Страница:
Я огляделся, но ничего не заметил. Небольшая стайка попугаев перелетала с дерева на дерево в погоне за кормом.
Пещера выглядела не совсем так, как мне представлялось по рассказу Кеокотаа.
Я нашел ту пещеру.
Меня окружала зловещая темнота. Поискав, из чего сделать факел, я вспомнил о свече, которую всегда носил с собой в мешке. С помощью такой свечи можно даже согреться, если находишься в небольшом помещении. Согнувшись, я проник в пещеру и зажег свечу. Сделав несколько шагов вперед, остановился у кострища, где Кеокотаа разводил огонь. Остатки костра выглядели так, словно он только что погас. Рядом с золой лежало несколько веточек, приготовленных для поддержания огня. В помещении пусто и чисто.
Отсветы от моей свечи плясали на стенах, но я не видел никаких теней, кроме тех, которые, естественно, должны были быть… Или видел? Я потряс головой, разозлившись на самого себя.
Воображение! Что я, ребенок, которого можно напугать призраками? Или такой же дикарь, как Кеокотаа, чье сознание в этом отношении ничуть не выше сознания младенца?
Однако что мне-то известно? Существуют ли призраки? Существуют ли привидения? Всю жизнь я слышал рассказы о них. В детстве нас постоянно ими пугали, и мы, обмирая от страха, получали от этого удовольствие и жаждали их слушать, упрашивая маму, или Лилу, или Джереми Ринга рассказать нам такие истории. Теперь они возвратились, чтобы преследовать меня? Я взглянул на небольшой проход, ведущий в соседнее помещение. Это там лежат тела с синими следящими глазами? Мертвы ли они? Там ли еще? Может, они просто ждут, лежат и ждут, когда я войду?
«Не будь дураком! — урезонил я себя. — Ты же мужчина и не боишься темноты и призраков».
А это что? Какое-то движение? Или какой-то звук снаружи? Я вытащил нож.
Но что можно сделать ножом против привидения? Но при чем тут привидение? Что же там за существа? Это просто трупы, и Кеокотаа видел их.
Я осторожно огляделся, подошел к наружному отверстию и прислушался.
Ничего.
Мои глаза опять обратились к стенам. На них падали отсветы от свечи, но она отбрасывала на стены много света. Я взглядом искал привидения, не желая заметить их, однако боясь и упустить.
В соседнем помещении, где царила мертвая тишина, лежали те, кого я пришел увидеть.
Когда Кеокотаа видел их? Вдруг я сообразил, что не знаю этого. Только что? Несколько дней тому назад? Или месяцев? Или лет?
Я сделал движение, и что-то еще двинулось вместе со мной. От неожиданности я замер, сердце сильно забилось. Что-то действительно шевельнулось, или мне показалось? Может, звук — плод моего воображения? Я сделал шаг, и кто-то тоже шагнул еще.
Господи, да это всего-навсего эхо! Звук моего шага, отраженный стенами. Как тут было чисто! Словно пол подметен вчера.
Я снова взглянул на ветки, оставленные Кеокотаа. Он аккуратно сложил их и приготовил, чтобы разжечь костер. Костер, от которого появились призраки… Разжечь его снова? Проделать и мне этот эксперимент?
Странно. Я вовсе не замерзал. Зачем мне тогда костер? Снаружи донеслись раскаты грома. Возможно, огонь мне все же понадобится: собиралась гроза.
Но в пещере было тепло и сухо. Я проглотил слюну. Почему тепло? Очень странно! В таких пещерах всегда холодно. Разве я не знал, что в пещерах всегда сохраняется низкая температура?
И тем не менее в этой пещере было тепло. Как будто здесь жгли костер.
У меня на затылке зашевелились волосы и по коже забегали мурашки. Секунду я смотрел на серый, мертвый пепел. Внезапно, подчиняясь какому-то непонятному порыву, я нагнулся и потрогал пепел пальцами.
Он оказался теплым!
Глава 8
Глава 9
Пещера выглядела не совсем так, как мне представлялось по рассказу Кеокотаа.
Я нашел ту пещеру.
Меня окружала зловещая темнота. Поискав, из чего сделать факел, я вспомнил о свече, которую всегда носил с собой в мешке. С помощью такой свечи можно даже согреться, если находишься в небольшом помещении. Согнувшись, я проник в пещеру и зажег свечу. Сделав несколько шагов вперед, остановился у кострища, где Кеокотаа разводил огонь. Остатки костра выглядели так, словно он только что погас. Рядом с золой лежало несколько веточек, приготовленных для поддержания огня. В помещении пусто и чисто.
Отсветы от моей свечи плясали на стенах, но я не видел никаких теней, кроме тех, которые, естественно, должны были быть… Или видел? Я потряс головой, разозлившись на самого себя.
Воображение! Что я, ребенок, которого можно напугать призраками? Или такой же дикарь, как Кеокотаа, чье сознание в этом отношении ничуть не выше сознания младенца?
Однако что мне-то известно? Существуют ли призраки? Существуют ли привидения? Всю жизнь я слышал рассказы о них. В детстве нас постоянно ими пугали, и мы, обмирая от страха, получали от этого удовольствие и жаждали их слушать, упрашивая маму, или Лилу, или Джереми Ринга рассказать нам такие истории. Теперь они возвратились, чтобы преследовать меня? Я взглянул на небольшой проход, ведущий в соседнее помещение. Это там лежат тела с синими следящими глазами? Мертвы ли они? Там ли еще? Может, они просто ждут, лежат и ждут, когда я войду?
«Не будь дураком! — урезонил я себя. — Ты же мужчина и не боишься темноты и призраков».
А это что? Какое-то движение? Или какой-то звук снаружи? Я вытащил нож.
Но что можно сделать ножом против привидения? Но при чем тут привидение? Что же там за существа? Это просто трупы, и Кеокотаа видел их.
Я осторожно огляделся, подошел к наружному отверстию и прислушался.
Ничего.
Мои глаза опять обратились к стенам. На них падали отсветы от свечи, но она отбрасывала на стены много света. Я взглядом искал привидения, не желая заметить их, однако боясь и упустить.
В соседнем помещении, где царила мертвая тишина, лежали те, кого я пришел увидеть.
Когда Кеокотаа видел их? Вдруг я сообразил, что не знаю этого. Только что? Несколько дней тому назад? Или месяцев? Или лет?
Я сделал движение, и что-то еще двинулось вместе со мной. От неожиданности я замер, сердце сильно забилось. Что-то действительно шевельнулось, или мне показалось? Может, звук — плод моего воображения? Я сделал шаг, и кто-то тоже шагнул еще.
