Лайл Холли. Месть Драконов (Тайные тексты - 2)

   И еще Кейт не имела права потребовать от капитана гарантии, что Зеркало останется за ней и ее людьми даже после высадки; власть капитана начиналась и оканчивалась на море, и он не мог ничем связать Ри и его спутников, чтобы те держали слово и после того, как оставят палубу его корабля. Во-вторых, она предпочла вести дело с капитаном и теперь не могла объявить, что решила договориться также и с Ри. Если она запросит слишком много, то потеряет все.
   Ей хотелось плюнуть капитану в лицо, крикнуть ему, что желает видеть его в аду. Однако Кейт не забывала, что решила считать победой, если ее вместе с друзьями и Зеркалом перевезут за море - к Возрожденному. Заключенная с капитаном сделка допускала ее победу - пускай и временную, и теперь ей предстояло целое путешествие, за время которого победу можно будет сделать окончательной.
   Она посмотрела в глаза капитана.
   - Ты клянешься защищать жизни моих друзей как жизни собственных родственников или экипажа, защищать наш груз как свой собственный, благополучно доставить нас в любую гавань, кроме Калимекки, и позволить нам сойти там на берег... вместе с Зеркалом Душ?
   - Клянусь.
   Во взгляде капитана сквозила честность.
   - И ты будешь удовлетворен, если, выполняя свою часть сделки, я разделю каюту с Ри Сабиром и стану находиться в его обществе в течение дня: ты не потребуешь, чтобы я сделалась его любовницей или эйдейн!
   - Именно.
   - Я убью тебя, сукин сын, если ты прикоснешься к ней, - услышала она обращенные к Ри слова Яна, однако угроза эта прозвучала слишком тихо, чтобы ее мог услышать кто-либо из остальных.
   Кейт вздохнула:
   - Тогда от имени всех нас я принимаю твои условия.
   Вслед за этим капитан спросил ее:
   - А ты ручаешься за своих людей и обещаешь подчиниться моему решению без споров и возражений, если они нарушат данное тобой слово?
   Вздернув подбородок, Кейт наделила капитана взглядом, ясно говорящим: Только отдай меня в его руки, и я заставлю тебя расплачиваться до конца дней твоих. И сказала:
   - Обещаю.
   - Тогда я принимаю твои условия от имени всех моих людей.
   Парнисса смотрел на них обоих сердитыми глазами, однако все же встал между Кейт и капитаном и прикоснулся к узлу на соединявшем их шнурке.
   - Боги снизошли к деяниям этих людей, так как оба они действовали в интересах всех остальных и, соблюдая справедливость, заключили друг с другом честную сделку, - проговорил он ровным и недовольным тоном. Слова торопливой вереницей вылетали из уст парниссы, и торжественная формула в его исполнении напоминала декламацию разозленного принуждением школьника.
   - Теперь их решение стало законом, и неисполнение его подлежит наказанию по законам Матрина и Вуали. - Он вновь прикоснулся к узлу. - Я свидетельствую, запоминаю, записываю.
   Когда палец его стукнул по узлу в третий раз, тот развязался словно бы по волшебству, однако Кейт знала, что такие узлы вяжутся с секретом.
   Кейт повернулась к Яну и Хасмалю:
   - Развяжите Ри и отпустите его.
   Ни тот, ни другой не проявили особого энтузиазма, однако подчинились.
   Ри встал на ноги, стряхнул налипший на лицо пепел и принялся растирать затекшие запястья. Он поглядел на Яна; казалось, раздиравшую обоих братьев ненависть можно было буквально пощупать. Кейт обязалась держать Яна под своим контролем, гарантировав это собственной жизнью... хотелось бы ей знать, хватит ли любви Яна к ней на то, чтобы через силу повиноваться ей, или же он пожертвует ею, чтобы добраться до Ри.
