Лаврова Ольга. Брачный аферист

Ольга Лаврова, Александр Лавров
Брачный аферист

   Дело Ладжуна возникло необычно. Не с традиционного звонка по «02», не с крика о помощи, оно началось с анализа документов. То есть, довольно скучно.
   Каждое звено милицейского аппарата периодически отчиты­вается о своей работе, составляя рапорты и сводки. Местные сводки объединяются в областные, те – в республиканские, и со всей страны они стекаются в Министерство внутренних дел СССР. На их основании уголовная статистика может судить о картине преступности в целом: от характера и количества правонарушений до колебания числа их в течение года и даже времени суток. И вот при анализе сводок в один, как говорится, прекрасный день было обнаружено, что в различных союзных республиках оста­лись нераскрытыми несколько десятков краж и мошенничеств, совершенных путем так называемого «предварительного вхожде­ния в доверие».
   Чтобы разобраться, дела истребовали в министерство и прос­мотрели. Именно просмотрели, так как особенно изучать там было нечего: тощие папочки с заявлениями потерпевших и еще двумя-тремя документами. Однако даже беглый просмотр кое-что дал: возникло предположение, что «автором» преступлений является одно лицо.
   Взвесить все «за» и «против» выдвинутой версии поручили Михаилу Петровичу Дайнеко.
   На первый взгляд, решительно «против» была география мест происшествий. Когда Дайнеко нанес их на карту и попытался уловить логику перемещений преступника, то лишь руками раз­вел. Если это был один человек, то он метался как угорелый. Двух преступлений подряд не только в одном городе, но и в одной области не наблюдалось.
   Сопоставление дат тоже говорило «против». С карандашом в руке, словно в далекую школьную пору, Дайнеко решал арифме­тические задачки. В воскресенье в пункте А некто обманул гражданку Н. В понедельник в пункте Б некто обжулил гражда­нина М. Спрашивается: с какой скоростью должен был двигаться некто, если расстояние от пункта А до пункта Б равно 520 км по прямой?
   Получалось, что в момент обмана гражданки Н. некто уже держал в кармане билет на самолет в пункт Б, а затем мчался с аэродрома на такси или попутной машине, чтобы «успеть» ко времени обмана гражданина М.
   Но когда же он ухитрился наметить гражданина М.? И войти в доверие?
   Еще одно «против»: разнообразие методов «вхождения в дове­рие». Строго говоря, единого почерка не было. Во всяком случае, он варьировался в широчайшем диапазоне, что обычно не свойст­венно преступникам. Рядовым преступникам. Ну, а если допус­тить существование сверхмобильного, неистощимого на выдумки проходимца? Ведь были и свои «за».
   Возраст его потерпевшие называли в пределах 30-40 лет. Лицо все описывали как круглое и полноватое, с пухлыми губами; рост указывали средний. Цвет волос, правда, определяли неодинако­во: то темный шатен, то брюнет, но восприятие цвета – вещь довольно субъективная. Зато все дружно подчеркивали украинс­кий акцент и то, что мошенник был на редкость обаятелен и мгновенно внушал симпатию.
   Приблизительное сходство примет несколько подкрепляло версию об одном преступнике. А предположив это, можно было и на хронологию взглянуть иначе и тоже усмотреть в ней маленькое «за»: хотя даты происшествий подчас буквально «сидели» друг на друге, но двух прямо совпадающих дат не нашлось ни разу.
   Таковы были факты и соображения, на основании которых предстояло сделать вывод. И Михаил Петрович сделал его.
   – Орудует высокопробный ловкач, – доложил он руководству. – Един в пятидесяти лицах. Потому что иначе получается ерунда: полчище вдруг расплодившихся ловкачей, каждый из которых предпринял по одной афере. Да еще будто строго по уговору, в разные дни, чтобы время нигде не пересеклось!
