Страница:
— Тэлия! — ее присутствие его ошеломило; от Скифа, с его любовью к розыгрышам, он еще мог бы этого ожидать — Почему…
— Пожалуйста, Герольд Джедус, простите, но у нас чрезвычайное происшествие.
Джедус стряхнул с себя остатки сна и прислонился к стене, натянув одеяло на плечи.
— Тогда ладно… я слишком хорошо тебя знаю, чтобы подумать, что ты преувеличиваешь. Раздуйте огонь, зажгите свечи и расскажите мне, что случилось.
Он выслушал обоих: Тэлия заставила Скифа самому рассказать свою часть истории. Не успели еще ребята поведать и четверти узнанного, как Джедус понял, что происшествие безусловно соответствует статусу «чрезвычайного». К тому времени, как они закончили, ему стало просто дурно.
— Если бы я не знал вас обоих, я поклялся бы, что вы просто сочиняете, — сказал старик под конец. — И мне почти хотелось бы, чтобы так оно и было.
— Сударь, — произнесла Тэлия после долгого молчания; ее лицо осунулось от усталости. — Что мне делать?
— Тебе, детка? Ничего, — Джедус потянулся к ним, обхватил за плечи и притянул к себе, благодарный ребятам за сообразительность и отвагу. — Тэлия, Скиф, вы оба сделали гораздо больше, чем удалось кому-либо из старших; я доволен и горд вами обоими. Но сейчас вам нужно предоставить мне позаботиться обо всем остальном. Среди тех, с кем нужно переговорить об этом деле, есть такие, кто выслушает взрослого, но не станет и слушать, если то же самое расскажет подросток. Надеюсь, вы позволите мне говорить за вас?
Скиф шумно перевел дыхание.
— Позволим ли? Святые звезды, я боялся, что вы заставите меня самого рассказывать все это Кириллу и Селенэй! А после того, как меня застукали, когда я охотился за теми записями, доверие ко мне сейчас, боюсь, не слишком велико. О нет, Герольд, я предпочитаю, чтобы не мне пришлось приносить дурные вести. Если вы не возражаете, я лучше отправлюсь в ванну, а потом на боковую.
— А ты, Тэлия?
— Пожалуйста… если вы согласны, — она посмотрела на Джедуса глазами, полными страшной усталости и мольбы. — Я бы не знала, что сказать. Есть столько вопросов, на которые мы не можем дать ответа. Прежде всего, мы не знаем, кто такой этот «господин», а если лорд Орталлен начнет на меня кричать, я… я боюсь, что могу расплакаться.
— Тогда идите оба. Можете предоставить все мне.
Скиф и Тэлия поднялись и нетвердыми шагами вышли из комнаты. Джедус посидел мгновение в задумчивости, потом дернул за шнурок звонка, вызывая слугу.
— Медрен, мне нужно, чтобы ты разбудил Селенэй, попросил ее прийти ко мне в комнату и сказал, что это крайне срочно. Потом передай то же самое Сенешалю, Герольду Кириллу и Герольду Элкарту. Разведи огонь поярче, принеси вина и еды. — На мгновение он задумчиво уставился в пространство. — У меня такое ощущение, что нам предстоит очень долгая ночь.
На следующий день о Хулде уже не было ни слуху, ни духу; впрочем, Тэлии и не хотелось ничего о ней слышать. Она была рада только передать это дело в руки взрослых. Вечером, в сумерках, нежное весеннее благоухание цветущих деревьев выманило ее в сад: теперь, после изгнания ее мучителей, можно было без опаски бродить по окрестностям в любое время суток. Тэлия вдыхала дурманящий аромат цветов хиканта, как вдруг услышала приглушенные всхлипывания, доносящиеся из одного из садовых гротов, после наступления темноты служивших излюбленным местом свиданий местных парочек.
Сначала Тэлия подумала, что это, должно быть, рыдает отвергнутый влюбленный или еще какой-нибудь бедолага, но когда рыдания усилились, ей почудилось, что плачет ребенок. Тэлия почувствовала, что ее тянет выяснить, кто это; ощущение было сродни тому, что привело ее тогда зимой к бродившей по голому саду королеве.
Тэлия вспомнила, что ей советовали доверять своему чутью, и послушалась этого внезапного побуждения. Ступая как можно бесшумнее, она приблизилась к гроту и заглянула внутрь. На мху лицом вниз лежала Наследница Престола и рыдала так горько, словно у нее разрывалось сердце.
Тэлия вошла и села возле девочки.
— Теперь ты уже не похожа на рыбу, — сказала она легким тоном, но стараясь, чтобы голос прозвучал сочувственно. — Скорее на водопад. Что стряслось?
— Он-н-ни от-т-тослали Хулду, — прорыдала девочка.
— Кто это «они», и почему ее отослали? — спросила Тэлия, еще не знавшая результатов устроенного Джедусом совещания.
— М-м-моя мать и это гадкий Кирилл, и я не знаю почему… она была моим единственным, единственным другом, больше никто меня не любит!
— Мне очень тебя жалко. Быть совсем одинокой ужасно. Я знаю это: когда я была в твоем возрасте, мою лучшую подругу выдали за отвратительного старика и отослали прочь, и я больше ни разу ее не видела.
Рыдания смолкли.
— Ты плакала? — бесхитростно поинтересовалась девочка.
— Плакала, когда оставалась одна, но при других не смела. Старшие говорили мне, что грешно плакать о чем-то столь незначительном. Думаю, с их стороны это было очень не правильно, потому что иногда от слез становится легче. Тебе сейчас чуточку полегчало?
— Немножко, — признала девочка. — Как тебя зовут?
— Тэлия. А тебя?
Девочка надменно задрала подбородок.
— Ты должна звать меня «ваше высочество».
— Еще нет, не должна. На самом деле ты не наследница; сначала нужно, чтобы у тебя появился Спутник и ты доказала, что можешь быть Герольдом.
— Не наследница? Но… но Хулда говорила иначе!
— Но это правда, спроси любого. Возможно, она не знала… а может быть, лгала тебе.
— Зачем ей мне лгать? — девочка выглядела огорошенной.
— Ну, я могу предположить по крайней мере одну причину. Потому, что она не хотела, чтобы ты подружилась с другими ребятами, хотела устроить так, чтобы быть твоим единственным другом. Поэтому она убедила тебя, что ты более важная персона, чем ты есть на самом деле — и ты так допекла всех окружающих, что все от тебя отвернулись.
— А откуда мне знать, что ты не лжешь? — воинственно спросила девочка.
— Я Герольд — или буду им через несколько лет, а Герольдам не разрешается лгать.
Девочка переварила услышанное — и лицо у нее стало таким, словно ей оно пришлось крайне не по вкусу.
