– Ну ладно, должна же я когда-нибудь лишиться невинности, так почему бы не сейчас?
– Потому что, любовь моя, боюсь, именно в данный момент я вряд ли могу чем-либо тебе помочь, – мрачно заметил Марк, а Энни не удержалась от удавленного смешка, взглянув ниже его пояса…
– О! Теперь я поняла, о чем вы… Вы не справились с моей девственностью? О, Марк, простите… – Девушка скромно потупилась, впрочем едва заметно улыбаясь при этом, затем выпростала вперед руку и спросила: – Можно ли в данном случае чем-либо помочь нам обоим?
Марк поймал ее пальчики, поднес к губам, смеясь, в его глазах заплясали чертики.
– Ты очень быстро всему учишься. Подозреваю, что в глубине души ты очень испорченная штучка. Энни, в другой раз и с удовольствием, но не сейчас. Тебе надо набраться терпения, если ты хочешь заниматься сексом, – поначалу это не совсем простое дело. Было бы непростительной глупостью бросаться в секс очертя голову, потому что так можно напрочь отбить к нему охоту. А мы ведь не хотим этого, так, Энни?
– Да, но…
– Мы будем делать каждый раз по маленькому шажку вперед, – сверкнул глазами Марк. – Энни, тебе это может показаться странным, но не надо излишне волноваться, надо только запомнить, что это требует времени и соответствующего настроя.
Энни поморщилась от разочарования, а Марк искоса поглядывал на нее, проверяя реакцию на его слова.
– Бедняжка Энни, тебе очень хочется, скажи, да? – мягко спросил Марк.
Энни густо покраснела, но сумела кивнуть и даже нашла силы попытаться улыбнуться.
– Любовь похожа на музыку, – прошептал Марк. – Иногда она требует импровизаций, нетрадиционных решений…
Марк подкатился ближе к девушке, потянулся, чтобы ее поцеловать, и Энни с готовностью подставила ему губы. Она действовала страстно, совсем позабыв, что еще недавно отвергала любые проявления ласки с его стороны.
Марк осторожно и нежно коснулся ее рукой, девушка издала стон удовольствия, зажмурилась. Он поцеловал ее в шею, спустился ниже, к грудям, потом еще ниже. Его губы стали жаркими, требовательными, ждущими. Энни затрепетала, а когда Марк прикоснулся к внутренней части ее бедер, когда она ощутила его теплый влажный язык в самом сокровенном своем месте, у нее вырвался хриплый грудной звук. Марк нашел-таки ключ к замочку, всего несколько мгновений назад бывшему запертым для него.
Энни не противилась этому несколько необычному способу выражения чувственности, более того, она полностью отдалась на волю чувств, подчиняясь бешеному ритму, который заставлял ее голову метаться из стороны в сторону на подушке, ритму, который бросал ее в жар. Девушка раскрыла губы, и из ее уст вырвался низкий, страстный стон, который говорил, что она на пороге взрыва чувственности, равнодушная ко всему, кроме жгучего желания дождаться развязки. И когда этот момент действительно наступил, она почти потеряла сознание, настолько сильным оказалось потрясение. Она кричала и кричала от экстаза, пока понемногу он не пошел на убыль. А потом обессилено откинулась, эмоционально опустошенная, чуть надломленная, но умиротворенная, без кровинки на лице.
Марк лежал рядом с ней. Энни с трудом боролась со сном, сейчас она могла бы спокойно проспать целых сто лет, как та принцесса из сказки. Вся разница была лишь в том, что вокруг не было зарослей чертополоха, она сама не была заколдована, а ее принц не пробирался сквозь заросли того чертополоха к ней, а был тут же, лежал рядышком с ней на постели. Какое-то время она лежала молча, затем нашла в себе силы прошептать:
– Благодарю вас.
– Я тоже получил удовольствие, – хрипло рассмеявшись, ответил Марк.
Девушка обернулась к нему, губы у нее пылали жаром, манили обещанием…
– В другой раз, Энни, – возразил Марк, поигрывая ее локонами. – Как ни неприятно мне это говорить, но у нас больше нет времени. Мы только успеваем позавтракать и сразу же возвращаемся в Париж.
Девушка склонила голову набок и удивленно посмотрела на Марка.
– Как, прямо сейчас?
Марк расхохотался.
– Вчера ты так стремилась в Париж…
– Неужели это было только вчера? – Девушке хотелось остаться с Марком навсегда, ей ничуть не хотелось уезжать. Она грустно вздохнула. – Все так странно, не находите? Мы знакомы неполные сутки, а у меня такое ощущение, что я знаю вас всю мою жизнь.
– Знаешь историю наших жизней, – поправил ее Марк, и девушка нервно сглотнула.
– О, Марк… я хотела бы все-таки знать…
– Правда ли все это? – Его темные глаза вновь заблестели, наполняясь внутренней уверенностью. – Да, Энни, это правда.
Энни очень боялась задеть Марка и постаралась сказать как можно мягче:
– Я знаю, что вы в этом убеждены, но не я, хотя и готова вам поверить. Марк, я действительно хотела бы вам верить. Но во мне есть очень маленькая, но страшно здравомыслящая частичка, которая и противится признать все это правдой.
Марк спокойно выслушал девушку и заверил ее:
– Энни, в этом уже нет необходимости. Я привез тебя сюда потому, что хотел убедить в том, что мы уже знали друг друга прежде, но сейчас я понял, что теперь это уже неважно. Сейчас важно совсем иное – то, что случилось с нами только что. Мой замысел был в том, чтобы заставить нас вспомнить, что мы уже знали друг друга в прошлом и просто позабыли об этом. Но ведь ты прекрасно понимаешь, что вспомнить такое – отнюдь не простое дело. Нужен был какой-то особый случай, чрезвычайное происшествие, чтобы я действительно вспомнил свою прошлую жизнь. Возможно, права и ты, и я действительно стал жертвой чрезмерно развитого и живого воображения. Да вдобавок еще и детское восхищение подвигом английского летчика. – Марк пожал плечами и закончил: – Но сейчас все это уже не имеет никакого значения.
Энни подалась вперед и нежно поцеловала его в губы. Их уста слились, жаркие, страстные, жадные. Когда они оторвались друг от друга, Марк со вздохом заметил:
– Нам придется поторапливаться – тебе предстоит встретиться с директором-распорядителем французской звукозаписывающей фирмы и познакомиться с несколькими его ответственными сотрудниками сегодня в час дня. А потом у тебя будет фотосъемка в танцевальном зале отеля.
Марк соскочил с постели, взял со спинки стула полосатый золотисто-черный халат и надел его, завязав пояс.
Энни вздрогнула и вся внутренне насторожилась.
