– Сначала поедим, потом пойдешь к тете.
– Па, а можно обедать с козлом?
– Можно, только ты и ему дай поесть.
За столом было весело. Лин обмакнула козла в суп, козел не заплакал, а мама ее не побила.
Потом мать убирала посуду, а дети играли с отцом. Чем больше Лао Ли смотрел на детей, тем отчетливее понимал, как тесно связывают его с ними незримые нити. Ин был весь в отца, такой же рот, такие же глаза, большие, наивные.
«Наверно, я в детстве тоже был смуглым, – подумал Лао Ли. – А у Лин короткие руки и ноги. Со временем она, пожалуй, станет похожей на мать. Как сложится у них жизнь? Неизвестно. Скорее всего, Ин станет таким, как он, а Лин – как мать. Нет, так не должно быть!»
– Лин, подойди к папе, я тебя поцелую. – Потом он крикнул: – А что, у Лин нет приличного халатика?
– Разве этот не хорош? – отозвалась из кухни жена так громко, будто хотела, чтобы ее услышали на улице. – У нее есть еще один, фиолетовый, но я берегу его для
праздника.
«Нашла что беречь! Какой-то паршивый халат! – в сердцах подумал Лао Ли. – Девчонке нужно сделать новый халат! Если ее хорошо одеть, она будет премиленькой. Думаю, что и мать полюбуется ею. Но халата пока нет, что же напрасно говорить!»
– До вечера, Лин.
– Па, купи олехов! – Девочка считала, что всякий раз папа будет приносить орехи.
– Па, а мне еще одну корову, чтобы две. было, – попросил мальчик, полагая, что всякий раз папа будет приносить коров.
На пороге Лао Ли остановился, жена не вышла его проводить. Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта – там стояла какая-то женщина, Лао Ли не разглядел ее, только заметил красное платье.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1
2
3
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
– Па, а можно обедать с козлом?
– Можно, только ты и ему дай поесть.
За столом было весело. Лин обмакнула козла в суп, козел не заплакал, а мама ее не побила.
Потом мать убирала посуду, а дети играли с отцом. Чем больше Лао Ли смотрел на детей, тем отчетливее понимал, как тесно связывают его с ними незримые нити. Ин был весь в отца, такой же рот, такие же глаза, большие, наивные.
«Наверно, я в детстве тоже был смуглым, – подумал Лао Ли. – А у Лин короткие руки и ноги. Со временем она, пожалуй, станет похожей на мать. Как сложится у них жизнь? Неизвестно. Скорее всего, Ин станет таким, как он, а Лин – как мать. Нет, так не должно быть!»
– Лин, подойди к папе, я тебя поцелую. – Потом он крикнул: – А что, у Лин нет приличного халатика?
– Разве этот не хорош? – отозвалась из кухни жена так громко, будто хотела, чтобы ее услышали на улице. – У нее есть еще один, фиолетовый, но я берегу его для
праздника.
«Нашла что беречь! Какой-то паршивый халат! – в сердцах подумал Лао Ли. – Девчонке нужно сделать новый халат! Если ее хорошо одеть, она будет премиленькой. Думаю, что и мать полюбуется ею. Но халата пока нет, что же напрасно говорить!»
– До вечера, Лин.
– Па, купи олехов! – Девочка считала, что всякий раз папа будет приносить орехи.
– Па, а мне еще одну корову, чтобы две. было, – попросил мальчик, полагая, что всякий раз папа будет приносить коров.
На пороге Лао Ли остановился, жена не вышла его проводить. Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта – там стояла какая-то женщина, Лао Ли не разглядел ее, только заметил красное платье.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1
Госпожа Чжан шла к госпоже Ли во всеоружии: она несла пакет с фруктами, четыре фотографии с пейзажами, свитки с изречениями и шесть пар носочков.
В глазах госпожи Чжан жена Лао Ли была настоящей деревенской женщиной. А деревенских жителей, особенно женщин, госпожа Чжан извиняла, жалела и всячески старалась им помочь. Не успела гостья войти, как слова потекли рекой, и госпоже Ли показалось, что в голове у неё бешено завертелась граммофонная пластинка. Ей ничего не оставалось, как стоять с открытым ртом и глотать воздух. Госпожа Чжан действовала по велению сердца и ни капли но зазнавалась. Из двух слов – «деревенская женщина» – для нее важно было слово «женщина», а женщина всегда остается женщиной. Определение «деревенская» говорило лишь о том, что у женщины своеобразный выговор, что она ничего не знает, но зато честна и простодушна. С помощью госпожи Чжан деревенская женщина со временем станет настоящей красавицей. В этом госпожа Чжан уверена, и в ее уверенности нет и следа высокомерия.
Ин и Лин – сущие сокровища. Госпожа Чжан тут же решила, что должна стать приемной матерью Лин. Она вспомнила, что дома, в шкафу, у нее спрятаны две деревянные чашечки, покрытые красным лаком, а в левом ящике стола есть еще серебряный замочек на шелковом шнурке с нанизанными на него красными бусинками. Да, Лин непременно должна стать ее приемной дочерью. Тем более, что для этого есть все необходимое: и чашечки, и замочек, и приемная дочь, и приемная мать. Осталось только соединить их в одно целое.
Госпожа Ли не знала, что ответить на предложение госпожи Чжан, и продолжала стоять с открытым ртом. Она боялась, как бы муж не рассердился.
Видя, что она в замешательстве, госпожа Чжан сказала:
– Не бойся мужа! Девочку ведь ты растила. Лин, подойди, поклонись приемной матери!
«Девочка в конце концов моя, – подумала госпожа Ли. – Не он ведь рожал». И госпожа Ли велела дочери поклониться. Засунув в рот большой палец, девчушка моргала глазами и думала, но, так и не придумав ничего хорошего, стала медленно кланяться. Потом она что-то сообразила и заважничала. Должна же она похвастаться хотя бы перед Ином, потому что у нее есть приемная мама, а у него нет! У приемной мамы рука сухая-сухая. А когда она смеется, то похожа на печеное яблоко, коричневое и сморщенное.
Ин надул губы. Он тоже хотел кланяться, но никто его об этом не просил. Госпожа Чжан засмеялась:
– Мне не нужен мальчик, мальчики такие озорные! Посмотри, какая у меня доченька послушная! А для тебя, Ин, я завтра найду маленькую невесту. Хочешь, чтобы ее принесли в паланкине или на машине привезли?
– Лучше всего на поезде! – Ин еще не забыл, как они ехали в Пекин. Раз у него будет невеста, которую привезут на поезде, приемная мама ни к чему! Мальчик перестал сердиться.
