Лэндон Джулия. Грешный ангел

   — Одли-стрит, двадцать четыре, — буркнул он и стукнул бы дверью ей по плечу, не отскочи она в сторону.
   Дворецкий Финч воззрился на маленького человечка, сунувшего ему записку.
   — Сазерленду! — гаркнул человек и, громко стуча башмаками, удалился.
   Только этого не хватало ему, Финчу. Приносить его милости новости, каковы бы они ни были. О, герцог был в превосходном настроении. Началось это с домашнего ужина в честь возвращения леди Марлен. Его милость пренебрег всеми приличиями и вышел из-за стола во время трапезы, чтобы отыскать своего дворецкого. Нашел его, ясное дело, в столовой для слуг и вытащил на всеобщее обозрение.
   Второе невезение Финча — первое мы уже описали — заключалось в том, что именно он сообщил его милости, что посыльный не смог обнаружить графиню Берген в Воксхолле. Лицо герцога угрожающе потемнело, пока Финч уверял его, что посыльный подходил ко всем имеющимся фонтанам, большим и маленьким, но графини так и не нашел. Дворецкий робко вернул записку и увидел, как его милость разорвал ее на клочки, после чего отправился в столовую.
   Одному Богу известно, какую новость содержит в себе эта новая записка. Но в одном Финч был уверен, медленно подходя к рабочему кабинету герцога и неся перед собой поднос с запиской, — его милости она не понравится.
   Его милость выказал неудовольствие, едва Финч вошел в комнату.
   — Что там? — рявкнул он.
   — Принесли записку, ваша милость.
   Герцог зарычал, с шумом поставив стакан с виски на стол.
   — Который час?
   — Полчаса пополуночи. Герцог потер виски.
   — Давайте, — проворчал он и отбросил книгу, лежавшую у него на коленях. Финч осторожно подал записку, попятился и тихо притворил за собой дверь.
   Алекс не мог заставить себя прочесть записку. Он мерил шагами комнату, крепко сжимая ее в руке. Он не мог слышать о каше, которую сам заварил, и поддаваться порывам страсти. С тяжелым вздохом он сломал печать и посмотрел на листок.
   — Проклятие! Проклятие, проклятие! — вскричал он.
   Записка не была подписана, но он в точности знал, кто ее прислал. Господи, кому еще придет в голову цитировать английских поэтов? Он медленно вернулся к креслу. Как только могла она подумать, что прошлая ночь была ложью? Почему, черт побери, она так решила? Это не было ложью, гром и молния!
   «Боже, что же я натворил?» — спросил он себя в тысячный раз, почувствовав, как все внутри перевернулось от жгучего разочарования. Предчувствие его обмануло. Он потерял ее. Потерял то единственное, что имело для него значение.
   Мир его рушился.
   Он взглянул на часы — без четверти час. Проклятие! В такое время ничего нельзя сделать. Только пить.

Глава 20

   Голова была налита свинцом. Мало того, накануне он наверняка ел горчицу, такая была во рту горечь. Помоги ему Бог, но из-за этой женщины он пьет уже три вечера кряду, а в последний превзошел самого себя. Алекс поднял голову от письменного стола, попробовал открыть глаза и тут же зажмурился: солнечные блики впивались в мозг, словно ножи.
   Это безумие нужно прекратить. Он забросил свои обязанности и до смерти напугал Марлен. Она так заботится о нем, но это его угнетает. Стоит у него над душой, вопрошая, что может для него сделать, в чем он нуждается. Положим, он кое в чем нуждается, но тут она бессильна.
   Дверь в библиотеку открылась и снова закрылась; Алекс не поднял глаз.
   — Тысяча чертей! — воскликнул Артур. Алекс жестом попросил говорить потише.
   — У тебя чудовищный вид, дружище! Судя по всему, нет нужды сообщать тебе, что графиня Берген покинула Лондон…
   — Ч-что… что ты сказал? — спросил Алекс, с видимым усилием выпрямляясь в кресле.
   — Я сказал, что вид у тебя…
   — Да не это!