   (Идиллическая по-своему пора – ловкачи не встречались косяками.) Руководство согласилось с представленными довода­ми и решило взяться за розыск.
   – Но отчего не воспользовались словесным портретом? – спросит искушенный читатель. – Отчего не применили фоторо­бот, чтобы установить тождество личности?
   Оттого, что привычный ныне фоторобот был только-только создан и широкого внедрения еще не получил. Для подробного же словесного портрета – при всем обилии потерпевших – не хватало материала. Конечно, в протоколах их заявлений внеш­ность афериста фиксировалась, но лишь в общих чертах. И это понятно. Местная милиция была уверена, что мошенник вскоре даст о себе знать очередным преступлением. Тогда-то и удастся его поймать. А он скоренько исчезал. И заведенное дело «засыха­ло» на корню. Этому способствовало и поведение потерпевших, которые в подавляющем большинстве были убеждены, что исчез­нувший с их деньгами или вещами человек вернется – уж слиш­ком симпатичен для жулика. Они заявляли с большим опоздани­ем, «на всякий случай».
   В такой ситуации официально объединять дела под общей «шапкой» не было достаточных оснований. Требовались новые допросы потерпевших, а те из них, кто лучше помнил преступни­ка, должны были приехать в Москву и на приборе в НИИ воссоз­дать его портрет. Если он затем будет опознан остальными, зна­чит, версия об одном неуловимом негодяе верна.
   При теперешнем «разгуле» Чейза и Агаты Кристи нудновато читать? Перетерпите, дальше пойдет занятней.
   Руководство министерства организовало специальную брига­ду, и в распоряжение Москвы были откомандированы сотрудники из ряда союзных республик. Возглавил их М.П. Дайнеко.
   Надлежало выяснить:
   обстоятельства, при которых люди сталкивались с мошенни­ком и становились жертвой обмана;
   его повадки, вкусы и привычки, вплоть до мельчайших черт;
   города, где, судя по его рассказам, он бывал, и когда;
   любые намеки на его прошлое, упоминания о знакомых; сведения о документах, которые он для какой-либо цели кому-то показывал;
   характерные словечки, профессиональные знания или терми­ны, которыми он пользовался в разговоре.
   Короче говоря, надлежало собрать как можно больше инфор­мации о его личности, биографии и характере, потому что для тактики розыска важны не только факты, но и представление о психологии. Импульсивного прожигателя жизни станут искать иначе, чем хладнокровного игрока, просчитывающего свои дей­ствия на десять ходов вперед.
   Члены бригады разъехались по разным местам и через две-три недели начали возвращаться с «уловом».
   Тогда-то и подключились мы. Давно хотелось снять какое-нибудь расследование от начала до конца. И договор с телевиде­нием уже был, и дела маячили на примете. Но иные пришлось бы гладенько причесывать в угоду свирепой цензуре, иные казались мелковаты…
   Весть о брачном аферисте донеслась до нас стороной, скорее, как курьез. Однако рассказывавший ненароком назвал Дайнеко.
   – Миша? Вместе учились, – вспомнил А. Лавров. – Как работает?
   – Старший следователь по особо важным.
   – Да ну? Надо позвонить, что ли. Как его по отчеству?
   И тут же позвонил – больше для возобновления знакомства.
   – Михаила Петровича, пожалуйста,
   – Привет, Саша. Сколько лет, сколько зим! – услышал он в ответ и буквально онемел.
   Может быть, это «Привет, Саша» и решило вопрос чего-кого снимать. Ведь кроме сюжетности для документального фильма необычайно важна центральная положительная фигура – чело­века и профессионала. Крепкого профессионала мы тотчас почу­яли за фразой «Привет, Саша». Отчего? Да оттого, что Саша с Мишей не общались со студенческой скамьи, то бишь лет 15. И Дайнеко безошибочно узнал голос среди – скольких тысяч?! – прочих звонков!