– Послушайте, что это вы такое говорите? Я не помню никаких встреч, назначенных на сегодня, а если бы таковые и были, то откуда вы об этом знаете?
Марк равнодушно бросил, направляясь в ванную:
– Во французской фирме работает эксперт, отвечающий за связь с прессой. Так вот, он огласил твою повестку дня, и в ней есть встреча с прессой накануне твоего выступления. Я видел распечатку твоего расписания со всеми подробностями, которую специально приготовили для прессы.
– Но как вы все это узнали? – спросила девушка. Марк лишь улыбнулся ей через плечо, и за ним закрылась дверь ванной.
Кто он такой? – ломала голову Энни, возвращаясь в свою спальню. Что он недоговаривает? С первого мгновения их встречи у девушки было впечатление, что Марк приложил немало сил, чтобы собрать о ней весьма личную во многих отношениях информацию. Марк не сознался в том, что он журналист, но при этом он каким-то образом оказался связанным с прессой. А как иначе ему удалось раздобыть сведения о ее европейском турне?
Энни тоже приняла душ, тщательно оделась в один из тех костюмов, которые Филипп и Диана специально подобрали ей для встреч с прессой во время гастролей. Как и все ее сценические костюмы, этот наряд должен был донести до зрителей образ печального и одинокого беспризорника, уличной певички. В отличие от других певцов Энни никогда не надевала ярких, броских костюмов на сцене. Она выходила на сцену в джинсах, обычно черного цвета, босая или в старых, разбитых тапочках, в черном топике или распашонке.
В первый раз Энни сама купила себе тапочки, но потом Филипп настоял, чтобы обувь для сцены была специально разработана молодым и модным лондонским дизайнером. Они смотрелись точно так же, как те, первые тапочки, но появились на публике в оговоренный и скоординированный момент, после заблаговременного уведомления публики. В результате дизайнер пожинал золотые плоды своих трудов, продавая по завышенной цене подросткам тапочки и на Энни.
Черный топик, который сегодня надела Энни, можно было отнести к разряду миди, он открывал всего лишь пупок и полоску тела над черными джинсами, которые идеально облегали ее бедра. Но так как стоял прохладный весенний день, она решила надеть поверх топика еще и белый свитер, который снимет потом, когда наступит час общения с прессой.
Энни возилась с волосами, когда Марк постучал в дверь ванной.
– Ты идешь? Завтрак готов. Я уже накрыл на стол и сварил кофе.
– Мне надо еще упаковать чемоданы, но я могу сделать это и после завтрака, – ответила девушка, открывая ему дверь. Марк уже был одет в тот самый темный костюм, сшитый у дорогого портного, белую рубашку в голубую полоску с темно-синим шелковым галстуком. Выглядел он очень элегантно, хотя костюм не мог скрыть силу и мощь его фигуры.
– Ты отлично смотришься! – проговорил Марк, улыбаясь девушке – Правда, я пришел к выводу, что ты всегда одеваешься в темное или черное, когда предстоит фотосъемка.
– Этот ход придумал Филипп, – со смехом объяснила Энни. – И сейчас под этим свитером я ношу черный топик, а свитер сниму перед встречей с прессой.
На завтрак они выпили по стакану свежеприготовленного апельсинового сока, кофе, съели по горячему круассану. Энни глазам своим не поверила, когда открыла духовку и увидела на противне золотистые полумесяцы, наполнившие всю кухню ароматом выпечки.
– Вы сами их приготовили? – заинтересованно спросила девушка.
Марк громко рассмеялся.
– Я мог бы их выпечь и сам, моя мама научила меня, как это делается, но у меня, если честно, на это совершенно нет времени. Поэтому я зажег духовку сразу, когда пошел вниз, по пути прихватил из морозилки полдюжины круассанов. Когда духовка разогрелась до нужной температуры, я просто сунул их туда, и через двадцать минут они были готовы.
– Просто потрясающе! – воскликнула девушка, откусывая крошащийся и сочный кусок булочки. – Мм, мне не следовало бы их есть, в них столько калорий, но я не могу устоять. Да, французы готовят самую вкусную еду в мире.
– Не буду с этим спорить, – подхватил Марк, ухмыляясь ей, затем уселся напротив нее за стол и принялся по глоточку отпивать сок. – Расскажи, что ты помнишь о своем отце? Как он чувствовал себя, проживая в Англии вместо Франции? Он ведь был французом по духу и по сути.
– К тому времени, как я подросла достаточно для того, чтобы в чем-то разбираться, у отца была хорошая работа и он успел отлично обосноваться в Англии.
– Надеюсь, что когда ты обзаведешься семьей, то будешь уделять больше внимания близким, – поддел ее Марк.
Энни стрельнула глазами в его сторону.
– А вы не были женаты?
– Пока не нашел никого себе по сердцу.
– Но ведь у вас должны были быть… э… связи все эти годы? Кстати говоря, сколько вам лет?
Марк проницательно посмотрел на девушку.
– Я ведь говорил об этом вчера, ты уже успела позабыть? Мне тридцать четыре, и я на десять лет старше тебя, Энни. Конечно, у меня были женщины все это время, и я должен честно признать, что спал с некоторыми из них, но это никогда не воспринималось всерьез ни ими, ни мной. Тебе может кто-то нравиться, даже очень сильно нравиться, однако речь о любви не идет, не возникает того чувства, что если больше не увидишь этого человека, то жизнь кончилась.
Энни добавила себе кофе, налила и Марку, затем произнесла, нахмурившись:
– Что я могу сказать вам на это – не знаю. У меня никогда не было столь сильной любви, так, несколько несерьезных увлечений с одной поп-звездой, и то Филипп все сам организовал и устроил, предварительно убедившись, что мой ухажер не зайдет слишком далеко.
– Филипп контролировал каждый твой шаг, да? – иронично прокомментировал Марк.
Энни поморщилась в ответ.
– Я была так юна, когда впервые познакомилась с Филиппом, что он предпочел всерьез приглядывать за мной, защищать меня. Вот почему в моей жизни появилась Диана и стала жить вместе со мной в одной квартире. Она везде бывала со мной, особенно поначалу. Филипп всю жизнь вращался в музыкальном мире и отлично понимал опасности, которые грозили наивным несмышленышам, попавшим в сети соблазнов улицы, не ведая, что творят. У него уже были многообещающие молодые таланты, но одна села на иглу, а потом и спилась, другой умер от СПИДа. Филипп вознамерился уберечь меня от подобных напастей, и я очень благодарна ему за все, что он для меня сделал.
Правда, время от времени я поднимала бунт на корабле, кричала, что он не дает мне свободы, однако я постоянно была так загружена, что на самом деле для свободы и времени не оставалось. А потом… – Энни смолкла, Марк, прищурившись, наблюдал за ней.
