Страница:
- Ну, а как же союзники? - спросил Демин. - Они ведь капиталисты, а идут против Гитлера вместе с нами. Старчак усмехнулся:
- Пока не идут. Это раз. А, во-вторых, кто, как не они, помог Гитлеру окрепнуть и на нас броситься. Правда, теперь они спохватились, но все равно не торопятся... Вот так, товарищи революционеры.
Заговорили о подвиге Николая Гастелло, направившего свой горящий самолет в колонну вражеских танков.
- А вы знаете, - сказал Старчак, - что капитан Гастелло служил в первом полку? Его товарищи - Лановенко, Дриго, Филин, Ильинский - и сейчас здесь. С ними вместе мы и полетим в тыл.
Ильинский, Ильинский... Да ведь я о нем писал в нашу дивизионную газету. Порывшись в своих архивах, я отыскал несколько заметок, где расеказывалбсь о том, как он бомбил вражеские аэродромы...
Когда Старчак показал мне пачку фотографий своих друзей-летчиков, я сразу же узнал Ильинского.
- Мой лучший товарищ, - так отозвался Старчак об этом летчике. - Сколько раз вместе с ним в тыл летал. Где-то он теперь?..
...Десантники учились производить минирование дорог, подрывать телеграфные столбы, используя минимальный запас тола, выбирать среди опор моста самые уязвимые, определять, какая из ферм испытывает наибольшую нагрузку, чтобы можно было быстрее обрушить мост.
Время от времени Борис не досчитывался кого-либо из новых товарищей. Он не спрашивал, куда они исчезли. Он знал, что они там, в тылу, и ждал, когда придет его черед. Он жаждал боя, еще не совсем отдавая себе отчет, что это не такое легкое дело, как ему представлялось после первой удачной операции во вражеском тылу.
16
Все это было летом сорок первого года.
Какое оно было?
Старчак сказал:
- Обычное лето. Правда, получалось так: днем, когда летают немцы, - в небе ни облачка, а ночью, когда отправляться нам, - все заволакивает тучами. Но мы не сетовали. В общем, погода как погода.
В этом высказывании - весь Старчак. Он не стал говорить, что сухие, ясные июньские, июльские и августовские дни способствовали наступлению немцев: их танки и автомашины могли идти не только по дорогам, но и напрямик - полями и лугами. Это облегчало маневр, помогало быстро сосредоточивать силы. А вот наладить оборону в таких .условиях намного трудней.
Но не сваливать же свои неудачи на непогоду или, напротив, на вёдро. Время для наших войск было очень тяжелым, и Старчак, кадровый офицер, понимал это лучше, чем любой из нас.
Лето было долгим. В Юхнове оно задержалось до сентября, повиснув на ветвях тонкой, но прочной паутиной, не отличимой от солнечных лучей.
Ольха, рядом с которой находилась землянка Старчака, не обронила ни одного своего зубчатого листка, темно-зеленого сверху и светлого с испода. Не облетели еще перистые листья по-майски зеленого ясеня.
Листья клена перед тем, как оторваться от ветки, переняли от солнца его золотой цвет. Но не все сразу: сперва верхние, а вслед за ними - остальные. И не вдруг стала листва золотой: прежде сентябрь придал ей знаменный, красный цвет. Окончательно созревшие двойные крылатки, крепко сидящие на своей цветоножке, еще не слетели на землю - их черед за листьями - и кажутся бледно-зелеными стрекозами.
Поэты сравнивают осенний багровый клен с неистовым, жарким пламенем. .
Когда клен догорел, Старчак и без календаря знал: лето кончилось.
Осень
1
В отличие от лета осень была совсем короткой: малая частица сентября да октябрь - и все. Ноябрь с самых первых дней властвовал, как настоящий зимний месяц. Он засыпал землю сухим, нетающим снегом, лез сквозь шинельное сукно, превращал сапоги в деревянные колодки.
Помню день двадцать четвертой годовщины Октября. Первый авиационный полк был выстроен на аэродроме, и, пока выносили знамя и читали приказ, темные прямоугольники подразделений потеряли очертания, расплылись, стали пушисто-белыми от снега.
В дни октября капитан Старчак совершил один из своих главных подвигов, если только можно подразделять мужественные поступки на главные и второстепенные.
Передо мной вырезка из газеты "Красная звезда" военного времени. Большая, на целый подвал статья "Стойко оборонять дороги". Читаю один столбец, второй, третий... В четвертой колонке говорится о Старчаке. "В районе Юхнова капитан Старчак со своими подразделениями успешно сдерживал вчетверо превосходившего по численности врага.
Комбат расположил роты за небольшой водной преградой и подготовил оборону на широком фронте. Берега реки в некоторых местах были крутыми и могли служить противотанковыми препятствиями.
Капитан не успокоился на этом и свои огневые средства наиболее плотно сгруппировал поблизости от шоссейной дороги. Здесь же была создана прочная противотанковая оборона.
Неприятельский пехотный полк с пятнадцатью танками несколько раз пытался ворваться в оборону. Каждый раз атаки задерживались огнем на подступах к реке. Дважды небольшим пехотным группам немцев удавалось все же прорваться, но оба раза они были отброшены назад контратаками. Во время этих боев немцы потеряли шесть танков.
Капитан прикрывал дорогу до тех пор, пока не прибыло подкрепление..."
А дальше шел вывод: "Местность, удачно выбранная капитаном, усиливала прочность обороны. Постройки, рощи, крутой берег реки - все это служило защитой от вражеских танков и маской, скрывающей маневрирование огневыми средствами..."
Прочитав статью - ее автором был полковник, - я подумал, что высокая оценка воинского мастерства Стар-чака очень закономерна. Авиатор до мозга костей, капитан всегда помнил, что конечной целью всякого боя может быть лишь успех в наземном сражении. Слова о том, что пехота - царица полей, которые все мы часто слышали, не были для него только красивой фразой: все предвоенные годы капитан изучал тактику наземных войск, и совсем не случайно оказалась в его штурманской сумке потрепанная книжка - "Боевой устав пехоты". Я видел ее у Старчака в сентябре сорок первого года...
- Не может быть так называемого "чистого" военного парашютизма! - говорил Старчак и, как всегда в минуты волнения, прищелкивал языком. - Парашют - это средство, которое доставляет тебя к месту сражения. Ну, а дальше что ты будешь делать?..
И пока собеседник не сдавался, Старчак не уставал доказывать ему, что парашютист должен быть знатоком военного дела - механиком-водителем танка, командиром стрелкового взвода, разведчиком...
- Это не по-хозяйски, - говорил капитан особенно неуступчивому спорщику. Да, не по-хозяйски, что тебя из-за нескольких секунд, проведенных в воздухе, в кадрах числят. Нет, брат, изволь быть военным, коль за это дело взялся... Только так.
