Страница:
В тот год моя бабушка танцевала Танец Внутреннего Солнца, а я впервые праздновала Двадцать Один День и каждую ночь спускалась в хейимас и слушала пение впавших в транс.
Это был странный праздник. Каждое утро в ту зиму наплывал туман, не поднимавшийся даже днем, висел у самой подошвы Горы Синшан, так что мы жили словно под низкой крышей; а по вечерам туман снова сползал в Долину, окутывая ее целиком. И в тот год больше чем когда-либо было Белых Клоунов
— именно в тот год! Даже если некоторые из них и пришли в Синшан из других городов, все равно их было слишком много; некоторые, наверно, явились прямо из Четырех Небесных Домов, из Дома Облака или Пумы, по этому влажному белому туману, что скрывал весь окружающий мир. Дети боялись отойти от домов. Даже балконы в сумерках казались им страшными. Даже сидя в гостиной у камина, ребенок мог, взглянув нечаянно в окно, увидеть там белое лицо и уставившиеся на него глаза и услышать, как щелкают чьи-то зубы.
Готовясь к празднику, я посадила свои саженцы в укромном местечке — в лесу, за второй грядой холмов, к северу от города и довольно далеко от дома. Мне ужасно хотелось, чтобы они стали настоящим сюрпризом для матери и бабушки. Оказалось, очень трудно заставлять себя ходить туда в одиночку и ухаживать за растениями в течение Двадцати Одного Дня; особенно потому, что я ужасно боялась Белых Клоунов. Стоило какой-нибудь птичке или белке зашуршать или пискнуть на ветке, как я уже застывала, холодея от страха. Утром, в день солнцеворота я отправилась за своими саженцами в таком густом тумане, что и в пяти шагах ничего разглядеть было невозможно. Каждое дерево в лесу казалось мне Белым Клоуном, готовым меня схватить. Вокруг царила полная тишина. Все буквально тонуло в тишине и тумане. Все было неподвижно среди этих белых холмов. Двигалась лишь я одна. Я промерзла до костей, у меня даже внутри все заледенело. Я зашла в Седьмой Дом, Дом Облака, и не знала, как мне оттуда выбраться. Но упорно шла дальше, хотя лес казался таким таинственным и незнакомым, что мне все чудилось, будто я сбилась с пути. И все-таки я добралась до своих маленьких саженцев! Я спела молитву солнцу почти не разжимая губ, потому что любой звук казался пугающим в этой неколебимой тиши, выкопала саженцы и пересадила в горшки, которые сама для них сделала; но все время я тряслась от страха, спешила и все делала неуклюже; может быть, даже корни повредила. Теперь мне нужно было отнести саженцы в Синшан. И вот ведь что странно: когда я уже шла по знакомым виноградникам на вершине холма и понимала, что дом совсем близко, я отчего-то вовсе не была рада этому. Словно какая-то часть меня предпочла бы мерзнуть, дрожать от страха и блуждать там, в горах, и остаться в Седьмом Доме, но не возвращаться в дом Высокое Крыльцо. Однако путешествие мое было закончено. Я поднялась на веранду и стуком в дверь разбудила всю нашу семью — навстречу Солнцу. Ивушке я подарила саженец конского каштана, Бесстрашной — саженец дикой розы, а отцу своему — юный дубок из Долины. Этот дуб и сейчас растет там, где мы его тогда посадили, с западной стороны дома — раскидистый, аккуратный, крепкий, с еще не слишком толстыми ветвями. Конский каштан и дикая роза погибли.
До Танца Солнца и некоторое время после него мой отец жил с нами в доме Высокое Крыльцо и каждую ночь ночевал там, и по утрам завтракал с нами. Моя бабушка, которая в тот год танцевала и Танец Солнца, и Танец Вселенной, почти все время проводила в хейи-мас. Ивушка в тот год не танцевала совсем, а отец, разумеется, не интересовался ни танцами, ни праздниками. Тогда я еще ничего не знала о его народе и считала, что отец вообще никаких обрядов не соблюдает, никаких священных песен не поет и никому в мире не приходится родственником, разве что, может, своим солдатам, которые беспрекословно слушаются его приказов, моей матери и мне. В ту зиму он и Ивушка все свободное время проводили вместе, в нашем доме. После праздника Солнца низкие стелющиеся туманы уступили место дождям и холодной измороси со снегом, ложившимся на склоны Горы Синшан и оседавшим на волосах точно мучная пыль, а порой по утрам случались заморозки, и траву покрывал иней. У отца было несколько отличных красных шерстяных ковров, которые он привез с собой, чтобы украсить ими свою палатку; он давно уже перетащил их в наш дом, и теперь ими была украшена наша гостиная. Мне нравилось валяться на них. Они сладко пахли шалфеем и еще чем-то таким, названия чего я не знала: то был запах страны, откуда пришел мой отец — находившейся где-то далеко на северо-востоке от Синшана. У нас было много дров для камина, причем яблоневых, потому что в городе вырубили сразу два старых яблоневых сада, посадив новые. У нашего камина этими долгими вечерами царил мир и покой — как для родителей, так и для меня. Мне вспоминается мать, освещенная пламенем камина, в расцвете своей красоты, как раз на границе «возраста печали». Это было так прекрасно — все равно что смотреть на костер, горящий среди дождя.
Но вот посланники Кондора спустились в Долину, перевалив через горный хребет, и принесли донесение командующему армией.
В тот вечер, после ужина, отец сказал:
— Нам придется уйти еще до вашего Танца Вселенной, Ивушка.
— В такую погоду я никуда не пойду, — откликнулась мать.
— Нет, — сказал он. — Лучше не надо. Наступило молчание. Зато громко говорил огонь в камине.
— Чего — «лучше не надо»? — спросила мать.
— Когда мы станем возвращаться домой… тогда я лучше за тобой и заеду, — пояснил он.
— О чем это ты? — не поняла мать.
Они снова начали все сначала, он рассказывал ей, как армия Кондора отправится воевать на побережье, а потом будет возвращаться назад и он заедет за ней, а она не желала признаваться, что давно уже обо всем догадалась. В конце концов она сказала:
— Так это действительно правда? Ты говоришь о том, что собираешься покинуть Долину?
— Да, — сказал он. — Но ненадолго. Мы ведем войну с жителями внутреннего побережья. Таков план Великого Кондора.
Она не ответила.
Он сказал:
— Если бы я мог взять тебя с собой, то непременно взял бы, но это, конечно, было бы глупо и чересчур опасно. Если бы я мог остаться… Но нет, этого я не могу. Ты просто подожди меня здесь, хорошо?
