Легостаев Андрей Анатольевич. Любовь опаснее меча

   — Так все сходится! — удивленный непонимаем друзей воскликнул Ламорак.
   — Пока ничего не сходится, — сказал Уррий.
   — Ну смотрите, — вздохнул Ламорак, — о наследнике короля Пендрагона объявили четырнадцать лет назад, значит в любом случае, он сверстник Эмриса, этого-то отрицать не будете? Потом, все наследники со времен Артура, до коронации носят имя Эмрис! — Ламорак торжествующе оглядел друзей.
   — Это не доказательство, — веско заявил Эмрис. — Только в нашем замке с десяток Эмрисов, очень распространенное имя.
   — Хорошо, — согласился Ламорак, — а почему у тебя белый конь? Ты его себе сам выбирал?
   — Нет, сэр Отлак сказал, что я буду ездить на нем, вот и все.
   — Сэр Отлак! — с видом победителя повторил Ламорак. — А белый пес Кабаль, с которым ты охотишься, откуда он, кто придумал ему имя?
   — Сэр Отлак, — снова признался Эмрис, — он подарил мне и Уррию по щенку, они уже были с именами… К чему ты это?
   — Я специально интересовался у настоятеля нашего монастыря и он сказал, что белые цвета — цвета короля Артура, у него был белый конь в отрочестве и белый пес по кличке Кабаль!
   Уррий присвистнул. Это серьезно, такие совпадения вряд ли случайны.
   — А кто же тогда, если допустить, что ты прав, тайный опекун Эмриса? — спросил он.
   Ламорак не растерялся:
   — В преданиях говорится, что Мерлин, бывший опекуном юного Артура жил под видом отшельника в часовне. На землях сэра Отлака аж три часовни — выбирай любого отшельника, все подходят под роль опекуна.
   Тут он был прав. На их землях находились три часовни — Белая на Холме Великана, Красная у Трехозерья и на западной окраине — Часовня Медленного Времени. Почему последняя так называлась никто не знал, ребята любили ее обитателя, чернобородого гиганта Бэлмора, и не понимали, почему он решил уединиться в густом лесу.
   — Если ты прав, то я бы хотел, чтобы опекуном оказался Бэлмор, — сказал Эмрис. — Хотя и отшельник Белой часовни вполне годится на эту роль — они никогда не отказываются разговаривать с нами, рассказывают много интересного. На нас с тобой, Ламорак, только Фракс ворчит, лишь Уррий его очаровал чем-то. А Бэлмор действительно мог бы оказаться тайным опекуном — относится к нам очень хорошо. Но это потому, что Уррий сын сэра Отлака, и мы возим им провизию. Так что ты не убедил.
   Он сказал это таким тоном, что и Уррий и Ламорак поняли — убедил. Эмрис поверил, хотя не хотел примерять на себя сломя голову роль наследника Верховного Короля, чтобы не разочароваться. Ему требовались еще доказательства.
   — К тому же почему десять лет назад в ваши края переехал лучший боец сэр Бан? Да чтобы научить своему мастерству принца! И еще. Помнишь, ваша кормилица рассказывала, что тебя похитили когда тебе было то ли два, то ли три года. Тогда сэр Отлак погнался за похитителем и еле разыскал его, тебя отнял, а разбойника приколол копьем к дубу. Стали бы тебя похищать, если бы ты не был сыном Верховного Короля, единственным его наследником!
   — Вот тут ты как раз ошибся! — рассмеялся Уррий. — Похитили тогда меня, а не Эмриса. Совершенно непонятно зачем — наверно, чтобы досадить отцу?
   — Да, — подтвердил Эмрис. — Кормилица и няньки много раз рассказывали, как украли Уррия. Так что…
   — Ну и что? — удивился Ламорак. — Сами же говорите — неизвестно зачем разбойник украл Уррия. Ясно зачем — просто перепутал вас — попробуй отличить ребенка один от другого!