— Она… значит, она, наверно, все это время мне лгала. Наверно, она даже лгала, что она мне друг! — у Элспет задрожали губы; похоже было, что она вот-вот снова разрыдается. — Тогда… значит, у меня вообще нет друзей!
Слезы хлынули ручьем, и Тэлия невольно привлекла девочку к себе; та не сопротивлялась. Тэлия успокаивающе гладила ее по голове, пока принцесса снова не наплакалась до изнеможения, а затем, когда рыдания утихли, вытащила платок, чтобы вытереть ей нос и покрасневшие глаза.
— Сейчас у тебя друзей нет, но это не значит, что ты не можешь ни с кем подружиться, — сказала она девочке. — Если хочешь, я буду твоим другом, но ты должна обещать мне одну вещь.
— Сначала скажи, что именно я должна обещать, — потребовала девочка подозрительно — что сказало Тэлии о том, как «няня Хулда» обращалась с ребенком, больше, чем сотня отчетов.
— Обещание очень простое, но сдержать его будет страшно трудно. Я не уверена, что ты сможешь… — Тэлия позволила, чтобы в ее голос закралась нотка сомнения.
— Я смогу! Я знаю, что смогу! Только скажи, что!
— Оно состоит из двух частей. Первая часть такая: что бы я тебе ни сказала, ты не станешь на меня злиться, пока не пойдешь и не подумаешь над тем, что я сказала. Вторая часть — ты опять-таки не станешь на меня злиться, если только то, что я скажу, не будет не правильным и ты не сможешь этого доказать.
— Обещаю! Обещаю! — не раздумывая сказала девочка.
— Раз ты теперь мой друг, ты разве не скажешь мне своего имени?
Девочка покраснела от стыда.
— Обещаешь, что не будешь смеяться?
— Обещаю; но я и так не стала бы смеяться.
— Хулда смеялась. Она говорила, что это глупое имя, — девочка уставилась на свои коленки. — Элспет.
— У Хулды не было причин смеяться; у тебя очень красивое имя. Красивее, чем Тэлия.
— Хулда сказала, что только крестьянок зовут Элспет.
Тэлия начала подозревать, что в самом скором времени слова «Хулда сказала» окажутся у нее в печенках.
— Это не правда. Я точно знаю. В нашем королевстве три королевы носили имя Элспет: Элспет Миротворица, Элспет Мудрая и Элспет Искусница. Тебе нелегко будет быть достойной имени Элспет. Особенно если ты хочешь быть человеком, который может заслужить себе Спутника и стать Наследницей.
Элспет казалась встревоженной и испуганной.
— Я… я не знаю, как… — сказала она слабым голосом. — И Спутники… они… я боюсь их. Ты можешь… помочь мне? Пожалуйста? — последние слова она произнесла уже шепотом.
— Ну, сперва ты могла бы начать с того, что стала бы обращаться с людьми лучше, чем сейчас — причем я имею в виду всех, и высокородных, и простолюдинов. Если у тебя получится, у тебя появится и больше друзей, и это будут настоящие друзья, которым нравится иметь с тобой дело, а не люди, которые ведут себя по-дружески только потому, что думают, что ты можешь им что-то дать.
— Я хорошо обращаюсь с людьми! — возразила Элспет.
— Да ну? — Тэлия скривила рот и придала лицу хмурое, неприятное выражение, изобразив Отродье в его худшие минуты. — Если это называется хорошо обращаться с людьми, не хотелось бы мне, чтобы ты на меня разозлилась! Ты что, правда думаешь, что кто-нибудь захочет подружиться с таким человеком?
— Н-нет, — пристыжено сказала Элспет.
— Если ты хочешь измениться, ты должна начать думать, что говоришь и делаешь, прежде, чем скажешь или сделаешь это. Думай о том, как бы тебе понравилось, если бы кто-нибудь повел себя с тобой подобным образом. — Тэлия порывисто потянулась к ней и крепко обняла несчастного ребенка. — Я-то вижу, что здесь сидит очень славная особа по имени Элспет, но очень многим видно только Отродье, а не то, что прячется за ним. Знаешь, тебя ведь так прозвали.
— Разве моя мама не может сделать меня наследницей? Хулда говорила, что может.
— Закон гласит, что кроме прочего наследник должен быть Герольдом, и даже королева не может превысить закон. Если ты не остережешься, этот титул получит Джери. Она такого же хорошего происхождения, и уже Избрана.
Ранимый ребенок, который проглянул из глаз Элспет, совершенно покорил сердце Тэлии.
— Ты правда поможешь мне?
— Я уже обещала, что помогу. Я же твой друг, помнишь? А друзья для того и существуют, чтобы помогать друг дружке.
«Владыка Света, во что же это я впуталась?» — часто спрашивала себя Тэлия в течение нескольких следующих недель. Она обнаружила, что по меньшей мере три раза на дню бегает с уроков и дежурств в королевскую детскую и обратно. Теперь она чаще завтракала с Элспет, чем в Коллегии. После обеда (который в Коллегии подавался гораздо раньше, чем при дворе) она приходила снова. Вечером, после ужина, пока Элспет не возвращалась в свои покои, Тэлия могла немного побыть с Джедусом; когда появлялась Элспет, они шли погулять в сад, пока не приходило время ложиться спать.
Хулда исчезла из дворца прежде, чем Селенэй успела приказать взять ее под стражу для дознания. Кто-то — предположительно кто-то из членов Совета — предупредил ее, и «няня» сумела вовремя скрыться. Тэлии некогда было гадать, что сталось с этой женщиной: она была слишком занята, стараясь перевоспитать Отродье.
Это была непрерывная тяжелая битва.
Элспет устраивала припадки ярости из-за малейшего пустяка: то молоко слишком холодное, то ванна слишком горячая, то подушка слишком мягкая, а то ей не нравится цвет выбранного для нее платья. Первые два раза, когда она показала норов, Тэлия стерпела, надеясь, что если не обращать внимания, Элспет перестанет безобразничать. К сожалению, она ошибалась.
На третий раз Тэлия попыталась ее приструнить. Началось все с того, что одна из горничных, причесывая девочку, нечаянно дернула ее за волосы. Та схватила щетку для волос и, не задумывалась, ударила ею служанку.
Тэлия взяла у нее щетку и протянула ее горничной.
— Дайте ей сдачи, — приказала она.
— Но… барышня, не могу… — запинаясь, сказала девушка.
— Ответственность я беру на себя. Дайте ей сдачи. Так же сильно, как она ударила вас.
К полному изумлению Элспет, горничная дала ей крепкого шлепка щеткой по попе.
Элспет открыла рот, чтобы завопить, от всей души закатить грандиозный скандал — то, что раньше всегда вынуждало других сделать так, как ей хочется.
