белоснежными локонами, который стоял на каменной скамье, смущенно
уставившись на большой куст. Подойдя вплотную, я увидел, что он смотрит
сквозь куст на двух обнаженных девушек, забавляющихся друг с другом на
траве. Услышав мои шаги, он развернулся.
- Разврат, - произнес он дрожащим голосом. - Они занимаются этим уже
добрых два часа, прямо на публике!
Опять было что-то не так.
- Знаю, - закричал я. - Я слишком много сделал з а н и х. Им необходимо
благородное дело, за которое они могли бы энергично взяться все вместе.
Нужен крестовый поход против сил зла, с флагами Правды над головами!
Мы выстроились в шеренги, я сам - во главе, мои верные солдаты - за
мной. Я приподнялся на стременах и указал на стены осажденного города.
- Там они, ребята! - закричал я. - Убийцы, бездельники, насильники,
вандалы! Настало время покарать их! Вперед через мост, славные соратники, за
Гарри, Англию и Святого Георга!
Мы атаковали, пробили бреши в их защите, они сдались, мы триумфально на
лошадях въехали на городские улицы. Мои ребята соскочили с лошадей, начали
рубить направо и налево мирных жителей, разбивать стекла и грабить. Они
подожгли все, что не смогли забрать, съесть или выпить.
- Господь одержал великую победу, - кричали мои священники.
Меня раздосадовало, что мое имя упоминается всуе, и я послал гигантский
метеорит, прекративший все это веселье. Выжившие доказывали, что спасение
есть знак одобрения их действий. Я ниспослал жалящих мух, и одна половина
людей сожгла другую, чтобы умиротворить меня. Я сотворил потоп; они
барахтались, ухватившись за церковные скамьи, каркасы старых телевизоров,
раздувшиеся трупы коров, лошадей и евангелистов, взывая о помощи и обещая
мне, что будут вести себя хорошо, если выживут.
Я спас нескольких, и, к моей радости, они сразу же начали спасать
других. После чего они сформировали взводы, конгрегации, профсоюзы,
воровские шайки и политические партии. Каждая возникавшая группа сразу же
нападала на другую, обычно самую похожую на первую. Я издал ужасный вопль и
смыл их всех цунами. Пенящиеся воды вокруг руин церквей, судов, притонов,
химических заводов и штаб-квартир больших корпораций позабавили меня. Я
напрочь смыл трущобы, испоганенную землю, сожженные леса, заболоченные реки
и загаженные моря. Адреналин переполнял мою кровеносную систему: я растер в
порошок континенты, раздробил земную кору и расплескал магму.
На глаза мне попалась луна, которая, сторонясь моего гнева, проплывала
мимо. Спокойный свет ее ровной поверхности рассердил меня, и я бросил в нее
горсть камней, обильно усеяв ее оспинами. Я создал планету и швырнул ее в
Сатурн, и хотя промахнулся, но она прошла очень близко и разорвалась.
Большие куски скал перешли на орбиту Сатурна, а из пыли образовались кольца;
некоторые кусочки достались Марсу; остатки стали путешествовать вокруг
Солнца.
Я посчитал это неплохим представлением и повернулся спросить мнение
зрителей, но, конечно же, никого не обнаружил.
- Вот почему трудно быть Богом, - застонал я. - Я мог бы создать группу
простофиль, которые восхваляли бы меня, но какой смысл? Человек жаждет
ответного чувства от равного, черт побери!
Внезапно я почувствовал себя больным и усталым. Казалось бы, располагая
такой мощью, легко заставить события развиваться так, как тебе хочется, но
не тут-то было. Часть трудностей заключалась в том, что, в действительности,
я не знал, чего хочу; другая - в том, что не знал, как добиться того, что я
хочу, когда узнаю, чего мне хочется; третья заключалась в том, что когда я
получу то, что, как я думаю, мне хочется, оно окажется совсем не тем, чего я
желал. Слишком сложно быть Богом. Намного приятней быть просто человеком.
Возможности человека ограничены, но существуют и границы его
ответственности.
- Вот что я понял, - сказал я сам себе. - Я всего лишь человеческое
существо, несмотря на то, что умею метать молнии. Необходимо
эволюционировать еще несколько сотен тысяч лет - и тогда, может быть, я
справлюсь с ролью Бога.
Я стоял - или плыл, или скользил - в середине оси ординат (это все, что
осталось от моих трудов) и вспоминал Ван Ваука и Круглолицего, их
грандиозные планы относительно меня. Они выглядели не зловещими, а всего
лишь жалкими. Я вспомнил Дисса, человека-ящерицу - каким испуганным он был в
последний момент. Я вспомнил Сенатора, его трусость и его оправдания, и
неожиданно он показался мне понятным и близким. А затем я подумал о том,
какую жалкую фигуру представляю я сам - не как Бог, а как человек.