   — Действительно, так могло быть, — задумчиво сказал Уррий. — Черт возьми, а ведь Ламорак, вполне вероятно, и прав. Тогда понятно, почему нас не взяли на турнир.
   Эмрис и Ламорак удивленно посмотрели на Уррия.
   — Все очень просто, — пояснил тот, — ведь по традиции наследника представляют Верховному Королю перед битвой, не говоря наследнику кто он такой. А до этого наследник живет безвылазно у приемного отца. Война еще только готовится, отец поехал всего лишь на турнир. Но ведь слышали же, что он обещал нас взять с собой в боевой поход!
   — Да, все сходится, — сказал медленно Эмрис и вдруг резко пришпорил своего белоснежного коня.
   Уррий и Ламорак направили коней вслед за ним, стараясь не отставать, но и вопросами не донимали. К тому же вероятность того, что Ламорак ошибается все же оставалась.
   На почтительном расстоянии, но не выпуская мальчиков из виду следовал Триан на своей неказистой с виду, но резвой кобыле.
   Наконец Эмрис осадил коня.
   — Ты кому-нибудь рассказывал об этом? — неожиданно спросил он Ламорака.
   — Да. Когда я сообразил, я рассказал настоятелю нашего монастыря, вы видели его. Это он подсказал мне насчет Кабаля, я бы сам и не вспомнил. А потом меня расспрашивал мой отец, долго крутил ус в раздумье и отослал прочь. Я случайно подслушал как он разговаривал с Селивантом. Селивант просит руки вашей Лионесс, так они теперь еще хотят женить тебя, Эмрис, на моей сестре.
   — Вот еще — жениться! — фыркнул Эмрис. — И не подумаю даже.
   — Тебя никто и не спросит, — ответил Ламорак.
   — Тут ты себе сам противоречишь, — вмешался Уррий. — Если Эмрис сын Верховного Короля, то без его согласия мой отец ни за что не согласится. А как может Верховный Король благословить наследника, если он еще не представлен?
   — Ну не знаю. А вот о свадьбе Селиванта говорят как о деле решенном.
   — Отец, наверное, согласится, — сказал Уррий, — он всегда мечтал породниться с вашим родом. Но если Селивант хоть раз обидит Лионесс, я убью его, несмотря на то, что он твой брат.
   — Или я, — сказал Эмрис и Ламорак понял, что они сдержат свое слово.
   — Бросьте вы, — поморщился Ламорак. — Селивант, конечно, дурак дураком, но не настолько, чтобы обижать жену. Он ее и видеть-то будет хорошо если раз в месяц — лишь бы детей рожала. Баб у него что ли мало? Я тебя, Уррий, не понимаю. Вот вы о какой-то чернявой говорили, я ее не помню, но все равно. Хочется — бери, как и подобает бесстрашному рыцарю. Рыцарь он ведь не только на поле брани, но и в постели храбр и решителен.
   — Я еще не рыцарь, — возразил Уррий.
   — Будешь, — уверенно сказал Ламорак. — Зря что ли мой отец — король, имеет право кого хочешь посвятить. Вот увидишь — вернутся с турнира и Морианс уже будет посвящен. И вас посвятит.
   — Для посвящения в рыцари необходим какой-либо подвиг. Они же не на битву отправились, на турнир. На турнир оруженосцев не допускают. Если только на отца по дороге не нападут… разбойники, скажем…
   — Не беспокойся, — ответил Ламорак, — нападут разбойники — нехитрое дело. Если Морианс не полный дурак — будет рыцарем в самое ближайшее время.
   — Ну, ладно, — Уррию не давала покоя мысль о женщинах. — А как же дама сердца, ради которой и совершает рыцарь свои подвиги?
   — Дама сердца! — воскликнул Ламорак. — Даме сердца ты посвятишь лучшие порывы души своей — тело-то здесь причем! Нет, я считаю — настоящий рыцарь делает то, что хочет. Хочется тебе черноволосую служанку — бери и не спрашивай. А если боишься — так и скажи!