Мать встала и отошла от камина. Мягкий красноватый отблеск пламени больше не падал на ее лицо, теперь оно было скрыто в тени. Она сказала:
— Если не хочешь оставаться, уходи.
— Послушай, Ивушка, — сказал он. — Послушай же меня! Неужели это так уж нечестно — просить тебя подождать? Ведь если бы я отправлялся на охоту или с торговцами в дальнюю поездку, разве ты не подождала бы меня? Ведь жители Долины тоже порой ее покидают! И возвращаются назад — и жены в таких случаях ждут своих мужей. Я вернусь. Обещаю тебе. Я твой муж, Ивушка.
Она некоторое время постояла там, словно на границе света и тьмы, потом обронила:
— Когда-нибудь.
Он не понял.
— Когда-нибудь, лет через девять, — пояснила она. — Один разок, может, два. Ты мой муж, но ты и не мой муж. Мой дом — для тебя. Если хочешь, оставайся в нем или уходи. Выбирай.
— Я не могу остаться, — сказал он.
Она повторила тихо, тоненьким голосом:
— Тебе выбирать.
— Я командующий армией Кондора, — сказал он. — Я сам отдаю приказы, но обязан и подчиняться приказам тех, кто выше меня. В этом смысле выбора у меня нет, Ивушка.
Тогда она совсем отошла от камина — скрылась в тени на другом конце комнаты.
— Ты должна понять, — сказал он умоляюще.
— Я понимаю, что ты предпочел не делать никакого выбора.
— Ты не понимаешь! И я могу лишь просить тебя: пожалуйста, подожди меня.
Она не ответила.
— Я вернусь, Ивушка. Сердце мое навсегда здесь, с тобой и нашей девочкой!
Слушая его, она молча стояла у двери, ведущей во вторую комнату. Моя постель была как раз напротив двери, и я видела их обоих и чувствовала, как разрывается надвое ее душа.
— Ты должна подождать меня, — сказал он. Она ответила:
— Ты уже ушел.
И прошла во вторую комнату и закрыла за собой дверь, которую держали открытой, чтобы от камина туда шло тепло. И стояла в темноте. Я лежала, не шевелясь. Он сказал за дверью:
— Вернись, Ивушка! — Подошел к двери и еще раз окликнул ее по имени, позвал сердито, в голосе его слышалась боль. Она не ответила. Мы обе точно застыли. Прошло довольно много времени, в той комнате было тихо. Потом мы услышали, как он резко повернулся, отошел от нашей двери, выскочил из гостиной и загрохотал по лестнице.
Мать прилегла рядом со мной. Она ничего не сказала и лежала совершенно неподвижно; и я тоже. Мне не хотелось вспоминать сказанное ими. Я попыталась заснуть, и вскоре мне это удалось.
Утром мать свернула красные коврики, принесенные отцом, и положила их вместе с его одеждой на перила балкона возле входной двери.
Где-то около полудня отец пришел снова, поднялся по лестнице, даже не взглянув на ковры и развешанную на перилах одежду. Мать была дома; на него она не смотрела и не отвечала ни на одно его слово. А когда он чуть посторонился, бросилась в дверь и побежала в нашу хейимас. Отец хотел было последовать за ней, но оттуда сразу же выскочили несколько мужчин из Дома Синей Глины и удержали его, не давая войти в наше святилище. Отец был похож на помешанного, он вырывался и никого не желал слушать, но им удалось его успокоить. Девять Целых объяснил ему, что, согласно обычаям нашего народа, любой мужчина может уйти и прийти, когда ему вздумается, и любая женщина имеет право принять его назад или не принять, но дом принадлежит именно ей, и если она захлопнет перед носом мужчины дверь, то лучше ему не пытаться ее открыть. Собралась целая толпа любопытных, потому что сперва они с отцом кричали друг на друга, и многие находили это чрезвычайно смешным, тем более что нужно было объяснять такие простые вещи взрослому мужчине. Особенно над ним насмехалась Сильная, спикер Общества Крови. Когда отец сказал: «Но она ведь принадлежит мне… и это мой ребенок!», Сильная принялась ходить вокруг него с видом надутого индюка, как ходят Кровавые Клоуны, и стала кричать: «Ой, никак у моего молота месячные!» и еще кое-что похлеще. Кое-кому из жителей города было приятно, что так унижают представителя Великого Кондора. Я это сама видела, притаившись у нас на балконе.
Отец снова вернулся в наш дом и поднялся наверх. Он в гневе пнул скатанные в трубку ковры и одежду, словно разозлившийся мальчишка. Я возилась у кухонного стола и плиты — пекла кукурузные лепешки, а он остановился в дверях. Я продолжала работать и на него не глядела. Я просто не знала, что мне делать, как себя вести, и ненавидела отца за то, что он заставляет меня испытывать такую неуверенность и чувствовать себя такой жалкой и несчастной. Я была даже немного рада, что Сильная так над ним издевалась; мне и самой хотелось посмеяться над ним, потому что он вел себя ужасно глупо.
— Сова, — вдруг спросил он. — А ты будешь ждать меня?
Я вовсе не собиралась плакать, однако слезы полились сами.
— Если я останусь в живых, то обязательно вернусь — к тебе, — сказал он. Он так и не переступил порог, а я так и не подошла к нему. Я только обернулась, посмотрела на него и кивнула. В этот момент он уже надевал свой шлем Кондора, скрывавший его лицо. Потом повернулся и вышел.
Бабушка весь день ткала; ее станок стоял во второй комнате у окна. Когда домой наконец вернулась моя мать, бабушка сказала ей:
— Ну что ж, вот он и ушел, Ивушка. Лицо матери было бледным и каким-то измятым. Она ответила:
— Я тоже ушла — отказалась и от него, и от этого имени. Теперь я стану называться своим первым именем.
— Зяблик, — сказала бабушка нежно; так мать впервые произносит имя своего новорожденного. И сокрушенно покачала головой.
Конец первой части.