– И потом ты немного в него влюбилась? – довольно сухо закончил он за нее.
Энни густо покраснела.
– Я была в хороших руках все эти годы, – вынужденно признала девушка. – Я думала, что он занял место моего отца. Я всегда любила отца больше, чем мать, и очень тосковала по нему. Филипп, конечно же, не походил на отца, но он был такой надежный и… и… очень похож на отца. И мне это нравилось.
Когда мать повторно вышла замуж вскоре после смерти отца, то я страшно разозлилась на нее. Я возненавидела отчима, впрочем, он меня тоже не жаловал. Я мешала ему, как заноза, постоянно напоминая о том, что он не первый мужчина в жизни матери. Это заставляло его мучиться ревностью. А так как я к тому же огрызалась и грубила ему, то у отчима появился уважительный повод пороть меня.
Энни поморщилась и продолжила:
– Но, боюсь, если честно, то я была типичным вредным и несносным подростком и порядком досаждала ему. Поэтому он всегда мог оправдать свои воспитательные меры. А если я жаловалась на него матери, та винила во всем меня.
Марк нахмурил брови и сказал:
– У тебя было тяжелое детство.
– Я была несчастна, – подтвердила девушка, поворачивая лицо к Марку. – С той самой минуты, как умер отец, моя жизнь в семье покатилась под откос.
– Пока ты не познакомилась с Филиппом, – вслух озвучил свою мысль Марк, а Энни молча согласно кивнула.
– Да, Филипп подобрал меня в самый критический момент. Один только Господь знает, что могло бы со мной случиться, если б Филипп не вошел в мою жизнь. Возможно, я бы убежала из дома, скиталась бы по Лондону и кончила свои дни под забором. Всякий раз, когда я думаю о такой перспективе, меня в дрожь бросает.
Марк взял девушку за руку и привлек ее к себе.
– Знаешь, я не буду тебя ревновать к Филиппу, – с явным облегчением произнес Марк.
Энни глухо засмеялась.
– А вам и не надо к нему ревновать.
Она услышала, как Марк шумно вздохнул, затем бросил взгляд на часы, стоявшие на кухне, и вновь принял деловой вид.
– Нам скоро пора выходить. Поднимайся наверх и упакуй свои вещи, пока я здесь приберу. Я хочу оставить дом в полном порядке.
– Я помогу вам, – предложила девушка, вставая, но Марк отрицательно замотал головой.
– Справлюсь сам. Это не займет много времени. Крикни мне, когда будешь готова, чтобы я снес чемоданы вниз и уложил в багажник.
Энни пошла наверх, чувствуя себя ребенком, которого заставляют делать то, что ему не хочется. А ей так не хотелось возвращаться в Париж, назад к ее напряженным трудовым будням, назад к шуму и блеску славы и известности, к репетициям, к выступлениям на публике, к нескончаемым переездам от одного праздника жизни к другому.
Ее пребывание в этом доме с Марком как-то выпало из привычного хода времени, словно она оказалась на другой планете и увидела мир под совершенно иным углом зрения, отстранение, свежим взглядом. За последние сутки так много всего произошло… Энни казалось, что прошло не каких-то двадцать четыре часа, а недели. Ей стало ясно, что отныне она не сможет по-старому воспринимать окружающий ее мир.
Неспешно упаковывая вещи в чемоданы, Энни заглянула в спальню, вспоминая состояние, которое охватило ее, когда она впервые туда проникла. За несколько минут она прибрала в комнате, заправив постель и собрав простыни в корзину для белья.
– Ты готова, Энни? – послышался снизу голос Марка.
– Да, готова, – чуть охрипшим голосом крикнула она.
Марк поднялся наверх, взял чемоданы и отнес в машину, которая была подана к входным дверям. Когда Энни спустилась вниз, Марк уже погрузил багаж и теперь дожидался ее.
– Как ты предпочтешь ехать в Париж – сидя в одиночестве в салоне лимузина или рядом со мной на переднем сиденье? – поинтересовался Марк.
Энни скорчила ему рожицу и плюхнулась на переднее сиденье. Машина тронулась, девушка быстро обернулась на удаляющийся дом и вздохнула. Даже не глянув на нее, Марк тихо сказал:
– Ты еще вернешься сюда.
– Так вы можете читать не только прошлое, но и будущее? – со смехом поинтересовалась Энни.
– Надеюсь, что так.
У Энни екнуло сердечко. У нее было ощущение, что она и сама надеется, что впредь так и будет. А ведь впереди, так много всего непредвиденного! Они могут перестать испытывать влечение друг к другу. Его восхищение ею может поутихнуть теперь, когда Марк познал ее. Да и работа вполне может развести их в разные стороны, и их чувства друг к другу иссякнут и умрут…
Да может случиться все что угодно! Энни очень боялась излишнего оптимизма, но все же в ней теплилась надежда, словно лучик света во тьме. Она не могла заставить себя не мечтать о лучшем. Ведь она сейчас была по-настоящему счастлива. Так, как никогда в жизни. Всякий раз, искоса поглядывая на Марка, управляющего лимузином, она любовалась им. Радость переполняла ее. И так было всякий раз, когда она смотрела на него. Ей хотелось смеяться, кричать от восторга. Она готова была раскинуть руки и полететь, если бы могла…
– Расскажите мне о вашем детстве, – проворковала она. – В горах Юра холодно зимой?
– Еще как холодно! Иногда снег идет целыми неделями, – смеясь, ответил Марк. – Я очень любил зиму, когда был мальчишкой. Все мы ее любили. Зима приносила массу радостей – и лыжи, и коньки, и санки. У всех ребят были выбиты передние зубы от постоянных падений. По понедельникам все приходили в класс с синяками, ушибами и даже сломанными руками. Но я никогда не понимал, почему родители зиму не любили. Мне кажется, что они просто не понимали всю прелесть спорта.
– Я думаю, ваша матушка очень беспокоилась за вас.
– Да, я в этом уверен. Она всегда была ориентирована на семью и ничем иным не интересовалась. С утра до вечера она возилась по хозяйству в доме или в саду. Но она любила и выращивала отнюдь не цветы – она предпочитала им овощи. Моя матушка была очень практичной дамой.
– И это она вас учила готовить?
Марк утвердительно кивнул.
– Да, когда у нее бывало время и я крутился рядом. А чаще я пропадал с друзьями, играя в регби, устраивая драки, лазая по деревьям.
– Ваша матушка была хорошей кулинаркой?
