Страница:
Мы сможем победить их, но многие наши молодые мужчины погибнут.
Ни'квана послал Джубала Сэкетта найти меня и поговорить со мной о возвращении домой. Он здесь. Но он сказал, что Ни'квана предоставил мне право принять решение, а Ни'квана мой наставник и учитель.
Почему он послал ко мне этого человека? Почему он не сказал: «Возвращайся, Ичакоми, возвращайся домой по реке». Почему он подумал, что я могу принять решение не возвращаться?
Ни'квана долго шел, чтобы встретиться с Сэкеттом, а затем послал его искать меня. Что знал Ни'квана такого, чего не знаю я?
Ни'квана боится за меня. Он не любит Капату или не доверяет ему, и Ни'кване известно много такого, чего другие не знают.
Что за человек Джубал? Во что он верит? Чему должна верить я? Он рассказывает о чудесных вещах, о неизвестных нам обычаях, о людях, живущих далеко.
Почему я ничего не знаю о них? Нас он называет индейцами. Я не слышала такого названия. Ни'квана рассказывал об испанцах, которые приходили давно, они убили много наших людей, а затем ушли по Великой реке. Были еще испанцы, которые ушли по длинной траве. Один из них убежал и некоторое время жил среди наших людей. Но я не знаю ни этого человека, ни его племени, ни где его дом. Джубал говорил о больших домах, которые строят в другой стране, за морем, о незнакомых нам обычаях, но как я могу ему верить?
Море — большая вода. Это не река. Наверное, море похоже на ту большую воду, которую мы видели давным-давно, когда ходили с Ни'квана на юг.
Кто же он? Может, он поживет среди нас какое-то время, а потом уйдет обратно к своему народу? Люди называли его племя: они — Сэкетты. Я — из племени начи.
Он — не Солнце. Его отец был йоменом. Но что это такое? Наверное, что-то хорошее.
Он воин и охотник. Кеокотаа утверждает, что он очень смелый, ничего не боится. Но бояться кое-чего — хорошо. Джубал рассказывает о вещах, мне незнакомых, но мне нравится слушать, когда он говорит. Я слушаю и стараюсь понять, но его слова не такие, как наши. Я выучила многие слова его языка, но не понимаю, что значат они вместе. Понимать слова — это не всегда понимать мысли. Он говорит, как принято у них, я — как у нас. Когда я говорю его словами, то не могу точно высказать свои мысли, чтобы он меня понял.
Он мудрый человек, я думаю, он Ни'квана для своего народа.
Я — Солнце. В чем состоит мой долг? Вернуться к своему народу или остаться с этим человеком, который даже не стремится узнать меня?
Я красивая женщина. Знаю это, потому что видела себя в Пруду, где Отражалась Луна. Неужели он не замечает, что я красивая?
Или я слишком отличаюсь от женщин его народа? Почему он избегает меня? Я не гожусь для него? Я — неприятный звук в его ушах, неприятный вкус во рту?
Что делать мне, женщине?
Он говорит о Сияющих Горах, и, голос его звенит. Он всегда мечтал увидеть горы и теперь пришел сюда, но считает, что видел еще очень мало и хочет целыми днями бродить вдоль горных рек, по лесам и лугам. Но разве всегда было не так? Мужчина предпочитает странствовать, а женщина — удерживать его около себя?
Я тоже могу путешествовать по далеким землям. И ничего не боюсь.
У него на голове, спине и плечах ужасные шрамы. Я видела его голову, когда он однажды откинул волосы, и видела его спину, когда он купался. Он ничего не рассказывает об этих шрамах. Он немного хромает. Кеокотаа говорит, что он сломал ногу, когда бродил один в лесу.
Я — Солнце. Мужчины моего народа подчиняются мне. Среди них я могу выбрать, кого захочу. Но Джубал не из моего племени и не принимает наших обычаев, хотя слушает, когда я рассказываю.
Он не понимает меня. Может, мне вернуться к моему народу? Оставить его среди любимых им гор и вернуться домой, к Великой реке?
Я ходила с ним через снега. Я помогала свежевать тушу бизона, которого он убил. Неужели он не видит, что я подхожу ему?
Кеокотаа взял себе женщину. Она счастлива с ним, но Кеокотаа тоже говорит о далеких горах. Он — кикапу, а это племя странствующее. Сэкетты тоже любят странствовать? Мы, начи, — нет.
За мной охотится Капата. Он убил Аташа, молодого храброго воина. Капата снял с него скальп, хотя они выросли вместе. Капата свирепый и сильный, но я не боюсь его. Если он попытается захватить меня, я убью его. Я владею способами, а он нет. Есть секретные способы, которые знают только Солнца, но не другие.
Капата не понимает начи, и не хочет понимать. Он ненавидит нас, потому что мы презираем племя его матери, племя людоедов.
Когда трава станет зеленой, а на деревьях появятся почки, я уйду обратно и вернусь в мой дом на Великой реке. Если Джубал Сэкетт не видит меня, я уйду с глаз его долой.
Почему Ни'квана послал именно его? Ни'квана, который все постиг.
Я думаю и думаю. Мне не с кем посоветоваться. Я — Солнце, мы обсуждаем свои мысли только среди нас, Солнц. Если я поделюсь с другими женщинами, им будет стыдно за меня.
Говорят, что я могу стать Великим Солнцем. Это не соответствует традициям нашего народа, хотя случалось, когда Великое Солнце был мальчиком, правила женщина. Если я сейчас вернусь, история повторится, но когда я смотрю на Джубала, я не хочу возвращаться, и наверное, Ни'квана догадался, что так будет.
Среди низких сейчас мало сильных молодых людей. Много воинов погибло в недавних сражениях с индейцами крик, которые когда-то были нашими друзьями. Поэтому Ни'квана думает о моем счастье. Но Джубал не замечает меня. Он уйдет, когда трава станет зеленой, и предоставит мне вернуться в мою деревню.
Как мне стать новобрачной здесь? Я бы научила его нашим обычаям. Он украсил бы свои волосы дубовыми листьями, а я свои — лавровыми. Мои люди знают, что надо делать, но он не замечает меня, и я одинока.
Я — Солнце, и у меня есть гордость. Я не стану унижаться перед этим мужчиной, да и он, наверное, не хочет этого.
Я не могу ни с кем поделиться своими проблемами, потому что я — Солнце. Если он не хочет меня, почему я должна хотеть его?
Я не должна, но я хочу.
Он — мужчина для меня. Вот что понял Ни'квана. Вот что было у него на уме. Его долг повелевал ему сказать мне что я должна возвратиться, но сердце говорило, что я должна найти счастье. Как он узнал, что Джубал именно тот человек? Ни'квана часто предвидит то, что произойдет, но, возможно, когда поговорил с Джубалом у костра, все решил.
