Мерседес Лэки
Стрелы королевы
Глава первая
В листве шелестел легкий ветерок, но сидевшая под деревом девочка, похоже, не замечала ни ветра, ни, вообще, остального мира. На вид ей было лет тринадцать. Наряд ее был крайне прост и непритязателен; судя по всему, она принадлежала к одной из семей крепковеров. Крепковеры, замкнутые, отличавшиеся особой суровостью домашнего уклада люди, обосновались в приграничных землях королевства Вальдемар всего каких-то два поколения назад.
Наряд подростка (как и любой девушки из крепковеров) состоял из коричневых штанов и рубахи навыпуск; каштановые кудри были коротко подстрижены, но никак не желали укладываться в прическу, принятую у детей крепковеров. Каждый, знакомый с нравами этих людей, счел бы девочку весьма странной, поскольку, занимаясь обычной женской работой — расчесывая некрашеную шерсть — она читала книгу. Женщины у крепковеров редко владели грамотой, и уж конечно не читали ради развлечения. Чтение считалось исконно мужской привилегией. Девочкам, вообще, не полагалось учиться; девочка с книгой в руках — пусть она одновременно и делала положенную работу — выглядела здесь белой вороной.
Однако если бы кто-нибудь заглянул в этот момент в мысли этой странной девочки, то понял бы, что дело еще хуже, чем кажется на первый взгляд.
«… Рядом смутно вырисовывался силуэт Ваниэля; луны не было, и сквозь ветви тсуги, под которой они укрывались, проникал лишь неясный свет звезд. До нее доносилось едва слышное дыхание Ваниэля: они лежали так близко друг к другу, что, стоило подвинуть руку — и можно было коснуться его руки. Только выучка и сила воли помогали девушке сохранять самообладание при виде смертельной опасности, надвигающейся на Вальдемар. Света звезд, отражаемого снежным покровом, вполне хватало, чтобы увидеть эту опасность.
Под уступом, на котором они лежали, по узкому проходу между утесом Делкрэг и горой Турлос, текли полчища Служителей Тьмы. Наблюдавшие безмолвствовали; хранили молчание и воины. Лишь скрип снега, да порой хруст сломанной ветки или тихое позвякивание доспехов и конской сбруи выдавали их присутствие. В этом пугающе бесшумном продвижении чувствовался поразительный порядок. Нечего и надеяться, что лежащая дальше к югу крохотная застава Пограничной Стражи сможет выстоять против этих опытных воинов, каждый из которых к тому же чародей. Мало того, что каждый из защитников заставы окажется один против ста; на этот раз на Вальдемар идет не обычная орда варваров, неспособных избрать себе верховного вождя и поэтому заведомо обреченных на поражение. Нет, эти бойцы подчинены человеку с железной волей, и в их рядах есть место только закаленным и испытанным воинам.
Рука Ваниэля легонько коснулась ее плеча; девушка вздрогнула и вышла из оцепенения. Ваниэль слегка потянул ее за рукав, и девушка послушно выползла из зарослей.
— Что теперь? — прошептала она, поднимаясь на ноги, когда между ними и Слугами Тьмы встала каменная громада утеса.
— Один из нас должен известить короля, пока другой задержит их на том конце прохода…
— Интересно, с каким войском? — от страха голос ее прозвучал язвительно и резко.
— Ты забываешь, сестренка: мне не нужно войска. — Ваниэль вытянул руку перед собой, и внезапная вспышка на миг высветила насмешливую улыбку на его губах и залила белую форму Герольда жутковатым голубым сиянием. Девушка невольно содрогнулась; мрачное лицо Ваниэля всегда казалось ей немного зловещим, а уж в голубом свете выглядело просто демоническим. В Ваниэле чувствовалась какая-то болезненная притягательность. Этот человек был опасен, не то что его ближайший друг, неизменно мягкий и приветливый Бард Стефен. Возможно, Ваниэль являлся последним — и, некоторые говорили, лучшим — из Герольдов-магов. Всех остальных погубили Слуги Тьмы. Лишь Ваниэль оказался достаточно силен, чтобы выстоять против объединенной мощи зла. И хотя сама она обладала лишь крохой магического дара, она кожей чувствовала силу Ваниэля, даже когда он бездействовал.
— Между нами говоря, мы с моим Спутником стоим тысячи их мастеров-чернокнижников, — продолжал Ваниэль надменно. — К тому же в дальнем конце ущелье сужается, и там они смогут идти только по трое в ряд, не больше. Мы без труда задержим их там. И потом, я хочу убрать Стефена подальше отсюда; моему Ифандесу не вынести нас двоих, а ты такая легкая, что твоя Эвали вполне выдержит и тебя, и Стефена.
Девушка склонила голову, уступая его доводам.
— Хоть мне это совсем не нравится…
— Знаю, сестренка, но ведь у тебя почти нет магической силы, зато у твоей Эвали быстрые ноги. Ну, все. Чем скорее ты отправишься в путь, тем скорее приведешь подмогу.
— Ваниэль, — она коснулась варежкой его затянутой в перчатку руки. — Ты… будь осторожен. — Ей вдруг стало очень страшно за него. Она вспомнила, что, когда король посылал их на это задание, на лице Ваниэля промелькнуло обреченное выражение, словно его посылали на смерть.
— Непременно, сестренка. Клянусь тебе, я не стану рисковать без нужды.
Мгновение — и она уже крепко сидела в седле. Эвали под ней неслась, словно вьюга в конском обличье. Сидящий позади Стефен судорожно вцепился в ее пояс, и ей вдруг стало жаль Барда: ведь для него Эвали была чужой, он не умел слиться с лошадью, и ему оставалось только неуклюже цепляться; она же, отмеченная магией, доступной лишь Герольдам, ощущала себя единым целым со Спутником.
Они неслись безрассудно, сломя голову. Деревья жадно тянули к ним костлявые руки, словно пытаясь схватить и стащить со спины Эвали. Но Спутник каждый раз вовремя уклонялся, уворачиваясь, словно ласка, от когтистых ветвей.
— Слуги Тьмы! — прокричал Стефен ей в ухо, — Они, наверно, знают, что кто-то поехал за подкреплением. Они заставляют деревья нападать на нас!
Эвали избежала еще одной ловушки, и стало ясно, что Стефен прав — деревья и впрямь двигались осмысленно, а не качались беспорядочно на ветру. Ветви тянулись к ним жадно и злобно; девушка-Герольд затылком ощущала жаркое дыхание черной магии, словно дохнул зловонием питающийся падалью зверь. В расширенных глазах Эвали застыл ужас: видимо, и Спутник ощутил мощь тьмы.
Она еще раз стиснула ногами бока Эвали, и Спутник ответил новым рывком; пот выступал на шее и боках лошади и почти сразу замерзал. Деревья, казалось, затряслись от гнева и разочарования, когда путники наконец проскочили мимо последних и вырвались на придорожную насыпь.
