Страница:
— Может быть. Я точно не знаю.
Фереби коснулась влажной шерсти. Медвежья лапа была в два раза толще руки Рако; под шкурой перекатывались мускулы. Рако поморщился от боли, попытавшись встать на ноги — они слегка подкашивались, но держали его. Поднимаясь, он толкнулся медвежьей лапой, проверяя ее силу.
— Придется мне привыкать.
Фереби тихонько рассмеялась.
— Придется.
— Итак, что теперь? — спросил Рако.
— Я не могу вернуться. — Фереби пожала плечами. — Они же думают, что я с тобой в сговоре, и…
— … что феин нарочно проник в Дурганти, чтобы убить императора. Вот дерьмо! — вздохнул Рако.
— Да. Перво-наперво мы должны предупредить Руаннох Вер.
— Предупредить?
— Ты же не считаешь, что они спустят с рук убийство императора, не правда ли? Кому-то придется за это ответить. И я полагаю, что это будет Руаннох Вер.
Йиска и Родни обсуждали состояние Эффи. Талискер мало что мог понять из их разговора, происходившего на наречии навахо. До него доносились лишь отдельные слова вроде «больница» и «Чинли».
Эффи лежала на земле, закутанная в теплое одеяло, будто гигантский младенец. Талискер присел рядом, вглядываясь в лицо девушки. Он вспомнил, как принял Эффи за Шулу, впервые увидев ее в больнице. Она была поразительно похожа на свою мать, хотя только внешне. Эмоциональный мир Эффи оставался загадкой, которую Талискер до сих пор не сумел разгадать. Ясно было одно: Эффи чувствовала себя одинокой и всеми покинутой и потому злоупотребляла наркотиками, едва не доведя себя до смерти. И то еще неизвестно, выживет ли она…
Талискер вынужден был признать, что нынешнее состояние Эффи во многом — его вина. За прошедшие годы он ни разу не потрудился выяснить, как она живет и чем занимается. При помощи Сандро Талискер нашел для нее квартиру — и только. Он не считал себя обязанным принимать участие в ее судьбе.
Талискер наклонился к девушке. Ее ресницы чуть вздрагивали. Грудь почти незаметно вздымалась. Дыхание было слабым и прерывистым.
— Она спит, Йиска. Это хорошо или плохо? — Талискер не поднял глаз и не стал дожидаться ответа. — Эффи… я знаю, где ты сейчас находишься. Я был там. Это темное и страшное место…
Талискер не договорил. Слова не имели смысла. Он поднялся и посмотрел на Йиску и Родни.
— Послушайте, мы можем разбить здесь лагерь?
— Конечно. Хотя лучше отвезти ее обратно в Чинли, в больницу. По-моему, у них есть вертолет. Мы, наверное…
Родни перебил его:
— Ты же знаешь, Майкл: у нас мало времени.
— И точно так же мы не успеем послать за ндилниихи, — фыркнул Йиска.
— За чем?
— Сичей хочет вызвать сюда целителя, чтобы поставить Эффи точный диагноз. Не вижу смысла. Мы и так знаем, что с ней происходит. Тем более что в этом районе нет настоящего целителя. Поэтому по времени мы ничего не выгадаем, и я не понимаю, почему бы не воспользоваться услугами обычных врачей. — Йиска извлек рацию и потыкал кнопки. — Может быть, удастся позвать на помощь. Рация не работала. Здесь, под стенами каньона, связь была отвратительной. Из микрофона донеслись лишь тихое шипение и какие-то обрывки голосов — скалы мешали движению радиоволн.
Йиска вздохнул и отложил аппарат.
— Кажется, ничего не выйдет…
Талискер растерянно слушал спор Йиски и Родни, завороженный этим сплавом технологии и мистики. На миг он позабыл, что собирался предложить.
— И все же надо разбить лагерь и устроить ее поудобнее, — сказал он. — У меня есть одна идея.
Йиска кивнул.
— Подозреваю, что Эффи приняла какую-то гадость, окончательно расстроившую ее печень и почки. Следовало бы заставить ее выпить побольше воды, и тогда, возможно…
— Для этого нужно привести ее чувство, если, конечно, у тебя в аптечке нет солевого раствора.
— Нет… И все же — что у тебя за идея?
Талискер указал на маленькую коробку из кедра, которая вывалилась из сумки Эффи.
— Отправим к ней кое-кого.
Эффи плывет. Музыка стихла; вокруг царит странное безмолвие. Высоко над головой — невидимое небо, а где-то глубоко внутри тела по-прежнему обитает желтая боль.
Эффи страшно, и она напевает себе под нос тихую-тихую мелодию. Ее мысли — скорее разрозненные фрагменты эмоций, чем четко сформулированные идеи. В одном Эффи уверена: тот далекий свет, который она видела, был ее матерью. Свет быстро померк, когда Эффи отказалась последовать за ним. Мать не хотела уводить ее в забвение. Спасибо тебе за это, ма…
— Эффи! Это я, Малки.
Внезапно рядом с ней оказывается горец. И она уже не летит, как прежде. Эффи опускает глаза. Она стоит на темной однообразной поверхности. Ее окружает черное бесформенное ничто. Но по крайней мере Эффи видит себя — собственное тело, руки, ноги, ступни.
— Привет, Малки. Ты выглядишь… мило. — Так оно и есть. Здесь он не призрак. Да и с какой стати, если «здесь» — это то место, где Малки может быть настоящим. — Я умерла?
— Пока нет. Хотя не удивлюсь, если это случится.
— О! Я приняла дурацкое лекарство.
— Угу.
— И теперь они ни за что не возьмут меня с собой…
— Кто и куда?
— В Сутру. Талискер и Йиска. Они не захотят, чтобы я шла с ними.
— Похоже, они еще не обсуждали этот вопрос, — осторожно сказал Малки.
— Да ну? Ладно тебе. Мы оба отлично все понимаем. Я подвела их. Я — обуза.
— Может быть. Только они предпочитают, чтобы ты была живой обузой.
— Так ведь я ничего, ничего не могу поделать… — Эффи зашагала вперед. Иначе сказать, в ту сторону, куда она стояла лицом. Малки не пошел за ней — лишь неодобрительно покачал головой.
— Ты не права, Эффи. Все дело в том, чтобы совладать со своим организмом. Обрести контроль.
Она остановилась.
— Хватит пороть чушь! Поверь, я все это слышала сто раз. Я проходила курс лечения в течение трех лет.
— Вот как? Я бы на твоем месте потребовал вернуть деньги.
— Почему ты не идешь за мной?
— Я не хочу «залипнуть» в «пустоте», а это легко может случиться, если мы зайдем слишком далеко. Поверь, я знаю, что говорю. И ты тоже «залипнешь»… Эффи, теперь все иначе. У тебя появились друзья. Люди, которые волнуются и заботятся о тебе. Талискер и Йиска. — Малки повысил голос, поскольку Эффи успела отойти довольно далеко.