Трудно быть Солнцем. Деревенской девчонке жить гораздо проще. А меня с раннего детства готовили к тому, как должно вести себя Солнце. И вот сейчас я одинока.
Джубал хороший человек. Я не глупая девчонка, которую можно увлечь широкими плечами и безудержной смелостью. Он спокойный, разумный человек и хороший вождь, толково руководит нами. Должно быть, он вышел из сильного племени, если такой человек — только йомен, а не вельможа. Он обладает мудростью и рассудительностью, умеет планировать свои действия, как и полагается воину, когда охотится, заботится и о других.
Я наблюдала за ним. Он не тратит времени зря, но и никогда не спешит. Хромает, но не жалуется; сначала убедится, что все мы едим, и только потом начинает есть сам; когда я вхожу в вигвам, уступает мне место, что и должен делать воин, если входит Солнце, но также он поступает и по отношению к другим женщинам.
Я попыталась учиться его языку. Сначала мы употребляли понемногу слов чероки, английских, французских и испанских. Каждый старался, чтобы другой понял его с помощью тех слов, которые знал, и нам это удавалось. Теперь я говорю на его языке гораздо лучше, как Кеокотаа, который знал английский раньше, но долго не разговаривал на нем. Но для обозначения некоторых явлений я не нахожу никаких слов. Может, их вообще нет в английском?
Мне одиноко, и я ужасно несчастна. Но, как Солнце, не должна показывать свои чувства. Как я боюсь прихода весны! Он уйдет далеко-далеко, и мне ничего не останется, как вернуться домой. Я люблю свой народ и должна помнить долг по отношению к нему, но Джубала я тоже люблю.
Пусть Ни'квана станет вождем нашего народа до тех пор, пока не появится Великое Солнце. Они нуждаются в моей помощи на очень короткий срок. Потом останусь одна и у меня не будет мужа.
Я попыталась доказать, что могу быть ему хорошей женой. Я пошла с ним в снега, была рядом в минуту опасности. Я бесстрашная женщина. Солнце учат быть сильным и не бояться того, что нужно делать. Солнце служит для других примером.
Когда снег начал таять, я испугалась, как девчонка, подумала, что он уйдет от меня. И обрадовалась, когда снова настали холода. Теперь я с ужасом жду тепла. А Кеокотаа говорит, что скоро придет весна, распустятся почки, с рек сойдет лед — и моя кровь заледенеет, потому что он уйдет от меня.
Я не имею того, чего страстно желаю, и от этого у меня тяжело на сердце. Однако я никому не должна показывать своих страданий. Ведь я — Солнце. Мне надлежит казаться равнодушной и скрывать свои чувства.
Я сделаюсь еще красивее. И заставлю его заметить меня.
Как поступают женщины его народа, когда они влюблены? Как происходит бракосочетание у них в стране? У них тоже плетут венки из листьев дуба и лавра? Наверное, нет.
Кеокотаа не знает. Его англичанин никогда не говорит об этом. Мужчины не обсуждают свадебные обряды, наряды невест — все, что так много значит для женщин. Их интересует оружие, охота, война. Может, немного женщины.
Он носит на шее ожерелье из клыков кугуара, которого убил. Кеокотаа собрал его. То, что Джубал совершил, делает честь великому воину, но он молчит об этом. Вечерами у костра, когда дует холодный ветер, наши люди рассказывают истории о походах и войнах, он слушает, но никогда не рассказывает о себе.
Джубал вдруг приревновал меня к испанцу Гомесу. Глупость, конечно, но мне было приятно.
Вероятно, он сам себя не понимает и не хочет понимать.
Надо заставить его обратить на меня внимание.
Сегодня не очень холодно, и снег не идет. Как прекрасны сверкающие белизной вершины на фоне голубого неба. Он пошел на развязку в соседнюю долину, но мне кажется, враги придут теперь оттуда, где мы убили бизонов. Там нас видели.
Один из моих воинов хотел сегодня застрелить молодого бизона, но Джубал не разрешил. Он остановил воина, тот рассердился, но Джубал подошел к бизону совсем близко и стал гладить его по голове!
Вернувшись к нам, он сказал: «Никогда не трогайте этого бизона. Он заколдован».
Рассерженный воин испугался, когда понял, что могло произойти. Бизон плелся за Джубалом почти до нашего вигвама, а затем, когда тот велел ему уйти, спокойно удалился. Прежде чем отослать зверя, Джубал долго гладил его и разговаривал с ним.
Бизон не ушел совсем. Он появился снова, когда солнце опустилось уже низко, стоял в снегу и смотрел на наш вигвам.
Мы обосновались в хорошем месте. Наш вигвам нельзя разглядеть с расстояния в сто ярдов, все соблюдают осторожность, не оставляя следов: стараются ступать по камням и входить со стороны леса. Может, останемся здесь до прихода весны?
Вчера в темноте мы стояли на снегу вдвоем. Он мог бы обратить на меня внимание, но смотрел только на звезды и горы. Как обидно!
«Завтра будет ясная погода, — сказал он. — Мы должны быть начеку. Они могут прийти. — Джубал отступил и посмотрел на наш вигвам. — Он неплохо скрыт».
Наши глаза встретились, и он быстро отвел взгляд в сторону.
«Ты — Солнце», — вдруг с оттенком горечи произнес он.
«Я — женщина», — ответила я.
Он посмотрел на меня и согласился: «Да, бесспорно, ты — женщина».
Подул ветер, и с ели на нас посыпалась снежная пыль.
«Я не должен держать тебя на холоде, — забеспокоился он, — простудишься, ты ведь из теплой страны. — Бизон стоял и смотрел на нас. — Мы убили его мать, — объяснил Джубал. — Его мать исчезла, а я остался».
«Ты странный человек», — сказала я.
Я опять подумала, что он, должно быть, Ни'квана в своем племени, так как имеет власть над животными. Конечно, это заколдованный бизон. Никогда-никогда обыкновенный бизон не последует за человеком и не позволит ему приближаться к себе.
Мы пошли к вигваму, и я поскользнулась на льду. Я бы упала, если бы он не подхватил меня. Какое-то мгновение Джубал держал меня, обняв за талию, потом поставил на снег, отпустил и отступил назад. Лицо его вспыхнуло.
«С тобой все в порядке?» — спросил он.
«О да, это лед виноват», — улыбнулась ему я.
Мне было хорошо, как еще никогда не бывало. Я мысленно поблагодарила одну индейскую девушку, которая, как я видела, сделала то же самое там, на Великой реке. Хотя ее поступок, наверное, не самый лучший, особенно если учесть, что там нет льда.