Теперь перед ними открывалась прямая и ровная дорога к столице, и Эвали с торжествующим ржанием выскочила на нее, перемахнув через поваленный ствол лесного великана…»
Тэлия заморгала глазами, резко возвращаясь к действительности. Книга околдовала ее, она витала в мечтах, навеянных рассказом, но сейчас грезы рассеялись безвозвратно. Вдалеке кто-то выкрикивал ее имя. Тэлия мотнула головой, отбрасывая с глаз непослушную прядь волос. У порога дома маячила угловатая фигура Келдар, Первой Жены. Как всегда прямая, словно жердь, как всегда в темном платье, Келдар стояла подбоченившись, с суровым видом, означавшим, что долго ждать Тэлию она не намерена.
Девочка с тяжелым вздохом отложила работу и, смахнув камешки, которыми прижимала страницы, закрыла потрепанный томик в матерчатом переплете, старательно заложив книгу драгоценным обрывком ленты. Впрочем, Тэлия знала, что и без закладки легко найдет нужное место. Келдар, как нарочно, появилась в самый волнующий момент: Герольд Ваниэль остался один, окруженный Слугами Тьмы, и никто, кроме его Спутника и Барда Стефена, не знал, в какой он опасности. Тэлия хорошо изучила нрав Келдар и не сомневалась, что сможет вернуться к книге только через несколько часов, если не завтра. Келдар всегда мастерски выискивала повод лишить Тэлию чтения — даже тех крох, которые ей неохотно разрешили. Но никуда не денешься: Келдар — Первая Жена, главное лицо в Усадьбе. Ее полагалось слушаться беспрекословно, за любое неповиновение наказывали. Поэтому Тэлия поспешила на зов. Она бережно убрала книжку в корзинку, где уже лежали шерсть и веретено. Коробейник, отдавший ей этот томик на прошлой неделе, уверял, что книга никудышная, но для девочки она была дороже золота: до сих пор у Тэлии имелось всего две собственных книжки, и обе она перечитывала столько раз, что уже помнила наизусть. Эта же была новой, и сегодня благодаря ей Тэлия на час перенеслась во внешний мир, мир Герольдов и Спутников, возвышенных приключений и магии. После этого возвращение в обычный мир, где ее ждала лишь работа по дому и кислая мина Келдар, подействовало как ушат холодной воды. Тэлия постаралась стереть с лица недовольство — беда, если заметит Келдар — и с корзинкой в руке понуро поплелась по тропинке, ведущей к Усадьбе.
Но при взгляде на Первую Жену девочка поняла, что Келдар ее старания не обманули, и внутренне сжалась.
Обмануть Келдар было невозможно: она чуяла бунт, как собака закопанную кость. К тому же все признаки бунта имелись налицо, очевидные для любого, кто мало-мальски разбирается в детях: шаркающая походка, угрюмый взгляд… Келдар чуть поджала губы. Девчонке тринадцать лет, а она все еще не желает смириться с бременем, которое богам было угодно возложить на ее плечи! Что ж, скоро все изменится. Очень скоро на глупые сказки и безделье времени не останется.
— Не хмурься, дитя мое! — процедила Келдар, презрительно кривя тонкие губы. — Тебя зовут не для порки!
Конечно, в прошлом она не раз колотила Тэлию, чтобы наставить на путь истинный. Побои эти приносили крайне мало пользы и к тому же вызывали слабые протесты Матери ее Мужа. Но ведь дети должны слушаться — такова воля богов; и если для вразумления нужны побои, значит, их будут бить так сильно, как потребуется, и молиться, чтобы на сей раз урок пошел впрок.
Возможно, у нее, Келдар, недостаточно тяжелая рука. Что ж, если и впрямь дело в этом, то все еще поправимо.
Она смотрела, как девочка неохотно тащится по тропинке, шаркая ногами и поднимая пыль. Келдар отлично знала, что обращается с Тэлией очень сурово, порой даже несправедливо, но ничего не могла с собой поделать. Этот ребенок попросту выводил ее из терпения.
Кто бы мог подумать, что такое смирное и тупое существо, как Бесса, произведет на свет вот эдакую маленькую пакостницу? Девчонка порой вела себя как дикарка, строптивая и непокорная, — как только посмела Бесса родить такую дрянь? Что ж, в семье не без урода, но кто мог ожидать, что у Бессы к тому же хватит наглости умереть родами и свалить воспитание младенца на остальных Жен?
Тэлия настолько не походила на мать, что Келдар невольно вспоминались рассказы о подменышах. В самом деле: ребенок родился в канун летнего солнцестояния, а давно замечено, что в эту пору происходят всякие загадочные вещи. Ведь сходства с отцом, крепким, рослым, белокурым мужчиной, в девчонке не больше, чем с полной, светловолосой, болезненной матерью.
Но нет. Это суеверие, а суеверию нет места в жизни крепковеров. Просто в девчонке упрямства вдвое больше обычного. Но даже самые упрямые побеги можно согнуть. Или сломать.
И если у Келдар не хватает для этого сил, то среди крепковеров найдутся люди, которые легко справятся с этой задачей.
— Живее, дитя мое! — добавила Первая Жена, так и не дождавшись ответа Тэлии, — Тебя что, кнутом подгонять?
— Да, матушка. То есть нет, матушка! — отозвалась Тэлия так почтительно, как только могла. Она попыталась разгладить лоб в надежде угодить Келдар, заодно разглаживая подол рубахи дрожащей, потной от страха рукой.
«Зачем она меня позвала?» — гадала девочка в тревоге. Она по опыту знала, что ничего хорошего от таких вызовов обычно ждать не приходится.
— Ну, входи, входи! Мне что, весь день торчать из-за тебя на пороге? — по холодному голосу Келдар невозможно было догадаться, что уготовано Тэлии. От туго уложенной косы до аккуратно повязанного передника — в Келдар все создавало впечатление человека, всегда и всецело владеющего собой. Она считалась во всех отношениях образцовой Первой Женой и не упускала случая напомнить об этом окружающим. В присутствии Келдар Тэлия всегда робела. Как бы тщательно она ни готовилась к тому, чтобы предстать пред очи Первой Жены, она неизменно казалась себе взъерошенной и растрепанной, как последняя замарашка.
Торопясь протиснуться в дверь мимо внушительной фигуры Первой Жены, Тэлия слегка запнулась о порог. Келдар пренебрежительно хмыкнула, и девочка почувствовала, что краснеет. В Келдар было что-то такое, отчего Тэлия всегда чувствовала себя виноватой и неуклюжей. Собрав последние крохи самообладания, девочка проскользнула в дом. В сенях было темно; Тэлия хотела остановиться, чтобы глаза привыкли к темноте, но Келдар следовала за ней по пятам. Девочка ощупью пошла дальше, надеясь, что ни на что больше не налетит. Под ногами скрипели стертые деревянные половицы. Наконец она отворила дверь и вошла в горницу. Здесь было сразу три окна, и в лившемся из них свете Тэлии открылась картина, от которой у нее разом пересохло во рту от страха: вокруг обеденного стола из грубо оструганных досок восседали все Жены ее Отца. И все пристально на нее смотрели.