   Артур подавил раздражение и подобрал валявшийся на полу шейный платок Алекса.
   — Она уехала. Вчера.
   Алекс закрыл глаза, в голове у него все завертелось. Она уехала. Он сжал переносицу, чтобы комната перестала кружиться.
   — Вчера? — хрипло переспросил он.
   — Вместе с немцем.
   — Проклятие, — проворчал он.
   — Господи, Алекс, когда же ты покончишь с этим? Или ты забыл, что через несколько дней у тебя венчание? Ты должен относиться к своей невесте с обожанием, которого она заслуживает, накануне столь знаменательного события, а не пьянствовать каждый вечер!
   Не будь Алекс в полном изнеможении, он с радостью раскроил бы своему братцу череп. А Лорен считает его высокомерным.
   — Как долго ты собираешься терзать себя? Давать пищу для сплетен? Тебе известно, что Марлен вчера вечером видели на концерте? Она сказала Делакорту, что ты болен, но поскольку до этого Делакорт встретил тебя в клубе, он знал, что это ложь. Ах, не волнуйся. Твоя невеста прекрасно провела время со своей кузиной, мисс Бродмур. Потрясающе провела время, по общему мнению. Кажется, маятник качнулся в другую сторону — теперь объектом сплетен стала Марлен.
   Алекс потер виски, тщетно пытаясь остановить биение пульса.
   — Став герцогиней, она превратится в постоянный источник сплетен, поэтому ей лучше к ним привыкнуть заранее. Видит Бог, я привык, — произнес он совершенно спокойно.
   Алекс вздохнул, и вздох этот эхом прокатился по комнате.
   — Послушай, сегодня у Фремонта бал. Отвези туда Марлен. Это положит конец наихудшим предположениям.
   — Не знаю, — наморщившись, протянул Алекс и медленно выпрямился. — Я уже обещал пообщаться с бутылкой виски.
   — Ну хватит! — Выйдя из себя, Артур взмахнул рукой. — Знаешь, я, конечно, могу понять твое увлечение графиней — она красива, очаровательна. Но увлечение есть увлечение. И потом, она ведь уехала! И, как утверждает тетя Пэдди, ее мерзкий дядюшка уже объявил о ее помолвке с графом Бергеном. Так что хватит страдать по ней, ты не юнец. Пора браться за ум!
   — Скажи, Артур, что еще я должен сделать, чтобы угодить тебе? — с горечью спросил Алекс.
   Артур отшвырнул шейный платок брата.
   — Мне кажется, ты сошел с ума.
   «Не с ума. С пути», — подумал Алекс и заставил себя взглянуть на брата.
   — Сегодня вечером я отвезу Марлен на бал к Фремонту. Покажу всему свету, что с Сазерлендом все в порядке. Мы — одна счастливая семья, не волнуйся.
   — Хорошо, — сказал Артур и направился к двери. Но прежде чем выйти, обернулся. — Ну ладно, ладно, все не так уж плохо. Ты очень скоро забудешь ее, как и всех остальных.
   Как только дверь за братом закрылась, Алекс фыркнул. Никогда он ее не забудет. Для этого в мире не хватит виски.
   Алекс подозревал, что охваченный негодованием Артур отправился к матери, другого объяснения неожиданному появлению Ханны он не мог придумать. Он сидел в своем рабочем кабинете, положив голову на подголовник кожаного кресла, и пристально смотрел на огонь в камине. Лорен уехала с этим проклятым немцем, и тут уж, черт побери, ничего не поделаешь. В конце месяца состоится его венчание. Вряд ли можно упрекать Лорен в том, что она решила выйти замуж. В конце концов, каждый должен сделать подходящую партию, соответствующую его положению в обществе. Каждый должен в конце концов остепениться. Он остепенится. И она тоже. Жизнь продолжается. И он научится терпеть эту боль.
   Об этом-то он и размышлял, когда появилась Ханна и, подбоченясь, остановилась. Он едва взглянул на нее, не имея ни малейшего желания выслушивать нравоучения.