   — Придумал тоже — боюсь, — выпалил Уррий и почувствовал, как щеки его заливает горячая краснота. — Больно она мне нужна, я кого получше себе выберу, если понадобится. Да и старовата она для меня, ей уж, наверно за двадцать!
   — Двадцать — самый сок, — воскликнул Ламорак. — У меня никого младше двадцати и не было-то!
   — А у тебя много женщин было? — вдруг спросил до этого погруженный в свои мысли Эмрис.
   — Ну, немного — пятеро. Так и мне всего четырнадцать лет — вся жизнь впереди.
   — Если не убьют в первом же бою, — мрачно добавил Эмрис, думая о своем.
   — На все воля Божья. Тем более надо торопиться, — не растерялся Ламорак. — А то будешь хранить себя для дамы сердца, так и не успеешь с ней познакомиться. А женщина любому мужику нужна, как… как… как обед ежедневный. Хоть отшельнику, тому же Фраксу твою чернявую приведи — вряд ли откажется.
   — Да не моя эта чернявая! — воскликнул Уррий и чертыхнулся. — Надо же — совсем забыл! Ведь матушка просила, раз уж мы поехали отца провожать, чтобы я припасы Фраксу в Красную часовню отвез. Чтобы послезавтра не ездить.
   Узкую извилистую тропу, ведущую к Красной часовне друзья миновали четверть часа назад.
   — Неужели все это правда? — вслух вырвалось у Эмриса то, что не давало ему покоя.
   — Во всяком случае, — уверенно сказал Ламорак, — вполне возможно.
   Неожиданно Уррия осенило и он сказал:
   — Эмрис, я знаю один способ проверить. В случае неудачи он ничего не докажет, но если получится… то будешь знать наверняка.
   — Какой? — в один голос воскликнули Эмрис и Ламорак и повернулись к Уррию.
   — Экскалибурн, — медленно, чуть ли не по слогам выговорил Уррий. — В озере Трех Дев.
   Эмрис и Ламорак переглянулись. Благодаря стараниям аббатов юноши хорошо знали историю, особенно историю Британии после Великой Потери Памяти, происшедшей двести двенадцать лет назад (с Великой Потери Памяти и велось летоисчисление). Когда семидесятилетний король Артур умирал, его тридцатилетний сын Элизар был в далеком походе. Тогда Артур приказал бросить свой прославленный меч Экскалибурн в озеро Трех Дев, сказав, что тот кто вынет его из воды станет Верховным Королем Британии и слава его превысит славу самого Короля Артура. Аббат рассказывал об этом эпизоде вскользь и неохотно, но мальчишки много раз слышали эту историю от нянек и челяди, ее рассказывали по вечерам в трактирах и в детских. Когда сын короля Артура Элизар вернулся из похода он не смог взять Экскалибурн из озера. Вот легендарный меч лежит у самого берега, переливаясь каменьями на рукояти — кажется протяни руку и возьмешь, даже манжет не замочив. Но хоть ныряй на несколько метров — не дотянешься. И король Элизар, сын Артура, объявил данное чудо ложным, злым чародейством. Мол, никакого меча Артура уже в природе нет, Артур забрал его с собой в Потустороннее царство, а здесь лишь видимость. И запретил предпринимать попытки взять меч кому бы то ни было. Но запреты не всегда действенны и до сих пор все знатные рыцари тайком пробираются к тихому безлюдному озеру, чтобы испытать судьбу. Няньки говорят, что и нынешний Верховный Король был у озера Трех Дев. А меч Экскалибурн до сих пор лежит в воде у берега и ждет своего истинного хозяина, равного прославленному королю Артуру.
   — До озера Трех Дев, говорят, не более трех дней пути, — сказал Уррий. — Расспросим дорогу и поедем. Я тоже испытаю судьбу, я давно хотел попробовать.
   Эмрис вздрогнул от этих слов. Он боялся неудачи. После слов Ламорака он поверил в свое происхождение. Но в конце концов — боятся поражения не к лицу будущему рыцарю. Даже если он бастард и приемный сын сэра Отлак, а не наследник Верховного Короля, он все равно будущий рыцарь.