Заговорив о мальчишках, госпожа Чжан вспомнила о собственном сыне и рассказала госпоже Ли всю его историю, начиная с первого месяца [28] и до того момента, когда расстроилось его сватовство с невестой из дома Ци по улице Великой простоты. Она выпалила все это одним духом и говорила так быстро, что ничего нельзя было понять. Под конец она сказала:
– Знаешь, сестра, вырастить детей в наш век – дело нелегкое, особенно сыновей, беда с ними! Смотри, с Лао Ли глаз не спускай! С этими мужчинами в любом возрасте от шестнадцати и до шестидесяти шести может что угодно приключиться. Так что не доверяй ему; сестра, не доверяй! Ты деревенская и еще не знаешь, что такое город. Здесь все мужчины и женщины – лисы-оборотни [29]! Поухаживают друг за другом, скажут два-три слова, и готово, спелись. Мы, люди старой закалки, должны быть начеку!
Госпожа Ли давно все это знала, но не верила, не смела думать, что ее муж способен на такое. Теперь же, когда она услышала об адом от приемной матери Лин, в душе родились сомнения. Да, здесь в Пекине они с мужем равны, и хотя он хозяин, но… надо все время следить за ним. Однако госпоже Чжан она ничего не ответила, только головой кивнула. Она умеет стряпать, вести хозяйство, но как в большом городе удержать мужа, не знает. Нельзя действовать сгоряча. А может, госпожа Чжан хочет все выведать у нее, считает ее дурой набитой! Надо быть похитрее.
– Дня через два загляну к вам, а сейчас мне пора. Дома куча дел, – говорила госпожа Чжан, продолжая сидеть. – Доченька, приходи завтра проведать свою мамочку. Запомни: Коридорный переулок, девять. – И она рассмеялась.
– Лидолный пелеулок… – залепетала девочка, ни слова не поняв из того, что сказала приемная мама.
– Поужинаем вместе, потом пойдете, – произнесла госпожа Ли фразу, которую приготовила давно, с самого первого дня, как приехала в Пекин. При Чжан Дагэ и Дине Втором она забыла о ней, что вызвало недовольство мужа. И вот представился благоприятный случай исправить оплошность.
– На днях зайду, дома куча дел, – повторила госпожа Чжан, выпив еще чашку чаю. Наконец она поднялась.
– Доченька, я пришлю тебе красную деревянную чашечку и серебряный замочек. – Она снова села. – Ину тоже нужно что-нибудь принести. Верно, Ин?
– Я хочу… – мальчик подумал, – тоже чашечку, мама.
– Она моя мама, – сказала девочка.
– Видишь, какая она у меня смелая. Мне и в самом деле пора.
Госпожа Чжан вышла во двор. Там возле печки возилась старуха. Разве можно обойти вниманием хозяйку госпожи Ли? И госпожа Чжан обратилась к ней с вопросом:
– Уголь подкладываете, госпожа?
– Не называйте меня так! Я еще не старая, мне всего шестьдесят пять, хотя из дому почти не выхожу. – Старуха нарочно вышла во двор разузнать, что происходит у соседей, и, конечно, не упустила случая поговорить.
– Как ваша фамилия?
– Чжан.
– О! Так это ваш муж снимал дом?
– Конечно. Он работает вместе с Лао Ли. Они друзья. Вы уж будьте к ним повнимательнее. – Госпожа Чжан потянула за руку девочку и бросила взгляд на госпожу Ли.
– Знаете, соседи бывают лучше родственников. Взять хотя бы госпожу, какая хорошая: за весь день от нее слова не услышишь. А детишки – что за прелесть! Где твоя корова, Ин? Мне так нравится этот веселый крепыш. Ребятишки такие приветливые! А у Лин какая славная мордашка!
– У вас, кажется, тоже есть дети?
– И не говорите! Сын у меня и дочка. Дочь уехала с мужем в Нанкин и за десять лет ни разу меня не проведала. А сын? – горе мое. – Старуха понизила голос – Женился… – Она кивнула в сторону комнаты, выходящей на восток. – А потом такое выкинул, что сказать совестно. Чужим ни за что не сказала бы, засмеют.
– Да разве мы чужие? – воскликнула госпожа Чжан, которой, конечно, не терпелось «узнать, что произойдет в следующей главе» [30].
– Женился на такой приличной, такой умной девушке… и укатил куда-то! Уж месяца четыре не показывается дома. Ой, старая я, старая, за что мне такие мученья? За какие грехи? И жена его, такая хорошая, такая молоденькая, страдает. Как посмотрю на нее – сердце разрывается. И детей у них нет. Какая ты миленькая, Лин! У тебя уже приемная мама есть. – Старуха подслушала, по крайней мере, половину разговора.
Девочка рассмеялась и засунула пальчик в рот.
– Мы еще как-нибудь поговорим об этом, госпожа. У каждой матери целый короб обид на детей.
– Не называйте меня так, вы старше [31].
– Да нет же, моложе, мне всего сорок девять. Совсем забыла спросить, как ваша драгоценная фамилия?
– Ма. Вы даже не зашли ко мне выпить чаю!
– На днях зайду, непременно, прямо к вам.
Госпожа Ма вместе с госпожой Ли пошла проводить госпожу Чжан, можно было подумать, что обе они – ее сестры.
В глазах госпожи Чжан жена Лао Ли была настоящей деревенской женщиной. А деревенских жителей, особенно женщин, госпожа Чжан извиняла, жалела и всячески старалась им помочь. Не успела гостья войти, как слова потекли рекой, и госпоже Ли показалось, что в голове у неё бешено завертелась граммофонная пластинка. Ей ничего не оставалось, как стоять с открытым ртом и глотать воздух. Госпожа Чжан действовала по велению сердца и ни капли но зазнавалась. Из двух слов – «деревенская женщина» – для нее важно было слово «женщина», а женщина всегда остается женщиной. Определение «деревенская» говорило лишь о том, что у женщины своеобразный выговор, что она ничего не знает, но зато честна и простодушна. С помощью госпожи Чжан деревенская женщина со временем станет настоящей красавицей. В этом госпожа Чжан уверена, и в ее уверенности нет и следа высокомерия.
Ин и Лин – сущие сокровища. Госпожа Чжан тут же решила, что должна стать приемной матерью Лин. Она вспомнила, что дома, в шкафу, у нее спрятаны две деревянные чашечки, покрытые красным лаком, а в левом ящике стола есть еще серебряный замочек на шелковом шнурке с нанизанными на него красными бусинками. Да, Лин непременно должна стать ее приемной дочерью. Тем более, что для этого есть все необходимое: и чашечки, и замочек, и приемная дочь, и приемная мать. Осталось только соединить их в одно целое.
Госпожа Ли не знала, что ответить на предложение госпожи Чжан, и продолжала стоять с открытым ртом. Она боялась, как бы муж не рассердился.
