Страница:
— Только раз? Только один случай? — Эффи не знала, верить Туланну или нет.
— Видишь ли, за много лет я ухитрился взять на себя ответственность за несколько других происшествий. Все эти люди умерли не по моей вине, но слухи распространяются быстро.
— Так ты сам их распространял?.. Ничего не понимаю!
— Страх, Эффи. Я исподволь внушаю людям опасение. Это моя характерная черта; я развивал ее, чтобы выжить. Знаешь, сколько у меня было шансов стать императором? Крайне мало. Я еще очень молод, а за моей спиной стоят старшие, более опытные люди, которые с радостью примерили бы корону — ради блага Шорета, само собой.
Эффи ошеломленно покачала головой.
— Не думаю, что мне хотелось бы жить при дворе, — пробормотала она.
Некоторое время они сидели в молчании. Эффи смотрела в свой кубок, пытаясь понять, хорошо ли она себя чувствует.
— Ты единственный человек, которому я это рассказывал, — задумчиво произнес Туланн. Он улыбнулся снова — своей злой улыбкой. — Разумеется, если ты кому-нибудь проболтаешься, я убью тебя.
— Можно мне повидать пленников?
— Зачем? Ты только снова расстроишься.
— Я знакома с кузеном Рако, — бойко соврала Эффи. Она надеялась, что это объяснение удовлетворит Туланна, который считал ее феином. — Возможно, Рако захочет передать ему что-нибудь. Свою последнюю волю или…
— Не понимаю, с какой стати мне оказывать ему милости! Этот человек убил моего отца.
Эффи вздохнула.
— Ладно. Послушай, я ищу своих друзей. Я думаю, Рако осведомлен, где они находятся. — Впервые за прошедшие дни Эффи ощутила, как живот начинает сводить судорогой, и ее охватила паника. В самом деле: она не так уж и хорошо знает Туланна. Он мог просто-напросто солгать ей. Возможно, сейчас император так мило беседует с ней и рассказывает сказочки, смакуя мысль, что она умирает.
— О! Друзья — это важно. Ну, вот что я тебе скажу: давай заключим сделку. Переспи со мной, а я позволю тебе повидаться с пленниками. Или даже отпущу одного из них.
Эффи уставилась на императора, чувствуя, как кровь приливает к щекам.
— Это не смешно, Туланн, — холодно сказала она.
— Как ты себя чувствуешь, Эффи? — Он наклонился и заглянул ей в глаза. На его лице было написано беспокойство, однако Эффи уже не взялась бы сказать, насколько оно было искренним. Она чувствовала, как по спине между лопаток стекают струйки пота.
— Хорошо… Нет. Плохо! Послушай, я… Я пойду, Туланн. — Эффи не стала дожидаться его позволения. Она сорвалась со стула и кинулась вон из шатра — в живительную прохладу ночи.
Оказавшись на улице, в тумане непрекращающейся мороси, Эффи понемногу успокоилась. Наверное, она просто слишком быстро выпила вино, и оно ударило ей в голову. А Туланн теперь подумает, что она полная дура. Он верил в нее, а Эффи отплатила ему черной неблагодарностью: идиотскими подозрениями и грубостью. Хотя и приглашение в постель напугало ее. Возможно, Туланну просто не случалось иметь друга и доверенное лицо, который одновременно был бы еще и женщиной… Эффи хотелось доверять ему. Видит Бог: хотелось.
Она сунула пальцы в рот, и ее вырвало. «Туланн и его вино тут ни при чем, — сказала себе Эффи. — Просто сила привычки».
Йиске снится сон. Не один из тех смутных скоротечных снов, которые он привык видеть по ночам. О нет! Этот сон совсем иной. Многоцветный, многозвучный. Йиска стоит, глядя вверх — на водопад. По крайней мере он полагает, что это водопад. Йиска не замечает, откуда льется вода, но она низвергается вниз по скалам бурным ревущим потоком. Водяная пыль висит в воздухе, и солнце переливается в ней тысячами маленьких радуг. Воздух наполнен звуками. Йиска стоит по щиколотку в воде; на нем ритуальная рубаха для Пляски Духов, подаренная дедушкой Родни. Стеклянные бусины, нашитые на рубаху, переливаются и сверкают, отражая солнечный свет и игру водяных капель. Если кто-нибудь взглянет на Йиску, он, пожалуй, не заметит его за этим буйством красок.
Йиска поет. Он знает не так уж много ритуальных песен навахо — только несколько фрагментов из церемонии освящения хогана. И теперь эти слова срываются с губ помимо его воли.
То будет хоган хрустальной воды,
То будет хоган, осыпанный цветочной пыльцой,
То будет хоган счастья длиною в жизнь,
То будет хоган, стоящий среди красоты,
То будет хоган, благословленный Красотой.
Йиска чувствует непреодолимое желание обернуться. Он поворачивает голову и видит перед собой красно-коричневую глиняную стену хогана. Добротное, красивое жилище, возведенное по всем правилам, стоит у самой кромки воды. Дверь хогана обращена на восток, чтобы восходящее солнце каждое утро могло сосчитать обитателей жилища, пребывающих в мире живых.
— Привет, — говорит он скорее про себя, нежели вслух. Странное дело: шум воды не становится тише, даже когда индеец входит внутрь. Йиска знает, что это сон, однако чувствует запах земли и прохладу. Это место излучает спокойствие. Ему хотелось бы задержаться здесь, и все же Йиска выходит наружу и возвращается к водопаду.
Едва его ступни встречаются с ледяными объятиями воды, как Йиска замечает движение наверху, среди мерцающих водяных струй.
— Что?..
Похоже, там человек. Кто-то ныряет в водопад, кувыркаясь среди пены, будто огромная серебристая рыба. У Йиски перехватывает дыхание. Разумом он понимает, что человек должен погибнуть в бурном потоке: слишком уж водопад быстр и жесток. Если отважный пловец и не захлебнется — ему неизбежно суждено разбиться об острые скалы внизу. Впрочем, сейчас Йиска не желает слышать голос рассудка; он просто наблюдает в немом восхищении. В конце концов, это всего лишь сон.
И, разумеется, она не захлебнулась в потоке и не разбилась. Да, она… Теперь Йиска ясно видит, что это женщина. Она раскидывает руки, чтобы замедлить полет, и легко приземляется на скалу.
Она — сид. Йиска еще не умеет различать кланы, но полагает, что женщина может быть рысью. В ее облике есть что-то кошачье. Изящное, гибкое, тонкое тело и огромные золотистые глаза. Водяные струи играют ее просторными серыми одеждами. Женщина выбирается на берег.
— Йи-иссска, — говорит она. — Да.