Здесь хочется привести маленькую историю. Не помню уж, в каком месяце она приключилась, скорей всего в сентябре.
Комендант гарнизона пожаловался Старчаку, что парашютисты не только не подчинились патрульным из батальона аэродромного обслуживания, но и разоружили их и, связав, убежали.
- Разберусь и накажу виновных, - пообещал Старчак. . . .
Он распорядился, чтобы построили отряд, рассказал о жалобе коменданта и велел виновникам сделать два шага вперед.
Парашютисты переглядывались, но никто вперед не выходил.
- Так и будем стоять? - спросил Старчак. - Ну что ж, вольно! Можно закурить. Из строя не расходиться.
Капитан достал пачку "Беломора", надорвал уголок и вытащил своими короткими, но ловкими пальцами папиросу. Пока он нашаривал в кармане зажигалку, папироса, словно живая, перемещалась у него из одного угла рта в другой. Докурив, Старчак взглянул на бойцов и задал тот же вопрос:
- Так и будем стоять?
- Разрешите, товарищ капитан? - Рыжеволосый, веснушчатый даже осенью старшина Васильев сделал два шага вперед и, ловко повернувшись, стал лицом к строю.
- Еще кто? - спросил Старчак.
- Я один,- ответил Васильев.
- Расскажите, как было дело. Васильев молчал.
- Расскажите!
- Ну, в общем, иду я из Юхнова, а они, патрульные то есть, стали приставать ко мне, документы спрашивать... Ну, в общем, виноват я. Не подчинился.
- Легко сказать - не подчинился! - усмехнулся капитан. - Да ты знаешь, что они пристрелить тебя могли... Не подчинился... Рассказывайте дальше!
- Ну, в общем, я вроде за документами полез и в это время выхватил у одного патруля винтовку, а у другого вышиб прикладом... Потом приказал им связать друг друга. И сам тоже помог.
- И все? А сообщники?
- Все - вздохнул Васильев. И добавил: - А сообщников не было. Они, патрули то есть, со стыда врут, что я был не один.
- Ясно, - тихо сказал Старчак. - Все ясно. Ты был один, а теперь про нас всех скажут, что мы анархисты, сторонники всяческого беззакония и безвластия... Не на тех ты нарвался. Я был бы рад; если бы тебе прикладами бока намяли.
- Я тоже, - попробовал улыбнуться Васильев. - Да вот не сумели они пехота... А вдруг не я бы на них напал, а немец? Тогда что?
- Разговоры! - оборвал капитан. - Десять суток строгого ареста. Еще раз повторится - под суд.
Теперь, когда это происшествие уже стало историей, я спрашиваю Старчака, не гордился ли он, хотя бы в душе, тем, что его безоружный парашютист сумел отнять винтовки у двоих.
Старчак и сейчас с трудом сдерживает гнев;
- Нет. Стыд испытывал, что не сумел такой позорный случай предупредить. А что касается воинского умения, то, нет слов, Васильев показал класс.. Но всякое умение - к месту. Не станет сверхметкий стрелок по фонарям или окнам палить... А главное, что мне не понравилось, - это снисходительный тон, каким Васильев произнес слово "пехота". Впрочем, сам он вскоре очень неплохим пехотинцем себя проявил...
2
Оборона Юхнова, вернее моста через Угру, протекающую близ этого калужского городка; началась четвертого октября.
Днем раньше, третьего числа, я приезжал в первый авиаполк, а на обратном пути заглянул к Старчаку.
Было послеобеденное время, и .капитан готовился к очередному полету. Спрашивать "куда?"- не принято, и я, конечно, не задал этого вопроса.
Посидели, покурили, поговорили о погоде - ночь обещала быть дождливой и облачной, - наступило время уходить. Но пришлось задержаться: комиссар Щербина принес принятую радистом сводку Совинформбюро.
Сводка, как и принятая накануне, была тревожной.
Немецкие войска рвались вперед, чтобы, как объявило германское командование, "завершить кампанию до наступления зимы".
Родина призывала: выполни свой долг, прегради путь врагу!
И Старчак выполнял свой долг.
Недавно я нашел свою старую записную книжку. Мое внимание привлекла такая запись: "30 посадок в тылу в июле, августе, сентябре... Старчак первым на Западном фронте вызвал по радио самолет для посадки в тылу. Надо было решить три задачи: как радировать, чтобы не перехватили, как подготовить место посадки, как прикрыть огнем приземляющийся самолет?.. Дело происходит в тактической глубине: 25 - 30 километров от линии фронта".
Я показал листок Старчаку.
- Ну, о посадках в; тылу я вам уже рассказывал, - заметил он. - Сперва это было делом новым. Пришлось психологически себя переломить, внушить себе: земля наша, вот и сажаем самолет, где нам удобней. Потом освоились наши летчики...
Возвращаясь после одного из полетов, Старчак видел, что на линии фронта, в районе Спас-Деменска, идет ожесточенная артиллерийская перестрелка. Это было на рассвете тридцатого сентября. Капитан подумал, что враг готовит новый удар и предстоят значительные фронтовые операции...
В течение нескольких дачей Старчак вновь летал в тыл. Он побывал и в районе Минска, и в Борисове, и в Самойловичах. Вернувшись в Юхнов, капитан едва успевал сомкнуть глаза, как опять надо было готовить очередную группу, уточнять задание и сопровождать десантников.
Перед одним таким полетом третьего октября я и беседовал со Старчаком.
Когда капитан дочитал сводку, я попрощался с ним и со Щербиной и поехал в редакцию.
О последующих событиях я знаю по рассказам их участников, записанным и сразу же после боев, в октябре и ноябре сорок первого года, и совсем недавно.
3
Утром четвертого октября, вернувшись из полета, капитан прилег в своей землянке. Вскоре он проснулся - кто-то тряс его за плечо:
- Иван Георгиевич, проснитесь! Полк улетает.
Старчак натянул сапоги и выскочил наружу. Над леском на небольшой высоте с гулом шли в сторону Москвы четырехмоторные бомбардировщики, один за другим поднимавшиеся с аэродрома.
- Езжай в полк! - приказал Старчак старшему лейтенанту Кабачевскому.
Кабачевский сел в кабину грузовика. Бедрин и Петров взобрались в кузов. На аэродроме, куда они приехали, самолетов уже не было. Лишь порыжевшие маскировочные елки валялись перед стоянками.
- Давай в штаб! - сказал Кабачевский шоферу, но и в здании школы, где помещался штаб полка, никого не оказалось.