– О да! Она всегда требовала, чтобы продукты были исключительно высокого качества. Все обязательно должно было быть свежим, желательно выращенным ею собственноручно. У нее был маленький огородик, где она и выращивала пряные травы. И крайне редко подкупала овощи на рынке даже зимой. Помню, зимней порой меня часто посылали в огород принести капусту для обеда. Бывало, что мне приходилось раскапывать глубокий снег, чтобы добраться до кочана. Руки леденели.
Энни не замечала, как бежало время. Она с таким интересом слушала то, что, ей рассказывал Марк о своем детстве, о семье, о том, как они жили в горах Юра! Все это было так мило, так романтично, что Энни всерьез собралась лично отправиться туда и посмотреть на эту идиллию собственными глазами.
Сейчас у нее была глубокая внутренняя уверенность, что, приехав туда, она вернется к себе домой.
Тут она заметила дорожный указатель и поняла, что скоро они будут в Париже. И сразу ей в голову полезли сомнения. Она занервничала. Марк утверждал, что ее отсутствия никто не заметит, но она не могла поручиться, что так оно и будет. Возможно, Филипп и Диана тщетно дозванивались до нее, а может, с ней безрезультатно пытался связаться кто-либо из сотрудников французской студии грамзаписи. Убедившись, что Энни не прибыла в отель, нигде не отметилась, они могли вообразить, что она вообще потерялась. Можно только представить себе панику и переполох, которые те подняли! А вдруг Марка арестуют, как только они приедут в отель? Девушка стрельнула глазами в его сторону, сжимая в волнении губы.
– Марк, может, лучше, чтобы вы высадили меня где-нибудь, а не подвозили прямо к отелю? Я могу взять такси…
Марк послал ей теплый, но изумленный взгляд.
– Но зачем?
– Полиция, наверное, перевернула в отеле все вверх дном.
– Там не будет полиции.
– Марк! – взволнованно воскликнула Энни, но он успокоительно положил, руку ей на колено.
– Не надо волноваться, я же сказал тебе: все считают, что ты находишься у друзей.
Тем временем их лимузин влился в хаос дорожного движения Парижа. Поток машин был столь интенсивен, что пару раз девушка испуганно жмурилась, ожидая самого худшего. В воздухе стоял гул от клаксонов, слышался скрип тормозов и визг шин. Автомобили с ревом проносились, обгоняя друг друга, водители высовывались из окон и отчаянно ругались по-французски. Энни возблагодарила судьбу за то, что ей не пришлось вести машину в таком автомобильном аду, но Марк даже глазом не моргнул – он правил так, словно рожден был за рулем, словно весь день проводил за баранкой.
А может, и в самом деле это так, нахмурилась девушка…
– Вы живете в Париже? – Это единственный пунктик, которого Марк никак не коснулся, рассказывая девушке о себе. Впрочем, он говорил о прошлом, а не о настоящем.
– Всю неделю. А по пятницам после работы обычно уезжаю за город.
У Энни от удивления округлились глаза.
– Так это в вашем доме мы были? – Она была абсолютно убеждена в том, что Марк арендовал его на неделю или что-то в этом роде.
– Да, – спокойно подтвердил Марк. – В том доме я провожу уикенды и летний отпуск. Я предпочитаю сельскую жизнь, но мне приходится всю неделю работать в городе, потому что моя работа кончается затемно. И так каждый день…
– Но вы так и не сказали мне, где работаете.
– Потом скажу, – ответил он, а лимузин тем временем покатил вдоль широкого бульвара, мимо модных магазинов. Мгновением позже Марк лихо свернул в узкий переулок и подрулил к боковой стороне одного из парижских гранд-отелей. Швейцар в ливрее поспешил к машине, обежал ее, чтобы открыть перед Энни дверцу и помочь выйти. Марк передал ему ключи от машины и весело сказал по-французски:
– Жан Пьер, будьте так любезны, припаркуйте машину. И проследите, чтобы багаж мадемуазель Дюмон был доставлен в ее номер.
Швейцар почтительно кивнул, широко улыбаясь.
– Будет сделано, мсье Паскаль.
Энни с некоторым изумлением обнаружила, что швейцар хорошо знает Марка.
Выходит, Марк здесь был частым постояльцем, а это означает, что у него должно быть много денег – отель из разряда дорогих. И тут же она испытала уже подлинное потрясение, поняв, откуда ей знакомо имя Паскаль, где она уже слышала его прежде. Оно не раз звучало в разговорах Филиппа и Дианы. Марк Паскаль, был директором-распорядителем той самой французской фирмы грамзаписи, которая выпускала диски с ее песнями. И она, Энни, вернулась назад в Париж, чтобы дообедать в обществе самого уважаемого господина Марка Паскаля!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
– Потому что, любовь моя, боюсь, именно в данный момент я вряд ли могу чем-либо тебе помочь, – мрачно заметил Марк, а Энни не удержалась от удавленного смешка, взглянув ниже его пояса…
– О! Теперь я поняла, о чем вы… Вы не справились с моей девственностью? О, Марк, простите… – Девушка скромно потупилась, впрочем едва заметно улыбаясь при этом, затем выпростала вперед руку и спросила: – Можно ли в данном случае чем-либо помочь нам обоим?
Марк поймал ее пальчики, поднес к губам, смеясь, в его глазах заплясали чертики.
– Ты очень быстро всему учишься. Подозреваю, что в глубине души ты очень испорченная штучка. Энни, в другой раз и с удовольствием, но не сейчас. Тебе надо набраться терпения, если ты хочешь заниматься сексом, – поначалу это не совсем простое дело. Было бы непростительной глупостью бросаться в секс очертя голову, потому что так можно напрочь отбить к нему охоту. А мы ведь не хотим этого, так, Энни?
– Да, но…
– Мы будем делать каждый раз по маленькому шажку вперед, – сверкнул глазами Марк. – Энни, тебе это может показаться странным, но не надо излишне волноваться, надо только запомнить, что это требует времени и соответствующего настроя.
Энни поморщилась от разочарования, а Марк искоса поглядывал на нее, проверяя реакцию на его слова.
– Бедняжка Энни, тебе очень хочется, скажи, да? – мягко спросил Марк.
Энни густо покраснела, но сумела кивнуть и даже нашла силы попытаться улыбнуться.
– Любовь похожа на музыку, – прошептал Марк. – Иногда она требует импровизаций, нетрадиционных решений…
Марк подкатился ближе к девушке, потянулся, чтобы ее поцеловать, и Энни с готовностью подставила ему губы. Она действовала страстно, совсем позабыв, что еще недавно отвергала любые проявления ласки с его стороны.