- Ты выглядел прилично, - сказал я, - до определенного момента. Ты
хорошо держишься, когда проигрываешь, но из тебя никудышный победитель.
Возможность исполнить любое желание - вот настоящая проблема. Успех - это
вызов, который еще никто не принял. Потому что сколько бы ты ни выигрывал,
впереди всегда есть еще более значительные и сложные проблемы; секрет не в
Победе-на-Века, а в том, чтобы изо дня в день делать максимум возможного и
помнить, что ты человек, а не Бог, что для тебя нет и не будет легких
ответов, а только вопросы, никаких поводов, а только причины, никаких
"подразумевается", а только "понимается", никаких предназначений - только ты
сам и то, чего ты добьешься от встречи лицом к лицу с равным тебе.
И я отдохнул после всей проделанной мною работы.
Я открыл глаза, она сидела напротив меня за столиком.
- С вами все в порядке? - спросила она. - Вы выглядели так... странно.
Я подумала, что вы, возможно, больны.
- Мне кажется, что я только создал и разрушил Вселенную, - сказал я. -
Или она создала и разрушила меня. А может быть, и то, и другое. Не уходите.
Есть одна деталь, которую я должен выяснить.
Я поднялся, прошел к двери и вошел через нее в кабинет Сенатора. Он
посмотрел на меня и подарил мне улыбку, которая была такой же правдивой, как
доска объявлений, и такой же откровенной.
- Ты пришел, - сказал он благородным голосом.
- Я отказываюсь от работы, - сказал я. - Я только хотел поставить тебя
в известность об этом.
Он выглядел обескураженным.
- Не может быть. Я рассчитывал на тебя.
- Этого не будет, - сказал я. - Пойдем, я хочу кое-что тебе показать.
Я подошел к большому, в рост человека, зеркалу, он неохотно встал рядом
со мной, и я посмотрел на отражение: квадратный подбородок, широкие плечи,
твердый взгляд.
- Что ты видишь? - спросил я.
- Неудавшегося ассенизатора, - ответил я. - Все, что тебя просили
сделать, - это прожить одну маленькую обычную жизнь. Сделал ли ты это? Нет.
Ты удрал - или попытался удрать. Но не получилось. Ты участвуешь во всем
этом, нравится тебе или нет. Поэтому лучше, если понравится.
Я повернулся, чтобы возразить, но в комнате никого не было.
Я подошел к двери и открыл ее. Советник Ван Ваук смотрел на меня, сидя
за длинным столом под спиральной люстрой.
- Видите ли, Барделл, - начал он, но я развернул газету, которую держал
в руке, и бросил ему под нос статью с заголовком "Флорин - Человек
Действия".
- Он почти клюнул на это, - сказал я. - Но передумал.
- Тогда это означает?..
- Значит, надо обо всем забыть. Ничего не происходило.
- Ну, в таком случае... - сказал Ван Ваук и начал съеживаться. Он
сократился до размеров обезьяны, мыши, домашней мухи и исчез. Круглолицый
тоже пропал, как и человек-птица и все остальные.
В коридоре я наткнулся на Трейта и Иридани.
- Вы уволены, - сказал я им. Они приподняли шляпы и молча испарились.
- Остаешься ты, - сказал я. - Итак, что мы будем делать?
Вопрос, казалось, эхом пробежал вдоль серых стен коридора, как будто
его задал кто-то другой. Я попытался увидеть того, кто его задал, но стены
превратились в серый туман, плотный, как серые шторы. Внезапно я
почувствовал себя настолько уставшим, что был вынужден сесть. Моя голова
отяжелела. Я крепко стиснул ее двумя руками, повернул на 180 градусов и
снял...
Я сидел за столом, держа в руках изготовленный в виде спирали прибор.
- Так что же? - задал вопрос советник по науке.
- На какое-то мгновение мне показалось, что вы выглядите несколько
болезненно, - чопорно произнес Госсекретарь и почти позволил улыбке нарушить
строгость своего маленького круглого лица.
- Как я и ожидал, - сказал советник по науке, и уголки его рта
изогнулись книзу. Они были похожи на линию, нарисованную на тарелке со
свиным салом.
Я встал, подошел к окну и посмотрел на цветущие вишни и памятник
Вашингтону. И мысленно пожелал, чтобы он превратился в жареный пирожок, но
ничего не произошло. Был влажный полдень, город выглядел жарким, грязным,
полным беспокойства, как и я сам. Я повернулся и посмотрел на ждущих моего
ответа людей, важных персон, занятых мировыми проблемами и своей ролью в их
решении.