Кабачевский решил вернуться в лагерь. При выезде из Юхнова, как-то внезапно обезлюдевшего, покинутого жителями, старший лейтенант заметил, что в домике, где расположен узел связи, кто-то есть. Он вбежал туда и увидел пожилого человека в форме связиста с пересекающимися молнийками на рукаве.
- Есть связь с Гжатском? - резко спросил Кабачевский.
Связист покачал головой.
- А с кем можете соединить?
- Уже ни с кем. Всю аппаратуру увезли. Все уехали...
Машина Кабачевского перегнала на шоссе несколько военных грузовиков, ехавших на восток, к Мятлеву. Остановив один из автомобилей, старший лейтенант стал спрашивать сидевшего в кабине майора о положении на фронте, но тот ничего не мог сказать и лишь показывал маршрутный лист, в котором было сказано, что ему разрешается следовать до самой Москвы.
Вернувшись в лагерь, Кабачевский сообщил Старчаку о результатах поездки. Тот созвал командиров.
- Обстановка неясная, - сказал капитан. - Прежде всего нужно узнать, где наши и где вражеские войска, а там уже будем действовать.
Тотчас же Старчак послал разведывательные группы на автомашинах и мотоциклах. По настоянию подрывника Сулимова десантники захватили с собой взрывчатку. Командирам групп капитан дал задание - уточнить обстановку на шоссейной дороге в пяти, десяти, пятнадцати и двадцати километрах к западу от Юхнова.
Одновременно послали группы вправо и влево от магистрали. Одну из них, ту, что должна была действовать в районе аэродрома, возглавили старший лейтенант Петр Балашов и старшина Иван Корнеев.
Старчак приказал командирам рот и взводов привести подразделения в боевую готовность, а сам пошел в рощу, на берег реки.
Уединение... Как необходимо оно, чтобы посоветоваться с самим собой. Хотя бы десять минут, но - каждый день. Оценить правильность того, что сделано, подумать над тем, что впереди.
Старчак увидел поваленную бурей сосну и присел на шершавый мокрый ствол. Задумался, не замечая дождя, барабанящего по козырьку фуражки и потертому кожаному пальто.
Что делать? Погрузиться на машины и отправиться через Москву на тыловой аэродром, куда перебазировался полк? Никто за это не осудит. Полк, вместе с которым действовал десантный отряд, улетел, штаб двадцать третьей авиадивизии, находившийся в Медыни, тоже выехал на восток, так что можно давать команду "По машинам". Поезжай за Москву со спокойной совестью.
Со спокойной совестью...
Капитан закурил, поглядывая на медленно текущую, уже по-осеннему темную Угру. Потом подошел к берегу, увязая в глине, спустился к самой воде, вымыл сапоги.
Над рекой рос клен, такой же, как у землянки, и капитан засмотрелся, как слетают с него остроконечные багряные листья.
Вот один листок оторвался от ветки, покружился, подхваченный воздушным потоком, как бы раздумывая, падать ли на воду - уж больно холодна. А потом, словно решившись, стал описывать круг за кругом, пока не коснулся воды. Река подхватила его и понесла. Там, где били ключи, он быстро вращался и казался уже не звездочкой, а диском.
Кленовый листок продолжал вращаться, и капитан следил за ним, пока не зарябило в глазах. Мысли были все о том же: "Конечно, надо эвакуироваться, тем более, что десантникам предстоит работа в тылу врага". И сам же возражал: "Что может быть важнее, чем преградить дорогу врагу, который, наверное, уже в эту минуту стремится к Медыни, Малоярославцу, Подольску. Пусть спросят твои командиры, почему не прислал вовремя десантные группы. Совесть твоя будет чиста; Ты выбрал самое трудное".
И решение было принято. Капитан созвал командиров подразделений, сказал:
- В городе с нашими силами не удержаться. Отойдем к Угре, за деревню Колыхманову, и там, на восточном берегу, займем оборону. Оттуда и шоссе хорошо простреливается, и мост как на ладони.
- А может, взорвем его? - предложил Сулимов,. .
- Пожалуй, рановато: войска от Спас-Деменска будут отходить. В общем, ты подготовь все, а время выберем.
Всякий бой - это борьба за время и пространство. Если решена даже часть задачи - выиграно время, значит, бой велся не напрасно.
Старчак хорошо понимал это. Вот почему, заведомо зная, что противник будет намного сильнее, чем отряд, он все же; решил сражаться.
- Немножко меньше так называемого здравого смысла, - говорил капитан Щербине, - чтобы не получилось, как в -пословице: "Двадцать на двадцать будем драться, а как двадцать один - котомки отдадим..."
- Пусть их сто, а нас - десятеро,--сказал Щербина, - не отдадим котомки!
Капитан приказал собрать отряд, и роты выстроились квадратом на поляне.
Вот они, десантники: кто в обычных военных шинелях, кто в телогрейках защитного цвета, кто в гражданской одежде - смотря по тому, какое задание;
Вот стоят Демин и Буров, вот широкобровый Петров, а рядом с ним беленький Бедрин, скуластый бронзовый Эрдеев, чернобородый Сучков... Стоят ветераны отряда - Иван Корнеев, Валентин Васильев, Климов, Гришин, Шкарупо, Поблескивают стеклышки очков авиатехника Старикова...
Старчак показал сорванный с километрового столба лист жести с цифрой "210", сказал:
- Это - расстояние до Москвы. Танковая колонна, если ей ничто не препятствует, проделает такой путь часов за шесты.. Если не мы, то кто же остановит ее? Сегодня дли всех нас - двадцать второе июня. Мы - пограничники. Будем на Угре защищать Москву. Только так. И хоть не полагается обсуждать действия командира, строй, как один человек; выдохнул:
- Правильно!..
и, наверное, для многих великое понятие Родина воплотилось в узкой ленте дороги, ведущей в Москву. Бурый откос шоссе, деревянные шестигранные столбики, не беленные с прошлого года; мокрый черный асфальт, отражающий холодное солнце, даже окопы, где вода до колен - все это до боли свое.
Недавно мы со Старчаком побывали на двести десятом километре Варшавского шоссе. Иван Георгиевич поставил "Москвича" на обочине дороги и, прихрамывая, спустился к Угре.
Он простоял молча на берегу около получаса. Видно, вспоминал те октябрьские дни.
4
Никакими наставлениями и уставами не предусмотрено, что длительную оборону большого района можно вести лишь с винтовками, пистолетами, гранатами и несколькими пулеметами, без поддержки более мощных огневых средств. Но у десантников иного оружия не было.
Времени оставалось в обрез. Старчаку надо было проследить, чтобы вывезли в Подольск парашюты, надо было уничтожить следы пребывания отряда, раздобыть станковые и ручные пулеметы, запастись патронами и гранатами.