ПРИМЕЧАНИЯ
УСТАВ ДОМА ЗМЕЕВИКА
ПЯТЬ ЗЕМНЫХ ДОМОВ
ОБИТАТЕЛИ
ПРАЗДНИКИ
ОБЩЕСТВА
ЧЕТЫРЕ НЕБЕСНЫХ ДОМА
ОБЩЕСТВА
ЦЕХИ
Это был странный праздник. Каждое утро в ту зиму наплывал туман, не поднимавшийся даже днем, висел у самой подошвы Горы Синшан, так что мы жили словно под низкой крышей; а по вечерам туман снова сползал в Долину, окутывая ее целиком. И в тот год больше чем когда-либо было Белых Клоунов
— именно в тот год! Даже если некоторые из них и пришли в Синшан из других городов, все равно их было слишком много; некоторые, наверно, явились прямо из Четырех Небесных Домов, из Дома Облака или Пумы, по этому влажному белому туману, что скрывал весь окружающий мир. Дети боялись отойти от домов. Даже балконы в сумерках казались им страшными. Даже сидя в гостиной у камина, ребенок мог, взглянув нечаянно в окно, увидеть там белое лицо и уставившиеся на него глаза и услышать, как щелкают чьи-то зубы.
Готовясь к празднику, я посадила свои саженцы в укромном местечке — в лесу, за второй грядой холмов, к северу от города и довольно далеко от дома. Мне ужасно хотелось, чтобы они стали настоящим сюрпризом для матери и бабушки. Оказалось, очень трудно заставлять себя ходить туда в одиночку и ухаживать за растениями в течение Двадцати Одного Дня; особенно потому, что я ужасно боялась Белых Клоунов. Стоило какой-нибудь птичке или белке зашуршать или пискнуть на ветке, как я уже застывала, холодея от страха. Утром, в день солнцеворота я отправилась за своими саженцами в таком густом тумане, что и в пяти шагах ничего разглядеть было невозможно. Каждое дерево в лесу казалось мне Белым Клоуном, готовым меня схватить. Вокруг царила полная тишина. Все буквально тонуло в тишине и тумане. Все было неподвижно среди этих белых холмов. Двигалась лишь я одна. Я промерзла до костей, у меня даже внутри все заледенело. Я зашла в Седьмой Дом, Дом Облака, и не знала, как мне оттуда выбраться. Но упорно шла дальше, хотя лес казался таким таинственным и незнакомым, что мне все чудилось, будто я сбилась с пути. И все-таки я добралась до своих маленьких саженцев! Я спела молитву солнцу почти не разжимая губ, потому что любой звук казался пугающим в этой неколебимой тиши, выкопала саженцы и пересадила в горшки, которые сама для них сделала; но все время я тряслась от страха, спешила и все делала неуклюже; может быть, даже корни повредила. Теперь мне нужно было отнести саженцы в Синшан. И вот ведь что странно: когда я уже шла по знакомым виноградникам на вершине холма и понимала, что дом совсем близко, я отчего-то вовсе не была рада этому. Словно какая-то часть меня предпочла бы мерзнуть, дрожать от страха и блуждать там, в горах, и остаться в Седьмом Доме, но не возвращаться в дом Высокое Крыльцо. Однако путешествие мое было закончено. Я поднялась на веранду и стуком в дверь разбудила всю нашу семью — навстречу Солнцу. Ивушке я подарила саженец конского каштана, Бесстрашной — саженец дикой розы, а отцу своему — юный дубок из Долины. Этот дуб и сейчас растет там, где мы его тогда посадили, с западной стороны дома — раскидистый, аккуратный, крепкий, с еще не слишком толстыми ветвями. Конский каштан и дикая роза погибли.
До Танца Солнца и некоторое время после него мой отец жил с нами в доме Высокое Крыльцо и каждую ночь ночевал там, и по утрам завтракал с нами. Моя бабушка, которая в тот год танцевала и Танец Солнца, и Танец Вселенной, почти все время проводила в хейи-мас. Ивушка в тот год не танцевала совсем, а отец, разумеется, не интересовался ни танцами, ни праздниками. Тогда я еще ничего не знала о его народе и считала, что отец вообще никаких обрядов не соблюдает, никаких священных песен не поет и никому в мире не приходится родственником, разве что, может, своим солдатам, которые беспрекословно слушаются его приказов, моей матери и мне. В ту зиму он и Ивушка все свободное время проводили вместе, в нашем доме. После праздника Солнца низкие стелющиеся туманы уступили место дождям и холодной измороси со снегом, ложившимся на склоны Горы Синшан и оседавшим на волосах точно мучная пыль, а порой по утрам случались заморозки, и траву покрывал иней. У отца было несколько отличных красных шерстяных ковров, которые он привез с собой, чтобы украсить ими свою палатку; он давно уже перетащил их в наш дом, и теперь ими была украшена наша гостиная. Мне нравилось валяться на них. Они сладко пахли шалфеем и еще чем-то таким, названия чего я не знала: то был запах страны, откуда пришел мой отец — находившейся где-то далеко на северо-востоке от Синшана. У нас было много дров для камина, причем яблоневых, потому что в городе вырубили сразу два старых яблоневых сада, посадив новые. У нашего камина этими долгими вечерами царил мир и покой — как для родителей, так и для меня. Мне вспоминается мать, освещенная пламенем камина, в расцвете своей красоты, как раз на границе «возраста печали». Это было так прекрасно — все равно что смотреть на костер, горящий среди дождя.
Но вот посланники Кондора спустились в Долину, перевалив через горный хребет, и принесли донесение командующему армией.
В тот вечер, после ужина, отец сказал:
— Нам придется уйти еще до вашего Танца Вселенной, Ивушка.
— В такую погоду я никуда не пойду, — откликнулась мать.
— Нет, — сказал он. — Лучше не надо. Наступило молчание. Зато громко говорил огонь в камине.
— Чего — «лучше не надо»? — спросила мать.
— Когда мы станем возвращаться домой… тогда я лучше за тобой и заеду, — пояснил он.
— О чем это ты? — не поняла мать.
Они снова начали все сначала, он рассказывал ей, как армия Кондора отправится воевать на побережье, а потом будет возвращаться назад и он заедет за ней, а она не желала признаваться, что давно уже обо всем догадалась. В конце концов она сказала:
— Так это действительно правда? Ты говоришь о том, что собираешься покинуть Долину?
— Да, — сказал он. — Но ненадолго. Мы ведем войну с жителями внутреннего побережья. Таков план Великого Кондора.
Она не ответила.
Он сказал:
— Если бы я мог взять тебя с собой, то непременно взял бы, но это, конечно, было бы глупо и чересчур опасно. Если бы я мог остаться… Но нет, этого я не могу. Ты просто подожди меня здесь, хорошо?
Мать встала и отошла от камина. Мягкий красноватый отблеск пламени больше не падал на ее лицо, теперь оно было скрыто в тени. Она сказала:
— Если не хочешь оставаться, уходи.