   Но Эмрис боялся этого испытания.
   — Графиня не отпустит нас к озеру Трех Дев, — сказал он, пытаясь ухватиться за возможность отвертеться от испытания. — И сэр Отлак не одобрит, если узнает. Ведь сказано же — обман зрения и колдовство.
   — Люди говорят, что меч существует в действительности, — веско сказал Ламорак. — И если кто и возьмет его, то скорее всего сейчас, когда приближается освободительная война с саксами. Ведь сказано в предании — слава его превысит славу самого Артура. А ведь Артур успешно защищал страну и от римлян и от саксов. Это уже потом ее почти всю захватили. Разве освободивший страну от саксов не заслужит большей славы, нежели король Артур? Разве, если ты наследник, не суждено тебе выступить вместе с Верховным Королем в первых рядах?
   — А матушке моей мы и не скажем, что отправляемся к озеру Трех Дев, — добавил Уррий. — Скажем, что Ламорак забыл что-нибудь в своем замке и поедем. Никто и не узнает где мы были.
   — Но ведь с нами поедет и Триан, он всегда с нами, — попробовал возразить Эмрис и сам понял свою глупость.
   — Триан-то уж точно никому ничего не расскажет, — рассмеялся Уррий. — Тем более, если мы его попросим.
   Юноши оглянулись на Триана. Он со скучающим видом сидел на лошади, на почтительном расстоянии ожидая когда юноши поедут дальше, и разглядывал буйные кроны деревьев. Лошадь мирно пощипывала траву.
   — Хорошо, — сказал Эмрис и направил послушного коня вперед. — Завтра утром выезжаем. Только тогда уж и сами потом не отказывайтесь.
   — Не откажемся, — заверил Ламорак. — А у кого точную дорогу до озера Трех Дев расспросить, я знаю. Поехали быстрее, мне не терпится на хваленую черноволоску Уррия взглянуть.
   — Да не моя она черноволоска! — обиделся Уррий. — К тому же я сейчас домой не поеду. — Он похлопал по туго набитому серому мешку, притороченному сзади к седлу. — Мне надо отвезти провизию Фраксу. Может, вы со мной?
   — Нет, — покачал головой Эмрис. — Ты же знаешь, он нас с Ламораком терпеть не может, это только ты умудрился найти с ним общий язык. Если опекун наследника и сидит в одной из трех часовен, вряд он сидит в Красной.
   — Да, ты прав, — согласился Уррий. — Тогда до вечера. Разузнайте дорогу к Экскалибурну.
   Он развернул коня и поехал обратно — к тропе. Когда Уррий поравнялся с Трианом, тот вопросительно поднял брови.
   — Я в Красную часовню, — пояснил Уррий немому. — Навещу Фракса как обычно. Езжай домой с Эмрисом.
   Немой в нерешительности покачал головой. Уррий видел, что Триан колеблется.
   — Следуй за Эмрисом, — весело сказал юноша. — Что со мной может случиться? День отличный, солнечный, тропа знакомая… А в случае чего, я сумею за себя постоять. — Уррий положил ладонь на рукоять меча — меньшей длины чем обычно, специально для него выкованного год назад (пора бы уже обзаводиться и боевым, но в случае чего и этого достаточно).
   Видно Триан вспомнил тренировки Уррия и Эмриса с сэром Баном и согласно кивнул.

2. ДЕВУШКА ИЗ РЭДВЭЛЛА

   Очень мне хочется
   Сказать тебе кой-что тихонько,
   Только не смею: мне стыд мешает.

Алкей

   Кусая ноготь Уррий в задумчивости смотрел, как Триан отправился вслед за Эмрисом и Ламораком, потом тряхнул головой и пришпорил коня. Похоже, что Ламорак прав. Только сейчас Уррию пришла в голову мысль — а чей же телохранитель Триан? Если бы Эмрис не был наследником Верховного Короля, вряд ли за ним все время по пятам следовал сильный, хорошо обученный воин, не донимавший своими присутствием, но и не отводящий ни на миг внимательных глаз…
   Так или иначе Уррий был рад, что получил возможность побыть один и обдумать свалившиеся на него новости. До обиталища Фракса было около часа пути — достаточно времени, чтобы привести сумбурные мысли в порядок.