Приказания Старчака были четкими:
- На шоссе идут добывать оружие у отступающих частей лейтенант Альбокринов и старшина Климов.
- Землянки взрывают Сулимов и Корнеев.
- С парашютами едут Линовиченко и Гриша Туляк. Я задаю Старчаку вопрос: Что за Странная фамилия - Туляк?
- Это не фамилия, а псевдоним. Мальчуган один к нам прибился. Из Тулы он вот и Туляк.
- А кто Линовиченко? Старчак поморщился:
- Был такой...
Лейтенант Сулимов вместе с Буровым, который когда-то не сумел отнять винтовку у старшего лейтенанта Левенца, готовил к взрыву мост через Угру. Заряды тола были положены под три ряда мокрых, замшелых опор, замаскированные провода были протянуты в окоп, вырытый неподалеку. Теперь достаточно замкнуть электрическую цепь- и мост взлетит на воздух.
Район близ моста был подготовлен к обороне. Старчак не ограничился защитой узкого участка. Нескольким взводам он дал приказ обороняться в лесу на берегу Угры - справа и слева от ленты шоссейной дороги.
Позиции оказались на редкость удачными. Когда-то здесь брали землю для строительства и ремонта дороги, и тут образовались канавы. Они заросли кустарником, получились окопы с естественной маскировкой.
- Считайте, что полсчастья нам уже выпало, - сказал Старчак. - Иначе пришлось бы очень трудно. Лопат и топоров раз-два - и обчелся: только те, что у водителей.
Старчак говорил мне:
- Герой одной книги сулил полцарства за коня... Я бы все царство отдал тогда за сотню больших или пусть даже малых лопат. Если на одном участке были хорошие естественные укрытия, то на другом мы рыли окопы, чем только могли. Даже голыми руками, а пилотками землю выбрасывали. Мне вспомнился шофер, тот самый, что на Минском шоссе не больно-то охотно окапывался... Вот бы, думаю, его с той самой лопатой сюда. Можно было взрывчатку применить. Но мы тол жалели. Это раз, А во-вторых, не хотели раньше срока выдавать себя...
Обойти участок, занимаемый отрядом, противнику было бы трудно: слева и справа - лес. К тому же подрывники минировали места, по которым могли пройти танки. На некоторых участках были заложены управляемые фугасы.
Иван Бедрин рассказывал мне, что Старчак тщательно вырисовывал цветными карандашами план обороны.
И оттого, что река, откос, окоп его, Бедрина, и соседние с ним поместились на карточке, и оттого, что танки противника, изображенные в виде синих ромбиков, попадали в заштрихованный сектор действия огня, - от всего этого на душе у Бедрина становилось легче. Это не беспорядочное отступление, не бегство, а тяжелая ратная работа, где даже есть теория и документация, в общем, полная отчетность...
По дороге отходили остатки воинских частей, разбитых под Ельней и Кировом. Старчак, выставив охранение, направлял обозы в объезд. Он опасался, что на плечах отступающих могут прорваться по шоссе немецкие авангарды.
Проверяя заставы, капитан подъехал на крупном, сером, в яблоках, жеребце, добытом в одном из полков, к спуску с шоссе на объезжую дорогу и услышал громкий спор.
- Какого черта не пускаете по шоссе!
- У меня приказ, - объяснял Альбокринов.
- Мало ли что один дурак другому дураку прикажет!.. Давай! - толстый, небритый командир, в мятой гимнастерке с отпоротыми петлицами махнул шоферу передней машины, и следом за первым грузовиком тронулась вся колонна.
- Стрелять буду! - спокойно предупредил Альбокринов и вскинул автомат.
- Вы по немцам стреляйте, а по своим нечего! - вспыхнул начальник колонны, и его толстая шея налилась кровью. - По нас уже стреляли.
- И мы будем стрелять, если не выполните приказ!- крикнул, подъезжая, Старчак и, поставив лошадь поперек шоссе, преградил путь.
- А ты кто такой?
- Я - Старчак.
- А по мне, что Старчак, что Спартак, - все равно, - усмехнулся начальник колонны.
- Сдать противотанковые орудия, пулеметы, боеприпасы, передать исправные грузовики с шоферами!.. Расписку выдадим, - спокойно сказал капитан, словно не замечая насмешки.
Видя, что начальник колонны подчиняется, Старчак помчался дальше, и долго еще был слышен цокот подков по звонкому холодному асфальту.
- Кто это?- спросил Альбокринова начальник колонны.
- Командующий Юхновским укрепленным районом, - тотчас же произвел Старчака в несуществующую должность лейтенант.
- Так бы и сказал, я б и спорить не стал. А что он
нас у себя не оставил?
- Да толку от вас не будет, - прямодушно ответил лейтенант. - Большой разбег взяли, вам до самой Москвы не остановится. А нам здесь долго стоять...
5
Свой командный пункт Старчак выбрал неподалеку от кирпичного домика дорожного мастера. Отсюда были хорошо видны и боевые порядки батальона, и мост через Угру, и шоссейная дорога до самого поворота в Юхнов,
Старчак зашел в домик, судя по всему, давно, уже оставленный хозяевами. Засохли примулы на подоконнике, пожелтела вода в стеклянной банке с уснувшими. золотыми рыбками. Опрокинутая солонка валялась у самого порогами соль скрипела под ногами. Полосатый матрац сполз с кровати.
Весь этот беспорядок больно щемил сердце. Где она теперь, эта потревоженная войной семья?..
Через много лет Старчак узнал о хозяевах.
Однажды из разговора с соседкой в военном городке, где живет Старчак, он случайно узнал, что она родом из-под Юхнова.
- В школу бы надо было, но - война; так два года и пропустила, - вздохнула Ольга. - Когда бои на Угре начались, нас папа в деревню увез. Мы ведь на самой дороге жили, у моста.
У Старчака мелькнула догадка.
- Он, случайно, не дорожный мастер?
- Откуда вы знаете?
- Я у вас дома был. .
Он рассказал про все: и про опрокинутую солонку на пороге, и про уснувших золотых рыбок в банке, и про полосатый матрац, свесившийся с кровати.
- Когда мы отходили с Угры на Изверю, все так и оставалось. Только стекла были выбиты, - сказал Старчак.
- А когда мы вернулись, все было спалено. Одни стены. Зто я хорошо помню, хоть и маленькая была.
- Ну разве не удивительно, - сказал я Старчаку,- что здесь, в военном городке, вы, можно сказать, землячку повстречали?
- И не то случается, - улыбнулся тот. - Мир тесен... Хотя бывает, кого ищешь - не находишь.
