Килкенни подошел к двери и перекрыл ее брусом, уселся у стола и стал ждать, глядя на улицу. Затем взял со стола оставленную с вечера колоду карт и принялся небрежно тасовать.
   Рита, должно быть, уже у Хэтфилдов. По крайней мере, он на это надеется. Ну и дурак же он! Нужно было просить ее выйти за него замуж еще до отъезда из Техаса. Она могла бы поехать с ним. В конце концов он далеко не так известен, как Хардин или Хикок, и может просто исчезнуть из виду.
   Тогда почему не сделать это теперь? Что проку жалеть о прошлом? Его счастье стояло перед ним, сияя ему в лицо. А если его вдруг убьют? Ведь люди часто погибают неожиданно. Он давно понял, что Рита — та девушка, которая ему нужна. И как ни прекрасна долина в высоких горах, есть и другие красивые места. К примеру, Калифорния. Там его не знают.
   Рита такая красивая, нежная и умная, да к тому же еще и сильная. Она знает, кто она есть и кем хочет быть.
   И тут ему вспомнились лица многих жен тех отважных мужчин, которые приняли смерть, пытаясь установить торжество закона в своих маленьких приграничных общинах. Килкенни сам не раз приносил им известия о смерти и два раза доставлял женам тела погибших мужей. Собственно, это его до сих пор и останавливало.
   Бартрам любит Салли Крейн. Скоро они поженятся. Килкенни вспомнил ее милое юное лицо, раскрасневшееся от радости, и снова почувствовал себя старым и усталым.
   Огромный мексиканец спал. Килкенни на цыпочках подошел к двери и выглянул на улицу. Тишина. Над вершинами гор собирались тучи. Если пойдет дождь, то трудно будет везти Джейма. Пророкотал гром, словно зов далеких труб. Килкенни вернулся к с. толу и сел. Потом сходил в кухню и из сумки, набитой у Лезерса, достал яблоко.
   Он откусил яблоко, и сочный хруст громко прозвучал в пустой зале.

Глава 20

   Было уже за полдень, когда на пыльной улице появилась плотно сбитая группа всадников. Не ожидая неприятностей, они ехали, покачиваясь в седлах, словно усталые пастухи. Их лошади, равно как и одежда, и бороды, были в пыли. И только на револьверах пыли не было.
   Они не испытывали угрызений совести, потому что убийство было их ремеслом. Более мягкие уже покинули команду Хейла. Остались самые отпетые, самые закоренелые, игравшие по самым высоким ставкам.
   Впереди на кроваво-рыжем жеребце ехал Ли Райт. Справа и чуть позади от него — Джефф Небел, за ним Тенди Уэйд, которого разыскивали за убийство в Техасе, Миссури и на Индейской Территории, затем Курт Уайлд — десять решительных вооруженных мужчин въехали в Седар под полуденным солнцем.
   Данн и Рейвиц неизвестно почему не вернулись в Замок, но никого это не взволновало. Тем двоим было велено привезти женщину, а если они решили приберечь ее для себя, то ее надо отнять. Если же им помешал Бриго, то надо отнять ее у Бриго. Приказ есть приказ, в нем все ясно.
   Возле лавки Лезерса группа разделилась: трое подъехали к «Хрустальному дворцу» и спешились у дверей. Возглавлял троицу рослый Ли Райт, безжалостный и твердолицый; с ним были Уэйд и Уайлд.
   Килкенни видел их приближение. И ждал. Когда они остановились у дверей, он подошел к бару и открыл дверь. С запертой дверью было бы безопаснее, но он хотел с самого начала уменьшить их шансы и увеличить пространство для стрельбы.
   — Что вам нужно, Райт?
   — Кто это? — В тени навеса и темноте дверного проема было трудно что-либо рассмотреть.
   — Килкенни.
   — Килкенни? Врешь! Откуда ты взялся?
   — Я все время был здесь. Только меня звали Трент.
   — Чтоб я помер! Что ж, с твоей репутацией у тебя есть шанс уехать отсюда целым и невредимым. Нам нужна только женщина.
   — Но это моя женщина, Райт, — негромко сказал Килкенни. Троица чуть расступилась — он не раз видел этот прием. — Есть небольшая разница, правда?
   Они насторожились. Приказ есть приказ, но об этом человеке ничего не говорилось, он сам впутался в это дело. Они были жестокими парнями, плевать им на него и его репутацию, как и на любого другого, окажись они на его месте. Но никому не хотелось биться лбом в стену, да и Бриго должен быть где-то неподалеку. В придачу у Килкенни могут быть помощники.
