Уилл бросил на нее удивленный взгляд:
   — Хэл? Разве он не должен работать с нами на этой неделе? Он в моем списке, мы должны добраться сегодня до его сцены, если повезет. А до сих пор нам везло. Такими темпами мы закончим сегодня сцену сорок три!
   — Или на днях, — рассеянно проговорила Зои, наблюдая, как Хэл приближается к ним. Интересно, Коннел уже успел рассказать ему о своей победе? Может, он вернулся домой слишком поздно и все гости уже разошлись? Она почувствовала, что неудержимо краснеет, и нагнулась над сценарием. Как только она посмотрит Хэлу в глаза, она поймет, говорил он уже с Коннелом или нет. Хэл недостаточно хороший актер, чтобы скрыть что-то подобное. Но она не спешила. В конце концов, если Хэл начнет болтать о ней, она это узнает: слухи распространяются быстро.
   Уилл с беспокойством взглянул на нее:
   — Что-то случилось, Зои? Ты весь день кидаешься на людей.
   Она и не отрицала.
   — Извини. Просто тяжелый день.
   — Неудача в личной жизни или нечто женское? — спросил Уилл, набивая рот еще одной порцией спагетти.
   Уилл всегда очень много ел, сколько она его помнила. Что ж, это нормально при его работе. Камеры не такие уж легкие, хотя Уилл и утверждал, что, когда он учился, они были гораздо тяжелее. Неудивительно, что он такой большой и сильный.
   Уилл хороший. Очень хороший. Он работал с удивительными людьми: с режиссерами, которых она уважала, с актерами, о которых она только мечтала.
   — У меня не ладится в личной жизни, — тихо произнесла Зои.
   — Расскажешь?
   Она покачала головой:
   — Нет, это слишком личное.
   — Иногда помогает выговориться. Начинаешь на все по-другому смотреть. Я волнуюсь за тебя, Зои. Ты это отлично знаешь.
   Она знала, и от этого ей было немного грустно, потому что Уилл оставался для нее только другом.
   — Спасибо, Уилл, — сказала она мягко. — Ты один из моих самых лучших друзей. Он криво усмехнулся:
   — Только друг, да? Она положила на его руку свою ладонь:
   — Сколько у тебя по-настоящему хороших друзей? У меня их не так уж много.
   Уилл погладил ее по руке.
   — Ты изменилась. Стала мягче, нежнее. Ты влюблена, Зои? В этом все дело?
   Она покраснела, потом побледнела. И высвободила руку. Но ответить не успела.
   — Привет! — услышала она голос Хэла. Зои подняла голову, прохладно ему улыбнулась и, встретившись глазами с Хэлом, вздохнула с облегчением: Коннел ничего не говорил ему!
   — Привет, Хэл, — ответила она почти спокойно, чувствуя на себе взгляд Уилла. Он уловил ее тон, но решил, что Зои просто раздражается на Хэла, как обычно. Уголком глаза она заметила веселую усмешку, которую оператор тщетно пытался спрятать.
   — Я пришел сообщить, что сумел уговорить Коннела… — Хэл просто сиял от самодовольства. — Он позволит нам использовать свой сад, надо только подписать контракт, гарантирующий ему возмещение убытков.
   Зои совсем забыла о своей идее, а после вчерашнего вечера вовсе не была уверена, что хотела бы видеть ее осуществленной.
   — Я буду говорить с компанией относительно контракта, — сказала она медленно, затем послала Хэлу самую обаятельную из своих улыбок. — Спасибо, Хэл, я тебе очень благодарна.
   — Все в порядке, мне было приятно заниматься этим. А когда вы будете снимать мою сцену? Зои махнула рукой в сторону Уилла.
   — Спроси у оператора.
   — Сегодня, только позже, — предположил тот. Хэл вздохнул и кивнул:
   — Хорошо. Пойду пока играть в карты.