Восемь пар голубых и карих глаз пригвоздили девочку к месту, как птичку, окруженную голодными кошками. Восемь скучных, невыразительных лиц повернулись, нацелились на нее.
Тэлия сразу припомнила все свои прегрешения за последний месяц, от невымытой вовремя вчера посуды до несчастья с малышом, за которым ей полагалось смотреть и который забрался в козий закут. Проступков, за которые ее могли призвать к ответу, набиралось с полсотни, но ни один из них не был настолько серьезным, чтобы требовать общего собрания Жен, по крайней мере, так казалось Тэлии.
Если только… — Тэлия вздрогнула от одной мысли об этом, — если только они не узнали, что в полнолуние, когда можно читать без предательского света свечи, она лазала в библиотеку Отца. Отцовские книги были в основном о божественном, но Тэлии удалось откопать пару старых летописей, которые оказались почти так же интересны, как сказки, и она не устояла перед искушением. Если об этом стало известно…
Тогда ее ждет ежедневная порка в течение недели и месяц «изгнания», когда на ночь тебя запирают в чулане, а днем сторонятся, как от заразной, и никому не разрешается с тобой разговаривать и вообще замечать; только Келдар будет назначать работу по дому. Разумеется, самую грязную и тяжелую. За последний год такое случалось уже дважды. Тэлия задрожала. Она сомневалась, что сможет выдержать третий раз.
Келдар заняла свое место во главе стола и начала речь. После первых же ее слов все мрачные мысли вылетели из головы Тэлии.
— Что ж, дитя, — хмуро объявила Первая Жена, — Сегодня тебе исполняется тринадцать лет.
От облегчения у Тэлии голова пошла кругом. День ее Рождения? Только и всего? Она вздохнула свободнее и гораздо более уверенно встретила взгляды собравшихся Жен. Руки Тэлия, как подобает, сложила перед собой, глаза потупила. Уставившись на корзинку, стоящую у ее обутых в грубые башмаки ног, она приготовилась с должным почтением выслушать обычную лекцию о своих обязанностях, список которых рос с каждым Днем Рождения, сколько она себя помнила. Когда Жены сочтут, что Тэлия получила достаточно мудрых советов, ей позволят вернуться к работе (а главное — к книге).
Однако следующие слова Келдар камня на камне не оставили от ее спокойствия.
— Тринадцать! — многозначительно повторила Келдар, — Пришла пора подумать о Замужестве.
Тэлия побелела; сердце ее замерло. Замужество? О, Владычица милая, не надо!
Келдар внешне не подала виду, что заметила реакцию Тэлии, хотя глаза Первой Жены злорадно блеснули. Она безжалостно продолжала:
— Ты, конечно, еще не готова к этому, но ничего страшного. Месячные у тебя установились, ты здорова и сильна и вполне сможешь стать матерью прежде, чем закончится год. Тебе давно пора вступить Женой в Семью. Твой Почтенный Отец дает за тобой три добрых поля, так что приданое у тебя неплохое.
Судя по кислой гримасе Келдар, она считала, что такого приданого Тэлия не заслуживает. И, когда остальные Жены одобрительно забормотали что-то насчет щедрости Мужа, пальцы Келдар нервно стиснули край стола.
— Несколько Старейшин уже сватали тебя — в Первые Жены для своих сыновей или в Младшие Жены себе. Несмотря на твои неженственные замашки — все это чтение, письмо — мы дали тебе хорошее воспитание. Ты умеешь стряпать, стирать, шить, ткать и прясть, и тебе можно доверить маленького ребенка. Усадьбой управлять ты еще не сможешь, но в ближайшие годы от тебя этого и не потребуется. Даже если ты выйдешь за молодого и станешь его Первой Женой, то все равно на первых порах будешь жить в Усадьбе Отца твоего Мужа. Так что в целом ты вполне подготовлена для брака.
Келдар, видимо, сочла, что сказанного достаточно, и села, сложив руки под передником, прямая как палка. Одна из Младших Жен, Изрел, дождалась ее разрешающего кивка и немедленно подхватила нить лекции об имеющемся у падчерицы выборе.
Изрел во всем слушалась Келдар, и Тэлия всегда считала ее изрядной дурой. Что бы Младшая Жена ни сказала, она сразу смотрела на Келдар своими телячьими карими глазами, ожидая ее одобрения. Вот и теперь она поглядывала на Келдар через каждое слово.
— Видишь ли, то и другое неплохо; я хочу сказать, быть Первой Женой и быть Младшей Женой. Если ты станешь Первой Женой, твой Муж со временем обзаведется собственной Усадьбой, и ты будешь в ней хозяйкой. Зато если ты станешь Младшей Женой, тебе никогда не придется принимать никаких решений. Ты будешь жить в Усадьбе с налаженным хозяйством, так что тебе не придется ограничивать себя во всем, стараться свести концы с концами. Не нужно будет беспокоиться ни о чем, кроме работы по дому и вынашивания малюток. Мы ведь хотим тебе только счастья, Тэлия. Мы хотим, чтобы ты сама выбрала ту жизнь, для которой ты, по-твоему, лучше подходишь. Конечно, только жизнь, а не Мужа, — Изрел нервно хихикнула, — это было бы неприлично, и потом, ты, наверно, все равно не знаешь никого из женихов.
— Изрел! — одернула ее Келдар, и Младшая Жена испуганно съежилась. — Последнее замечание было неприличным и неподходящим для девичьих ушей! Ну, дитя, что же ты выбираешь?
О, Богиня! Тэлии хотелось умереть, улететь, обернувшись птицей, провалиться сквозь землю — все что угодно, лишь бы не это! Конец. Она в ловушке. Ее выдадут замуж, и она кончит как Нада, которую каждую ночь избивают так, что днем ей приходится носить блузы с высоким воротом, чтобы скрыть синяки. Или умрет, как мать, замученная слишком частыми родами. И даже если невероятно повезет, и ее Муж окажется добр или же настолько глуп, что не опасен, ее настоящей жизни, сказкам, придававшим существованию смысл, придет конец. На них просто не останется времени в бесконечном круговороте беременностей и домашних дел…
И, не успев подумать, что говорит, Тэлия ляпнула:
— Я вообще не хочу выходить замуж!
Тихие перешептывания и шорохи среди явно скучавших женщин смолкли, как по волшебству. Все остолбенели; на лицах застыло недоумение. Все девять Жен одинаково потрясенно и испуганно уставились на Тэлию. Молчание сомкнулось вокруг нее, словно черный омут.