Господи, да это всего-навсего эхо! Звук моего шага, отраженный стенами. Как тут было чисто! Словно пол подметен вчера.
Я снова взглянул на ветки, оставленные Кеокотаа. Он аккуратно сложил их и приготовил, чтобы разжечь костер. Костер, от которого появились призраки… Разжечь его снова? Проделать и мне этот эксперимент?
Странно. Я вовсе не замерзал. Зачем мне тогда костер? Снаружи донеслись раскаты грома. Возможно, огонь мне все же понадобится: собиралась гроза.
Но в пещере было тепло и сухо. Я проглотил слюну. Почему тепло? Очень странно! В таких пещерах всегда холодно. Разве я не знал, что в пещерах всегда сохраняется низкая температура?
И тем не менее в этой пещере было тепло. Как будто здесь жгли костер.
У меня на затылке зашевелились волосы и по коже забегали мурашки. Секунду я смотрел на серый, мертвый пепел. Внезапно, подчиняясь какому-то непонятному порыву, я нагнулся и потрогал пепел пальцами.
Он оказался теплым!
Глава 8
Я снова потрогал пепел. Мягкий серый древесный пепел, определенно теплый. Ну а почему нет? Что здесь такого таинственного? Я пришел в пещеру, чтобы найти ответ на загадку, а Кеокотаа — чтобы укрыться в ней. Так почему и после него кто-нибудь не заглянул сюда? Или до него?
Мой взгляд снова упал на вход во внутреннюю пещеру. Я шагнул вперед, затем остановился. Вход затянула паутина.
Стало очевидно, что кто бы ни побывал в пещере, во внутреннее помещение не входил.
Смахнув паутину, я нагнулся и вошел в зал, держа свечу перед собой.
Три тела лежали рядом, плотно завернутые в очень-очень старые шкуры. Казалось, что при малейшем прикосновении они рассыплются. Две женщины, одна, вероятно, старая, другая — молодая Кожа на лицах сморщилась, как на руках и ногах. Их тела завернули очень плотно, но все же я мог довольно уверенно сказать, что одна гораздо моложе другой. Третье тело принадлежало мужчине, которого, по всей вероятности, похоронили позднее, чем женщин. Кожа его выглядела свежее. Его открытые глаза смотрели на меня, и казалось, что он собирался заговорить. Я содрогнулся.
Около женских тел стояли плетеная корзинка с зерном и кувшин, в котором когда-то, несомненно, хранилась вода или какая то другая жидкость. Не было ни оружия, ни драгоценностей, но у меня возникло ощущение, что когда эти тела оставили здесь, то положили и еще что-то. Я медленно отступил на несколько шагов, осматриваясь вокруг. В этом зале также сохранялась идеальная чистота. Пол явно подметали. Напрасно я искал ключ к тайне покойников. Кто они, откуда появились? В пещере не было ничего, а обследовать тела у меня не возникло желания. Я решил оставить их лежать так, как они лежали уже много лет.
Лет? Может, даже веков. В пещере прохладно, скорее даже холодно. И сухо. Вероятно, сюда не проникал теплый воздух из соседнего помещения. Я попятился. Глаза мертвецов, казалось, следили за мной. У выхода помедлил и что-то заставило меня произнести:
— Теперь я оставлю вас так, как вы есть. Я могу что-нибудь сделать? — Губы не пошевелились, в глазах ничего не мелькнуло. Я покачал головой. Чего я ожидал? Что я, суеверен, как индеец? Однако во взгляде мужчины, казалось, возникла мольба о чем-то. — Я очень хотел бы вам помочь, — тихо добавил я.
Согнувшись, я вышел в наружную пещеру и собрал свои немногочисленные вещи. Пора было уходить. Однако я собирался медленно и неохотно.
Вдруг как будто кто-то проговорил:
— Найди их!
Я резко повернулся, нахмурившись. Действительно ли я слышал голос? Или это воображение играет?
Найти — кого?
Ичакоми? Или я должен разыскать кого-то еще? Кого-то, подобного тем, кто похоронен в пещере? Кто сказал мне это, или это плод моей фантазии? Не важно. Пора уходить.
Закинув за плечи мешок и подобрав лук, я вышел из пещеры навстречу дню.
Секунду постоял, прислушиваясь.
Все органы чувств напряглись, настроенные на опасность, поскольку она всегда рядом. Я ничего не услышал, не почувствовал, не увидел, кроме спокойного леса и синего неба над головой.
Я походил, нашел тропу и продолжил свой путь. Как всегда, определил по дороге, кто прошел здесь до меня. Обнаружить удалось только следы оленя и птиц, а также место, где тропу пересекла змея. Я шел по утреннему лесу в новой стране, где мало кто побывал до меня. Вероятно, после тех людей, которые остались там, в пещере, ни один белый не топтал эту землю.
Мой мозг, как всегда, работал на двух уровнях. Одна его часть, настроенная на опасность, следила за всем, что меня окружало, ничего не упуская из виду, другая — владела моими собственными мыслями. В то утро я недоумевал от своих поступков.
Почему я решил идти на запад? Чтобы исследовать новые земли, сказал я себе. Чтобы первым увидеть, первым испытать. И это все? Объяснение не устраивало меня, в нем явно не хватало чего-то главного. А может, я хотел проявить самостоятельность? Все одолеть самому? Замкнуться в себе?
Мой отец и старшие братья — люди действия. Они умели принимать на себя ответственность. Такими их сделали обстоятельства. Живя рядом с ними, я вынужден был довольствоваться второй ролью, идти, так сказать, в фарватере, подчиняясь их решениям и оставляя всю ответственность на них. Я отличался не меньшей деловитостью, чем они, однако находился все время как бы в их тени. Мой уход освободил меня от тенденции быть только последователем. Все решения теперь принимались мной, а вся ответственность за их качество ложилась на меня.
Но эти объяснения не исчерпывали все.
Какой-то внутренний голос звал меня на запад, нечто большее, чем страстное желание отца перейти далекие голубые горы. Тем не менее я, конечно, очень хотел увидеть, что находится за Великой рекой, за Далекими землями, за Сияющими горами, и вообще все, что будило воображение и имело какую-то непонятную связь с кем-то или чем-то. Мой порыв не поддавался разгадке, хотя мы часто говорили об этом и с Сакимом, и с отцом.