   Было не очень разумно сообщать это Зои, но она промолчала. Если кто-нибудь из компании узнает, что она разрешает это, у нее будут неприятности. Вряд ли спонсорам понравится, что они платят людям за то, что те играют в карты. Впрочем, им должно быть известно, что каждая сцена готовится подолгу и в это время актерам совершенно нечего делать. Они читают, вяжут, вышивают, учат роль, сплетничают, играют в карты, в домино или в шахматы — в общем, стараются убить время. И Зои не возражала. Ей было все равно, чем они занимаются.
   Когда Хэл ушел, Уилл вопросительно посмотрел на нее:
   — О чем это он?
   — А, это мы вчера были на вечере у его кузена…
   Брови Уилла иронически приподнялись. — Вы с Хэлом? На вечере вместе? Я и понятия не имел, что ты встречаешься с ним. Мой Бог, только не говори мне, что ты влюблена в Хэла Таксфорда! Ты не настолько глупа.
   — Это даже не смешно. — Она покраснела. — Ты прекрасно знаешь, что я о нем думаю. Просто мы были на одной и той же вечеринке.
   — Да? — протянул Уилл, и она сердито засмеялась.
   — Да! Я приехала с сестрой и ее мужем, а он работает с кузеном Хэла.
   Почему она объясняет? Какое отношение Уилл имеет к ее личной жизни?
   — Кузен? Кто он?
   — Хиллиер. Коннел Хиллиер. — Она выговорила имя без запинки и страшно этому обрадовалась. — Он управляет строительной фирмой, у него очень красивый дом около деревни под названием Рукби…
   — А они там есть?
   — Кто?
   — Грачи .
   — Понятия не имею. Было темно. Мы с Хэлом говорили о его роли в саду…
   — В темноте? — съехидничал Уилл. Зои свирепо посмотрела на него.
   — Прекрати! В саду было полно людей, и вообще мы просто вышли подышать свежим воздухом.
   — Ты что-то очень горячо реагируешь на Хэла. Я начинаю ревновать. Ты что-то скрываешь?
   — Конечно, нет. — По крайней мере, что касается Хэла, ей скрывать нечего. К счастью, Уилл еще не додумался связать ее нервозность с кузеном Хэла. — На Хэла я реагирую как обычно. И вообще, ты будешь слушать? Этот сад ограждает высокая стена из красного кирпича, а шпалеры увиты розами. Многие из них еще цветут. Там так здорово, что я подумала, не снять ли в этом саду сцену Хэла с Линдой?
   Пролистав сценарий, Уилл нашел сцену, о которой шла речь, и перечитал ее.
   — Да, это хорошая идея — изменить фон; это всегда придает глубину фильму, но можем ли мы позволить себе это? Сколько этот парень хочет? Вот в чем вопрос.
   — Хэл ничего не говорил о деньгах.
   — Если его кузен — бизнесмен, его адвокаты заговорят об этом при составлении контракта. Стоит ли игра свеч?
   — Посмотрим сначала, что он хочет, потом решим. Нам до этой сцены еще дней десять. — Зои посмотрела на часы. — О, Господи! Пора, Уилл!
   Подъезжая в тот вечер к своему дому, она была как на иголках. Не признаваясь себе, Зои втайне ждала, что увидит автомобиль Коннела около дома. Но нигде не было ни малейших признаков его присутствия.
   Первым делом она включила автоответчик. Два сообщения касались ее работы. Потом раздался голос Санчи:
   — Что случилось? Почему ты убежала? Марк очень рассердился. Мы тебя привезли. Это дом его босса. Ты обидела Коннела, а Марк совсем не хочет, чтобы ты причиняла его боссу какие-нибудь неприятности. Может, соблаговолишь позвонить и объяснить, что случилось?
   Ну уж нет! Не собирается она ничего объяснять Санче.