   — Кажется, у моего сына какие-то затруднения, — сказала она властным голосом.
   Мягко сказано. Он нетерпеливо вздохнул.
   — Как, неужели Артур забыл упомянуть еще о каком-то моем проступке?
   — Сарказм, Алекс, тебе не к лицу, — сказала она, вплывая в комнату. — И потом, Артур прав. Последние дни ты ведешь себя отвратительно.
   — Я действительно должен поблагодарить Артура за полноту ею досье.
   — Я говорила с Марлен, — продолжала она, пропустив мимо ушей его саркастическое замечание. — Она призналась, что ты отдалился от нее, видимо, изменил свое решение насчет свадьбы и из-за этого страдаешь.
   — Великолепно! — фыркнул он. — Только Марлен способна дать моим поступкам разумное объяснение.
   Ханна тяжело опустилась на стул, стоящий рядом с креслом сына.
   — Я снова и снова задавалась вопросом, почему ты ведешь себя подобным образом. Ты прекрасный человек, Алекс, достойный, честный. Ты вряд ли можешь дать пищу для сплетен, тебе небезразлично мнение окружающих, ты не способен сознательно причинить боль тем, кого любишь.
   — Матушка, не надо, прошу вас, — нетерпеливо проговорил Алекс.
   Но она, словно не слыша его, продолжала:
   — И я спросила себя: что же заставило моего сына пренебречь приличиями? Что заставило его отбросить впитанное с молоком матери уважительное отношение к женщине?
   — Чудесно. И что же ответила Ханна? — насмешливо спросил Алекс.
   — Что этому может быть только одно объяснение. Что ее сын наконец-то обрел любовь.
   Пораженный Алекс взглянул на мать. Та смотрела на него пристально, ожидая возражений.
   — Не сомневаюсь, что у Ханны имеется свое мнение на сей счет, — медленно произнес Алекс. Мать ласково улыбнулась.
   — Ханна молит об одном — чтобы это оказалось правдой, — прошептала она.
   Алекс нахмурился; неужели мать действительно хочет того, на что намекает?
   Ее улыбка заверила его, что это именно так.
   — Я мать, Александр, и хорошо знаю тебя, своего сына. Знаю, что ты скрываешь свои чувства, если, конечно, они у тебя есть. Знаю, что ты считаешь Марлен хорошей партией, вызывающей одобрение в обществе. И еще знаю, что ты не любишь свою нареченную, что в сердце у тебя другая. Но ты никак не ожидал, что такое может случиться даже через тысячу лет.
   Уязвленный тем, что мать разгадала причину его страданий, Алекс презрительно усмехнулся.
   — Какое отношение имеет любовь ко всему остальному? — с вызовом спросил он.
   — Не будь глупцом, милый. Любовь имеет отношение ко всему на свете, — улыбнулась герцогиня.
   Алекс весьма снисходительно покачал головой, но Ханна лишь усмехнулась в ответ.
   — Помнишь прием у Дарфилдов, устроенный в саду? Он, насторожившись, кивнул.
   — Тот вечер стал решающим в твоей жизни. Ты смотрел тогда на графиню Берген так, как еще не смотрел ни на одну женщину. И я сразу все поняла. «Настоящая любовь как привидение — все о нем судачат, но никто его не видел», — говорят французы.
   Алекс в гневе широко открыл глаза.
   Вдруг Ханна подошла к кушетке, стоявшей по другую сторону его кресла, и, наклонившись, положила руку ему на колено.
   — О, мой милый, ты вряд ли понимаешь, как это справедливо! Мне посчастливилось познать настоящую любовь с твоим отцом, и я не могу передать словами, как это важно. В наши дни, когда браки превратились почти что в деловые сделки, я уже не надеялась, что ты встретишь настоящую любовь! Примирилась с мыслью, что ты женишься на какой-нибудь глупенькой барышне из высшего света, которой только и нужно, чтобы все перед ней заискивали…
   — Матушка!
   — Но я видела в тот вечер, как вы смотрели друг на друга. Ты любишь ее, Алекс, и я не могу спокойно смотреть на то, как ты упускаешь свое счастье!