Женщина проходит мимо и направляется к хогану. Йиска чувствует запах ее кожи — она пахнет водой, землей и воздухом. Она…
Вдруг что-то происходит! Небо темнеет, будто над водопадом собрались грозовые тучи. В единый миг Йиска теряет прекрасную женщину из виду. Он бежит к хогану. Начинается дождь. Водяные струи барабанят по земле. Вокруг ничего не разглядеть, но Йиска видит, что внутри хогана горит свет. Должно быть, женщина развела огонь.
Йиска потрясен неземной красотой и невероятным совершенством сидской женщины. Она нужна ему — нужна как воздух. Они не знакомы, и тем не менее женщина знает его, знает его сны. Йиска тихо стонет, не просыпаясь.
Достигнув хогана, он вбегает внутрь. Здесь темно! Темно и пусто… Ее нигде нет! Что за мука! Йиске неожиданно приходит на ум, что это видение может быть тем самым сном. Тем, от которого не просыпаются. Возможно, женщина все еще здесь; возможно, она прячется в сумраке, поджидая его… поджидая, чтобы…
Звук за спиной! Йиска резко оборачивается.
— Что за…
Это Пес. Пес сидит на полу и лениво почесывается.
— П-пес?! — Йиска шагает вперед и протягивает руку, чтобы тронуть морду собаки. И в этот момент он видит — только на миг, и все же этого достаточно. Глаза собаки вспыхивают ярким, неземным золотистым светом.
Занимался рассвет. Пятый день после огней в небе и четвертый после пленения тана Сигрида и Рако. Эффи стояла на берегу озера у Руаннох Вера и смотрела, как туман расползается над водой. Она сняла сапоги, и влажная от росы трава холодила босые ступни. Было зябко, но Эффи не обращала внимания на холод. Ее мысли были далеко.
Она сделала все, что могла, однако Туланн жаждал крови, и Эффи в какой-то мере понимала его. Все знали, что императора убил Рако, хотя сам сид с негодованием отрицал это. Эффи удалось увидеться с ним, пусть и ненадолго, хотя Рако был не в настроении откровенничать.
— Передай Туланну, — сказал он, с трудом шевеля потрескавшимися, окровавленными губами, — что я не убивал его отца… А вот его самого прирезал бы с большим удовольствием. Шоретский ублюдок!
Эффи внутренне содрогнулась: сколько ненависти и презрения звучало в голосе сида! И уж конечно, она не собиралась передавать императору вторую часть послания. Рако и так порядком досталось, а эти слова явно не прибавят Туланну любви к нему. Впрочем, Рако уже было нечего терять. Сегодня утром и он, и тан Сигрид будут казнены на площади. Их пронзят горящими стрелами. Не самый приятный способ умереть — даже если шоретские лучники окажутся метки и милосердны.
Эффи спросила Туланна, почему он избрал такой способ казни.
— Традиция. История уподобит меня моему предку — Тараку Лучнику. — Туланн был немало озабочен тем, какой след он оставит в истории.
На стенах Руаннох Вера Эффи заметила движение. Там то и дело сверкали под солнцем доспехи и оружие. Видимо, обитателям города известно о том, что должно произойти. Туланн позаботился о том, чтобы место казни находилось в пределах видимости Руаннох Вера. И все же Эффи никак не могла поверить, что Туланн осмелится казнить тана на глазах у его людей.
— Леди Морган, отвратительное утро, вы не находите? — Рядом возник Алмасей. Эффи упорно казалось, что Туланн приказал старому советнику приглядывать за ней. Интересно только зачем?
— Пожалуй. Особенно если учитывать, что для некоторых оно будет последним.
— И то правда. Кстати, Туланн говорил с вами относительно дневных событий?
— Нет. А что?
— Он хочет, чтобы вы присутствовали на казни.
— Перехочет, — буркнула Эффи. — Я не буду смотреть на это кровавое варварство.
Алмасей испуганно взглянул на нее.
— Вы не понимаете, леди Морган! Он приказал мне проследить, чтобы вы пришли.
— Мне жаль, если это ставит вас в сложное положение, — холодно ответила Эффи. — Ладно, я сама с ним поговорю. Где он?
— На военном совете.
— Прекрасно. Побеседую с ним после совета. — Эффи отвернулась от Алмасея и побрела к лагерю.
По пути ей пришлось пересечь площадку, приготовленную для казни, и пройти буквально в десяти футах от столбов, к которым привяжут Рако и тана Сигрида.
— Это невыносимо, — простонала Эффи. — Это просто невыносимо!
Она побежала к шатру, оскальзываясь на влажной траве, и тут же остановилась, услышав свое имя.
— Эффи?
Шоретские солдаты вывели Рако на площадку — очевидно, затем, чтобы понаблюдать за приготовлениями к собственной казни. Сид был заперт в деревянной клетке — такой узкой, что он не мог даже сесть в ней. В бессчетный раз Эффи прокляла свою наивность и мягкосердечие. Она была не подготовлена к реальностям этого сурового и жестокого мира, где человеческая жизнь часто так неимоверно коротка…
— Рако! — Эффи попыталась ободряюще улыбнуться, но результат оказался более чем жалок. Впрочем, Рако улыбнулся в ответ. — Как ты? О Господи, что за идиотский вопрос!
— Все нормально. Я примирился со своими богами. Салкит сойдет с небес и заберет мою душу.
Кусая губы, чтобы не расплакаться, Эффи подошла ближе и взяла Рако за медвежью лапу; она была мягкой и теплой, и Рако осторожно свел когти вокруг запястья девушки. Одно короткое прикосновение — вот и все, чем она могла ему помочь.
— Мне жаль, — прошептала Эффи.
— Талискер говорил, что ты добрая девушка, — сказал Рако. — И я слышал, как солдаты говорили, будто ты имеешь большое влияние на Туланна. Может, уговоришь его отпустить Сигрида? Тан ни в чем не виноват. Он не заслужил такого…
— И ты тоже, Рако. Никто не заслужил… кроме разве что самого. Туланна.
— Да ладно. На самом деле ты так не думаешь.
Эффи посмотрела на Рако сквозь навернувшиеся слезы.
— Еще совсем недавно ты ненавидел его.
— Я не хочу тратить последние часы моей жизни на ненависть.
— Ради всего святого, Рако! Разозлись! Ты имеешь на это право. На гнев. На ярость! — Его тихое смирение показалось Эффи ужаснее, чем всепоглощающая ненависть. Ей хотелось усесться на землю и расплакаться — самозабвенно, как она поступала, когда была ребенком. Однако в следующую секунду Эффи вспомнила одну очень важную вещь.
— Рако! Ты встретился с Талискером?
— Да. Мы вместе пришли в город.
Эффи бросила взгляд в сторону Руаннох Вера, который сейчас был затянут плывущим над озером туманом.