Видя, что она в замешательстве, госпожа Чжан сказала:
– Не бойся мужа! Девочку ведь ты растила. Лин, подойди, поклонись приемной матери!
«Девочка в конце концов моя, – подумала госпожа Ли. – Не он ведь рожал». И госпожа Ли велела дочери поклониться. Засунув в рот большой палец, девчушка моргала глазами и думала, но, так и не придумав ничего хорошего, стала медленно кланяться. Потом она что-то сообразила и заважничала. Должна же она похвастаться хотя бы перед Ином, потому что у нее есть приемная мама, а у него нет! У приемной мамы рука сухая-сухая. А когда она смеется, то похожа на печеное яблоко, коричневое и сморщенное.
Ин надул губы. Он тоже хотел кланяться, но никто его об этом не просил. Госпожа Чжан засмеялась:
– Мне не нужен мальчик, мальчики такие озорные! Посмотри, какая у меня доченька послушная! А для тебя, Ин, я завтра найду маленькую невесту. Хочешь, чтобы ее принесли в паланкине или на машине привезли?
– Лучше всего на поезде! – Ин еще не забыл, как они ехали в Пекин. Раз у него будет невеста, которую привезут на поезде, приемная мама ни к чему! Мальчик перестал сердиться.
Заговорив о мальчишках, госпожа Чжан вспомнила о собственном сыне и рассказала госпоже Ли всю его историю, начиная с первого месяца [28] и до того момента, когда расстроилось его сватовство с невестой из дома Ци по улице Великой простоты. Она выпалила все это одним духом и говорила так быстро, что ничего нельзя было понять. Под конец она сказала:
– Знаешь, сестра, вырастить детей в наш век – дело нелегкое, особенно сыновей, беда с ними! Смотри, с Лао Ли глаз не спускай! С этими мужчинами в любом возрасте от шестнадцати и до шестидесяти шести может что угодно приключиться. Так что не доверяй ему; сестра, не доверяй! Ты деревенская и еще не знаешь, что такое город. Здесь все мужчины и женщины – лисы-оборотни [29]! Поухаживают друг за другом, скажут два-три слова, и готово, спелись. Мы, люди старой закалки, должны быть начеку!
Госпожа Ли давно все это знала, но не верила, не смела думать, что ее муж способен на такое. Теперь же, когда она услышала об адом от приемной матери Лин, в душе родились сомнения. Да, здесь в Пекине они с мужем равны, и хотя он хозяин, но… надо все время следить за ним. Однако госпоже Чжан она ничего не ответила, только головой кивнула. Она умеет стряпать, вести хозяйство, но как в большом городе удержать мужа, не знает. Нельзя действовать сгоряча. А может, госпожа Чжан хочет все выведать у нее, считает ее дурой набитой! Надо быть похитрее.
– Дня через два загляну к вам, а сейчас мне пора. Дома куча дел, – говорила госпожа Чжан, продолжая сидеть. – Доченька, приходи завтра проведать свою мамочку. Запомни: Коридорный переулок, девять. – И она рассмеялась.
– Лидолный пелеулок… – залепетала девочка, ни слова не поняв из того, что сказала приемная мама.
– Поужинаем вместе, потом пойдете, – произнесла госпожа Ли фразу, которую приготовила давно, с самого первого дня, как приехала в Пекин. При Чжан Дагэ и Дине Втором она забыла о ней, что вызвало недовольство мужа. И вот представился благоприятный случай исправить оплошность.
– На днях зайду, дома куча дел, – повторила госпожа Чжан, выпив еще чашку чаю. Наконец она поднялась.
– Доченька, я пришлю тебе красную деревянную чашечку и серебряный замочек. – Она снова села. – Ину тоже нужно что-нибудь принести. Верно, Ин?
– Я хочу… – мальчик подумал, – тоже чашечку, мама.
– Она моя мама, – сказала девочка.
– Видишь, какая она у меня смелая. Мне и в самом деле пора.
Госпожа Чжан вышла во двор. Там возле печки возилась старуха. Разве можно обойти вниманием хозяйку госпожи Ли? И госпожа Чжан обратилась к ней с вопросом:
– Уголь подкладываете, госпожа?
– Не называйте меня так! Я еще не старая, мне всего шестьдесят пять, хотя из дому почти не выхожу. – Старуха нарочно вышла во двор разузнать, что происходит у соседей, и, конечно, не упустила случая поговорить.
– Как ваша фамилия?
– Чжан.
– О! Так это ваш муж снимал дом?
– Конечно. Он работает вместе с Лао Ли. Они друзья. Вы уж будьте к ним повнимательнее. – Госпожа Чжан потянула за руку девочку и бросила взгляд на госпожу Ли.
– Знаете, соседи бывают лучше родственников. Взять хотя бы госпожу, какая хорошая: за весь день от нее слова не услышишь. А детишки – что за прелесть! Где твоя корова, Ин? Мне так нравится этот веселый крепыш. Ребятишки такие приветливые! А у Лин какая славная мордашка!
– У вас, кажется, тоже есть дети?
– И не говорите! Сын у меня и дочка. Дочь уехала с мужем в Нанкин и за десять лет ни разу меня не проведала. А сын? – горе мое. – Старуха понизила голос – Женился… – Она кивнула в сторону комнаты, выходящей на восток. – А потом такое выкинул, что сказать совестно. Чужим ни за что не сказала бы, засмеют.
– Да разве мы чужие? – воскликнула госпожа Чжан, которой, конечно, не терпелось «узнать, что произойдет в следующей главе» [30].
– Женился на такой приличной, такой умной девушке… и укатил куда-то! Уж месяца четыре не показывается дома. Ой, старая я, старая, за что мне такие мученья? За какие грехи? И жена его, такая хорошая, такая молоденькая, страдает. Как посмотрю на нее – сердце разрывается. И детей у них нет. Какая ты миленькая, Лин! У тебя уже приемная мама есть. – Старуха подслушала, по крайней мере, половину разговора.
Девочка рассмеялась и засунула пальчик в рот.
– Мы еще как-нибудь поговорим об этом, госпожа. У каждой матери целый короб обид на детей.
– Не называйте меня так, вы старше [31].
– Да нет же, моложе, мне всего сорок девять. Совсем забыла спросить, как ваша драгоценная фамилия?
– Ма. Вы даже не зашли ко мне выпить чаю!
– На днях зайду, непременно, прямо к вам.
Госпожа Ма вместе с госпожой Ли пошла проводить госпожу Чжан, можно было подумать, что обе они – ее сестры.
2
После работы Лао Ли отправился к Чжанам за свитками с изречениями: идти ему совсем не хотелось, но раз Чжан Дагэ позвал, отказываться было неловко. Лао Ли не любил все эти украшения, но в то же время боялся обидеть Чжан Дагэ. Уж лучше пойти на уступки. Госпожа Чжан как раз только что вернулась домой и, увидев Лао Ли, воскликнула:
– О! Родственник пришел.