...Ночь провели окопах, чутко вслушиваясь, не доносится ли гул моторов, не раздаются ли выстрелы.
- Пока не идут. Это раз. А, во-вторых, кто, как не они, помог Гитлеру окрепнуть и на нас броситься. Правда, теперь они спохватились, но все равно не торопятся... Вот так, товарищи революционеры.
Заговорили о подвиге Николая Гастелло, направившего свой горящий самолет в колонну вражеских танков.
- А вы знаете, - сказал Старчак, - что капитан Гастелло служил в первом полку? Его товарищи - Лановенко, Дриго, Филин, Ильинский - и сейчас здесь. С ними вместе мы и полетим в тыл.
Ильинский, Ильинский... Да ведь я о нем писал в нашу дивизионную газету. Порывшись в своих архивах, я отыскал несколько заметок, где расеказывалбсь о том, как он бомбил вражеские аэродромы...
Когда Старчак показал мне пачку фотографий своих друзей-летчиков, я сразу же узнал Ильинского.
- Мой лучший товарищ, - так отозвался Старчак об этом летчике. - Сколько раз вместе с ним в тыл летал. Где-то он теперь?..
...Десантники учились производить минирование дорог, подрывать телеграфные столбы, используя минимальный запас тола, выбирать среди опор моста самые уязвимые, определять, какая из ферм испытывает наибольшую нагрузку, чтобы можно было быстрее обрушить мост.
Время от времени Борис не досчитывался кого-либо из новых товарищей. Он не спрашивал, куда они исчезли. Он знал, что они там, в тылу, и ждал, когда придет его черед. Он жаждал боя, еще не совсем отдавая себе отчет, что это не такое легкое дело, как ему представлялось после первой удачной операции во вражеском тылу.
16
Все это было летом сорок первого года.
Какое оно было?
Старчак сказал:
- Обычное лето. Правда, получалось так: днем, когда летают немцы, - в небе ни облачка, а ночью, когда отправляться нам, - все заволакивает тучами. Но мы не сетовали. В общем, погода как погода.
В этом высказывании - весь Старчак. Он не стал говорить, что сухие, ясные июньские, июльские и августовские дни способствовали наступлению немцев: их танки и автомашины могли идти не только по дорогам, но и напрямик - полями и лугами. Это облегчало маневр, помогало быстро сосредоточивать силы. А вот наладить оборону в таких .условиях намного трудней.
Но не сваливать же свои неудачи на непогоду или, напротив, на вёдро. Время для наших войск было очень тяжелым, и Старчак, кадровый офицер, понимал это лучше, чем любой из нас.
Лето было долгим. В Юхнове оно задержалось до сентября, повиснув на ветвях тонкой, но прочной паутиной, не отличимой от солнечных лучей.
Ольха, рядом с которой находилась землянка Старчака, не обронила ни одного своего зубчатого листка, темно-зеленого сверху и светлого с испода. Не облетели еще перистые листья по-майски зеленого ясеня.
Листья клена перед тем, как оторваться от ветки, переняли от солнца его золотой цвет. Но не все сразу: сперва верхние, а вслед за ними - остальные. И не вдруг стала листва золотой: прежде сентябрь придал ей знаменный, красный цвет. Окончательно созревшие двойные крылатки, крепко сидящие на своей цветоножке, еще не слетели на землю - их черед за листьями - и кажутся бледно-зелеными стрекозами.
Поэты сравнивают осенний багровый клен с неистовым, жарким пламенем. .
Когда клен догорел, Старчак и без календаря знал: лето кончилось.
Осень
1
В отличие от лета осень была совсем короткой: малая частица сентября да октябрь - и все. Ноябрь с самых первых дней властвовал, как настоящий зимний месяц. Он засыпал землю сухим, нетающим снегом, лез сквозь шинельное сукно, превращал сапоги в деревянные колодки.
Помню день двадцать четвертой годовщины Октября. Первый авиационный полк был выстроен на аэродроме, и, пока выносили знамя и читали приказ, темные прямоугольники подразделений потеряли очертания, расплылись, стали пушисто-белыми от снега.
В дни октября капитан Старчак совершил один из своих главных подвигов, если только можно подразделять мужественные поступки на главные и второстепенные.
Передо мной вырезка из газеты "Красная звезда" военного времени. Большая, на целый подвал статья "Стойко оборонять дороги". Читаю один столбец, второй, третий... В четвертой колонке говорится о Старчаке. "В районе Юхнова капитан Старчак со своими подразделениями успешно сдерживал вчетверо превосходившего по численности врага.
Комбат расположил роты за небольшой водной преградой и подготовил оборону на широком фронте. Берега реки в некоторых местах были крутыми и могли служить противотанковыми препятствиями.
Капитан не успокоился на этом и свои огневые средства наиболее плотно сгруппировал поблизости от шоссейной дороги. Здесь же была создана прочная противотанковая оборона.
Неприятельский пехотный полк с пятнадцатью танками несколько раз пытался ворваться в оборону. Каждый раз атаки задерживались огнем на подступах к реке. Дважды небольшим пехотным группам немцев удавалось все же прорваться, но оба раза они были отброшены назад контратаками. Во время этих боев немцы потеряли шесть танков.
Капитан прикрывал дорогу до тех пор, пока не прибыло подкрепление..."
А дальше шел вывод: "Местность, удачно выбранная капитаном, усиливала прочность обороны. Постройки, рощи, крутой берег реки - все это служило защитой от вражеских танков и маской, скрывающей маневрирование огневыми средствами..."
Прочитав статью - ее автором был полковник, - я подумал, что высокая оценка воинского мастерства Стар-чака очень закономерна. Авиатор до мозга костей, капитан всегда помнил, что конечной целью всякого боя может быть лишь успех в наземном сражении. Слова о том, что пехота - царица полей, которые все мы часто слышали, не были для него только красивой фразой: все предвоенные годы капитан изучал тактику наземных войск, и совсем не случайно оказалась в его штурманской сумке потрепанная книжка - "Боевой устав пехоты". Я видел ее у Старчака в сентябре сорок первого года...
- Не может быть так называемого "чистого" военного парашютизма! - говорил Старчак и, как всегда в минуты волнения, прищелкивал языком. - Парашют - это средство, которое доставляет тебя к месту сражения. Ну, а дальше что ты будешь делать?..
И пока собеседник не сдавался, Старчак не уставал доказывать ему, что парашютист должен быть знатоком военного дела - механиком-водителем танка, командиром стрелкового взвода, разведчиком...
- Это не по-хозяйски, - говорил капитан особенно неуступчивому спорщику. Да, не по-хозяйски, что тебя из-за нескольких секунд, проведенных в воздухе, в кадрах числят. Нет, брат, изволь быть военным, коль за это дело взялся... Только так.