   Глаза Ри также сулили Яну смерть. Он улыбнулся, скривив напряженную и уродливую гримасу, едва скрывавшую ярость, и направился к Янфу и парниссе.
   Капитан проговорил:
   - Не предпочтешь ли ты, парата, первой подняться на корабль?
   Кейт опасалась оставить своих спутников даже теперь, когда их защищало данное капитаном слово. Взглянув на возвышающийся позади них береговой гребень, она сказала:
   - Мне бы хотелось в первую очередь доставить на борт нашего раненого. Зеркало мы с Хасмалем и Яном принесем сами.
   Капитан усмехнулся.
   - Как вам угодно.
   И Кейт повела всех, кто был на берегу, назад по холмам, к ожидавшим их Джейти и Зеркалу Душ, гадая, насколько тяжелым испытанием окажется для нее предстоящее путешествие.
   Глава 7
   Шейид Галвей, претендент на место параглезаат Семейства Галвеев, ввел свою свиту - дипломатов, торговцев и Волков в великолепный Пальмовый Зал Дома Сабиров. Он стал первым из Галвеев, вступившим под кров этого Дома в качестве гостя после четырехсотлетнего перерыва, и хотя он представлял не Великий род Галвеев Калимекки, а ветвь Черианов, обитавшую в Маранаде на острове Гофт, факт этот и сам он, и принимавшие его Сабиры всячески замалчивали, словно желая забыть о нем. Он опустился в огромное золоченое, слоновой кости кресло в конце длинного стола и важно кивнул двоим мужчинам, сидевшим напротив в креслах подобающего их сану великолепия. Один из них, параглез Семейства, Грасмир Сабир, напоминал старого и величественного льва; другой, приятной наружности золотоволосый молодой человек, по имени Криспин Сабир, улыбнулся ему теплой и открытой улыбкой, сразу понравившейся Шейиду. Оба Сабира персонально приветствовали каждого члена делегации перед тем, как перейти в Пальмовый Зал; теперь наконец Грасмир дал знак, и собрание началось.
   - Мы должны обсудить старое и новое дело, - начал Грасмир с сухой улыбкой. - Корни старого уходят в прошлое на четыреста пятьдесят лет, и по-моему, нам следует уладить его прежде, чем мы перейдем к тем вещам, которые интересуют нас непосредственно в настоящий момент. - Сидевшие вокруг стола Галвей и Сабиры также принялись улыбаться. - Как правящий глава Семейства Сабиров я могу сказать, что пора наконец положить предел старинному спору.
   Ну что ж, приступим. Семейные анналы сообщают нам о споре между Аратмадом Карнеем и его партнером Пертианом Сабиром из-за приданого дочери Аратмада, которая должна была выйти за сына Сабира, когда оба они достигнут брачного возраста - во время обручения они были еще несмышлеными детьми. Пертиан обвинил Аратмада в умалении достоинств его сына, выразившемся в слишком небольшом, на его взгляд, приданом; Аратмад утверждал, что сын Пертиана уродлив и тощ и что предложил ему свою дочь лишь потому, что является другом Пертиана и считает, что в ином случае тот вообще не найдет для своего сына подходящей невесты. Споры породили взаимную обиду, партнеры разделили свое дело: по всем свидетельствам, они занимались черной магией самого низкого пошиба, и - хотя история здесь не называет виновного - один из них наложил заклятие на бывшего друга. Сабиры всегда придерживались мнения, что сделал это Аратмад Карней.
   Шейид кивнул:
   - Ну а Галвей утверждали, что заклятие накладывал Пертиан Сабир.
   Те из сидевших вокруг стола, кто впервые слышал эту историю, принялись качать головами.
   - И это повлекло за собой четыреста пятьдесят лет войны между Семьями?