Лао Ли оторопел: как это он вдруг попал в родственники?
Госпожа Чжан поспешила рассказать ему, как стала приемной матерью Лин, и, разумеется, не поскупилась на подробности. Лао Ли обрадовался: если сама госпожа Чжан сочла возможным стать приемной матерью его дочурки, значит, девочка и в самом деле мила. А он, отец, не заметил этого.
– Моя младшая сестра, – она имела в виду жену Лао Ли, – совсем не дурна собой: лицо как лицо, ноги как ноги; не суетливая, скромная. Вы должны быть счастливы, дорогой Лао Ли. О лучшей жене и мечтать нечего. Порядочная, честная. А детишки просто золотые. Выбросьте из головы всякие глупости. Вы не мальчик. Довольствуйтесь тем, что имеете, – это главное в жизни. Посмотрите на госпожу Ма.
– Это какую госпожу Ма?
– Ну, пашу хозяйку. Вот уж у кого судьба незавидная. Сын ее привел в дом хорошую жену, а сам укатил и четыре месяца глаз не кажет. Да я на месте госпожи Ма искусала бы его.
В этот момент вошел Чжан Дагэ.
– Кого это ты собираешься кусать? – Ему показалось, что разговор идет о нем.
– Успокойся, никто на тебя не покушается! Мы говорим о сыне госпожи Ма.
Чжан Дагэ был осведомлен о делах семьи Ма. Он быстро зажег трубку, прищурил левый глаз и, приняв эстафету от жены, продолжал. Дом, который он снял для Лао Ли, принадлежит госпоже Ма. Она купила его недавно, ее обманули – дом сделан не на совесть. Разве может старуха купить что-нибудь приличное? Чжан Дагэ разумел иод «старухами» всех женщин, в том числе и свою жену. Сначала Ма жили в этом доме одни. Вскоре после переезда сыграли свадьбу – из-за свадьбы, видимо, и поторопились с покупкой дома; ну, а раз поторопились, пришлось переплатить, впрочем, это их ни в коей мере не оправдывает. Чжан Дагэ бросил взгляд на жену. Сын госпожи Ма преподавал в средней школе и взял в жены совсем молоденькую девушку, выпускницу, по фамилии Хуан, очень хорошенькую. Не прошло и полгода после свадьбы, Чжан Дагэ прищурил левый глаз, как сын госпожи Ма сошелся с преподавательницей музыки. Сначала они поселились где-то рядом, а потом укатили на юг. Уже прошло четыре месяца, говоришь? Да он, может, и через четыре года не приедет! И все потому, что весы оказались неточными!
Сын сбежал, старушке пришлось сдать дом. На эти деньги и скудные сбережения свекровь со снохой и существуют.
Лао Ли уже знал, что госпожа Чжан отнесла свитки с изречениями, Чжан Дагэ как будто сказал все, что хотел. Самое время распрощаться. Да и госпожа Чжан, вопреки обыкновению, не оставляла его ужинать, а, наоборот, торопила:
– Идите скорее домой, как-нибудь придете вместе с госпожой Ли, я приготовлю что-нибудь вкусное. А дочурке передайте, что дня через два приемная мама принесет ей чашечку. Не забудьте же!
Женщина в красном наконец обрела в сознании Лао Ли реальные черты. Фамилия ее Хуан, она хороша собой, покинута, несчастна! Любовь – горячее чувство и в то же время самое холодное! А что, если бы ему, Лао Ли, с кем-нибудь… С кем? Впрочем, это все равно, взять да сбежать. А жена, сын, дочь? Как бы они страдали! Чжан Дагэ прав. Об этом и думать нельзя. Пошлость, конечно, противна, но она убивает пустые иллюзии и спасает людей, отравленных ими. Однако прописные истины способны убить романтику, а значит, идеалы и революцию! Лао Ли подошел к своему переулку. Так не хочется домой, но надо идти. Лин – это крохотное милое создание – приемная дочь госпожи Чжан. Какая мерзость!
Он пришел домой.
– Па! – мальчик ждал его у двери. – Ты знаешь, пап, у Лин теперь есть приемная мама – госпожа Чжан, она принесет ей чашечку и серебряный замочек. А как же я? Пусть у меня мама будет приемной мамой. Ты дай ей денег, она мне тоже купит чашечку, а замочка нс надо, и еще двух лошадок резиновых. Ту, что ты принес, я, наверно, порвал: дул-дул, так и не надул.
Никогда еще Лао Ли так не смеялся.
– А знаешь, па, соседская тетя тоже пробовала надуть и тоже не смогла. Она красивая, у нее большие глаза, совсем как… – мальчик захлопал глазами, – как две маленькие луны! А руки – мягкие, тонкие, не такие, как у мамы. Зато мамиными руками хорошо почесать спину, они колючие.
– Вот мама услышит, она тебе задаст! – сказал Лао Ли, перестав смеяться.
– О! Родственник пришел.
Лао Ли оторопел: как это он вдруг попал в родственники?
Госпожа Чжан поспешила рассказать ему, как стала приемной матерью Лин, и, разумеется, не поскупилась на подробности. Лао Ли обрадовался: если сама госпожа Чжан сочла возможным стать приемной матерью его дочурки, значит, девочка и в самом деле мила. А он, отец, не заметил этого.
– Моя младшая сестра, – она имела в виду жену Лао Ли, – совсем не дурна собой: лицо как лицо, ноги как ноги; не суетливая, скромная. Вы должны быть счастливы, дорогой Лао Ли. О лучшей жене и мечтать нечего. Порядочная, честная. А детишки просто золотые. Выбросьте из головы всякие глупости. Вы не мальчик. Довольствуйтесь тем, что имеете, – это главное в жизни. Посмотрите на госпожу Ма.
– Это какую госпожу Ма?
– Ну, пашу хозяйку. Вот уж у кого судьба незавидная. Сын ее привел в дом хорошую жену, а сам укатил и четыре месяца глаз не кажет. Да я на месте госпожи Ма искусала бы его.
В этот момент вошел Чжан Дагэ.
– Кого это ты собираешься кусать? – Ему показалось, что разговор идет о нем.
– Успокойся, никто на тебя не покушается! Мы говорим о сыне госпожи Ма.
