Левая часть сцены являла собой Землю; правая — Небо; центральная, приподнятая платформа должна была восприниматься как Стержень, хейийя-иф, как Гора или как Перекресток Путей.

СВАДЕБНАЯ НОЧЬ В ЧУКУЛМАСЕ

   Спектакль «Свадебная ночь в Чукулмасе» обычно шел на сцене в Ваквахе перед ритуальным драматическим действом «Авар и Булекве», на второй вечер Танца Вселенной.
   Рукопись пьесы, с которой был сделан данный перевод, принадлежала одному актеру и состояла только из реплик; ремарки относительно декораций и мизансцен сделаны самими актерами и затем, после просмотра спектакля, несколько расширены переводчиком.
   Сцена должна быть разделена как обычно и представлять собой две Руки Вселенной. Стержень — это центральная, чуть приподнятая часть сцены. Земляничное дерево, которое непременно находится в центральной части сцены во время следующего за спектаклем ритуального действа, может быть установлено заранее — живое молодое деревце в большой кадке из древесины того же земляничного дерева. В этом спектакле левая часть сцены представляет собой город Чукулмас и внутреннюю часть дома, где проживают люди из Дома Змеевика; правая часть сцены — это площадь для танцев в Чукулмасе и выходящая на нее хейимас Синей Глины; за помещенным в центральной части сцены земляничным деревом сперва проходит тропа, связывающая две Руки города, а позже там располагается дом Общества Черного Кирпича. Музыканты играют «увертюру» — Мелодию Начал. В левой части сцены появляются мужчины, поющие одну из песен Танца Вселенной, по традиции исполняемых на второй его день представителями Дома Синей Глины: это песни, посвященные тем животным, на которых охотятся, — например, Песня Танцующего Оленя или что-нибудь менее сложное, вроде Песни Белки:
   Бегу вверх и вниз Кекейя хейя, кекейя хейя, По стволу сосны, по своему миру Кекейя хейя, По стволу сосны, по своему миру!
   Поющие мужчины минуют Стержень и выходят на площадь для танцев, окруженную пятью хейимас. С помощью жестов каждый из них по очереди показывает, что он спускается по лестнице внутрь хейимас. Когда все они спускаются в хейимас, музыка умолкает.

СПИКЕР ХЕЙИМАС:

   — Настало время подать ужин каждому из тех мужчин нашего Дома, которые собираются вступить в брак. Теперь мужчина покинет жилище и Дом своей матери, но будет еще возвращаться туда, хотя всегда будет уходить снова — и лишь после смерти вернется он домой, в Дом Синей Глины. Сегодня вечером эти молодые мужчины покидают нас, чтобы впервые вступить в брак. Подайте же им свадебный ужин!
   (Хор обычно состоит из девяти человек, но в данном случае в нем десятеро. Говорят хористы по одному, всегда по очереди, если в тексте нет иных указаний.)
   ХОРИСТ 1:
   — Все готово. Старики накрывают на стол.
   СПИКЕР:
   — Почему же ты им не помогаешь?
   ХОРИСТ 1:
   — Я подумал, что лучше съем этот ужин, чем буду подавать его другим.
   СПИКЕР:
   — Но ты уже три раза был женат!
   ХОРИСТ 1:
   — И только один раз мне был подан настоящий свадебный ужин. Стоило стараться!
   СПИКЕР:
   — Убери-ка руки от этих пирожков!
   ХОРИСТ 1:
   — Хорошо, хорошо, хотя для троих едоков здесь слишком много еды. Молодые идиоты! И чего их так тянет жениться? Единственная польза от брака
   — это свадебный ужин. А потом, парни, начинается совсем другая жизнь. Малютка-жена — о да, конечно, это приятно, ничего не скажешь! — но потом еще и теща, а это уже не так приятно, а потом еще и младшая тетушка милой женушки тут как тут, и старшая ее тетушка, что уже сильно портит настроение, ну а потом, потом появляется сама старуха — бабушка жены! О, вы еще не знаете, что творите! Вы еще понятия не имеете, во что вляпались! И ни одна не подаст вам ужин даже вполовину этого!
   СПИКЕР:
   — Все готово. Теперь самое время спеть женихам застольную песнь.