Глава 27
Глава 28
Ни'квана послал Джубала Сэкетта найти меня и поговорить со мной о возвращении домой. Он здесь. Но он сказал, что Ни'квана предоставил мне право принять решение, а Ни'квана мой наставник и учитель.
Почему он послал ко мне этого человека? Почему он не сказал: «Возвращайся, Ичакоми, возвращайся домой по реке». Почему он подумал, что я могу принять решение не возвращаться?
Ни'квана долго шел, чтобы встретиться с Сэкеттом, а затем послал его искать меня. Что знал Ни'квана такого, чего не знаю я?
Ни'квана боится за меня. Он не любит Капату или не доверяет ему, и Ни'кване известно много такого, чего другие не знают.
Что за человек Джубал? Во что он верит? Чему должна верить я? Он рассказывает о чудесных вещах, о неизвестных нам обычаях, о людях, живущих далеко.
Почему я ничего не знаю о них? Нас он называет индейцами. Я не слышала такого названия. Ни'квана рассказывал об испанцах, которые приходили давно, они убили много наших людей, а затем ушли по Великой реке. Были еще испанцы, которые ушли по длинной траве. Один из них убежал и некоторое время жил среди наших людей. Но я не знаю ни этого человека, ни его племени, ни где его дом. Джубал говорил о больших домах, которые строят в другой стране, за морем, о незнакомых нам обычаях, но как я могу ему верить?
Море — большая вода. Это не река. Наверное, море похоже на ту большую воду, которую мы видели давным-давно, когда ходили с Ни'квана на юг.
Кто же он? Может, он поживет среди нас какое-то время, а потом уйдет обратно к своему народу? Люди называли его племя: они — Сэкетты. Я — из племени начи.
Он — не Солнце. Его отец был йоменом. Но что это такое? Наверное, что-то хорошее.
Он воин и охотник. Кеокотаа утверждает, что он очень смелый, ничего не боится. Но бояться кое-чего — хорошо. Джубал рассказывает о вещах, мне незнакомых, но мне нравится слушать, когда он говорит. Я слушаю и стараюсь понять, но его слова не такие, как наши. Я выучила многие слова его языка, но не понимаю, что значат они вместе. Понимать слова — это не всегда понимать мысли. Он говорит, как принято у них, я — как у нас. Когда я говорю его словами, то не могу точно высказать свои мысли, чтобы он меня понял.
Он мудрый человек, я думаю, он Ни'квана для своего народа.
Я — Солнце. В чем состоит мой долг? Вернуться к своему народу или остаться с этим человеком, который даже не стремится узнать меня?
Я красивая женщина. Знаю это, потому что видела себя в Пруду, где Отражалась Луна. Неужели он не замечает, что я красивая?
Или я слишком отличаюсь от женщин его народа? Почему он избегает меня? Я не гожусь для него? Я — неприятный звук в его ушах, неприятный вкус во рту?
Что делать мне, женщине?
Он говорит о Сияющих Горах, и, голос его звенит. Он всегда мечтал увидеть горы и теперь пришел сюда, но считает, что видел еще очень мало и хочет целыми днями бродить вдоль горных рек, по лесам и лугам. Но разве всегда было не так? Мужчина предпочитает странствовать, а женщина — удерживать его около себя?
Я тоже могу путешествовать по далеким землям. И ничего не боюсь.
У него на голове, спине и плечах ужасные шрамы. Я видела его голову, когда он однажды откинул волосы, и видела его спину, когда он купался. Он ничего не рассказывает об этих шрамах. Он немного хромает. Кеокотаа говорит, что он сломал ногу, когда бродил один в лесу.
Я — Солнце. Мужчины моего народа подчиняются мне. Среди них я могу выбрать, кого захочу. Но Джубал не из моего племени и не принимает наших обычаев, хотя слушает, когда я рассказываю.
Он не понимает меня. Может, мне вернуться к моему народу? Оставить его среди любимых им гор и вернуться домой, к Великой реке?
Я ходила с ним через снега. Я помогала свежевать тушу бизона, которого он убил. Неужели он не видит, что я подхожу ему?
Кеокотаа взял себе женщину. Она счастлива с ним, но Кеокотаа тоже говорит о далеких горах. Он — кикапу, а это племя странствующее. Сэкетты тоже любят странствовать? Мы, начи, — нет.
За мной охотится Капата. Он убил Аташа, молодого храброго воина. Капата снял с него скальп, хотя они выросли вместе. Капата свирепый и сильный, но я не боюсь его. Если он попытается захватить меня, я убью его. Я владею способами, а он нет. Есть секретные способы, которые знают только Солнца, но не другие.
Капата не понимает начи, и не хочет понимать. Он ненавидит нас, потому что мы презираем племя его матери, племя людоедов.
Когда трава станет зеленой, а на деревьях появятся почки, я уйду обратно и вернусь в мой дом на Великой реке. Если Джубал Сэкетт не видит меня, я уйду с глаз его долой.
Почему Ни'квана послал именно его? Ни'квана, который все постиг.
Я думаю и думаю. Мне не с кем посоветоваться. Я — Солнце, мы обсуждаем свои мысли только среди нас, Солнц. Если я поделюсь с другими женщинами, им будет стыдно за меня.
Говорят, что я могу стать Великим Солнцем. Это не соответствует традициям нашего народа, хотя случалось, когда Великое Солнце был мальчиком, правила женщина. Если я сейчас вернусь, история повторится, но когда я смотрю на Джубала, я не хочу возвращаться, и наверное, Ни'квана догадался, что так будет.
Среди низких сейчас мало сильных молодых людей. Много воинов погибло в недавних сражениях с индейцами крик, которые когда-то были нашими друзьями. Поэтому Ни'квана думает о моем счастье. Но Джубал не замечает меня. Он уйдет, когда трава станет зеленой, и предоставит мне вернуться в мою деревню.
Как мне стать новобрачной здесь? Я бы научила его нашим обычаям. Он украсил бы свои волосы дубовыми листьями, а я свои — лавровыми. Мои люди знают, что надо делать, но он не замечает меня, и я одинока.
Я — Солнце, и у меня есть гордость. Я не стану унижаться перед этим мужчиной, да и он, наверное, не хочет этого.
Я не могу ни с кем поделиться своими проблемами, потому что я — Солнце. Если он не хочет меня, почему я должна хотеть его?
Я не должна, но я хочу.
Он — мужчина для меня. Вот что понял Ни'квана. Вот что было у него на уме. Его долг повелевал ему сказать мне что я должна возвратиться, но сердце говорило, что я должна найти счастье. Как он узнал, что Джубал именно тот человек? Ни'квана часто предвидит то, что произойдет, но, возможно, когда поговорил с Джубалом у костра, все решил.