Тэлия спокойно взяла стакан с водой и выплеснула ей в лицо.
— А теперь вот что, — сказала Тэлия, пока девочка шипела и отплевывалась. — Здесь будут новые правила все, — что ты сделаешь другому, ты получишь обратно. Раз ты не можешь научиться сначала думать, а потом делать, придется пожинать плоды. В конце концов, она не нарочно дернула тебя за волосы.
Она повернулась к горничной.
— Я уверена, что у вас есть и другие дела, кроме как прислуживать этой маленькой строптивой дряни.
Служанка отлично уловила намек: ее отпускают! Ее глаза весело заблестели. Ей явно не терпелось рассказать остальным о новых порядках.
— Да, госпожа, — сказала она и исчезла.
— А теперь, раз нельзя полагаться на то, что ты не злоупотребишь привилегией иметь горничную, тебе придется самой расчесывать свои волосы — а также и заботиться обо всем остальном. — Тэлия вручила щетку разинувшей рот от изумления Элспет и вышла.
Таким образом, Элспет пришлось перебиваться без помощи слуг.
Она выглядела как чучело, знала это и мучилась от этого. Слуги, по приказу королевы, не давали себе труда скрывать свою радость по поводу нового положения вещей; не стеснялись они и показать, что, по их мнению, Элспет только получает по заслугам. Придворные вели себя еще хуже: они улыбались и делали вид, будто ничего не случилось, но Элспет чувствовала, что про себя они смеются над ней. Тэлия продолжала проводить с ней время и помогала ей с волосами и одеждой — но только после вежливой просьбы. Это был совершенно неожиданный и неприятный поворот событий.
В качестве ответного хода Элспет разнесла детскую с целью доказать, что ей наплевать. Она провела очень приятное утро, опрокидывая мебель, сдирая с кровати простыни и одеяла и сваливая их кучей в середине комнаты, ломая игрушки и разбрасывая куски повсюду. Она сидела посреди всего этого разгрома, слегка запыхавшаяся и очень довольная, когда пришла Тэлия.
Та хладнокровно окинула взглядом руины детской.
— Что ж, — сказала она, — Полагаю, ты понимаешь, что детская останется в таком состоянии, пока ты в ней не приберешь.
Элспет разинула рот: она ожидала, что Тэлия рассердится. Потом до нее начал доходить смысл сказанного.
— Н-н-но где же я буду спать?
— Либо на полу посреди комнаты, либо на голом матрасе, дело твое. И то, и другое лучше, чем та постель, которую когда-либо имел Скиф, когда жил на улице, или я, когда стерегла овец. Если уж на то пошло, это лучшая постель, чем достается мне и сейчас, когда меня назначают в ночное, следить за ожеребом.
Элспет начала заплакала; Тэлия смотрела на нее совершенно бесстрастно. Когда слезы не принесли успеха, Элспет схватила деревянный кубик и в сердцах запустила его Тэлии в голову.
Это таки произвело впечатление — но не то, на которое рассчитывала Элспет. Тэлия легко увернулась от снаряда и, сжав губы, надвинулась на девочку. Прежде чем Элспет поняла, что происходит, Тэлия подняла ее за шкирку, отвесила три звонких, жгучих шлепка по попе и усадила обратно.
— В следующий раз, — предупредила она прежде, чем оскорбленная Элспет успела взвыть уже во всю мочь и заглушить ее слова, — шлепков будет шесть.
Затем она покинула комнату (хотя остановилась неподалеку, чего Элспет не знала), закрыв за собой дверь. Элспет доплакалась чуть не до рвоты, отказалась от ужина и уснула в ворохе одеял посередине комнаты.
Тэлия отлично знала, что одна пропущенная еда ребенку не повредит, однако сочла своим долгом явиться на следующее утро с обильным завтраком на подносе, держась так, словно ничего не произошло. Она помогла изрядно притихшей девочке искупаться и одеться и впервые за три дня расчесала ее спутанные волосы. Все шло хорошо до обеда, когда Элспет пожелала узнать, когда кто-нибудь уберет в ее комнате.
— В ней будет убрано тогда, когда ты сама это сделаешь, и не раньше, — непреклонно ответила Тэлия.
Это повлекло за собой новый припадок, еще одну брошенную в нее игрушку и обещанные шесть шлепков. Когда Тэлия уходила на дневные занятия, Элспет все еще плакала в углу.
По прошествии трех таких дней Тэлия, придя в детскую после ужина, увидела Элспет, безуспешно пытающуюся распутать клубок тяжелых одеял. Она уже поставила — более или менее на место — ту мебель, которую смогла поднять. Ни слова не говоря, Тэлия помогла девочке поставить остальную, вместе с ней собрала сломанные игрушки и разложила обратно по полкам. В эту ночь Элспет впервые за неделю спала в своей постели, а Тэлия держала ее за руку и пела ей, пока она не заснула.
Следующие сражения разразились из-за сломанных игрушек.
Когда игрушки, которые Элспет расколошматила, не оказались «волшебным образом» замененными, как это всегда случалось прежде, девочка захотела знать, почему?
— Очевидно, что ты не дорожила ими, поэтому новых ты не получишь, — сказала ей Тэлия. — Если тебе нужны игрушки, тебе придется самой починить сломанные.
За этим последовало повторение предыдущей недели — хотя на сей раз у Элспет хватило благоразумия ничего в Тэлию не бросать. Однако она снова рыдала до тех пор, пока не довела себя до рвоты, и к исходу пятого дня Тэлия смертельно устала от своей тактики. Она сочла, что пора положить этому конец, — поэтому взяла девочку, притащила ее в умывальную комнату и сунула в бадью с холодной водой.
— Ты доводила себя до тошноты, — сказала она как можно мягче, пока Элспет задыхалась и отплевывалась. — Раз ты не пожелала остановиться сама, я решила, что будет лучше, если тебя остановлю я.
Элспет позаботилась о том, чтобы никогда больше не плакать до рвоты, хотя на сей раз она продержалась еще целых две недели. Когда же они истекли, Тэлия увидела ее сидящей с кисточкой для клея в одной руке и сломанным игрушечным фургоном — в другой. К волосам, лицу и рукам принцессы прилипли кусочки бумаги, она с ног до головы вымазалась в клее, а на лице застыло совершенно жалкое выражение.
Одна медленная, непритворная слеза сползла по ее щеке, когда она поглядела снизу вверх на Тэлию.
— Я… я не знаю, как починить его, — сказала она тихо. — Я старалась., я правда, правда старалась… но он все равно не чинится!
Тэлия взяла у нее из рук игрушку и кисточку, а потом крепко обняла и поцеловала, забыв про клей.