   (Остальные хористы в это время разыгрывают пантомиму — изображают, как накрывают для пира столы. После этого Спикер и шесть человек из хора встают справа и поют первые слова Свадебной Песни, к сожалению, оставшейся незаписанной. Четверо хористов садятся напротив них — как бы за низенький пиршественный стол. Один из них сидит к зрителям спиной.)
   ХОРИСТЫ (шепчут в унисон):
   — А это кто такой?
   СПИКЕР:
   — Итак, вот четверо мужчин, собирающихся вступить в брак.
   ХОРИСТ 2:
   — Но мы готовили свадебный пир для троих!
   СПИКЕР:
   — Кто же это — вон там?
   Сидит он справа И одет в одежды прошлой ночи.
   Послушай, молодой жених, Не можешь ты есть эту пищу, Когда покрыты пеплом твои руки!
   («Одежды прошлой ночи» — это траурные одежды, которые надевают члены Общества Черного Кирпича в первую ночь Танца Вселенной, во время церемонии Оплакивания Усопших. Четвертый юноша в тесных, черных, плотно облегающих ноги и руки одеждах, а босые ступни и ладони его натерты белым пеплом. Пока женихи не сели за стол, он прятался среди хористов. Теперь же всем виден его наряд и то, что лицо его скрыто под красивой, тонкой, черной вуалью.)
   ХОРИСТ 2:
   — Я принесу воды.
   СПИКЕР:
   — Омоешь ли ты руки водой, налитой из кувшина синей глины в глиняную чашу?
   ХОРИСТ 2:
   — Ну вот, вода готова.
   СПИКЕР:
   — О, юноша, жених, Не можешь ты жениться, Доколе ты в молчанье погружен!
   (Четвертый жених не отвечает, а сидит и раскачивается из стороны в сторону — как люди во время церемонии Оплакивания Усопших, происходящей в первую ночь Танца Вселенной.)
   СПИКЕР:
   — О, юноша, назвать ты должен Своей супруги имя И имя ее Дома.
   ЧЕТВЕРТЫЙ ЖЕНИХ:
   — Ах, Бирюза зовут ее, и Змеевик ей Домом стал.
   ХОРИСТ 3:
   — Этот человек, должно быть, из другого города, он так странно говорит. Возможно, он даже и не из Долины. Может, это человек, не имеющий Дома? Что он здесь делает? Зачем сюда явился?
   ЧЕТВЕРТЫЙ ЖЕНИХ:
   — Мой Дом — Дом Синей Глины.
   И я пришел на собственную свадьбу.
   СПИКЕР:
   — Тогда садись за этот ужин — Iы в честь твою готовили его В твоей хейимас Синей Глины, В твоей земной обители, А мы пока тебя представим В песне твоей невесте, будущей жене, И Дому твоему по браку, В котором твои дети будут рождены.
   (Спикер и хористы подают угощение четверым женихам, те с благодарностью принимают его. В это время в левой части сцены появляются женщины, и основное действие перемещается туда; мужчины из Дома Синей Глины неподвижно сидят или стоят на коленях в правой части сцены. С пением выходят женщины, бабушка невесты и хор из десяти, реже девяти, женщин, исполняя одну из песен Второго Дня Танца Вселенной. В данном случае это песни Дома Змеевика — например, Перечисляющая Травы Песня. После того как все женщины выйдут на сцену, песня как бы замирает вдали, а женщины начинают живо и весело исполнять быстрый танец-пантомиму, имитирующий уборку дома.) БАБУШКА:
   — Пусть все скорей готово будет.
   Давайте, милые, спешите, торопитесь!
   ХОР (все фразы произносятся разными голосами):
   — Куда же веничек для очага запропастился?
   Постелена ль постель?
   Я не могу найти веревку!
   Да нет, зачем им эта лампа!
   Я простыни им новые несу!
   (И далее импровизируют в таком же духе.) Ну, вот и все готово!
   БАБУШКА:
   — Но где же наша детка, Где невеста наша, Что нынче станет мужнею женой?
   (Две молодые хористки выходят вперед. Одна одета в яркое свадебное платье желтых, оранжевых и красных тонов, а вторая в темном траурном одеянии «прошлой ночи».) ХОР (шепчут в унисон):
   — А та, вторая, кто?
   БАБУШКА:
   — Подойди-ка ближе, Дай глянуть на тебя, Свет солнца летнего!