   Их сомнения — половина его силы.
   — Мы ждали вас, — произнес Килкенни. Он стоял за дверной притолокой, теряясь в темноте, и они видели всего лишь неясный силуэт. Но их-то он видел четко. — Хочу сказать вам, ребята, на вашем месте я бы сматывал удочки. С Хейлами покончено.
   — О чем треп? — Райт, напрягая зрение, всматривался в глубь помещения. — Мы пришли за женщиной, и мы ее заберем,
   — Мне очень жаль, парни, но ее здесь нет. Уехала несколько часов назад. И чтобы взять ее, сюда пришли всего десять человек? А вы пробовали когда-нибудь взять такое вот место этим количеством? Да и кто вам за это заплатит? Я выиграл у Хейла почти все его деньги. А когда он расплатится с горняками, то станет нищим. Вы, ребята, работаете бесплатно.
   — Это наши проблемы.
   — Лучше не возникайте, парни. Хэтфилды любят пострелять из своих винтовок, а вы здесь сидите на солнышке, как на ладони.
   — Блефуешь! — выкрикнул Уэйд. — Ты здесь один! Где же твои Хэтфилды?
   Звякнуло оконное стекло, и показалось дуло винтовки. Райт обернулся, и Килкенни увидел, как он беззвучно выругался.
   Это могло означать только одно: Бриго поднялся с постели и высунул винтовку из окна как раз в нужный момент. Но сколько он сможет так простоять?
   — Какой смысл вам драться, парни? Попытайся вы взять это место, и одни из вас будут убиты, а оставшимся не заплатят ни гроша.
   Курт Уайлд, все время молчавший, вдруг взорвался.
   — К дьяволу этого болтуна! Войдем туда, и все дела! — Он спрыгнул с лошади и выхватил револьвер.
   Килкенни выстрелил дважды. Первая пуля обрезала уздечку у взвившейся лошади, вторая угодила Уайлду в плечо, и он упал.
   В тот же миг выстрелил Бриго. Пуля, предназначавшаяся Тенди Уэйду, попала в его лошадь. Уэйд отскочил, и они с Райтом разбежались по сторонам.
   Килкенни захлопнул дверь и вставил на место брус, а затем помчался к Бриго. Лицо раненого было смертельно бледным, от резких движений раны его снова стали кровоточить.
   — Ложись немедленно, чтоб тебя! — набросился на него Килкенни. — Ты сыграл свою партию. Мы их обдурили. Ложись скорей!
   — Нет, сеньор. Я не могу лежать, когда вы деретесь.
   — Теперь я их удержу. Отдыхай. Если они ворвутся сюда, мне может понадобиться помощь.
   Поколебавшись, Бриго все-таки позволил отвести себя назад в постель. Он бессильно опустился на нее, а Килкенни поднял и уложил его ноги. С кровати Бриго, не поднимаясь, мог видеть улицу через приоткрытое окно. Килкенни положил на кровать винтовку и коробку с патронами, затем, вернувшись в залу, обошел все окна, заглядывая в каждое.
   Уайлд поднимался с земли. Килкенни наблюдал за ним, ничего не предпринимая. Внезапно Уайлд крутанулся и бросился к двери. Бриго, лежа на кровати, прострелил ему грудь.
   — Один — ноль, — сказал себе Килкенни, — осталось девять.
   У него не было иллюзий. Эти люди слишком опытны в своем деле, их нельзя долго водить за нос. Рано или поздно они ворвутся в дом, начав ложную атаку в одном месте и ударив в другом. Их много, а на него одного приходится слишком большая площадь. И к тому ему за всеми не уследить. Они могут влезть на крышу и пролезть через верхние окна.
   Килкенни взглянул в сторону лавки Лезерса и заметил, как какой-то человек попытался проскользнуть из-за угла дома к его двери. Он быстро выстрелил. Раз… другой…
   Первый выстрел угодил бежавшему выше пояса, но вскользь, рядом с кобурой. Он пошатнулся, второй выстрел сшиб его с ног.
   Килкенни отшатнулся как раз в тот миг, когда в то место, где он только что стоял, ударила винтовочная пуля. Помедли он хоть секунду, и был бы уже ранен или мертв.
   Никаких шансов перенести Бриго в повозку. Днем точно, да и ночью вряд ли.