— Давай я тебе помогу. Тебе с самого начала нужно было всего-навсего попросить меня.
На то, чтобы починить сломанные игрушки, ушла большая часть месяца, а некоторые оказались испорченными безвозвратно. Тэлия не предложила заменить их; Элспет устроила по этому поводу несколько сцен, но по сравнению с прежними представлениями они выглядели в лучшем случае вяло. Она начинала понимать, что в обществе Тэлии гораздо лучше находиться, когда она, Элспет, не устраивает тарарама. Тут Тэлия решила, что девочке пора начинать учиться.
После первого дня визга и воплей — только воплей, без какого-либо рукоприкладства или разрушений (по крайней мере этому-то Элспет научилась), Тэлия договорилась в Коллегии, что в течение недели не будет посещать утренние занятия.
К концу этой недели она чувствовала себя так, будто объезжала диких лошадей, зато Элспет смирилась с необходимостью учиться, и ей это даже начало (против воли) нравиться.
Постепенно количество хороших дней стало у Элспет превышать число плохих; по мере этого в ее жизнь возвращалось все больше и больше удобств. Вернулись слуги (она обращалась с ними словно со стеклянными, явно боясь, что они могут исчезнуть снова, если она хотя бы повысит на них голос); заменены были игрушки — сначала, одна за другой и без единого слова, те, что оказались непоправимо испорчены, затем те, что были сломаны, а потом неумело починены. Все, кроме одной куклы — той, которой Элспет оторвала руки и ноги, а Тэлия пришила обратно. Когда Элспет заметила, что испорченные игрушки заменяют, она стала держать эту куклу при себе и брать ее на ночь в постель. Тэлия улыбнулась про себя, растроганная — и кукла осталась.
Шаг вперед был сделан.
Теперь требовалось справиться еще с одной проблемой. Девочка действительно испытывала ужас перед Спутниками; они снились ей в кошмарах, и ее невозможно было уговорить пойти куда-либо, если это место находилось неподалеку от Поля.
Тэлия постаралась уничтожить последствия страшных сказок Хулды, рассказывая Элспет ходящие по Коллегии забавные истории и сплетни, в которых Спутники фигурировали не реже, чем ученики. Как только она сочла это возможным, она стала брать Элспет гулять перед сном, и с каждой прогулкой они как бы ненароком подходили все ближе и ближе к Спутникову Полю. Наконец она привела Элспет прямо на Поле, а Ролан следовал за ними на приличном расстоянии. Шли дни, девочка привыкла к его присутствию, и Тэлия попросила Спутника подойти поближе. Наконец настал день торжества, когда она посадила Элспет ему на спину. Их совместная короткая проездка излечила девочку от последних кошмаров и истерик и дала в руки Тэлии удобную награду за хорошее поведение, поскольку Элспет так же безоглядно влюбилась в Спутников, как прежде их боялась.
После этого наступили чудесные дни — дни, когда Элспет была ласковой, спокойной, когда ее общество доставляло удовольствие. А порой случались и несчастные дни, когда она опять превращалась в Отродье.
В такие дни на нее накатывали приступы ярости, она оскорбляла слуг (хотя никогда больше не поднимала на них руки), всячески обзывала Тэлию и громила свою детскую просто ради удовольствия ломать и крушить. До какого-то момента Тэлия это терпела, потом делала ей три предупреждения. Если и третье не помогало, Королевское Отродье получало королевскую же трепку и на некоторое время предоставлялось самому себе, пока сама не разыскивала Тэлию, чтобы попросить прощения.
Постепенно хорошие дни получили над плохими уже заметный перевес, и вскоре стало возможным привести девочку в чувство, просто напомнив ей о том, что она, кажется, опять начинает вести себя как «отродье».
Тэлия была измотана, но чувствовала себя вознагражденной за свои усилия. В возмещение невероятного количества времени, которое она тратила на девочку, ее на какой-то срок освободили сначала от дежурств, а затем и от обязанностей по наблюдению за ожеребом. По мере того как Отродье все больше и больше превращалось в Элспет, Тэлия снова начала исполнять эти обязанности. Когда Элспет стала больше интересоваться Спутниками и меньше их бояться, идея наблюдения за ожеребом (что летом являлось далеко не обременительной обязанностью, хотя зимой могло быть — и зачастую было — чистым кошмаром) захватила ее.
Спутники-кобылы не жеребились с такой же легкостью, как обычные лошади; когда подходило время, рядом с теми, кто Избрал, конечно, находился их Герольд или ученик, но еще не Избравшим некому было помочь. Если случались осложнения, зачастую минуты решали, будут ли жить кобыла или жеребенок. Конечно, Керен делала все, что было в ее силах, но она не могла находиться повсюду, да и ей самой тоже требовался сон. Поэтому, когда еще не Избравшая кобыла готовилась ожеребиться, одной из обязанностей учеников являлось безотлучно проводить возле нее ночи. Черед Тэлии выпал как раз после летнего равноденствия, и Элспет так горячо умоляла ее позволить подежурить с ней, что Тэлия смягчилась и уступила.
Она не рассчитывала, что из этого что-нибудь выйдет — да и сама кобыла, судя по тому, что Тэлия смогла узнать от Ролана, полагала, что ее срок жеребиться настанет еще, самое раннее, через неделю. Но, ко всеобщему удивлению, незадолго до полуночи кобыла разбудила Тэлию и ее маленькую подручную, настойчиво толкая их носом; роды уже шли полным ходом.
Именно Элспет побежала за Керен, когда опытному глазу Тэлии стало видно, что жеребенок идет не правильно; Элспет гладила морду кобылы и ворковала ей что-то ласково (и это существу, от которого несколько месяцев назад она бы в ужасе убежала), в то время как Керен и Тэлия переворачивали жеребенка.
И именно Элспет помогла потом трясущемуся маленькому жеребчику подняться на ноги и помогла обтереть его суровым полотенцем. Когда малыш принялся сосать, кобыла передала Керен какое-то сообщение; Керен ухмыльнулась, осторожно выдернула из ее хвоста несколько волос, и сонная, но счастливая Элспет получила сплетенные тут же, на месте, кольцо и браслет в качестве «благодарственного подарка от его мамы».
Она немедленно их надела и отказывалась снимать — и с тех пор не раз бывало, что когда Тэлия ожидала от нее вспышки ярости, она видела, как девочка гладит браслет, делает глубокий вдох и берет себя в руки. Та ночь ознаменовала настоящий перелом.
Наконец, уже спустя довольно много времени после летнего равноденствия, Элспет подошла к своей матери и попросила (так вежливо, что Селенэй только рот открыла от удивления) попросила разрешения пойти посмотреть на Тэлию во время ее дневных занятий.