   Он начал было все отрицать, но не мог лгать матери так же, как и брату. Бесполезно. Она была готова к тому, что он будет возражать, Алекс видел это по выражению ее лица.
   — Она уехала из Лондона, — медленно проговорил он. — Вместе с этим немцем.
   — Ха! — фыркнула Ханна, презрительно махнув рукой. — Этот немец меня совершенно не интересует. А тебя?
   — Не обо мне речь. Думаю, что я ее не интересую, — пробормотал Алекс.
   — Вздор!
   — Она уверена, что я просто воспользовался случаем.
   — Это так?
   — Нет, — сердито бросил он. — Я на такое не способен.
   Ханна ласково взяла его за руку. Воцарилось молчание. Мать и сын задумчиво смотрели друг на друга. Странно, но он вдруг почувствовал облегчение. Словно камень с души свалился. Наконец Ханна спокойно проговорила:
   — Ты должен отправиться за ней. И не позволяй этому немцу тебя отпугнуть. Она его не любит. В этом Алекс не сомневался.
   — А как же Марлен? Ханна грустно вздохнула:
   — Это будет нелегко. Она возненавидит тебя, будет тебя презирать. Но в один прекрасный день скажет спасибо за то, что ты был с ней честен.
   — Довольно трудно представить себе такое, — усмехнулся он.
   — Да, возможно, для этого потребуется не один год. Но ты должен действовать более решительно по отношению к Марлен. Для ее же пользы. Она тебя обожает, а ты не можешь ответить на ее чувство. Рано или поздно ваш союз даст трещину. И кто знает? Может быть, Марлен почувствует облегчение, если ваша помолвка расстроится? Вряд ли ты был внимательным женихом.
   Алекс с сомнением посмотрел на мать.
   — Раньше вы так не думали.
   — Думала, — ответила она, поглаживая его руку. — Просто боялась ненужных разговоров. Но, наверное, я немного боялась, что начнутся разговоры. Только после вашего возвращения из Тэрритона поняла, как глубоко твое чувство к графине. И еще поняла, как ты опустошен. Какая мать не сделает все возможное и невозможное, чтобы ее ребенок не страдал? — Она поднесла его руку к губам и поцеловала.
   Глаза у него защипало; он заморгал и смущенно отвел взгляд.
   — Я… Спасибо, мама. Я подумаю о том, что вы сказали. Ханна усмехнулась:
   — Не сомневаюсь, что подумаешь, милый. А теперь, извини, мне надо ехать, налаживать жизнь младшего сына.
   — Вряд ли возможно наладить две жизни в один день, но прошу вас повлиять на Артура, чтобы оставил дурную привычку болтать о своем брате.
   Ханна встала и с улыбкой поцеловала Алекса в щеку.
   — Я люблю тебя, Алекс. И желаю вам обоим только добра! Он схватил ее руку и прижался к ней губами.
   — Я знаю. И люблю вас за это.
   Оставшуюся часть дня Алекс размышлял над своим разговором с матерью. Она просто сентиментальна. Не может он предать Марлен. Долг и ответственность велят ему выполнить свои обязательства. Она этого заслуживает, а свет этого ждет. Он — пэр, влиятельное лицо и должен анализировать свои поступки со всеми вытекающими из них последствиями.
   В девять часов он прибыл в дом Марлен, предварительно послав ей записку с просьбой поехать с ним на бал к Фремонту. Улыбка с лица Марлен сбежала, когда он вошел в гостиную. Неудивительно: фрак от дорогого портного не мог скрыть темных кругов под глазами. Он знал, что выглядит ужасно, но его это нисколько не заботило.
   — Хотите чего-нибудь выпить? — спросила она, изо всех сил стараясь скрыть свой испуг.
   — Пожалуй, нет, — ответил он. При одном упоминании о спиртном его замутило.
   Она жестом предложила ему сесть и сама села на краешек стула, старательно избегая его взгляда.
   — Я обидел вас, — безразличным тоном заметил Алекс.