— Тэлия, милая, — нарушая жуткую тишину, раздался позади нее тихий голос, и Тэлия с облегчением обернулась к Матери Отца, которая незамеченной сидела в углу. Мать Отца была из тех немногих людей, кто не считал, что все, что делает Тэлия, заведомо плохо. В этой комнате лишь ее добрые выцветшие глаза смотрели без осуждения. Говоря, старушка безотчетно, по привычке, поглаживала снежно-белую косу морщинистой рукой, покрытой коричневыми старческими пятнами.
— Да простит нас Мать, но мы и не подумали задать тебе этот вопрос. Ты чувствуешь Призвание? Быть может, Богиня призывает тебя служить Ей?
Тэлия надеялась на отсрочку, но это было куда хуже Замужества. Она с ужасом вспомнила тот день, когда мельком видела Храмовых Затворниц, проводящих жизнь в молитвах за души крепковеров. Вид этих крайне молчаливых, закутанных с головы до пят женщин, которым запрещалось покидать монастырь, запрещалось разговаривать, запрещалось… жить! — потряс Тэлию. Перед ней распахнулась западня еще страшнее, чем Замужество; одно воспоминание о Затворницах вызвало у нее ощущение удушья.
Тэлия неистово замотала головой, не в силах вымолвить ни слова: в горле застрял ком.
С грохотом отодвинув табурет, Келдар поднялась и надвинулась на испуганную девочку, которая не смела шелохнуться, как мышонок в когтях у кошки. Мертвой хваткой сжав плечи Тэлии, она тряхнула так, что у девочки лязгнули зубы.
— Что с тобой творится, девчонка? — гневно вопросила Первая Жена. — Ты не хочешь Почтенного Замужества, ты не хочешь Покоя Богини, чего же ты хочешь?
«Все, чего я хочу, — это чтобы меня оставили в покое, — подумала Тэлия в тихом отчаянии, — Я не хочу ничего менять…»
Но этот предатель, ее язык, снова не сдержался и помимо воли Тэлии выболтал ее мечту. До нее вдруг донесся собственный голос, произнесший:
— Я хочу быть Герольдом.
Келдар поспешно, с брезгливым ужасом отпустила ее плечи, словно обнаружила, что держала в руках какую-то мерзость, выползшую из навозной кучи.
— Ты… ты… — Наверное, впервые в жизни невозмутимая Келдар не могла найти слов. Потом, опомнившись, она обрушилась на Мать Мужа, как на козла отпущения.
— Теперь вы видите, к чему приводит цацканье с детьми? Вот что выходит, когда позволяешь девчонке занестись слишком высоко. Чтение! Счет! Девушке не нужно знать больше, чем требуется, чтобы сделать надписи на банках с вареньем, пересчитать припасы или не дать себя обсчитать торговцу! Я предупреждала вас и вашего драгоценного Андреана, что случится, если позволить девчонке забивать себе голову дурацкими сказками! — Келдар снова повернулась к Тэлии. — А теперь, детка, я возьмусь за тебя всерьез…
Но Тэлии в комнате уже не было.
Она воспользовалась тирадой Келдар, чтобы попятиться к двери. Выскочив из горницы прежде, чем кто-либо успел заметить ее маневр, девочка со всех ног помчалась по Усадьбе. Ее душили рыдания, в голове стучала одна-единственная мысль — бежать! Миновав амбары, Тэлия выскочила за частокол; ветер бил в лицо, ужас придавал ногам прыти. Она неслась через поля, где ее хлестали колосья и трава по пояс высотой, и дальше — по извилистой тропе сквозь густой подлесок. Она бежала к своему убежищу, о котором, кроме нее, не знала ни одна живая душа.
Лес заканчивался крутым обрывом, под которым вилась Дорога. Два года назад Тэлия наткнулась на нечто вроде пещерки, образовавшейся под корнями гигантского дерева, росшего на самом краю обрыва. Тэлия выстелила свой тайник соломой и старым тряпьем, натасканным потихоньку из дома; там она прятала две другие свои книги. Все время, что ей удавалось выкроить от работы по дому, она проводила в своей берлоге. Место было замечательное: девочку невозможно было заметить ни сверху, с края обрыва, ни снизу, с Дороги. Сейчас Тэлия добежала до пещеры, заползла внутрь и в изнеможении зарылась в тряпки, плача навзрыд, трясясь в ознобе и со страхом прислушиваясь к малейшему звуку наверху.
Ибо, как ни глубоко было ее отчаяние, Тэлия знала, что должна быть настороже — ведь ее вот-вот начнут искать. И действительно, вскоре до нее донеслись голоса слуг, зовущих ее. Когда они подошли совсем близко, девочка уткнулась лицом в тряпки, чтобы заглушить рыдания; слезы тихо капали из глаз, а она вся превратилась в слух, с ужасом ожидая радостного восклицания «Вот она!». Раз десять Тэлия думала, что пропала, однако челядь, похоже, потеряла ее след. Наконец голоса затихли, и она смогла выплакаться вволю.
Отчаяние захлестнуло ее с новой силой; Тэлия обхватила колени руками и, раскачиваясь взад-вперед, рыдала, пока не иссякли слезы в воспаленных глазах. Она совершенно обессилела; даже мысли ползли медленно, словно придавленные безысходностью. Что теперь делать? Вернуться и попросить прощения? Но все прежние наказания покажутся детской забавой по сравнению с карой, которой Келдар подвергнет ее теперь за неприличное и строптивое поведение. Что ее постигнет дальше, решат Келдар и Отец. И уж теперь-то Келдар постарается выбрать для непокорной падчерицы самого ужасного мужа. Тэлию либо прикуют цепями брака к выжившему из ума слюнявому старику, чтобы ее лапали по ночам, а днем она служила сиделкой, либо отдадут какому-нибудь грубому и жестокому скоту, с наказом научить ее уму-разуму. Келдар, верно, подберет такого же живодера, как Юстас, старший брат Тэлии, — девочка вздрогнула, вспомнив, как он стоял над ней с раскаленной кочергой в руке, сияя от злобной радости… Она поспешно отогнала воспоминание. Но даже такая участь — блаженство в сравнении с тем, что ждет Тэлию, если ее решат отдать в Храмовые Служительницы. У Служительниц Богини еще меньше свободы и еще больше обязанностей, чем у Святых Затворниц. Они живут и умирают, ни разу не побывав дальше того монастырского коридора, к которому приставлены…
И в любом случае, какое бы будущее ей ни уготовили, с книгами, единственной отдушиной, помогавшей ей убегать от тоскливой действительности, будет покончено. Уж об этом Келдар позаботится.
Какое-то время девочка обдумывала еще одну возможность: сбежать, навсегда уйти из Усадьбы, из земель крепковеров. Потом вспомнила лица бродячих батраков, которых ей доводилось встречать на Ярмарках Найма: иззябшие, голодные, отчаянно ищущие кого-нибудь, кто взял бы их в Усадьбу. И еще, Тэлия ни разу не видела среди них женщин. Из «глупых сказок», что она прочла, она уяснила одно: жизнь бродяги опасна, а порой и гибельна для неподготовленных и беззащитных. А какая подготовка у нее, Тэлии? Какая защита? Все ее богатство — одежда, что на ней, да эти рваные тряпки, да две книжки — и больше ничего. Как ей защитить себя? Она даже ножом толком пользоваться ее умеет. Она станет легкой добычей для любого злодея.