   Автоответчик затрещал, и она услышала Филипа Кросса, который принялся за свои почти ежедневные жалобы на ее непомерные расходы:
   — Вы снова превысили бюджет, Зои. Но мы же не Голливуд. Сцена праздника, модное платье… Кто занимается костюмами? Зачем вам модельерши? Зачем вы выписали их из Лондона? И слишком много расходов на транспорт. Надо сократить число машин…
   Слушая вполуха, Зои ела жареного лосося, салат, фрукты. Если бы этот зануда оказался сейчас рядом с ней, она бы сказала ему все, что о нем думает.
   Филип стонал почти все время, пока она ела. Когда Зои взяла стакан апельсинового сока, рука у нее задрожала: как раз в этот момент из автоответчика раздался голос Коннела. Далекий, почти перекрываемый шумом моря.
   — Зои! Я должен уехать за границу, — коротко сообщил он, как будто разговаривал с одной из своих служащих! — Когда вернусь, не знаю. Увидимся.
   Зои успела сесть прежде, чем у нее подкосились ноги.
   Любовники не разговаривают так друг с другом. В его тоне не было и намека на какое-нибудь теплое чувство.
   Она безразлична ему.
   Это же ясно как божий день! Зои заподозрила это сразу, когда обнаружила, что Коннел ушел, не простившись, не оставив даже записки. Он переспал с ней и ушел, не оборачиваясь…
   Злость и стыд охватили ее. Не в силах больше сидеть на месте, она бросилась убирать со стола, приводить в порядок кухню. Потом поднялась наверх и занялась работой.
   Как ни странно, ночью Зои спала. Вероятно, потому, что не спала накануне и слишком переутомилась. Но ей снились сны. Она спешила за Коннелом, который то исчезал, то появлялся где-то впереди, а она никак не могла догнать его. Они проходили по комнатам, в которых она никогда не бывала. Коннел шел впереди, не оглядываясь. Зои звала его, но он не оборачивался. Она просыпалась, снова засыпала и видела все те же сны, полные боли от непереносимой утраты.
   Когда она проснулась, подушка у нее была мокра от слез.
   Неужели вот так и разбиваются сердца? Она никогда не верила, что сердце можно разбить. Она презирала тех, кто так думал. Сердца не разбиваются. Это всего лишь орган — работает себе и работает, как машина. Тук, тук, тук. Гонит кровь по жилам, давая людям жизнь, и не разбивается.
   Но ее разбилось. Она делала все автоматически, совершенно не интересуясь тем, что делала. Ни сердце, ни мозг в этом не участвовали.
   Всю оставшуюся часть недели Зои была занята только работой. О Коннеле ничего не было слышно, но адвокаты компании сообщили ей, что связались с его адвокатом и договорились о съемках в саду. Адвокат попросил только временный депозит на случай повреждений или каких-нибудь неожиданностей. Если съемочная группа будет вести себя безупречно, депозит возвратят. Адвокаты были довольны переговорами. Филип Кросс — тоже.
   — Только удостоверьтесь лично, что никакого ущерба не причинено, а то нам предъявят иск! — ворчал его голос на ее автоответчике.
   Хэл сказал ей, что Коннел отправился в Аргентину по делу.
   — Небось, флиртует там с черноглазыми сеньоритами. Уж я-то его знаю!
   Зои усмехнулась в ответ. Ревность сжигала ее, но она ничем себя не выдала. Только сердито сказала:
   — Ради Бога, Хэл, не мог бы ты попробовать говорить так, будто ты живой человек, а не запись на автоответчике!
   Хэл нахмурился. Это было его коронное выражение лица. Зои не удивилась бы, узнав, что он хмурится даже во сне. Его поклонницам это нравилось: свирепый взгляд, тяжелые сжатые челюсти, грубый мужской голос.
   — Но я говорю те слова, которые у меня по сценарию!
   Сладким голосом она заметила:
   — Хэл, но роль надо не говорить, а играть? Я знаю, это трудно, но не мог бы ты попытаться, а, Хэл? Ты ведь учился в театральном колледже. Чему-нибудь тебя ведь там учили?
   Все вокруг замерли.