   И наконец они пошли на приступ.
   Некоторое время стояла тишина, и вдруг в заднюю дверь салуна ударил залп. Килкенни метнулся к передней двери и увидел, что ее атакуют полдюжины людей Хейла.
   Первая пуля Килкенни попала точно в цель, и один из нападавших покатился по земле. Загрохотали выстрелы, и он вдохнул жаркий, едкий пороховой дым, ощутив как будто удар хлыста по щеке от скользнувшей пули.
   Они отступили, оставив двоих лежать в пыли. Килкенни не знал никого из убитых. Он заткнул револьвер за пояс и, вытащив другой, стал заряжать его. Затем проверил еще один револьвер, из которого были сделаны два выстрела.
   Щека его пылала огнем; потрогав ее, он увидел на пальцах кровь и вытер руку о занавеску. Потом насыпал в карман дроби и встал с дробовиком у двери.
   Килкенни ждал. Стояла жара, и ждать было невмоготу. Хотелось выйти и перестрелять их. Трое из них, а может и четверо, были уже убиты или ранены.
   Выстрелов не слышно. Очевидно, они совещаются. Дробовик был его оружием возмездия; зная, что он творит с человеком, если стрелять с близкого расстояния, Килкенни даже колебался, стоит ли его применять.
   Из лавки Лезерса доносились голоса спорящих. Теперь, когда трое или четверо убиты, у них появились другие мысли. Вдруг его озарила идея.
   — Лежи спокойно и наблюдай, — сказал он Бриго. — Я ненадолго выйду на улицу.
   — На улицу? Собираетесь с ними драться?
   — Si… Вот этим. — Килкенни показал на двуствольный дробовик. — Они все сейчас в лавке. Я решу этот вопрос раз и навсегда.
   Он подошел к двери и несколько минут изучал обстановку, прислушиваясь к горячему спору в соседнем доме. Скоро должен приехать Прайс Диксон, а люди Хейла, несомненно, уже знают, что он встал на сторону Килкенни и Хэтфилдов. Он попадет в ловушку, из которой ему не выбраться, если только он, Килкенни, не расставит свою ловушку первым. Джейм Бриго может выжить только благодаря стараниям Диксона, так что на кон поставлены жизни их обоих.
   Килкенни выжидал. Солнце ушло, и под навесом была тень. Одним бесшумным рывком он переместился к лавке Лезерса, прижался к стене.
   До двери лавки еще добрых четыре шага, но, к счастью, на этом пути ни одного окна. Килкенни поднялся на крыльцо, хорошо понимая, что, если они оставили человека снаружи, его жизнь не стоит и ломаного гроша.
   Он сделал шаг и замер. Изнутри доносился голос Райта:
   — Малыш заплатит, говорю я вам. А если нет, мы просто возьмем несколько коров.
   — К дьяволу коров! Мне не нужны коровы, мне нужны деньги! И еще целая шкура, чтобы потратить их.
   — Я лично, — вступил другой голос, — не вижу никакого смысла лезть под пули за-ради какой-то бабы. Охотно верю, что эта девочка Риордан лакомая штучка, но если она хотела Хейла, она б сама его взяла. А она, я понимаю, сохнет по Килкенни, и убей меня Бог, у нее губа не дура.
   — Что с тобой, Тенди? — воскликнул Райт. — Хейл платит нам. Да и Килкенни этот слишком высоко занесся.
   Тенди засмеялся.
   — Ли, я полагаю так: если ты хочешь доказать, что ты еще выше, то вызови его на дуэль, и он тебя удовлетворит.
   — Это идея! — вскочил Райт. — Блеск! Вот так мы его и выманим. Я вызову его; а когда он выйдет на улицу, мы вольем в него свинца.
   На минуту воцарилась тишина. Килкенни уже стоял у самой двери.
   — Ли, — сказал Тенди, — это подлость. Я в такие игры не играю, и ты это знаешь. Я стрелок, но не убийца!
   — Тенди Уэйд, — предостерегающе сказал Райт, — когда-нибудь ты…
   — Можно теперь мне сказать? — перебил его Килкенни.
   Он стоял в проеме двери с дробовиком в руках. Райт обернулся — рот его приоткрылся, лицо исказила внезапная судорога. Тенди Уэйд широко развел руки, посмотрел на двуствольный дробовик и сказал:
   — Килкенни, отверни его в сторону, Христа ради!