Наряд подростка (как и любой девушки из крепковеров) состоял из коричневых штанов и рубахи навыпуск; каштановые кудри были коротко подстрижены, но никак не желали укладываться в прическу, принятую у детей крепковеров. Каждый, знакомый с нравами этих людей, счел бы девочку весьма странной, поскольку, занимаясь обычной женской работой — расчесывая некрашеную шерсть — она читала книгу. Женщины у крепковеров редко владели грамотой, и уж конечно не читали ради развлечения. Чтение считалось исконно мужской привилегией. Девочкам, вообще, не полагалось учиться; девочка с книгой в руках — пусть она одновременно и делала положенную работу — выглядела здесь белой вороной.
Однако если бы кто-нибудь заглянул в этот момент в мысли этой странной девочки, то понял бы, что дело еще хуже, чем кажется на первый взгляд.
«… Рядом смутно вырисовывался силуэт Ваниэля; луны не было, и сквозь ветви тсуги, под которой они укрывались, проникал лишь неясный свет звезд. До нее доносилось едва слышное дыхание Ваниэля: они лежали так близко друг к другу, что, стоило подвинуть руку — и можно было коснуться его руки. Только выучка и сила воли помогали девушке сохранять самообладание при виде смертельной опасности, надвигающейся на Вальдемар. Света звезд, отражаемого снежным покровом, вполне хватало, чтобы увидеть эту опасность.
Под уступом, на котором они лежали, по узкому проходу между утесом Делкрэг и горой Турлос, текли полчища Служителей Тьмы. Наблюдавшие безмолвствовали; хранили молчание и воины. Лишь скрип снега, да порой хруст сломанной ветки или тихое позвякивание доспехов и конской сбруи выдавали их присутствие. В этом пугающе бесшумном продвижении чувствовался поразительный порядок. Нечего и надеяться, что лежащая дальше к югу крохотная застава Пограничной Стражи сможет выстоять против этих опытных воинов, каждый из которых к тому же чародей. Мало того, что каждый из защитников заставы окажется один против ста; на этот раз на Вальдемар идет не обычная орда варваров, неспособных избрать себе верховного вождя и поэтому заведомо обреченных на поражение. Нет, эти бойцы подчинены человеку с железной волей, и в их рядах есть место только закаленным и испытанным воинам.
Рука Ваниэля легонько коснулась ее плеча; девушка вздрогнула и вышла из оцепенения. Ваниэль слегка потянул ее за рукав, и девушка послушно выползла из зарослей.
— Что теперь? — прошептала она, поднимаясь на ноги, когда между ними и Слугами Тьмы встала каменная громада утеса.
— Один из нас должен известить короля, пока другой задержит их на том конце прохода…
— Интересно, с каким войском? — от страха голос ее прозвучал язвительно и резко.
— Ты забываешь, сестренка: мне не нужно войска. — Ваниэль вытянул руку перед собой, и внезапная вспышка на миг высветила насмешливую улыбку на его губах и залила белую форму Герольда жутковатым голубым сиянием. Девушка невольно содрогнулась; мрачное лицо Ваниэля всегда казалось ей немного зловещим, а уж в голубом свете выглядело просто демоническим. В Ваниэле чувствовалась какая-то болезненная притягательность. Этот человек был опасен, не то что его ближайший друг, неизменно мягкий и приветливый Бард Стефен. Возможно, Ваниэль являлся последним — и, некоторые говорили, лучшим — из Герольдов-магов. Всех остальных погубили Слуги Тьмы. Лишь Ваниэль оказался достаточно силен, чтобы выстоять против объединенной мощи зла. И хотя сама она обладала лишь крохой магического дара, она кожей чувствовала силу Ваниэля, даже когда он бездействовал.
— Между нами говоря, мы с моим Спутником стоим тысячи их мастеров-чернокнижников, — продолжал Ваниэль надменно. — К тому же в дальнем конце ущелье сужается, и там они смогут идти только по трое в ряд, не больше. Мы без труда задержим их там. И потом, я хочу убрать Стефена подальше отсюда; моему Ифандесу не вынести нас двоих, а ты такая легкая, что твоя Эвали вполне выдержит и тебя, и Стефена.
Девушка склонила голову, уступая его доводам.
— Хоть мне это совсем не нравится…
— Знаю, сестренка, но ведь у тебя почти нет магической силы, зато у твоей Эвали быстрые ноги. Ну, все. Чем скорее ты отправишься в путь, тем скорее приведешь подмогу.
— Ваниэль, — она коснулась варежкой его затянутой в перчатку руки. — Ты… будь осторожен. — Ей вдруг стало очень страшно за него. Она вспомнила, что, когда король посылал их на это задание, на лице Ваниэля промелькнуло обреченное выражение, словно его посылали на смерть.
— Непременно, сестренка. Клянусь тебе, я не стану рисковать без нужды.
Мгновение — и она уже крепко сидела в седле. Эвали под ней неслась, словно вьюга в конском обличье. Сидящий позади Стефен судорожно вцепился в ее пояс, и ей вдруг стало жаль Барда: ведь для него Эвали была чужой, он не умел слиться с лошадью, и ему оставалось только неуклюже цепляться; она же, отмеченная магией, доступной лишь Герольдам, ощущала себя единым целым со Спутником.
Они неслись безрассудно, сломя голову. Деревья жадно тянули к ним костлявые руки, словно пытаясь схватить и стащить со спины Эвали. Но Спутник каждый раз вовремя уклонялся, уворачиваясь, словно ласка, от когтистых ветвей.
— Слуги Тьмы! — прокричал Стефен ей в ухо, — Они, наверно, знают, что кто-то поехал за подкреплением. Они заставляют деревья нападать на нас!
Эвали избежала еще одной ловушки, и стало ясно, что Стефен прав — деревья и впрямь двигались осмысленно, а не качались беспорядочно на ветру. Ветви тянулись к ним жадно и злобно; девушка-Герольд затылком ощущала жаркое дыхание черной магии, словно дохнул зловонием питающийся падалью зверь. В расширенных глазах Эвали застыл ужас: видимо, и Спутник ощутил мощь тьмы.
Она еще раз стиснула ногами бока Эвали, и Спутник ответил новым рывком; пот выступал на шее и боках лошади и почти сразу замерзал. Деревья, казалось, затряслись от гнева и разочарования, когда путники наконец проскочили мимо последних и вырвались на придорожную насыпь.