— А ты спросила Тэлию, хочет ли она иметь зрителей? — спросила королева свою преобразившуюся дщерь.
— Пожалуйста, Герольд Джедус, простите, но у нас чрезвычайное происшествие.
Джедус стряхнул с себя остатки сна и прислонился к стене, натянув одеяло на плечи.
— Тогда ладно… я слишком хорошо тебя знаю, чтобы подумать, что ты преувеличиваешь. Раздуйте огонь, зажгите свечи и расскажите мне, что случилось.
Он выслушал обоих: Тэлия заставила Скифа самому рассказать свою часть истории. Не успели еще ребята поведать и четверти узнанного, как Джедус понял, что происшествие безусловно соответствует статусу «чрезвычайного». К тому времени, как они закончили, ему стало просто дурно.
— Если бы я не знал вас обоих, я поклялся бы, что вы просто сочиняете, — сказал старик под конец. — И мне почти хотелось бы, чтобы так оно и было.
— Сударь, — произнесла Тэлия после долгого молчания; ее лицо осунулось от усталости. — Что мне делать?
— Тебе, детка? Ничего, — Джедус потянулся к ним, обхватил за плечи и притянул к себе, благодарный ребятам за сообразительность и отвагу. — Тэлия, Скиф, вы оба сделали гораздо больше, чем удалось кому-либо из старших; я доволен и горд вами обоими. Но сейчас вам нужно предоставить мне позаботиться обо всем остальном. Среди тех, с кем нужно переговорить об этом деле, есть такие, кто выслушает взрослого, но не станет и слушать, если то же самое расскажет подросток. Надеюсь, вы позволите мне говорить за вас?
Скиф шумно перевел дыхание.
— Позволим ли? Святые звезды, я боялся, что вы заставите меня самого рассказывать все это Кириллу и Селенэй! А после того, как меня застукали, когда я охотился за теми записями, доверие ко мне сейчас, боюсь, не слишком велико. О нет, Герольд, я предпочитаю, чтобы не мне пришлось приносить дурные вести. Если вы не возражаете, я лучше отправлюсь в ванну, а потом на боковую.
— А ты, Тэлия?
— Пожалуйста… если вы согласны, — она посмотрела на Джедуса глазами, полными страшной усталости и мольбы. — Я бы не знала, что сказать. Есть столько вопросов, на которые мы не можем дать ответа. Прежде всего, мы не знаем, кто такой этот «господин», а если лорд Орталлен начнет на меня кричать, я… я боюсь, что могу расплакаться.
— Тогда идите оба. Можете предоставить все мне.
Скиф и Тэлия поднялись и нетвердыми шагами вышли из комнаты. Джедус посидел мгновение в задумчивости, потом дернул за шнурок звонка, вызывая слугу.
— Медрен, мне нужно, чтобы ты разбудил Селенэй, попросил ее прийти ко мне в комнату и сказал, что это крайне срочно. Потом передай то же самое Сенешалю, Герольду Кириллу и Герольду Элкарту. Разведи огонь поярче, принеси вина и еды. — На мгновение он задумчиво уставился в пространство. — У меня такое ощущение, что нам предстоит очень долгая ночь.
На следующий день о Хулде уже не было ни слуху, ни духу; впрочем, Тэлии и не хотелось ничего о ней слышать. Она была рада только передать это дело в руки взрослых. Вечером, в сумерках, нежное весеннее благоухание цветущих деревьев выманило ее в сад: теперь, после изгнания ее мучителей, можно было без опаски бродить по окрестностям в любое время суток. Тэлия вдыхала дурманящий аромат цветов хиканта, как вдруг услышала приглушенные всхлипывания, доносящиеся из одного из садовых гротов, после наступления темноты служивших излюбленным местом свиданий местных парочек.
Сначала Тэлия подумала, что это, должно быть, рыдает отвергнутый влюбленный или еще какой-нибудь бедолага, но когда рыдания усилились, ей почудилось, что плачет ребенок. Тэлия почувствовала, что ее тянет выяснить, кто это; ощущение было сродни тому, что привело ее тогда зимой к бродившей по голому саду королеве.
Тэлия вспомнила, что ей советовали доверять своему чутью, и послушалась этого внезапного побуждения. Ступая как можно бесшумнее, она приблизилась к гроту и заглянула внутрь. На мху лицом вниз лежала Наследница Престола и рыдала так горько, словно у нее разрывалось сердце.
Тэлия вошла и села возле девочки.
— Теперь ты уже не похожа на рыбу, — сказала она легким тоном, но стараясь, чтобы голос прозвучал сочувственно. — Скорее на водопад. Что стряслось?
— Он-н-ни от-т-тослали Хулду, — прорыдала девочка.
— Кто это «они», и почему ее отослали? — спросила Тэлия, еще не знавшая результатов устроенного Джедусом совещания.
— М-м-моя мать и это гадкий Кирилл, и я не знаю почему… она была моим единственным, единственным другом, больше никто меня не любит!
— Мне очень тебя жалко. Быть совсем одинокой ужасно. Я знаю это: когда я была в твоем возрасте, мою лучшую подругу выдали за отвратительного старика и отослали прочь, и я больше ни разу ее не видела.
Рыдания смолкли.
— Ты плакала? — бесхитростно поинтересовалась девочка.
— Плакала, когда оставалась одна, но при других не смела. Старшие говорили мне, что грешно плакать о чем-то столь незначительном. Думаю, с их стороны это было очень не правильно, потому что иногда от слез становится легче. Тебе сейчас чуточку полегчало?
— Немножко, — признала девочка. — Как тебя зовут?
— Тэлия. А тебя?
Девочка надменно задрала подбородок.
— Ты должна звать меня «ваше высочество».
— Еще нет, не должна. На самом деле ты не наследница; сначала нужно, чтобы у тебя появился Спутник и ты доказала, что можешь быть Герольдом.
— Не наследница? Но… но Хулда говорила иначе!
— Но это правда, спроси любого. Возможно, она не знала… а может быть, лгала тебе.
— Зачем ей мне лгать? — девочка выглядела огорошенной.
— Ну, я могу предположить по крайней мере одну причину. Потому, что она не хотела, чтобы ты подружилась с другими ребятами, хотела устроить так, чтобы быть твоим единственным другом. Поэтому она убедила тебя, что ты более важная персона, чем ты есть на самом деле — и ты так допекла всех окружающих, что все от тебя отвернулись.
— А откуда мне знать, что ты не лжешь? — воинственно спросила девочка.
— Я Герольд — или буду им через несколько лет, а Герольдам не разрешается лгать.
Девочка переварила услышанное — и лицо у нее стало таким, словно ей оно пришлось крайне не по вкусу.