— Да неужели? — отозвалась она. Несмотря на скептицизм, в глубине души Эффи признавала, что ей приятно это слышать.
— Эффи, возвращайся, а? Пожалуйста…
Голос Малки все отдалялся. Эффи задумалась, кто волнуется о ней больше — Йиска или Талискер. Она понимала, что это недостойные мысли, но ничего не могла с собой поделать.
— Послушай. Если я застряну здесь, то рискую остаться в «пустоте» навеки. — Малки возник рядом. Было не похоже, чтобы он преодолел расстояние, отделявшее их друг от друга. Скорее вернулся в свою коробку, а затем появился снова.
Эффи покосилась на горца.
— Навеки? Это чертовски долго. Страшно подумать, что мне вечно придется созерцать твою дурацкую рожу, Малки.
Он ухмыльнулся.
— Тогда пошли отсюда, а?
ГЛАВА 8
Фереби коснулась влажной шерсти. Медвежья лапа была в два раза толще руки Рако; под шкурой перекатывались мускулы. Рако поморщился от боли, попытавшись встать на ноги — они слегка подкашивались, но держали его. Поднимаясь, он толкнулся медвежьей лапой, проверяя ее силу.
— Придется мне привыкать.
Фереби тихонько рассмеялась.
— Придется.
— Итак, что теперь? — спросил Рако.
— Я не могу вернуться. — Фереби пожала плечами. — Они же думают, что я с тобой в сговоре, и…
— … что феин нарочно проник в Дурганти, чтобы убить императора. Вот дерьмо! — вздохнул Рако.
— Да. Перво-наперво мы должны предупредить Руаннох Вер.
— Предупредить?
— Ты же не считаешь, что они спустят с рук убийство императора, не правда ли? Кому-то придется за это ответить. И я полагаю, что это будет Руаннох Вер.
Йиска и Родни обсуждали состояние Эффи. Талискер мало что мог понять из их разговора, происходившего на наречии навахо. До него доносились лишь отдельные слова вроде «больница» и «Чинли».
Эффи лежала на земле, закутанная в теплое одеяло, будто гигантский младенец. Талискер присел рядом, вглядываясь в лицо девушки. Он вспомнил, как принял Эффи за Шулу, впервые увидев ее в больнице. Она была поразительно похожа на свою мать, хотя только внешне. Эмоциональный мир Эффи оставался загадкой, которую Талискер до сих пор не сумел разгадать. Ясно было одно: Эффи чувствовала себя одинокой и всеми покинутой и потому злоупотребляла наркотиками, едва не доведя себя до смерти. И то еще неизвестно, выживет ли она…
Талискер вынужден был признать, что нынешнее состояние Эффи во многом — его вина. За прошедшие годы он ни разу не потрудился выяснить, как она живет и чем занимается. При помощи Сандро Талискер нашел для нее квартиру — и только. Он не считал себя обязанным принимать участие в ее судьбе.
Талискер наклонился к девушке. Ее ресницы чуть вздрагивали. Грудь почти незаметно вздымалась. Дыхание было слабым и прерывистым.
— Она спит, Йиска. Это хорошо или плохо? — Талискер не поднял глаз и не стал дожидаться ответа. — Эффи… я знаю, где ты сейчас находишься. Я был там. Это темное и страшное место…
Талискер не договорил. Слова не имели смысла. Он поднялся и посмотрел на Йиску и Родни.
— Послушайте, мы можем разбить здесь лагерь?
— Конечно. Хотя лучше отвезти ее обратно в Чинли, в больницу. По-моему, у них есть вертолет. Мы, наверное…
Родни перебил его:
— Ты же знаешь, Майкл: у нас мало времени.
— И точно так же мы не успеем послать за ндилниихи, — фыркнул Йиска.
— За чем?
— Сичей хочет вызвать сюда целителя, чтобы поставить Эффи точный диагноз. Не вижу смысла. Мы и так знаем, что с ней происходит. Тем более что в этом районе нет настоящего целителя. Поэтому по времени мы ничего не выгадаем, и я не понимаю, почему бы не воспользоваться услугами обычных врачей. — Йиска извлек рацию и потыкал кнопки. — Может быть, удастся позвать на помощь. Рация не работала. Здесь, под стенами каньона, связь была отвратительной. Из микрофона донеслись лишь тихое шипение и какие-то обрывки голосов — скалы мешали движению радиоволн.
Йиска вздохнул и отложил аппарат.
— Кажется, ничего не выйдет…
Талискер растерянно слушал спор Йиски и Родни, завороженный этим сплавом технологии и мистики. На миг он позабыл, что собирался предложить.
— И все же надо разбить лагерь и устроить ее поудобнее, — сказал он. — У меня есть одна идея.
Йиска кивнул.
— Подозреваю, что Эффи приняла какую-то гадость, окончательно расстроившую ее печень и почки. Следовало бы заставить ее выпить побольше воды, и тогда, возможно…
— Для этого нужно привести ее чувство, если, конечно, у тебя в аптечке нет солевого раствора.
— Нет… И все же — что у тебя за идея?
Талискер указал на маленькую коробку из кедра, которая вывалилась из сумки Эффи.
— Отправим к ней кое-кого.
Эффи плывет. Музыка стихла; вокруг царит странное безмолвие. Высоко над головой — невидимое небо, а где-то глубоко внутри тела по-прежнему обитает желтая боль.
Эффи страшно, и она напевает себе под нос тихую-тихую мелодию. Ее мысли — скорее разрозненные фрагменты эмоций, чем четко сформулированные идеи. В одном Эффи уверена: тот далекий свет, который она видела, был ее матерью. Свет быстро померк, когда Эффи отказалась последовать за ним. Мать не хотела уводить ее в забвение. Спасибо тебе за это, ма…
— Эффи! Это я, Малки.
Внезапно рядом с ней оказывается горец. И она уже не летит, как прежде. Эффи опускает глаза. Она стоит на темной однообразной поверхности. Ее окружает черное бесформенное ничто. Но по крайней мере Эффи видит себя — собственное тело, руки, ноги, ступни.
— Привет, Малки. Ты выглядишь… мило. — Так оно и есть. Здесь он не призрак. Да и с какой стати, если «здесь» — это то место, где Малки может быть настоящим. — Я умерла?
— Пока нет. Хотя не удивлюсь, если это случится.
— О! Я приняла дурацкое лекарство.
— Угу.
— И теперь они ни за что не возьмут меня с собой…
— Кто и куда?
— В Сутру. Талискер и Йиска. Они не захотят, чтобы я шла с ними.
— Похоже, они еще не обсуждали этот вопрос, — осторожно сказал Малки.
— Да ну? Ладно тебе. Мы оба отлично все понимаем. Я подвела их. Я — обуза.
— Может быть. Только они предпочитают, чтобы ты была живой обузой.
— Так ведь я ничего, ничего не могу поделать… — Эффи зашагала вперед. Иначе сказать, в ту сторону, куда она стояла лицом. Малки не пошел за ней — лишь неодобрительно покачал головой.