Теперь перед ними открывалась прямая и ровная дорога к столице, и Эвали с торжествующим ржанием выскочила на нее, перемахнув через поваленный ствол лесного великана…»
Тэлия заморгала глазами, резко возвращаясь к действительности. Книга околдовала ее, она витала в мечтах, навеянных рассказом, но сейчас грезы рассеялись безвозвратно. Вдалеке кто-то выкрикивал ее имя. Тэлия мотнула головой, отбрасывая с глаз непослушную прядь волос. У порога дома маячила угловатая фигура Келдар, Первой Жены. Как всегда прямая, словно жердь, как всегда в темном платье, Келдар стояла подбоченившись, с суровым видом, означавшим, что долго ждать Тэлию она не намерена.
Девочка с тяжелым вздохом отложила работу и, смахнув камешки, которыми прижимала страницы, закрыла потрепанный томик в матерчатом переплете, старательно заложив книгу драгоценным обрывком ленты. Впрочем, Тэлия знала, что и без закладки легко найдет нужное место. Келдар, как нарочно, появилась в самый волнующий момент: Герольд Ваниэль остался один, окруженный Слугами Тьмы, и никто, кроме его Спутника и Барда Стефена, не знал, в какой он опасности. Тэлия хорошо изучила нрав Келдар и не сомневалась, что сможет вернуться к книге только через несколько часов, если не завтра. Келдар всегда мастерски выискивала повод лишить Тэлию чтения — даже тех крох, которые ей неохотно разрешили. Но никуда не денешься: Келдар — Первая Жена, главное лицо в Усадьбе. Ее полагалось слушаться беспрекословно, за любое неповиновение наказывали. Поэтому Тэлия поспешила на зов. Она бережно убрала книжку в корзинку, где уже лежали шерсть и веретено. Коробейник, отдавший ей этот томик на прошлой неделе, уверял, что книга никудышная, но для девочки она была дороже золота: до сих пор у Тэлии имелось всего две собственных книжки, и обе она перечитывала столько раз, что уже помнила наизусть. Эта же была новой, и сегодня благодаря ей Тэлия на час перенеслась во внешний мир, мир Герольдов и Спутников, возвышенных приключений и магии. После этого возвращение в обычный мир, где ее ждала лишь работа по дому и кислая мина Келдар, подействовало как ушат холодной воды. Тэлия постаралась стереть с лица недовольство — беда, если заметит Келдар — и с корзинкой в руке понуро поплелась по тропинке, ведущей к Усадьбе.
Но при взгляде на Первую Жену девочка поняла, что Келдар ее старания не обманули, и внутренне сжалась.
Обмануть Келдар было невозможно: она чуяла бунт, как собака закопанную кость. К тому же все признаки бунта имелись налицо, очевидные для любого, кто мало-мальски разбирается в детях: шаркающая походка, угрюмый взгляд… Келдар чуть поджала губы. Девчонке тринадцать лет, а она все еще не желает смириться с бременем, которое богам было угодно возложить на ее плечи! Что ж, скоро все изменится. Очень скоро на глупые сказки и безделье времени не останется.
— Не хмурься, дитя мое! — процедила Келдар, презрительно кривя тонкие губы. — Тебя зовут не для порки!
Конечно, в прошлом она не раз колотила Тэлию, чтобы наставить на путь истинный. Побои эти приносили крайне мало пользы и к тому же вызывали слабые протесты Матери ее Мужа. Но ведь дети должны слушаться — такова воля богов; и если для вразумления нужны побои, значит, их будут бить так сильно, как потребуется, и молиться, чтобы на сей раз урок пошел впрок.
Возможно, у нее, Келдар, недостаточно тяжелая рука. Что ж, если и впрямь дело в этом, то все еще поправимо.
Она смотрела, как девочка неохотно тащится по тропинке, шаркая ногами и поднимая пыль. Келдар отлично знала, что обращается с Тэлией очень сурово, порой даже несправедливо, но ничего не могла с собой поделать. Этот ребенок попросту выводил ее из терпения.
Кто бы мог подумать, что такое смирное и тупое существо, как Бесса, произведет на свет вот эдакую маленькую пакостницу? Девчонка порой вела себя как дикарка, строптивая и непокорная, — как только посмела Бесса родить такую дрянь? Что ж, в семье не без урода, но кто мог ожидать, что у Бессы к тому же хватит наглости умереть родами и свалить воспитание младенца на остальных Жен?
Тэлия настолько не походила на мать, что Келдар невольно вспоминались рассказы о подменышах. В самом деле: ребенок родился в канун летнего солнцестояния, а давно замечено, что в эту пору происходят всякие загадочные вещи. Ведь сходства с отцом, крепким, рослым, белокурым мужчиной, в девчонке не больше, чем с полной, светловолосой, болезненной матерью.
Но нет. Это суеверие, а суеверию нет места в жизни крепковеров. Просто в девчонке упрямства вдвое больше обычного. Но даже самые упрямые побеги можно согнуть. Или сломать.
И если у Келдар не хватает для этого сил, то среди крепковеров найдутся люди, которые легко справятся с этой задачей.
— Живее, дитя мое! — добавила Первая Жена, так и не дождавшись ответа Тэлии, — Тебя что, кнутом подгонять?
— Да, матушка. То есть нет, матушка! — отозвалась Тэлия так почтительно, как только могла. Она попыталась разгладить лоб в надежде угодить Келдар, заодно разглаживая подол рубахи дрожащей, потной от страха рукой.
«Зачем она меня позвала?» — гадала девочка в тревоге. Она по опыту знала, что ничего хорошего от таких вызовов обычно ждать не приходится.
— Ну, входи, входи! Мне что, весь день торчать из-за тебя на пороге? — по холодному голосу Келдар невозможно было догадаться, что уготовано Тэлии. От туго уложенной косы до аккуратно повязанного передника — в Келдар все создавало впечатление человека, всегда и всецело владеющего собой. Она считалась во всех отношениях образцовой Первой Женой и не упускала случая напомнить об этом окружающим. В присутствии Келдар Тэлия всегда робела. Как бы тщательно она ни готовилась к тому, чтобы предстать пред очи Первой Жены, она неизменно казалась себе взъерошенной и растрепанной, как последняя замарашка.
Торопясь протиснуться в дверь мимо внушительной фигуры Первой Жены, Тэлия слегка запнулась о порог. Келдар пренебрежительно хмыкнула, и девочка почувствовала, что краснеет. В Келдар было что-то такое, отчего Тэлия всегда чувствовала себя виноватой и неуклюжей. Собрав последние крохи самообладания, девочка проскользнула в дом. В сенях было темно; Тэлия хотела остановиться, чтобы глаза привыкли к темноте, но Келдар следовала за ней по пятам. Девочка ощупью пошла дальше, надеясь, что ни на что больше не налетит. Под ногами скрипели стертые деревянные половицы. Наконец она отворила дверь и вошла в горницу. Здесь было сразу три окна, и в лившемся из них свете Тэлии открылась картина, от которой у нее разом пересохло во рту от страха: вокруг обеденного стола из грубо оструганных досок восседали все Жены ее Отца. И все пристально на нее смотрели.