Законченный реалист Янс насмехался над нами, а нас забавляли его насмешки. Брат верил только в то, что мог увидеть, потрогать, попробовать на вкус и пощупать. Он мало верил в дар ясновидения, которым обладали Лила и мой отец. Он незлобиво ворчал на них или просто отмахивался от их точных предположений. Он говорил, и несомненно правильно, что наши органы чувств воспринимают колебания, о которых мы не знаем, предупреждая нас об изменениях в погоде, о приближении врага и о прочих подобных вещах. Он утверждал, что наше сознание имеет несколько уровней и само выбирает, на какие ощущения и колебания обращать немедленно наше внимание, а какие могут подождать. В его рассуждениях сквозила логика, и мы спорили с ним.
Летнее солнце еще не появилось на небе, и чистый воздух оставался прохладен. Я шел, жуя кусок мяса, запасы которого — и сушеного, и вяленого — у меня не истощались.
При моем появлении тревожно зацокала белка. Небольшая стайка попугаев сердито кружила над самоуверенной вороной, выжидавшей чего-то на голой ветке.
Впереди тропу переходила самка оленя. Я замер. Она остановилась, глядя на меня, навострив уши, но поскольку я не шевелился и ветер дул от нее ко мне, не поняла, что я из себя представляю. Олениха была бы легкой добычей, но я не нуждался в мясе. Мы смотрели друг на друга до тех пор, пока едва заметное дуновение ветерка не донесло до нее мой запах. Она бросилась в лес и исчезла.
Эта небольшая остановка сослужила добрую службу. Когда я повернулся, чтобы идти дальше, довольно далеко, за длинной луговиной, окаймлявшей лес, в котором скрылась олениха, что-то блеснуло.
Наконечник копья? Или что-то еще? Я бросился в кусты, стараясь не задеть ни листика, не выдать себя движением. Кто-то преследовал меня! Если и не преследовал, то все равно оказался достаточно близко. А любой незнакомец — потенциальный враг.
Я быстро пробирался между толстыми деревьями. Здесь почти отсутствовал подлесок, но деревья, одно больше другого, росли очень тесно. Я повернул и пошел в гору, руководствуясь тем соображением, что тот, кто преследует меня, пойдет под гору, поскольку это самый легкий и быстрый путь.
Я вспомнил, что Кеокотаа тоже подозревал, что нас преследуют. Но кто же? Наиболее вероятный вариант — Капата. У кого еще могла быть причина следовать за нами?
Я благополучно добрался до небольшой горной речки. Вода в ней почти иссякла, зато множество камней устилали дно. Я переступал с камня на камень, иногда переходя на бег, и легко продвигался вперед.
В полдень остановился, сел на камень в тени огромного старого дерева и сжевал еще один кусок вяленого бизоньего мяса.
Во время этого небольшого привала у меня появилась возможность изучить примитивную карту, которую нарисовал для меня Ни'квана. До сих пор у меня не было времени сделать это, и я с удовольствием обнаружил, что западная река, у которой мы с Кеокотаа наметили место встречи, — та самая, к которой шла и Ичакоми. Много других рек впадало в Великую реку, но эта оказалась та самая.
Ну а могло ли быть иначе? Большая река являлась кратчайшей дорогой в западные земли. Вполне реальный маршрут.
Обычно мы не надеялись на карты. Земли, расположенные западнее Джеймстауна, изображались на них неточно, картографы большей частью располагали только слухами или догадками. Индейцы, которых мы знали, очень хорошо ориентировались на местности и часто объясняли все при помощи нескольких линий.
Прежде всего я намеревался добраться до долины, обследовать которую меня просил отец. Если бы я пошел туда по прямой, то давно уже достиг бы цели, так как до нее всего лишь несколько дней ходу от Стреляющего ручья. Но мы с Кеокотаа постоянно петляли, пробирались окольными путями отчасти потому, что мне хотелось зайти в пещеру, отчасти, чтобы оторваться от преследователей.
Я не нашел никаких минералов, а наше производство нуждалось в свинце, меди, а также сере. Теперь темп моего движения еще замедлится, поскольку я находился уже поблизости от долины, где отец надеялся получить то, что нам требовалось, и более тщательно изучал выходы на поверхность горных пород. Однако в случае неудачи я бы продолжил поиск свинца дальше.
Несколько лет назад отцу показали большой кусок свинца, привезенный с запада. Его нашли в обнаженной породе в нескольких днях пути от реки, к которой я шел. Там могло быть и что-то еще ценное. Я искал признаки таких пород, хотя смыслил в геологии слишком мало.
Я чувствовал себя лучше, когда был один. Все решения принимал сам, и вся ответственность за них лежала только на мне. Я ни на кого не полагался, никому не доверял и не распылял своего внимания на общение со спутником. Известно, что человек, путешествующий с напарником, в два раза менее бдителен, чем тогда, когда он идет в одиночку.
Несколько раз я останавливался, чтобы передохнуть и исследовать обнаженную породу, но не обнаружил ничего полезного. Я устал и начал присматривать укромное место для привала. Уже поздно вечером обнаружил за ручьем в горном ущелье уступ, но не остановился там, так как не нашел пути к отступлению при необходимости.
Наконец я выбрал неприметную поляну под двумя большими старыми деревьями на берегу реки. Берег зарос густым ивняком, под прикрытием которого я мог пробраться к воде и развести костер.
Миновав облюбованное для лагеря место, я, чтобы запутать следы, вернулся по воде и пересек заросли.
Скоро под деревьями запылал огонь. На противне из коры приготовил тушеное бизонье мясо с травами, собранными по пути. Гарниром к моему блюду послужило несколько кореньев, испеченных в золе. Венчал ужин напиток из цикория. Покончив с ним, я тщательно загасил костер.
Наступила ночь. Приготовив себе ложе из тростника и ивовых листьев, я застелил его клеенкой, одеялом и улегся. У меня был длинный день, я устал. Завтра, даст Бог, найду свою долину.
Судя по рассказам индейцев, побывавших там, длина ее равнялась трем-четырем дням ходу, что соответствовало от тридцати шести до восьмидесяти миль, в зависимости от того, сколько миль в день предпочитал проходить тот или иной индеец.
Ночи стали теплыми, поскольку с тех пор, как я покинул Стреляющий Ручей, весна незаметно кончилась и началось лето. Все деревья покрылись листвой. Иногда мне казалось, что я совсем недавно покинул родной поселок, но день ото дня окружающее менялось, и лето шло мне навстречу.
Где теперь был Кеокотаа? Добрался ли до своей деревни или нет? И кто шел за мной следом?