   Сказать такое Хэлу? Этого не ожидали даже от нее! Публично унизить одного из самых популярных актеров телевидения! У Хэла отвисла челюсть. Он тоже не мог поверить, что не ослышался.
   — Начнем снова, — скомандовала Зои. — Все готовы? Уилл? Звук? Хэл, прекрати дуться.
   — А ты прекрати ворчать, — пробормотал он так тихо, что услышала его только она.
   — Что ты сказал?
   — Ничего! — Он — впервые в жизни! — блестяще сыграл невинного человека, которого пытаются оклеветать. — Я просто репетирую, Она знала, что неуклюже пытается свалить все с больной головы на здоровую, но ничего не могла с собой поделать. Любовь, как зубная боль, не давала забыть о себе, отвлечься. Она жила где-то глубоко внутри ее существа и то и дело давала о себе знать.
   С Зои это случилось впервые, и она не знала, что ей теперь делать. Как продолжать жить и улыбаться, когда хочется кричать? Как перестать жалеть себя, срываться по любому поводу? Она и не догадывалась раньше, что любовь может до такой степени подчинить себе человека…
   В ту субботу она обедала с Санчей и Марком. Санча пробовала рецепты испанской кухни из поваренной книги, которую Марк купил ей. Обед начался с множества острых закусок. Здесь были и артишоки с приправой из уксуса, прованского масла и пряностей, и крошечные жареные рыбешки, и фаршированные анчоусами вареные яйца, и тунец в томатном соусе, и креветки. Но вершиной кулинарного искусства Санчи было блюдо, которое она называла «цыпленок по-андалузски», — куриная грудка, которую часа два тушили на медленном огне с кусочками бекона, томатом, красным перцем и тонкими ломтиками очень острых жареных сосисок.
   — Chorizo al diablo, — сказал Марк. — Сосиски с пряностями.
   Он учил испанский, потому что следующей весной они собирались пожить немного в Испании, и Марк хотел непременно объясняться с продавцами и официантами в ресторанах на их языке.
   — Ммм… восхитительно, — сказала Зои, попробовав сосиски. — Я как-нибудь сделаю такие же. С ними ведь можно делать пиццу?
   — Жаль, что ты не умеешь готовить, — поддразнил ее Марк.
   — Я умею, но у меня нет времени, — холодно отозвалась она.
   — И того, для кого готовить.
   Санча почувствовала себя неловко. — Пойду принесу пудинг, — сказала она, собирая со стола грязную посуду.
   Чтобы избежать колкостей Марка, Зои вышла с сестрой в кухню.
   — Ты знаешь, что Коннел опять в Южной Америке? — спросила Санча.
   — Да, я слышала. — Зои отвернулась.
   — Марк думает, что он опять собирается в экспедицию. Коннел любит Южную Америку. Он явно предпочитает бизнесу путешествия по экзотическим местам. Но это имеет свою неприятную сторону. Когда Коннел вне пределов досягаемости, это задерживает принятие решений. Марк, конечно, со многими проблемами справляется сам, но, когда речь идет о крупных финансовых вложениях, необходимо согласие Коннела.
   Зои с трудом сдерживала слезы. Значит, Коннел собирается уехать надолго? Мысль о том, что они никогда больше не увидятся, казалась ей непереносимой. Надо улыбаться! Но это причиняло такую боль… Однако, если Санча и Марк обо всем догадаются, будет еще хуже.
   После всего, что она говорила о мужчинах и о любви, признаться, что сама — впервые в жизни — влюбилась в человека, который к тому же не отвечает ей взаимностью?
   — Марк, подозревает, что он убегает, — продолжала Санча.
   — Что ты имеешь в виду? Убегает? От чего?
   — От кого, а не от чего! Марк говорит, что Бьянка имеет на него виды. Она продолжает звонить, заглядывает в офис под самыми разными предлогами. Любая неосмотрительность может стоить Коннелу потери свободы, вот он и решил оставить страну!