— Ты не права, Эффи. Все дело в том, чтобы совладать со своим организмом. Обрести контроль.
Она остановилась.
— Хватит пороть чушь! Поверь, я все это слышала сто раз. Я проходила курс лечения в течение трех лет.
— Вот как? Я бы на твоем месте потребовал вернуть деньги.
— Почему ты не идешь за мной?
— Я не хочу «залипнуть» в «пустоте», а это легко может случиться, если мы зайдем слишком далеко. Поверь, я знаю, что говорю. И ты тоже «залипнешь»… Эффи, теперь все иначе. У тебя появились друзья. Люди, которые волнуются и заботятся о тебе. Талискер и Йиска. — Малки повысил голос, поскольку Эффи успела отойти довольно далеко.
— Да неужели? — отозвалась она. Несмотря на скептицизм, в глубине души Эффи признавала, что ей приятно это слышать.
— Эффи, возвращайся, а? Пожалуйста…
Голос Малки все отдалялся. Эффи задумалась, кто волнуется о ней больше — Йиска или Талискер. Она понимала, что это недостойные мысли, но ничего не могла с собой поделать.
— Послушай. Если я застряну здесь, то рискую остаться в «пустоте» навеки. — Малки возник рядом. Было не похоже, чтобы он преодолел расстояние, отделявшее их друг от друга. Скорее вернулся в свою коробку, а затем появился снова.
Эффи покосилась на горца.
— Навеки? Это чертовски долго. Страшно подумать, что мне вечно придется созерцать твою дурацкую рожу, Малки.
Он ухмыльнулся.
— Тогда пошли отсюда, а?
ГЛАВА 8
Талискер полагал, что он и его друзья в каньоне одни. Поэтому немало удивился, увидев на западе, в стороне Чинли, россыпь огней. Талискер указал на них Йиске, но тот лишь пожал плечами.
— Каньон населен пастухами и фермерами, Дункан. Здесь плодородная почва, а дождевая вода несет с плато минеральные удобрения. В той стороне, куда мы направляемся, расположен каньон Дель Муэрто, и там живут люди. — Йиска кивнул в сторону огней. — Я полагаю, они тоже пришли, чтобы отыскать врата, просто еще сами об этом не знают. Сичей говорит, что многие направляются к тому месту, которое видят в своих снах.
— Многие? И сколько же их? — Талискер ощутил легкую панику.
Йиска пожал плечами.
— Ну, может, сотня…
— О нет. Нам придется отправить их назад, Йиска. Если мы откроем врата, они окажутся в опасности.
— Мы не отвечаем за них, Талискер. Если люди хотят прийти сюда — кто мы такие, чтобы запрещать? — безмятежно отозвался Йиска. — Как она? — Он кивнул в сторону Эффи.
— Не знаю. Малки сказал, что пытался помочь, да не очень-то доволен результатом.
Талискер и Малки поговорили за пределами маленького лагеря, который они соорудили на скорую руку. Родни с любопытством проводил взглядом Талискера, уходящего из лагеря с маленькой коробкой в руках, и тем не менее ничего не сказал. Талискер же почувствовал себя намного лучше, уверившись, что Малки находится где-то поблизости. Впрочем, он все равно полагал, что пока рановато демонстрировать призрака Родни.
«Это действительно может стать серьезной проблемой», — думал он, глядя на далекие огни. Показывать людям Малки было то же, что раскрывать им душу. Талискер не сомневался в существовании Малки, как и в существовании Сутры, однако все, что касалось этих вещей, было для него глубоко личным. Единственным человеком, способным его понять, остался Сандро. И вот первый раз в жизни (хотя, возможно, не последний) Талискер жалел, что попросил его пойти с ними… Он вздохнул. Уязвленная гордость — ужасная вещь. А уж уязвленная гордость Сандро — одна из самых худших.
Лэйк оглянулся на притихших ребятишек, увязавшихся за ним. Их глаза были круглыми от любопытства. «Как мило — обрести собственных фанатов», — насмешливо подумал он.
Детей было пятеро, в возрасте около десяти лет, за исключением, пожалуй, самого старшего из них — подростка. Несколько минут назад они встретили Лэйка на обочине дороги и последовали за ним. Никто из детишек не пытался завести беседу, но самая маленькая девочка беспрерывно хихикала, и постепенно Лэйк начал звереть. Он никогда не умел обращаться с детьми, и они здорово действовали ему на нервы.
Лэйк остановился — ребятишки остановились тоже, пытаясь сохранить безопасную дистанцию. Неторопливо повернувшись, он сдвинул солнечные очки на нос и посмотрел поверх детей, чуть прищурив глаза, — профессиональным «голливудским» взглядом.
— Эй, детвора, кто из вас быстро бегает? По-настоящему быстро? Они нервно переглянулись, затем старший мальчик ответил:
— Мы все быстро бегаем, мистер.
— Хорошо. — Мальчик с нетерпением ожидал продолжения. Но Лэйк медлил. — Ну вот что. Я думаю, сегодня моя мама готовит жаркое из кролика. Только она не знает, что я приехал. Это сюрприз…
Лэйк поставил на землю рюкзак и откинул клапан; младшие дети вытянули шеи, с любопытством заглядывая внутрь.
— Так-так… кажется, где-то здесь… Ага! — С торжествующей улыбкой Лэйк извлек пакетик конфет «Хершис» в разноцветных блестящих обертках. Малышня дружно ахнула. — Хотите по такой штучке?
— Да-а-а.
— Ну, тогда дуйте вперед и скажите моей маме, что я иду. А не то она съест все жаркое сама.
Дети вихрем пронеслись мимо него по тропе и остановились лишь через несколько шагов, когда им в голову пришла одна и та же мысль.
— Мистер? А кто ваша мама? — спросил старший мальчик.
— Рене Йаззи. Знаете ее?
— Да. Хотя не слышали, что у нее есть сын… «Ну, это и неудивительно», — подумал он.
— Меня зовут Лэйк Маккиннон.
— Лэйк Маккиннон? — Мальчик смерил его взглядом, точно припоминая, где он мог слышать это имя.
— Я актер, — подсказал Лэйк.
— О. Ладно… — Мальчик пожал плечами, и вся стайка припустила вниз по тропе.
Ни тени узнавания… Ладно, мальчик не обязан смотреть фильмы с его участием, однако дело не только в этом. Похоже, мать вообще никогда не упоминала здесь его имени. Лэйк вздохнул, смахнул снег со своих щегольских сапог из крокодиловой кожи и вскинул рюкзак на плечи. Боже ж ты мой! Прошло четыре года…
К тому времени, когда Лэйк добрался до конца тропы, на земле уже лежал слой снега. Большие, похожие на конфетти хлопья укутали фургоны и палатки белым покрывалом. И это было лишь начало. Прежде чем радио перестало работать, Лэйк услышал прогноз погоды на ближайшие дни. Приближался холодный фронт, синоптики обещали бури и обильные снегопады. Лэйк не понимал, зачем нужно собираться в каньоне именно в это время. Двоюродный брат написал по электронной почте, сообщая, что будут проводить церемонию Пути Врага. Глядя на окружающую действительность, Лэйк все более убеждался в том, что брат что-то напутал.