   — Что вы говорите! — изумленно отозвалась она.
   — Боже мой, да согласитесь же, Марлен. Я и себя обидел, — устало сказал он.
   — Возможно, но я не понимаю, что вы имеете в виду, — мягко сказала она, уставившись на свои колени.
   — Не понимаете, что я пил до беспамятства или что расплачиваюсь за это?
   — Не понимаю, почему вы занимались этим два вечера подряд, — прошептала она.
   — Три, — уточнил он. — Иногда мужчины пьют. Причин для этого не требуется. Они просто… пьют. Она кивнула, не поднимая глаз.
   — Вам угодно, чтобы я ушел?
   — О нет! Я считаю, что мы должны поехать на бал а вы.?
   Пылкость ее ответа поразила его.
   — Должны?
   Она слегка улыбнулась, ее изящные руки нервно теребили платье.
   — Дело в том, что вами интересовались. Я… я думаю, нам надо появиться в обществе. Тогда, знаете ли, разговоры прекратятся, — спокойно объяснила она. — Папа говорит, что наши семьи должны держаться вместе, чтобы ваши реформы встретили благосклонное отношение.
   Все ясно. Уитком намекает на всемогущество приличий. Алекс не собирался возражать. Сплетни становятся злобными, когда тот, кто принадлежит к высшему обществу, нарушает общепринятые нормы поведения. Общество может идти ко всем чертям, но он обязан думать о Марлен.
   — Тогда поехали. Только не давайте мне пить виски, договорились?
   Она взглянула на него без улыбки и ответила:
   — Постараюсь.
   От удушающей тесноты на балу у Фремонта мог заболеть и здоровый человек; Алексу было прямо-таки дурно. Он дважды танцевал, и теперь голова буквально раскалывалась от боли. Впервые он был благодарен Дэвиду за вмешательство. Их отношения после того дня в парке были натянутыми, но, судя по всему, его кузен забыл об этом. Он был необычайно внимателен к Марлен. Уже протанцевал с ней два танца и даже вывел ее в сад пройтись. Но не задержался там, сочтя это неприличным. И она опять была рядом, и кровь отчаянно пульсировала у него в висках. Бальная зала никогда не проветривалась, и Алекс с досадой дернул за свой шейный платок из белого шелка.
   — Как вы себя чувствуете? — обеспокоенно спросила Марлен уже в третий раз. Вокруг глаз у нее легли тени. Видимо, от волнения.
   — Я чувствую себя так же, как десять минут назад, когда вы задали тот же вопрос, — резко ответил он, раздраженно оглядывая залу.
   — Мы можем уехать, если хотите, — сказала она.
   — Я хорошо себя чувствую, Марлен. Перестаньте… беспокоиться.
   — Сазерленд!
   Алекс обернулся и увидел лорда ван дер Милла. Но сейчас он был не в настроении вести пустые разговоры.
   — Добрый вечер, милорд. — Алекс слегка поклонился.
   — Удивлен, что вы здесь. Слышал, вы нездоровы. Добрый вечер, леди Марлен. Прекрасный бал, не так ли? — болтал старик.
   — Да, милорд, прекрасный, — промурлыкала Марлен. — Его милость почти совсем поправились. Сейчас в городе эпидемия легкой лихорадки.
   Если Марлен что-то и удается, так это игра в светские любезности, подумал Алекс.
   — Лихорадка, вот как? — пробормотал лорд ван дер Милл, внимательно глядя на Алекса. — Не заразная, а?
   — Вряд ли, — ответил Алекс.
   — А что, ваша матушка по-прежнему владеет домом на улице Беркли? — спросил ван дер Милл. — Я слышал, вы подумываете продать его.
   Алекс, прислонившийся к стене в поисках опоры, не мог скрыть своего удивления. Ведь у ван дер Милла вполне достаточно домов — только в одном Лондоне два особняка.
   — Ищете еще один дом? — спросил он.
   — Не знаю. — Ван дер Милл пожал плечами и искоса посмотрел на Марлен. — У меня есть друг, которого это может заинтересовать, — ответил он и чуть заметно подмигнул.