   Шейид и Грасмир обменялись с противоположных концов стола взглядами и понимающе усмехнулись. Грасмир кивнул Шейиду, и тот пояснил:
   - Ну, не совсем. Сами Пертиан и Аратмад скончались из-за наложенного заклятия; один от его непосредственного воздействия, второй от того, что история называет ревхахом - по-видимому, своего рода магической отдачей, возникающей при обращении к чарам.
   Сам он прекрасно знал, что такое ревхах, и предполагал, что и Грасмиру это небезызвестно: нельзя быть главой Волков Семьи, не имея представления об их сильных и слабых сторонах. А подверженность ревхаху являлась именно таким слабым местом - и в значительной степени. Тем не менее во все времена необходимо было сохранять осторожность и видимость неведения. Отсутствие улик, изобличающих в применении магии, спасло не одну жизнь.
   Один из младших Сабиров спросил:
   - Но если погибли оба главных участника ссоры, почему вражда продолжалась?
   Ответил Грасмир:
   - Потому что заклятие поразило и обоих детей, хотя и не в явном виде. Последствия проявились, когда оба они вступили в брак и обзавелись детьми, которые оказались Шрамоносными. Кто-то назвал это увечье проклятием Карнея. Дети оказались оборотнями. Опасными, смертоносными, непредсказуемыми созданиями. Калимекка уже тогда праздновала День Младенца, посвященный богу Гаэрвану, и всех Шрамоносных детей приносили в жертву. Только Сабиры и Карнеи (ответвление Семьи, слившееся позже с Галвеями и поглощенное ими) пренебрегали с тех пор своими гражданскими обязанностями. Они прятали своих детей и позволяли чудовищам расти и размножаться.
   Грасмир Сабир вздохнул и скорбно качнул головой:
   - Обе Семьи до сих пор несут в своих жилах Увечную кровь. И столь длительная война между Семействами на самом деле разразилась из-за Шрамоносных детей.
   Сидевшие за столом помрачнели; даже спустя тысячелетие после жуткой Войны Чародеев ее магические последствия были очевидны всякому, кто рисковал отправиться в порт и поглазеть на используемых на кораблях Шрамоносных рабов или стать очевидцем казни глупых чудовищ, считавших себя людьми и осмелившихся нарушить границы Иберы. Никто из истинных людей не мог забыть о том, что после окончания войны Шрамоносные ловили тех, кто имел человеческий облик, и уничтожали всякого, кто попадал им в лапы. И одна лишь мысль о том, что в их собственных Семьях находились такие родичи, которые вопреки гражданскому долгу оставляли жутких уродов в живых, ужасала присутствующих.
   Грасмир поочередно оглядел всех сидящих за столом, а потом вздохнул.
   - Виновны обе Семьи, хотя теперь, по прошествии стольких лет, мы не можем определить, какая из двух конфликтующих сторон виновата более другой, если таковое различие, конечно, имеется на самом деле. - На лице его обосновалась усталая улыбка. - Нужно признать, что теперь это не важно. Будем считать дело улаженным, забудем прошлые глупости и отправимся дальше.
   Шейид выждал мгновение, чтобы усилить впечатление, произведенное на всех этими словами. А потом встал и зааплодировал. Следуя его примеру, прочие члены Семейства Галвеев поднялись на ноги и захлопали в ладоши. Встали и Сабиры. Улыбка Грасмира сделалась еще шире, и когда аплодисменты наконец стихли, он рухнул в кресло с удовлетворенным видом.
   - Итак, я подтверждаю, что и Сабиры, и Галвеи согласны забыть прошлое.
   Заявление было встречено новой овацией. Шейид незаметно обвел зал глазами в поисках несогласных. Таковых не оказалось. Великолепно.
   Он поднялся с места, когда вслед за аплодисментами воцарилось молчание, и объявил:
   - Тогда, быть может, пора перейти к новому делу, заставившему нас собраться сегодня.