Чжан Дагэ был осведомлен о делах семьи Ма. Он быстро зажег трубку, прищурил левый глаз и, приняв эстафету от жены, продолжал. Дом, который он снял для Лао Ли, принадлежит госпоже Ма. Она купила его недавно, ее обманули – дом сделан не на совесть. Разве может старуха купить что-нибудь приличное? Чжан Дагэ разумел иод «старухами» всех женщин, в том числе и свою жену. Сначала Ма жили в этом доме одни. Вскоре после переезда сыграли свадьбу – из-за свадьбы, видимо, и поторопились с покупкой дома; ну, а раз поторопились, пришлось переплатить, впрочем, это их ни в коей мере не оправдывает. Чжан Дагэ бросил взгляд на жену. Сын госпожи Ма преподавал в средней школе и взял в жены совсем молоденькую девушку, выпускницу, по фамилии Хуан, очень хорошенькую. Не прошло и полгода после свадьбы, Чжан Дагэ прищурил левый глаз, как сын госпожи Ма сошелся с преподавательницей музыки. Сначала они поселились где-то рядом, а потом укатили на юг. Уже прошло четыре месяца, говоришь? Да он, может, и через четыре года не приедет! И все потому, что весы оказались неточными!
Сын сбежал, старушке пришлось сдать дом. На эти деньги и скудные сбережения свекровь со снохой и существуют.
Лао Ли уже знал, что госпожа Чжан отнесла свитки с изречениями, Чжан Дагэ как будто сказал все, что хотел. Самое время распрощаться. Да и госпожа Чжан, вопреки обыкновению, не оставляла его ужинать, а, наоборот, торопила:
– Идите скорее домой, как-нибудь придете вместе с госпожой Ли, я приготовлю что-нибудь вкусное. А дочурке передайте, что дня через два приемная мама принесет ей чашечку. Не забудьте же!
Женщина в красном наконец обрела в сознании Лао Ли реальные черты. Фамилия ее Хуан, она хороша собой, покинута, несчастна! Любовь – горячее чувство и в то же время самое холодное! А что, если бы ему, Лао Ли, с кем-нибудь… С кем? Впрочем, это все равно, взять да сбежать. А жена, сын, дочь? Как бы они страдали! Чжан Дагэ прав. Об этом и думать нельзя. Пошлость, конечно, противна, но она убивает пустые иллюзии и спасает людей, отравленных ими. Однако прописные истины способны убить романтику, а значит, идеалы и революцию! Лао Ли подошел к своему переулку. Так не хочется домой, но надо идти. Лин – это крохотное милое создание – приемная дочь госпожи Чжан. Какая мерзость!
Он пришел домой.
– Па! – мальчик ждал его у двери. – Ты знаешь, пап, у Лин теперь есть приемная мама – госпожа Чжан, она принесет ей чашечку и серебряный замочек. А как же я? Пусть у меня мама будет приемной мамой. Ты дай ей денег, она мне тоже купит чашечку, а замочка нс надо, и еще двух лошадок резиновых. Ту, что ты принес, я, наверно, порвал: дул-дул, так и не надул.
Никогда еще Лао Ли так не смеялся.
– А знаешь, па, соседская тетя тоже пробовала надуть и тоже не смогла. Она красивая, у нее большие глаза, совсем как… – мальчик захлопал глазами, – как две маленькие луны! А руки – мягкие, тонкие, не такие, как у мамы. Зато мамиными руками хорошо почесать спину, они колючие.
– Вот мама услышит, она тебе задаст! – сказал Лао Ли, перестав смеяться.
3
Наступило воскресенье. Лао Ли с семьей отправился в «Восточное спокойствие», чтобы отдохнуть и погулять. Обедать решили не дома.
Ин прав. Руки у мамы и в самом деле колючие, весь день она топит, готовит, стирает. Надо бы нанять прислугу, не для шику, а чтобы жена не надрывалась. Но сможет ли она ладить с прислугой? Во всяком случае, ей не придется самой ходить за продуктами. А может быть, отдавать ей деньги, которые стоила бы прислуга, а пока пусть отдохнет денек-другой. Итак, решено, они пойдут в «Восточное спокойствие».
Госпожа Ли не знала, что надеть. Из деревни она привезла с собой только короткий халат и юбку на подкладке, сшитые к свадьбе. Был у нее, правда, еще длинный теплый халат голубого цвета, только без каймы и очень широкий: она сшила его второпях, перед самым отъездом.
– Ты хочешь надеть юбку? На Небесном мосту [32] их продают две на юань, и то не берут!
Она не знала, где находится Небесный мост, но пеняла, что ее юбка никуда не годится, раз продают их так дешево. Уж лучше она наденет свой голубой халат, без каймы и очень широкий.
Лао Ли переворошил всю одежду детей: ничего подходящего! Только для богачей украшения и наряды – это признак семейного благополучия. Лао Ли терпеть не мог матерей, у которых вся любовь к детям выражалась в желании наряжать, как будто им было неловко за собственное европейское платье. И все же дети есть дети. Они должны быть чистенькими, красивыми, как цветы, прелестными и свежими.
Может быть, не идти? Но это трусость! Непременно надо идти, невзирая ни на что! Насмешки? Чепуха! Главное, справиться с самим собой. Он совсем замучил детей, желая во что бы то ни стало примирить чувство прекрасного с неприглядной реальностью. «Все равно некрасиво», – подумал Лао Ли, когда дети были одеты, но, пересилив себя, решил идти.
Проходя по двору, он поздоровался с госпожой Ма-старшей.
– Знаешь, Лин, – старушка ласково взглянула на девочку, – ты сегодня такая нарядная! А какие славные туфельки! Смотри не испачкай. Слышишь? Подойдите ко мне, дети. Вот тут десять медяков, каждому по пять, я положу их вам в кармашки, и вы купите себе орехов. – И старушка положила деньги в карман ребятишкам.
Лао Ли повеселел. Живы еще прекрасные идеалы!
Едва они вышли за ворота, как Лао Ли стал озираться по сторонам: он думал, на них будут глядеть. Ничего подобного! Пекин может все отвергнуть так же легко, как принять. Здесь нет никаких предубеждений, нет ничего постоянного, кроме ветра. Пекин вызывает в каждом чувство гордости. Недаром Чжан Дагэ так важничает.
Лао Ли облегченно вздохнул, но, оглянувшись, снова замер: жена с сыном шествовали по мостовой, как королева с принцем.
– Вам что, жизнь надоела? Идите сейчас же на тротуар!
Госпожа Ли удивленно – уставилась на мужа, потом осмотрелась – нигде никакой опасности.
– Веди сына ко мне!
Она подвела Ина и покраснела. Наверняка кто-нибудь слышал, как муж ее отчитывал. То ли дело в деревне – ходи где хочешь. Она проглотила обиду, потому что муж желал им добра. Только почему у него такое сердитое лицо? И она почувствовала, что предстоящая прогулка не сулит ничего хорошего.