   — В нем медвежья картечь, — небрежно сообщил Килкенни. — Я могу одним выстрелом изрешетить четверых-пятерых из вас, джентльмены, — у него хороший радиус. Мне бы страшно этого не хотелось, но если вы сами нарываетесь, что я могу поделать?
   — Полегче, парень! — взревел Райт. — Я…
   — Лезерс, — не обращая на него внимания, сказал Килкенни, — пройдись, собери у них оружие. Похлопай по бокам. Будет очень грустно, если один из ребят выхватит припрятанный револьвер и заставит меня изрешетить всех его друзей.
   Дрожащий от страха лавочник выполнил приказание, никто не произнес ни слова. Эти люди очень хорошо знакомы с оружием, и многие из них видели, что творит дробовик с такого расстояния. Когда собранные револьверы уже лежали у ног Килкенни, он помедлил, глядя на собравшихся:
   — Я слышал, Райт, ты собирался надуть меня и пристрелить.
   Райт выглядел больным и изможденным.
   — Простая болтовня. Я б ничего такого не сделал.
   На улице послышался стук копыт, и Килкенни заметил, что в глазах Райта блеснул огонек надежды.
   — Осторожно, Ли! — с угрозой сказал Килкенни. — Если я умру, вы умрете вместе со мной.
   — Да не двигаюсь я! Не стреляй, ради Бога!

Глава 21

   Частый стук копыт замер перед «Хрустальным дворцом». Килкенни не осмеливался ни оглянуться, ни пошевелиться. Не отводя от них глаз, он ногой отодвинул за себя кучу револьверов. Подождал. Стоит ему чуть повернуть голову, и они бросятся на него. Может быть, он успеет выстрелить. А может, и нет. Но через минуту будет мертв.
   По лбу Килкенни стекали капли пота, во рту пересохло. Он попытался сглотнуть и не смог. Ожидая нападения сзади, он прислонился спиной к дверному косяку. Единственное, что ему оставалось, — это выходить стреляя.
   Глядя в глаза сидевших перед ним мужчин, он читал их мысли. Их лица болезненно посерели. Смерть от выстрела дробовика — не самая легкая, а когда пойдет стрельба, неизвестно, кому что достанется. А у Килкенни, даже когда он опустошит дробовик, останутся еще два револьвера, да один за поясом. Все они были наслышаны, как он умеет обращаться с шестизарядником.
   По спине Килкенни ползли мурашки. Он видел, как Райт облизнул языком пересохшие губы. Один Тенди Уэйд казался спокойным. Но и у него глаза выдавали внутреннее напряжение. Они слышали на улице поскрипывание сапог, и сапог была не одна пара. Шли двое.
   В любой момент комната может превратиться в кровавый ад.
   В «Хрустальном дворце» хлопнула дверь.
   Не потерял ли Бриго сознание? А может, он уже скончался? Теперь шагов не было слышно, но все понимали, что кто-то пересекает пыльную улицу между «Дворцом» и лавкой. Внезапно шаги послышались совсем близко. Всего пять шагов…
   Лезерс соскользнул на пол в глубоком обмороке. Тенди с презрением посмотрел на него.
   Если на крыльце Малыш Хейл, то Килкенни конец. Но он заберет с собой всю их проклятую компанию. Если ему прикажут бросить оружие, он откроет огонь.
   Он взвел курки.
   — Нет! Ради Бога, Килкенни! — Он не понял, кто это сказал.
   Эти люди, хладнокровно вступавшие в бой на револьверах, бледнели и дрожали перед зевом дробовика.
   — Килкенни? — раздался за спиной голос Парсона Хэтфилда.
   — Входи, Парсон. Я полагаю, здесь все рады тебя видеть.
   Тенди Уэйд чиркнул спичкой и поджег потухшую сигарету.
   — Не буду говорить за всех, — сказал он, — но я, Парсон, еще никому в жизни так не радовался.
   Вошел Хэтфилд, за ним Бартрам и Раньон.
   — Где Малыш Хейл? — требовательно спросил Парсон.
   — Он дернул в Замок. Решил, что Данн и Рейвиц отвезли девушку туда, — охотно сообщил Уэйд. — Когда ее там не оказалось, он послал нас сюда.
   — Должно быть, он где-то свернул, потому что в Замке его нет. Вокруг Замка все как вымерло. А в доме мы нашли одного Хейла. Он застрелился.