   Он дождался кивков одобрения и, соединив руки перед собой, начал речь:
   - Ну что ж. Перед Сабирами и Гофтскими Галвеями возникла проблема и одновременно возможность, и поскольку наши Семьи решили оставить разногласия в прошлом, мы можем соединенными усилиями справиться с проблемой и использовать представившуюся возможность.
   Он прокашлялся, вдруг потеряв уверенность в том, как надо продолжать.
   Шейид оглядел гостиную, к нему были обращены взоры единомышленников и помощников, а также вновь приобретенных союзников обоего пола, еще вчера присягавших погубить его и его Семью. Теперь каждый из них смотрел на него, и на лицах их застыло выражение, сочетавшее в разной степени любопытство, алчность, волнение... к которым примешивалась чуточка страха. В особенности он отметил глаза Криспина Сабира - живые, завороженно смотрящие на него, внимательные. Глаза человека, способного заметить любую выгоду или оплошность и использовать их.
   Лучше будет в первую очередь сыграть на общем волнении.
   - Что касается возможности... скажем так, на веку присутствующих никто еще не находил неизвестного города Древних. До самых последних дней. Однако некая представительница Калимекканской ветви Галвеев наняла корабль на деньги, украденные этой особой из сокровищницы Гофта... после чего, воспользовавшись информацией, похищенной ею из наших архивов, она отплыла на восток. И ей повезло: она нашла тот город, который искала.
   Шейид наклонился вперед, опустив ладони на стол. Одна из младших обитательниц Дома Сабиров явно была ошеломлена тем, что он признается в обнаружении такого сокровища членам собственной Семьи, пусть и действовавшей без официального разрешения. Если бы Шейид утаил тот факт, что его родственница предприняла плавание на собственный страх и риск, претензии Галвеев на находку оказались бы неоспоримыми. Подобная откровенность изумила и смутила и нескольких представителей его собственного семейства. Ведь по сути дела, он от имени всего рода отказал своей Семье в праве владеть найденным городом, оставив его в руках Кейт, если она выживет, или в руках сильнейшего из захватчиков, если она погибнет.
   Кроме того, он произвел впечатление абсолютно, до жестокости честного человека. Шейид полагал, что маска полнейшей - с виду - искренности является наилучшей для переговоров, и давно уже уверился в том, что внезапная из ниоткуда взявшаяся выгода часто настолько смущает врага, что он теряет осторожность в делах.
   - Мы располагаем... шпионами, которые пристально следят за перемещениями этой молодой особы. Она обнаружила предмет, обладающий колоссальной важностью. Мы предполагаем, хотя и не можем испытывать полной уверенности, что это Зеркало Душ.
   До слуха Шейида донеслась ожидаемая волна потрясенных вздохов. Естественно, вылетевших не из груди Криспина или Грасмира. Конечно, нет. Волки Сабиров, безусловно, информировали их о ситуации не хуже, чем его собственные.
   - Судя по тем сведениям, что сохранились в наших архивах, Зеркало Душ представляет собой великолепный инструмент в руках друзей и сокрушительное оружие в руках врагов. Кейт Галвей, нашедшая этот предмет, с некоторых пор является врагом Гофтского Дома. Поскольку она украла у нас и деньги, и информацию, мы можем вполне обоснованно претендовать и на Зеркало, и на обнаруженный ею город. Нам необходим этот предмет. И мы предлагаем вам половину руин - за помощь в обретении Зеркала и признании наших прав на него. А также свой совет и поддержку в приобретении того, что более всего необходимо Семейству Сабиров.
   Усмехнувшись, Криспин Сабир спросил:
   - И что же, по мнению Гофтского Дома, более всего необходимо Семейству Сабиров?
   Распрямившись, Шейид со спокойной улыбкой ответил:
   - Дом Галвеев. Обладая им, Семья Сабиров получит всю Калимекку. Галвей Гофта готовы уступить вам права на этот Дом со всем его содержимым. Конечно, мы ожидаем, что вы подкрепите свои претензии на него, устранив всех представителей Калимекканской ветви Галвеев, уцелевших во время последней предпринятой вами попытки захвата Дома.