   Алекс еще больше удивился. Человек в его возрасте настолько похотлив, что хочет завести любовницу?
   — Почему бы нам не поговорить? Может быть, зайдете на днях? — предложил он, сильно заинтригованный.
   — Именно так я и поступлю, — ответил ван дер Милл со странной улыбкой. — Всего хорошего, леди Марлен.
   — Всего хорошего, милорд.
   Ван дер Милл дружески похлопал Алекса по плечу.
   — Надеюсь, ваша милость, лихорадка у вас скоро пройдет. — Он повернулся и хотел было отойти, но вдруг оглянулся на Алекса. — Никто не живет там, на Беркли-стрит, это верно?
   — Верно.
   — Странно. Ваш кучер в этом не уверен. Сказал, вы наведывались туда недавно с дамой.
   Сердце у Алекса замерло, но он ничем не выдал своего волнения, а ван дер Милл пожал плечами:
   — Возможно, кучер ошибся?
   Алекс мог бы поклясться, что старик слегка прищурился в ожидании ответа.
   — Конечно, ошибся. Дом заперт на весь сезон, — спокойно проговорил Алекс.
   Ван дер Милл быстро взглянул на Марлен, перевел взгляд на Алекса, кивнул и неспешно удалился.
   Сердце у Алекса подскочило к самому горлу; он с трудом поборол желание взглянуть на Марлен. Проклятый ревнивец! Старый кобель! А кучеру он отрежет язык и съест на завтрак.
   — Может быть… может быть, там был Артур? — тихо произнесла Марлен.
   Алекс невольно сжал кулаки.
   — Он ошибся. Дом заперт.
   Она кивнула, не сводя с него глаз.
   — Что-нибудь случилось? Вы побледнели.
   — Не хотите ли вызвать врача, Марлен? Тогда, может быть, перестанете волноваться, что я испущу дух прямо здесь, на балу! — резко проговорил он.
   Глаза ее округлились, и она быстро отвела взгляд. Он искренне пожалел о своей вспышке.
   — Простите меня, любимая. Я не хотел вас обидеть.
   — Я уже не раз это слышала, — прошептала она. Он отошел от стены.
   — Играют вальс. Может, потанцуете с дураком и грубияном?
   Она заколебалась, пожав плечами, но Алекс вывел ее на середину залы и закружил в вальсе. Она танцевала с чопорным видом, держа его на расстоянии вытянутой руки, как положено, шажки у нее были мелкие и аккуратные. И Алекс невольно сравнил ее с Лорен, которая прекрасно чувствовала себя в его объятиях и легко скользила в такт музыке. Марлен завела разговор о свадьбе, и Алекс почувствован, как ненавидит себя. Эта ненависть росла с каждой минутой по мере того, как он кружил Марлен в вальсе. Неужели он обречен всю жизнь сравнивать Марлен с Лорен, а Марлен обречена завоевывать его любовь? «Она тебя обожает, а ты не можешь ответить на ее чувство». Мать права. Он не может ответить на ее чувство. И даже сейчас, на балу, тяготится ею.
   Алекс почувствовал огромное облегчение, когда Марлен попросила отвезти ее домой. В карете он сел напротив нее и, закрыв глаза, устало откинулся на плюшевые подушки.
   Как только карета тронулась, Марлен сказала:
   — Вы слишком много работаете, Алекс. Вам нужен отдых. На этот раз ее забота тронула его. Да, он просто чудовище. Но к несчастью, сегодня его раздражало буквально все.
   — Что вы собираетесь делать завтра? — спросил он, пытаясь сменить тему.
   — Мне нужно наконец покончить с приглашениями. Их такое количество…
   — А что, приглашения еще не разосланы? — спросил он, весь напрягшись, словно получил из самых глубин сознания какой-то важный сигнал.
   Она весело рассмеялась.
   — Конечно, нет! Их надо разослать в пятницу, чтобы они пришли за две недели до свадьбы.