   — Наверное, когда увидел нас, — заметил Раньон. — Я слышал выстрел.
   — Что будет с нами? — спросил Тенди Уэйд.
   Килкенни не успел ответить, его опередил Парсон Хэтфилд.
   — Мы заберем с собой Джеффа Небела и Ли Райта. Оба они причастны к убийству Моффита, и оба они были в той заварушке, когда убили Миллера, а Небел своей рукой застрелил Смизерса. По крайней мере, мы так считаем.
   — Забирайте, — сказал Килкенни и обратился к Уэйду: — Я слышал из-за двери, как ты ответил Райту. Ты слишком порядочный человек, Тенди, чтобы оставаться в этой банде. Уезжай отсюда, пока на тебя не надели петлю.
   — Спасибо, парень, — сказал Уэйд. — Это больше, чем я рассчитывал.
   — Вы, остальные, тоже садитесь верхом и марш отсюда. А если снова объявитесь в этих краях — повесим.
   Они толпой бросились к выходу. Хэтфилд уже увел Райта и Небела.
   Лезерс поднялся на ноги. Он выглядел больным и опустошенным.
   — Даю тебе двадцать четыре часа, — сказал Килкенни. — Забирай, что сможешь, и убирайся. И никогда не возвращайся обратно.
   Килкенни вышел из лавки на пыльную улицу. Он хотел посмотреть, как Прайс управляется с Бриго, но в конце улицы показались ехавшие бок о бок два всадника.
   Дэн Купер и Кэйн Брокмэн. Они подъехали прямо к нему. Купер достал кисет и свернул самокрутку.
   — Похоже, я ставил не на ту лошадь, — произнес он. — Ну, как дела? Готова для меня веревка? Или я вытянул билет в дальние края?
   — А как бы тебе хотелось?
   — Эх, мы с Кэйном тут немного потолковали. Мы оба ставили на тебя, и оба выиграли кучу денег. Оба мы любим высокие горы. Вот и подумали, если вы не прочь, мы бы сделали заявку на какой-нибудь участок в тех горах.
   — Места здесь потрясающие, — выжидательно вставил Кэйн. — Но если вы скажете «нет», мы отвалим.
   Килкенни некоторое время переводил взгляд с одного на другого и наконец сказал:
   — Я рад, что вы так решили, Кэйн, ранчо Моффита теперь пустует. Джеку одному с таким хозяйством не справиться, так что если ты захочешь купить его или работать на паях, у тебя уже есть готовый дом. Дэн. ранчо Смизерса тоже осталось без мужских рук. Мы могли бы поговорить с его семьей. А если нет — кругом полно хороших земель. Мы будем рады таким соседям.
   Он пошел к «Дворцу». В дверях его встретила Рита.
   — С ним все в порядке, — сказала она. — Прайс сделал все, что мог. Он сейчас с Бриго.
   — Хорошо. — Килкенни обнял девушку, притянул ее к себе, их губы слились в долгом поцелуе.
   — О, Лэнс! — прошептала она. — Не отпускай меня! Всегда держи меня в своих объятиях. Я так долго была одинока!
   — Рита, теперь я никуда тебя не отпущу. Я тоже слишком долго был одинок. Какое бы будущее нас ни ожидало, лучше встретить его вместе.
   В последующие дни город медленно приходил в себя. Две вдовы въехали в лавку Лезерса и приняли его хозяйство. Килкенни и Бартрам помогли им поставить дело. Руины «Мекки» были расчищены. Ван Хоукинс, бывший актер из Сан-Франциско, купил у Риты «Хрустальный дворец», и Килкенни начал строить на старом месте новый, более удобный дом. Но и трудностей было не мало. По вечерам Килкенни подолгу разговаривал с Ритой. Он видел, что она мало спит, и знал отчего.
   Хэтфилды никуда не выезжали без оружия, и даже Стив Раньон, раньше никогда не носивший револьвера, теперь не расставался с ним. О Малыше Хейле не было ни слуху ни духу. Но он постоянно был у всех на уме. После самоубийства своего отца он таинственно и бесследно исчез. Никто не представлял, что он задумал и где скрывается.
   Однажды Сол Хэтфилд подъехал к участку Килкенни и остановился, наблюдая, как тот работает.
   — Как дела? С домом вроде все в порядке, — сказал он наконец.
   — Строимся помаленьку. Как здоровье отца?