   Затянувшееся молчание, казалось, могло бы сокрушить каменные стены огромного зала. А потом со стороны Сабиров на Шейида обрушился град нетерпеливых вопросов.
   - Как мне кажется, все прошло хорошо, - сказала Вишре Галвей.
   Глава гофтских Волков, она обнаруживала огромное дарование и свирепость, удачно скрывая последнюю за приветливыми манерами и приятной внешностью.
   Шейид отвел взгляд от обворожительного ландшафта, скользившего под аэриблем, и откинулся на спинку мягкого сиденья.
   - Возможно, все-таки хуже, чем могло показаться. Однако я доволен.
   - Ты можешь быть в восторге, - фыркнула Вишре. - Они согласились предоставить нам свои войска, чтобы помочь в нападении на их же собственные суда, согласились признать наши права на Зеркало Душ и предложили помощь в устранении этой девки Кейт. Кроме того, они уберут тех, кто стоит между тобой и Домом Галвеев. А ведь Доктиираки уже готовы истребить уцелевших Сабиров, как только те очистят Дом Галвеев, но еще не успеют занять его. Самые блестящие переговоры из всех, которые мне доводилось видеть.
   Шейид вздохнул:
   - Перовин, величайший среди дипломатов Древнего Мира, некогда сказал: "Дипломатия - это искусство заставить врага собственными руками перерезать себе горло, убедить его сделать это вне дома, чтобы не запачкать пол, и притом добиться, чтобы он думал, что на более выгодный исход не может рассчитывать". Я мечтаю когда-нибудь совершить подобную сделку, ну а пока...
   Он задумался на мгновение, а потом широко ухмыльнулся и расхохотался.
   - Ну а пока, клянусь богами, я существенно приблизился к этой цели, не правда ли?
   Во дворике возле Пальмового Зала, между фонтаном и искусственным водопадом разгуливали трое черных оленят, пощипывавших цветы гибискуса. В ротонде, расположенной поодаль от водопада, рофетианский оркестр, увеселяя Семейство, наигрывал дул длармас - традиционные рофетианские танцевальные мелодии. Сидя на подоконнике в комнате, находящейся над Залом, Криспин Сабир следил за оленями и танцорами и внимал веселой музыке, в точности отвечавшей его настроению.
   Брат его Анвин, рывшийся на полках, что тянулись вдоль внутренней стены комнаты, проворчал:
   - Тот сукин сын, который был здесь последним, прикончил весь паурель и не заменил пустую бутылку полной.
   Криспин расхохотался.
   - По-моему, этим сукиным сыном мог быть только ты сам. Во всей Семье лишь ты один пьешь это мерзкое зелье, в результате чего пьянеешь настолько, что забываешь о том, что именно ты пил.
   Анвин, покачиваясь на раздвоенных копытах, рассеянным жестом потер рога, изгибавшиеся надо лбом. И чуть погодя ответил:
   - Возможно, ты и прав, если хорошенько подумать. Неделю назад я приводил сюда девицу и, должно быть, прикончил бутылку именно тогда.
   После долгих лет занятий даршарен - основанной на жертвоприношениях черной магии Волков, постоянно наносящей шрамы своим адептам, - на теле Анвина не осталось ничего человеческого. Помимо рогов и копыт, на суставах его и хребте выросли шипы, чешуя покрыла гладкую прежде кожу, пальцы заканчивались теперь когтями. Тело Криспина приняло в себя не меньшее количество ревхаха, магической отдачи, однако, поскольку Криспин являлся Карнеем, оно сумело поглотить наносящую шрамы энергию и сохранить прежнюю форму - так же как оно возвращало себе человеческое обличье после каждой Трансформации. Анвин же, лишенный преимуществ, даруемых Проклятием, давно затерялся в недрах своего становящегося все более и более чудовищным тела.