Трудно быть Солнцем. Деревенской девчонке жить гораздо проще. А меня с раннего детства готовили к тому, как должно вести себя Солнце. И вот сейчас я одинока.
Джубал хороший человек. Я не глупая девчонка, которую можно увлечь широкими плечами и безудержной смелостью. Он спокойный, разумный человек и хороший вождь, толково руководит нами. Должно быть, он вышел из сильного племени, если такой человек — только йомен, а не вельможа. Он обладает мудростью и рассудительностью, умеет планировать свои действия, как и полагается воину, когда охотится, заботится и о других.
Я наблюдала за ним. Он не тратит времени зря, но и никогда не спешит. Хромает, но не жалуется; сначала убедится, что все мы едим, и только потом начинает есть сам; когда я вхожу в вигвам, уступает мне место, что и должен делать воин, если входит Солнце, но также он поступает и по отношению к другим женщинам.
Я попыталась учиться его языку. Сначала мы употребляли понемногу слов чероки, английских, французских и испанских. Каждый старался, чтобы другой понял его с помощью тех слов, которые знал, и нам это удавалось. Теперь я говорю на его языке гораздо лучше, как Кеокотаа, который знал английский раньше, но долго не разговаривал на нем. Но для обозначения некоторых явлений я не нахожу никаких слов. Может, их вообще нет в английском?
Мне одиноко, и я ужасно несчастна. Но, как Солнце, не должна показывать свои чувства. Как я боюсь прихода весны! Он уйдет далеко-далеко, и мне ничего не останется, как вернуться домой. Я люблю свой народ и должна помнить долг по отношению к нему, но Джубала я тоже люблю.
Пусть Ни'квана станет вождем нашего народа до тех пор, пока не появится Великое Солнце. Они нуждаются в моей помощи на очень короткий срок. Потом останусь одна и у меня не будет мужа.
Я попыталась доказать, что могу быть ему хорошей женой. Я пошла с ним в снега, была рядом в минуту опасности. Я бесстрашная женщина. Солнце учат быть сильным и не бояться того, что нужно делать. Солнце служит для других примером.
Когда снег начал таять, я испугалась, как девчонка, подумала, что он уйдет от меня. И обрадовалась, когда снова настали холода. Теперь я с ужасом жду тепла. А Кеокотаа говорит, что скоро придет весна, распустятся почки, с рек сойдет лед — и моя кровь заледенеет, потому что он уйдет от меня.
Я не имею того, чего страстно желаю, и от этого у меня тяжело на сердце. Однако я никому не должна показывать своих страданий. Ведь я — Солнце. Мне надлежит казаться равнодушной и скрывать свои чувства.
Я сделаюсь еще красивее. И заставлю его заметить меня.
Как поступают женщины его народа, когда они влюблены? Как происходит бракосочетание у них в стране? У них тоже плетут венки из листьев дуба и лавра? Наверное, нет.
Кеокотаа не знает. Его англичанин никогда не говорит об этом. Мужчины не обсуждают свадебные обряды, наряды невест — все, что так много значит для женщин. Их интересует оружие, охота, война. Может, немного женщины.
Он носит на шее ожерелье из клыков кугуара, которого убил. Кеокотаа собрал его. То, что Джубал совершил, делает честь великому воину, но он молчит об этом. Вечерами у костра, когда дует холодный ветер, наши люди рассказывают истории о походах и войнах, он слушает, но никогда не рассказывает о себе.
Джубал вдруг приревновал меня к испанцу Гомесу. Глупость, конечно, но мне было приятно.
Вероятно, он сам себя не понимает и не хочет понимать.
Надо заставить его обратить на меня внимание.
Сегодня не очень холодно, и снег не идет. Как прекрасны сверкающие белизной вершины на фоне голубого неба. Он пошел на развязку в соседнюю долину, но мне кажется, враги придут теперь оттуда, где мы убили бизонов. Там нас видели.
Один из моих воинов хотел сегодня застрелить молодого бизона, но Джубал не разрешил. Он остановил воина, тот рассердился, но Джубал подошел к бизону совсем близко и стал гладить его по голове!
Вернувшись к нам, он сказал: «Никогда не трогайте этого бизона. Он заколдован».
Рассерженный воин испугался, когда понял, что могло произойти. Бизон плелся за Джубалом почти до нашего вигвама, а затем, когда тот велел ему уйти, спокойно удалился. Прежде чем отослать зверя, Джубал долго гладил его и разговаривал с ним.
Бизон не ушел совсем. Он появился снова, когда солнце опустилось уже низко, стоял в снегу и смотрел на наш вигвам.
Мы обосновались в хорошем месте. Наш вигвам нельзя разглядеть с расстояния в сто ярдов, все соблюдают осторожность, не оставляя следов: стараются ступать по камням и входить со стороны леса. Может, останемся здесь до прихода весны?
Вчера в темноте мы стояли на снегу вдвоем. Он мог бы обратить на меня внимание, но смотрел только на звезды и горы. Как обидно!
«Завтра будет ясная погода, — сказал он. — Мы должны быть начеку. Они могут прийти. — Джубал отступил и посмотрел на наш вигвам. — Он неплохо скрыт».
Наши глаза встретились, и он быстро отвел взгляд в сторону.
«Ты — Солнце», — вдруг с оттенком горечи произнес он.
«Я — женщина», — ответила я.
Он посмотрел на меня и согласился: «Да, бесспорно, ты — женщина».
Подул ветер, и с ели на нас посыпалась снежная пыль.
«Я не должен держать тебя на холоде, — забеспокоился он, — простудишься, ты ведь из теплой страны. — Бизон стоял и смотрел на нас. — Мы убили его мать, — объяснил Джубал. — Его мать исчезла, а я остался».
«Ты странный человек», — сказала я.
Я опять подумала, что он, должно быть, Ни'квана в своем племени, так как имеет власть над животными. Конечно, это заколдованный бизон. Никогда-никогда обыкновенный бизон не последует за человеком и не позволит ему приближаться к себе.
Мы пошли к вигваму, и я поскользнулась на льду. Я бы упала, если бы он не подхватил меня. Какое-то мгновение Джубал держал меня, обняв за талию, потом поставил на снег, отпустил и отступил назад. Лицо его вспыхнуло.
«С тобой все в порядке?» — спросил он.
«О да, это лед виноват», — улыбнулась ему я.
Мне было хорошо, как еще никогда не бывало. Я мысленно поблагодарила одну индейскую девушку, которая, как я видела, сделала то же самое там, на Великой реке. Хотя ее поступок, наверное, не самый лучший, особенно если учесть, что там нет льда.
Глава 27
Среди молчащих вершин я шел один вдоль замерзшей реки. Деревья по берегам почти до самой верхушки укутал снег.