На миг Лэйк испытал странное чувство нереальности происходящего. Он будто был один во всем лагере. Снегопад загнал людей в дома и палатки. Лишь где-то в отдалении лаяла собака, и звук эхом отдавался от стен каньона. Затем Лэйк услышал шум, исходящий из пещеры Мумии, — размеренные гулкие удары барабана и человеческие голоса. Определенно, там происходило что-то необычное.
Он взглянул в сторону пещеры и заметил одинокую фигуру, стоявшую посреди тропы. Плечи укрыты тяжелым одеялом, руки скрещены на груди, на лице — странная смесь недоверия и беспокойства.
— Мама!
Лэйк отшвырнул рюкзак, подбежал и стиснул Рене Йаззи в крепких объятиях. Он сделал это отчасти и для того, чтобы не видеть строгого, невеселого лица матери.
— Пойдем внутрь, ма. По-моему, снег еще не скоро перестанет… — Лэйк начал подталкивать Рене обратно к палатке.
— Лэйк? — сказала она, кипя от негодования. — Это еще что за имечко такое?
— Мой актерский псевдоним, ма.
— Стало быть, имя в честь святого недостаточно для тебя хорошо?
— Конечно же, хорошо. Просто… Есть еще люди с таким же именем, а в Голливуде так не принято.
Рене насмешливо фыркнула.
— И что? Голливудские нравы запрещают писать письма родной матери? Велят годами не приезжать? А?
— Мне было трудно приехать, ма. Я снимался на Карибах.
Рене смотрела ему прямо в глаза, и Лэйк, хотя и находился под защитой зеркальных очков, не сумел выдержать этого взгляда. «Знает ли она, что я был в клинике? Нет, не может быть». На миг Лэйк подумал, что правильнее будет рассказать всю правду. Но затем он просто широко улыбнулся.
— Я не мог, мам, честное слово. Был очень занят… и все такое. Они нырнули в оранжевую палатку Рене. Внутри сидела Милли Таллоак, попивая кофе и глядя на снегопад за окошком.
— Дэвид? — сказала она. — Рада тебя видеть.
Неуловимые интонации в ее голосе давали понять, что Милли знает о его новом имени — как и о том, что прежним он давно не пользуется. И еще Милли Таллоак — самая старшая его тетя — ни за что бы не стала называть его голливудской кличкой.
— Надолго останешься, сын? — спросила Рене. — Ты слышал, что у нас произошло?
«Ровно столько, сколько нужно, чтобы попросить у тебя взаймы, мама. Ровно столько, сколько нужно, чтобы получить деньги, которые избавят меня наконец от плохих парней. Достаточно долго, чтобы успеть снова разбить тебе сердце».
— Пока не знаю. Да, я слышал. Впрочем, слухи могут быть и малость невероятны.
Милли допила кофе и посмотрела в сторону пещеры Мумии.
— Придется поверить, Дэвид, — сказала она.
— … а когда гражданская война закончилась, нас изгнали с нашей родины, потому что мы выглядели иначе, нежели другие шореты. Считалось, что боги «пометили» нас. Мы были париями, выродками. Мой отец говорит, что мы стали завоевателями не по доброй воле, а по необходимости. — Фереби рассказывала вполголоса, то и дело кидая быстрые, настороженные взгляды в сторону реки.
Смеркалось. Рако и Фереби отыскали укрытие — небольшую пещеру в скальной стене. Фереби не хотела оставаться здесь на ночлег. Она стремилась уйти как можно дальше от Дурганти и от преследователей. Но Рако чувствовал себя, мягко говоря, неважно, и у них не было выбора.
Рако ничего не ответил, и Фереби покосилась на него.
— Ты меня слушаешь?
— Да, — промямлил он. — Интересно…
У Рако началась лихорадка. Он больше не мог двигаться. А из Дурганти сюда долетал звон колоколов, и Фереби знала, что в скором времени все леса вокруг ущелья Герн будут кишеть шоретскими солдатами. Если Келлид и спас Рако, то теперь зверь сидов очень некстати покинул его. Именно сейчас им как нельзя более пригодились бы сила и скорость медведя.
— Расскажи мне что-нибудь, — затормошила спутника Фереби. — Расскажи о сидах. Почему они так отличаются от феинов? — Она осеклась, посмотрев на медвежью лапу. Похоже, сиды отличались от феинов гораздо больше, чем до сих пор казалось шоретам.
— Однажды мы тоже стали изгнанниками, — сказал Рако. — Могу поспорить: ты и не знала, что у нас столько общего… — Он рассмеялся, хотя смех тут же превратился в хриплый кашель. — Мы пришли из другого мира, называемого Лизмаир — иначе Лиз.
— Из другого мира? — переспросила Фереби. — Не может быть.
— Может, поверь мне. Так захотели наши боги. — Голос Рако звучал все тише, и Фереби была уверена, что скоро его рассказ превратится в лихорадочный бред. Если уже не превратился. Другой мир? Что бы это значило?
— А зачем богам понадобилось… — Фереби осеклась, внезапно поняв, что говорит о сидских и феинских богах как о реальных существах. До сих пор она полагала, что верит только в своих собственных божеств, а это значило, что никаких прочих богов не могло быть. Фереби озадаченно покачала головой.
— Произошел своего рода несчастный случай. — Голос Рако был едва слышен за шумом реки. — Побочный эффект могущественного заклинания…
Фереби подкинула в костер еще одну ветку. Дрова прогорали слишком быстро, скорее всего их не хватит на целую ночь. А значит — предстоит мерзнуть. В пещере было сыро, из трещин в стенах сочилась вода. Единственный сухой участок пола располагался у дальней стены, и Фереби уложила на него Рако, прикрыв сида плащом. Она знала, что разжигать огонь рискованно и опасность все увеличивается по мере наступления темноты. По счастью, дым костра не выходил из пещеры, а утекал вверх через невидимые разломы в потолке. И все равно запах горящего дерева поплывет вдоль реки вместе с ветром.
Костер разгорелся ярче, когда Фереби подкинула новое полено. Девушка посмотрела на Рако, намереваясь расспросить его о сидских богах и легендах.
— Черт… — пробормотала она.
На месте Рако лежал огромный медведь. Фереби не знала, трансформировался ли сид по своей воле, или же Келлид как-то узнал о его беде и явился на помощь. Только факт оставался фактом: Фереби очутилась в пещере один на один с исполинским зверем. Келлид был семи или восьми футов в высоту и в отличие от Рако пребывал в сознании. Его темные глаза посверкивали в свете костра.