   Криспин приподнял бровь. Девушки никогда не выбирали Анвина по собственной воле.
   - Девицу?
   Анвин вновь принялся осматривать полки, разыскивая подходящую замену своему любимому густому и горькому пиву, сваренному из клубней. Ответил он не сразу.
   - Эндрю подыскал ее для меня... уличная девчонка с запросами и самомнением. Она полагала, что может справиться со всем на свете.
   - Пока не встретила тебя.
   - Именно, - усмехнулся Анвин.
   - А когда она тебе надоела, ты предоставил ее взаймы Эндрю?
   Достав темно-зеленую бутылку из глубин полки, Анвин удивленно заметил:
   - Ха! Наверное, я оставил ее на потом.
   Это был лаккар, зеленое манговое пиво, на вкус Криспина столь же мерзкое, как и паурель. Откупорив бутылку, Анвин направился с нею к окну, цокая копытами по мраморному полу. Опустившись в кресло напротив брата, он отпил из горлышка и вздохнул.
   - Она была не настолько юна, чтобы заинтересовать Эндрю. Тебе же известны его вкусы.
   Он пожал плечами.
   - Я играл с нею, пока не сломал. А потом зарыл ее в Саду Ветра. Тамошние кусты посерели и начали сбрасывать свои колокольчики, прежде чем в них успевали завязаться семена; я решил, что чуточка удобрения не повредит им.
   - Спасибо, что обратил внимание. Последнее время я был слишком занят, чтобы обращать внимание на цветы. Однако потерять эти колокольчики мне бы не хотелось. У них очаровательные плоды. Надо будет взглянуть на них, когда я в следующий раз окажусь в Западном Крыле... убедиться, что удобрения хватит. - Криспин пригубил собственное питье и прислонился спиной к холодному, гладкому мрамору оконного проема. - Во всяком случае, я забросил их не из-за пустяков. Вся эта операция должна окупиться. Встреча удалась, как по-твоему?
   - Трудно даже представить, что она могла пройти лучше. Жаль, что я не имел возможности лично присутствовать там... хотелось бы видеть все эти галвейские хари, когда они начали обговаривать свои условия.
   Анвин отпил еще и качнул головой.
   - И они не заметили никаких изъянов в собственном плане?
   - Если они и столкнулись с проблемой, то не стали говорить об этом вслух.
   - Удивительно. Они действительно готовы предоставить два своих аэрибля для нападения на Ри и его сучку? А как насчет войск? Неужели они пошлют солдат против своей родни? - Анвин фыркнул. - Возникает вопрос: неужели они настолько глупы, что считают себя самыми умными?
   - Я думаю об их параглезе следующим образом: это мелкий Двуручный делец, который тем не менее видит себя в будущем главой великой Галвейской империи. Конечно, он не собирается отдавать без драки Дом Галвеев... сдается мне, что, закрывая глаза, он уже видит себя сидящим там во главе стола, мановением руки рассылающим во все стороны войска и флотилии. Возможно, он считает нас дураками и наверняка уверен, что задуманная им комбинация способна устранить Семейство Сабиров с его пути.
   - Итак, ты считаешь, что он не станет держать собственное слово?
   Кто-то постучал в дверь.
   - Данное Сабирам? Конечно, нет. - Криспин поднялся, чтобы отпереть, и обнаружил по другую сторону двери кузена Эндрю.
   - А я удивлялся, куда это ты запропастился, - сказал Криспин. От Эндрю припахивало кровью... детской кровью. Криспин брезгливо наморщил нос и повернулся к брату. - А ты стал бы выполнять обещание, данное тобой Галвею?
   Глава 8
   Глубоко в чреве "Сокровища ветра" Кейт и Хасмаль хлопотали над Зеркалом Душ, обкладывая его тряпками и привязывая веревками среди прочего корабельного груза. Ян и корабельный лекапевт находились возле Джейти, а большая часть экипажа разыскивала трофеи на берегу. Те, кто оставался на борту корабля, или спали, или занимались необходимым ремонтом.