Восемь пар голубых и карих глаз пригвоздили девочку к месту, как птичку, окруженную голодными кошками. Восемь скучных, невыразительных лиц повернулись, нацелились на нее.
Тэлия сразу припомнила все свои прегрешения за последний месяц, от невымытой вовремя вчера посуды до несчастья с малышом, за которым ей полагалось смотреть и который забрался в козий закут. Проступков, за которые ее могли призвать к ответу, набиралось с полсотни, но ни один из них не был настолько серьезным, чтобы требовать общего собрания Жен, по крайней мере, так казалось Тэлии.
Если только… — Тэлия вздрогнула от одной мысли об этом, — если только они не узнали, что в полнолуние, когда можно читать без предательского света свечи, она лазала в библиотеку Отца. Отцовские книги были в основном о божественном, но Тэлии удалось откопать пару старых летописей, которые оказались почти так же интересны, как сказки, и она не устояла перед искушением. Если об этом стало известно…
Тогда ее ждет ежедневная порка в течение недели и месяц «изгнания», когда на ночь тебя запирают в чулане, а днем сторонятся, как от заразной, и никому не разрешается с тобой разговаривать и вообще замечать; только Келдар будет назначать работу по дому. Разумеется, самую грязную и тяжелую. За последний год такое случалось уже дважды. Тэлия задрожала. Она сомневалась, что сможет выдержать третий раз.
Келдар заняла свое место во главе стола и начала речь. После первых же ее слов все мрачные мысли вылетели из головы Тэлии.
— Что ж, дитя, — хмуро объявила Первая Жена, — Сегодня тебе исполняется тринадцать лет.
От облегчения у Тэлии голова пошла кругом. День ее Рождения? Только и всего? Она вздохнула свободнее и гораздо более уверенно встретила взгляды собравшихся Жен. Руки Тэлия, как подобает, сложила перед собой, глаза потупила. Уставившись на корзинку, стоящую у ее обутых в грубые башмаки ног, она приготовилась с должным почтением выслушать обычную лекцию о своих обязанностях, список которых рос с каждым Днем Рождения, сколько она себя помнила. Когда Жены сочтут, что Тэлия получила достаточно мудрых советов, ей позволят вернуться к работе (а главное — к книге).
Однако следующие слова Келдар камня на камне не оставили от ее спокойствия.
— Тринадцать! — многозначительно повторила Келдар, — Пришла пора подумать о Замужестве.
Тэлия побелела; сердце ее замерло. Замужество? О, Владычица милая, не надо!
Келдар внешне не подала виду, что заметила реакцию Тэлии, хотя глаза Первой Жены злорадно блеснули. Она безжалостно продолжала:
— Ты, конечно, еще не готова к этому, но ничего страшного. Месячные у тебя установились, ты здорова и сильна и вполне сможешь стать матерью прежде, чем закончится год. Тебе давно пора вступить Женой в Семью. Твой Почтенный Отец дает за тобой три добрых поля, так что приданое у тебя неплохое.
Судя по кислой гримасе Келдар, она считала, что такого приданого Тэлия не заслуживает. И, когда остальные Жены одобрительно забормотали что-то насчет щедрости Мужа, пальцы Келдар нервно стиснули край стола.
— Несколько Старейшин уже сватали тебя — в Первые Жены для своих сыновей или в Младшие Жены себе. Несмотря на твои неженственные замашки — все это чтение, письмо — мы дали тебе хорошее воспитание. Ты умеешь стряпать, стирать, шить, ткать и прясть, и тебе можно доверить маленького ребенка. Усадьбой управлять ты еще не сможешь, но в ближайшие годы от тебя этого и не потребуется. Даже если ты выйдешь за молодого и станешь его Первой Женой, то все равно на первых порах будешь жить в Усадьбе Отца твоего Мужа. Так что в целом ты вполне подготовлена для брака.
Келдар, видимо, сочла, что сказанного достаточно, и села, сложив руки под передником, прямая как палка. Одна из Младших Жен, Изрел, дождалась ее разрешающего кивка и немедленно подхватила нить лекции об имеющемся у падчерицы выборе.
Изрел во всем слушалась Келдар, и Тэлия всегда считала ее изрядной дурой. Что бы Младшая Жена ни сказала, она сразу смотрела на Келдар своими телячьими карими глазами, ожидая ее одобрения. Вот и теперь она поглядывала на Келдар через каждое слово.
— Видишь ли, то и другое неплохо; я хочу сказать, быть Первой Женой и быть Младшей Женой. Если ты станешь Первой Женой, твой Муж со временем обзаведется собственной Усадьбой, и ты будешь в ней хозяйкой. Зато если ты станешь Младшей Женой, тебе никогда не придется принимать никаких решений. Ты будешь жить в Усадьбе с налаженным хозяйством, так что тебе не придется ограничивать себя во всем, стараться свести концы с концами. Не нужно будет беспокоиться ни о чем, кроме работы по дому и вынашивания малюток. Мы ведь хотим тебе только счастья, Тэлия. Мы хотим, чтобы ты сама выбрала ту жизнь, для которой ты, по-твоему, лучше подходишь. Конечно, только жизнь, а не Мужа, — Изрел нервно хихикнула, — это было бы неприлично, и потом, ты, наверно, все равно не знаешь никого из женихов.
— Изрел! — одернула ее Келдар, и Младшая Жена испуганно съежилась. — Последнее замечание было неприличным и неподходящим для девичьих ушей! Ну, дитя, что же ты выбираешь?
О, Богиня! Тэлии хотелось умереть, улететь, обернувшись птицей, провалиться сквозь землю — все что угодно, лишь бы не это! Конец. Она в ловушке. Ее выдадут замуж, и она кончит как Нада, которую каждую ночь избивают так, что днем ей приходится носить блузы с высоким воротом, чтобы скрыть синяки. Или умрет, как мать, замученная слишком частыми родами. И даже если невероятно повезет, и ее Муж окажется добр или же настолько глуп, что не опасен, ее настоящей жизни, сказкам, придававшим существованию смысл, придет конец. На них просто не останется времени в бесконечном круговороте беременностей и домашних дел…
И, не успев подумать, что говорит, Тэлия ляпнула:
— Я вообще не хочу выходить замуж!
Тихие перешептывания и шорохи среди явно скучавших женщин смолкли, как по волшебству. Все остолбенели; на лицах застыло недоумение. Все девять Жен одинаково потрясенно и испуганно уставились на Тэлию. Молчание сомкнулось вокруг нее, словно черный омут.
— Тэлия, милая, — нарушая жуткую тишину, раздался позади нее тихий голос, и Тэлия с облегчением обернулась к Матери Отца, которая незамеченной сидела в углу. Мать Отца была из тех немногих людей, кто не считал, что все, что делает Тэлия, заведомо плохо. В этой комнате лишь ее добрые выцветшие глаза смотрели без осуждения. Говоря, старушка безотчетно, по привычке, поглаживала снежно-белую косу морщинистой рукой, покрытой коричневыми старческими пятнами.