Фереби похолодела и застыла на месте. Она лихорадочно соображала. Знает ли Келлид, что она не враг? Обладает ли он памятью Рако?..
— Келлид, — торжественно сказала Фереби, — приветствую тебя.
Медведь, разумеется, не ответил. Он моргнул, потом зевнул; в свете костра сверкнули белым огромные клыки. Фереби немного расслабилась и все же решила не делать резких движений. В конце концов, Келлид наверняка пришел не просто так. Возможно, Рако нуждался в его силе и не сумеет пережить ночь без помощи зверя.
Осторожно протянув руку, девушка стащила с Келлида свой плащ. Медведь не противился, так что Фереби завернулась в плащ сама, и ей стало гораздо теплее. Прислонившись спиной к стене пещеры, она потихоньку начала погружаться в сон…
Эффи идет через «пустоту». Она не знает, давно ли рассталась с Малки, потому что в «пустоте» нет времени. Эффи ничего не имела против того, чтобы вернуться, однако Малки исчез, и она поняла, что не знает как. Простого пожелания вернуться оказалось недостаточно, и теперь Эффи не представляет, что ей делать дальше. А по всему выходит, что делать нечего — разве что брести дальше куда глаза глядят и напевать: «Нет места лучше дома, нет места лучше дома…» Но поскольку дом — это на самом-то деле не то место, где она хотела бы очутиться, Эффи вскоре прекращает петь.
Там, в реальном мире, Эффи по-прежнему без сознания. «И это не просто обморок», — говорит она себе. Девушка понимает, что близка к смерти. Талискер рассказывал ей о том месте, в котором она сейчас находится. Надо полагать, именно сюда попадают люди, прежде чем отправиться в ад или в рай. Талискер называл его…
… «пустотой».
«Этот человек заслуживает медали за умение подбирать точные формулировки», — думает Эффи, оглядываясь по сторонам. Здесь и впрямь нет ничего. Иногда Эффи слышит звуки — шепчущие голоса, тихий смех. Она полагает, что другие люди тоже перемещаются по «пустоте», но их пути никогда не пересекутся. Внезапно Эффи останавливается; к ней приходит ошеломляющая мысль. «Если „пустота“ бесконечна, то нет никакой разницы между покоем и движением. И не имеет значения, иду я или стою на месте». Некоторое время она так и этак вертит эту мысль у себя в голове, потом вдруг замечает впереди какое-то шевеление.
— Эй! — кричит Эффи и бежит вперед. Приблизившись, она может разглядеть двигающееся существо. Это действительно человек. Мужчина. Он не бежит, а просто идет широкими шагами. У него длинные черные волосы и странная одежда из оленьей кожи.
«Это индеец, — понимает Эффи. — Как Йиска».
Молодой человек останавливается, оборачивается, и на его лице появляется озадаченное выражение. Эффи издает удивленный возглас: левая рука индейца выглядит как медвежья лапа! Может быть, Эффи попала в царство снов и здесь лапа медведя имеет символическое значение? Вот только какое именно?
— Приветствую, — говорит молодой человек.
Эффи слабо улыбается в ответ.
— Ты страж этого места? Мне раньше не случалось здесь бывать, даже когда Келлид обретал контроль над моим телом. Видимо, произошло что-то необычное.
— Э-э… — Эффи понятия не имеет, о чем толкует парень. Если не считать руки-лапы, молодой человек весьма хорош собой. Может, не так красив, как Йиска, зато гораздо менее мрачный.
— Нет. Я сама тут случайно, — наконец говорит она. Мало-помалу до нее доходит вся абсурдность ситуации, и Эффи нервно хихикает.
— Кто ты?
— Меня зовут Эффи… Эюфемия Морган. Думаю, я оказалась здесь потому, что почти умерла, — говорит она чистую правду. — Я… э-э… кажется, я не могу найти выход.
Он понимающе кивает.
— Меня зовут Рако. Я сид из клана медведя, изгнанник из Дурганти.
— Что с тобой приключилось? — Эффи кивает на его руку;
— Сам толком не пойму. — Теперь они шагают рядом, бок о бок. — За последнее время со мной произошло слишком много всякого.
— А куда ты идешь?
— Ты всегда задаешь столько вопросов, Эффи-Эюфемия Морган?
— Нет. Зови меня просто Эффи. — Внезапно на нее снисходит озарение. — Так ведь ты же, наверное, из Сутры? Да? — Эффи расплывается в широкой ухмылке. Похоже, она каким-то образом опередила Талискера, Йиску и Малки. — Вот здорово!
Рако бросает на нее удивленный и несколько раздраженный взгляд.
— А откуда же я еще могу быть?
— Ха! Вот погоди, я расскажу Талискеру, что встретила обитателя его драгоценной Сутры! — радуется Эффи. Это совершеннейшее детство. Умом она понимает, что никогда ничего никому не расскажет, если не удастся найти выход. Однако сейчас это не имеет значения.
Рако останавливается как вкопанный.
— Талискер? Ты сказала — Тал-иис-кер? Странник по мирам?
— Ты с ним знаком? — удивленно спрашивает Эффи.
— Знаком? Нет. Это невозможно. О нем повествуют легенды. Однажды он спас наш народ — и феинов тоже. Правда, это было почти двести лет назад… Говорят, боги даровали Талискеру вечную жизнь в награду за его подвиги.
— Вечную жизнь? Да нет, не похоже. Знаешь, ты ведь можешь сам его обо всем расспросить, если хочешь. Мы тут как раз… э-э… собирались к вам заглянуть.
— Он возвращается? — В голосе Рако слышится едва ли не благоговение.
«Батюшки, еще один фанат Дункана!» — думает Эффи.
— Феинские легенды гласят, что Талискер вернется, если Сутре будет грозить опасность или ее постигнет беда.
— Вроде как король Артур?
— Кто?
— Ладно, не обращай внимания. А как насчет Малки? Он, должно быть, тоже великий герой. Легенды упоминают спутников Талискера?
— Упоминают. Сеаннаха Алессандро Чаплина и еще — тень Талискера. Говорят, что в битве тень отделяется от него и сражается сама по себе…
Эффи смеется.
— Ишь ты! Малки будет доволен. Да, кстати, ты не знаешь, как мне отсюда выбраться?
Рако качает головой.
— Это не только иное место, но и иное время. Феины называют его межвременьем. И время здесь течет иначе, чем во всех прочих мирах.
— Но Малки сказал, что здесь опасно находиться. Что «пустота» затягивает, и можно остаться…
Рако внезапно останавливается.
— Мне пора идти, — говорит он и оглядывается, будто чувствует что-то. Ну разумеется! Из ниоткуда начинает дуть ветер; он доносит запах костра и сырого камня. — Я расскажу им, Эюфемия Морган. Расскажу, что идет Странник между мирами…
Очертания тела Рако начинают бледнеть. Эффи готова поклясться, что его силуэт мало-помалу начинает приобретать контуры огромного медведя.