   Он смотрел на нее, в то время как мозг его лихорадочно работал. Приглашения не разосланы. Эти чертовы приглашения не разосланы. «Она тебя обожает, а ты не можешь ответить на ее чувство». Еще не поздно, мелькнула безумная мысль.
   — Марлен…
   — Я написала большую часть, целую гору приглашений. Естественно, всем хочется присутствовать на герцогской свадьбе, — вдруг сказала она, теребя перчатки, лежащие у нее на коленях.
   — Марлен…
   — Ваша матушка так добра, — быстро перебила она его. — Она очень нам помогла. И еще многие люди. Хотят, чтобы все было, как полагается. Поставщик цветов решил проверить, как будет украшена церковь, а поставщик провизии, когда узнал, сколько важных особ ждут к завтраку, просто был вне себя. Можете себе представить, он послал в Париж за особыми рецептами. Все высшее общество ожидает чего-то необычайного. Я… я сама прослежу, чтобы завтра же приглашения были отнесены на почту. Обещаю, не стану этого откладывать. Все будет доставлено вовремя, можете не сомневаться. — Она говорила без умолку, боясь остановиться.
   Алексом овладело какое-то странное чувство. Теперь он испытывал отчужденность не только к Марлен, но и к самому себе, если такое возможно.
   — Марлен…
   Она затрясла головой, как безумная.
   — Нет, Алекс, — прошептала она.
   — Нам нужно поговорить, дорогая!
   — Нет! — Из уголка ее глаза скатилась слезинка, и она опустила голову.
   Алекс сел рядом с ней, обнял за плечи.
   — О Боже, пожалуйста, не надо. — Она заплакала в голос.
   — Мне очень жаль, — сказал он, страдальчески морщась при виде того, как сотрясается от рыданий ее хрупкое тело. — Но я не могу…
   — Не нужно так поступать со мной, Алекс! Не делайте меня посмешищем! — рыдала она.
   — Боюсь, я сделаю вас посмешищем, если мы поженимся, — с несчастным видом возразил он.
   Марлен вскрикнула и, соскользнув с сиденья, прижалась лицом к его ноге. Убитый горем, Алекс наклонился к ней, чувствуя себя самым презренным, самым низким негодяем на свете.
   — Алекс, я сделаю все, что вы скажете! Только не надо так со мной поступать! — В голосе ее звучали истерические нотки. Алекс зажмурил глаза и зарылся лицом в ее волосы.
   — Увы, Марлен, — еле слышно проговорил он, — вы ничего не можете сделать. И не в моей власти что-либо изменить, — грустно прошептал он.
   Она вдруг стукнула его кулаком по ноге.
   — Это она, да? Вы оставляете меня ради нее! — воскликнула Марлен.
   Алекс промолчал, и она еще раз его ударила. И еще раз.
   К тому времени, когда карета подъехала к дому ее родителей на Маунт-стрит, Марлен впала в оцепенение. Он попытался помочь ей выйти из экипажа, но она оттолкнула его и спустилась сама.
   — Завтра утром я зайду к вашим родителям и все объясню, — мягко сказал он, с ненавистью прислушиваясь к собственному голосу.
   — Не стоит так затруднять себя, — пробормотала она с сарказмом и нетвердыми шагами направилась к двери.
   Алекс провел бессонную ночь и утром отправился к Уиткому. Дворецкий, глядя на него так, словно он только что выполз на берег со дна Темзы, проводил его в гостиную. Едва Алекс переступил порог, как лорд Уитком, с лицом, побелевшим от гнева, буквально выскочил из своего кресла. Марлен не удостоила жениха взглядом.
   — Не знаю, какое безумие вас охватило, Сазерленд, но лучше бы вам убедить Марлен, что она неправильно вас поняла! — рявкнул Уитком.
   — Марлен правильно меня поняла, Эдвин, — тихо сказал Алекс. — Я глубоко сожалею, но не могу жениться на вашей дочери.
   Уитком в ужасе разинул рот.
   — Что же вы за чудовище? — ахнула леди Уитком.
   — Ей-богу, вы должны объяснить свое поведение! — вскричал Уитком.