 
   Уже на следующий день мы попали в небольшой, плотно зас­тавленный канцелярскими шкафами кабинет Дайнеко. Радуш­ное рукопожатие, и без всяких предисловий: «Садитесь, слушайте, сами войдете в курс».
   В кабинете, сменяя друг друга, появлялись следователи: педан­тичный Апелес из Литвы и темпераментный москвич Герштейн; необычайно широкоплечий, двигавшийся с тигриной плавностью работник уголовного розыска Грузии Джонни Маткава; Борис Мудров, от «титула» которого по спине пробегали мурашки – старший инспектор уголовного розыска по особо важным делам… Постепенно из их разрозненных докладов выстраивалась связ­ная история. На карте от города к городу прочерчивались стрел­ки.
   Даугавпилс. Гражданин Пущин заявил об исчезновении денег и удостоверения ударника коммунистического труда. Никого не подозревает. Правда, недавно с ним был странный случай. На окраине города в машину подсел попутчик. По дороге говорили о том о сем. Пущин, в частности, сообщил, где работает и показал свой дом. Вскоре он уехал по служебным делам, а в его отсутствие к жене наведался, судя по всему, тот самый попутчик. Предста­вился задушевным другом Пущина по прежней работе и попросил разрешения переночевать, так как он-де сюда только на сутки, а броня в гостинице почему-то пропала. Жена Пущина была очаро­вана любезными манерами гостя и, не колеблясь, приютила его на ночь. Неделей позже Пущины обнаружили пропажу.
   Калуга. В гостинице появился молодой научный работник, приехавший «на секретный объект». По рассеянности он забыл дома паспорт – такая досада! Из документов имел при себе лишь удостоверение ударника коммунистического труда (на имя Пущи­на, как вы догадываетесь). Научный работник до того располагал к себе, что администратор в нарушение правил разрешил ему проживание по удостоверению. С благодарностью принял «Пу­щин» ключ от номера и тотчас при администраторе продиктовал телеграмму жене: «Немедленно вышли паспорт ценным письмом».
   Здесь же в гостинице «Пущин» встретился с женщиной-инже­нером, которая находилась в Калуге в командировке. Узнав, что она москвичка и собирается на два дня домой, рассеянный моло­дой ученый очень обрадовался: «Я чувствую, вы меня выручите!» – воскликнул он и изложил свою просьбу. Не имея пока паспор­та, он не может получить денежный перевод. Занимать же у здешних коллег, которых он, по сути, инспектирует, неловко и даже двусмысленно. А деньги нужны, он не привык жаться в расходах. Так вот пусть его прелестная новая знакомая снимет в Москве с его сберкнижки на предъявителя полторы тысячи руб­лей и привезет по возвращении в Калугу. О, он ей абсолютно доверяет, порядочного человека за версту видно!
   Смущенная женщина, не желая брать ответственность за круп­ную сумму, долго отнекивалась и наконец предложила иной выход. У нее есть около 250 рублей. До получения паспорта и перевода она охотно одолжит эти деньги попавшему в затруднение «Пущи­ну». Тот растроганно поцеловал ей ручку и принял деньги. Затем проводил женщину на вокзал к московскому поезду. И, как-то сразу вдруг закруглившись на «секретном объекте», раскланялся с администратором.
   Кемерово. «Ударник коммунистического труда Пущин» позна­комился в ресторане с гражданином Пшенцовым. Приятно поси­дели, потолковали на научные темы – Пшенцов был специалис­том в области ядерной физики. К вечеру он хватился бумажника и документов.
   Минск. Пока Пшенцов и милиция искали в Кемерово прохо­димца «Пущина», в Минск прибыл «Пшенцов» – многообещаю­щий молодой ученый. Со сменой документов он утратил свою рассеянность, но зато стал чрезвычайно чувствительным к женс­кой красоте. Буквально на улице «физик» по уши влюбился в хорошо одетую Надю Л. И так как теперь у него завелся какой-никакой паспорт («От сидячей жизни поневоле полнеешь. Смот­рите, каким я был худощавым!»), он предложил девушке подать заявление в загс. Решать надо было спешно: «физика» посылали в длительную заграничную командировку.