   Ха, так это ж мой жилет!
   И я в нем замуж выходила!
   А кто ж вторая?
   ПЕРВАЯ НЕВЕСТА:
   — Не знаю, мама.
   БАБУШКА:
   — Ах, летняя заря, лучи восхода!
   Что ж, этот человек из Дома Синей Глины Мудр и удачлив.
   Мы рады его видеть.
   И пусть с тобою вместе Живет под этой крышей И в Доме своих деток.
   Пусть он теперь войдет!
   Пусть он войдет, жених твой!
   ХОРИСТКА 1:
   — Бабушка, послушай:
   Там есть вторая, Невеста — чужеземка!
   БАБУШКА:
   — Кто эта женщина?
   (Вторая невеста стоит неподвижно и молча. Ее лицо покрыто тонкой черной вуалью.)
   БАБУШКА:
   — Ты, должно быть, ходила по углям очага, девушка: у тебя ноги перепачканы золой и пеплом. Ты, должно быть, сожгла хлеб, девушка; у тебя все руки в саже. А уж не лазила ли ты по деревьям, девушка? Вон у тебя царапина какая на лице. Не хочешь ли умыться перед свадьбой? Ты кто? Зачем пришла в мой дом? Сегодня Свадебная Ночь, вторая ночь праздника Вселенной.
   ХОРИСТКА 2:
   — Но почему она в слезах?
   Ведь в Свадебную Ночь не плачут!
   БАБУШКА:
   — Ты из какого Дома?
   ВТОРАЯ НЕВЕСТА:
   — Змеевика.
   БАБУШКА:
   — А из какой семьи и где твое жилище?
   ВТОРАЯ НЕВЕСТА:
   — Дочь Паводка и внучка Дикой Розы.
   БАБУШКА:
   — Я их не знаю, странно! И слышать о такой семье не приходилось у нас, в Чукулмасе. Должно быть, ты откуда-то еще? Ну так туда и возвращайся! Нельзя тебе здесь, в этом доме выйти замуж. А кто твой суженый?
   ВТОРАЯ НЕВЕСТА:
   — Я выхожу за Грома из Дома Синей Глины!
   (Когда она говорит это, мужчины в дальней, правой части сцены встают и начинают двигаться к центру, медленно танцуя и тихонько напевая первый куплет Свадебной Песни.)
   БАБУШКА:
   — Я его не знаю. Нет в нашем городе такого! Должно, ты разум потеряла, незнакомка! А может, ты из леса и слишком долго прожила одна? Ты перекраиваешь мир, а этот мир нас создал! Сегодня мы танцуем в его честь. Танцуй же с нами вместе, но прежде сними одежды черные, умой лицо и руки, но только замуж выйти в этом Доме ты не можешь: здесь не твое жилище, и не твоя семья, и мужа для тебя здесь нет.
   ВТОРАЯ НЕВЕСТА:
   — Я мужа приведу сейчас В дом нашей дочери.
   ХОР (шепчут в унисон):
   — В дом ее дочери! (и т. п.) БАБУШКА:
   — О чем ты говоришь? Ведь это невозможно! Ты, верно, все-таки сошла с ума. Довольно, хватит, уходи теперь. Ну, что ж ты ждешь? Ступай! Туда вернись, откуда ты сюда явилась. Ты праздник портишь нам. Ступай!
   (Вторая невеста поворачивается и медленно идет к центру сцены, а женщины стоят неподвижно и смотрят ей вслед. Мужчины, вереницей с пением выходящие из хейимас, тоже застывают и смотрят на четвертого жениха, который выходит вперед. Невеста и жених останавливаются у Стержня под земляничным деревом и смотрят друг на друга.)
   НЕВЕСТА:
   — Увы, ни Дома, ни надежды.
   ЖЕНИХ:
   — Но ведь они для нас поют, на нашей свадьбе!
   НЕВЕСТА:
   — Слишком поздно. Мы ждали слишком долго.
   ЖЕНИХ:
   — Моя вина в том!
   НЕВЕСТА:
   — Теперь уже неважно.
   (Она поворачивается и очень медленно уходит в глубь сцены, мимо дерева. Какой-то старик из мужского хора выходит вперед и обращается к Спикеру.)
   СТАРИК:
   — Могу ли я поговорить с ней?