   — А чего ему? Он не меняется. Стал вот иногда жаловаться на погоду. Ревматизм, наверное.
   — Ну как, выкопали у Смизерсов картошку?
   — Вроде да. Хороший в этом году урожай.
   — Он был бы доволен. Смизерс был хозяин что надо. — Лэнс положил ладонь на холку лошади. — В чем дело, Сол?
   — Мы с Куинсом объезжали пастбища и увидели следы копыт… свежие. Кто-то пересек ручей и уехал в горы. Мы прошли по этим следам, нашли на коре дерева белый конский волос.
   Малыш Хейл всегда ездил на белой кобыле — альбиноске.
   — И куда вели следы?
   — В ту дикую местность, через которую мы ехали в Блейзер. Ни один человек не поедет туда без большой нужды, но зато какое укрытие! Там уж на него никто не наткнется.
   — А по обратным следам вы прошлись?
   — Ага. Похоже, что он ездил вокруг Седара, что-то высматривал.
   — Так, Сол. Кажется, мне надо съездить в Седар. Кое-что купить. Я могу застрять там на несколько дней.
   — Ясно. — Сол выпрямился в седле. — По этим следам любой пройдет. Четкий след.
   — То-то и опасно. Вроде охоты на гризли.
   Килкенни оседлал длинноногую светло-рыжую кобылу с черными бабками и отправился в город. Малыш Хейл не высунул бы носа, если бы не замыслил какую-нибудь подлость. Как говорил Сол, этот человек нацелен на убийство, даже если оно грозит ему гибелью. Лэнс никогда не верил, что Малыш может так просто уехать. Скорее всего где-то окопался, зализывает душевные раны и копит ненависть.
   Килкенни подъехал к дому Риты. Салли последнее время жила у нее, и Рита помогала девушке готовиться к свадьбе.
   Рита подошла к двери с шитьем в руках. По выражению лица Килкенни она сразу догадалась: что-то его тревожит.
   — Что случилось, Лэнс? Малыш?..
   — Он где-то здесь, Рита. Ну, принимай гостя к обеду.
   — Отведи лошадь в сарай и приходи. Там в бадье есть овес.
   — Баловство! Портить хорошую скотину, — проворчал он. — Теперь, как только я сяду верхом на нее, она будет стрелой лететь сюда.
   — Так это же замечательно! — рассмеялась Рита. — А поскольку ты будешь появляться вместе с ней, я и тебя покормлю.
   Килкенни сидел у окна, когда на улице показались Куинс и Сол, а через несколько минут появились Дэн Купер и Кэйн Брокмэн.
   Брокмэн отправился во «Дворец» и, очевидно, пропустил стаканчик. Выйдя из салуна, он уселся на скамейке, которая стояла на крыльце, и закурил сигару.
   Килкенни беззвучно выругался. Рита подняла на него взгляд.
   — Что случилось?
   — Да вон… явились. Собираются защищать меня, не иначе.
   — Ну и молодцы. Откуда ты знаешь, что Малыш будет один?
   Этого Килкенни действительно не знал, с Малышом вполне мог быть кто-то еще. По этому краю бродило немало хищников, всегда готовых присоединиться к тому, кто поведет их на поиски добычи.
   Комната, в которой сидел Килкенни, была прелестна: на окнах кружевные занавески, на полочках — фарфоровые блюда, на стенах — несколько картин. Рита вытерла руки о передник и позвала его. Он еще раз выглянул на улицу и подошел к столу. Раскрасневшаяся Салли выглядела очень хорошенькой.
   В дверь постучали, и вошел Бартрам. Килкенни улыбнулся Салли.
   — То-то ты разрумянилась.
   — Мужчине не часто удается отведать до свадьбы жениного печенья, — сказал Барт. — А мне повезло!
   — Хвали Риту, а не меня. Это она его пекла.
   — Рита? А я и не знал, что ты умеешь готовить, — притворно удивился Килкенни.
   — Но это же неправда, Лэнс! Я и раньше тебе готовила.
   Дверь приоткрылась, в нее просунулась голова Кэйна Брокмэна.
   — Килкенни, он подъезжает. Может, разрешишь мне?
   — Нет. — Килкенни вытер рот салфеткой. — Если он ищет неприятностей, то ему нужен я. — Он встретился глазами с Ритой. — Не наливай мне пока кофе, дорогая, а то остынет.