— Он в городе? А Йиска? Малки?
— Нет. Йиска и Малки несколько дней назад ушли из Руаннох Вера.
— Ушли… Каким образом? И куда? — Она не могла скрыть своего страха.
— Они ищут Совет Темы. — Рако пропустил мимо ушей первый из ее вопросов. — Талискер полагает, что это важно…
— Леди Морган? — Алмасей незаметно подошел сзади и положил руку ей на плечо. — Не надо растравлять себе душу. Если уж Туланн уперся — ничего не попишешь. Мне действительно жаль.
— Черт побери! Зачем извиняться передо мной? — разъярилась Эффи. — Вы ему это скажите! — прибавила она, кивнув на Рако. Сбросив с плеча руку Алмасея, Эффи побежала к своему шатру. Она надеялась, что на сей раз Алмасею хватит ума не преследовать ее.
— Пожалуйста, Туланн, не заставляй меня идти туда, — умоляла Эффи.
— Все ждут только тебя, — сказал он с неизбывным терпением в голосе.
— Я никогда тебе этого не прощу!
Выражение лица Туланна сделалось задумчивым. Казалось, Эффи высказала новую, не вполне понятную для него мысль. До сих пор императору не случалось беспокоиться из-за того, что кто-то не готов его простить или затаил обиду. Что ж, Эффи права. Туланну еще многому предстоит научиться, дабы понять, что такое дружба.
Едва они вышли из шатра, как зазвучали фанфары и раздался барабанный бой. Эффи огляделась. Все было готово для казни. А меж тем девушка по-прежнему не могла поверить, что она состоится.
Лучники стояли, выстроившись в ровную линию, ветер развевал их волосы и играл короткими форменными плащами. Эффи вгляделась в лица солдат, пытаясь прочесть выражения, но трудно было понять, о чем они думают. Туланн и приближенные уселись за заграждением, украшенным императорским вензелем. Внутри заграждения стояли простые деревянные скамьи, принесенные из палаток. Только Туланн должен был восседать отдельно. Солдаты вытащили из шатра его походный трон, что потребовало усилий пяти человек.
Откуда-то раздалась резкая барабанная дробь, и желудок Эффи подскочил к горлу. Она почувствовала тошноту, сердце бешено застучало в груди. В тот миг, когда девушка уже готова была сорваться с места и бежать куда глаза глядят, на поле вывели Рако. Его руки были связаны за спиной, он шел, высоко подняв голову, и все же Эффи чувствовала страх и отчаяние сида, эхом отдававшиеся в ее сердце.
Дойдя до возвышения, Рако споткнулся. Солдаты быстро подняли его на ноги и привязали к столбу. Рако что-то сказал им; Эффи сидела слишком далеко, чтобы услышать. Да и в любом случае шореты не ответили. Их лица были такими же сосредоточенными и бесстрастными, как и у лучников. Рако поймал взгляд Эффи и слегка улыбнулся. Девушка беззвучно заплакала, не стирая слез, катившихся по щекам.
Император поднялся на ноги.
— Рако, ты признан виновным в убийстве моего отца императора Теброна. — Его ломкий высокий голос разнесся над полем, и Эффи вновь прокляла Туланна.
— Надо мной даже не состоялось суда, — ровно ответил Рако.
Туланн пожал плечами.
— Таково правосудие императора, — объявил он.
Туланн кивнул капитану лучников, тот выкрикнул короткую команду. Стрелки вскинули луки и прицелились.
— О боже, — прошептала Эффи. Она стиснула в руке святого Христофора, прижала кулак ко лбу и крепко зажмурила глаза. Последнее, что она видела, — Туланн, вскинувший руку и готовящийся дать сигнал.
Это был самый долгий момент тишины, который Эффи могла припомнить за всю свою жизнь. Где-то позади, возле озера, раздался неясный звук, на который она поначалу не обратила внимания. И лишь затем, когда звук приблизился, Эффи поняла, что это стук копыт. А проклятие, сорвавшееся с губ Туланна, заставило ее понять, что случилось нечто неожиданное.
Эффи открыла глаза и сквозь пелену слез увидела шоретскую женщину, мчавшуюся на лошади вдоль опушки леса по направлению к месту казни. Она вылетела на поле и осадила коня на полпути между лучниками и их жертвой, заслонив стрелкам цель. Эффи услышала, как зашипел от ярости и негодования Туланн. Очевидно, ему было хорошо известно, что это за женщина, и ее лицезрение не доставило императору радости.
— Фереби Везул, — процедил он. — Что за спешка? Ты явилась, чтобы присоединиться к своему сообщнику? Как трогательно…
Туланн обернулся к стражникам, собираясь отдать приказ об аресте, но остановился, когда женщина заговорила.
— Я не предательница, мой император. Кармала Сью пала. А еще мы отрезаны от Дурганти, ибо Аон Кранн разрушен. Я привела сюда тех, кому удалось выжить.
— Что?! Что ты говоришь? Кто это сделал? — испуганно спросил Туланн. Шореты начали перешептываться — изумленно и недоверчиво.
— Заррус. Это сделал генерал Заррус. Он предал всех нас.
ГЛАВА 14
— Видишь ли, за много лет я ухитрился взять на себя ответственность за несколько других происшествий. Все эти люди умерли не по моей вине, но слухи распространяются быстро.
— Так ты сам их распространял?.. Ничего не понимаю!
— Страх, Эффи. Я исподволь внушаю людям опасение. Это моя характерная черта; я развивал ее, чтобы выжить. Знаешь, сколько у меня было шансов стать императором? Крайне мало. Я еще очень молод, а за моей спиной стоят старшие, более опытные люди, которые с радостью примерили бы корону — ради блага Шорета, само собой.
Эффи ошеломленно покачала головой.
— Не думаю, что мне хотелось бы жить при дворе, — пробормотала она.
Некоторое время они сидели в молчании. Эффи смотрела в свой кубок, пытаясь понять, хорошо ли она себя чувствует.
— Ты единственный человек, которому я это рассказывал, — задумчиво произнес Туланн. Он улыбнулся снова — своей злой улыбкой. — Разумеется, если ты кому-нибудь проболтаешься, я убью тебя.
— Можно мне повидать пленников?
— Зачем? Ты только снова расстроишься.
— Я знакома с кузеном Рако, — бойко соврала Эффи. Она надеялась, что это объяснение удовлетворит Туланна, который считал ее феином. — Возможно, Рако захочет передать ему что-нибудь. Свою последнюю волю или…
— Не понимаю, с какой стати мне оказывать ему милости! Этот человек убил моего отца.
Эффи вздохнула.