   СПИКЕР:
   — Да, удержи ее, пусть не уходит!
   СТАРИК:
   — О, женщина в слезах, скажи, как твое имя?
   НЕВЕСТА:
   — Меня назвали Бирюза когда-то.
   СТАРИК:
   — Дочь Паводка, И внучка Дикой Розы?
   НЕВЕСТА:
   — Да, ею я была — когда-то.
   СТАРИК (обращаясь к жениху):
   — А ты ведь Гром, Сын У Ручья Танцующей?
   ЖЕНИХ:
   — Я сыном ее был.
   СТАРИК:
   — Все эти люди давным-давно мертвы. Прожил я долго на земле, но умерли они за много лет до моего рожденья. А эти вот когда-то жили здесь, хотели пожениться. Они уж спали вместе. Потом поссорились — не знаю, что случилось, об этом много люди говорили, когда я был ребенком. Давнишний случай, а я был слишком мал, чтобы понять, да я и слушал плохо. Во время ссоры юноша тот умер: возможно, сам себя убил в порыве страсти. А может, вот как оно было: та молодая женщина сказала, что выйдет замуж за другого, и он себя убил. Ну а она так замуж и не вышла. Ни за кого. И юной умерла, не став ничьей женой. Не знаю, что уж там случилось. Возможно, и она себя убила. Я помню только имена и то еще, как старики печальный случай этот вспоминали — они тогда все молодыми были… Так как же умерли вы оба? Себя убили? Что за жестокость!
   (Невеста и жених горбятся, опускаются на пол и начинают раскачиваться, не отвечая ему.)
   СТАРИК:
   — Вы старика простите за вопрос.
   Давно все миновало, все теперь неважно.
   СПИКЕР:
   — Чего ж они хотят?
   БАБУШКА:
   — Зачем сюда явились?
   ЖЕНИХ:
   — Чтоб стать ей мужем.
   НЕВЕСТА:
   — Чтоб ему женою стать.
   СПИКЕР:
   — Не могут мертвые жениться Здесь, в Доме Жизни; Как нам помочь им?
   (Бабушка выходит вперед и оказывается прямо перед Спикером, который стоит по другую сторону Стержня и смотрит на нее. Она стоит позади невесты, Спикер — позади жениха.)
   БАБУШКА:
   — Помочь мы им не можем.
   Послушай: ведь они мертвы!
   Обратно не вернешь их к жизни.
   Никто не женится, Попав в Четыре Дома, Которые отличны от Земных.
   ОБА ХОРА (в унисон, очень тихо, речитативом под аккомпанемент Мелодии Продолжения):
   — Никто не может пожениться Там, где живут они, В тех Четырех Домах Небесных.
   О, как они устали плакать!
   Ужасна их тогдашняя ошибка.
   БАБУШКА:
   — Обратно не вернешь их к жизни.
   Нет, только не из тех Домов Небесных.
   СПИКЕР:
   — Нет, я не допущу такого, Чтобы печаль была сильнее Жизни!
   Они ведь здешние, они когда-то были Из Дома Синей Глины и Змеевика.
   Так пусть же станут мужем и женою У нас в Чукулмасе, В хейимас темной, Средь Черных Кирпичей.
   Иль это тоже невозможно?
   (Старик выходит на центральную сцену и встает под земляничным деревом между невестой и женихом.)
   СТАРИК:
   — Вот мое жилище:
   Я — Спикер Черных Кирпичей.
   И я считаю: так и нужно Сделать, мы так поступим, Чтоб печаль разрушить.
   Идите же со мною, дети Четырех Домов.
   О, Бирюза и Гром, Заклятьем призываю вас: идите.
   И вступите в брак Там, под землею, Там, под нашим миром.
   СПИКЕР:
   — О, мужчины и женщины Пяти Земных Домов!
   Им песню свадебную пойте!
   (Старик идет в глубь сцены и исчезает за приподнятой центральной ее частью. Призраки следуют за ним. У него за спиной они берутся за руки — правая рука невесты в левой руке жениха. Оба хора поют второй куплет Свадебной Песни.)
   БАБУШКА:
   — Вот что я вам скажу:
   Хорошего от этого не ждите.