   В дальнем конце улицы показался Малыш Хейл на своей белой кобыле. Он подъехал к коновязи и спешился, потом привязал лошадь, повесил шляпу на переднюю луку и вышел на середину улицы.
   Килкенни спустился по ступенькам крыльца. Перед домом цвели розы, их сладкий аромат ударил ему в ноздри. Почувствовал он и запах жирной свежевскопанной земли в огороде. Где-то стрекотала сорока.
   Килкенни открыл калитку и вышел, бережно прикрыв ее за собой.
   Оно и к лучшему — покончить со всем этим одним махом, а не превращать ожидание в постоянный кошмар. Хорошо бы обойтись без этого, но не удастся.
   Сол Хэтфилд стоял на крыльце лавки, держа винтовку на сгибе руки. Кэйн откинулся на стуле перед салуном. Другие мужчины, сидевшие рядом с ним на лавочке, куда-то исчезли. Куинс присел на корточках под глинобитной стеной с винтовкой на коленях. Все тут — на случай, если он промахнется.
   Промахнется? Он никогда не промахивался. Однако, рано или поздно, это случается с каждым. В один прекрасный день в глаз попадает соринка, револьвер цепляется за кобуру или дает осечку.
   Было очень жарко, в отдалении погромыхивал гром. Скоро на их поля прольется благословенный дождь. Там, у них в горах, дожди идут чаще, чем здесь, в долине. Упали первые редкие капли. Странно, он и не заметил, как собрались тучи. Наверное, начинается скорая, буйная горная гроза.
   Теперь он видел Малыша более отчетливо. Всегда гладко выбритый, Малыш зарос теперь густой щетиной. Не было на нем и его любимого пижонского жилета из бизоньей кожи. Только револьверы были прежние, да еще горящие глаза.
   Внезапно Хейл остановился, и в тот же миг остановился и Килкенни. Он был совершенно спокоен. Лицо Малыша покрывала нездоровая бледность. Живыми казались только глаза.
   — Я пришел убить тебя! — Голос звучал напряженно и резко.
   — Не стоит, Малыш. Ты всегда можешь уехать и забыть обо всем.
   Килкенни понимал, что слова уже ничего не значили. Один из них должен умереть. И все же, какая эта нелепость. Он не ощущал тревоги, не было в нем и жажды мести. Осталось лишь чувство великой жалости. Ну почему мы так и не научились понимать, что оружием ничего нельзя разрешить?
   Что-то сверкнуло в странных глазах Малыша, и Килкенни, не поворачивая головы, положил ладонь на рукоятку револьвера, и тот сам оказался в его руке, зажатый мертвой хваткой. Потом, словно подчиняясь собственной воле, револьвер дернулся в его руке, жестко отдавшись в захвате, — один раз, второй…
   Дуло, нацеленное на Килкенни, полыхнуло пламенем, и что-то острой болью пронзило его правый бок. Револьвер прогремел еще раз, но пуля, предназначенная Килкенни, ушла в пыль — колени Малыша подогнулись, и на рубашке, над самым сердцем, расплылось алое пятно.
   Малыш Хейл упал лицом в пыль, вытянув ноги, и над длинной, пыльной улицей Седара воцарилась мертвая тишина.
   Килкенни стоял все так же прямо, перезаряжая револьвер. Потом он положил его в кобуру и зашагал обратно к дому, но улица вдруг показалась ему на удивление крутой. Он увидел, как Рита отворила калитку и побежала ему навстречу.
   Тогда Килкенни остановился и почувствовал, что нога стала влажной. Он посмотрел на себя и увидел на боку кровь. Он пошел дальше, борясь со своими ногами, неожиданно ставшими непослушными и неуклюжими. К нему подбежала Рита.
   — Лэнс? О, Лэнс…
   — Я в порядке, — сказал он.
   Рука Кэйна Брокмэна подхватила его с одной стороны, с другой подоспел Куинс.
   Килкенни сидел в кресле, когда вошел Прайс Диксон.
   — Если вы, ребята, не прекратите палить друг в друга, мне придется открывать собственное дело, — сказал он.
   Осмотрев раненого, Диксон не сдержал вздоха облегчения.
   — С Лэнсом все в порядке, — сообщил он попозже. — Пуля прошла над тазобедренной костью. Задета мякоть, ну в небольшой шок. Он скоро поправится.
   Вошла Рита.
   — Ну как, налить тебе наконец кофе? — весело спросила она.
   — Пусть нальет Салли, — сказал он. — А ты посиди со мной.