   Зои рассердилась:
   — Разве нельзя объясниться, убедить ее, что он не собирается на ней жениться?
   И почему Бьянка считает, что Коннел женится на ней? Он что, и с ней спал?
   — Ты видела ее. По-твоему, она из тех, кто согласится скромно исчезнуть?
   — Если сказать ей достаточно прямо, она будет вынуждена!
   Санча взглянула на сестру с сожалением:
   — Все, что ты знаешь о людях, уместилось бы на почтовой марке. Такие женщины не признают слова «нет». Коннел красив и богат. Она не собирается упускать его только потому, что он, видите ли, не хочет жениться. Упомянуть о браке — значит уже допустить его возможность. Потом не отвертишься. Не исключено, что Коннел прав, уехав из страны.
   Зои размышляла об этом вечером, подъезжая к своему холодному, одинокому коттеджу. Интересно, вернется Коннел когда-нибудь или нет? Может, она никогда его больше не увидит. Зои не сводила глаз с ветрового стекла, но едва ли замечала что-либо.
   Уже зарядили унылые осенние дожди. На мокрых мостовых валялись обломанные ветром голые ветки, опавшие желтые листья липли к асфальту. Дрожа от холода, Зои вылезла из машины и застыла, услышав сзади какой-то шорох. Там, в темноте, кто-то скрывался.
   Только бы не Ларри опять! — подумала она, кидаясь к дому в надежде захлопнуть дверь прежде, чем он догонит ее.
   — Это я, Зои! — послышался голос из темноты, когда Зои уже почти добралась до двери. Она узнала этот голос, и спазм сжал ей горло. Резко обернувшись, не веря своим глазам, она смотрела, как Коннел подходит к ней — высокий, красивый, с блестящими в темноте глазами…
   — Ты вернулся, — произнесла Зои, нервно сглотнув, и с удивлением отметила, что голос у нее прозвучал так буднично и спокойно, словно она спрашивала Уилла, готовы ли камеры. Никто не заметил бы, что творилось внутри у нее в тот момент: сердце яростно билось, ноги подкашивались, жар охватил все тело. Она снова горела в огне желания.
   — Где ты была? Я жду тебя уже несколько часов. Суббота — твой выходной. Я думал, ты будешь дома.
   — Я обедала с Санчей и Марком.
   Они переговаривались небрежно и просто, как знакомые. Значит, так он и относится к ней? Как к женщине, с которой познакомился случайно и которую почти не знал!
   Ее затрясло при одной этой мысли. Он знал ее лучше, чем кто-нибудь, видел при разных обстоятельствах.. И вот…
   — Черт! Я думал позвонить Марку, но не хотелось говорить сейчас о работе, а рассказала ли ты им о нас, я не знал.
   — О нас? — с недоумением повторила она, поеживаясь от порыва ветра.
   Коннел внимательно посмотрел в ее бледное лицо.
   — Здесь холодно. Мы войдем в дом, или ты сегодня не собираешься приглашать меня к себе?
   Зои беспомощно посмотрела на него, слезы стояли у нее в глазах.
   — Уходи, Коннел. Пожалуйста, уходи. Я очень устала. У меня нет сил бороться с тобой сегодня.
   — Почему ты плачешь?
   — Я не плачу!
   — Я же вижу!
   — Уходи, убирайся! — выкрикнула она, пытаясь открыть дверь. Но ей никак не удавалось вставить ключ в замок, руки слишком сильно дрожали.
   Отстранив ее, Коннел взял у нее ключ и отпер дверь.
   Она попыталась проскользнуть мимо него, но он следовал за ней по пятам, все еще с ключом в руке. Потом закрыл дверь и включил свет.
   — Послушай, я устала. Я хочу, чтобы ты ушел!
   Она многое хотела бы сказать ему, но не осмеливалась, боясь разрыдаться. Гордость не позволяла ей унижаться перед ним. Коннел не должен узнать, каковы ее истинные чувства.