— Да ладно, — бормочет она. — Люди приходят, люди уходят — одна я сижу здесь как дура. Может, я уже «залипла»?
Эффи снова остается в одиночестве посреди «пустоты».
— Мы называем эту церемонию Путь Врага, а белые — Тропой Войны, — объяснил Родни. — Она не обязательно проводится зимой и уж точно не для того, чтобы объявить кому-то войну, как полагают белые. Враги зачастую бывают невидимы. Это не всегда люди. Иногда приходится сражаться с призраками и злыми духами, которые посещают нас во время болезней или даже, как сейчас, приходят в наши сны.
Талискер пребывал в смятении. Перед пещерой Мумии стояли лагерем около трех сотен людей, в воздухе висело напряжение, но люди не молчали. Они стояли на почтительном отдалении от пещеры, собравшись небольшими группками, и тихо переговаривались. Здесь же, в лагере, находилось несколько машин, хотя по большей части люди пришли пешком или приехали на лошадях.
— Каньон населен пастухами и фермерами, Дункан. Здесь плодородная почва, а дождевая вода несет с плато минеральные удобрения. В той стороне, куда мы направляемся, расположен каньон Дель Муэрто, и там живут люди. — Йиска кивнул в сторону огней. — Я полагаю, они тоже пришли, чтобы отыскать врата, просто еще сами об этом не знают. Сичей говорит, что многие направляются к тому месту, которое видят в своих снах.
— Многие? И сколько же их? — Талискер ощутил легкую панику.
Йиска пожал плечами.
— Ну, может, сотня…
— О нет. Нам придется отправить их назад, Йиска. Если мы откроем врата, они окажутся в опасности.
— Мы не отвечаем за них, Талискер. Если люди хотят прийти сюда — кто мы такие, чтобы запрещать? — безмятежно отозвался Йиска. — Как она? — Он кивнул в сторону Эффи.
— Не знаю. Малки сказал, что пытался помочь, да не очень-то доволен результатом.
Талискер и Малки поговорили за пределами маленького лагеря, который они соорудили на скорую руку. Родни с любопытством проводил взглядом Талискера, уходящего из лагеря с маленькой коробкой в руках, и тем не менее ничего не сказал. Талискер же почувствовал себя намного лучше, уверившись, что Малки находится где-то поблизости. Впрочем, он все равно полагал, что пока рановато демонстрировать призрака Родни.
«Это действительно может стать серьезной проблемой», — думал он, глядя на далекие огни. Показывать людям Малки было то же, что раскрывать им душу. Талискер не сомневался в существовании Малки, как и в существовании Сутры, однако все, что касалось этих вещей, было для него глубоко личным. Единственным человеком, способным его понять, остался Сандро. И вот первый раз в жизни (хотя, возможно, не последний) Талискер жалел, что попросил его пойти с ними… Он вздохнул. Уязвленная гордость — ужасная вещь. А уж уязвленная гордость Сандро — одна из самых худших.
Лэйк оглянулся на притихших ребятишек, увязавшихся за ним. Их глаза были круглыми от любопытства. «Как мило — обрести собственных фанатов», — насмешливо подумал он.
Детей было пятеро, в возрасте около десяти лет, за исключением, пожалуй, самого старшего из них — подростка. Несколько минут назад они встретили Лэйка на обочине дороги и последовали за ним. Никто из детишек не пытался завести беседу, но самая маленькая девочка беспрерывно хихикала, и постепенно Лэйк начал звереть. Он никогда не умел обращаться с детьми, и они здорово действовали ему на нервы.
Лэйк остановился — ребятишки остановились тоже, пытаясь сохранить безопасную дистанцию. Неторопливо повернувшись, он сдвинул солнечные очки на нос и посмотрел поверх детей, чуть прищурив глаза, — профессиональным «голливудским» взглядом.
— Эй, детвора, кто из вас быстро бегает? По-настоящему быстро? Они нервно переглянулись, затем старший мальчик ответил:
— Мы все быстро бегаем, мистер.
— Хорошо. — Мальчик с нетерпением ожидал продолжения. Но Лэйк медлил. — Ну вот что. Я думаю, сегодня моя мама готовит жаркое из кролика. Только она не знает, что я приехал. Это сюрприз…
Лэйк поставил на землю рюкзак и откинул клапан; младшие дети вытянули шеи, с любопытством заглядывая внутрь.
— Так-так… кажется, где-то здесь… Ага! — С торжествующей улыбкой Лэйк извлек пакетик конфет «Хершис» в разноцветных блестящих обертках. Малышня дружно ахнула. — Хотите по такой штучке?
— Да-а-а.
— Ну, тогда дуйте вперед и скажите моей маме, что я иду. А не то она съест все жаркое сама.
Дети вихрем пронеслись мимо него по тропе и остановились лишь через несколько шагов, когда им в голову пришла одна и та же мысль.
— Мистер? А кто ваша мама? — спросил старший мальчик.
— Рене Йаззи. Знаете ее?
— Да. Хотя не слышали, что у нее есть сын… «Ну, это и неудивительно», — подумал он.
— Меня зовут Лэйк Маккиннон.
— Лэйк Маккиннон? — Мальчик смерил его взглядом, точно припоминая, где он мог слышать это имя.
— Я актер, — подсказал Лэйк.
— О. Ладно… — Мальчик пожал плечами, и вся стайка припустила вниз по тропе.
Ни тени узнавания… Ладно, мальчик не обязан смотреть фильмы с его участием, однако дело не только в этом. Похоже, мать вообще никогда не упоминала здесь его имени. Лэйк вздохнул, смахнул снег со своих щегольских сапог из крокодиловой кожи и вскинул рюкзак на плечи. Боже ж ты мой! Прошло четыре года…
К тому времени, когда Лэйк добрался до конца тропы, на земле уже лежал слой снега. Большие, похожие на конфетти хлопья укутали фургоны и палатки белым покрывалом. И это было лишь начало. Прежде чем радио перестало работать, Лэйк услышал прогноз погоды на ближайшие дни. Приближался холодный фронт, синоптики обещали бури и обильные снегопады. Лэйк не понимал, зачем нужно собираться в каньоне именно в это время. Двоюродный брат написал по электронной почте, сообщая, что будут проводить церемонию Пути Врага. Глядя на окружающую действительность, Лэйк все более убеждался в том, что брат что-то напутал.
На миг Лэйк испытал странное чувство нереальности происходящего. Он будто был один во всем лагере. Снегопад загнал людей в дома и палатки. Лишь где-то в отдалении лаяла собака, и звук эхом отдавался от стен каньона. Затем Лэйк услышал шум, исходящий из пещеры Мумии, — размеренные гулкие удары барабана и человеческие голоса. Определенно, там происходило что-то необычное.
Он взглянул в сторону пещеры и заметил одинокую фигуру, стоявшую посреди тропы. Плечи укрыты тяжелым одеялом, руки скрещены на груди, на лице — странная смесь недоверия и беспокойства.