Марк осторожно и нежно коснулся ее рукой, девушка издала стон удовольствия, зажмурилась. Он поцеловал ее в шею, спустился ниже, к грудям, потом еще ниже. Его губы стали жаркими, требовательными, ждущими. Энни затрепетала, а когда Марк прикоснулся к внутренней части ее бедер, когда она ощутила его теплый влажный язык в самом сокровенном своем месте, у нее вырвался хриплый грудной звук. Марк нашел-таки ключ к замочку, всего несколько мгновений назад бывшему запертым для него.
Энни не противилась этому несколько необычному способу выражения чувственности, более того, она полностью отдалась на волю чувств, подчиняясь бешеному ритму, который заставлял ее голову метаться из стороны в сторону на подушке, ритму, который бросал ее в жар. Девушка раскрыла губы, и из ее уст вырвался низкий, страстный стон, который говорил, что она на пороге взрыва чувственности, равнодушная ко всему, кроме жгучего желания дождаться развязки. И когда этот момент действительно наступил, она почти потеряла сознание, настолько сильным оказалось потрясение. Она кричала и кричала от экстаза, пока понемногу он не пошел на убыль. А потом обессилено откинулась, эмоционально опустошенная, чуть надломленная, но умиротворенная, без кровинки на лице.
Марк лежал рядом с ней. Энни с трудом боролась со сном, сейчас она могла бы спокойно проспать целых сто лет, как та принцесса из сказки. Вся разница была лишь в том, что вокруг не было зарослей чертополоха, она сама не была заколдована, а ее принц не пробирался сквозь заросли того чертополоха к ней, а был тут же, лежал рядышком с ней на постели. Какое-то время она лежала молча, затем нашла в себе силы прошептать:
– Благодарю вас.
– Я тоже получил удовольствие, – хрипло рассмеявшись, ответил Марк.
Девушка обернулась к нему, губы у нее пылали жаром, манили обещанием…
– В другой раз, Энни, – возразил Марк, поигрывая ее локонами. – Как ни неприятно мне это говорить, но у нас больше нет времени. Мы только успеваем позавтракать и сразу же возвращаемся в Париж.
Девушка склонила голову набок и удивленно посмотрела на Марка.
– Как, прямо сейчас?
Марк расхохотался.
– Вчера ты так стремилась в Париж…
– Неужели это было только вчера? – Девушке хотелось остаться с Марком навсегда, ей ничуть не хотелось уезжать. Она грустно вздохнула. – Все так странно, не находите? Мы знакомы неполные сутки, а у меня такое ощущение, что я знаю вас всю мою жизнь.
– Знаешь историю наших жизней, – поправил ее Марк, и девушка нервно сглотнула.
– О, Марк… я хотела бы все-таки знать…
– Правда ли все это? – Его темные глаза вновь заблестели, наполняясь внутренней уверенностью. – Да, Энни, это правда.
Энни очень боялась задеть Марка и постаралась сказать как можно мягче:
– Я знаю, что вы в этом убеждены, но не я, хотя и готова вам поверить. Марк, я действительно хотела бы вам верить. Но во мне есть очень маленькая, но страшно здравомыслящая частичка, которая и противится признать все это правдой.
Марк спокойно выслушал девушку и заверил ее:
– Энни, в этом уже нет необходимости. Я привез тебя сюда потому, что хотел убедить в том, что мы уже знали друг друга прежде, но сейчас я понял, что теперь это уже неважно. Сейчас важно совсем иное – то, что случилось с нами только что. Мой замысел был в том, чтобы заставить нас вспомнить, что мы уже знали друг друга в прошлом и просто позабыли об этом. Но ведь ты прекрасно понимаешь, что вспомнить такое – отнюдь не простое дело. Нужен был какой-то особый случай, чрезвычайное происшествие, чтобы я действительно вспомнил свою прошлую жизнь. Возможно, права и ты, и я действительно стал жертвой чрезмерно развитого и живого воображения. Да вдобавок еще и детское восхищение подвигом английского летчика. – Марк пожал плечами и закончил: – Но сейчас все это уже не имеет никакого значения.
Энни подалась вперед и нежно поцеловала его в губы. Их уста слились, жаркие, страстные, жадные. Когда они оторвались друг от друга, Марк со вздохом заметил:
– Нам придется поторапливаться – тебе предстоит встретиться с директором-распорядителем французской звукозаписывающей фирмы и познакомиться с несколькими его ответственными сотрудниками сегодня в час дня. А потом у тебя будет фотосъемка в танцевальном зале отеля.
Марк соскочил с постели, взял со спинки стула полосатый золотисто-черный халат и надел его, завязав пояс.
Энни вздрогнула и вся внутренне насторожилась.
– Послушайте, что это вы такое говорите? Я не помню никаких встреч, назначенных на сегодня, а если бы таковые и были, то откуда вы об этом знаете?
Марк равнодушно бросил, направляясь в ванную:
– Во французской фирме работает эксперт, отвечающий за связь с прессой. Так вот, он огласил твою повестку дня, и в ней есть встреча с прессой накануне твоего выступления. Я видел распечатку твоего расписания со всеми подробностями, которую специально приготовили для прессы.
– Но как вы все это узнали? – спросила девушка. Марк лишь улыбнулся ей через плечо, и за ним закрылась дверь ванной.
Кто он такой? – ломала голову Энни, возвращаясь в свою спальню. Что он недоговаривает? С первого мгновения их встречи у девушки было впечатление, что Марк приложил немало сил, чтобы собрать о ней весьма личную во многих отношениях информацию. Марк не сознался в том, что он журналист, но при этом он каким-то образом оказался связанным с прессой. А как иначе ему удалось раздобыть сведения о ее европейском турне?
Энни тоже приняла душ, тщательно оделась в один из тех костюмов, которые Филипп и Диана специально подобрали ей для встреч с прессой во время гастролей. Как и все ее сценические костюмы, этот наряд должен был донести до зрителей образ печального и одинокого беспризорника, уличной певички. В отличие от других певцов Энни никогда не надевала ярких, броских костюмов на сцене. Она выходила на сцену в джинсах, обычно черного цвета, босая или в старых, разбитых тапочках, в черном топике или распашонке.
В первый раз Энни сама купила себе тапочки, но потом Филипп настоял, чтобы обувь для сцены была специально разработана молодым и модным лондонским дизайнером. Они смотрелись точно так же, как те, первые тапочки, но появились на публике в оговоренный и скоординированный момент, после заблаговременного уведомления публики. В результате дизайнер пожинал золотые плоды своих трудов, продавая по завышенной цене подросткам тапочки и на Энни.
Черный топик, который сегодня надела Энни, можно было отнести к разряду миди, он открывал всего лишь пупок и полоску тела над черными джинсами, которые идеально облегали ее бедра. Но так как стоял прохладный весенний день, она решила надеть поверх топика еще и белый свитер, который снимет потом, когда наступит час общения с прессой.