— Она… значит, она, наверно, все это время мне лгала. Наверно, она даже лгала, что она мне друг! — у Элспет задрожали губы; похоже было, что она вот-вот снова разрыдается. — Тогда… значит, у меня вообще нет друзей!
Слезы хлынули ручьем, и Тэлия невольно привлекла девочку к себе; та не сопротивлялась. Тэлия успокаивающе гладила ее по голове, пока принцесса снова не наплакалась до изнеможения, а затем, когда рыдания утихли, вытащила платок, чтобы вытереть ей нос и покрасневшие глаза.
— Сейчас у тебя друзей нет, но это не значит, что ты не можешь ни с кем подружиться, — сказала она девочке. — Если хочешь, я буду твоим другом, но ты должна обещать мне одну вещь.
— Сначала скажи, что именно я должна обещать, — потребовала девочка подозрительно — что сказало Тэлии о том, как «няня Хулда» обращалась с ребенком, больше, чем сотня отчетов.
— Обещание очень простое, но сдержать его будет страшно трудно. Я не уверена, что ты сможешь… — Тэлия позволила, чтобы в ее голос закралась нотка сомнения.
— Я смогу! Я знаю, что смогу! Только скажи, что!
— Оно состоит из двух частей. Первая часть такая: что бы я тебе ни сказала, ты не станешь на меня злиться, пока не пойдешь и не подумаешь над тем, что я сказала. Вторая часть — ты опять-таки не станешь на меня злиться, если только то, что я скажу, не будет не правильным и ты не сможешь этого доказать.
— Обещаю! Обещаю! — не раздумывая сказала девочка.
— Раз ты теперь мой друг, ты разве не скажешь мне своего имени?
Девочка покраснела от стыда.
— Обещаешь, что не будешь смеяться?
— Обещаю; но я и так не стала бы смеяться.
— Хулда смеялась. Она говорила, что это глупое имя, — девочка уставилась на свои коленки. — Элспет.
— У Хулды не было причин смеяться; у тебя очень красивое имя. Красивее, чем Тэлия.
— Хулда сказала, что только крестьянок зовут Элспет.
Тэлия начала подозревать, что в самом скором времени слова «Хулда сказала» окажутся у нее в печенках.
— Это не правда. Я точно знаю. В нашем королевстве три королевы носили имя Элспет: Элспет Миротворица, Элспет Мудрая и Элспет Искусница. Тебе нелегко будет быть достойной имени Элспет. Особенно если ты хочешь быть человеком, который может заслужить себе Спутника и стать Наследницей.
Элспет казалась встревоженной и испуганной.
— Я… я не знаю, как… — сказала она слабым голосом. — И Спутники… они… я боюсь их. Ты можешь… помочь мне? Пожалуйста? — последние слова она произнесла уже шепотом.
— Ну, сперва ты могла бы начать с того, что стала бы обращаться с людьми лучше, чем сейчас — причем я имею в виду всех, и высокородных, и простолюдинов. Если у тебя получится, у тебя появится и больше друзей, и это будут настоящие друзья, которым нравится иметь с тобой дело, а не люди, которые ведут себя по-дружески только потому, что думают, что ты можешь им что-то дать.
— Я хорошо обращаюсь с людьми! — возразила Элспет.
— Да ну? — Тэлия скривила рот и придала лицу хмурое, неприятное выражение, изобразив Отродье в его худшие минуты. — Если это называется хорошо обращаться с людьми, не хотелось бы мне, чтобы ты на меня разозлилась! Ты что, правда думаешь, что кто-нибудь захочет подружиться с таким человеком?
— Н-нет, — пристыжено сказала Элспет.
— Если ты хочешь измениться, ты должна начать думать, что говоришь и делаешь, прежде, чем скажешь или сделаешь это. Думай о том, как бы тебе понравилось, если бы кто-нибудь повел себя с тобой подобным образом. — Тэлия порывисто потянулась к ней и крепко обняла несчастного ребенка. — Я-то вижу, что здесь сидит очень славная особа по имени Элспет, но очень многим видно только Отродье, а не то, что прячется за ним. Знаешь, тебя ведь так прозвали.
— Разве моя мама не может сделать меня наследницей? Хулда говорила, что может.
— Закон гласит, что кроме прочего наследник должен быть Герольдом, и даже королева не может превысить закон. Если ты не остережешься, этот титул получит Джери. Она такого же хорошего происхождения, и уже Избрана.
Ранимый ребенок, который проглянул из глаз Элспет, совершенно покорил сердце Тэлии.
— Ты правда поможешь мне?
— Я уже обещала, что помогу. Я же твой друг, помнишь? А друзья для того и существуют, чтобы помогать друг дружке.
«Владыка Света, во что же это я впуталась?» — часто спрашивала себя Тэлия в течение нескольких следующих недель. Она обнаружила, что по меньшей мере три раза на дню бегает с уроков и дежурств в королевскую детскую и обратно. Теперь она чаще завтракала с Элспет, чем в Коллегии. После обеда (который в Коллегии подавался гораздо раньше, чем при дворе) она приходила снова. Вечером, после ужина, пока Элспет не возвращалась в свои покои, Тэлия могла немного побыть с Джедусом; когда появлялась Элспет, они шли погулять в сад, пока не приходило время ложиться спать.
Хулда исчезла из дворца прежде, чем Селенэй успела приказать взять ее под стражу для дознания. Кто-то — предположительно кто-то из членов Совета — предупредил ее, и «няня» сумела вовремя скрыться. Тэлии некогда было гадать, что сталось с этой женщиной: она была слишком занята, стараясь перевоспитать Отродье.
Это была непрерывная тяжелая битва.
Элспет устраивала припадки ярости из-за малейшего пустяка: то молоко слишком холодное, то ванна слишком горячая, то подушка слишком мягкая, а то ей не нравится цвет выбранного для нее платья. Первые два раза, когда она показала норов, Тэлия стерпела, надеясь, что если не обращать внимания, Элспет перестанет безобразничать. К сожалению, она ошибалась.
На третий раз Тэлия попыталась ее приструнить. Началось все с того, что одна из горничных, причесывая девочку, нечаянно дернула ее за волосы. Та схватила щетку для волос и, не задумывалась, ударила ею служанку.
Тэлия взяла у нее щетку и протянула ее горничной.
— Дайте ей сдачи, — приказала она.
— Но… барышня, не могу… — запинаясь, сказала девушка.
— Ответственность я беру на себя. Дайте ей сдачи. Так же сильно, как она ударила вас.
К полному изумлению Элспет, горничная дала ей крепкого шлепка щеткой по попе.
Элспет открыла рот, чтобы завопить, от всей души закатить грандиозный скандал — то, что раньше всегда вынуждало других сделать так, как ей хочется.
Тэлия спокойно взяла стакан с водой и выплеснула ей в лицо.