   Поэтому они получили возможность остаться вдвоем, хотя Кейт не сомневалась в том, что рано или поздно кто-нибудь явится проверить, чем они занимаются.
   - Они никогда не позволят нам отвезти Зеркало к Возрожденному, прошептал Хасмаль.
   - По собственной воле - да. - Кейт обматывала веревкой серебристо-белый металл основания. - Я знаю это. И знала, когда заключала сделку. Но того, чего они не позволят, мы добьемся силой.
   Поглядев на нее, Хасмаль воздел кверху глаза.
   - Силой? Оказавшись на той стороне океана, мы еще больше будем уступать им в числе. Клянусь костями Водора! Капитан или Ри могут отправить голубей за несколько дней до прибытия, и в месте высадки нас будет ожидать все войско Сабиров, вне зависимости от того, какой порт выберет капитан.
   - Ну, не совсем силой... хитростью.
   Склонив голову, Хасмаль посмотрел на Кейт долгим задумчивым взглядом.
   - Ага. Значит, намереваешься любовью привлечь Сабира на свою сторону? Ты думаешь, что если он пылает к тебе страстью, то не попытается отнять Зеркало и увезти к себе в Дом, раз ты этого не хочешь? - Хасмаль пожал плечами. - Может быть, и получится, но мне не хотелось бы, чтобы будущее мира зависело от чьих-то страстных чувств.
   Кейт поглядела на него, на мгновение растерявшись. Наконец она произнесла:
   - Ты... думаешь, что я готова лечь к нему в постель, чтобы уберечь от них Зеркало?
   Хасмаль нахмурился.
   - Я надеялся на это. У тебя есть возможность - благодаря стараниям капитана. Зеркало необходимо Возрожденному, а все, что существенно для него, существенно и для нас, и для всего мира. Женщины ложились с немилыми и ради менее важных, чем благо мира, целей.
   Слова Хасмаля ей не понравились, хотя она понимала, что в его глазах подобная идея смотрелась привлекательно. Но, вспомнив о своем дипломатическом воспитании, она заставила себя промолчать, не выдав того, что подумала о нем, и, приструнив себя, сказала:
   - Не получится. Даже если бы я любила его больше всех на свете, то все равно потребовала бы, чтобы Зеркало сперва отправилось к Возрожденному, а потом к моей Семье. А Ри такой же, как я. И главное для него долг. Как бы он ни был увлечен мною, он все равно будет добиваться, чтобы Зеркало отвезли в его Семью, а как только оно окажется в руках Сабиров, те постараются, чтобы оно никогда не попало к моей родне, вне зависимости от степени моей близости с Ри. Моя Семья поступила бы точно так же. Так уж устроены Семьи: они заботятся о своей пользе и не допускают, чтобы чьи-либо личные интересы перевесили благо всего Семейства. Никогда. - Калимекканские Галвеи могли бы нарушить этот обычай. Гофтские - никогда, но Кейт не намеревалась впредь иметь какие-либо дела с этими предателями.
   - Словом, все, в чем поклянется тебе он, или все, что пообещаешь ему ты, не имеет никакого значения, если Галвеи или Сабиры не одобрят ваш договор?
   Кейт собралась было возражать Хасмалю.
   А потом вдумалась в то, о чем спросил он, и в то, что сказала она сама.
   Она всегда считала ценностью собственное слово, а свою честь нерушимой как та скала, в которой был вырублен дом Галвеев. Однако в этот самый миг она осознала, что какой бы честной она ни была, как бы ни стремилась быть верной своим обещаниям, Семья с легкостью объявит ее обманщицей и предательницей. А раз так, чего стоило ее слово в чужих глазах? Посмотрев на свои руки, все еще держащие веревку, она сказала:
   - Да.