Здесь хочется привести маленькую историю. Не помню уж, в каком месяце она приключилась, скорей всего в сентябре.
Комендант гарнизона пожаловался Старчаку, что парашютисты не только не подчинились патрульным из батальона аэродромного обслуживания, но и разоружили их и, связав, убежали.
- Разберусь и накажу виновных, - пообещал Старчак. . . .
Он распорядился, чтобы построили отряд, рассказал о жалобе коменданта и велел виновникам сделать два шага вперед.
Парашютисты переглядывались, но никто вперед не выходил.
- Так и будем стоять? - спросил Старчак. - Ну что ж, вольно! Можно закурить. Из строя не расходиться.
Капитан достал пачку "Беломора", надорвал уголок и вытащил своими короткими, но ловкими пальцами папиросу. Пока он нашаривал в кармане зажигалку, папироса, словно живая, перемещалась у него из одного угла рта в другой. Докурив, Старчак взглянул на бойцов и задал тот же вопрос:
- Так и будем стоять?
- Разрешите, товарищ капитан? - Рыжеволосый, веснушчатый даже осенью старшина Васильев сделал два шага вперед и, ловко повернувшись, стал лицом к строю.
- Еще кто? - спросил Старчак.
- Я один,- ответил Васильев.
- Расскажите, как было дело. Васильев молчал.
- Расскажите!
- Ну, в общем, иду я из Юхнова, а они, патрульные то есть, стали приставать ко мне, документы спрашивать... Ну, в общем, виноват я. Не подчинился.
- Легко сказать - не подчинился! - усмехнулся капитан. - Да ты знаешь, что они пристрелить тебя могли... Не подчинился... Рассказывайте дальше!
- Ну, в общем, я вроде за документами полез и в это время выхватил у одного патруля винтовку, а у другого вышиб прикладом... Потом приказал им связать друг друга. И сам тоже помог.
- И все? А сообщники?
- Все - вздохнул Васильев. И добавил: - А сообщников не было. Они, патрули то есть, со стыда врут, что я был не один.
- Ясно, - тихо сказал Старчак. - Все ясно. Ты был один, а теперь про нас всех скажут, что мы анархисты, сторонники всяческого беззакония и безвластия... Не на тех ты нарвался. Я был бы рад; если бы тебе прикладами бока намяли.
- Я тоже, - попробовал улыбнуться Васильев. - Да вот не сумели они пехота... А вдруг не я бы на них напал, а немец? Тогда что?
- Разговоры! - оборвал капитан. - Десять суток строгого ареста. Еще раз повторится - под суд.
Теперь, когда это происшествие уже стало историей, я спрашиваю Старчака, не гордился ли он, хотя бы в душе, тем, что его безоружный парашютист сумел отнять винтовки у двоих.
Старчак и сейчас с трудом сдерживает гнев;
- Нет. Стыд испытывал, что не сумел такой позорный случай предупредить. А что касается воинского умения, то, нет слов, Васильев показал класс.. Но всякое умение - к месту. Не станет сверхметкий стрелок по фонарям или окнам палить... А главное, что мне не понравилось, - это снисходительный тон, каким Васильев произнес слово "пехота". Впрочем, сам он вскоре очень неплохим пехотинцем себя проявил...
2
Оборона Юхнова, вернее моста через Угру, протекающую близ этого калужского городка; началась четвертого октября.
Днем раньше, третьего числа, я приезжал в первый авиаполк, а на обратном пути заглянул к Старчаку.
Было послеобеденное время, и .капитан готовился к очередному полету. Спрашивать "куда?"- не принято, и я, конечно, не задал этого вопроса.
Посидели, покурили, поговорили о погоде - ночь обещала быть дождливой и облачной, - наступило время уходить. Но пришлось задержаться: комиссар Щербина принес принятую радистом сводку Совинформбюро.
Сводка, как и принятая накануне, была тревожной.
Немецкие войска рвались вперед, чтобы, как объявило германское командование, "завершить кампанию до наступления зимы".
Родина призывала: выполни свой долг, прегради путь врагу!
И Старчак выполнял свой долг.
Недавно я нашел свою старую записную книжку. Мое внимание привлекла такая запись: "30 посадок в тылу в июле, августе, сентябре... Старчак первым на Западном фронте вызвал по радио самолет для посадки в тылу. Надо было решить три задачи: как радировать, чтобы не перехватили, как подготовить место посадки, как прикрыть огнем приземляющийся самолет?.. Дело происходит в тактической глубине: 25 - 30 километров от линии фронта".
Я показал листок Старчаку.
- Ну, о посадках в; тылу я вам уже рассказывал, - заметил он. - Сперва это было делом новым. Пришлось психологически себя переломить, внушить себе: земля наша, вот и сажаем самолет, где нам удобней. Потом освоились наши летчики...
Возвращаясь после одного из полетов, Старчак видел, что на линии фронта, в районе Спас-Деменска, идет ожесточенная артиллерийская перестрелка. Это было на рассвете тридцатого сентября. Капитан подумал, что враг готовит новый удар и предстоят значительные фронтовые операции...
В течение нескольких дачей Старчак вновь летал в тыл. Он побывал и в районе Минска, и в Борисове, и в Самойловичах. Вернувшись в Юхнов, капитан едва успевал сомкнуть глаза, как опять надо было готовить очередную группу, уточнять задание и сопровождать десантников.
Перед одним таким полетом третьего октября я и беседовал со Старчаком.
Когда капитан дочитал сводку, я попрощался с ним и со Щербиной и поехал в редакцию.
О последующих событиях я знаю по рассказам их участников, записанным и сразу же после боев, в октябре и ноябре сорок первого года, и совсем недавно.
3
Утром четвертого октября, вернувшись из полета, капитан прилег в своей землянке. Вскоре он проснулся - кто-то тряс его за плечо:
- Иван Георгиевич, проснитесь! Полк улетает.
Старчак натянул сапоги и выскочил наружу. Над леском на небольшой высоте с гулом шли в сторону Москвы четырехмоторные бомбардировщики, один за другим поднимавшиеся с аэродрома.
- Езжай в полк! - приказал Старчак старшему лейтенанту Кабачевскому.
Кабачевский сел в кабину грузовика. Бедрин и Петров взобрались в кузов. На аэродроме, куда они приехали, самолетов уже не было. Лишь порыжевшие маскировочные елки валялись перед стоянками.
- Давай в штаб! - сказал Кабачевский шоферу, но и в здании школы, где помещался штаб полка, никого не оказалось.