Обо всем этом я думал, лежа под деревьями. Шумела река, листья тихонько шелестели, иногда в воде раздавался всплеск. Тишина. Покой.
И я заснул.
Когда открыл глаза, надо мной сияли звезды. Проспать удалось совсем немного, но сон совершенно пропал.
Что-то двигалось в ночи. Медведь? Пума? Нет, очень большое.
До меня донеслось фырканье. Зверь пил из реки. Звук падающих капель. Шаги.
Бизон… нет, несколько бизонов. Вдруг они затихли. Я представил себе, как они стоят, подняв огромные темные головы, и, раздувая ноздри, нюхают воздух.
Внезапно они поспешно скрылись. Что-то испугало их.
Снова воцарилась долгая тишина, затем донесся шум какого-то движения и я услышал, как кто-то говорил на незнакомом мне языке. Ему ответил другой голос, и я уловил слово, означающее «бизон». Последовал короткий разговор, во время которого я наверняка определил, что один из голосов уже слышал. Скоро все ушли.
Сколько их было? Трое… возможно, четверо. Я ждал, прислушиваясь, но больше ничего не услышал.
Потом я заснул, а когда проснулся, день был уже в разгаре. Некоторое время я тихо лежал, анализируя утренние звуки, определяя природу каждого из них, и ничего необычного не почувствовал.
Поднявшись, огляделся, а затем спустился к реке, пройдя сквозь заросли ивняка. Прислушавшись снова, набрал пригоршню воды и напился. На противоположном берегу виднелись следы в том месте, где один из бизонов вошел в воду. Испугавшись, звери побежали вниз по течению, а затем вышли на берег.
Собрав свои пожитки, я взял лук и колчан и осторожно двинулся на разведку. В пятидесяти ярдах вверх по реке обнаружил следы. Здесь ночью прошли по меньшей мере пять воинов. Ночной поход для индейцев необычен, если только они не готовили какой-нибудь сюрприз. Неужели охотятся за мной?
А голос? Я не мог точно сказать, кому он принадлежал, однако в нем звучали знакомые нотки. А может, это только мое воображение?
Вернувшись в лагерь, я закончил сборы, отрезал кусок вяленого бизоньего мяса, чтобы жевать в пути, а затем остановился, размышляя. Индейцы, вероятно, ушли вниз по течению, но они могли разбить лагерь неподалеку. Я понюхал воздух, но не уловил запаха дыма.
Держась поближе к ивняку, пошел назад, вверх по течению, дошел до густого лесного массива и углубился в него, двигаясь осторожно, высматривая следы. Следов я не нашел.
За лесным массивом раскинулся широкий луг. Через него шли следы. Снова пять воинов, без сомнения, те же.
Обнаруживая каждый четкий отпечаток, я изучал его и запоминал на будущее.
Утро обещало ясный и солнечный день. С небольшой возвышенности открывался великолепный вид на лес, луг, реку и заводь. Что за прекрасная страна!
К полудню я уже шагал по ровному, поросшему лесом плато. Теперь я находился в зоне того пути, каким пойдут мои родственники. Поэтому дважды оставил метки на деревьях в ее тыловой части. Высоко на стволе вырезал букву «А», глубоко вонзив нож в кору. С буквы «А» начиналось имя нашей матери. С нашими именами метка никак не ассоциировалась.
Пройдя еще три мили, снова вырезал «А», в обоих случаях сделав одну «ножку» немного длиннее другой, чтобы указать направление. Так мы заранее условились, но, немного подумав, любой из нас и так догадался бы, куда идти.
По намечаемому мною маршруту, возможно, пройдут через год, через два или через двадцать лет, но, когда бы это ни случилось, все будут знать, что его проложил Сэкетт.
Через некоторое время я вырезал на дереве еще одно «А» и уже собирался удлинить одну его «ножку», как, глянув на ствол дерева, я увидел обрыв. Обойдя вокруг дерева, я остановился.
Передо мной открылась огромная долина, простирающаяся к югу, насколько хватало взгляда. С севера ее прикрывала цепочка невысоких холмов. Наверное, Секвачи. На дне долины что-то сверкало на солнце, вероятно, река. Луга, леса — великолепная земля!
Спустя час ходу я увидел внизу длинную ложбину, покрытую травой на площади более двух тысяч акров. Спокойное, уединенное, дивное место!
Вот куда я вернусь. Здесь будет мой дом. Я начал спускаться по крутой звериной тропе и наступил на упавшее бревно, которое поползло подо мной. Я упал. Моя нога попала между двумя поваленными деревьями, и раздался резкий треск. Пытаясь перевести дыхание, я застыл, потом попробовал пошевелиться и почувствовал мучительную, резкую боль.
Я сломал ногу.
Мой взгляд снова упал на вход во внутреннюю пещеру. Я шагнул вперед, затем остановился. Вход затянула паутина.
Стало очевидно, что кто бы ни побывал в пещере, во внутреннее помещение не входил.
Смахнув паутину, я нагнулся и вошел в зал, держа свечу перед собой.
Три тела лежали рядом, плотно завернутые в очень-очень старые шкуры. Казалось, что при малейшем прикосновении они рассыплются. Две женщины, одна, вероятно, старая, другая — молодая Кожа на лицах сморщилась, как на руках и ногах. Их тела завернули очень плотно, но все же я мог довольно уверенно сказать, что одна гораздо моложе другой. Третье тело принадлежало мужчине, которого, по всей вероятности, похоронили позднее, чем женщин. Кожа его выглядела свежее. Его открытые глаза смотрели на меня, и казалось, что он собирался заговорить. Я содрогнулся.
Около женских тел стояли плетеная корзинка с зерном и кувшин, в котором когда-то, несомненно, хранилась вода или какая то другая жидкость. Не было ни оружия, ни драгоценностей, но у меня возникло ощущение, что когда эти тела оставили здесь, то положили и еще что-то. Я медленно отступил на несколько шагов, осматриваясь вокруг. В этом зале также сохранялась идеальная чистота. Пол явно подметали. Напрасно я искал ключ к тайне покойников. Кто они, откуда появились? В пещере не было ничего, а обследовать тела у меня не возникло желания. Я решил оставить их лежать так, как они лежали уже много лет.