   Надя Л. решилась. Свадьбу положили сыграть, не дожидаясь официальных формальностей: в предотьездной горячке будет некогда. И пошел пир горой. Тосты. Песни. Танцы. Дорогие подарки молодым… А наутро жених как в воду канул. И вместе с ним – большой чемодан и множество ценных вещей. Да вдобавок один из приглашенных, моряк, лишился своего кортика и отпус­кного свидетельства.
   Одесса. Еще невеста в Минске обливалась слезами и выбегала к двери на каждый звонок, а «капитан дальнего плавания Чурин» уже фланировал по знаменитой набережной в отличном располо­жении духа. Он был в отпуске и при деньгах. Чтобы убить время, «Чурин» сел на теплоход и день за днем кутил в ресторане, угощая всех вокруг, с шиком стреляя шампанским и взрезая дыни корти­ком.
   Широтой натуры и красочными морскими рассказами он увлек молоденькую заведующую рестораном, Аню В., которая скучала на внутренних рейсах и мечтала о настоящем океанском просто­ре. Что ж, «капитан дальнего плавания» мог это устроить, и даже с удовольствием. Аня – прекрасный работник, его собственная команда примет ее с распростертыми объятиями!
   Не рассчитав стоимости выпитого и съеденного, «Чурин» к концу маршрута поиздержался и договорится, что занесет деньги (пустяковый должок, рублей 30-40) родителям Ани в Киеве. А заодно сообщит, удалось ли организовать ее перевод на океанс­кий лайнер. Впереди маячили пальмы, киты, тропические закаты и прочие бананово-лимонные грезы.
   Киев. «Капитан» посетил родителей Ани В., отдал долг, заси­делся со стариками допоздна, и те, разумеется, не отпустили его на ночь глядя, уложили спать в Аниной комнате.
   Ушел «капитан», как он любил, пораньше, не беспокоя хозяев. Наскоро прихватил десяток безделушек. Элементарный подсчет показал, что безумные ресторанные расходы для завоевания доверия заведующей с лихвой оправдали себя. Взятое у ее родителей – старых ювелиров – многократно возместило «капитану» убытки.
   Кишинев. Здесь наш ловкач вынырнул тремя днями позже под именем Сажина, доцента Киевского университета. В Кишиневе ловкача опять настигла внезапная любовь, и он вознамерился вступить в брак. Чтобы доказать серьезность своих намерений, он при невесте отправил телеграмму ректору Киевского университе­та, сообщив, что задержится из-за свадьбы, и прося из неполучен­ной им зарплаты выслать 500 рублей в адрес его суженой.
   Пока ректор дивился странной телеграмме, «Сажин» двинулся дальше, увозя, что попало под руку. На некоторое время охота жениться поглотила его целиком. Пользуясь по очереди старыми документами, Пущин-Пшенцов-Сажин разбил шесть женских сердец подряд в разных городах. По одинаковой примерно схеме, но нигде не повторяясь в художественных деталях, подобранных с фантазией и мастерством.
   Характерно, что в большинстве случаев девушки не спеши­ли в милицию: они ждали обаятельного жениха назад. А он подогревал надежды (и отодвигал момент заявления о краже), подавая о себе весточки и обещая возвратиться еще более пылким, вот только уладит некие свои срочные и сугубо мужские дела.
   В конце посланий стояли небрежные постскриптумы: «Люда (это женщина, у которой стащил приличную сумму и ковер), очень прошу тебя не волноваться. Ковер тебе не нужен. Я тебе шубу привезу, только, пожалуйста, не волнуйся!». Или: «Ирочка, хочу, чтобы ты приехала ко мне. На всякий случай забрал твои вещи. Не волнуйся». Обратного адреса, к сожалению, не было. (Эти любовные послания легли первыми вещественными доказа­тельствами в папку следователя: все они были написаны одной рукой.)