— Ладно. Послушай, я ищу своих друзей. Я думаю, Рако осведомлен, где они находятся. — Впервые за прошедшие дни Эффи ощутила, как живот начинает сводить судорогой, и ее охватила паника. В самом деле: она не так уж и хорошо знает Туланна. Он мог просто-напросто солгать ей. Возможно, сейчас император так мило беседует с ней и рассказывает сказочки, смакуя мысль, что она умирает.
— О! Друзья — это важно. Ну, вот что я тебе скажу: давай заключим сделку. Переспи со мной, а я позволю тебе повидаться с пленниками. Или даже отпущу одного из них.
Эффи уставилась на императора, чувствуя, как кровь приливает к щекам.
— Это не смешно, Туланн, — холодно сказала она.
— Как ты себя чувствуешь, Эффи? — Он наклонился и заглянул ей в глаза. На его лице было написано беспокойство, однако Эффи уже не взялась бы сказать, насколько оно было искренним. Она чувствовала, как по спине между лопаток стекают струйки пота.
— Хорошо… Нет. Плохо! Послушай, я… Я пойду, Туланн. — Эффи не стала дожидаться его позволения. Она сорвалась со стула и кинулась вон из шатра — в живительную прохладу ночи.
Оказавшись на улице, в тумане непрекращающейся мороси, Эффи понемногу успокоилась. Наверное, она просто слишком быстро выпила вино, и оно ударило ей в голову. А Туланн теперь подумает, что она полная дура. Он верил в нее, а Эффи отплатила ему черной неблагодарностью: идиотскими подозрениями и грубостью. Хотя и приглашение в постель напугало ее. Возможно, Туланну просто не случалось иметь друга и доверенное лицо, который одновременно был бы еще и женщиной… Эффи хотелось доверять ему. Видит Бог: хотелось.
Она сунула пальцы в рот, и ее вырвало. «Туланн и его вино тут ни при чем, — сказала себе Эффи. — Просто сила привычки».
Йиске снится сон. Не один из тех смутных скоротечных снов, которые он привык видеть по ночам. О нет! Этот сон совсем иной. Многоцветный, многозвучный. Йиска стоит, глядя вверх — на водопад. По крайней мере он полагает, что это водопад. Йиска не замечает, откуда льется вода, но она низвергается вниз по скалам бурным ревущим потоком. Водяная пыль висит в воздухе, и солнце переливается в ней тысячами маленьких радуг. Воздух наполнен звуками. Йиска стоит по щиколотку в воде; на нем ритуальная рубаха для Пляски Духов, подаренная дедушкой Родни. Стеклянные бусины, нашитые на рубаху, переливаются и сверкают, отражая солнечный свет и игру водяных капель. Если кто-нибудь взглянет на Йиску, он, пожалуй, не заметит его за этим буйством красок.
Йиска поет. Он знает не так уж много ритуальных песен навахо — только несколько фрагментов из церемонии освящения хогана. И теперь эти слова срываются с губ помимо его воли.
То будет хоган хрустальной воды,
То будет хоган, осыпанный цветочной пыльцой,
То будет хоган счастья длиною в жизнь,
То будет хоган, стоящий среди красоты,
То будет хоган, благословленный Красотой.
Йиска чувствует непреодолимое желание обернуться. Он поворачивает голову и видит перед собой красно-коричневую глиняную стену хогана. Добротное, красивое жилище, возведенное по всем правилам, стоит у самой кромки воды. Дверь хогана обращена на восток, чтобы восходящее солнце каждое утро могло сосчитать обитателей жилища, пребывающих в мире живых.
— Привет, — говорит он скорее про себя, нежели вслух. Странное дело: шум воды не становится тише, даже когда индеец входит внутрь. Йиска знает, что это сон, однако чувствует запах земли и прохладу. Это место излучает спокойствие. Ему хотелось бы задержаться здесь, и все же Йиска выходит наружу и возвращается к водопаду.
Едва его ступни встречаются с ледяными объятиями воды, как Йиска замечает движение наверху, среди мерцающих водяных струй.
— Что?..
Похоже, там человек. Кто-то ныряет в водопад, кувыркаясь среди пены, будто огромная серебристая рыба. У Йиски перехватывает дыхание. Разумом он понимает, что человек должен погибнуть в бурном потоке: слишком уж водопад быстр и жесток. Если отважный пловец и не захлебнется — ему неизбежно суждено разбиться об острые скалы внизу. Впрочем, сейчас Йиска не желает слышать голос рассудка; он просто наблюдает в немом восхищении. В конце концов, это всего лишь сон.
И, разумеется, она не захлебнулась в потоке и не разбилась. Да, она… Теперь Йиска ясно видит, что это женщина. Она раскидывает руки, чтобы замедлить полет, и легко приземляется на скалу.
Она — сид. Йиска еще не умеет различать кланы, но полагает, что женщина может быть рысью. В ее облике есть что-то кошачье. Изящное, гибкое, тонкое тело и огромные золотистые глаза. Водяные струи играют ее просторными серыми одеждами. Женщина выбирается на берег.
— Йи-иссска, — говорит она. — Да.
Женщина проходит мимо и направляется к хогану. Йиска чувствует запах ее кожи — она пахнет водой, землей и воздухом. Она…
Вдруг что-то происходит! Небо темнеет, будто над водопадом собрались грозовые тучи. В единый миг Йиска теряет прекрасную женщину из виду. Он бежит к хогану. Начинается дождь. Водяные струи барабанят по земле. Вокруг ничего не разглядеть, но Йиска видит, что внутри хогана горит свет. Должно быть, женщина развела огонь.
Йиска потрясен неземной красотой и невероятным совершенством сидской женщины. Она нужна ему — нужна как воздух. Они не знакомы, и тем не менее женщина знает его, знает его сны. Йиска тихо стонет, не просыпаясь.
Достигнув хогана, он вбегает внутрь. Здесь темно! Темно и пусто… Ее нигде нет! Что за мука! Йиске неожиданно приходит на ум, что это видение может быть тем самым сном. Тем, от которого не просыпаются. Возможно, женщина все еще здесь; возможно, она прячется в сумраке, поджидая его… поджидая, чтобы…
Звук за спиной! Йиска резко оборачивается.
— Что за…
Это Пес. Пес сидит на полу и лениво почесывается.
— П-пес?! — Йиска шагает вперед и протягивает руку, чтобы тронуть морду собаки. И в этот момент он видит — только на миг, и все же этого достаточно. Глаза собаки вспыхивают ярким, неземным золотистым светом.
Занимался рассвет. Пятый день после огней в небе и четвертый после пленения тана Сигрида и Рако. Эффи стояла на берегу озера у Руаннох Вера и смотрела, как туман расползается над водой. Она сняла сапоги, и влажная от росы трава холодила босые ступни. Было зябко, но Эффи не обращала внимания на холод. Ее мысли были далеко.