Лет? Может, даже веков. В пещере прохладно, скорее даже холодно. И сухо. Вероятно, сюда не проникал теплый воздух из соседнего помещения. Я попятился. Глаза мертвецов, казалось, следили за мной. У выхода помедлил и что-то заставило меня произнести:
— Теперь я оставлю вас так, как вы есть. Я могу что-нибудь сделать? — Губы не пошевелились, в глазах ничего не мелькнуло. Я покачал головой. Чего я ожидал? Что я, суеверен, как индеец? Однако во взгляде мужчины, казалось, возникла мольба о чем-то. — Я очень хотел бы вам помочь, — тихо добавил я.
Согнувшись, я вышел в наружную пещеру и собрал свои немногочисленные вещи. Пора было уходить. Однако я собирался медленно и неохотно.
Вдруг как будто кто-то проговорил:
— Найди их!
Я резко повернулся, нахмурившись. Действительно ли я слышал голос? Или это воображение играет?
Найти — кого?
Ичакоми? Или я должен разыскать кого-то еще? Кого-то, подобного тем, кто похоронен в пещере? Кто сказал мне это, или это плод моей фантазии? Не важно. Пора уходить.
Закинув за плечи мешок и подобрав лук, я вышел из пещеры навстречу дню.
Секунду постоял, прислушиваясь.
Все органы чувств напряглись, настроенные на опасность, поскольку она всегда рядом. Я ничего не услышал, не почувствовал, не увидел, кроме спокойного леса и синего неба над головой.
Я походил, нашел тропу и продолжил свой путь. Как всегда, определил по дороге, кто прошел здесь до меня. Обнаружить удалось только следы оленя и птиц, а также место, где тропу пересекла змея. Я шел по утреннему лесу в новой стране, где мало кто побывал до меня. Вероятно, после тех людей, которые остались там, в пещере, ни один белый не топтал эту землю.
Мой мозг, как всегда, работал на двух уровнях. Одна его часть, настроенная на опасность, следила за всем, что меня окружало, ничего не упуская из виду, другая — владела моими собственными мыслями. В то утро я недоумевал от своих поступков.
Почему я решил идти на запад? Чтобы исследовать новые земли, сказал я себе. Чтобы первым увидеть, первым испытать. И это все? Объяснение не устраивало меня, в нем явно не хватало чего-то главного. А может, я хотел проявить самостоятельность? Все одолеть самому? Замкнуться в себе?
Мой отец и старшие братья — люди действия. Они умели принимать на себя ответственность. Такими их сделали обстоятельства. Живя рядом с ними, я вынужден был довольствоваться второй ролью, идти, так сказать, в фарватере, подчиняясь их решениям и оставляя всю ответственность на них. Я отличался не меньшей деловитостью, чем они, однако находился все время как бы в их тени. Мой уход освободил меня от тенденции быть только последователем. Все решения теперь принимались мной, а вся ответственность за их качество ложилась на меня.
Но эти объяснения не исчерпывали все.
Какой-то внутренний голос звал меня на запад, нечто большее, чем страстное желание отца перейти далекие голубые горы. Тем не менее я, конечно, очень хотел увидеть, что находится за Великой рекой, за Далекими землями, за Сияющими горами, и вообще все, что будило воображение и имело какую-то непонятную связь с кем-то или чем-то. Мой порыв не поддавался разгадке, хотя мы часто говорили об этом и с Сакимом, и с отцом.
Законченный реалист Янс насмехался над нами, а нас забавляли его насмешки. Брат верил только в то, что мог увидеть, потрогать, попробовать на вкус и пощупать. Он мало верил в дар ясновидения, которым обладали Лила и мой отец. Он незлобиво ворчал на них или просто отмахивался от их точных предположений. Он говорил, и несомненно правильно, что наши органы чувств воспринимают колебания, о которых мы не знаем, предупреждая нас об изменениях в погоде, о приближении врага и о прочих подобных вещах. Он утверждал, что наше сознание имеет несколько уровней и само выбирает, на какие ощущения и колебания обращать немедленно наше внимание, а какие могут подождать. В его рассуждениях сквозила логика, и мы спорили с ним.
Летнее солнце еще не появилось на небе, и чистый воздух оставался прохладен. Я шел, жуя кусок мяса, запасы которого — и сушеного, и вяленого — у меня не истощались.
При моем появлении тревожно зацокала белка. Небольшая стайка попугаев сердито кружила над самоуверенной вороной, выжидавшей чего-то на голой ветке.
Впереди тропу переходила самка оленя. Я замер. Она остановилась, глядя на меня, навострив уши, но поскольку я не шевелился и ветер дул от нее ко мне, не поняла, что я из себя представляю. Олениха была бы легкой добычей, но я не нуждался в мясе. Мы смотрели друг на друга до тех пор, пока едва заметное дуновение ветерка не донесло до нее мой запах. Она бросилась в лес и исчезла.
Эта небольшая остановка сослужила добрую службу. Когда я повернулся, чтобы идти дальше, довольно далеко, за длинной луговиной, окаймлявшей лес, в котором скрылась олениха, что-то блеснуло.
Наконечник копья? Или что-то еще? Я бросился в кусты, стараясь не задеть ни листика, не выдать себя движением. Кто-то преследовал меня! Если и не преследовал, то все равно оказался достаточно близко. А любой незнакомец — потенциальный враг.
Я быстро пробирался между толстыми деревьями. Здесь почти отсутствовал подлесок, но деревья, одно больше другого, росли очень тесно. Я повернул и пошел в гору, руководствуясь тем соображением, что тот, кто преследует меня, пойдет под гору, поскольку это самый легкий и быстрый путь.
Я вспомнил, что Кеокотаа тоже подозревал, что нас преследуют. Но кто же? Наиболее вероятный вариант — Капата. У кого еще могла быть причина следовать за нами?
Я благополучно добрался до небольшой горной речки. Вода в ней почти иссякла, зато множество камней устилали дно. Я переступал с камня на камень, иногда переходя на бег, и легко продвигался вперед.
В полдень остановился, сел на камень в тени огромного старого дерева и сжевал еще один кусок вяленого бизоньего мяса.
Во время этого небольшого привала у меня появилась возможность изучить примитивную карту, которую нарисовал для меня Ни'квана. До сих пор у меня не было времени сделать это, и я с удовольствием обнаружил, что западная река, у которой мы с Кеокотаа наметили место встречи, — та самая, к которой шла и Ичакоми. Много других рек впадало в Великую реку, но эта оказалась та самая.
Ну а могло ли быть иначе? Большая река являлась кратчайшей дорогой в западные земли. Вполне реальный маршрут.
Обычно мы не надеялись на карты. Земли, расположенные западнее Джеймстауна, изображались на них неточно, картографы большей частью располагали только слухами или догадками. Индейцы, которых мы знали, очень хорошо ориентировались на местности и часто объясняли все при помощи нескольких линий.
