнутый одним из таких бивней и втоптанный в грязь огромной ногой?