- Давайте будем откровенны, - сказал я. - Вы принесли мне это
устройство и утверждаете, что оно было найдено на месте крушения чужого
космического корабля, который вчера ночью разбился при посадке в Миннесоте и
сгорел.
Полдюжины голов согласно кивнули.
- Вы обнаружили тело небольшого ящероподобного животного и вот этот
прибор. Других существ обнаружено не было.
- Уверяю вас, сэр, - сказал Директор ФБР, - далеко они не уйдут. - Он
зловеще улыбнулся.
- Прекратите поиски, - приказал я, положив спираль на стол. - Утопите
эту вещь в море, - скомандовал я.
- Но, господин Президент...
Я заставил его замолчать одним взглядом и посмотрел на Командующего
объединенными силами.
- Вы что-то хотите доложить мне, генерал Трейт?
Он выглядел ошеломленным.
- Ну, если на то пошло, сэр... - он прочистил горло. - Без сомнения,
это мистификация, но мне доложили о передаче из космоса. Похоже, что
передатчик находится за орбитой Марса. - Он кисло улыбнулся.
- Продолжайте, - произнес я.
- Э... гость представился жителем планеты, которую он назвал Грейфел.
Он утверждает, что мы э... прошли предварительную инспекцию. Он хочет начать
переговоры о подготовке договора о мире и сотрудничестве между Ластриан
Конкорд и Землей.
- Передайте ему, что мы готовы к переговорам, - сказал я. - Если они не
будут слишком хитрить.
Были и другие дела, которые они хотели доложить мне, каждое было весьма
важным, требующим моего немедленного решения. Но я предложил всем удалиться.
Они было ошеломлены, когда я встал и объявил совещание Кабинета законченным.
Она ждала в моих апартаментах.
Были сумерки. Мы прогуливались по парку. Присели на скамейку
насладиться прохладой вечера и полюбоваться голубями.
- Откуда мы знаем, что это не сон? - спросила она.
- Может быть, это и сон, - сказал я. - Может быть, ничего реального в
этой жизни нет. Но это не важно. Мы должны прожить ее так, как будто все
происходящее действительно происходит.
Перевел с английского Сергей КОНОПЛЕВ
уставившись на большой куст. Подойдя вплотную, я увидел, что он смотрит
сквозь куст на двух обнаженных девушек, забавляющихся друг с другом на
траве. Услышав мои шаги, он развернулся.
- Разврат, - произнес он дрожащим голосом. - Они занимаются этим уже
добрых два часа, прямо на публике!
Опять было что-то не так.
- Знаю, - закричал я. - Я слишком много сделал з а н и х. Им необходимо
благородное дело, за которое они могли бы энергично взяться все вместе.
Нужен крестовый поход против сил зла, с флагами Правды над головами!
Мы выстроились в шеренги, я сам - во главе, мои верные солдаты - за
мной. Я приподнялся на стременах и указал на стены осажденного города.
- Там они, ребята! - закричал я. - Убийцы, бездельники, насильники,
вандалы! Настало время покарать их! Вперед через мост, славные соратники, за
Гарри, Англию и Святого Георга!
Мы атаковали, пробили бреши в их защите, они сдались, мы триумфально на
лошадях въехали на городские улицы. Мои ребята соскочили с лошадей, начали
рубить направо и налево мирных жителей, разбивать стекла и грабить. Они
подожгли все, что не смогли забрать, съесть или выпить.
- Господь одержал великую победу, - кричали мои священники.
Меня раздосадовало, что мое имя упоминается всуе, и я послал гигантский
метеорит, прекративший все это веселье. Выжившие доказывали, что спасение
есть знак одобрения их действий. Я ниспослал жалящих мух, и одна половина
людей сожгла другую, чтобы умиротворить меня. Я сотворил потоп; они
барахтались, ухватившись за церковные скамьи, каркасы старых телевизоров,
раздувшиеся трупы коров, лошадей и евангелистов, взывая о помощи и обещая
мне, что будут вести себя хорошо, если выживут.
Я спас нескольких, и, к моей радости, они сразу же начали спасать
других. После чего они сформировали взводы, конгрегации, профсоюзы,
воровские шайки и политические партии. Каждая возникавшая группа сразу же
нападала на другую, обычно самую похожую на первую. Я издал ужасный вопль и
смыл их всех цунами. Пенящиеся воды вокруг руин церквей, судов, притонов,
химических заводов и штаб-квартир больших корпораций позабавили меня. Я
напрочь смыл трущобы, испоганенную землю, сожженные леса, заболоченные реки
и загаженные моря. Адреналин переполнял мою кровеносную систему: я растер в
порошок континенты, раздробил земную кору и расплескал магму.