Она сделала все, что могла, однако Туланн жаждал крови, и Эффи в какой-то мере понимала его. Все знали, что императора убил Рако, хотя сам сид с негодованием отрицал это. Эффи удалось увидеться с ним, пусть и ненадолго, хотя Рако был не в настроении откровенничать.
— Передай Туланну, — сказал он, с трудом шевеля потрескавшимися, окровавленными губами, — что я не убивал его отца… А вот его самого прирезал бы с большим удовольствием. Шоретский ублюдок!
Эффи внутренне содрогнулась: сколько ненависти и презрения звучало в голосе сида! И уж конечно, она не собиралась передавать императору вторую часть послания. Рако и так порядком досталось, а эти слова явно не прибавят Туланну любви к нему. Впрочем, Рако уже было нечего терять. Сегодня утром и он, и тан Сигрид будут казнены на площади. Их пронзят горящими стрелами. Не самый приятный способ умереть — даже если шоретские лучники окажутся метки и милосердны.
Эффи спросила Туланна, почему он избрал такой способ казни.
— Традиция. История уподобит меня моему предку — Тараку Лучнику. — Туланн был немало озабочен тем, какой след он оставит в истории.
На стенах Руаннох Вера Эффи заметила движение. Там то и дело сверкали под солнцем доспехи и оружие. Видимо, обитателям города известно о том, что должно произойти. Туланн позаботился о том, чтобы место казни находилось в пределах видимости Руаннох Вера. И все же Эффи никак не могла поверить, что Туланн осмелится казнить тана на глазах у его людей.
— Леди Морган, отвратительное утро, вы не находите? — Рядом возник Алмасей. Эффи упорно казалось, что Туланн приказал старому советнику приглядывать за ней. Интересно только зачем?
— Пожалуй. Особенно если учитывать, что для некоторых оно будет последним.
— И то правда. Кстати, Туланн говорил с вами относительно дневных событий?
— Нет. А что?
— Он хочет, чтобы вы присутствовали на казни.
— Перехочет, — буркнула Эффи. — Я не буду смотреть на это кровавое варварство.
Алмасей испуганно взглянул на нее.
— Вы не понимаете, леди Морган! Он приказал мне проследить, чтобы вы пришли.
— Мне жаль, если это ставит вас в сложное положение, — холодно ответила Эффи. — Ладно, я сама с ним поговорю. Где он?
— На военном совете.
— Прекрасно. Побеседую с ним после совета. — Эффи отвернулась от Алмасея и побрела к лагерю.
По пути ей пришлось пересечь площадку, приготовленную для казни, и пройти буквально в десяти футах от столбов, к которым привяжут Рако и тана Сигрида.
— Это невыносимо, — простонала Эффи. — Это просто невыносимо!
Она побежала к шатру, оскальзываясь на влажной траве, и тут же остановилась, услышав свое имя.
— Эффи?
Шоретские солдаты вывели Рако на площадку — очевидно, затем, чтобы понаблюдать за приготовлениями к собственной казни. Сид был заперт в деревянной клетке — такой узкой, что он не мог даже сесть в ней. В бессчетный раз Эффи прокляла свою наивность и мягкосердечие. Она была не подготовлена к реальностям этого сурового и жестокого мира, где человеческая жизнь часто так неимоверно коротка…
— Рако! — Эффи попыталась ободряюще улыбнуться, но результат оказался более чем жалок. Впрочем, Рако улыбнулся в ответ. — Как ты? О Господи, что за идиотский вопрос!
— Все нормально. Я примирился со своими богами. Салкит сойдет с небес и заберет мою душу.
Кусая губы, чтобы не расплакаться, Эффи подошла ближе и взяла Рако за медвежью лапу; она была мягкой и теплой, и Рако осторожно свел когти вокруг запястья девушки. Одно короткое прикосновение — вот и все, чем она могла ему помочь.
— Мне жаль, — прошептала Эффи.
— Талискер говорил, что ты добрая девушка, — сказал Рако. — И я слышал, как солдаты говорили, будто ты имеешь большое влияние на Туланна. Может, уговоришь его отпустить Сигрида? Тан ни в чем не виноват. Он не заслужил такого…
— И ты тоже, Рако. Никто не заслужил… кроме разве что самого. Туланна.
— Да ладно. На самом деле ты так не думаешь.
Эффи посмотрела на Рако сквозь навернувшиеся слезы.
— Еще совсем недавно ты ненавидел его.
— Я не хочу тратить последние часы моей жизни на ненависть.
— Ради всего святого, Рако! Разозлись! Ты имеешь на это право. На гнев. На ярость! — Его тихое смирение показалось Эффи ужаснее, чем всепоглощающая ненависть. Ей хотелось усесться на землю и расплакаться — самозабвенно, как она поступала, когда была ребенком. Однако в следующую секунду Эффи вспомнила одну очень важную вещь.
— Рако! Ты встретился с Талискером?
— Да. Мы вместе пришли в город.
Эффи бросила взгляд в сторону Руаннох Вера, который сейчас был затянут плывущим над озером туманом.
— Он в городе? А Йиска? Малки?
— Нет. Йиска и Малки несколько дней назад ушли из Руаннох Вера.
— Ушли… Каким образом? И куда? — Она не могла скрыть своего страха.
— Они ищут Совет Темы. — Рако пропустил мимо ушей первый из ее вопросов. — Талискер полагает, что это важно…
— Леди Морган? — Алмасей незаметно подошел сзади и положил руку ей на плечо. — Не надо растравлять себе душу. Если уж Туланн уперся — ничего не попишешь. Мне действительно жаль.
— Черт побери! Зачем извиняться передо мной? — разъярилась Эффи. — Вы ему это скажите! — прибавила она, кивнув на Рако. Сбросив с плеча руку Алмасея, Эффи побежала к своему шатру. Она надеялась, что на сей раз Алмасею хватит ума не преследовать ее.
— Пожалуйста, Туланн, не заставляй меня идти туда, — умоляла Эффи.
— Все ждут только тебя, — сказал он с неизбывным терпением в голосе.
— Я никогда тебе этого не прощу!
Выражение лица Туланна сделалось задумчивым. Казалось, Эффи высказала новую, не вполне понятную для него мысль. До сих пор императору не случалось беспокоиться из-за того, что кто-то не готов его простить или затаил обиду. Что ж, Эффи права. Туланну еще многому предстоит научиться, дабы понять, что такое дружба.
Едва они вышли из шатра, как зазвучали фанфары и раздался барабанный бой. Эффи огляделась. Все было готово для казни. А меж тем девушка по-прежнему не могла поверить, что она состоится.