— Послушай, Ивушка, — сказал он. — Послушай же меня! Неужели это так уж нечестно — просить тебя подождать? Ведь если бы я отправлялся на охоту или с торговцами в дальнюю поездку, разве ты не подождала бы меня? Ведь жители Долины тоже порой ее покидают! И возвращаются назад — и жены в таких случаях ждут своих мужей. Я вернусь. Обещаю тебе. Я твой муж, Ивушка.
Она некоторое время постояла там, словно на границе света и тьмы, потом обронила:
— Когда-нибудь.
Он не понял.
— Когда-нибудь, лет через девять, — пояснила она. — Один разок, может, два. Ты мой муж, но ты и не мой муж. Мой дом — для тебя. Если хочешь, оставайся в нем или уходи. Выбирай.
— Я не могу остаться, — сказал он.
Она повторила тихо, тоненьким голосом:
— Тебе выбирать.
— Я командующий армией Кондора, — сказал он. — Я сам отдаю приказы, но обязан и подчиняться приказам тех, кто выше меня. В этом смысле выбора у меня нет, Ивушка.
Тогда она совсем отошла от камина — скрылась в тени на другом конце комнаты.
— Ты должна понять, — сказал он умоляюще.
— Я понимаю, что ты предпочел не делать никакого выбора.
— Ты не понимаешь! И я могу лишь просить тебя: пожалуйста, подожди меня.
Она не ответила.
— Я вернусь, Ивушка. Сердце мое навсегда здесь, с тобой и нашей девочкой!
Слушая его, она молча стояла у двери, ведущей во вторую комнату. Моя постель была как раз напротив двери, и я видела их обоих и чувствовала, как разрывается надвое ее душа.
— Ты должна подождать меня, — сказал он. Она ответила:
— Ты уже ушел.
И прошла во вторую комнату и закрыла за собой дверь, которую держали открытой, чтобы от камина туда шло тепло. И стояла в темноте. Я лежала, не шевелясь. Он сказал за дверью:
— Вернись, Ивушка! — Подошел к двери и еще раз окликнул ее по имени, позвал сердито, в голосе его слышалась боль. Она не ответила. Мы обе точно застыли. Прошло довольно много времени, в той комнате было тихо. Потом мы услышали, как он резко повернулся, отошел от нашей двери, выскочил из гостиной и загрохотал по лестнице.
Мать прилегла рядом со мной. Она ничего не сказала и лежала совершенно неподвижно; и я тоже. Мне не хотелось вспоминать сказанное ими. Я попыталась заснуть, и вскоре мне это удалось.
Утром мать свернула красные коврики, принесенные отцом, и положила их вместе с его одеждой на перила балкона возле входной двери.
Где-то около полудня отец пришел снова, поднялся по лестнице, даже не взглянув на ковры и развешанную на перилах одежду. Мать была дома; на него она не смотрела и не отвечала ни на одно его слово. А когда он чуть посторонился, бросилась в дверь и побежала в нашу хейимас. Отец хотел было последовать за ней, но оттуда сразу же выскочили несколько мужчин из Дома Синей Глины и удержали его, не давая войти в наше святилище. Отец был похож на помешанного, он вырывался и никого не желал слушать, но им удалось его успокоить. Девять Целых объяснил ему, что, согласно обычаям нашего народа, любой мужчина может уйти и прийти, когда ему вздумается, и любая женщина имеет право принять его назад или не принять, но дом принадлежит именно ей, и если она захлопнет перед носом мужчины дверь, то лучше ему не пытаться ее открыть. Собралась целая толпа любопытных, потому что сперва они с отцом кричали друг на друга, и многие находили это чрезвычайно смешным, тем более что нужно было объяснять такие простые вещи взрослому мужчине. Особенно над ним насмехалась Сильная, спикер Общества Крови. Когда отец сказал: «Но она ведь принадлежит мне… и это мой ребенок!», Сильная принялась ходить вокруг него с видом надутого индюка, как ходят Кровавые Клоуны, и стала кричать: «Ой, никак у моего молота месячные!» и еще кое-что похлеще. Кое-кому из жителей города было приятно, что так унижают представителя Великого Кондора. Я это сама видела, притаившись у нас на балконе.
Отец снова вернулся в наш дом и поднялся наверх. Он в гневе пнул скатанные в трубку ковры и одежду, словно разозлившийся мальчишка. Я возилась у кухонного стола и плиты — пекла кукурузные лепешки, а он остановился в дверях. Я продолжала работать и на него не глядела. Я просто не знала, что мне делать, как себя вести, и ненавидела отца за то, что он заставляет меня испытывать такую неуверенность и чувствовать себя такой жалкой и несчастной. Я была даже немного рада, что Сильная так над ним издевалась; мне и самой хотелось посмеяться над ним, потому что он вел себя ужасно глупо.
— Сова, — вдруг спросил он. — А ты будешь ждать меня?
Я вовсе не собиралась плакать, однако слезы полились сами.
— Если я останусь в живых, то обязательно вернусь — к тебе, — сказал он. Он так и не переступил порог, а я так и не подошла к нему. Я только обернулась, посмотрела на него и кивнула. В этот момент он уже надевал свой шлем Кондора, скрывавший его лицо. Потом повернулся и вышел.
Бабушка весь день ткала; ее станок стоял во второй комнате у окна. Когда домой наконец вернулась моя мать, бабушка сказала ей:
— Ну что ж, вот он и ушел, Ивушка. Лицо матери было бледным и каким-то измятым. Она ответила:
— Я тоже ушла — отказалась и от него, и от этого имени. Теперь я стану называться своим первым именем.
— Зяблик, — сказала бабушка нежно; так мать впервые произносит имя своего новорожденного. И сокрушенно покачала головой.
Конец первой части.
ПРИМЕЧАНИЯ
Иду туда…
Глаголы в этом стихотворении и в других подобных стихотворениях, написанных на языке кеш, а также — в мифах, пересказах снов, в разговорах об умерших и в обрядовых речитативах употребляются в настоящем времени.
Мы шли по руке жизни.
Глава «Устав Дома Змеевика» может прояснить некоторые из этих образов. В Левой Руке хейийя-иф, символе Целого, пять цветов — черный, синий, зеленый, красный, желтый — разбегаются от центра или стремятся к нему; Правая Рука этого символа совершенно белая. Левая Рука символизирует смерть и смертность, Правая — вечность.