Остановившись, я зябко передернул плечами, глядя на широкую впадину между горами и на долину, расположенную за еще более могучими кругами. Я нашел редкой красоты место, где, наверное, отдыхают боги, место, где в молчании не грех ожидать конца света, но мне не попадалось следов зверей или птиц. Ветер носил по равнине поземку, а потом как-то небрежно швырял ее в сугроб.
Если я когда-нибудь соберусь построить дом, эта долина — как раз то, что нужно. Мысль эта пришла ко мне, непрошенная и нежданная, я попытался выбросить ее из головы. Но вот она, долина, лежала передо мной — огромное, заснеженное пространство с редкими деревьями, а лес, окружающий ее, напоминал ресницы на спокойном лице гор.
Идти дальше — глупость и пустая трата времени, однако я направился вперед, чтобы лучше рассмотреть долину.
Потом долго стоял, стараясь представить себе, как все это будет выглядеть, когда снег сойдет, настанет весна и долина зазеленеет.
Что я искал? Другое место, подобное Стреляющему ручью? Моя долина выглядела гораздо обширнее и более уединенно, но человек мог поселиться и здесь. Я хотел бы вернуться сюда, когда зацветут травы.
На обратном пути я почти все время шел под гору и один раз вдалеке увидел оленя, с трудом пробиравшегося по снегу.
В такое время года, после суровой зимы он, наверное, совсем отощал, но я был бы рад и такому.
Быстро темнело, а мне предстояло пройти еще много миль. Я заторопился. Унылое серое небо грозило метелью. И все же я шел осторожно, избегая препятствий, засыпанных снегом, будь то поваленные деревья или камни. Если бы я сейчас сломал ногу, ни за что не выжил бы.
Глядя вверх на широкие плечи гор и ее главу, спрятавшуюся в облаках, я подумал о бесконечной войне дующих отовсюду буйных ветров, которая происходит там, в спокойной и безмятежной вышине. Как бы в ответ на мои мысли с горы поднялась туча снега и унеслась прочь. Я снова зябко поежился и был рад, когда очутился под защитой деревьев.
Я не любил возвращаться домой без мяса. Мучительно видеть устремленные на тебя голодные глаза. От меня ждали больше того, что я мог дать. Я видел вдалеке одного оленя и больше ничего. Было холодно, слишком холодно для того, чтобы звери выходили из своих убежищ.
Я снял снегоступы, поставил их около входа в вигвам и, прежде чем войти, стряхнул снег с ног. Над вигвамом вился слабый дымок, но внутри было тепло и тихо.
Кеокотаа посмотрел на меня и развел руками. Я понял, что он выходил, но ничего не добыл, как и все остальные.
Теперь мы все с нетерпением ждали весны. Осталось, видно, совсем недолго, но кто знает, когда она придет?
А я все думал о той долине. Хоть это и далеко, но, когда погода переменится, я пойду туда. По снегу добираться легче, но я найду тропу, по которой ходят медведи или олени. Может, попадется бизон. Нет, эти животные не любят горных долин.
Ичакоми посмотрела на меня, и в лице ее возникло что-то, вызвавшее беспокойство, но что — я не мог определить. Я прошел на свое место и сел, не спрашивая о еде. Ее было слишком мало.
В этот день в вигваме совсем не разговаривали и почти не двигались. Время от времени кое-кто из нас рисковал выйти на холод, чтобы посмотреть, нет ли поблизости зверей, но они тоже, вероятно, попрятались.
Когда я покинул вигвам на рассвете, звезды еще сверкали в небе, очистившемся от облаков. С восходом солнца стало теплеть. К полудню вокруг камней появились темные проталины, дул теплый ласковый ветер, и все воспряли духом. Двое начи тотчас же отправились в долину, а еще двое пошли к нашему прежнему дому.
Это было рискованно, но там водилась дичь, а никто из нас не хотел умирать с голоду.
Когда я чинил свои снегоступы, ко мне подошел Кеокотаа:
— Теперь они придут. Молодые мужчины захотят воевать — добывать скальпы, умножать победы, завоевывать славу. Увидишь!
— Мы должны быть готовы.
— Потом ты пойдешь в горы?
На секунду я прервал свою работу и посмотрел сквозь деревья на далекий горный кряж. Пойду ли я туда? Я уклонился от ответа.
— Там есть долина, — я показал рукой. — Хочу осмотреть ее.
— Только долину? — В его глазах мелькнула усмешка. — Или место для постройки жилища?
Я покраснел.
— Ну, долина действительно очень красива. Но я видел ее зимой.
Дни становились теплее, снег таял. С высоких гор сползали лавины, внезапно на деревьях появились почки, а на южных склонах холмов стала проглядывать зелень.
Весна зарождалась со струйками талой воды, с капелью, пляшущей в воздухе. Дома, на Стреляющем ручье, в это время открывали все окна и двери, выпуская накопившийся за зимние месяцы спертый воздух, вывешивали проветриваться постельные принадлежности. Здесь у нас не возникло таких проблем. А скоро мы будем спать под деревьями.
Кеокотаа охотился среди скал, а два начи снова ушли в долину.
Один из начи указал на моего бизона, пасущегося на склоне холма неподалеку:
— Съедим?
— Нет, — отказал я. — Он друг, он домашний.
— Мы голодны.
— Мясо будет.
— Мяса нет, мы съедим его.
Я пристально посмотрел на него:
— Он следует за мной, потому что доверяет мне, и ест у меня из рук. Я не позволю его убить.
К счастью, Кеокотаа вернулся с молодым медведем. Для такого количества людей это — капля в море, но мы все же заморили червячка. Одна из женщин понка поймала рыбу в реке, которая уже освободилась ото льда, а затем Унствита подстрелил большого оленя.
День стоял ясный, безоблачный, мы хорошо поели. Самое время было полежать на солнышке, чтобы набрать немного тепла, которого нам так не хватало зимой.
Ичакоми вышла из вигвама и направилась к реке, которая текла мимо нас к нижней долине, где находились наши пещеры. Я наблюдал за ней. Вдруг она повернула и пошла назад, а потом побежала.
— Кеокотаа! — Я вскочил на ноги, доставая стрелу.
За Ичакоми гнался воин. Затем из кустов недалеко от нее выскочил второй. Первого достала моя стрела. Но тут воины посыпались отовсюду. Бросив лук, я достал свои итальянские пистолеты. Подняв один, я тщательно прицелился в ближайшего индейца и выстрелил.
Гром, разнесшийся по горам, заставил все головы повернуться — и чужие, и наши. В тот момент, когда воин, уже схвативший Ичакоми, отвлекся, она вырвалась и ударила его.