Лучники стояли, выстроившись в ровную линию, ветер развевал их волосы и играл короткими форменными плащами. Эффи вгляделась в лица солдат, пытаясь прочесть выражения, но трудно было понять, о чем они думают. Туланн и приближенные уселись за заграждением, украшенным императорским вензелем. Внутри заграждения стояли простые деревянные скамьи, принесенные из палаток. Только Туланн должен был восседать отдельно. Солдаты вытащили из шатра его походный трон, что потребовало усилий пяти человек.
Откуда-то раздалась резкая барабанная дробь, и желудок Эффи подскочил к горлу. Она почувствовала тошноту, сердце бешено застучало в груди. В тот миг, когда девушка уже готова была сорваться с места и бежать куда глаза глядят, на поле вывели Рако. Его руки были связаны за спиной, он шел, высоко подняв голову, и все же Эффи чувствовала страх и отчаяние сида, эхом отдававшиеся в ее сердце.
Дойдя до возвышения, Рако споткнулся. Солдаты быстро подняли его на ноги и привязали к столбу. Рако что-то сказал им; Эффи сидела слишком далеко, чтобы услышать. Да и в любом случае шореты не ответили. Их лица были такими же сосредоточенными и бесстрастными, как и у лучников. Рако поймал взгляд Эффи и слегка улыбнулся. Девушка беззвучно заплакала, не стирая слез, катившихся по щекам.
Император поднялся на ноги.
— Рако, ты признан виновным в убийстве моего отца императора Теброна. — Его ломкий высокий голос разнесся над полем, и Эффи вновь прокляла Туланна.
— Надо мной даже не состоялось суда, — ровно ответил Рако.
Туланн пожал плечами.
— Таково правосудие императора, — объявил он.
Туланн кивнул капитану лучников, тот выкрикнул короткую команду. Стрелки вскинули луки и прицелились.
— О боже, — прошептала Эффи. Она стиснула в руке святого Христофора, прижала кулак ко лбу и крепко зажмурила глаза. Последнее, что она видела, — Туланн, вскинувший руку и готовящийся дать сигнал.
Это был самый долгий момент тишины, который Эффи могла припомнить за всю свою жизнь. Где-то позади, возле озера, раздался неясный звук, на который она поначалу не обратила внимания. И лишь затем, когда звук приблизился, Эффи поняла, что это стук копыт. А проклятие, сорвавшееся с губ Туланна, заставило ее понять, что случилось нечто неожиданное.
Эффи открыла глаза и сквозь пелену слез увидела шоретскую женщину, мчавшуюся на лошади вдоль опушки леса по направлению к месту казни. Она вылетела на поле и осадила коня на полпути между лучниками и их жертвой, заслонив стрелкам цель. Эффи услышала, как зашипел от ярости и негодования Туланн. Очевидно, ему было хорошо известно, что это за женщина, и ее лицезрение не доставило императору радости.
— Фереби Везул, — процедил он. — Что за спешка? Ты явилась, чтобы присоединиться к своему сообщнику? Как трогательно…
Туланн обернулся к стражникам, собираясь отдать приказ об аресте, но остановился, когда женщина заговорила.
— Я не предательница, мой император. Кармала Сью пала. А еще мы отрезаны от Дурганти, ибо Аон Кранн разрушен. Я привела сюда тех, кому удалось выжить.
— Что?! Что ты говоришь? Кто это сделал? — испуганно спросил Туланн. Шореты начали перешептываться — изумленно и недоверчиво.
— Заррус. Это сделал генерал Заррус. Он предал всех нас.
ГЛАВА 14
Он лжец! Он лгал мне! Он не собирался делать меня богом. И не для меня он старался, а для себя самого! День ото дня он становится все сильнее, вспоминает, кем он был, действует по собственной воле, а мне приходится уступать. В последнее время, когда я был занят подготовкой атаки на Руаннох Вер, он то и дело подменял меня. В буквальном смысле. Он занимал мое тело, ходил, разговаривал, ел, шутил и смеялся вместе с моими офицерами.
Мне страшно. Если мне суждено умереть, пусть это произойдет на поле боя. Лучше так, чем это медленное вытеснение из моего собственного тела. Я смотрю в зеркало и вижу его. Теперь не осталось ни малейших сомнений. Это его тело, черты его лица. Так он выглядел при жизни.
И теперь я знаю его имя. Его зовут…
— Ах, перестань! Ты же хотел власти. Ты ведь мог бросить меня в огонь, помнишь?
Что за безумие? Кто из нас пишет? Я смотрю на свои руки. Оказывается, я держу по перу в каждой из них. Он водит моей левой рукой, а я…
— Не бери в голову. Подумай, каково это — обрести… позаимствовать тело после стольких лет, проведенных в глубинах «пустоты». Тебе не дано понять, что я испытал.
— Ты заслужил эту участь. Я знаю, кто ты такой.
— Тогда ты знаешь, что я отказался от своей божественной сути.
— Вряд ли она когда-либо была твоей по праву. Я читал историю феинов. И предупреждаю: любая попытка завладеть моим телом — и я приму экстренные меры.
— Например, какие?
— Я покончу с собой. Смотри, кольцо на руке, которой ты пишешь, выводишь свои каракули, — в нем яд, который убивает мгновенно, за несколько ударов сердца. Готов поспорить, ты не успеешь вовремя сбежать из моего тела. Ты вернешься в «пустоту» — вместе с моей богами проклятой душой.
— Ты этого не…
— Ты меня знаешь. Загляни в мое сердце — ты увидишь, что я не боюсь принять смерть от собственной руки.
— У меня теперь есть Горза.
— Да-да. Сбегай проверь, как он управляется там, в другом мире. Или боишься?
— Боюсь?
— Ты же бывал там раньше. Разве нет?
Ответа не последовало. Полагаю, он действительно ушел.
В последний раз, когда я писал в дневнике, то собирался рассказать о молитвах. Видите ли, кто бы ни готовился стать богом — он или я, — божественность невозможна без веры. Пусть эта вера будет слепой и бездумной — нам сгодилась бы и такая. Каждый раз, когда появляется новый шард или флэй, мы вставляем в него хетурит. Это слово на древнем языке феинов обозначает молитву. Материальное ее воплощение выглядит как крошечная бусинка из агата, помещенная в тело каждого «солдата» нашей армии. У шардов и флэйев нет выбора. Они обретают веру вместе с появлением хетурита. Именно он генерирует энергию, которая нам необходима.
Постепенно энергии становится все больше, и в один прекрасный момент ее хватит, чтобы превратить человека в бога. Он не сказал мне когда, но я подозреваю, что это произойдет в скором времени. Теперь он силен. Например, он только что изошел из моего тела, чтобы посмотреть, как продвигается операция Горзы. И от его ухода мало толку — он все равно узнает, если со мной что-то произойдет. Возможно, он понимает и то, что моя угроза самоубийства — не более чем блеф. Он способен покинуть мое тело за считанные мгновения. А жаль! Мысль о том, чтобы утащить его душу в ад, согревает мне сердце.