Песнь Щитомордника… тропа пумы… «Песнь Щитомордника (Медной Змеи)», видимо, была составной частью ритуала исцеления от ревматизма. Гора Ама Кулкун (т. е. Гора-Прародительница), Источники, дающие начало Реке На, а также город у этих Источников, Вакваха, считаются священными местами для жителей Долины. Путь на вершину Ама Кулкун — «тропа пумы», «тропа коршуна» — означает некое путешествие в одиночестве, предпринимаемое для освоения нового духовного опыта; такое путешествие, рано или поздно, совершает почти каждый житель Девяти Городов и иногда по многу раз.
…двуполые, как гинкго Дерево гинкго является двуполым. Эти деревья обычно не сажают поблизости друг от друга, ибо если произойдет опыление, то плоды будут иметь отвратительный запах. В литературе кеш дерево гинкго — синоним гомосексуальности.
…Нам придется уйти еще до вашего Танца Вселенной… Не слишком хорошо знакомый с тонкостями употребления глаголов кеш, Тертер Абхао пользуется местоимением «мы». которое включает и того человека, к которому он обращается, а также глаголом «ходить, гулять, прогуливаться», так что Ивушка понимает его примерно так: «Нам с тобой хорошо бы прогуляться вместе как-нибудь до начала Танца Вселенной».
И еще кое-что похлеще…
У Клоунов язык импровизаций был предназначен для уничижительного воздействия (как и в сюрреалистской системе образов). Абхао же ошибся нечаянно, сказав, что его жена и ребенок «принадлежат» ему. Грамматика языка кеш не имеет средств для выражения отношений обладания между живыми существами. Это язык, в котором глагол «иметь» является непереходным, а смысл выражения «быть богатым» передается тем же словом, что и глагол «дарить», и зачастую кеш может сыграть с иностранцем, говорящим на нем, или с переводчиком весьма злую шутку, превращая его чуть ли не в клоуна.
Глаголы в этом стихотворении и в других подобных стихотворениях, написанных на языке кеш, а также — в мифах, пересказах снов, в разговорах об умерших и в обрядовых речитативах употребляются в настоящем времени.
Мы шли по руке жизни.
Глава «Устав Дома Змеевика» может прояснить некоторые из этих образов. В Левой Руке хейийя-иф, символе Целого, пять цветов — черный, синий, зеленый, красный, желтый — разбегаются от центра или стремятся к нему; Правая Рука этого символа совершенно белая. Левая Рука символизирует смерть и смертность, Правая — вечность.
Песнь Щитомордника… тропа пумы… «Песнь Щитомордника (Медной Змеи)», видимо, была составной частью ритуала исцеления от ревматизма. Гора Ама Кулкун (т. е. Гора-Прародительница), Источники, дающие начало Реке На, а также город у этих Источников, Вакваха, считаются священными местами для жителей Долины. Путь на вершину Ама Кулкун — «тропа пумы», «тропа коршуна» — означает некое путешествие в одиночестве, предпринимаемое для освоения нового духовного опыта; такое путешествие, рано или поздно, совершает почти каждый житель Девяти Городов и иногда по многу раз.
…двуполые, как гинкго Дерево гинкго является двуполым. Эти деревья обычно не сажают поблизости друг от друга, ибо если произойдет опыление, то плоды будут иметь отвратительный запах. В литературе кеш дерево гинкго — синоним гомосексуальности.
…Нам придется уйти еще до вашего Танца Вселенной… Не слишком хорошо знакомый с тонкостями употребления глаголов кеш, Тертер Абхао пользуется местоимением «мы». которое включает и того человека, к которому он обращается, а также глаголом «ходить, гулять, прогуливаться», так что Ивушка понимает его примерно так: «Нам с тобой хорошо бы прогуляться вместе как-нибудь до начала Танца Вселенной».
И еще кое-что похлеще…
У Клоунов язык импровизаций был предназначен для уничижительного воздействия (как и в сюрреалистской системе образов). Абхао же ошибся нечаянно, сказав, что его жена и ребенок «принадлежат» ему. Грамматика языка кеш не имеет средств для выражения отношений обладания между живыми существами. Это язык, в котором глагол «иметь» является непереходным, а смысл выражения «быть богатым» передается тем же словом, что и глагол «дарить», и зачастую кеш может сыграть с иностранцем, говорящим на нем, или с переводчиком весьма злую шутку, превращая его чуть ли не в клоуна.
УСТАВ ДОМА ЗМЕЕВИКА
Данный текст, выполненный в старинной каллиграфической манере, является единственным письменным вариантом Устава среди прочих его вариантов, представляющих собой пиктографические символы. Эта небольшая складная книжечка в форме «гармошки» хранится в Центральной библиотеке города Ваквахи
«Девять Домов живых и мертвых — это Дома Обсидиана, Синей Глины, Змеевика, Желтого Кирпича, Красного Кирпича, Дождя, Облака, Ветра, Безветрия. Цвета четырех Домов мертвых — белый и радужный. Те народы, что живут вместе с людьми, — обитатели Земных Домов; народы дикого края живут в Домах Небесных. Птицы обитают в Четырех Небесных Домах, вылетают из Правой Руки Вселенной и могут приносить послания мертвых живым и наоборот; перья птиц — это слова, сказанные мертвыми. Когда из Четырех Домов должен явиться на свет ребенок, то он рождается и живет в Доме своей матери. Небесные Дома танцуют Танец Земли, а Земные Дома танцуют Танец Неба. Дом Синей Глины танцует Танец Воды; Дом Желтого Кирпича танцует Танец Вина; Дом Змеевика танцует Танец Лета; Дом Красного Кирпича танцует Танец Травы; Дом Обсидиана танцует Танец Луны. Солнце вместе с другими звездами танцует Путь Возврата. Хейийя-иф и есть изображение этого Пути и Дом Девяти Домов».
Приведенный выше текст дает краткое представление о структуре общества, временах года и строении Вселенной — с точки зрения жителей Долины.
Все живые существа, названные среди обитателей Пяти Земных Домов, зовутся Земным Народом; сюда включается и Земля как таковая, камни и почва, различные геологические образования, Луна, все водные источники, ручьи и озера с пресной водой, все в настоящее время живые люди, животные, на которых ведется охота, домашние животные, некоторые другие животные, являющиеся собственностью отдельных людей, домашняя и живущая главным образом на земле птица, и все растения, которые собирают, выращивают или как-то используют люди.
Небесный Народ, или Жители Четырех Домов, или Люди Радуги — это Солнце и звезды, океаны и моря, дикие животные, на которых люди не охотятся, и все животные, растения и люди, рассматриваемые как вид или племя, а не как отдельные представители или отдельные личности, а также все народы и существа, являющиеся во сне, в видениях, герои сказок и легенд, большая часть птиц и все мертвые и нерожденные существа.