Когда они дошли до конца переулка, их стали зазывать рикши – дело обычное. Их даже не смутил халат госпожи Ли, а когда приглашают, неудобно не сесть. Лао Ли всегда решал заранее, нанять рикшу или идти пешком, потому что отказывать рикшам – дело неприятное. Если же он пользовался их услугами, то неизменно переплачивал. Лучше всего ходить с Чжан Дагэ – ему чужды всякие предрассудки.
Лин с матерью сели в одну коляску, Ин с отцом в другую. Ин без конца задавал отцу вопросы: про Сианьские ворота, про Северное море, про Древний дворец [33]… Лао Ли боялся, как бы жена не последовала его примеру! Но она молчала, а мальчику отвечал рикша. И еще Лао Ли боялся, что жена начнет спрашивать рикшу. Но этого тоже не случилось. «Глупец, – думал Лао Ли, – ведь женщин ничего не интересует, а между тем считается, что они стоят на страже общественных устоев». – При этой мысли Лао Ли горько усмехнулся. – «А ты, Лао Ли, такой же обыватель, как и Чжан Дагэ…»
Не успели прийти на рынок, как дети в один голос потребовали яблок. Что делать? Купить много – таскайся потом с ними, купить два – неловко перед торговцем; вовсе не купить – стыдно перед детьми.
– Потом купим! – нашлась мать.
Лао Ли снова нахмурился. Лотков с фруктами много. Хочешь – покупай, не хочешь – не покупай, но к чему обманывать детей? Муж – сноб, а жена врет детям. Но тут все решилось само собой. Лин увидела лоток с игрушками и забыла о яблоках.
– Дальше игрушки еще лучше, – снова соврала жена.
Детей нетрудно уговорить – здесь столько всего, что глаза разбегаются. Лао Ли украдкой посмотрел на жену, и она напомнила ему «старуху Лю, вошедшую в сад Роскошных зрелищ» [34]. Каждый глаз у нее занимался своим делом: один присматривал за детьми, другой успевал все заметить, всех разглядеть. Но в минуту необходимости оба глаза переключались на детей, жертвуя всем, что так соблазняет женщин. Лао Ли был растроган. Тут же прогуливались модные женщины с не менее модными мужчинами. Мужчины несли сумочки и свертки, их лица как бы застыли в улыбке, даже походка у них была легкой, пружинящей, как бы смеющейся. Стоило женским ресницам метнуться в сторону фруктов, как смеющиеся ноги мужчин сами устремлялись к лотку. Фрукты покупали самые лучшие, завернутые в тонкую бумагу с иностранным клеймом, и, уж конечно, не торговались. Лао Ли не смел взглянуть на жену. У нее не было ни шарфика, ни сумочки, ни приличных туфель, один лишь халат, и то без каймы и очень широкий. Да, он, конечно, виноват перед ней, надо купить все эти вещи. Ему не обязательно иметь замашки буржуа, а вот жена – другое дело. Детишкам тоже нужны туфельки и шапочки.
– Пойди выбери, – скорее приказал, нежели сказал он жене, и на душе стало радостно.
Они вошли в магазин. Госпожа Ли стала выбирать шарфик. Красный – слишком ярок, зеленый – старит, желтый, разумеется, не подходит. Голубой хорош, но коротковат. Чтобы хоть как-то сгладить неловкость, Лао Ли сказал дочери:
– Сейчас мама выберет шарфик, а потом купим тебе туфельки.
Будь Лао Ли торговцем, он давно бы вытолкал жену из магазина! Перебрав все шарфы, госпожа Ли обратилась к мужу:
– Ну, посоветуй, какой купить?
Господи, даже в этом она ничего не смыслит, а еще женщина. Цвет никак не подберёт. Лао Ли выбрал голубой.
– Голубой цвет самый модный, господин, – сказал торговец с таким видом, будто никогда в жизни не плакал, а только смеялся. Лао Ли поморщился, отложил голубой шарф и взял лиловый.
– Госпоже лучше всего подойдет лиловый, – произнес торговец, заулыбавшись еще усерднее.
Лао Ли бросило в жар. Он снова взял голубой.
– Да, пожалуй, этот лучше, он и пушистее, и цвет красивый.
Торговец, казалось, готов был выскочить из-за прилавка и всех расцеловать.
– Выбирай сама. – Лао Ли сложил с себя полномочия, и сияющее лицо торговца повернулось к госпоже.
А она выбрала самый некрасивый, серо-голубой. На солнце он потеряет голубизну и станет совсем серым. Но наконец-то купили хоть одну вещь. Теперь надо идти за другими покупками.
– Господин, присядьте, покурите! Торговец был очень любезен.
Но Лао Ли не стал ни курить, ни садиться. Присядь тут, так потом жену не вытащишь из лавки.
Госпоже Ли понадобились фартучки для детей, белье для него… Все это не входило в планы Лао Ли. Но фартучки в самом деле нужнее, чем туфли, да и у него нет к зиме теплого белья. Что ни говори, а у женщин талант заботиться о ближних. Купили нитки, иголки, ножницы, – это тем более не входило в планы Лао Ли. Такую мелочь можно купить рядом с домом, стоило ли приходить за этим сюда? Но у жены никогда не бывает денег, и она вообще ничего не может купить. Это его вина. Надо давать ей деньги – она не прислуга, и у нее могут быть свои потребности.
Они накупили целый ворох вещей, им выписали чек, но как все это нести? И продавец предложил:
– Оставьте покупки здесь, погуляйте, а на обратном пути зайдете.
Он был само внимание, сама любезность, и все – за пятнадцать с небольшим юаней. Лао Ли почувствовал, что отныне жизнь его потечет по новому руслу. Что же, в этом есть свой смысл и интерес! Вряд ли всем этим модникам, которые носят сумочки своих дам и покупают для них фрукты, знакомо то чувство радости, которое испытывал сейчас Лао Ли.
Они подошли к магазину «Красная корица». Жена сильно устала и то и дело поглядывала на мужа, который словно прирос к лотку с книгами. Куда-то задевался Ин! Она огляделась вокруг. Мальчик прилип носом к витрине и рассматривал выставленных там кукол.
– Ин, зачем ты туда пошел? – Мать едва ковыляла.
– Ин, – позвал Лао Ли и, улыбнувшись продавцу, с сожалением положил книгу.
Домой возвратились к вечеру, когда уже зажигали огни. Лин уснула, положив голову на новый шарфик. Ин же был очень оживлен и, войдя во двор, крикнул:
– Тетя, посмотрите, какая у меня шапочка! Не выходя из комнаты, женщина проговорила:
– Очень красивая!
– Как тебе понравился Пекин? – спросил Лао Ли у жены.
– Ничего особенного. Улицы как улицы, вот рынок хороший. Сколько там всего!
После этого Лао Ли решил не показывать жене никаких достопримечательностей: ни храма Неба, ни храма Конфуция.