   Уррий любил быструю скачку — чтобы ветер завывал в ушах, чтобы грива коня трепетала пред глазами, чтобы придорожные деревья сливались в сплошную коричнево-зеленую стену… Промчался мимо медленной повозки с пожитками Ламорака, сидящий на телеге слуга королевского сына даже не проснулся.
   Значит, Эмрис — не бастард с незавидной судьбой, которому предстояло бы выгрызать из когтей жизни свои куски счастья, а любимец судьбы, отмеченный благословением свыше и лишь до поры до времени пребывающий в тени безвестности. Как правильно отметил Ламорак — в строгом соответствии с традицией Верховных Королей бриттов, берущей начало из славной и удивительной жизни короля Артура.
   Как к этому теперь ему, Уррию, относиться?
   Уррий прислушался к своим ощущениям. Нет, и следов зависти он не ощущал, лишь радость за Эмриса. С которым он порой ссорился — случалось до драки, до синяков, но без которого не представлял себя. Вечное соревнование между названными братьями, разница в возрасте которых была всего неделя, постоянно заставляли Уррия стремиться быть лучше Эмриса, либо, в некоторых дисциплинах, хотя бы не отставать. Он лучше Эмриса сражался на мечах, но в седле сидел менее твердо — Эмрис вышибал его ударом тупого деревянного копья о щит, чего Уррию в ответ удавалось сделать крайне редко. Уррий лучше стрелял из лука, зато Эмрис ловчее метал кинжалы. Эмрис научился играть на арфе, которая так и не далась Уррию, но тот лучше разбирался в истории своей страны и даже интересовался историей до Великой Потери Памяти, до которой его названному брату совсем не было дела.
   Нет, зависти не было — Эмрис, без сомнения достоин и с честью справится с обязанностями Верховного Короля, когда унаследует корону. Вот только тогда, по той же традиции, ему, Уррию, придется стать сенешалем короля. А уж этого Уррий точно не хотел. Звук боевой трубы и блеск мечей, смертельные поединки во славу короля или прекрасной дамы сердца и сама дама сердца в его жадных и ласковых руках в награду — вот что грезилось ему в горячечные душные ночи, а не спокойная почетная (и прибыльная) должность.
   Дама сердца… Любимая… Желанная… Желанной, может быть, оказывается, не только та, за которую готов отдать жизнь… И здесь, чего никак Уррий не ожидал, Эмрис перегнал его, если верить, конечно, словам Эмриса. А как не поверить, если Эмрис точно заметил то, в чем сам себе Уррий упорно не желал признаваться — что он страстно желает Сарлузу…
   Свернув на узкую тропу, пришлось придержать разгоряченного коня. Шальная ветка больно стеганула по лицу. Уррий легко соскочил на землю и присел пару раз, чтобы размять ноги. Сквозь густую листву прибивалось золото жарких солнечных лучей, лес наполняли привычные звуки — щебетания птиц, стрекот кузнечиков, откуда-то издалека едва донесся грозный звериный рык. Уррий взял коня за поводья и повел его не спеша, раздвигая ветви рукой. Он был дома — плоть от плоти этого леса, который он знал не хуже собственной комнаты. Он не чувствовал себя здесь незванным гостем, он был здесь своим. Белая бабочка с тусклыми пятнышками на огромных крыльях чуть не ткнулась ему в лицо, сделала вираж вокруг его головы и полетела дальше по своим делам. Уррий тепло улыбнулся и вздохнул.
   Сарлуза…
   Она появилась в замке около года назад, когда ее мать, местная колдунья и знахарка, отправилась за какими-то редкими травами в далекие северные леса, где обитают дикие, несговорчивые потомки древних народов. Мать Сарлузы не вернулась и девушка, не в силах прокормить себя в деревне сама, пристроилась в замке.