   (Старик и призраки исчезли. Оба хора продолжают петь, а юная невеста из Дома Змеевика в своих ярких радостных одеждах выходит вперед и идет навстречу одному из женихов, тому, что из Дома Синей Глины; он тоже одет в шафранные и алые цвета.) НЕВЕСТА:
   — Пойдем теперь в мое жилище.
   ЖЕНИХ:
   — Я с радостью пойду куда угодно!
   БАБУШКА:
   — Ну так пойте громче!
   СПИКЕР:
   — Да, пойте им о счастье в браке!
   (Все медленно танцуют, вереницей уходя влево, и поют последние куплеты Свадебной Песни под музыку, переходящую в Мелодию Завершения.)

КРИЧАЩИЙ МУЖЧИНА, КРАСНАЯ ЖЕНЩИНА И МЕДВЕДИ

   Данный текст представляет собой полный Перевод манускрипта из библиотеки Общества Земляничного Дерева в Телине
   Пьеса сопровождается музыкой. Барабаны бьют пять раз, потом еще пять раз и исполняют Мелодию Начал.
   Девять представителей народа Медведей вереницей поднимаются на Гору и переваливают через ее вершину.
   Они танцуют под музыку в Доме Смерти и Дождя. Бодо начинает кричать откуда-то из-под сцены, слева. Медведи уходят и ждут за Горой. Бодо поднимается на сцену. Это старик, он хромает, плачет, кричит и машет руками.
   Бодо говорит:
   Для чего я рожден?
   В чем цель моей жизни?
   Зачем здесь появился?
   И что должен сделать?
   Дайте ответ мне!
   В чем цель моей жизни?
   О, дайте ответ мне!
   Ответьте мне в чем?
   Ответьте мне сразу!
   Ответьте немедля!
   Медведи начинают собираться в кружок вокруг Бодо, пока он кричит и танцует. Он все время держится к ним спиной, однако, когда они пытаются достать его, ловко уворачивается от них; медведи весьма неповоротливы, зато Бодо быстр и подвижен. Постепенно медведи оттесняют Бодо к Горе. Он начинает с криком подниматься по ее склону.
   Бодо кричит:
   Зачем я пришел И живу в этом Доме?
   Но я узнаю, я выясню это!
   Узнаю ответ на вопрос целой жизни!
   Да-да! Ведь его я уже отыскал!
   Он падает ничком. Медведи выходят из-за Горы. Бодо приподнимается, встает на колени, склоняется к земле и кругами водит лицом по земле. Потом снова ложится ничком, барахтается в грязи, посыпает землей свою голову и наконец, смиренно упав ниц, затягивает фальцетом:
   О, Откровение!
   О, Понимание!
   Как поклоняюсь я Святому!
   Как все чудесное люблю И своему Хозяину покорен.
   Вопросу внемлю я и В Разуме уверен.
   О, Свеченье Света!
   О, Вечность Вечная!
   О, Бесконечность Силы!
   О, Бесконечность Силы!
   Бодо поет, продолжая лежать ничком.
   Аву поднимается на сцену слева. Это толстая женщина с рыжими волосами.
   Она идет по направлению к лежащему Бодо и Горе. Медведи выходят, подходят ближе и гуськом, очень осторожно следуют за ней.
   Аву говорит:
   Там ничего нет.
   А вот лицо ты испачкал.
   Не существует верного ответа На вопрос, поставленный неверно.
   Ну? Что ж теперь мы будем делать?
   Бодо встает, точно слепой; протягивает руки, кланяется кому-то невидимому и налетает на Аву. Он сжимает ее в объятиях с воплем ярости и тут же танцем-пантомимой изображает, как насилует ее и убивает. Медведи поспешно выходят вперед и тоже танцуют, изображая, как они разрывают Аву на куски и едят. Она смотрит это представление совершенно равнодушно, точно мертвая. Когда пантомима закончена, музыка умолкает. Под негромкий рокот барабанов и Мелодию Продолжения Аву встает и проходит по правой части сцены, где танцем изображает проход сквозь Четыре Небесных Дома и обратно. Бодо встает, плачет, бесится от гнева, топает ногами, кричит.
   Бодо кричит:
   Для чего я рожден?
   В чем цель моей жизни?
   Зачем я был послан?
   Какой в этом смысл?
   И что за причина?
   Ответьте ж немедля!