Человек, в которого попала моя пуля, упал там, где стоял. Опустив пистолет, я зарядил его, потом поднял и снова выстрелил.
Мои живые мишени остановились, пораженные. Некоторые из них, несомненно, видели испанское огнестрельное оружие, но столкнуться с чем-то подобным здесь они никак не ожидали. Я стрелял из пистолетов по очереди, трое упали, не успев укрыться, а эхо от первого выстрела все еще грохотало по холмам.
Ичакоми подбежала ко мне.
Первая атака индейцев закончилась для них катастрофически. Они потеряли четырех воинов — двоих мы убили, двоих ранили. Индеец, напавший на Ичакоми, с трудом уполз в кусты.
Мои пистолеты, безусловно, произвели фурор, но враг не отступил. Он только затаился, чтобы оценить ситуацию.
Я предупредил Ичакоми:
— Это еще начало. В следующий раз они не испугаются. — В вигваме я перезарядил пистолеты. Моя пороховница была полна более чем наполовину, но мне уже следовало заняться поиском минералов, из которых я сделал бы порох. — Сколько у них воинов? — я оглянулся на Ичакоми.
— Много! Очень много!
Индеец, которого я ранил, тоже очнулся, но я не стал стрелять в него. Куда попала моя первая пуля, я не знал, потому что стрелял наугад. Я не мог позволить себе тратить боеприпасы. Каждый выстрел должен быть смертельным.
Когда я вышел из вигвама, кругом стояла тишина. Солнце пригревало, снег таял. Скоро он сойдет совсем. Я положил пистолеты в чехлы и приготовил лук.
Ко мне подошел Кеокотаа.
— Они выжидают. — Он помолчал, окинув взглядом лежавшее перед нами пространство.
— Да, — согласился я, — наверное, скоро придут.
Мы тоже ждали. Мужчины начи, укрывшись в лесу поблизости от вигвама, заняли круговую оборону.
— Наверное, они подбираются ближе, — заметил Кеокотаа. — У нас не будет времени на раздумья. Они нападут внезапно.
Я согласился. Мы ждали…
Пустой желудок подводило, во рту пересохло. Если их много и им удастся подобраться близко, нам грозит гибель. Я нащупал свой нож, он мог пригодиться. В такой каше мои пистолеты сделают лишь пару бесцельных выстрелов. Я не допускал и мысли, что у меня могут вырвать их из рук.
Ночью снова будет холодно. Тогда они отступят и разожгут костры.
Враги напали внезапно, с близкого расстояния. Но наша оборона оказалась на высоте. Я выстрелил один раз, потом выхватил нож. На меня прыгнул высокий воин, я ударил его ножом. Кеокотаа вращал в воздухе дубинкой, которую он когда-то вырезал для себя. Один из наших людей упал от удара копья. Женщина понка выдернула это копье и тут же вонзила его в индейца, наклонившегося, чтобы снять скальп с поверженного. Она держала его двумя руками и нанесла очень сильный удар. Индеец хотел отскочить, но опоздал. Я видел, как она пригвоздила его к земле, видел его вытаращенные глаза и то, как он схватился за копье руками.
Началась рукопашная. Люди падали. Раздался победный клич, и кто-то сильно стукнул меня сзади. Я упал на колени, поднялся, снова упал и, перевернувшись, ногами оттолкнул напавшего на меня индейца. Я оказался лицом к лицу с невысоким, крепкого сложения парнем, удивительно ловким. Он уворачивался от удара моего ножа и махал своим. Лезвия наши скрестились, и я, сделав обманное движение, вонзил нож ему в колено.
Его нож вспорол мою куртку. Я слегка зацепил ему грудь и подбородок. Мы двигались по кругу. Вдруг кто-то прыгнул на меня сзади, и мой противник сделал выпад, чтобы прикончить меня. В этот момент Ичакоми вонзила копье ему в спину. Я упал.
Человек, оседлавший меня, схватил меня за волосы и очень больно вывернул шею. В другой руке мелькнул нож — он собирался снять с меня скальп. Изловчившись, я нанес удар и распорол ему бок. Он усилил хватку, ему нужен был мой скальп, но я еще раз достал его. Я уже ощущал острие ножа, но сумел все же сбросить его. Поднявшись на колени, я изо всех сил саданул его кулаком в живот.
Он отпустил меня и упал на спину. Я прыгнул. Он перекатился на бок, но недостаточно быстро, и я успел вонзить в него нож.
Он истекал кровью, но вырвался и вновь бросился в атаку. На сей раз я встретил его мощным ударом. Индеец отшатнулся, колени его подогнулись, и он упал.
Вокруг меня кипел настоящий бой, но вдруг все стихло, а враги исчезли. Весь в крови, я огляделся. Ичакоми стояла у вигвама, в руке она держала копье с окровавленным наконечником.
Индеец, с которым я сражался, достался Кеокотаа. Он тоже был в крови — своей и чужой. Наконец он вонзил копье и добил врага.
Я с удивлением оглядывался вокруг и не мог понять, почему враги сбежали с поля боя.
У нас погибла одна женщина и двое мужчин, с одного сняли скальп. Живы и невредимы остались только Ичакоми и Унствита.
Они подобрали наших убитых и раненых. Скольких воинов отправили на тот свет мы, я не знал.
Подруга Кеокотаа, с порезами и кровоподтеками на плече, промывала его раны.
— Они вернутся, — сказал Кеокотаа.
— Нам надо уходить.
Как ни странно, я не получил ни одного серьезного ранения. У меня было всего несколько царапин и тонкая рана у корней волос, длиной всего в пару дюймов. Кеокотаа достался серьезный удар в плечо, и его правая рука на какое-то время вышла из строя.
— Надо уходить сегодня ночью, — решил я.
Измученные, окровавленные, мы собрали наши скромные пожитки. Прихватив и небольшое количество мяса, которое у нас оставалось, мы двинулись в путь. Я знал только одно место, где можно было скрыться.
Я повел их в мою долину.
Остановившись, я зябко передернул плечами, глядя на широкую впадину между горами и на долину, расположенную за еще более могучими кругами. Я нашел редкой красоты место, где, наверное, отдыхают боги, место, где в молчании не грех ожидать конца света, но мне не попадалось следов зверей или птиц. Ветер носил по равнине поземку, а потом как-то небрежно швырял ее в сугроб.
Если я когда-нибудь соберусь построить дом, эта долина — как раз то, что нужно. Мысль эта пришла ко мне, непрошенная и нежданная, я попытался выбросить ее из головы. Но вот она, долина, лежала передо мной — огромное, заснеженное пространство с редкими деревьями, а лес, окружающий ее, напоминал ресницы на спокойном лице гор.