   Когда потерпевшие отчаивались ждать и наконец обращались в милицию, в комнатах столько раз уже мели пол, стирали пыль и вытряхивали пепельницы, что ни отпечатков пальцев, ни дру­гих следов преступника зафиксировать не удавалось.
   Мы толклись в кабинете Михаила Петровича, слушали, вника­ли. Ежились немножко, думали: дело брачного афериста – нелег­кий хлеб. Материал щекотливый, да еще чреват комическими эффектами, которые надо как-то тактично затушевывать, дабы не обидеть потерпевших. Но, с другой стороны, была в нем некая изюминка, привлекала свежесть темы. И привлекал сам Михаил Петрович. Живой, дружелюбный, отзывчивый на шутку, умев­ший радоваться всеми человеческими радостями – открыто, без ханжества. Но в основе очень серьезный, прочный, надежный человек. Да и наружность имел выигрышную: хороший рост, лицо крупной лепки, выразительное и сильное. Находка для докумен­талиста.
   В общем, застряли мы в кабинете Дайнеко…
   Энергичный розыск, предпринятый московской бригадой, позволил кое-где выявить не зарегистрированные прежде эпизо­ды деятельности того же ловкача. Ведь многие пострадавшие вообще никуда не обращались: велика ли охота признаваться в глупой доверчивости, выворачивать наизнанку свою личную жизнь! Но, узнав, что не они одни попали в сети, люди рассказывали и о собственной беде…
   Колечко за колечком вязалась цепочка преступлений, вос­станавливались недостающие звенья, и некоторые из них свидетельствовали, что размашистый жулик не брезгует и ме­лочами. (К примеру, не пробившись в гостиницу, он как-то переночевал у больной дворничихи. Утром вызвался сходить в аптеку за лекарствами и взял три рубля. Разумеется, не вернул­ся.)
   Даугавпилс – Калуга – Кемерово, Минск – Одесса – Киев, Кишинев – Харьков – Рига, Таллин – Юрмала – Псков, Сочи – Рязань – Запорожье…
   – Эк рыскает! – ворчал Дайнеко, чертя новые жирные стрелки.
   Длинная ломаная линия скакала по карте, выкидывала лихие коленца, пересекала саму себя: ловкач без устали мотался по стране.
   – По «холодным» следам тащимся, братцы, по «холодным» следам. А нам надо вперед забежать! А поди знай, куда он махнет? – Дайнеко косился на нас хитрым глазом: – Нет, как говорится, «кина не будет».
   – Будет, Михаил Петрович! Оператор уже пленку получает.
   – И что же он станет снимать?
   – Хотя бы эту карту. И тебя над картой. И как создают портрет на фотороботе. И как члены бригады приезжают и докладывают о похождениях неведомого афериста. А там вы его поймаете – и закипит.
   – Не сглазьте удачу, – посмеивался Дайнеко.
   Но он верил в удачу, а мы верили в него и его «сборную». Съемки начались, когда был обнаружен первый «теплый» след.
   Из Петрозаводска пришло известие о только что обобранной и брошенной невесте. Коварный жених был симпатичнейшим брюнетом лет 35 с ласкающим ухо украинским акцентом. Кто-то случайно заметил, что накануне исчезновения он интересовался расписанием авиарейса на Вильнюс
   Борис Мудров молнией кинулся в Вильнюс – вдруг удастся «перехват»? С собой он вез только что изготовленный портрет преступника.
   Пока Мудров ищет в Вильнюсе, попробуем рассказать иску­шенному читателю то, чего он, пожалуй, о «фотороботе» не знает.