О да! Я напишу это, пока он не вернулся: его зовут Джал.
— Это история о том, как Койот принес людям огонь. Когда-то мне рассказывала ее моя мать, Эллис Таллоак из народа Черной Воды. — Йиска улыбнулся, вспоминая о матери. Она «рассказывала руками», как говорил Родни. Когда Эллис говорила, ее руки танцевали и порхали в воздухе, словно белые бабочки.
Это случилось в начале времен, когда люди только-только пришли на равнины и жили в мире со всеми прочими народами.
Койоту, как и многим другим созданиям, огонь был ни к чему, сперва он даже и не думал о нем. Но как-то одним весенним днем Койот проходил мимо человеческой деревни. Тамошние женщины пели песню-плач о детях и стариках, умерших во время зимних холодов. Их голоса стонали как западный ветер, и шерсть на шее Койота поднялась дыбом. Койот почувствовал печаль. Ему стало жаль несчастных мужчин и женщин, и он подумал: хорошо бы помочь им.
А надо сказать, Койот знал, что на вершине высокой горы живут трое Огненных Созданий.
— Что-то типа троллей?
— Заткнись, Малк.
Эти Создания берегли огонь для себя, ревностно охраняя его. Они опасались, что люди сумеют обрести его и станут такими же могущественными, как они сами. Койот решил, что он добудет огонь. Сделает доброе дело для людей и заодно проучит жадных Огненных Созданий. Итак, он отправился на вершину горы и стал наблюдать, как Создания охраняют огонь. Но едва Койот подошел ближе, как Огненные Создания почуяли его. Они вскочили на ноги и начали озираться по сторонам. Их глаза горели будто рубины. Они размахивали огромными руками с кривыми когтями, похожими на когти коршуна.
Однако Койот схитрил. Он поднялся на вершину горы на четырехлапах, припав брюхом к земле. Огненные Создания подумали, что это обыкновенный койот, который охотится среди деревьев, уселись на свои места и больше не обращали на Койота внимания.
И так он наблюдал весь день и всю ночь, пока Огненные Создания стерегли огонь. Койот смотрел, как они кормили огонь сосновыми шишками и сухими ветвями. Он видел, как они яростно наступали на язычки пламени, которые ухитрялись сбежать по сухим травинкам. А ночью, когда приходило время сна, Огненные Создания охраняли свое сокровище по очереди.
Да, Огненные Создания стерегли огонь на совесть — всегда, кроме одной-единственной части дня. Это было самое раннее утро, когда в горы поднимаются первые предрассветные ветры. Тогда страж спешит вернуться в теплую пещеру и вызвать на смену собрата. Но и собрату не хочется просыпаться. Он неторопливо встает с постели и медленно бредет наружу, чтобы занять место у огня. Его голова клонится на грудь, а веки еще слеплены сном.
Увидев все это, Койот спустился с горы и поговорил со своими друзьями из других народов. Он рассказал им о несчастных людях, лишенных шерсти и потому боящихся холода и зимы. И еще он рассказал об Огненных Созданиях, о тепле и свете их пламени. И все друзья Койота согласились, что люди должны получить огонь, и все пообещали помочь Койоту.
Потом Койот снова отправился на вершину горы. Опять Огненные Создания вскочили, когда он подошел ближе. Но, присмотревшись, они увидели обычного серого койота, который охотился среди кустов. Поэтому они и не обращали на него внимания. Койот же наблюдал весь вечер, всю ночь и дождался момента, когда двое из Созданий отправились спать в пещеру. Он наблюдал, как сменяются стражи, — до тех пор, пока не поднялись утренние ветры.
Создание, охранявшее огонь, кликнуло одного из своих братьев. А брат, кому пришла очередь сторожить, выбирался из постели медленно и неохотно. И прежде чем он выбрался из пещеры, Койот выскочил из кустов, подхватил мерцающую головню и помчался вниз по склону горы.
Огненные Создания завопили от ярости и пустились в погоню. Они были быстры и, хотя Койот бежал изо всех сил, догнали его. Самый резвый протянул к нему руку, готовый схватить Койота. Однако тот увернулся, и когтистые пальцы зацепили только самый кончик хвоста. Правда, этого оказалось достаточно, чтобы — шерсть на хвосте побелела. Вот почему кончик хвоста у койота остался белым до наших дней. Койот закричал и отшвырнул от себя огонь, но прочие народы уже собрались у подножия горы и были наготове.
Белка первой заметила, что огонь падает. Она подхватила его, положила себе на спину и помчалась прочь по верхушкам деревьев. Огонь жег ей спину так сильно, что ее хвост закрутился вверх, и до наших дней все беличьи хвосты таковы. Огненные Создания погнались за Белкой, и та ловко перекинула огонь Бурундуку.
Трусоватый Бурундук заверещал от страха и замер на месте, точно пригвожденный к земле. В мгновение ока Огненные Создания оказались рядом с ним, и тогда Бурундук бросился бежать. Одно из Созданий схватило его когтями за спину, и, хотя Бурундук вырвался, на спине у него остались три черные полосы. И такова шкурка у бурундука — с тех пор и до наших дней.
Мне страшно. Если мне суждено умереть, пусть это произойдет на поле боя. Лучше так, чем это медленное вытеснение из моего собственного тела. Я смотрю в зеркало и вижу его. Теперь не осталось ни малейших сомнений. Это его тело, черты его лица. Так он выглядел при жизни.
И теперь я знаю его имя. Его зовут…
— Ах, перестань! Ты же хотел власти. Ты ведь мог бросить меня в огонь, помнишь?
Что за безумие? Кто из нас пишет? Я смотрю на свои руки. Оказывается, я держу по перу в каждой из них. Он водит моей левой рукой, а я…
— Не бери в голову. Подумай, каково это — обрести… позаимствовать тело после стольких лет, проведенных в глубинах «пустоты». Тебе не дано понять, что я испытал.
— Ты заслужил эту участь. Я знаю, кто ты такой.
— Тогда ты знаешь, что я отказался от своей божественной сути.
— Вряд ли она когда-либо была твоей по праву. Я читал историю феинов. И предупреждаю: любая попытка завладеть моим телом — и я приму экстренные меры.
— Например, какие?
— Я покончу с собой. Смотри, кольцо на руке, которой ты пишешь, выводишь свои каракули, — в нем яд, который убивает мгновенно, за несколько ударов сердца. Готов поспорить, ты не успеешь вовремя сбежать из моего тела. Ты вернешься в «пустоту» — вместе с моей богами проклятой душой.