На глаза мне попалась луна, которая, сторонясь моего гнева, проплывала
мимо. Спокойный свет ее ровной поверхности рассердил меня, и я бросил в нее
горсть камней, обильно усеяв ее оспинами. Я создал планету и швырнул ее в
Сатурн, и хотя промахнулся, но она прошла очень близко и разорвалась.
Большие куски скал перешли на орбиту Сатурна, а из пыли образовались кольца;
некоторые кусочки достались Марсу; остатки стали путешествовать вокруг
Солнца.
Я посчитал это неплохим представлением и повернулся спросить мнение
зрителей, но, конечно же, никого не обнаружил.
- Вот почему трудно быть Богом, - застонал я. - Я мог бы создать группу
простофиль, которые восхваляли бы меня, но какой смысл? Человек жаждет
ответного чувства от равного, черт побери!
Внезапно я почувствовал себя больным и усталым. Казалось бы, располагая
такой мощью, легко заставить события развиваться так, как тебе хочется, но
не тут-то было. Часть трудностей заключалась в том, что, в действительности,
я не знал, чего хочу; другая - в том, что не знал, как добиться того, что я
хочу, когда узнаю, чего мне хочется; третья заключалась в том, что когда я
получу то, что, как я думаю, мне хочется, оно окажется совсем не тем, чего я
желал. Слишком сложно быть Богом. Намного приятней быть просто человеком.
Возможности человека ограничены, но существуют и границы его
ответственности.
- Вот что я понял, - сказал я сам себе. - Я всего лишь человеческое
существо, несмотря на то, что умею метать молнии. Необходимо
эволюционировать еще несколько сотен тысяч лет - и тогда, может быть, я
справлюсь с ролью Бога.
Я стоял - или плыл, или скользил - в середине оси ординат (это все, что
осталось от моих трудов) и вспоминал Ван Ваука и Круглолицего, их
грандиозные планы относительно меня. Они выглядели не зловещими, а всего
лишь жалкими. Я вспомнил Дисса, человека-ящерицу - каким испуганным он был в
последний момент. Я вспомнил Сенатора, его трусость и его оправдания, и
неожиданно он показался мне понятным и близким. А затем я подумал о том,
какую жалкую фигуру представляю я сам - не как Бог, а как человек.
- Ты выглядел прилично, - сказал я, - до определенного момента. Ты
хорошо держишься, когда проигрываешь, но из тебя никудышный победитель.
Возможность исполнить любое желание - вот настоящая проблема. Успех - это
вызов, который еще никто не принял. Потому что сколько бы ты ни выигрывал,
впереди всегда есть еще более значительные и сложные проблемы; секрет не в
Победе-на-Века, а в том, чтобы изо дня в день делать максимум возможного и
помнить, что ты человек, а не Бог, что для тебя нет и не будет легких
ответов, а только вопросы, никаких поводов, а только причины, никаких
"подразумевается", а только "понимается", никаких предназначений - только ты
сам и то, чего ты добьешься от встречи лицом к лицу с равным тебе.
И я отдохнул после всей проделанной мною работы.
Я открыл глаза, она сидела напротив меня за столиком.
- С вами все в порядке? - спросила она. - Вы выглядели так... странно.
Я подумала, что вы, возможно, больны.
- Мне кажется, что я только создал и разрушил Вселенную, - сказал я. -
Или она создала и разрушила меня. А может быть, и то, и другое. Не уходите.
Есть одна деталь, которую я должен выяснить.
Я поднялся, прошел к двери и вошел через нее в кабинет Сенатора. Он
посмотрел на меня и подарил мне улыбку, которая была такой же правдивой, как
доска объявлений, и такой же откровенной.
- Ты пришел, - сказал он благородным голосом.
- Я отказываюсь от работы, - сказал я. - Я только хотел поставить тебя
в известность об этом.
Он выглядел обескураженным.
- Не может быть. Я рассчитывал на тебя.
- Этого не будет, - сказал я. - Пойдем, я хочу кое-что тебе показать.
Я подошел к большому, в рост человека, зеркалу, он неохотно встал рядом
со мной, и я посмотрел на отражение: квадратный подбородок, широкие плечи,
твердый взгляд.
- Что ты видишь? - спросил я.
- Неудавшегося ассенизатора, - ответил я. - Все, что тебя просили
сделать, - это прожить одну маленькую обычную жизнь. Сделал ли ты это? Нет.