   Он прошел мимо нее, и она услышала, что он включил центральное отопление, поставил чайник. Он ориентировался в ее доме почти так же хорошо, как она сама.
   Зои сняла дубленку. Повесила ее. Медленно и неохотно побрела в кухню.
   — Я думала, ты в Аргентине.
   — Я был там. Но вернулся.
   Коннел поставил на стол чашки, молочник, сахарницу. Как всегда, он действовал быстро и умело.
   — Санча думала, ты собираешься остаться там.
   — В самом деле? У твоей сестры богатое воображение. Но она ошибается. У меня была деловая поездка. Я решил заключить там крупный контракт.
   — Значит, Санча вовсе не ошиблась. Ты будешь жить там.
   — Не обязательно. Я пошлю кого-нибудь. Хотя бы Марка: он говорит по-испански.
   — Марка? А как же Санча и дети? Она собирается открыть свое дело, а дети не говорят по-испански и…
   — Мы не можем упустить такой контракт, — нетерпеливо прервал ее Коннел. — Но в любом случае я обговорю это с Марком, прежде чем принять Окончательное решение.
   — Хочешь сказать «не лезь не в свое дело», да? Но Санча и ее дети — это мое дело. Я люблю их и не хочу, чтобы их разлучили.
   — Ты думаешь, Марк не позаботится об этом? Я уверен, они с Санчей все обсудят, прежде чем он решит переселиться в Аргентину.
   — У Марка устаревшие взгляды. Он думает, что его работа касается только его одного. Вряд ли он всерьез воспринимает решение Санчи открыть свое дело.
   Чайник закипел. Коннел заварил чай, накрыл заварочный чайник стеганым чехлом, чтобы тот не остыл. Зои наблюдала за ним, удивляясь, насколько этот человек «домашний» при всей своей великолепной мужественности.
   — Так или иначе, Зои, это будут решать Марк и Санча. Тебе недостаточно своих неприятностей?
   — Прекрати! Ты постоянно диктуешь мне, что делать. Почему бы тебе самому не воспользоваться собственным советом и не лезть в чужие дела? Уйди и оставь меня в покое, хорошо?
   Коннел завладел ее руками, прежде чем она поняла, что он намерен сделать. Притянув ее к себе, он резко сказал:
   — Нет, Зои!
   Она взглянула ему в глаза и утонула в их бездонной глубине. Потрясенная, она замолчала.
   — Ты не бросишь меня, Зои. Я не позволю тебе.
   Голос у нее был низким и сердитым. С жадностью он прильнул к губам Зои, так что голова у нее запрокинулась. Она вынуждена была схватиться за него, чтобы удержаться на ногах.
   Он отпустил ей руки, ласково взял ее лицо в свои ладони и страстно поцеловал. Зои поднялась на цыпочки, чтобы ответить на его поцелуй, оставив попытки скрыть от него свои чувства, вся во власти охватившего ее желания.
   Он что-то тихо говорил между поцелуями. Сперва она не могла разобрать, что именно. Потом услышала:
   — Я люблю тебя, черт побери. Люблю… Зои заплакала. Коннел поднял голову, у него в глазах была неистовая страсть.
   — Я не должен был говорить этого, — хрипло простонал он. — Я знал, что это напугает тебя. Но я не могу ничего с собой поделать, Зои. Если ты попытаешься бросить меня, я за себя не отвечаю. Я… я не знаю, на что я способен.
   Слезы текли у нее по лицу. Она прильнула к нему, обнимая за шею, перебирая пальцами его густые черные волосы.
   — Я люблю тебя, глупый! Неужели ты не видишь? Я с ума по тебе схожу!
   Глубокий, страстный стон вырвался из груди Коннела, и их губы снова встретились.
   Наконец, оторвавшись от ее губ, он настойчиво спросил:
   — Ты выйдешь за меня замуж, Зои!
   — Конечно! — без колебаний ответила она и на мгновение представила лицо Санчи, когда та узнает.