В таблице (стр. 25-26) перечислены эти Девять Домов, цвет и сторона света, ассоциируемые с каждым из них, ежегодный праздник, за который каждый из них является ответственным, а также Общества, Союзы и Цехи, находящиеся под началом каждого Дома. Таблица крайне схематична, а примечания к ней весьма упрощенны. Однако она может служить чем-то вроде глоссария для тех, кто захочет разобраться в значении того или иного термина или изречения, а также некоторых вольных интерпретаций отдельных понятий в литературных и фольклорных текстах Долины, приведенных далее; кроме того, она представляет собой как бы некое введение в образ мышления народа Кеш, в особенности их художественного творчества и мастерства. Однако же важно понять, что никакой подобной таблицы на самом деле не существует, обитатели Долины никогда ничего подобного не создавали. Так что, хотя числа «четыре», «пять» и «девять», а также представления о Девяти Домах и их размещении в хейийя-иф (или вращающейся вокруг Стержня двойной спирали), а также цвета, стороны света, времена года, существа и предметы, ассоциируемые с этими Домами, являются постоянными мотивами в искусстве Долины и образной системе мышления ее обитателей и хотя граница между Землей и Небом, смертностью и бессмертием связана с фундаментальными грамматическими явлениями их языка (Земная и Небесная его формы), все же приведенная здесь схема девяти структурных подразделений и перечисленные в этой схеме различные их компоненты и функции безусловно удивили бы жителя Долины, который воспринял бы все это как нечто «детское», а также — из-за того, что информация в схеме как бы фиксирована, «замкнута» — счел бы эту схему в высшей степени опасной и неуместной.
Пять Земных Домов представляют собой пять основных подразделений общества и служат у Кеш эквивалентом понятия «клан» или «община». Все люди, не принадлежащие к народу Кеш, называются «людьми-без-Дома». Наследование в Домах идет по материнской линии и экзогамно: все представители одного Дома считаются родственниками первой степени; между ними сексуальные связи недопустимы (см. главу «Система родства»).
Не существует никакой иерархии Домов — по власти, богатству и тому подобному, и нет никакого соперничества меж ними по поводу более высокого статуса; Дома называются Первый, Второй и т. д., однако нумерация эта не имеет абсолютно никакого отношения к оценочным категориям — рангу, важности и т. п. Некоторое соперничество возникает, правда, во время праздников, которые проводит каждый год тот или иной Дом — однако не столько даже между самими Пятью Домами, сколько среди принадлежащих к ним обитателей девяти городов Долины. Слово, которое я обычно перевожу как священный танец — ваква, — может также означать ритуал, тайное знание, церемонию, праздник. Полный цикл определенных ваква и составляет год в Долине.
Так в ноябре, когда начинают зеленеть холмы, Дом Красного Кирпича танцует Танец Травы. Во время зимнего солнцеворота все Девять Домов танцуют Танец Солнца. Во время весеннего равноденствия Пять Земных Домов танцуют Танец Неба, а Четыре Небесных Дома — Танец Земли, и все это вместе называется Танцем Вселенной. На второе полнолуние после этого праздника Дом Обсидиана танцует Танец Луны. Во время летнего солнцеворота и после него Дом Змеевика танцует Танец Лета. В первой половине августа Дом Синей Глины танцует Танец Воды у ручьев, родников и прудов. Во время осеннего равноденствия Дом Желтого Кирпича танцует Танец Вина.
Эти семь Великих Ваква могут быть наглядно представлены в виде хейийя-иф, где Вселенная («Стержень») — посредине, а слева и справа — симметрично Солнце и Луна; далее следуют Трава и Лето, а Вино и Вода находятся на левом и правом концах двух спиралей. Такая непоследовательная интерпретация времени характерна и для хронографии Долины. И поскольку здесь нет настоящих времен года, а всего лишь два сезона, дождливый и сухой, то в разговоре события обычно соотносятся с тем или иным праздником: например, до Танца Травы, или между Танцами Воды и Вина, или после Танца Луны. (В главе «Время и Столица» представления жителей Долины о времени рассматриваются более подробно.)
«Девять Домов живых и мертвых — это Дома Обсидиана, Синей Глины, Змеевика, Желтого Кирпича, Красного Кирпича, Дождя, Облака, Ветра, Безветрия. Цвета четырех Домов мертвых — белый и радужный. Те народы, что живут вместе с людьми, — обитатели Земных Домов; народы дикого края живут в Домах Небесных. Птицы обитают в Четырех Небесных Домах, вылетают из Правой Руки Вселенной и могут приносить послания мертвых живым и наоборот; перья птиц — это слова, сказанные мертвыми. Когда из Четырех Домов должен явиться на свет ребенок, то он рождается и живет в Доме своей матери. Небесные Дома танцуют Танец Земли, а Земные Дома танцуют Танец Неба. Дом Синей Глины танцует Танец Воды; Дом Желтого Кирпича танцует Танец Вина; Дом Змеевика танцует Танец Лета; Дом Красного Кирпича танцует Танец Травы; Дом Обсидиана танцует Танец Луны. Солнце вместе с другими звездами танцует Путь Возврата. Хейийя-иф и есть изображение этого Пути и Дом Девяти Домов».
Приведенный выше текст дает краткое представление о структуре общества, временах года и строении Вселенной — с точки зрения жителей Долины.
Все живые существа, названные среди обитателей Пяти Земных Домов, зовутся Земным Народом; сюда включается и Земля как таковая, камни и почва, различные геологические образования, Луна, все водные источники, ручьи и озера с пресной водой, все в настоящее время живые люди, животные, на которых ведется охота, домашние животные, некоторые другие животные, являющиеся собственностью отдельных людей, домашняя и живущая главным образом на земле птица, и все растения, которые собирают, выращивают или как-то используют люди.
Небесный Народ, или Жители Четырех Домов, или Люди Радуги — это Солнце и звезды, океаны и моря, дикие животные, на которых люди не охотятся, и все животные, растения и люди, рассматриваемые как вид или племя, а не как отдельные представители или отдельные личности, а также все народы и существа, являющиеся во сне, в видениях, герои сказок и легенд, большая часть птиц и все мертвые и нерожденные существа.