Энни возилась с волосами, когда Марк постучал в дверь ванной.
– Ты идешь? Завтрак готов. Я уже накрыл на стол и сварил кофе.
– Мне надо еще упаковать чемоданы, но я могу сделать это и после завтрака, – ответила девушка, открывая ему дверь. Марк уже был одет в тот самый темный костюм, сшитый у дорогого портного, белую рубашку в голубую полоску с темно-синим шелковым галстуком. Выглядел он очень элегантно, хотя костюм не мог скрыть силу и мощь его фигуры.
– Ты отлично смотришься! – проговорил Марк, улыбаясь девушке – Правда, я пришел к выводу, что ты всегда одеваешься в темное или черное, когда предстоит фотосъемка.
– Этот ход придумал Филипп, – со смехом объяснила Энни. – И сейчас под этим свитером я ношу черный топик, а свитер сниму перед встречей с прессой.
На завтрак они выпили по стакану свежеприготовленного апельсинового сока, кофе, съели по горячему круассану. Энни глазам своим не поверила, когда открыла духовку и увидела на противне золотистые полумесяцы, наполнившие всю кухню ароматом выпечки.
– Вы сами их приготовили? – заинтересованно спросила девушка.
Марк громко рассмеялся.
– Я мог бы их выпечь и сам, моя мама научила меня, как это делается, но у меня, если честно, на это совершенно нет времени. Поэтому я зажег духовку сразу, когда пошел вниз, по пути прихватил из морозилки полдюжины круассанов. Когда духовка разогрелась до нужной температуры, я просто сунул их туда, и через двадцать минут они были готовы.
– Просто потрясающе! – воскликнула девушка, откусывая крошащийся и сочный кусок булочки. – Мм, мне не следовало бы их есть, в них столько калорий, но я не могу устоять. Да, французы готовят самую вкусную еду в мире.
– Не буду с этим спорить, – подхватил Марк, ухмыляясь ей, затем уселся напротив нее за стол и принялся по глоточку отпивать сок. – Расскажи, что ты помнишь о своем отце? Как он чувствовал себя, проживая в Англии вместо Франции? Он ведь был французом по духу и по сути.
– К тому времени, как я подросла достаточно для того, чтобы в чем-то разбираться, у отца была хорошая работа и он успел отлично обосноваться в Англии.
– Надеюсь, что когда ты обзаведешься семьей, то будешь уделять больше внимания близким, – поддел ее Марк.
Энни стрельнула глазами в его сторону.
– А вы не были женаты?
– Пока не нашел никого себе по сердцу.
– Но ведь у вас должны были быть… э… связи все эти годы? Кстати говоря, сколько вам лет?
Марк проницательно посмотрел на девушку.
– Я ведь говорил об этом вчера, ты уже успела позабыть? Мне тридцать четыре, и я на десять лет старше тебя, Энни. Конечно, у меня были женщины все это время, и я должен честно признать, что спал с некоторыми из них, но это никогда не воспринималось всерьез ни ими, ни мной. Тебе может кто-то нравиться, даже очень сильно нравиться, однако речь о любви не идет, не возникает того чувства, что если больше не увидишь этого человека, то жизнь кончилась.
Энни добавила себе кофе, налила и Марку, затем произнесла, нахмурившись:
– Что я могу сказать вам на это – не знаю. У меня никогда не было столь сильной любви, так, несколько несерьезных увлечений с одной поп-звездой, и то Филипп все сам организовал и устроил, предварительно убедившись, что мой ухажер не зайдет слишком далеко.
– Филипп контролировал каждый твой шаг, да? – иронично прокомментировал Марк.
Энни поморщилась в ответ.
– Я была так юна, когда впервые познакомилась с Филиппом, что он предпочел всерьез приглядывать за мной, защищать меня. Вот почему в моей жизни появилась Диана и стала жить вместе со мной в одной квартире. Она везде бывала со мной, особенно поначалу. Филипп всю жизнь вращался в музыкальном мире и отлично понимал опасности, которые грозили наивным несмышленышам, попавшим в сети соблазнов улицы, не ведая, что творят. У него уже были многообещающие молодые таланты, но одна села на иглу, а потом и спилась, другой умер от СПИДа. Филипп вознамерился уберечь меня от подобных напастей, и я очень благодарна ему за все, что он для меня сделал.
Правда, время от времени я поднимала бунт на корабле, кричала, что он не дает мне свободы, однако я постоянно была так загружена, что на самом деле для свободы и времени не оставалось. А потом… – Энни смолкла, Марк, прищурившись, наблюдал за ней.
– И потом ты немного в него влюбилась? – довольно сухо закончил он за нее.
Энни густо покраснела.
– Я была в хороших руках все эти годы, – вынужденно признала девушка. – Я думала, что он занял место моего отца. Я всегда любила отца больше, чем мать, и очень тосковала по нему. Филипп, конечно же, не походил на отца, но он был такой надежный и… и… очень похож на отца. И мне это нравилось.
Когда мать повторно вышла замуж вскоре после смерти отца, то я страшно разозлилась на нее. Я возненавидела отчима, впрочем, он меня тоже не жаловал. Я мешала ему, как заноза, постоянно напоминая о том, что он не первый мужчина в жизни матери. Это заставляло его мучиться ревностью. А так как я к тому же огрызалась и грубила ему, то у отчима появился уважительный повод пороть меня.
Энни поморщилась и продолжила:
– Но, боюсь, если честно, то я была типичным вредным и несносным подростком и порядком досаждала ему. Поэтому он всегда мог оправдать свои воспитательные меры. А если я жаловалась на него матери, та винила во всем меня.
Марк нахмурил брови и сказал:
– У тебя было тяжелое детство.
– Я была несчастна, – подтвердила девушка, поворачивая лицо к Марку. – С той самой минуты, как умер отец, моя жизнь в семье покатилась под откос.
– Пока ты не познакомилась с Филиппом, – вслух озвучил свою мысль Марк, а Энни молча согласно кивнула.
– Да, Филипп подобрал меня в самый критический момент. Один только Господь знает, что могло бы со мной случиться, если б Филипп не вошел в мою жизнь. Возможно, я бы убежала из дома, скиталась бы по Лондону и кончила свои дни под забором. Всякий раз, когда я думаю о такой перспективе, меня в дрожь бросает.
Марк взял девушку за руку и привлек ее к себе.
– Знаешь, я не буду тебя ревновать к Филиппу, – с явным облегчением произнес Марк.
Энни глухо засмеялась.
– А вам и не надо к нему ревновать.
Она услышала, как Марк шумно вздохнул, затем бросил взгляд на часы, стоявшие на кухне, и вновь принял деловой вид.