Ин прав. Руки у мамы и в самом деле колючие, весь день она топит, готовит, стирает. Надо бы нанять прислугу, не для шику, а чтобы жена не надрывалась. Но сможет ли она ладить с прислугой? Во всяком случае, ей не придется самой ходить за продуктами. А может быть, отдавать ей деньги, которые стоила бы прислуга, а пока пусть отдохнет денек-другой. Итак, решено, они пойдут в «Восточное спокойствие».
Госпожа Ли не знала, что надеть. Из деревни она привезла с собой только короткий халат и юбку на подкладке, сшитые к свадьбе. Был у нее, правда, еще длинный теплый халат голубого цвета, только без каймы и очень широкий: она сшила его второпях, перед самым отъездом.
– Ты хочешь надеть юбку? На Небесном мосту [32] их продают две на юань, и то не берут!
Она не знала, где находится Небесный мост, но пеняла, что ее юбка никуда не годится, раз продают их так дешево. Уж лучше она наденет свой голубой халат, без каймы и очень широкий.
Лао Ли переворошил всю одежду детей: ничего подходящего! Только для богачей украшения и наряды – это признак семейного благополучия. Лао Ли терпеть не мог матерей, у которых вся любовь к детям выражалась в желании наряжать, как будто им было неловко за собственное европейское платье. И все же дети есть дети. Они должны быть чистенькими, красивыми, как цветы, прелестными и свежими.
Может быть, не идти? Но это трусость! Непременно надо идти, невзирая ни на что! Насмешки? Чепуха! Главное, справиться с самим собой. Он совсем замучил детей, желая во что бы то ни стало примирить чувство прекрасного с неприглядной реальностью. «Все равно некрасиво», – подумал Лао Ли, когда дети были одеты, но, пересилив себя, решил идти.
Проходя по двору, он поздоровался с госпожой Ма-старшей.
– Знаешь, Лин, – старушка ласково взглянула на девочку, – ты сегодня такая нарядная! А какие славные туфельки! Смотри не испачкай. Слышишь? Подойдите ко мне, дети. Вот тут десять медяков, каждому по пять, я положу их вам в кармашки, и вы купите себе орехов. – И старушка положила деньги в карман ребятишкам.
Лао Ли повеселел. Живы еще прекрасные идеалы!
Едва они вышли за ворота, как Лао Ли стал озираться по сторонам: он думал, на них будут глядеть. Ничего подобного! Пекин может все отвергнуть так же легко, как принять. Здесь нет никаких предубеждений, нет ничего постоянного, кроме ветра. Пекин вызывает в каждом чувство гордости. Недаром Чжан Дагэ так важничает.
Лао Ли облегченно вздохнул, но, оглянувшись, снова замер: жена с сыном шествовали по мостовой, как королева с принцем.
– Вам что, жизнь надоела? Идите сейчас же на тротуар!
Госпожа Ли удивленно – уставилась на мужа, потом осмотрелась – нигде никакой опасности.
– Веди сына ко мне!
Она подвела Ина и покраснела. Наверняка кто-нибудь слышал, как муж ее отчитывал. То ли дело в деревне – ходи где хочешь. Она проглотила обиду, потому что муж желал им добра. Только почему у него такое сердитое лицо? И она почувствовала, что предстоящая прогулка не сулит ничего хорошего.
Когда они дошли до конца переулка, их стали зазывать рикши – дело обычное. Их даже не смутил халат госпожи Ли, а когда приглашают, неудобно не сесть. Лао Ли всегда решал заранее, нанять рикшу или идти пешком, потому что отказывать рикшам – дело неприятное. Если же он пользовался их услугами, то неизменно переплачивал. Лучше всего ходить с Чжан Дагэ – ему чужды всякие предрассудки.
Лин с матерью сели в одну коляску, Ин с отцом в другую. Ин без конца задавал отцу вопросы: про Сианьские ворота, про Северное море, про Древний дворец [33]… Лао Ли боялся, как бы жена не последовала его примеру! Но она молчала, а мальчику отвечал рикша. И еще Лао Ли боялся, что жена начнет спрашивать рикшу. Но этого тоже не случилось. «Глупец, – думал Лао Ли, – ведь женщин ничего не интересует, а между тем считается, что они стоят на страже общественных устоев». – При этой мысли Лао Ли горько усмехнулся. – «А ты, Лао Ли, такой же обыватель, как и Чжан Дагэ…»
Не успели прийти на рынок, как дети в один голос потребовали яблок. Что делать? Купить много – таскайся потом с ними, купить два – неловко перед торговцем; вовсе не купить – стыдно перед детьми.
– Потом купим! – нашлась мать.
Лао Ли снова нахмурился. Лотков с фруктами много. Хочешь – покупай, не хочешь – не покупай, но к чему обманывать детей? Муж – сноб, а жена врет детям. Но тут все решилось само собой. Лин увидела лоток с игрушками и забыла о яблоках.
– Дальше игрушки еще лучше, – снова соврала жена.
Детей нетрудно уговорить – здесь столько всего, что глаза разбегаются. Лао Ли украдкой посмотрел на жену, и она напомнила ему «старуху Лю, вошедшую в сад Роскошных зрелищ» [34]. Каждый глаз у нее занимался своим делом: один присматривал за детьми, другой успевал все заметить, всех разглядеть. Но в минуту необходимости оба глаза переключались на детей, жертвуя всем, что так соблазняет женщин. Лао Ли был растроган. Тут же прогуливались модные женщины с не менее модными мужчинами. Мужчины несли сумочки и свертки, их лица как бы застыли в улыбке, даже походка у них была легкой, пружинящей, как бы смеющейся. Стоило женским ресницам метнуться в сторону фруктов, как смеющиеся ноги мужчин сами устремлялись к лотку. Фрукты покупали самые лучшие, завернутые в тонкую бумагу с иностранным клеймом, и, уж конечно, не торговались. Лао Ли не смел взглянуть на жену. У нее не было ни шарфика, ни сумочки, ни приличных туфель, один лишь халат, и то без каймы и очень широкий. Да, он, конечно, виноват перед ней, надо купить все эти вещи. Ему не обязательно иметь замашки буржуа, а вот жена – другое дело. Детишкам тоже нужны туфельки и шапочки.
– Пойди выбери, – скорее приказал, нежели сказал он жене, и на душе стало радостно.
Они вошли в магазин. Госпожа Ли стала выбирать шарфик. Красный – слишком ярок, зеленый – старит, желтый, разумеется, не подходит. Голубой хорош, но коротковат. Чтобы хоть как-то сгладить неловкость, Лао Ли сказал дочери:
– Сейчас мама выберет шарфик, а потом купим тебе туфельки.