В таблице (стр. 25-26) перечислены эти Девять Домов, цвет и сторона света, ассоциируемые с каждым из них, ежегодный праздник, за который каждый из них является ответственным, а также Общества, Союзы и Цехи, находящиеся под началом каждого Дома. Таблица крайне схематична, а примечания к ней весьма упрощенны. Однако она может служить чем-то вроде глоссария для тех, кто захочет разобраться в значении того или иного термина или изречения, а также некоторых вольных интерпретаций отдельных понятий в литературных и фольклорных текстах Долины, приведенных далее; кроме того, она представляет собой как бы некое введение в образ мышления народа Кеш, в особенности их художественного творчества и мастерства. Однако же важно понять, что никакой подобной таблицы на самом деле не существует, обитатели Долины никогда ничего подобного не создавали. Так что, хотя числа «четыре», «пять» и «девять», а также представления о Девяти Домах и их размещении в хейийя-иф (или вращающейся вокруг Стержня двойной спирали), а также цвета, стороны света, времена года, существа и предметы, ассоциируемые с этими Домами, являются постоянными мотивами в искусстве Долины и образной системе мышления ее обитателей и хотя граница между Землей и Небом, смертностью и бессмертием связана с фундаментальными грамматическими явлениями их языка (Земная и Небесная его формы), все же приведенная здесь схема девяти структурных подразделений и перечисленные в этой схеме различные их компоненты и функции безусловно удивили бы жителя Долины, который воспринял бы все это как нечто «детское», а также — из-за того, что информация в схеме как бы фиксирована, «замкнута» — счел бы эту схему в высшей степени опасной и неуместной.
Пять Земных Домов представляют собой пять основных подразделений общества и служат у Кеш эквивалентом понятия «клан» или «община». Все люди, не принадлежащие к народу Кеш, называются «людьми-без-Дома». Наследование в Домах идет по материнской линии и экзогамно: все представители одного Дома считаются родственниками первой степени; между ними сексуальные связи недопустимы (см. главу «Система родства»).
Не существует никакой иерархии Домов — по власти, богатству и тому подобному, и нет никакого соперничества меж ними по поводу более высокого статуса; Дома называются Первый, Второй и т. д., однако нумерация эта не имеет абсолютно никакого отношения к оценочным категориям — рангу, важности и т. п. Некоторое соперничество возникает, правда, во время праздников, которые проводит каждый год тот или иной Дом — однако не столько даже между самими Пятью Домами, сколько среди принадлежащих к ним обитателей девяти городов Долины. Слово, которое я обычно перевожу как священный танец — ваква, — может также означать ритуал, тайное знание, церемонию, праздник. Полный цикл определенных ваква и составляет год в Долине.
Так в ноябре, когда начинают зеленеть холмы, Дом Красного Кирпича танцует Танец Травы. Во время зимнего солнцеворота все Девять Домов танцуют Танец Солнца. Во время весеннего равноденствия Пять Земных Домов танцуют Танец Неба, а Четыре Небесных Дома — Танец Земли, и все это вместе называется Танцем Вселенной. На второе полнолуние после этого праздника Дом Обсидиана танцует Танец Луны. Во время летнего солнцеворота и после него Дом Змеевика танцует Танец Лета. В первой половине августа Дом Синей Глины танцует Танец Воды у ручьев, родников и прудов. Во время осеннего равноденствия Дом Желтого Кирпича танцует Танец Вина.
Эти семь Великих Ваква могут быть наглядно представлены в виде хейийя-иф, где Вселенная («Стержень») — посредине, а слева и справа — симметрично Солнце и Луна; далее следуют Трава и Лето, а Вино и Вода находятся на левом и правом концах двух спиралей. Такая непоследовательная интерпретация времени характерна и для хронографии Долины. И поскольку здесь нет настоящих времен года, а всего лишь два сезона, дождливый и сухой, то в разговоре события обычно соотносятся с тем или иным праздником: например, до Танца Травы, или между Танцами Воды и Вина, или после Танца Луны. (В главе «Время и Столица» представления жителей Долины о времени рассматриваются более подробно.)
ПЯТЬ ЗЕМНЫХ ДОМОВ
Первый Дом Обсидиан Сев. — вост.
Черный Луна Второй Дом Синяя Глина Сев. — зап.
Синий Питьевая вода Третий Дом Змеевик Сев., вост., юг, зап Зеленый Камни Четвертый Дом Желтый Кирпич Юго-вост.
Желтый Земля Пятый Дом Красный Кирпич Юго-зап.
Красный Земля
Направление движения, ассоциируемое с Пятью Земными Домами, Всегда центростремительное, направленное внутрь.
Черный Луна Второй Дом Синяя Глина Сев. — зап.
Синий Питьевая вода Третий Дом Змеевик Сев., вост., юг, зап Зеленый Камни Четвертый Дом Желтый Кирпич Юго-вост.
Желтый Земля Пятый Дом Красный Кирпич Юго-зап.
Красный Земля
Направление движения, ассоциируемое с Пятью Земными Домами, Всегда центростремительное, направленное внутрь.
ОБИТАТЕЛИ
Те; кто живут в Пяти Земных Домах, — это сама Земля, Луна, все камни, скалы и Прочие горные образования, все источники пресной воды, все принадлежащие Отдельным людям животные и сами в настоящее время живые люди, растения, Используемые человеком, домашняя птица и птицы, обитающие в основном На земле, домашние животные и животные, на которых люди охотятся.
Домашние животные И птицы:
Овцы, коровы, лошади, ослы, мулы, кошки, собаки, химпи, домашняя птица, любимцы семьи
Животные и птицы, на которых ведется охота:
Олени, кролики, дикие свиньи, белки, опоссумы, перепелки, фазаны, дичь, одичавший скот, преснов. рыба, раки
Растения для собирательства:
Ягоды, злаки, корнеплоды, лекарственные растения, съедобные травы, грибы, орешник, дикие фруктовые деревья, идущие на Древесину, разные виды дубов, дикие цветы и т. д.
Садовые деревья:
Олива, слива, гладкий персик, абрикос, вишня, груша, виногр. лоза, миндаль, Грецкий орех, апельсин, лимон, яблоня, роза и т. д.
Культурные растения:
Бобовые, горох, зелень, кукуруза, тыква, картошка, лук, помидоры, перцы, окра, чеснок, Капуста, корнеплоды, дыни, травы, хлопок, лен, садовые цветы
Домашние животные И птицы:
Овцы, коровы, лошади, ослы, мулы, кошки, собаки, химпи, домашняя птица, любимцы семьи
Животные и птицы, на которых ведется охота:
Олени, кролики, дикие свиньи, белки, опоссумы, перепелки, фазаны, дичь, одичавший скот, преснов. рыба, раки
Растения для собирательства:
Ягоды, злаки, корнеплоды, лекарственные растения, съедобные травы, грибы, орешник, дикие фруктовые деревья, идущие на Древесину, разные виды дубов, дикие цветы и т. д.