— Мама!
Лэйк отшвырнул рюкзак, подбежал и стиснул Рене Йаззи в крепких объятиях. Он сделал это отчасти и для того, чтобы не видеть строгого, невеселого лица матери.
— Пойдем внутрь, ма. По-моему, снег еще не скоро перестанет… — Лэйк начал подталкивать Рене обратно к палатке.
— Лэйк? — сказала она, кипя от негодования. — Это еще что за имечко такое?
— Мой актерский псевдоним, ма.
— Стало быть, имя в честь святого недостаточно для тебя хорошо?
— Конечно же, хорошо. Просто… Есть еще люди с таким же именем, а в Голливуде так не принято.
Рене насмешливо фыркнула.
— И что? Голливудские нравы запрещают писать письма родной матери? Велят годами не приезжать? А?
— Мне было трудно приехать, ма. Я снимался на Карибах.
Рене смотрела ему прямо в глаза, и Лэйк, хотя и находился под защитой зеркальных очков, не сумел выдержать этого взгляда. «Знает ли она, что я был в клинике? Нет, не может быть». На миг Лэйк подумал, что правильнее будет рассказать всю правду. Но затем он просто широко улыбнулся.
— Я не мог, мам, честное слово. Был очень занят… и все такое. Они нырнули в оранжевую палатку Рене. Внутри сидела Милли Таллоак, попивая кофе и глядя на снегопад за окошком.
— Дэвид? — сказала она. — Рада тебя видеть.
Неуловимые интонации в ее голосе давали понять, что Милли знает о его новом имени — как и о том, что прежним он давно не пользуется. И еще Милли Таллоак — самая старшая его тетя — ни за что бы не стала называть его голливудской кличкой.
— Надолго останешься, сын? — спросила Рене. — Ты слышал, что у нас произошло?
«Ровно столько, сколько нужно, чтобы попросить у тебя взаймы, мама. Ровно столько, сколько нужно, чтобы получить деньги, которые избавят меня наконец от плохих парней. Достаточно долго, чтобы успеть снова разбить тебе сердце».
— Пока не знаю. Да, я слышал. Впрочем, слухи могут быть и малость невероятны.
Милли допила кофе и посмотрела в сторону пещеры Мумии.
— Придется поверить, Дэвид, — сказала она.
— … а когда гражданская война закончилась, нас изгнали с нашей родины, потому что мы выглядели иначе, нежели другие шореты. Считалось, что боги «пометили» нас. Мы были париями, выродками. Мой отец говорит, что мы стали завоевателями не по доброй воле, а по необходимости. — Фереби рассказывала вполголоса, то и дело кидая быстрые, настороженные взгляды в сторону реки.
Смеркалось. Рако и Фереби отыскали укрытие — небольшую пещеру в скальной стене. Фереби не хотела оставаться здесь на ночлег. Она стремилась уйти как можно дальше от Дурганти и от преследователей. Но Рако чувствовал себя, мягко говоря, неважно, и у них не было выбора.
Рако ничего не ответил, и Фереби покосилась на него.
— Ты меня слушаешь?
— Да, — промямлил он. — Интересно…
У Рако началась лихорадка. Он больше не мог двигаться. А из Дурганти сюда долетал звон колоколов, и Фереби знала, что в скором времени все леса вокруг ущелья Герн будут кишеть шоретскими солдатами. Если Келлид и спас Рако, то теперь зверь сидов очень некстати покинул его. Именно сейчас им как нельзя более пригодились бы сила и скорость медведя.
— Расскажи мне что-нибудь, — затормошила спутника Фереби. — Расскажи о сидах. Почему они так отличаются от феинов? — Она осеклась, посмотрев на медвежью лапу. Похоже, сиды отличались от феинов гораздо больше, чем до сих пор казалось шоретам.
— Однажды мы тоже стали изгнанниками, — сказал Рако. — Могу поспорить: ты и не знала, что у нас столько общего… — Он рассмеялся, хотя смех тут же превратился в хриплый кашель. — Мы пришли из другого мира, называемого Лизмаир — иначе Лиз.
— Из другого мира? — переспросила Фереби. — Не может быть.
— Может, поверь мне. Так захотели наши боги. — Голос Рако звучал все тише, и Фереби была уверена, что скоро его рассказ превратится в лихорадочный бред. Если уже не превратился. Другой мир? Что бы это значило?
— А зачем богам понадобилось… — Фереби осеклась, внезапно поняв, что говорит о сидских и феинских богах как о реальных существах. До сих пор она полагала, что верит только в своих собственных божеств, а это значило, что никаких прочих богов не могло быть. Фереби озадаченно покачала головой.
— Произошел своего рода несчастный случай. — Голос Рако был едва слышен за шумом реки. — Побочный эффект могущественного заклинания…
Фереби подкинула в костер еще одну ветку. Дрова прогорали слишком быстро, скорее всего их не хватит на целую ночь. А значит — предстоит мерзнуть. В пещере было сыро, из трещин в стенах сочилась вода. Единственный сухой участок пола располагался у дальней стены, и Фереби уложила на него Рако, прикрыв сида плащом. Она знала, что разжигать огонь рискованно и опасность все увеличивается по мере наступления темноты. По счастью, дым костра не выходил из пещеры, а утекал вверх через невидимые разломы в потолке. И все равно запах горящего дерева поплывет вдоль реки вместе с ветром.
Костер разгорелся ярче, когда Фереби подкинула новое полено. Девушка посмотрела на Рако, намереваясь расспросить его о сидских богах и легендах.
— Черт… — пробормотала она.
На месте Рако лежал огромный медведь. Фереби не знала, трансформировался ли сид по своей воле, или же Келлид как-то узнал о его беде и явился на помощь. Только факт оставался фактом: Фереби очутилась в пещере один на один с исполинским зверем. Келлид был семи или восьми футов в высоту и в отличие от Рако пребывал в сознании. Его темные глаза посверкивали в свете костра.
Фереби похолодела и застыла на месте. Она лихорадочно соображала. Знает ли Келлид, что она не враг? Обладает ли он памятью Рако?..
— Келлид, — торжественно сказала Фереби, — приветствую тебя.
Медведь, разумеется, не ответил. Он моргнул, потом зевнул; в свете костра сверкнули белым огромные клыки. Фереби немного расслабилась и все же решила не делать резких движений. В конце концов, Келлид наверняка пришел не просто так. Возможно, Рако нуждался в его силе и не сумеет пережить ночь без помощи зверя.
Осторожно протянув руку, девушка стащила с Келлида свой плащ. Медведь не противился, так что Фереби завернулась в плащ сама, и ей стало гораздо теплее. Прислонившись спиной к стене пещеры, она потихоньку начала погружаться в сон…
Эффи идет через «пустоту». Она не знает, давно ли рассталась с Малки, потому что в «пустоте» нет времени. Эффи ничего не имела против того, чтобы вернуться, однако Малки исчез, и она поняла, что не знает как. Простого пожелания вернуться оказалось недостаточно, и теперь Эффи не представляет, что ей делать дальше. А по всему выходит, что делать нечего — разве что брести дальше куда глаза глядят и напевать: «Нет места лучше дома, нет места лучше дома…» Но поскольку дом — это на самом-то деле не то место, где она хотела бы очутиться, Эффи вскоре прекращает петь.