Кабачевский решил вернуться в лагерь. При выезде из Юхнова, как-то внезапно обезлюдевшего, покинутого жителями, старший лейтенант заметил, что в домике, где расположен узел связи, кто-то есть. Он вбежал туда и увидел пожилого человека в форме связиста с пересекающимися молнийками на рукаве.
- Есть связь с Гжатском? - резко спросил Кабачевский.
Связист покачал головой.
- А с кем можете соединить?
- Уже ни с кем. Всю аппаратуру увезли. Все уехали...
Машина Кабачевского перегнала на шоссе несколько военных грузовиков, ехавших на восток, к Мятлеву. Остановив один из автомобилей, старший лейтенант стал спрашивать сидевшего в кабине майора о положении на фронте, но тот ничего не мог сказать и лишь показывал маршрутный лист, в котором было сказано, что ему разрешается следовать до самой Москвы.
Вернувшись в лагерь, Кабачевский сообщил Старчаку о результатах поездки. Тот созвал командиров.
- Обстановка неясная, - сказал капитан. - Прежде всего нужно узнать, где наши и где вражеские войска, а там уже будем действовать.
Тотчас же Старчак послал разведывательные группы на автомашинах и мотоциклах. По настоянию подрывника Сулимова десантники захватили с собой взрывчатку. Командирам групп капитан дал задание - уточнить обстановку на шоссейной дороге в пяти, десяти, пятнадцати и двадцати километрах к западу от Юхнова.
Одновременно послали группы вправо и влево от магистрали. Одну из них, ту, что должна была действовать в районе аэродрома, возглавили старший лейтенант Петр Балашов и старшина Иван Корнеев.
Старчак приказал командирам рот и взводов привести подразделения в боевую готовность, а сам пошел в рощу, на берег реки.
Уединение... Как необходимо оно, чтобы посоветоваться с самим собой. Хотя бы десять минут, но - каждый день. Оценить правильность того, что сделано, подумать над тем, что впереди.
Старчак увидел поваленную бурей сосну и присел на шершавый мокрый ствол. Задумался, не замечая дождя, барабанящего по козырьку фуражки и потертому кожаному пальто.
Что делать? Погрузиться на машины и отправиться через Москву на тыловой аэродром, куда перебазировался полк? Никто за это не осудит. Полк, вместе с которым действовал десантный отряд, улетел, штаб двадцать третьей авиадивизии, находившийся в Медыни, тоже выехал на восток, так что можно давать команду "По машинам". Поезжай за Москву со спокойной совестью.
Со спокойной совестью...
Капитан закурил, поглядывая на медленно текущую, уже по-осеннему темную Угру. Потом подошел к берегу, увязая в глине, спустился к самой воде, вымыл сапоги.
Над рекой рос клен, такой же, как у землянки, и капитан засмотрелся, как слетают с него остроконечные багряные листья.
Вот один листок оторвался от ветки, покружился, подхваченный воздушным потоком, как бы раздумывая, падать ли на воду - уж больно холодна. А потом, словно решившись, стал описывать круг за кругом, пока не коснулся воды. Река подхватила его и понесла. Там, где били ключи, он быстро вращался и казался уже не звездочкой, а диском.
Кленовый листок продолжал вращаться, и капитан следил за ним, пока не зарябило в глазах. Мысли были все о том же: "Конечно, надо эвакуироваться, тем более, что десантникам предстоит работа в тылу врага". И сам же возражал: "Что может быть важнее, чем преградить дорогу врагу, который, наверное, уже в эту минуту стремится к Медыни, Малоярославцу, Подольску. Пусть спросят твои командиры, почему не прислал вовремя десантные группы. Совесть твоя будет чиста; Ты выбрал самое трудное".
И решение было принято. Капитан созвал командиров подразделений, сказал:
- В городе с нашими силами не удержаться. Отойдем к Угре, за деревню Колыхманову, и там, на восточном берегу, займем оборону. Оттуда и шоссе хорошо простреливается, и мост как на ладони.
- А может, взорвем его? - предложил Сулимов,. .
- Пожалуй, рановато: войска от Спас-Деменска будут отходить. В общем, ты подготовь все, а время выберем.
Всякий бой - это борьба за время и пространство. Если решена даже часть задачи - выиграно время, значит, бой велся не напрасно.
Старчак хорошо понимал это. Вот почему, заведомо зная, что противник будет намного сильнее, чем отряд, он все же; решил сражаться.
- Немножко меньше так называемого здравого смысла, - говорил капитан Щербине, - чтобы не получилось, как в -пословице: "Двадцать на двадцать будем драться, а как двадцать один - котомки отдадим..."
- Пусть их сто, а нас - десятеро,--сказал Щербина, - не отдадим котомки!
Капитан приказал собрать отряд, и роты выстроились квадратом на поляне.
Вот они, десантники: кто в обычных военных шинелях, кто в телогрейках защитного цвета, кто в гражданской одежде - смотря по тому, какое задание;
Вот стоят Демин и Буров, вот широкобровый Петров, а рядом с ним беленький Бедрин, скуластый бронзовый Эрдеев, чернобородый Сучков... Стоят ветераны отряда - Иван Корнеев, Валентин Васильев, Климов, Гришин, Шкарупо, Поблескивают стеклышки очков авиатехника Старикова...
Старчак показал сорванный с километрового столба лист жести с цифрой "210", сказал:
- Это - расстояние до Москвы. Танковая колонна, если ей ничто не препятствует, проделает такой путь часов за шесты.. Если не мы, то кто же остановит ее? Сегодня дли всех нас - двадцать второе июня. Мы - пограничники. Будем на Угре защищать Москву. Только так. И хоть не полагается обсуждать действия командира, строй, как один человек; выдохнул:
- Правильно!..
и, наверное, для многих великое понятие Родина воплотилось в узкой ленте дороги, ведущей в Москву. Бурый откос шоссе, деревянные шестигранные столбики, не беленные с прошлого года; мокрый черный асфальт, отражающий холодное солнце, даже окопы, где вода до колен - все это до боли свое.
Недавно мы со Старчаком побывали на двести десятом километре Варшавского шоссе. Иван Георгиевич поставил "Москвича" на обочине дороги и, прихрамывая, спустился к Угре.
Он простоял молча на берегу около получаса. Видно, вспоминал те октябрьские дни.
4
Никакими наставлениями и уставами не предусмотрено, что длительную оборону большого района можно вести лишь с винтовками, пистолетами, гранатами и несколькими пулеметами, без поддержки более мощных огневых средств. Но у десантников иного оружия не было.
Времени оставалось в обрез. Старчаку надо было проследить, чтобы вывезли в Подольск парашюты, надо было уничтожить следы пребывания отряда, раздобыть станковые и ручные пулеметы, запастись патронами и гранатами.