— А теперь вот что, — сказала Тэлия, пока девочка шипела и отплевывалась. — Здесь будут новые правила все, — что ты сделаешь другому, ты получишь обратно. Раз ты не можешь научиться сначала думать, а потом делать, придется пожинать плоды. В конце концов, она не нарочно дернула тебя за волосы.
Она повернулась к горничной.
— Я уверена, что у вас есть и другие дела, кроме как прислуживать этой маленькой строптивой дряни.
Служанка отлично уловила намек: ее отпускают! Ее глаза весело заблестели. Ей явно не терпелось рассказать остальным о новых порядках.
— Да, госпожа, — сказала она и исчезла.
— А теперь, раз нельзя полагаться на то, что ты не злоупотребишь привилегией иметь горничную, тебе придется самой расчесывать свои волосы — а также и заботиться обо всем остальном. — Тэлия вручила щетку разинувшей рот от изумления Элспет и вышла.
Таким образом, Элспет пришлось перебиваться без помощи слуг.
Она выглядела как чучело, знала это и мучилась от этого. Слуги, по приказу королевы, не давали себе труда скрывать свою радость по поводу нового положения вещей; не стеснялись они и показать, что, по их мнению, Элспет только получает по заслугам. Придворные вели себя еще хуже: они улыбались и делали вид, будто ничего не случилось, но Элспет чувствовала, что про себя они смеются над ней. Тэлия продолжала проводить с ней время и помогала ей с волосами и одеждой — но только после вежливой просьбы. Это был совершенно неожиданный и неприятный поворот событий.
В качестве ответного хода Элспет разнесла детскую с целью доказать, что ей наплевать. Она провела очень приятное утро, опрокидывая мебель, сдирая с кровати простыни и одеяла и сваливая их кучей в середине комнаты, ломая игрушки и разбрасывая куски повсюду. Она сидела посреди всего этого разгрома, слегка запыхавшаяся и очень довольная, когда пришла Тэлия.
Та хладнокровно окинула взглядом руины детской.
— Что ж, — сказала она, — Полагаю, ты понимаешь, что детская останется в таком состоянии, пока ты в ней не приберешь.
Элспет разинула рот: она ожидала, что Тэлия рассердится. Потом до нее начал доходить смысл сказанного.
— Н-н-но где же я буду спать?
— Либо на полу посреди комнаты, либо на голом матрасе, дело твое. И то, и другое лучше, чем та постель, которую когда-либо имел Скиф, когда жил на улице, или я, когда стерегла овец. Если уж на то пошло, это лучшая постель, чем достается мне и сейчас, когда меня назначают в ночное, следить за ожеребом.
Элспет начала заплакала; Тэлия смотрела на нее совершенно бесстрастно. Когда слезы не принесли успеха, Элспет схватила деревянный кубик и в сердцах запустила его Тэлии в голову.
Это таки произвело впечатление — но не то, на которое рассчитывала Элспет. Тэлия легко увернулась от снаряда и, сжав губы, надвинулась на девочку. Прежде чем Элспет поняла, что происходит, Тэлия подняла ее за шкирку, отвесила три звонких, жгучих шлепка по попе и усадила обратно.
— В следующий раз, — предупредила она прежде, чем оскорбленная Элспет успела взвыть уже во всю мочь и заглушить ее слова, — шлепков будет шесть.
Затем она покинула комнату (хотя остановилась неподалеку, чего Элспет не знала), закрыв за собой дверь. Элспет доплакалась чуть не до рвоты, отказалась от ужина и уснула в ворохе одеял посередине комнаты.
Тэлия отлично знала, что одна пропущенная еда ребенку не повредит, однако сочла своим долгом явиться на следующее утро с обильным завтраком на подносе, держась так, словно ничего не произошло. Она помогла изрядно притихшей девочке искупаться и одеться и впервые за три дня расчесала ее спутанные волосы. Все шло хорошо до обеда, когда Элспет пожелала узнать, когда кто-нибудь уберет в ее комнате.
— В ней будет убрано тогда, когда ты сама это сделаешь, и не раньше, — непреклонно ответила Тэлия.
Это повлекло за собой новый припадок, еще одну брошенную в нее игрушку и обещанные шесть шлепков. Когда Тэлия уходила на дневные занятия, Элспет все еще плакала в углу.
По прошествии трех таких дней Тэлия, придя в детскую после ужина, увидела Элспет, безуспешно пытающуюся распутать клубок тяжелых одеял. Она уже поставила — более или менее на место — ту мебель, которую смогла поднять. Ни слова не говоря, Тэлия помогла девочке поставить остальную, вместе с ней собрала сломанные игрушки и разложила обратно по полкам. В эту ночь Элспет впервые за неделю спала в своей постели, а Тэлия держала ее за руку и пела ей, пока она не заснула.
Следующие сражения разразились из-за сломанных игрушек.
Когда игрушки, которые Элспет расколошматила, не оказались «волшебным образом» замененными, как это всегда случалось прежде, девочка захотела знать, почему?
— Очевидно, что ты не дорожила ими, поэтому новых ты не получишь, — сказала ей Тэлия. — Если тебе нужны игрушки, тебе придется самой починить сломанные.
За этим последовало повторение предыдущей недели — хотя на сей раз у Элспет хватило благоразумия ничего в Тэлию не бросать. Однако она снова рыдала до тех пор, пока не довела себя до рвоты, и к исходу пятого дня Тэлия смертельно устала от своей тактики. Она сочла, что пора положить этому конец, — поэтому взяла девочку, притащила ее в умывальную комнату и сунула в бадью с холодной водой.
— Ты доводила себя до тошноты, — сказала она как можно мягче, пока Элспет задыхалась и отплевывалась. — Раз ты не пожелала остановиться сама, я решила, что будет лучше, если тебя остановлю я.
Элспет позаботилась о том, чтобы никогда больше не плакать до рвоты, хотя на сей раз она продержалась еще целых две недели. Когда же они истекли, Тэлия увидела ее сидящей с кисточкой для клея в одной руке и сломанным игрушечным фургоном — в другой. К волосам, лицу и рукам принцессы прилипли кусочки бумаги, она с ног до головы вымазалась в клее, а на лице застыло совершенно жалкое выражение.
Одна медленная, непритворная слеза сползла по ее щеке, когда она поглядела снизу вверх на Тэлию.
— Я… я не знаю, как починить его, — сказала она тихо. — Я старалась., я правда, правда старалась… но он все равно не чинится!
Тэлия взяла у нее из рук игрушку и кисточку, а потом крепко обняла и поцеловала, забыв про клей.
— Давай я тебе помогу. Тебе с самого начала нужно было всего-навсего попросить меня.