Там, в реальном мире, Эффи по-прежнему без сознания. «И это не просто обморок», — говорит она себе. Девушка понимает, что близка к смерти. Талискер рассказывал ей о том месте, в котором она сейчас находится. Надо полагать, именно сюда попадают люди, прежде чем отправиться в ад или в рай. Талискер называл его…
… «пустотой».
«Этот человек заслуживает медали за умение подбирать точные формулировки», — думает Эффи, оглядываясь по сторонам. Здесь и впрямь нет ничего. Иногда Эффи слышит звуки — шепчущие голоса, тихий смех. Она полагает, что другие люди тоже перемещаются по «пустоте», но их пути никогда не пересекутся. Внезапно Эффи останавливается; к ней приходит ошеломляющая мысль. «Если „пустота“ бесконечна, то нет никакой разницы между покоем и движением. И не имеет значения, иду я или стою на месте». Некоторое время она так и этак вертит эту мысль у себя в голове, потом вдруг замечает впереди какое-то шевеление.
— Эй! — кричит Эффи и бежит вперед. Приблизившись, она может разглядеть двигающееся существо. Это действительно человек. Мужчина. Он не бежит, а просто идет широкими шагами. У него длинные черные волосы и странная одежда из оленьей кожи.
«Это индеец, — понимает Эффи. — Как Йиска».
Молодой человек останавливается, оборачивается, и на его лице появляется озадаченное выражение. Эффи издает удивленный возглас: левая рука индейца выглядит как медвежья лапа! Может быть, Эффи попала в царство снов и здесь лапа медведя имеет символическое значение? Вот только какое именно?
— Приветствую, — говорит молодой человек.
Эффи слабо улыбается в ответ.
— Ты страж этого места? Мне раньше не случалось здесь бывать, даже когда Келлид обретал контроль над моим телом. Видимо, произошло что-то необычное.
— Э-э… — Эффи понятия не имеет, о чем толкует парень. Если не считать руки-лапы, молодой человек весьма хорош собой. Может, не так красив, как Йиска, зато гораздо менее мрачный.
— Нет. Я сама тут случайно, — наконец говорит она. Мало-помалу до нее доходит вся абсурдность ситуации, и Эффи нервно хихикает.
— Кто ты?
— Меня зовут Эффи… Эюфемия Морган. Думаю, я оказалась здесь потому, что почти умерла, — говорит она чистую правду. — Я… э-э… кажется, я не могу найти выход.
Он понимающе кивает.
— Меня зовут Рако. Я сид из клана медведя, изгнанник из Дурганти.
— Что с тобой приключилось? — Эффи кивает на его руку;
— Сам толком не пойму. — Теперь они шагают рядом, бок о бок. — За последнее время со мной произошло слишком много всякого.
— А куда ты идешь?
— Ты всегда задаешь столько вопросов, Эффи-Эюфемия Морган?
— Нет. Зови меня просто Эффи. — Внезапно на нее снисходит озарение. — Так ведь ты же, наверное, из Сутры? Да? — Эффи расплывается в широкой ухмылке. Похоже, она каким-то образом опередила Талискера, Йиску и Малки. — Вот здорово!
Рако бросает на нее удивленный и несколько раздраженный взгляд.
— А откуда же я еще могу быть?
— Ха! Вот погоди, я расскажу Талискеру, что встретила обитателя его драгоценной Сутры! — радуется Эффи. Это совершеннейшее детство. Умом она понимает, что никогда ничего никому не расскажет, если не удастся найти выход. Однако сейчас это не имеет значения.
Рако останавливается как вкопанный.
— Талискер? Ты сказала — Тал-иис-кер? Странник по мирам?
— Ты с ним знаком? — удивленно спрашивает Эффи.
— Знаком? Нет. Это невозможно. О нем повествуют легенды. Однажды он спас наш народ — и феинов тоже. Правда, это было почти двести лет назад… Говорят, боги даровали Талискеру вечную жизнь в награду за его подвиги.
— Вечную жизнь? Да нет, не похоже. Знаешь, ты ведь можешь сам его обо всем расспросить, если хочешь. Мы тут как раз… э-э… собирались к вам заглянуть.
— Он возвращается? — В голосе Рако слышится едва ли не благоговение.
«Батюшки, еще один фанат Дункана!» — думает Эффи.
— Феинские легенды гласят, что Талискер вернется, если Сутре будет грозить опасность или ее постигнет беда.
— Вроде как король Артур?
— Кто?
— Ладно, не обращай внимания. А как насчет Малки? Он, должно быть, тоже великий герой. Легенды упоминают спутников Талискера?
— Упоминают. Сеаннаха Алессандро Чаплина и еще — тень Талискера. Говорят, что в битве тень отделяется от него и сражается сама по себе…
Эффи смеется.
— Ишь ты! Малки будет доволен. Да, кстати, ты не знаешь, как мне отсюда выбраться?
Рако качает головой.
— Это не только иное место, но и иное время. Феины называют его межвременьем. И время здесь течет иначе, чем во всех прочих мирах.
— Но Малки сказал, что здесь опасно находиться. Что «пустота» затягивает, и можно остаться…
Рако внезапно останавливается.
— Мне пора идти, — говорит он и оглядывается, будто чувствует что-то. Ну разумеется! Из ниоткуда начинает дуть ветер; он доносит запах костра и сырого камня. — Я расскажу им, Эюфемия Морган. Расскажу, что идет Странник между мирами…
Очертания тела Рако начинают бледнеть. Эффи готова поклясться, что его силуэт мало-помалу начинает приобретать контуры огромного медведя.
— Да ладно, — бормочет она. — Люди приходят, люди уходят — одна я сижу здесь как дура. Может, я уже «залипла»?
Эффи снова остается в одиночестве посреди «пустоты».
— Мы называем эту церемонию Путь Врага, а белые — Тропой Войны, — объяснил Родни. — Она не обязательно проводится зимой и уж точно не для того, чтобы объявить кому-то войну, как полагают белые. Враги зачастую бывают невидимы. Это не всегда люди. Иногда приходится сражаться с призраками и злыми духами, которые посещают нас во время болезней или даже, как сейчас, приходят в наши сны.
Талискер пребывал в смятении. Перед пещерой Мумии стояли лагерем около трех сотен людей, в воздухе висело напряжение, но люди не молчали. Они стояли на почтительном отдалении от пещеры, собравшись небольшими группками, и тихо переговаривались. Здесь же, в лагере, находилось несколько машин, хотя по большей части люди пришли пешком или приехали на лошадях.