Идти дальше — глупость и пустая трата времени, однако я направился вперед, чтобы лучше рассмотреть долину.
Потом долго стоял, стараясь представить себе, как все это будет выглядеть, когда снег сойдет, настанет весна и долина зазеленеет.
Что я искал? Другое место, подобное Стреляющему ручью? Моя долина выглядела гораздо обширнее и более уединенно, но человек мог поселиться и здесь. Я хотел бы вернуться сюда, когда зацветут травы.
На обратном пути я почти все время шел под гору и один раз вдалеке увидел оленя, с трудом пробиравшегося по снегу.
В такое время года, после суровой зимы он, наверное, совсем отощал, но я был бы рад и такому.
Быстро темнело, а мне предстояло пройти еще много миль. Я заторопился. Унылое серое небо грозило метелью. И все же я шел осторожно, избегая препятствий, засыпанных снегом, будь то поваленные деревья или камни. Если бы я сейчас сломал ногу, ни за что не выжил бы.
Глядя вверх на широкие плечи гор и ее главу, спрятавшуюся в облаках, я подумал о бесконечной войне дующих отовсюду буйных ветров, которая происходит там, в спокойной и безмятежной вышине. Как бы в ответ на мои мысли с горы поднялась туча снега и унеслась прочь. Я снова зябко поежился и был рад, когда очутился под защитой деревьев.
Я не любил возвращаться домой без мяса. Мучительно видеть устремленные на тебя голодные глаза. От меня ждали больше того, что я мог дать. Я видел вдалеке одного оленя и больше ничего. Было холодно, слишком холодно для того, чтобы звери выходили из своих убежищ.
Я снял снегоступы, поставил их около входа в вигвам и, прежде чем войти, стряхнул снег с ног. Над вигвамом вился слабый дымок, но внутри было тепло и тихо.
Кеокотаа посмотрел на меня и развел руками. Я понял, что он выходил, но ничего не добыл, как и все остальные.
Теперь мы все с нетерпением ждали весны. Осталось, видно, совсем недолго, но кто знает, когда она придет?
А я все думал о той долине. Хоть это и далеко, но, когда погода переменится, я пойду туда. По снегу добираться легче, но я найду тропу, по которой ходят медведи или олени. Может, попадется бизон. Нет, эти животные не любят горных долин.
Ичакоми посмотрела на меня, и в лице ее возникло что-то, вызвавшее беспокойство, но что — я не мог определить. Я прошел на свое место и сел, не спрашивая о еде. Ее было слишком мало.
В этот день в вигваме совсем не разговаривали и почти не двигались. Время от времени кое-кто из нас рисковал выйти на холод, чтобы посмотреть, нет ли поблизости зверей, но они тоже, вероятно, попрятались.
Когда я покинул вигвам на рассвете, звезды еще сверкали в небе, очистившемся от облаков. С восходом солнца стало теплеть. К полудню вокруг камней появились темные проталины, дул теплый ласковый ветер, и все воспряли духом. Двое начи тотчас же отправились в долину, а еще двое пошли к нашему прежнему дому.
Это было рискованно, но там водилась дичь, а никто из нас не хотел умирать с голоду.
Когда я чинил свои снегоступы, ко мне подошел Кеокотаа:
— Теперь они придут. Молодые мужчины захотят воевать — добывать скальпы, умножать победы, завоевывать славу. Увидишь!
— Мы должны быть готовы.
— Потом ты пойдешь в горы?
На секунду я прервал свою работу и посмотрел сквозь деревья на далекий горный кряж. Пойду ли я туда? Я уклонился от ответа.
— Там есть долина, — я показал рукой. — Хочу осмотреть ее.
— Только долину? — В его глазах мелькнула усмешка. — Или место для постройки жилища?
Я покраснел.
— Ну, долина действительно очень красива. Но я видел ее зимой.
Дни становились теплее, снег таял. С высоких гор сползали лавины, внезапно на деревьях появились почки, а на южных склонах холмов стала проглядывать зелень.
Весна зарождалась со струйками талой воды, с капелью, пляшущей в воздухе. Дома, на Стреляющем ручье, в это время открывали все окна и двери, выпуская накопившийся за зимние месяцы спертый воздух, вывешивали проветриваться постельные принадлежности. Здесь у нас не возникло таких проблем. А скоро мы будем спать под деревьями.
Кеокотаа охотился среди скал, а два начи снова ушли в долину.
Один из начи указал на моего бизона, пасущегося на склоне холма неподалеку:
— Съедим?
— Нет, — отказал я. — Он друг, он домашний.
— Мы голодны.
— Мясо будет.
— Мяса нет, мы съедим его.
Я пристально посмотрел на него:
— Он следует за мной, потому что доверяет мне, и ест у меня из рук. Я не позволю его убить.
К счастью, Кеокотаа вернулся с молодым медведем. Для такого количества людей это — капля в море, но мы все же заморили червячка. Одна из женщин понка поймала рыбу в реке, которая уже освободилась ото льда, а затем Унствита подстрелил большого оленя.
День стоял ясный, безоблачный, мы хорошо поели. Самое время было полежать на солнышке, чтобы набрать немного тепла, которого нам так не хватало зимой.
Ичакоми вышла из вигвама и направилась к реке, которая текла мимо нас к нижней долине, где находились наши пещеры. Я наблюдал за ней. Вдруг она повернула и пошла назад, а потом побежала.
— Кеокотаа! — Я вскочил на ноги, доставая стрелу.
За Ичакоми гнался воин. Затем из кустов недалеко от нее выскочил второй. Первого достала моя стрела. Но тут воины посыпались отовсюду. Бросив лук, я достал свои итальянские пистолеты. Подняв один, я тщательно прицелился в ближайшего индейца и выстрелил.
Гром, разнесшийся по горам, заставил все головы повернуться — и чужие, и наши. В тот момент, когда воин, уже схвативший Ичакоми, отвлекся, она вырвалась и ударила его.
Человек, в которого попала моя пуля, упал там, где стоял. Опустив пистолет, я зарядил его, потом поднял и снова выстрелил.
Мои живые мишени остановились, пораженные. Некоторые из них, несомненно, видели испанское огнестрельное оружие, но столкнуться с чем-то подобным здесь они никак не ожидали. Я стрелял из пистолетов по очереди, трое упали, не успев укрыться, а эхо от первого выстрела все еще грохотало по холмам.
Ичакоми подбежала ко мне.
Первая атака индейцев закончилась для них катастрофически. Они потеряли четырех воинов — двоих мы убили, двоих ранили. Индеец, напавший на Ичакоми, с трудом уполз в кусты.
Мои пистолеты, безусловно, произвели фурор, но враг не отступил. Он только затаился, чтобы оценить ситуацию.