Ты удрал - или попытался удрать. Но не получилось. Ты участвуешь во всем
этом, нравится тебе или нет. Поэтому лучше, если понравится.
Я повернулся, чтобы возразить, но в комнате никого не было.
Я подошел к двери и открыл ее. Советник Ван Ваук смотрел на меня, сидя
за длинным столом под спиральной люстрой.
- Видите ли, Барделл, - начал он, но я развернул газету, которую держал
в руке, и бросил ему под нос статью с заголовком "Флорин - Человек
Действия".
- Он почти клюнул на это, - сказал я. - Но передумал.
- Тогда это означает?..
- Значит, надо обо всем забыть. Ничего не происходило.
- Ну, в таком случае... - сказал Ван Ваук и начал съеживаться. Он
сократился до размеров обезьяны, мыши, домашней мухи и исчез. Круглолицый
тоже пропал, как и человек-птица и все остальные.
В коридоре я наткнулся на Трейта и Иридани.
- Вы уволены, - сказал я им. Они приподняли шляпы и молча испарились.
- Остаешься ты, - сказал я. - Итак, что мы будем делать?
Вопрос, казалось, эхом пробежал вдоль серых стен коридора, как будто
его задал кто-то другой. Я попытался увидеть того, кто его задал, но стены
превратились в серый туман, плотный, как серые шторы. Внезапно я
почувствовал себя настолько уставшим, что был вынужден сесть. Моя голова
отяжелела. Я крепко стиснул ее двумя руками, повернул на 180 градусов и
снял...
Я сидел за столом, держа в руках изготовленный в виде спирали прибор.
- Так что же? - задал вопрос советник по науке.
- На какое-то мгновение мне показалось, что вы выглядите несколько
болезненно, - чопорно произнес Госсекретарь и почти позволил улыбке нарушить
строгость своего маленького круглого лица.
- Как я и ожидал, - сказал советник по науке, и уголки его рта
изогнулись книзу. Они были похожи на линию, нарисованную на тарелке со
свиным салом.
Я встал, подошел к окну и посмотрел на цветущие вишни и памятник
Вашингтону. И мысленно пожелал, чтобы он превратился в жареный пирожок, но
ничего не произошло. Был влажный полдень, город выглядел жарким, грязным,
полным беспокойства, как и я сам. Я повернулся и посмотрел на ждущих моего
ответа людей, важных персон, занятых мировыми проблемами и своей ролью в их
решении.
- Давайте будем откровенны, - сказал я. - Вы принесли мне это
устройство и утверждаете, что оно было найдено на месте крушения чужого
космического корабля, который вчера ночью разбился при посадке в Миннесоте и
сгорел.
Полдюжины голов согласно кивнули.
- Вы обнаружили тело небольшого ящероподобного животного и вот этот
прибор. Других существ обнаружено не было.
- Уверяю вас, сэр, - сказал Директор ФБР, - далеко они не уйдут. - Он
зловеще улыбнулся.
- Прекратите поиски, - приказал я, положив спираль на стол. - Утопите
эту вещь в море, - скомандовал я.
- Но, господин Президент...
Я заставил его замолчать одним взглядом и посмотрел на Командующего
объединенными силами.
- Вы что-то хотите доложить мне, генерал Трейт?
Он выглядел ошеломленным.
- Ну, если на то пошло, сэр... - он прочистил горло. - Без сомнения,
это мистификация, но мне доложили о передаче из космоса. Похоже, что
передатчик находится за орбитой Марса. - Он кисло улыбнулся.
- Продолжайте, - произнес я.
- Э... гость представился жителем планеты, которую он назвал Грейфел.
Он утверждает, что мы э... прошли предварительную инспекцию. Он хочет начать
переговоры о подготовке договора о мире и сотрудничестве между Ластриан
Конкорд и Землей.
- Передайте ему, что мы готовы к переговорам, - сказал я. - Если они не
будут слишком хитрить.
Были и другие дела, которые они хотели доложить мне, каждое было весьма
важным, требующим моего немедленного решения. Но я предложил всем удалиться.
Они было ошеломлены, когда я встал и объявил совещание Кабинета законченным.
Она ждала в моих апартаментах.
Были сумерки. Мы прогуливались по парку. Присели на скамейку
насладиться прохладой вечера и полюбоваться голубями.
- Откуда мы знаем, что это не сон? - спросила она.
- Может быть, это и сон, - сказал я. - Может быть, ничего реального в
этой жизни нет. Но это не важно. Мы должны прожить ее так, как будто все
происходящее действительно происходит.
Перевел с английского Сергей КОНОПЛЕВ