Прежде всего я намеревался добраться до долины, обследовать которую меня просил отец. Если бы я пошел туда по прямой, то давно уже достиг бы цели, так как до нее всего лишь несколько дней ходу от Стреляющего ручья. Но мы с Кеокотаа постоянно петляли, пробирались окольными путями отчасти потому, что мне хотелось зайти в пещеру, отчасти, чтобы оторваться от преследователей.
Я не нашел никаких минералов, а наше производство нуждалось в свинце, меди, а также сере. Теперь темп моего движения еще замедлится, поскольку я находился уже поблизости от долины, где отец надеялся получить то, что нам требовалось, и более тщательно изучал выходы на поверхность горных пород. Однако в случае неудачи я бы продолжил поиск свинца дальше.
Несколько лет назад отцу показали большой кусок свинца, привезенный с запада. Его нашли в обнаженной породе в нескольких днях пути от реки, к которой я шел. Там могло быть и что-то еще ценное. Я искал признаки таких пород, хотя смыслил в геологии слишком мало.
Я чувствовал себя лучше, когда был один. Все решения принимал сам, и вся ответственность за них лежала только на мне. Я ни на кого не полагался, никому не доверял и не распылял своего внимания на общение со спутником. Известно, что человек, путешествующий с напарником, в два раза менее бдителен, чем тогда, когда он идет в одиночку.
Несколько раз я останавливался, чтобы передохнуть и исследовать обнаженную породу, но не обнаружил ничего полезного. Я устал и начал присматривать укромное место для привала. Уже поздно вечером обнаружил за ручьем в горном ущелье уступ, но не остановился там, так как не нашел пути к отступлению при необходимости.
Наконец я выбрал неприметную поляну под двумя большими старыми деревьями на берегу реки. Берег зарос густым ивняком, под прикрытием которого я мог пробраться к воде и развести костер.
Миновав облюбованное для лагеря место, я, чтобы запутать следы, вернулся по воде и пересек заросли.
Скоро под деревьями запылал огонь. На противне из коры приготовил тушеное бизонье мясо с травами, собранными по пути. Гарниром к моему блюду послужило несколько кореньев, испеченных в золе. Венчал ужин напиток из цикория. Покончив с ним, я тщательно загасил костер.
Наступила ночь. Приготовив себе ложе из тростника и ивовых листьев, я застелил его клеенкой, одеялом и улегся. У меня был длинный день, я устал. Завтра, даст Бог, найду свою долину.
Судя по рассказам индейцев, побывавших там, длина ее равнялась трем-четырем дням ходу, что соответствовало от тридцати шести до восьмидесяти миль, в зависимости от того, сколько миль в день предпочитал проходить тот или иной индеец.
Ночи стали теплыми, поскольку с тех пор, как я покинул Стреляющий Ручей, весна незаметно кончилась и началось лето. Все деревья покрылись листвой. Иногда мне казалось, что я совсем недавно покинул родной поселок, но день ото дня окружающее менялось, и лето шло мне навстречу.
Где теперь был Кеокотаа? Добрался ли до своей деревни или нет? И кто шел за мной следом?
Обо всем этом я думал, лежа под деревьями. Шумела река, листья тихонько шелестели, иногда в воде раздавался всплеск. Тишина. Покой.
И я заснул.
Когда открыл глаза, надо мной сияли звезды. Проспать удалось совсем немного, но сон совершенно пропал.
Что-то двигалось в ночи. Медведь? Пума? Нет, очень большое.
До меня донеслось фырканье. Зверь пил из реки. Звук падающих капель. Шаги.
Бизон… нет, несколько бизонов. Вдруг они затихли. Я представил себе, как они стоят, подняв огромные темные головы, и, раздувая ноздри, нюхают воздух.
Внезапно они поспешно скрылись. Что-то испугало их.
Снова воцарилась долгая тишина, затем донесся шум какого-то движения и я услышал, как кто-то говорил на незнакомом мне языке. Ему ответил другой голос, и я уловил слово, означающее «бизон». Последовал короткий разговор, во время которого я наверняка определил, что один из голосов уже слышал. Скоро все ушли.
Сколько их было? Трое… возможно, четверо. Я ждал, прислушиваясь, но больше ничего не услышал.
Потом я заснул, а когда проснулся, день был уже в разгаре. Некоторое время я тихо лежал, анализируя утренние звуки, определяя природу каждого из них, и ничего необычного не почувствовал.
Поднявшись, огляделся, а затем спустился к реке, пройдя сквозь заросли ивняка. Прислушавшись снова, набрал пригоршню воды и напился. На противоположном берегу виднелись следы в том месте, где один из бизонов вошел в воду. Испугавшись, звери побежали вниз по течению, а затем вышли на берег.
Собрав свои пожитки, я взял лук и колчан и осторожно двинулся на разведку. В пятидесяти ярдах вверх по реке обнаружил следы. Здесь ночью прошли по меньшей мере пять воинов. Ночной поход для индейцев необычен, если только они не готовили какой-нибудь сюрприз. Неужели охотятся за мной?
А голос? Я не мог точно сказать, кому он принадлежал, однако в нем звучали знакомые нотки. А может, это только мое воображение?
Вернувшись в лагерь, я закончил сборы, отрезал кусок вяленого бизоньего мяса, чтобы жевать в пути, а затем остановился, размышляя. Индейцы, вероятно, ушли вниз по течению, но они могли разбить лагерь неподалеку. Я понюхал воздух, но не уловил запаха дыма.
Держась поближе к ивняку, пошел назад, вверх по течению, дошел до густого лесного массива и углубился в него, двигаясь осторожно, высматривая следы. Следов я не нашел.
За лесным массивом раскинулся широкий луг. Через него шли следы. Снова пять воинов, без сомнения, те же.
Обнаруживая каждый четкий отпечаток, я изучал его и запоминал на будущее.
Утро обещало ясный и солнечный день. С небольшой возвышенности открывался великолепный вид на лес, луг, реку и заводь. Что за прекрасная страна!
К полудню я уже шагал по ровному, поросшему лесом плато. Теперь я находился в зоне того пути, каким пойдут мои родственники. Поэтому дважды оставил метки на деревьях в ее тыловой части. Высоко на стволе вырезал букву «А», глубоко вонзив нож в кору. С буквы «А» начиналось имя нашей матери. С нашими именами метка никак не ассоциировалась.