   Принцип прост донельзя: при помощи того или иного механиз­ма собираются воедино отдельные черты лица. В современном виде «фоторобот» способен воссоздать сотни миллионов портре­тов. Это значит, что, не вставая с кресла, можно получить узнава­емое изображение любого из живущих на земле людей!
   Свидетель не всегда умеет обрисовать человека словами. Он и запомнил его в общих чертах и, безусловно, опознал бы при встрече, но… форма лба? длина носа? форма ушей? Сплошь и рядом отвечают: «Да вроде бы обыкновенные». То есть не отвеча­ют практически ничего. Потому что обычно мы воспринимаем чужой облик целиком, не дробя его на части, не раскладывая по полочкам. Если нет какой-то броской черты, то без тренировки описать лицо человека не так-то просто. (Попробуйте, допустим, вспомнить цвет глаз десяти-пятнадцати своих приятелей – вы очень скоро споткнетесь.)
   «Фоторобот» имеет то преимущество, что описывать нет нужды. Достаточно найти похожее, назвать номер, под кото­рым эти брови или нос числятся в альбоме, и изображение их спроецируется на экран. Если результат вызывает сомнение, тотчас пробуют второй, третий, четвертый из близких вариантов.
   В деле, о котором речь, задача облегчалась тем, что можно было сличить впечатление ряда потерпевших. Они приехали в Москву и в один день и час собрались в НИИ МВД – несколько женщин, явно стеснявшихся друг друга: ведь все они были одура­чены. Не мудрено, что поездка не привела их в восторг: каждая в отдельности, вероятно, предпочла бы плюнуть, пережить и за­быть. Но это касалось не только их. Аферист продолжал действо­вать, жертвы его множились. Стоило перетерпеть некоторую неловкость, чтобы прервать его беспардонное «турне»…
   Сначала овал лица. Обсудили, сошлись на одном из номеров.
   Потом губы. Открыт новый альбом, шелест страниц, короткое обсуждение – и на экране обозначился низ лица, подбородок с губами, и они бесспорно похожи!
   Теперь нос…
   После советов и споров утвердили нос, нашли глаза и брови, чуть подвинули их вверх-вниз, стремясь поточнее уловить про­порции лица, поспорили об ушах и прическе… и в изумлении уставились на экран. Почти как в детской игре: «носик, ротик, оборотик», а портрет-то между тем составлен!
   – Глядите, прямо он! Только не улыбается…
   – Теперь поймаете?
   – Обязательно! – отозвался сотрудник НИИ.
 
   Однако в Вильнюсе до поимки не дошло, хотя Мудров и поднял всех на ноги, и откопал-таки следы пребывания преступника в городе.
   Здесь просится маленькое отступление о Борисе Мудрове.
   Однажды ему понадобилось определить, каким образом три года назад некий грабитель добрался до поселка, находящегося километрах в восьмидесяти от города. По разным соображениям все виды транспорта, кроме попутной машины, отпали. Мудров толкнулся на автобазу проверять путевые листы.
   – Мы их столько времени не храним.
   – А куда деваете?
   – Давно вывезли на свалку.
   Мудров отправился на свалку. Великие залежи отбросов ни­чуть его не отпугнули. С полмесяца собственноручно рылся он в слежавшихся грудах, игнорируя мух, крыс и мусорщиков-остряков. И наконец наткнулся на кипы путевых листов и обнару­жил среди них нужный бланк! По сравнению с этим найти шо­фера, сидевшего в тот день за баранкой (он вышел на пенсию и переселился к дочери на юг), и добиться, чтобы тот припомнил когда-то «проголосовавшего» на дороге пассажира, было уже легче легкого.
   Только человек с таким характером мог выискать в Вильнюсе то, что было необходимо.
   Женщина подала заявление в милицию о том, что у нее про­пала пачка облигаций трехпроцентного займа. Была уверена, что взял их муж, больше некому. Взял и пропил, совершенно ясно, сколько бы он ни клялся в обратном! Сажать его, конечно, не надо, но сделайте милость, попугайте, чтобы впредь поостерег­ся!