Приказания Старчака были четкими:
- На шоссе идут добывать оружие у отступающих частей лейтенант Альбокринов и старшина Климов.
- Землянки взрывают Сулимов и Корнеев.
- С парашютами едут Линовиченко и Гриша Туляк. Я задаю Старчаку вопрос: Что за Странная фамилия - Туляк?
- Это не фамилия, а псевдоним. Мальчуган один к нам прибился. Из Тулы он вот и Туляк.
- А кто Линовиченко? Старчак поморщился:
- Был такой...
Лейтенант Сулимов вместе с Буровым, который когда-то не сумел отнять винтовку у старшего лейтенанта Левенца, готовил к взрыву мост через Угру. Заряды тола были положены под три ряда мокрых, замшелых опор, замаскированные провода были протянуты в окоп, вырытый неподалеку. Теперь достаточно замкнуть электрическую цепь- и мост взлетит на воздух.
Район близ моста был подготовлен к обороне. Старчак не ограничился защитой узкого участка. Нескольким взводам он дал приказ обороняться в лесу на берегу Угры - справа и слева от ленты шоссейной дороги.
Позиции оказались на редкость удачными. Когда-то здесь брали землю для строительства и ремонта дороги, и тут образовались канавы. Они заросли кустарником, получились окопы с естественной маскировкой.
- Считайте, что полсчастья нам уже выпало, - сказал Старчак. - Иначе пришлось бы очень трудно. Лопат и топоров раз-два - и обчелся: только те, что у водителей.
Старчак говорил мне:
- Герой одной книги сулил полцарства за коня... Я бы все царство отдал тогда за сотню больших или пусть даже малых лопат. Если на одном участке были хорошие естественные укрытия, то на другом мы рыли окопы, чем только могли. Даже голыми руками, а пилотками землю выбрасывали. Мне вспомнился шофер, тот самый, что на Минском шоссе не больно-то охотно окапывался... Вот бы, думаю, его с той самой лопатой сюда. Можно было взрывчатку применить. Но мы тол жалели. Это раз, А во-вторых, не хотели раньше срока выдавать себя...
Обойти участок, занимаемый отрядом, противнику было бы трудно: слева и справа - лес. К тому же подрывники минировали места, по которым могли пройти танки. На некоторых участках были заложены управляемые фугасы.
Иван Бедрин рассказывал мне, что Старчак тщательно вырисовывал цветными карандашами план обороны.
И оттого, что река, откос, окоп его, Бедрина, и соседние с ним поместились на карточке, и оттого, что танки противника, изображенные в виде синих ромбиков, попадали в заштрихованный сектор действия огня, - от всего этого на душе у Бедрина становилось легче. Это не беспорядочное отступление, не бегство, а тяжелая ратная работа, где даже есть теория и документация, в общем, полная отчетность...
По дороге отходили остатки воинских частей, разбитых под Ельней и Кировом. Старчак, выставив охранение, направлял обозы в объезд. Он опасался, что на плечах отступающих могут прорваться по шоссе немецкие авангарды.
Проверяя заставы, капитан подъехал на крупном, сером, в яблоках, жеребце, добытом в одном из полков, к спуску с шоссе на объезжую дорогу и услышал громкий спор.
- Какого черта не пускаете по шоссе!
- У меня приказ, - объяснял Альбокринов.
- Мало ли что один дурак другому дураку прикажет!.. Давай! - толстый, небритый командир, в мятой гимнастерке с отпоротыми петлицами махнул шоферу передней машины, и следом за первым грузовиком тронулась вся колонна.
- Стрелять буду! - спокойно предупредил Альбокринов и вскинул автомат.
- Вы по немцам стреляйте, а по своим нечего! - вспыхнул начальник колонны, и его толстая шея налилась кровью. - По нас уже стреляли.
- И мы будем стрелять, если не выполните приказ!- крикнул, подъезжая, Старчак и, поставив лошадь поперек шоссе, преградил путь.
- А ты кто такой?
- Я - Старчак.
- А по мне, что Старчак, что Спартак, - все равно, - усмехнулся начальник колонны.
- Сдать противотанковые орудия, пулеметы, боеприпасы, передать исправные грузовики с шоферами!.. Расписку выдадим, - спокойно сказал капитан, словно не замечая насмешки.
Видя, что начальник колонны подчиняется, Старчак помчался дальше, и долго еще был слышен цокот подков по звонкому холодному асфальту.
- Кто это?- спросил Альбокринова начальник колонны.
- Командующий Юхновским укрепленным районом, - тотчас же произвел Старчака в несуществующую должность лейтенант.
- Так бы и сказал, я б и спорить не стал. А что он
нас у себя не оставил?
- Да толку от вас не будет, - прямодушно ответил лейтенант. - Большой разбег взяли, вам до самой Москвы не остановится. А нам здесь долго стоять...
5
Свой командный пункт Старчак выбрал неподалеку от кирпичного домика дорожного мастера. Отсюда были хорошо видны и боевые порядки батальона, и мост через Угру, и шоссейная дорога до самого поворота в Юхнов,
Старчак зашел в домик, судя по всему, давно, уже оставленный хозяевами. Засохли примулы на подоконнике, пожелтела вода в стеклянной банке с уснувшими. золотыми рыбками. Опрокинутая солонка валялась у самого порогами соль скрипела под ногами. Полосатый матрац сполз с кровати.
Весь этот беспорядок больно щемил сердце. Где она теперь, эта потревоженная войной семья?..
Через много лет Старчак узнал о хозяевах.
Однажды из разговора с соседкой в военном городке, где живет Старчак, он случайно узнал, что она родом из-под Юхнова.
- В школу бы надо было, но - война; так два года и пропустила, - вздохнула Ольга. - Когда бои на Угре начались, нас папа в деревню увез. Мы ведь на самой дороге жили, у моста.
У Старчака мелькнула догадка.
- Он, случайно, не дорожный мастер?
- Откуда вы знаете?
- Я у вас дома был. .
Он рассказал про все: и про опрокинутую солонку на пороге, и про уснувших золотых рыбок в банке, и про полосатый матрац, свесившийся с кровати.
- Когда мы отходили с Угры на Изверю, все так и оставалось. Только стекла были выбиты, - сказал Старчак.
- А когда мы вернулись, все было спалено. Одни стены. Зто я хорошо помню, хоть и маленькая была.
- Ну разве не удивительно, - сказал я Старчаку,- что здесь, в военном городке, вы, можно сказать, землячку повстречали?
- И не то случается, - улыбнулся тот. - Мир тесен... Хотя бывает, кого ищешь - не находишь.
...Ночь провели окопах, чутко вслушиваясь, не доносится ли гул моторов, не раздаются ли выстрелы.