На то, чтобы починить сломанные игрушки, ушла большая часть месяца, а некоторые оказались испорченными безвозвратно. Тэлия не предложила заменить их; Элспет устроила по этому поводу несколько сцен, но по сравнению с прежними представлениями они выглядели в лучшем случае вяло. Она начинала понимать, что в обществе Тэлии гораздо лучше находиться, когда она, Элспет, не устраивает тарарама. Тут Тэлия решила, что девочке пора начинать учиться.
После первого дня визга и воплей — только воплей, без какого-либо рукоприкладства или разрушений (по крайней мере этому-то Элспет научилась), Тэлия договорилась в Коллегии, что в течение недели не будет посещать утренние занятия.
К концу этой недели она чувствовала себя так, будто объезжала диких лошадей, зато Элспет смирилась с необходимостью учиться, и ей это даже начало (против воли) нравиться.
Постепенно количество хороших дней стало у Элспет превышать число плохих; по мере этого в ее жизнь возвращалось все больше и больше удобств. Вернулись слуги (она обращалась с ними словно со стеклянными, явно боясь, что они могут исчезнуть снова, если она хотя бы повысит на них голос); заменены были игрушки — сначала, одна за другой и без единого слова, те, что оказались непоправимо испорчены, затем те, что были сломаны, а потом неумело починены. Все, кроме одной куклы — той, которой Элспет оторвала руки и ноги, а Тэлия пришила обратно. Когда Элспет заметила, что испорченные игрушки заменяют, она стала держать эту куклу при себе и брать ее на ночь в постель. Тэлия улыбнулась про себя, растроганная — и кукла осталась.
Шаг вперед был сделан.
Теперь требовалось справиться еще с одной проблемой. Девочка действительно испытывала ужас перед Спутниками; они снились ей в кошмарах, и ее невозможно было уговорить пойти куда-либо, если это место находилось неподалеку от Поля.
Тэлия постаралась уничтожить последствия страшных сказок Хулды, рассказывая Элспет ходящие по Коллегии забавные истории и сплетни, в которых Спутники фигурировали не реже, чем ученики. Как только она сочла это возможным, она стала брать Элспет гулять перед сном, и с каждой прогулкой они как бы ненароком подходили все ближе и ближе к Спутникову Полю. Наконец она привела Элспет прямо на Поле, а Ролан следовал за ними на приличном расстоянии. Шли дни, девочка привыкла к его присутствию, и Тэлия попросила Спутника подойти поближе. Наконец настал день торжества, когда она посадила Элспет ему на спину. Их совместная короткая проездка излечила девочку от последних кошмаров и истерик и дала в руки Тэлии удобную награду за хорошее поведение, поскольку Элспет так же безоглядно влюбилась в Спутников, как прежде их боялась.
После этого наступили чудесные дни — дни, когда Элспет была ласковой, спокойной, когда ее общество доставляло удовольствие. А порой случались и несчастные дни, когда она опять превращалась в Отродье.
В такие дни на нее накатывали приступы ярости, она оскорбляла слуг (хотя никогда больше не поднимала на них руки), всячески обзывала Тэлию и громила свою детскую просто ради удовольствия ломать и крушить. До какого-то момента Тэлия это терпела, потом делала ей три предупреждения. Если и третье не помогало, Королевское Отродье получало королевскую же трепку и на некоторое время предоставлялось самому себе, пока сама не разыскивала Тэлию, чтобы попросить прощения.
Постепенно хорошие дни получили над плохими уже заметный перевес, и вскоре стало возможным привести девочку в чувство, просто напомнив ей о том, что она, кажется, опять начинает вести себя как «отродье».
Тэлия была измотана, но чувствовала себя вознагражденной за свои усилия. В возмещение невероятного количества времени, которое она тратила на девочку, ее на какой-то срок освободили сначала от дежурств, а затем и от обязанностей по наблюдению за ожеребом. По мере того как Отродье все больше и больше превращалось в Элспет, Тэлия снова начала исполнять эти обязанности. Когда Элспет стала больше интересоваться Спутниками и меньше их бояться, идея наблюдения за ожеребом (что летом являлось далеко не обременительной обязанностью, хотя зимой могло быть — и зачастую было — чистым кошмаром) захватила ее.
Спутники-кобылы не жеребились с такой же легкостью, как обычные лошади; когда подходило время, рядом с теми, кто Избрал, конечно, находился их Герольд или ученик, но еще не Избравшим некому было помочь. Если случались осложнения, зачастую минуты решали, будут ли жить кобыла или жеребенок. Конечно, Керен делала все, что было в ее силах, но она не могла находиться повсюду, да и ей самой тоже требовался сон. Поэтому, когда еще не Избравшая кобыла готовилась ожеребиться, одной из обязанностей учеников являлось безотлучно проводить возле нее ночи. Черед Тэлии выпал как раз после летнего равноденствия, и Элспет так горячо умоляла ее позволить подежурить с ней, что Тэлия смягчилась и уступила.
Она не рассчитывала, что из этого что-нибудь выйдет — да и сама кобыла, судя по тому, что Тэлия смогла узнать от Ролана, полагала, что ее срок жеребиться настанет еще, самое раннее, через неделю. Но, ко всеобщему удивлению, незадолго до полуночи кобыла разбудила Тэлию и ее маленькую подручную, настойчиво толкая их носом; роды уже шли полным ходом.
Именно Элспет побежала за Керен, когда опытному глазу Тэлии стало видно, что жеребенок идет не правильно; Элспет гладила морду кобылы и ворковала ей что-то ласково (и это существу, от которого несколько месяцев назад она бы в ужасе убежала), в то время как Керен и Тэлия переворачивали жеребенка.
И именно Элспет помогла потом трясущемуся маленькому жеребчику подняться на ноги и помогла обтереть его суровым полотенцем. Когда малыш принялся сосать, кобыла передала Керен какое-то сообщение; Керен ухмыльнулась, осторожно выдернула из ее хвоста несколько волос, и сонная, но счастливая Элспет получила сплетенные тут же, на месте, кольцо и браслет в качестве «благодарственного подарка от его мамы».
Она немедленно их надела и отказывалась снимать — и с тех пор не раз бывало, что когда Тэлия ожидала от нее вспышки ярости, она видела, как девочка гладит браслет, делает глубокий вдох и берет себя в руки. Та ночь ознаменовала настоящий перелом.
Наконец, уже спустя довольно много времени после летнего равноденствия, Элспет подошла к своей матери и попросила (так вежливо, что Селенэй только рот открыла от удивления) попросила разрешения пойти посмотреть на Тэлию во время ее дневных занятий.
— А ты спросила Тэлию, хочет ли она иметь зрителей? — спросила королева свою преобразившуюся дщерь.