   Аву уже обошла сцену кругом по ее дальней стороне. Она поднимается на сцену слева, как и в прошлый раз, направляясь к Бодо. Медведи, присев на корточки, прячутся за Горой.
   Аву говорит:
   Одну я знаю тайну…
   Бодо говорит:
   Поведай же мне тайну!
   Аву говорит:
   Нельзя ее поведать.
   Нельзя о ней сказать.
   Нельзя о ней помыслить.
   Нельзя ее постичь.
   Пойдем со мной в долину.
   Бодо кричит:
   Нет, Свернутая Шея!
   Грязнуха и Тупица!
   Невелика ты силой.
   Ничто — все твои тайны.
   Ты — старая хрычовка, Жестокая, тупая, Замшелая, пустая.
   Нутро твое прогнило, Как черное дупло, Где безнадежность правит И зло — в твоей долине Лишь тьма одна и зло!
   Он пытается прогнать ее, а она льнет к нему, обнимает его колени, ползет за ним, простирая к нему руки, и поет умоляюще:
   О, Сиянье! Сверканье!
   Льющееся через край наружу!
   Заливающее все кругом!
   Воспользуйся мной! Прикажи мне!
   Как поклоняюсь я Святому, Как все чудесное люблю И своему Хозяину покорна, Вопросу внемлю я, Разумному я верю!
   О, Свеченье Света!
   Могущество мне дай!
   Могущество мне дай!
   Бодо кричит:
   Ложись же, женщина!
   Возьми — вот эта сила, Что я отдам тебе.
   Ложись же! Землю ешь!
   Аву подчиняется ему, ложится ничком и ест землю. Бодо обхватывает ее сзади и овладевает ею. Она переворачивается и сжимает его в объятиях, а потом танцует, изображая, как ломает ему шею, кастрирует его, а потом ест. Медведи выходят вперед и в танце изображают, как пожирают кости, которые она им бросает.
   Аву поет:
   Эти кости полны силы, Съешь вот эту, съешь вон ту.
   Погляди-ка, вот бедро, Ну а вот еще лопатка, Череп, полный страшной силы, Съешь-ка, мишка, съешь скорей.
   Бодо в течение всего танца сидит с равнодушным видом, как мертвый. Но вот танец завершен, и музыка смолкает. Под рокот барабанов и Мелодию Продолжения Бодо встает и танцует, изображая проход сквозь Четыре Небесных Дома и обратно.
   Аву ползет на четвереньках, желая присоединиться к медведям. Потом все они на четвереньках удаляются за Гору. Музыки не слышно, звучит лишь Мелодия Продолжения.
   Бодо на четвереньках выползает откуда-то слева. Потом совсем распластывается на земле, бьется о нее лицом и плачет.
   Аву подползает к нему, тоже падает ниц и плачет.
   Подходят медведи, осторожно поднимают Аву и Бодо с земли и несут их вверх по склону горы. На вершине они оставляют их и на четвереньках, как обычные звери, уходят за левую часть сцены.
   Аву и Бодо сидят на Горе. Звучит Мелодия Продолжения.
   Аву говорит:
   Свершилось ли то зло, Которое должны мы были сделать Один другому?
   Бодо говорит:
   Нет, ни за что и никогда!
   Пусть не свершится никогда.
   Аву говорит:
   Отвечу: вечная печаль — Aот что нам суждено отныне.
   Бодо говорит:
   О, ярость вечная — Aот чем я буду жить.
   Аву говорит:
   Гора — это Долина.
   Бодо говорит:
   Долина — это горы.
   Аву говорит:
   Но где же путь найти нам?
   Бодо говорит:
   Не будет нам пути.
   Барабаны ударяют четыре раза и еще четыре. Слышится музыка.
   Аву говорит:
   Да нет же, вот он, путь!
   Бодо и Аву встают и начинают танцевать на одном месте, оставаясь на склоне Горы. Танцуя, они поют.
   Бодо и Аву поют вместе:
   В неведении, Неумело, Хейя, о, хейя!
   Во тьме, И молчаньи, Хейя, о, хейя!
   Слабый и жалкий, Терпя неудачи, Хейя, о, хейя!
   Болен, ты болен, Ты умираешь, Хейя, о, хейя!