– Нам скоро пора выходить. Поднимайся наверх и упакуй свои вещи, пока я здесь приберу. Я хочу оставить дом в полном порядке.
– Я помогу вам, – предложила девушка, вставая, но Марк отрицательно замотал головой.
– Справлюсь сам. Это не займет много времени. Крикни мне, когда будешь готова, чтобы я снес чемоданы вниз и уложил в багажник.
Энни пошла наверх, чувствуя себя ребенком, которого заставляют делать то, что ему не хочется. А ей так не хотелось возвращаться в Париж, назад к ее напряженным трудовым будням, назад к шуму и блеску славы и известности, к репетициям, к выступлениям на публике, к нескончаемым переездам от одного праздника жизни к другому.
Ее пребывание в этом доме с Марком как-то выпало из привычного хода времени, словно она оказалась на другой планете и увидела мир под совершенно иным углом зрения, отстранение, свежим взглядом. За последние сутки так много всего произошло… Энни казалось, что прошло не каких-то двадцать четыре часа, а недели. Ей стало ясно, что отныне она не сможет по-старому воспринимать окружающий ее мир.
Неспешно упаковывая вещи в чемоданы, Энни заглянула в спальню, вспоминая состояние, которое охватило ее, когда она впервые туда проникла. За несколько минут она прибрала в комнате, заправив постель и собрав простыни в корзину для белья.
– Ты готова, Энни? – послышался снизу голос Марка.
– Да, готова, – чуть охрипшим голосом крикнула она.
Марк поднялся наверх, взял чемоданы и отнес в машину, которая была подана к входным дверям. Когда Энни спустилась вниз, Марк уже погрузил багаж и теперь дожидался ее.
– Как ты предпочтешь ехать в Париж – сидя в одиночестве в салоне лимузина или рядом со мной на переднем сиденье? – поинтересовался Марк.
Энни скорчила ему рожицу и плюхнулась на переднее сиденье. Машина тронулась, девушка быстро обернулась на удаляющийся дом и вздохнула. Даже не глянув на нее, Марк тихо сказал:
– Ты еще вернешься сюда.
– Так вы можете читать не только прошлое, но и будущее? – со смехом поинтересовалась Энни.
– Надеюсь, что так.
У Энни екнуло сердечко. У нее было ощущение, что она и сама надеется, что впредь так и будет. А ведь впереди, так много всего непредвиденного! Они могут перестать испытывать влечение друг к другу. Его восхищение ею может поутихнуть теперь, когда Марк познал ее. Да и работа вполне может развести их в разные стороны, и их чувства друг к другу иссякнут и умрут…
Да может случиться все что угодно! Энни очень боялась излишнего оптимизма, но все же в ней теплилась надежда, словно лучик света во тьме. Она не могла заставить себя не мечтать о лучшем. Ведь она сейчас была по-настоящему счастлива. Так, как никогда в жизни. Всякий раз, искоса поглядывая на Марка, управляющего лимузином, она любовалась им. Радость переполняла ее. И так было всякий раз, когда она смотрела на него. Ей хотелось смеяться, кричать от восторга. Она готова была раскинуть руки и полететь, если бы могла…
– Расскажите мне о вашем детстве, – проворковала она. – В горах Юра холодно зимой?
– Еще как холодно! Иногда снег идет целыми неделями, – смеясь, ответил Марк. – Я очень любил зиму, когда был мальчишкой. Все мы ее любили. Зима приносила массу радостей – и лыжи, и коньки, и санки. У всех ребят были выбиты передние зубы от постоянных падений. По понедельникам все приходили в класс с синяками, ушибами и даже сломанными руками. Но я никогда не понимал, почему родители зиму не любили. Мне кажется, что они просто не понимали всю прелесть спорта.
– Я думаю, ваша матушка очень беспокоилась за вас.
– Да, я в этом уверен. Она всегда была ориентирована на семью и ничем иным не интересовалась. С утра до вечера она возилась по хозяйству в доме или в саду. Но она любила и выращивала отнюдь не цветы – она предпочитала им овощи. Моя матушка была очень практичной дамой.
– И это она вас учила готовить?
Марк утвердительно кивнул.
– Да, когда у нее бывало время и я крутился рядом. А чаще я пропадал с друзьями, играя в регби, устраивая драки, лазая по деревьям.
– Ваша матушка была хорошей кулинаркой?
– О да! Она всегда требовала, чтобы продукты были исключительно высокого качества. Все обязательно должно было быть свежим, желательно выращенным ею собственноручно. У нее был маленький огородик, где она и выращивала пряные травы. И крайне редко подкупала овощи на рынке даже зимой. Помню, зимней порой меня часто посылали в огород принести капусту для обеда. Бывало, что мне приходилось раскапывать глубокий снег, чтобы добраться до кочана. Руки леденели.
Энни не замечала, как бежало время. Она с таким интересом слушала то, что, ей рассказывал Марк о своем детстве, о семье, о том, как они жили в горах Юра! Все это было так мило, так романтично, что Энни всерьез собралась лично отправиться туда и посмотреть на эту идиллию собственными глазами.
Сейчас у нее была глубокая внутренняя уверенность, что, приехав туда, она вернется к себе домой.
Тут она заметила дорожный указатель и поняла, что скоро они будут в Париже. И сразу ей в голову полезли сомнения. Она занервничала. Марк утверждал, что ее отсутствия никто не заметит, но она не могла поручиться, что так оно и будет. Возможно, Филипп и Диана тщетно дозванивались до нее, а может, с ней безрезультатно пытался связаться кто-либо из сотрудников французской студии грамзаписи. Убедившись, что Энни не прибыла в отель, нигде не отметилась, они могли вообразить, что она вообще потерялась. Можно только представить себе панику и переполох, которые те подняли! А вдруг Марка арестуют, как только они приедут в отель? Девушка стрельнула глазами в его сторону, сжимая в волнении губы.
– Марк, может, лучше, чтобы вы высадили меня где-нибудь, а не подвозили прямо к отелю? Я могу взять такси…
Марк послал ей теплый, но изумленный взгляд.
– Но зачем?
– Полиция, наверное, перевернула в отеле все вверх дном.
– Там не будет полиции.
– Марк! – взволнованно воскликнула Энни, но он успокоительно положил, руку ей на колено.
– Не надо волноваться, я же сказал тебе: все считают, что ты находишься у друзей.
Тем временем их лимузин влился в хаос дорожного движения Парижа. Поток машин был столь интенсивен, что пару раз девушка испуганно жмурилась, ожидая самого худшего. В воздухе стоял гул от клаксонов, слышался скрип тормозов и визг шин. Автомобили с ревом проносились, обгоняя друг друга, водители высовывались из окон и отчаянно ругались по-французски. Энни возблагодарила судьбу за то, что ей не пришлось вести машину в таком автомобильном аду, но Марк даже глазом не моргнул – он правил так, словно рожден был за рулем, словно весь день проводил за баранкой.