   Казалось бы, что именитому инспектору до семейных неурядиц какой-то пожилой четы? Но Мудров верен себе. Среди огромной массы прочих наведенных им в городе справок он, в частности, попросил выяснить, не жил ли у поссорившихся супругов кто-либо посторонний за последнее время.
   Да, согласилась женщина, был у нее квартирант проездом, четыре ночи ночевал. Тогда ей показали «фоторобот»: не он ли случаем?
   – Он! – обрадовалась хозяйка. – Он самый и есть, его карточ­ка… Но к чему это вы клоните? Будто он облигации, что ли?.. Нет уж, незачем на хорошего человека напраслину возводить! Такой душевный, такой ласковый, культурный. Что вы! И подумать-то грех, право!
   Даже авторитет Мудрова со всеми его титулами не помог. Хозяйка осталась при своем: облигации пропил муж, а милиция ни с того ни с сего выгораживает его, старого негодника!
   Мудров вернулся из Вильнюса почти восхищенный.
   – Артист! – приговаривал он. – Вы бы послушали, как бабуся его защищала! Классный мошенник отличается от посредствен­ного тем, что с первого взгляда просится в душу, а через пять минут вы уже любите его, как родного. Завидую, Михаил Петро­вич, тебя ждет любопытный собеседник!
   – Ждет? Пока я его жду. И начальство. Да еще киногруппа.
   Главные надежды все мы возлагали на всесоюзный розыск по «фотороботу».
   Если честно, розыск сродни лотерее: повезло – не повезло, и чаще последнее. Впрочем, как когда. Сошлемся на два примера из тех же примерно годов.
   Ночью на заводе им. Войтовича в Москве был убит в упор начальник ВОХР. Из сейфа пропали шесть пистолетов с тройным боекомплектом. А стряслась беда 5 ноября. То есть вот-вот де­монстрация. На Красной площади, люди добрые! Перед Мавзоле­ем, на котором… Прочувствовали состояние начальства? Мало ли кто, мало ли что?! Ноги ватные.
   Личность убийцы установили быстро – вохровец, недавно принятый на работу, как обнаружилось, по подложным докумен­там. Когда на рысях добрались до его берлоги, она стояла холод­ная и пустая. Тю-тю.
   Имелись более или менее похожие (позже оказалось, сильно непохожие) мутные фотографии преступника из личного дела. Их в момент размножили, роздали всему личному составу. Постовые выучили назубок рост, приметы, во что одет.
   Ведь в те времена милиционеры не проносились мимо обывате­лей стремительно и неведомо куда в своих желтых автомобилях. Наблюдая за уличной жизнью, они стояли именно на посту, на месте, известном окружающим, друг от друга в пределах слыши­мости заливистого свистка. Один даст трель – трое окрестных бегут на помощь. И ничего, успевали.
   Могут возразить: еще будочников припомнили бы! Оно, конеч­но. Нынче бандиты гоняют на скоростных «мерседесах». И мы всей-всей душой за техническое оснащение милиции. Но почему, листая современный зарубежный роман, нет-нет натыкаешься на фразу: «Показалась фигура полицейского, совершающего свой обычный обход»? Видать, им, беднягам, машин не хватает. (Шут­ка.) Мы это к тому, что жалеем о постовых, от них была немалая подчас польза. Возвратимся к происшествию на заводе Войтови­ча, и судите сами.
   Вечером 6 ноября рядовой милиционер 68-го о/м Лапшин (круглогодичный постовой), сдав после смены оружие, шел домой через площадь трех вокзалов. И вдруг из тысячной толпы выхватил взглядом плечистого парня. Тот и похож-то не был на разыс­киваемого убийцу – с ног до головы переоделся, да еще усы обрил. И все же у Лапшина ухнуло сердце: он!