Я предупредил Ичакоми:
— Это еще начало. В следующий раз они не испугаются. — В вигваме я перезарядил пистолеты. Моя пороховница была полна более чем наполовину, но мне уже следовало заняться поиском минералов, из которых я сделал бы порох. — Сколько у них воинов? — я оглянулся на Ичакоми.
— Много! Очень много!
Индеец, которого я ранил, тоже очнулся, но я не стал стрелять в него. Куда попала моя первая пуля, я не знал, потому что стрелял наугад. Я не мог позволить себе тратить боеприпасы. Каждый выстрел должен быть смертельным.
Когда я вышел из вигвама, кругом стояла тишина. Солнце пригревало, снег таял. Скоро он сойдет совсем. Я положил пистолеты в чехлы и приготовил лук.
Ко мне подошел Кеокотаа.
— Они выжидают. — Он помолчал, окинув взглядом лежавшее перед нами пространство.
— Да, — согласился я, — наверное, скоро придут.
Мы тоже ждали. Мужчины начи, укрывшись в лесу поблизости от вигвама, заняли круговую оборону.
— Наверное, они подбираются ближе, — заметил Кеокотаа. — У нас не будет времени на раздумья. Они нападут внезапно.
Я согласился. Мы ждали…
Пустой желудок подводило, во рту пересохло. Если их много и им удастся подобраться близко, нам грозит гибель. Я нащупал свой нож, он мог пригодиться. В такой каше мои пистолеты сделают лишь пару бесцельных выстрелов. Я не допускал и мысли, что у меня могут вырвать их из рук.
Ночью снова будет холодно. Тогда они отступят и разожгут костры.
Враги напали внезапно, с близкого расстояния. Но наша оборона оказалась на высоте. Я выстрелил один раз, потом выхватил нож. На меня прыгнул высокий воин, я ударил его ножом. Кеокотаа вращал в воздухе дубинкой, которую он когда-то вырезал для себя. Один из наших людей упал от удара копья. Женщина понка выдернула это копье и тут же вонзила его в индейца, наклонившегося, чтобы снять скальп с поверженного. Она держала его двумя руками и нанесла очень сильный удар. Индеец хотел отскочить, но опоздал. Я видел, как она пригвоздила его к земле, видел его вытаращенные глаза и то, как он схватился за копье руками.
Началась рукопашная. Люди падали. Раздался победный клич, и кто-то сильно стукнул меня сзади. Я упал на колени, поднялся, снова упал и, перевернувшись, ногами оттолкнул напавшего на меня индейца. Я оказался лицом к лицу с невысоким, крепкого сложения парнем, удивительно ловким. Он уворачивался от удара моего ножа и махал своим. Лезвия наши скрестились, и я, сделав обманное движение, вонзил нож ему в колено.
Его нож вспорол мою куртку. Я слегка зацепил ему грудь и подбородок. Мы двигались по кругу. Вдруг кто-то прыгнул на меня сзади, и мой противник сделал выпад, чтобы прикончить меня. В этот момент Ичакоми вонзила копье ему в спину. Я упал.
Человек, оседлавший меня, схватил меня за волосы и очень больно вывернул шею. В другой руке мелькнул нож — он собирался снять с меня скальп. Изловчившись, я нанес удар и распорол ему бок. Он усилил хватку, ему нужен был мой скальп, но я еще раз достал его. Я уже ощущал острие ножа, но сумел все же сбросить его. Поднявшись на колени, я изо всех сил саданул его кулаком в живот.
Он отпустил меня и упал на спину. Я прыгнул. Он перекатился на бок, но недостаточно быстро, и я успел вонзить в него нож.
Он истекал кровью, но вырвался и вновь бросился в атаку. На сей раз я встретил его мощным ударом. Индеец отшатнулся, колени его подогнулись, и он упал.
Вокруг меня кипел настоящий бой, но вдруг все стихло, а враги исчезли. Весь в крови, я огляделся. Ичакоми стояла у вигвама, в руке она держала копье с окровавленным наконечником.
Индеец, с которым я сражался, достался Кеокотаа. Он тоже был в крови — своей и чужой. Наконец он вонзил копье и добил врага.
Я с удивлением оглядывался вокруг и не мог понять, почему враги сбежали с поля боя.
У нас погибла одна женщина и двое мужчин, с одного сняли скальп. Живы и невредимы остались только Ичакоми и Унствита.
Они подобрали наших убитых и раненых. Скольких воинов отправили на тот свет мы, я не знал.
Подруга Кеокотаа, с порезами и кровоподтеками на плече, промывала его раны.
— Они вернутся, — сказал Кеокотаа.
— Нам надо уходить.
Как ни странно, я не получил ни одного серьезного ранения. У меня было всего несколько царапин и тонкая рана у корней волос, длиной всего в пару дюймов. Кеокотаа достался серьезный удар в плечо, и его правая рука на какое-то время вышла из строя.
— Надо уходить сегодня ночью, — решил я.
Измученные, окровавленные, мы собрали наши скромные пожитки. Прихватив и небольшое количество мяса, которое у нас оставалось, мы двинулись в путь. Я знал только одно место, где можно было скрыться.
Я повел их в мою долину.
Глава 28
Мы шли по горам ночью, часто останавливаясь, чтобы послушать, нет ли за нами погони, и чтобы передохнуть. Наши легкие, привыкшие к воздуху равнин, не могли сразу приспособиться к высоте.
Во время первой остановки я переходил от одного индейца к другому и, как мог, обрабатывал их раны. Я умел немного, но все же больше, чем другие, если не считать Ичакоми. Ее познания в области врачевания оказались на удивление обширными.
Когда настало утро, кругом поднимался густой туман, он заполнял все впадины в горах. Мы медленно ползли по еле заметной звериной тропе, и по крайней мере первые пять миль все время вверх. Затем идти стало легче, если не считать того, что приходилось карабкаться через валуны и остатки лавин, которые сошли с горы в течение зимы.
Замерзшие, усталые, израненные, мы останавливались, чтобы перевести дыхание, и снова двигались вперед.
Во время первой остановки я переходил от одного индейца к другому и, как мог, обрабатывал их раны. Я умел немного, но все же больше, чем другие, если не считать Ичакоми. Ее познания в области врачевания оказались на удивление обширными.
Когда настало утро, кругом поднимался густой туман, он заполнял все впадины в горах. Мы медленно ползли по еле заметной звериной тропе, и по крайней мере первые пять миль все время вверх. Затем идти стало легче, если не считать того, что приходилось карабкаться через валуны и остатки лавин, которые сошли с горы в течение зимы.
Замерзшие, усталые, израненные, мы останавливались, чтобы перевести дыхание, и снова двигались вперед.