Пройдя еще три мили, снова вырезал «А», в обоих случаях сделав одну «ножку» немного длиннее другой, чтобы указать направление. Так мы заранее условились, но, немного подумав, любой из нас и так догадался бы, куда идти.
По намечаемому мною маршруту, возможно, пройдут через год, через два или через двадцать лет, но, когда бы это ни случилось, все будут знать, что его проложил Сэкетт.
Через некоторое время я вырезал на дереве еще одно «А» и уже собирался удлинить одну его «ножку», как, глянув на ствол дерева, я увидел обрыв. Обойдя вокруг дерева, я остановился.
Передо мной открылась огромная долина, простирающаяся к югу, насколько хватало взгляда. С севера ее прикрывала цепочка невысоких холмов. Наверное, Секвачи. На дне долины что-то сверкало на солнце, вероятно, река. Луга, леса — великолепная земля!
Спустя час ходу я увидел внизу длинную ложбину, покрытую травой на площади более двух тысяч акров. Спокойное, уединенное, дивное место!
Вот куда я вернусь. Здесь будет мой дом. Я начал спускаться по крутой звериной тропе и наступил на упавшее бревно, которое поползло подо мной. Я упал. Моя нога попала между двумя поваленными деревьями, и раздался резкий треск. Пытаясь перевести дыхание, я застыл, потом попробовал пошевелиться и почувствовал мучительную, резкую боль.
Я сломал ногу.
Глава 9
Я долго лежал абсолютно неподвижно, в голове было пусто. Затем способность мыслить вернулась ко мне.
Я один. Помощи ждать неоткуда. Если кто-нибудь и набредет на меня, то, скорее всего, враг или потенциальный враг. Дикие звери обычно избегают человека, но это не относится к раненому. Волки и кугуары очень быстро находят больных и увечных.
Оставаться в моем теперешнем положении, распростертым на земле среди стволов поваленных деревьев и сломанного кустарника, очень опасно. Невзирая на боль, следовало двигаться.
Насколько я мог определить, сломанная кость не очень сместилась. Я никогда не имел дела с такой травмой, хотя однажды видел, как мой отец ставил кость на место индейцу. Зацепив большим пальцем здоровой ноги поврежденную конечность, я слегка потянул ее, и кость вроде бы встала на место. Выбравшись из ловушки, в которой оказался, я срезал несколько полосок с зеленой ветви, сделал примитивную шину и привязал ее к ноге крученой веревкой, которую всегда имел с собой для устройства тенет.
Несколько раз мне приходилось останавливаться и лежать неподвижно, мой лоб покрылся каплями пота. Каждое движение вызывало мучительную боль. Но я заставлял себя продолжать путь. У меня не было воды, укрытия и осталось совсем мало бизоньего мяса, хотя, если сократить рацион, его хватило бы, чтобы продержаться несколько дней. Я пытался вспомнить, чему учил меня Саким в случае перелома костей, но, кроме того, что уже предпринял, в голову не приходило ничего.
Стало совершенно ясно, что в течение нескольких недель я не смогу передвигаться. Таким образом, я не встречусь с Кеокотаа. Более того, чтобы как-то добраться до воды, мне следовало сделать что-то вроде костыля, но поблизости не нашлось ничего подходящего.
Опираясь на лук и покрепче хватаясь за нижние ветки, я передвигался от дерева к дереву. В заросшем травой ущелье среди холмов Секвачи я мельком заметил речушку. Возможно, это была та самая река, которая текла вдоль долины. Вот если бы мне удалось добраться туда! По крайней мере частично я обеспечил бы себе выживание. У меня появилась бы вода.
Что сделал бы в таком положении мой отец? Он бы выжил. Значит, и я выживу.
Очень медленно и осторожно я продвигался по крутому склону вниз. Трава доходила мне до плеч, но среди обломков упавших деревьев у подножия скалы я нашел подходящую ветку. Из нее получился отличный костыль, по крайней мере пока я не найду что-нибудь получше. Находка обрадовала меня, поскольку на дне ущелья не росли деревья, за которые я имел бы возможность зацепиться, а продолжать передвигаться по гребню горы значило намного удлинить путь.
К этому времени нога совсем разболелась и сильно распухла. Мне пришлось разрезать штанину. Дважды я спугнул оленей, и они умчались так быстро, что я не успел воспользоваться луком.
Солнце уже спустилось к горизонту, а я преодолел всего половину того расстояния, которое наметил. Возможно, река имела изгиб, находившийся ближе ко мне, но высокая трава не давала возможности увидеть его. Внезапно фортуна повернулась ко мне лицом. Я нашел звериную тропу.
Она пересекала ущелье не под тем углом, под которым двигался я, но, несомненно, вела к воде. Когда стемнело, я просто-напросто рухнул на землю. Идти дальше не было сил. Я смертельно устал. Распухшая нога ужасно ныла. Я лежал прямо на траве, не пытаясь обустроить стоянку. Из своего некогда тяжелого мешка достал кусок вяленого бизоньего мяса и начал жевать его. К счастью, мясо оказалось очень жестким, и жевать пришлось долго. Покончив с ужином, заснул и не знал, проходили ли мимо меня дикие звери или нет. Собственно, мне было все равно.
Я проснулся оттого, что солнце светило мне в лицо. Сломанная нога раздалась раза в три по сравнению со здоровой, и мне пришлось разрезать штанину еще дальше и закатать ее. Прикладывая отчаянные усилия, я сделал попытку подняться. Дважды падал назад, всякий раз причиняя себе ужасную боль. Наконец встал и снова заковылял к воде.
Я тяжело опирался на грубый костыль, и кожа под мышкой уже стерлась до крови. Нога болела, спина тоже. Мне отчаянно хотелось сесть, но сомнения, что смогу снова подняться, заставили меня с трудом продвигаться вперед.
Рот пересох. Я слизывал росу с листьев. Но разве этим напьешься? Ценой невероятных усилий я преодолел ничтожно малое расстояние, или мне так показалось, но упорно, отчаянно продолжал ковылять. Я чувствовал, что у меня жар. Возможно, рана загноилась, потому что кожа была повреждена, хотя кость не торчала наружу. Неожиданно мой костыль попал в нору суслика, и я упал лицом в траву, почти потеряв сознание от невыносимой боли. Сколько так лежал, не знаю. Затем начал медленно собираться с духом. Встав на одно колено, снова заставил себя подняться. Когда уже силы оставили меня и тупая слабость завладела всем моим существом, я, оглянувшись, увидел низкий кустарник, несколько отдельно стоявших деревьев и маленький лесок, как бы взбегавший по горе.