   Еще задолго до ее появления Уррия начали одолевать непонятные ему, неосознанные желания. При виде молодых привлекательных женщин, непроизвольно напрягались мускулы ног и появлялось жжение в груди. Он стыдился этих чувств, считая их недостойными рыцаря, и не делился своими переживаниями по этому поводу даже с Эмрисом. Поначалу Уррий ничем не выделил новую служанку из общего ряда — пробежался взглядом по фигуре, подумал как о чем-то привлекательном, но совершенно недоступном для него, встретился с ее пронзительными искрами черных зрачков, смутился и ушел, забыв о ней мгновенно. И долгое время не вспоминал о ее существовании, равнодушно окидывал взглядом при случайных встречах, даже имени узнать не удосужился. Пока однажды, в одном из странно-сладостных снов, которые посещали его постоянно, женщина, укладывающая его, проводящая нежно руками по его телу — не как в детстве кормилица, а совсем иначе, раздевающая его, обнажающаяся сама, садящаяся на него верхом, подставляя его взгляду тайные части женского тела, и в предыдущих сновидениях лица не имеющая, вдруг не глянула на него искорками глаз Сарлузы. Он узнал ее и проснулся. Сердце билось часто-часто, по виску стекала капелька пота, мокрые волосы слиплись. Он долго не мог уснуть в ту ночь, а когда все же погрузился в желанное забвение, вновь увидел ее — теперь сомнений быть не могло — ее глаза, ее губы, только не в смешливой улыбке, а в сладострастном движении, ее черные длинные, густые и наверняка ароматные волосы…
   Когда он проснулся было уже далеко за полдень, так поздно он не вставал никогда. Первое, что он увидел — тугой зад служанки, обтянутый плотной черной материей юбки. Уррий решил, что все еще спит. Но она обернулась, он заметил тряпку в руке ее — такой удивительно изящной и белой, и улыбнувшись, пожелала ему доброго утра. Сам не понимая чего стесняется, юноша натянул меховое одеяло до подбородка. Видно глаза его выражали чуть ли не ужас — Сарлуза пожала плечами и вышла из комнаты. В дверях она обернулась и вновь улыбнулась Уррию. В глазах ее мелькнули привычно-смешливые искорки, но юноше показалось, что он увидел в них и что-то еще, что занозой зацепило его неосознанные желания, густой ком откуда-то снизу заткнул горло.
   С того дня, он постоянно, раз десять в день, случайно встречался с ней — то в узком и длинном коридоре второго этажа, то в залитом солнцем внутреннем дворе замка, то в большой зале за трапезой, когда она иногда помогала прислуге. Они встречались глазами, она улыбалась ему. Он догадывался, что в этот момент у него глупое выражение лица и старался придать себе скучающий вид. Но, наверное, у него плохо получалось, раз Эмрис все понял. Уррий никогда не разговаривал с ней, кроме ничего не значащих сиюминутных фраз, но, как говорит сэр Бан, в глазах можно увидеть гораздо больше, чем за сказанными словами. И Уррий гадал что же скрывается в черноте ее глаз: равнодушное презрение, уважение служанки к хозяйскому сыну, или он небезразличен ей как мужчина… Порой он полагал, что она выделяет его из всех обитателей замка — на Эмриса-то она точно внимания не обращала, за это Уррий ручался. Но иногда казалось, что она относится к Уррию, как к надоедливой мухе, которую никак не может отогнать подальше от лица.