Садовые деревья:
Олива, слива, гладкий персик, абрикос, вишня, груша, виногр. лоза, миндаль, Грецкий орех, апельсин, лимон, яблоня, роза и т. д.
Культурные растения:
Бобовые, горох, зелень, кукуруза, тыква, картошка, лук, помидоры, перцы, окра, чеснок, Капуста, корнеплоды, дыни, травы, хлопок, лен, садовые цветы
ПРАЗДНИКИ
Обитатели всех Пяти Земных Домов танцуют вместе Танцы Неба во время Танца Вселенной (примерно в дни весеннего равноденствия) И Танец Солнца (во время зимнего солнцеворота).
Танец Луны Танец Воды Танец Лета Танец Вина Танец Травы
Танец Луны Танец Воды Танец Лета Танец Вина Танец Травы
ОБЩЕСТВА
Общество Благородного Лавра и Общество Искателей находятся Под покровительством всех Пяти Земных Домов.
Об-во Крови Союз Кровавых Клоунов Союз Белых Клоунов Союз Ягнят Об-во Охотников Об-во Рыболовов Об-во Соли Об-во Целителей Союз Дуба Союз Оливы
Об-во Сажальщиков Союз Зеленых Клоунов ЦЕХИ Стеклодувов Дубильщиков Ткачей Гончаров Воды
Книжников
Дерева Барабанов
Виноделов Кузнецов
Об-во Крови Союз Кровавых Клоунов Союз Белых Клоунов Союз Ягнят Об-во Охотников Об-во Рыболовов Об-во Соли Об-во Целителей Союз Дуба Союз Оливы
Об-во Сажальщиков Союз Зеленых Клоунов ЦЕХИ Стеклодувов Дубильщиков Ткачей Гончаров Воды
Книжников
Дерева Барабанов
Виноделов Кузнецов
ЧЕТЫРЕ НЕБЕСНЫХ ДОМА
Шестой Дом Дождь Седьмой Дом Облако Восьмой Дом Ветер Девятый Дом Безветрие Направления Четырех Небесных Домов — к надиру и зениту.
Цвета Четырех Домов — цвета радуги и белый.
медведь Смерть Вниз пума Сон Вверх койот Дикая природа Наискось ястреб Вечность Вовне ОБИТАТЕЛИ В Четырех Небесных Домах живут различные птицы, морские рыбы, моллюски, Дикие звери, на которых не ведется охота ради пропитания (пума, дикий кот, Одичавшие кошки, койот, дикая собака, медведь, енот, мышь, мышь-полевка, Крыса, древесная крыса, белка, бурундук, крот, скунс, дикобраз, выдра, Лиса, летучая мышь), рептилии, земноводные, насекомые; а также Любые растения или животные, когда они рассматриваются Как вид в целом; люди как вид живых существ, как народ, Племя или нация; мертвые и нерожденные; Все существа из мифов и снов; Океаны, солнце И звезды.
ПРАЗДНИКИ Обитатели Четырех Небесных Домов танцуют Танцы Земли Во время Танца Вселенной, а также Танец Солнца.
Цвета Четырех Домов — цвета радуги и белый.
медведь Смерть Вниз пума Сон Вверх койот Дикая природа Наискось ястреб Вечность Вовне ОБИТАТЕЛИ В Четырех Небесных Домах живут различные птицы, морские рыбы, моллюски, Дикие звери, на которых не ведется охота ради пропитания (пума, дикий кот, Одичавшие кошки, койот, дикая собака, медведь, енот, мышь, мышь-полевка, Крыса, древесная крыса, белка, бурундук, крот, скунс, дикобраз, выдра, Лиса, летучая мышь), рептилии, земноводные, насекомые; а также Любые растения или животные, когда они рассматриваются Как вид в целом; люди как вид живых существ, как народ, Племя или нация; мертвые и нерожденные; Все существа из мифов и снов; Океаны, солнце И звезды.
ПРАЗДНИКИ Обитатели Четырех Небесных Домов танцуют Танцы Земли Во время Танца Вселенной, а также Танец Солнца.
ОБЩЕСТВА
Под покровительством Четырех Небесных Домов находятся Общество Черного Кирпича и Общество Земляничного Дерева.
ЦЕХИ
Под покровительством Четырех Небесных Домов находится Цех Мельников.
Материальным воплощением каждого из Пяти Домов в каждом из девяти городов Долины являются хейимас. Обнаружив, что все слова, типа церковь, храм, замок, тайная обитель, лишь вводят в заблуждение, я в данной книге использую слово языка кеш. Оно образовано из элементов хейя, хейийя — отдельными значениями которых являются: «святость», «стержень», «связь», «спираль», «центр», «хвала» и «перемена» — и корневого слова ма со значением «дом».
Хейийя-иф, две спирали, центром которых служит некий невидимый стержень, бездонная пропасть, пустота, являются материальной или скорее визуальной репрезентацией понятия хейийя. Разнообразные и изощренные вариации на тему хейийя-иф входят в качестве хореографических и пластических элементов в танец, определяют форму самой сцены и движения актеров, представляющих драму; хейийя-иф служит организующим началом при планировании городов, в графике и скульптуре, в декоративном искусстве и в дизайне музыкальных инструментов; она же является объектом сосредоточения при медитации, а также — поистине неистощимой метафорой. Хейийя-иф — некая визуальная форма идеи, пронизывающей мышление и культуру всех народов Долины.
Материальным воплощением каждого из Пяти Домов в каждом из девяти городов Долины являются хейимас. Обнаружив, что все слова, типа церковь, храм, замок, тайная обитель, лишь вводят в заблуждение, я в данной книге использую слово языка кеш. Оно образовано из элементов хейя, хейийя — отдельными значениями которых являются: «святость», «стержень», «связь», «спираль», «центр», «хвала» и «перемена» — и корневого слова ма со значением «дом».
Хейийя-иф, две спирали, центром которых служит некий невидимый стержень, бездонная пропасть, пустота, являются материальной или скорее визуальной репрезентацией понятия хейийя. Разнообразные и изощренные вариации на тему хейийя-иф входят в качестве хореографических и пластических элементов в танец, определяют форму самой сцены и движения актеров, представляющих драму; хейийя-иф служит организующим началом при планировании городов, в графике и скульптуре, в декоративном искусстве и в дизайне музыкальных инструментов; она же является объектом сосредоточения при медитации, а также — поистине неистощимой метафорой. Хейийя-иф — некая визуальная форма идеи, пронизывающей мышление и культуру всех народов Долины.