Будь Лао Ли торговцем, он давно бы вытолкал жену из магазина! Перебрав все шарфы, госпожа Ли обратилась к мужу:
– Ну, посоветуй, какой купить?
Господи, даже в этом она ничего не смыслит, а еще женщина. Цвет никак не подберёт. Лао Ли выбрал голубой.
– Голубой цвет самый модный, господин, – сказал торговец с таким видом, будто никогда в жизни не плакал, а только смеялся. Лао Ли поморщился, отложил голубой шарф и взял лиловый.
– Госпоже лучше всего подойдет лиловый, – произнес торговец, заулыбавшись еще усерднее.
Лао Ли бросило в жар. Он снова взял голубой.
– Да, пожалуй, этот лучше, он и пушистее, и цвет красивый.
Торговец, казалось, готов был выскочить из-за прилавка и всех расцеловать.
– Выбирай сама. – Лао Ли сложил с себя полномочия, и сияющее лицо торговца повернулось к госпоже.
А она выбрала самый некрасивый, серо-голубой. На солнце он потеряет голубизну и станет совсем серым. Но наконец-то купили хоть одну вещь. Теперь надо идти за другими покупками.
– Господин, присядьте, покурите! Торговец был очень любезен.
Но Лао Ли не стал ни курить, ни садиться. Присядь тут, так потом жену не вытащишь из лавки.
Госпоже Ли понадобились фартучки для детей, белье для него… Все это не входило в планы Лао Ли. Но фартучки в самом деле нужнее, чем туфли, да и у него нет к зиме теплого белья. Что ни говори, а у женщин талант заботиться о ближних. Купили нитки, иголки, ножницы, – это тем более не входило в планы Лао Ли. Такую мелочь можно купить рядом с домом, стоило ли приходить за этим сюда? Но у жены никогда не бывает денег, и она вообще ничего не может купить. Это его вина. Надо давать ей деньги – она не прислуга, и у нее могут быть свои потребности.
Они накупили целый ворох вещей, им выписали чек, но как все это нести? И продавец предложил:
– Оставьте покупки здесь, погуляйте, а на обратном пути зайдете.
Он был само внимание, сама любезность, и все – за пятнадцать с небольшим юаней. Лао Ли почувствовал, что отныне жизнь его потечет по новому руслу. Что же, в этом есть свой смысл и интерес! Вряд ли всем этим модникам, которые носят сумочки своих дам и покупают для них фрукты, знакомо то чувство радости, которое испытывал сейчас Лао Ли.
Они подошли к магазину «Красная корица». Жена сильно устала и то и дело поглядывала на мужа, который словно прирос к лотку с книгами. Куда-то задевался Ин! Она огляделась вокруг. Мальчик прилип носом к витрине и рассматривал выставленных там кукол.
– Ин, зачем ты туда пошел? – Мать едва ковыляла.
– Ин, – позвал Лао Ли и, улыбнувшись продавцу, с сожалением положил книгу.
* * *
Домой возвратились к вечеру, когда уже зажигали огни. Лин уснула, положив голову на новый шарфик. Ин же был очень оживлен и, войдя во двор, крикнул:
– Тетя, посмотрите, какая у меня шапочка! Не выходя из комнаты, женщина проговорила:
– Очень красивая!
– Как тебе понравился Пекин? – спросил Лао Ли у жены.
– Ничего особенного. Улицы как улицы, вот рынок хороший. Сколько там всего!
После этого Лао Ли решил не показывать жене никаких достопримечательностей: ни храма Неба, ни храма Конфуция.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
1
Тяньчжэнь, сын Чжан Дагэ, боль его сердца, возвратился домой. Зимние и летние каникулы господин «Боль сердца» обычно проводил в родительском доме. В институте, где он учился, экзаменов не бывало, вернее, были однажды назначены, но не успели студенты получить экзаменационные темы, как директор лишился головы; и где она – до сих пор никто не знает.
С тех самых пор, как настало время Тяньчжэню учиться, отец не переставал заводить полезные связи и устраивать приемы. Это стало для него своего рода искусством. Ради сына он не останавливался ни перед какими затратами. В списки поступающих в начальную школу Тяньчжэня внес родственник самого директора школы. Так оно надежнее, – думал Чжан Дагэ, хотя сдать вступительный экзамен было нетрудно. В первый день занятий он вместе с сыном отправился в школу, чтобы засвидетельствовать свое почтение директору и учителям, даже швейцара одарил чаевыми. А сколько ушло денег, когда надо было поступать в среднюю школу! В пяти местах Тяньчжэнь срезался на экзаменах, хотя директора этих школ и нужные учителя побывали у Чжан Дагэ в гостях, более того, дважды жены директоров собственноручно вносили Тяньчжэня в списки. Чжан Дагэ разуверился было в могучей силе знакомств, но решил попытать счастья еще в управлении просвещения, он познакомился с начальником отдела средних школ, умолял его слезно и добился своего: начальник пришел в школу и обеспечил Тяньчжэню проходной балл – добавил ровно столько, сколько не хватало. Тяньчжэня это, однако, не привело в восторг, напротив, он проклинал злую судьбу, которая снова привела его в школу. Сейчас он уже был студентом, – впрочем, трудно понять: студентом или вольнослушателем. И Чжан Дагэ снова поверил в силу знакомств, иначе как бы удалось Тяньчжэню поступить в институт?
С тех самых пор, как настало время Тяньчжэню учиться, отец не переставал заводить полезные связи и устраивать приемы. Это стало для него своего рода искусством. Ради сына он не останавливался ни перед какими затратами. В списки поступающих в начальную школу Тяньчжэня внес родственник самого директора школы. Так оно надежнее, – думал Чжан Дагэ, хотя сдать вступительный экзамен было нетрудно. В первый день занятий он вместе с сыном отправился в школу, чтобы засвидетельствовать свое почтение директору и учителям, даже швейцара одарил чаевыми. А сколько ушло денег, когда надо было поступать в среднюю школу! В пяти местах Тяньчжэнь срезался на экзаменах, хотя директора этих школ и нужные учителя побывали у Чжан Дагэ в гостях, более того, дважды жены директоров собственноручно вносили Тяньчжэня в списки. Чжан Дагэ разуверился было в могучей силе знакомств, но решил попытать счастья еще в управлении просвещения, он познакомился с начальником отдела средних школ, умолял его слезно и добился своего: начальник пришел в школу и обеспечил Тяньчжэню проходной балл – добавил ровно столько, сколько не хватало. Тяньчжэня это, однако, не привело в восторг, напротив, он проклинал злую судьбу, которая снова привела его в школу. Сейчас он уже был студентом, – впрочем, трудно понять: студентом или вольнослушателем. И Чжан Дагэ снова поверил в силу знакомств, иначе как бы удалось Тяньчжэню поступить в институт?