   Сегодня ночью сон внезапно покинул Уррия. Он долго лежал в кромешной темноте. За неплотно прикрытой дверью мерно и громко храпел Триан — Уррий лениво подумал, что вот немой, а храпит так, что глухой проснется. Уррий понял, что больше не заснет и подошел к окну — острой прохладой пахнуло в грудь, приятно обдав вспотевшее тело. Солнце еще только собиралось всходить — ночь отчаянно сопротивлялась, не желая отступать, лишь едва рассеивая свою тьму под первыми, еще робкими ударами рассвета. Уррий и хотел сегодня проснуться пораньше, чтобы проводить отца в поход — тайная надежда, что отец передумает и возьмет его и Эмриса с собой не покидала Уррия. Но было рано — еще не проснулись, наверное, самые трудолюбивые йомены, чтобы кормить скотину. Уррию захотелось выйти на улицу — прочь от обступивших его каменных стен, встретить утро за пределами замка. Что-то подсказывало юноше, что утро это не такое, как обычно. Он медленно оделся, уже зная, что пойдет на озерцо за замком — маленькое озерцо, почти лужа, но Уррий любил это место. И изредка в такие вот ранние утра, когда не спится и хочется странного, ездил в одиночестве искупаться.
   Триан не прекратил мерных раскатов храпа, когда Уррий проскользнул через его комнату в коридор. Проходя, мимо двери в покои отца, Уррий услышал какой-то далекий звук и удивился, что отец уже проснулся.
   Уррий вышел во двор, кивнул караульному у ворот, но вряд ли тот заметил, хотя тьма потихоньку рассеивалась. Уррий прошел мимо хозяйственных построек, остановился у колодца, набрал ведро ледяной воды, обтер лицо. Напился. Подумал немного и решил все-таки прогуляться до озерца, может выкупаться — плавал Уррий неплохо, а озерцо хоть и небольшое, но глубокое, утонуть запросто можно.
   Верный конь словно почувствовал появление хозяина, Уррий вывел его из стойла и вскочил — без седла, без упряжи, он и конь словно чувствовали друг друга. Когда Уррий подъехал к воротам караульный стряхивая последние проявления полудремы опускал мост — снаружи уже ждала телега трудолюбивого крестьянина. Уррий лихо направил коня вниз по длинной насыпи, спускающий вдоль огромной скалы, на которой возвышался строгий неприступный замок.
   Уррий знал, что их замок самый неприступный и большой в Британии, поражавший всех своими необычными башнями, толстыми высокими стенами, глубоким рвом опоясывающим скалу, в воде которого плавали извечно страшные зубаты с острыми мелкими зубами, мгновенно пожиравшие все живое, случайно упавшее в воду. Рэдвэлл был построен очень давно — в незапамятные времена, еще до Великой Потери Памяти, но был крепок и неприступен, создавая впечатление, что вечно будет взирать с высот на простиравшиеся у подножия скалы поля и леса. Вокруг Рэдвэлла ходило множество удивительных легенд, но Уррий, рожденный в замке, мало обращал внимания на поросшие мхом стены и дышащие историей камни, как не задавался вопросом откуда берется мясо и вино на графском столе.
   Когда он, оставив на опушке леса коня, подходил к озерцу, то услышал что там кто-то плещется. Он подумал, что какой-нибудь лесной зверь пришел на водопой и выругал себя за беспечность — не взял оружия. Впрочем, зачем оружие в двух шагах от неприступного замка? Уррий уже хотел повернуть обратно, но непреодолимое любопытство потянуло его к берегу. Бесшумно, по-звериному, он приблизился к густым кустам ивняка у самой кромки воды. Увиденное поразило его, он не мог сдержать громкого восхищенного вздоха. Из ветвей кустов вспорхнули две испуганные пичуги.
   В черном зеркале озерца при волшебном свете рождающегося рассвета стояла обнаженная Сарлуза, лишь небольшой амулет в форме яйца болтался на длинной нити между двух налитых жизнью девичьих грудей. Она медленно, наслаждаясь поливала себя прозрачной водой, черпая ее ладошками. Роскошные черные волосы мокрыми блестящими прядями разметались по полным плечам, кожа на теле ее казалось вот-вот лопнет, распираемая упругой плотью. Она была прекрасна. И невыносимо желанна.
   Дрожь прошибла Уррия, пламя непривычного вожделения обожгло его сладким холодом.