   Все это время Ты умираешь, Ты создал душу, Пути не зная, Сил не имея, Чтоб дальше жить, Но твоей жизни Нет продолженья, И ты умираешь Снова и снова, И в твоей смерти Теплится жизнь.
   Хейя, о, хейя!
   Хейя, о, хейя!
   Хейя, о, хейя!
   Хейя, о, хейя!
   Пока они поют, на сцену справа выходят Медведи. Они переваливают через вершину Горы и появляются у них из-за спины. Медведи идут на двух ногах, они одеты в белое, на них радужные маски и специальные головные уборы Дома Дождя. Они опираются на волшебные посохи.
   Аву и Бодо говорят:
   Вот провожатые наши, Но мы их боимся.
   Хейя, о, хейя!
   Медведи поют вместе с Аву и Бодо, приплясывая на месте:
   Дождь идет, Наступил сезон дождей, Наступил сезон дождей, Наступил сезон дождливый, Дождь идет в сезон дождливый, Дождь идет, дождь идет, Дождь идет в сезон дождливый.
   Барабаны бьют пять раз, потом четыре, и звучит Мелодия Завершения.
   Эта пьеса написана Ясным из Дома Обсидиана, жителем Телины.

ТАБЕТУПА

   Табетупа существовала преимущественно как устная фольклорная форма, однако не запрещалось и записывать ее. Это очень короткая история/драма; исполнялась она обычно двумя, реже одним или тремя, непрофессиональными рассказчиками ночью у костра, возле летней хижины, или в сезон дождей у горящего очага (другое ее название «пьеса для очага»). Исполнители даже не вставали со своих мест, изображая героев, а просто говорили их голосами: такая пьеса предназначалась прежде всего для слуха и ума.
   Некоторые табетупы считались классическими, их на каждом представлении повторяли слово в слово; «Большой кролик» пример такой пьески. Ее исполняли обычно два рассказчика, игравшие двух главных героев, или один, который просто говорил разными голосами. Слова в данном случае никогда не менялись и не переставлялись, а последние строки пьесы стали крылатым выражением.

БОЛЬШОЙ КРОЛИК

   — О Кролик! У тебя, конечно, нет такого ума, как у меня, зато ты такой красивый!
   Итак, человек с кроликом обменялись.
   — О муж мой! Каким ты стал красивым! Все женщины города захотят спать в твоих объятиях и станут завидовать мне!
   И человек стал совокупляться со всеми женщинами подряд.
   А жена Кролика убежала от своего мужа, слишком он стал безобразен. Но и жена Человека убежала от своего мужа, слишком он стал хорош собой.
   — Эй, Человек! Отдавай обратно мои уши. Отдавай обратно мои ноги. Что хорошего в твоем большом уме?
   Но Человек прыгнул и ускакал прочь.
   В основном табетупа являлись импровизациями на широко известную тему, а порой представляли собой чистый экспромт. Следующая пьеска, например, была исполнена двумя довольно еще молодыми женщинами, возможно, ее авторами, у очага в Чукулмасе.

ЧИСТОТА

   — В чем дело?
   — Дело в этом отвратительном канюке. Он ест одну лишь падаль. Он забрасывает меня костями, он гадит и словно роняет дурные сны в мою голову. От моей души уже исходит вонь, как от канюка-падалыцика. Соверши надо мной обряд очищения, о, Койотиха!
   — Но я и сама ем овечий послед и собачий кал, не брезгую.
   — Ты — это ветер, что дочиста обдувает весь мир.
   — Ах, так ты хочешь стать чистой? Ну это нетрудно! — говорит Койотиха и напрочь выдувает запах канюка из души той женщины, и женщина очищается, напрочь освобождаясь ото всех Девяти Домов, и душа ее превращается в ничто. — Люблю я в своем доме убраться, ох, люблю! — говорит Койотиха. — А что, если я перестаралась?
   Обычно в табетупе тон комический, даже если сама тема серьезна; многие из них — длинные анекдоты с абсурдными концовками или просто грубоватые шутки. Из всех известных единственная действительно серьезная табетупа написана отчасти прозой, а отчасти стихом и славится своей концовкой. Эта история значительно старше предыдущих. Ее сыграл нам житель Унмалина по имени Перемены; играя за женщину, он пользовался тихим шепотом. Он назвал эту историю своим собственным именем: «Перемены».