— Ты этого не…
— Ты меня знаешь. Загляни в мое сердце — ты увидишь, что я не боюсь принять смерть от собственной руки.
— У меня теперь есть Горза.
— Да-да. Сбегай проверь, как он управляется там, в другом мире. Или боишься?
— Боюсь?
— Ты же бывал там раньше. Разве нет?
Ответа не последовало. Полагаю, он действительно ушел.
В последний раз, когда я писал в дневнике, то собирался рассказать о молитвах. Видите ли, кто бы ни готовился стать богом — он или я, — божественность невозможна без веры. Пусть эта вера будет слепой и бездумной — нам сгодилась бы и такая. Каждый раз, когда появляется новый шард или флэй, мы вставляем в него хетурит. Это слово на древнем языке феинов обозначает молитву. Материальное ее воплощение выглядит как крошечная бусинка из агата, помещенная в тело каждого «солдата» нашей армии. У шардов и флэйев нет выбора. Они обретают веру вместе с появлением хетурита. Именно он генерирует энергию, которая нам необходима.
Постепенно энергии становится все больше, и в один прекрасный момент ее хватит, чтобы превратить человека в бога. Он не сказал мне когда, но я подозреваю, что это произойдет в скором времени. Теперь он силен. Например, он только что изошел из моего тела, чтобы посмотреть, как продвигается операция Горзы. И от его ухода мало толку — он все равно узнает, если со мной что-то произойдет. Возможно, он понимает и то, что моя угроза самоубийства — не более чем блеф. Он способен покинуть мое тело за считанные мгновения. А жаль! Мысль о том, чтобы утащить его душу в ад, согревает мне сердце.
О да! Я напишу это, пока он не вернулся: его зовут Джал.
— Это история о том, как Койот принес людям огонь. Когда-то мне рассказывала ее моя мать, Эллис Таллоак из народа Черной Воды. — Йиска улыбнулся, вспоминая о матери. Она «рассказывала руками», как говорил Родни. Когда Эллис говорила, ее руки танцевали и порхали в воздухе, словно белые бабочки.
Это случилось в начале времен, когда люди только-только пришли на равнины и жили в мире со всеми прочими народами.
Койоту, как и многим другим созданиям, огонь был ни к чему, сперва он даже и не думал о нем. Но как-то одним весенним днем Койот проходил мимо человеческой деревни. Тамошние женщины пели песню-плач о детях и стариках, умерших во время зимних холодов. Их голоса стонали как западный ветер, и шерсть на шее Койота поднялась дыбом. Койот почувствовал печаль. Ему стало жаль несчастных мужчин и женщин, и он подумал: хорошо бы помочь им.
А надо сказать, Койот знал, что на вершине высокой горы живут трое Огненных Созданий.
— Что-то типа троллей?
— Заткнись, Малк.
Эти Создания берегли огонь для себя, ревностно охраняя его. Они опасались, что люди сумеют обрести его и станут такими же могущественными, как они сами. Койот решил, что он добудет огонь. Сделает доброе дело для людей и заодно проучит жадных Огненных Созданий. Итак, он отправился на вершину горы и стал наблюдать, как Создания охраняют огонь. Но едва Койот подошел ближе, как Огненные Создания почуяли его. Они вскочили на ноги и начали озираться по сторонам. Их глаза горели будто рубины. Они размахивали огромными руками с кривыми когтями, похожими на когти коршуна.
Однако Койот схитрил. Он поднялся на вершину горы на четырехлапах, припав брюхом к земле. Огненные Создания подумали, что это обыкновенный койот, который охотится среди деревьев, уселись на свои места и больше не обращали на Койота внимания.
И так он наблюдал весь день и всю ночь, пока Огненные Создания стерегли огонь. Койот смотрел, как они кормили огонь сосновыми шишками и сухими ветвями. Он видел, как они яростно наступали на язычки пламени, которые ухитрялись сбежать по сухим травинкам. А ночью, когда приходило время сна, Огненные Создания охраняли свое сокровище по очереди.
Да, Огненные Создания стерегли огонь на совесть — всегда, кроме одной-единственной части дня. Это было самое раннее утро, когда в горы поднимаются первые предрассветные ветры. Тогда страж спешит вернуться в теплую пещеру и вызвать на смену собрата. Но и собрату не хочется просыпаться. Он неторопливо встает с постели и медленно бредет наружу, чтобы занять место у огня. Его голова клонится на грудь, а веки еще слеплены сном.
Увидев все это, Койот спустился с горы и поговорил со своими друзьями из других народов. Он рассказал им о несчастных людях, лишенных шерсти и потому боящихся холода и зимы. И еще он рассказал об Огненных Созданиях, о тепле и свете их пламени. И все друзья Койота согласились, что люди должны получить огонь, и все пообещали помочь Койоту.
Потом Койот снова отправился на вершину горы. Опять Огненные Создания вскочили, когда он подошел ближе. Но, присмотревшись, они увидели обычного серого койота, который охотился среди кустов. Поэтому они и не обращали на него внимания. Койот же наблюдал весь вечер, всю ночь и дождался момента, когда двое из Созданий отправились спать в пещеру. Он наблюдал, как сменяются стражи, — до тех пор, пока не поднялись утренние ветры.
Создание, охранявшее огонь, кликнуло одного из своих братьев. А брат, кому пришла очередь сторожить, выбирался из постели медленно и неохотно. И прежде чем он выбрался из пещеры, Койот выскочил из кустов, подхватил мерцающую головню и помчался вниз по склону горы.
Огненные Создания завопили от ярости и пустились в погоню. Они были быстры и, хотя Койот бежал изо всех сил, догнали его. Самый резвый протянул к нему руку, готовый схватить Койота. Однако тот увернулся, и когтистые пальцы зацепили только самый кончик хвоста. Правда, этого оказалось достаточно, чтобы — шерсть на хвосте побелела. Вот почему кончик хвоста у койота остался белым до наших дней. Койот закричал и отшвырнул от себя огонь, но прочие народы уже собрались у подножия горы и были наготове.
Белка первой заметила, что огонь падает. Она подхватила его, положила себе на спину и помчалась прочь по верхушкам деревьев. Огонь жег ей спину так сильно, что ее хвост закрутился вверх, и до наших дней все беличьи хвосты таковы. Огненные Создания погнались за Белкой, и та ловко перекинула огонь Бурундуку.
Трусоватый Бурундук заверещал от страха и замер на месте, точно пригвожденный к земле. В мгновение ока Огненные Создания оказались рядом с ним, и тогда Бурундук бросился бежать. Одно из Созданий схватило его когтями за спину, и, хотя Бурундук вырвался, на спине у него остались три черные полосы. И такова шкурка у бурундука — с тех пор и до наших дней.