За деревьями текла речка. Ступив под сень листьев, я обнаружил, что речка вытекает из пещеры.
Вода и убежище!
Большое старое упавшее дерево, лежащее у входа в пещеру. Усевшись на него, я сбросил с плеч мешок, достал из него пистолеты и положил их позади бревна вместе с луком и колчаном. Вокруг валялось несколько больших сломанных веток. Пара из них оказалась достаточно прочной, чтобы соорудить из них надежный костыль, но я несколько минут сидел, уставившись на воду, не имея ни малейшего желания двигаться.
Потом все же поднялся, проковылял к воде и долго пил, набирая полные пригоршни. До моего бревна было всего три шага. Доскакав до него, я сел и задремал.
Я один. Помощи ждать неоткуда. Если кто-нибудь и набредет на меня, то, скорее всего, враг или потенциальный враг. Дикие звери обычно избегают человека, но это не относится к раненому. Волки и кугуары очень быстро находят больных и увечных.
Оставаться в моем теперешнем положении, распростертым на земле среди стволов поваленных деревьев и сломанного кустарника, очень опасно. Невзирая на боль, следовало двигаться.
Насколько я мог определить, сломанная кость не очень сместилась. Я никогда не имел дела с такой травмой, хотя однажды видел, как мой отец ставил кость на место индейцу. Зацепив большим пальцем здоровой ноги поврежденную конечность, я слегка потянул ее, и кость вроде бы встала на место. Выбравшись из ловушки, в которой оказался, я срезал несколько полосок с зеленой ветви, сделал примитивную шину и привязал ее к ноге крученой веревкой, которую всегда имел с собой для устройства тенет.
Несколько раз мне приходилось останавливаться и лежать неподвижно, мой лоб покрылся каплями пота. Каждое движение вызывало мучительную боль. Но я заставлял себя продолжать путь. У меня не было воды, укрытия и осталось совсем мало бизоньего мяса, хотя, если сократить рацион, его хватило бы, чтобы продержаться несколько дней. Я пытался вспомнить, чему учил меня Саким в случае перелома костей, но, кроме того, что уже предпринял, в голову не приходило ничего.
Стало совершенно ясно, что в течение нескольких недель я не смогу передвигаться. Таким образом, я не встречусь с Кеокотаа. Более того, чтобы как-то добраться до воды, мне следовало сделать что-то вроде костыля, но поблизости не нашлось ничего подходящего.
Опираясь на лук и покрепче хватаясь за нижние ветки, я передвигался от дерева к дереву. В заросшем травой ущелье среди холмов Секвачи я мельком заметил речушку. Возможно, это была та самая река, которая текла вдоль долины. Вот если бы мне удалось добраться туда! По крайней мере частично я обеспечил бы себе выживание. У меня появилась бы вода.
Что сделал бы в таком положении мой отец? Он бы выжил. Значит, и я выживу.
Очень медленно и осторожно я продвигался по крутому склону вниз. Трава доходила мне до плеч, но среди обломков упавших деревьев у подножия скалы я нашел подходящую ветку. Из нее получился отличный костыль, по крайней мере пока я не найду что-нибудь получше. Находка обрадовала меня, поскольку на дне ущелья не росли деревья, за которые я имел бы возможность зацепиться, а продолжать передвигаться по гребню горы значило намного удлинить путь.
К этому времени нога совсем разболелась и сильно распухла. Мне пришлось разрезать штанину. Дважды я спугнул оленей, и они умчались так быстро, что я не успел воспользоваться луком.
Солнце уже спустилось к горизонту, а я преодолел всего половину того расстояния, которое наметил. Возможно, река имела изгиб, находившийся ближе ко мне, но высокая трава не давала возможности увидеть его. Внезапно фортуна повернулась ко мне лицом. Я нашел звериную тропу.
Она пересекала ущелье не под тем углом, под которым двигался я, но, несомненно, вела к воде. Когда стемнело, я просто-напросто рухнул на землю. Идти дальше не было сил. Я смертельно устал. Распухшая нога ужасно ныла. Я лежал прямо на траве, не пытаясь обустроить стоянку. Из своего некогда тяжелого мешка достал кусок вяленого бизоньего мяса и начал жевать его. К счастью, мясо оказалось очень жестким, и жевать пришлось долго. Покончив с ужином, заснул и не знал, проходили ли мимо меня дикие звери или нет. Собственно, мне было все равно.
Я проснулся оттого, что солнце светило мне в лицо. Сломанная нога раздалась раза в три по сравнению со здоровой, и мне пришлось разрезать штанину еще дальше и закатать ее. Прикладывая отчаянные усилия, я сделал попытку подняться. Дважды падал назад, всякий раз причиняя себе ужасную боль. Наконец встал и снова заковылял к воде.
Я тяжело опирался на грубый костыль, и кожа под мышкой уже стерлась до крови. Нога болела, спина тоже. Мне отчаянно хотелось сесть, но сомнения, что смогу снова подняться, заставили меня с трудом продвигаться вперед.
Рот пересох. Я слизывал росу с листьев. Но разве этим напьешься? Ценой невероятных усилий я преодолел ничтожно малое расстояние, или мне так показалось, но упорно, отчаянно продолжал ковылять. Я чувствовал, что у меня жар. Возможно, рана загноилась, потому что кожа была повреждена, хотя кость не торчала наружу. Неожиданно мой костыль попал в нору суслика, и я упал лицом в траву, почти потеряв сознание от невыносимой боли. Сколько так лежал, не знаю. Затем начал медленно собираться с духом. Встав на одно колено, снова заставил себя подняться. Когда уже силы оставили меня и тупая слабость завладела всем моим существом, я, оглянувшись, увидел низкий кустарник, несколько отдельно стоявших деревьев и маленький лесок, как бы взбегавший по горе.
За деревьями текла речка. Ступив под сень листьев, я обнаружил, что речка вытекает из пещеры.
Вода и убежище!
Большое старое упавшее дерево, лежащее у входа в пещеру. Усевшись на него, я сбросил с плеч мешок, достал из него пистолеты и положил их позади бревна вместе с луком и колчаном. Вокруг валялось несколько больших сломанных веток. Пара из них оказалась достаточно прочной, чтобы соорудить из них надежный костыль, но я несколько минут сидел, уставившись на воду, не имея ни малейшего желания двигаться.
Потом все же поднялся, проковылял к воде и долго пил, набирая полные пригоршни. До моего бревна было всего три шага. Доскакав до него, я сел и задремал.