А может, и в самом деле это так, нахмурилась девушка…
– Вы живете в Париже? – Это единственный пунктик, которого Марк никак не коснулся, рассказывая девушке о себе. Впрочем, он говорил о прошлом, а не о настоящем.
– Всю неделю. А по пятницам после работы обычно уезжаю за город.
У Энни от удивления округлились глаза.
– Так это в вашем доме мы были? – Она была абсолютно убеждена в том, что Марк арендовал его на неделю или что-то в этом роде.
– Да, – спокойно подтвердил Марк. – В том доме я провожу уикенды и летний отпуск. Я предпочитаю сельскую жизнь, но мне приходится всю неделю работать в городе, потому что моя работа кончается затемно. И так каждый день…
– Но вы так и не сказали мне, где работаете.
– Потом скажу, – ответил он, а лимузин тем временем покатил вдоль широкого бульвара, мимо модных магазинов. Мгновением позже Марк лихо свернул в узкий переулок и подрулил к боковой стороне одного из парижских гранд-отелей. Швейцар в ливрее поспешил к машине, обежал ее, чтобы открыть перед Энни дверцу и помочь выйти. Марк передал ему ключи от машины и весело сказал по-французски:
– Жан Пьер, будьте так любезны, припаркуйте машину. И проследите, чтобы багаж мадемуазель Дюмон был доставлен в ее номер.
Швейцар почтительно кивнул, широко улыбаясь.
– Будет сделано, мсье Паскаль.
Энни с некоторым изумлением обнаружила, что швейцар хорошо знает Марка.
Выходит, Марк здесь был частым постояльцем, а это означает, что у него должно быть много денег – отель из разряда дорогих. И тут же она испытала уже подлинное потрясение, поняв, откуда ей знакомо имя Паскаль, где она уже слышала его прежде. Оно не раз звучало в разговорах Филиппа и Дианы. Марк Паскаль, был директором-распорядителем той самой французской фирмы грамзаписи, которая выпускала диски с ее песнями. И она, Энни, вернулась назад в Париж, чтобы дообедать в обществе самого уважаемого господина Марка Паскаля!
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
– Я не говорил тебе, кто я такой, лишь для того, чтобы сломать все условности, все преграды, – чуть позже пояснял Марк, когда они остались вдвоем в ее изысканных апартаментах на верхнем этаже, из окон которых открывался захватывающий дух вид на Париж.
– Что ж, вам это вполне удалось! – воскликнула, начиная злиться, Энни.
Тот тяжко вздохнул.
– Если бы ты с самого начала знала, что находишься в полной личной безопасности, то не стала бы слушать меня. Ты бы просто посмеялась надо мной. Поэтому я должен был создать шоковую ситуацию, так повлиять на твое сознание, чтобы ты стала более восприимчива к моему рассказу.
– Иными словами, промыть мне мозги?
Марк блеснул глазами.
– Нет, Энни, нет! Совсем не так. Просто я не мог найти иного способа достучаться до тебя. Я ведь не знал, были ли у тебя тоже хоть какие-либо воспоминания о прошлой жизни. А выглядела ты совсем как твоя бабка, как та женщина, о которой я мечтал. Когда я впервые увидел твое изображение на одной из обложек, то буквально остолбенел.
Тут уже Энни и сама вздрогнула от того взора, что он послал ей, от интонации его голоса. А Марк хрипло продолжил:
– Поверь мне, Энни, долгое время я сам глубоко сомневался, не придумал ли я все это, не приснилась ли мне та женщина в самом деле. И потом, ты знаешь, ведь я никогда не видел ни одной фотографии твоей бабушки. Я даже не знал точно, была ли та Энни, которая снилась мне, той самой Анной Дюмон, что жила в моей деревне. Я принялся расспрашивать, наводить справки, но никто ничего не мог точно припомнить. Несколько старух стали было что-то вспоминать, но все было как-то смутно. Я точно тебе говорю – никто мне никогда не рассказывал о том, что у твоей бабки было что-то с тем погибшим летчиком, что похоронен на деревенском кладбище. Затем я увидел твое изображение и только тогда сообразил, что ты носишь то же самое имя, и, конечно же, я предположил, что… что… ты могла быть ее внучкой. Я знал, что после войны Анна Дюмон переехала в Англию, затем я обнаружил, что твоего отца звали Пьер Дюмон. Тут уже я окончательно уверился в твоем происхождении. Однако сильное фамильное сходство еще не означало, что имеет место реинкарнация.
– Что ж, вам это вполне удалось! – воскликнула, начиная злиться, Энни.
Тот тяжко вздохнул.
– Если бы ты с самого начала знала, что находишься в полной личной безопасности, то не стала бы слушать меня. Ты бы просто посмеялась надо мной. Поэтому я должен был создать шоковую ситуацию, так повлиять на твое сознание, чтобы ты стала более восприимчива к моему рассказу.
– Иными словами, промыть мне мозги?
Марк блеснул глазами.
– Нет, Энни, нет! Совсем не так. Просто я не мог найти иного способа достучаться до тебя. Я ведь не знал, были ли у тебя тоже хоть какие-либо воспоминания о прошлой жизни. А выглядела ты совсем как твоя бабка, как та женщина, о которой я мечтал. Когда я впервые увидел твое изображение на одной из обложек, то буквально остолбенел.
Тут уже Энни и сама вздрогнула от того взора, что он послал ей, от интонации его голоса. А Марк хрипло продолжил:
– Поверь мне, Энни, долгое время я сам глубоко сомневался, не придумал ли я все это, не приснилась ли мне та женщина в самом деле. И потом, ты знаешь, ведь я никогда не видел ни одной фотографии твоей бабушки. Я даже не знал точно, была ли та Энни, которая снилась мне, той самой Анной Дюмон, что жила в моей деревне. Я принялся расспрашивать, наводить справки, но никто ничего не мог точно припомнить. Несколько старух стали было что-то вспоминать, но все было как-то смутно. Я точно тебе говорю – никто мне никогда не рассказывал о том, что у твоей бабки было что-то с тем погибшим летчиком, что похоронен на деревенском кладбище. Затем я увидел твое изображение и только тогда сообразил, что ты носишь то же самое имя, и, конечно же, я предположил, что… что… ты могла быть ее внучкой. Я знал, что после войны Анна Дюмон переехала в Англию, затем я обнаружил, что твоего отца звали Пьер Дюмон. Тут уже я окончательно уверился в твоем происхождении. Однако сильное фамильное сходство еще не означало, что имеет место реинкарнация.