— Да простит нас Мать, но мы и не подумали задать тебе этот вопрос. Ты чувствуешь Призвание? Быть может, Богиня призывает тебя служить Ей?
Тэлия надеялась на отсрочку, но это было куда хуже Замужества. Она с ужасом вспомнила тот день, когда мельком видела Храмовых Затворниц, проводящих жизнь в молитвах за души крепковеров. Вид этих крайне молчаливых, закутанных с головы до пят женщин, которым запрещалось покидать монастырь, запрещалось разговаривать, запрещалось… жить! — потряс Тэлию. Перед ней распахнулась западня еще страшнее, чем Замужество; одно воспоминание о Затворницах вызвало у нее ощущение удушья.
Тэлия неистово замотала головой, не в силах вымолвить ни слова: в горле застрял ком.
С грохотом отодвинув табурет, Келдар поднялась и надвинулась на испуганную девочку, которая не смела шелохнуться, как мышонок в когтях у кошки. Мертвой хваткой сжав плечи Тэлии, она тряхнула так, что у девочки лязгнули зубы.
— Что с тобой творится, девчонка? — гневно вопросила Первая Жена. — Ты не хочешь Почтенного Замужества, ты не хочешь Покоя Богини, чего же ты хочешь?
«Все, чего я хочу, — это чтобы меня оставили в покое, — подумала Тэлия в тихом отчаянии, — Я не хочу ничего менять…»
Но этот предатель, ее язык, снова не сдержался и помимо воли Тэлии выболтал ее мечту. До нее вдруг донесся собственный голос, произнесший:
— Я хочу быть Герольдом.
Келдар поспешно, с брезгливым ужасом отпустила ее плечи, словно обнаружила, что держала в руках какую-то мерзость, выползшую из навозной кучи.
— Ты… ты… — Наверное, впервые в жизни невозмутимая Келдар не могла найти слов. Потом, опомнившись, она обрушилась на Мать Мужа, как на козла отпущения.
— Теперь вы видите, к чему приводит цацканье с детьми? Вот что выходит, когда позволяешь девчонке занестись слишком высоко. Чтение! Счет! Девушке не нужно знать больше, чем требуется, чтобы сделать надписи на банках с вареньем, пересчитать припасы или не дать себя обсчитать торговцу! Я предупреждала вас и вашего драгоценного Андреана, что случится, если позволить девчонке забивать себе голову дурацкими сказками! — Келдар снова повернулась к Тэлии. — А теперь, детка, я возьмусь за тебя всерьез…
Но Тэлии в комнате уже не было.
Она воспользовалась тирадой Келдар, чтобы попятиться к двери. Выскочив из горницы прежде, чем кто-либо успел заметить ее маневр, девочка со всех ног помчалась по Усадьбе. Ее душили рыдания, в голове стучала одна-единственная мысль — бежать! Миновав амбары, Тэлия выскочила за частокол; ветер бил в лицо, ужас придавал ногам прыти. Она неслась через поля, где ее хлестали колосья и трава по пояс высотой, и дальше — по извилистой тропе сквозь густой подлесок. Она бежала к своему убежищу, о котором, кроме нее, не знала ни одна живая душа.
Лес заканчивался крутым обрывом, под которым вилась Дорога. Два года назад Тэлия наткнулась на нечто вроде пещерки, образовавшейся под корнями гигантского дерева, росшего на самом краю обрыва. Тэлия выстелила свой тайник соломой и старым тряпьем, натасканным потихоньку из дома; там она прятала две другие свои книги. Все время, что ей удавалось выкроить от работы по дому, она проводила в своей берлоге. Место было замечательное: девочку невозможно было заметить ни сверху, с края обрыва, ни снизу, с Дороги. Сейчас Тэлия добежала до пещеры, заползла внутрь и в изнеможении зарылась в тряпки, плача навзрыд, трясясь в ознобе и со страхом прислушиваясь к малейшему звуку наверху.
Ибо, как ни глубоко было ее отчаяние, Тэлия знала, что должна быть настороже — ведь ее вот-вот начнут искать. И действительно, вскоре до нее донеслись голоса слуг, зовущих ее. Когда они подошли совсем близко, девочка уткнулась лицом в тряпки, чтобы заглушить рыдания; слезы тихо капали из глаз, а она вся превратилась в слух, с ужасом ожидая радостного восклицания «Вот она!». Раз десять Тэлия думала, что пропала, однако челядь, похоже, потеряла ее след. Наконец голоса затихли, и она смогла выплакаться вволю.
Отчаяние захлестнуло ее с новой силой; Тэлия обхватила колени руками и, раскачиваясь взад-вперед, рыдала, пока не иссякли слезы в воспаленных глазах. Она совершенно обессилела; даже мысли ползли медленно, словно придавленные безысходностью. Что теперь делать? Вернуться и попросить прощения? Но все прежние наказания покажутся детской забавой по сравнению с карой, которой Келдар подвергнет ее теперь за неприличное и строптивое поведение. Что ее постигнет дальше, решат Келдар и Отец. И уж теперь-то Келдар постарается выбрать для непокорной падчерицы самого ужасного мужа. Тэлию либо прикуют цепями брака к выжившему из ума слюнявому старику, чтобы ее лапали по ночам, а днем она служила сиделкой, либо отдадут какому-нибудь грубому и жестокому скоту, с наказом научить ее уму-разуму. Келдар, верно, подберет такого же живодера, как Юстас, старший брат Тэлии, — девочка вздрогнула, вспомнив, как он стоял над ней с раскаленной кочергой в руке, сияя от злобной радости… Она поспешно отогнала воспоминание. Но даже такая участь — блаженство в сравнении с тем, что ждет Тэлию, если ее решат отдать в Храмовые Служительницы. У Служительниц Богини еще меньше свободы и еще больше обязанностей, чем у Святых Затворниц. Они живут и умирают, ни разу не побывав дальше того монастырского коридора, к которому приставлены…
И в любом случае, какое бы будущее ей ни уготовили, с книгами, единственной отдушиной, помогавшей ей убегать от тоскливой действительности, будет покончено. Уж об этом Келдар позаботится.
Какое-то время девочка обдумывала еще одну возможность: сбежать, навсегда уйти из Усадьбы, из земель крепковеров. Потом вспомнила лица бродячих батраков, которых ей доводилось встречать на Ярмарках Найма: иззябшие, голодные, отчаянно ищущие кого-нибудь, кто взял бы их в Усадьбу. И еще, Тэлия ни разу не видела среди них женщин. Из «глупых сказок», что она прочла, она уяснила одно: жизнь бродяги опасна, а порой и гибельна для неподготовленных и беззащитных. А какая подготовка у нее, Тэлии? Какая защита? Все ее богатство — одежда, что на ней, да эти рваные тряпки, да две книжки — и больше ничего. Как ей защитить себя? Она даже ножом толком пользоваться ее умеет. Она станет легкой добычей для любого злодея.