Страница:
Ханна кивнула и с улыбкой смотрела, как ее мать схватила мужа за руку и буквально утащила из комнаты.
– Ваша мать удивительная женщина, – заметил Мэллори.
– О да! Вы восхищались бы еще больше, если бы знали, сколько страданий выпало на ее долю. А теперь скажите: кто бросил в вас камень?
– Могу лишь повторить: понятия не имею. Но насчет господ лошадников вы ошиблись, леди Ханна. Среди них есть люди, готовые на убийство ради обладания приглянувшейся лошадью.
– Лорд Сильвердейл, например? – спросила девушка.
– Слай? Почему именно его имя пришло вам на ум? Он как раз не очень интересуется лошадьми – только играет время от времени на скачках. Кроме того, он не слишком богат и вряд ли сможет позволить себе участвовать в торгах. Уверен, его интересует совсем другое.
– Его интересую я, вы это хотели сказать?
– Прошу прощения за то, что касаюсь столь личного вопроса, но он готов на все, чтобы покорить ваше сердце. Это же очевидно.
– О, этот джентльмен в своих намерениях зашел так далеко, что в прошлом году в Лондоне пытался меня соблазнить, а когда это не удалось, хотел силой усадить в экипаж, чтобы увезти в Шотландию. Тогда мне пришлось бы обвенчаться с ним, чтобы избежать позора.
– Что? Что он пытался сделать?
Мэллори собрался было встать, но Ханна торопливо схватила его за плечо:
– Лежите, прошу вас! Вам нельзя вставать. Вы больны!
– Я не болен, меня просто стукнули по голове.
– Все равно.
– Нет, это совершенно разные вещи. Ведь есть разница: умереть в своей постели или быть разорванным на части стаей диких псов на пустоши. Да я Сильвердейлу голову оторву, причем сегодня же! А ваш брат знает? Нет, конечно же, он ничего не знает, иначе Слай был бы уже покойником.
– Об этом знает только лорд Сильвердейл, я и теперь вы. Может, и не стоило вам рассказывать. – Ханна задумчиво смотрела на маркиза. – Знаете, вы не похожи на других.
– Что же во мне особенного?
– Трудно сказать. А теперь послушайте меня, лорд Мэллори. Вы ничего не станете говорить ни моему брату, ни лорду Сильвердейлу. Я смогла постоять за себя в тот раз и смогу снова, если понадобится. Он потом долго хромал. – Ханна усмехнулась. – Думаю, такое больше не повторится. Лорд понял, что я не какая-нибудь нервная барышня, которая пугается и падает в обморок.
– Это точно, – улыбнулся Мэл. – Вы не пугливы. Ведь вы не побоялись остаться со мной наедине в спальне.
Ханна засмеялась, и легкий румянец окрасил ее щеки. Этот смех отдался в его сердце, и он шутливо спросил:
– Ведь это не ловушка?
– В каком смысле?
– Ну, это же старый трюк. Вы и я в спальне вдвоем. Нас застает ваш отец. Хотя в данном случае это должен быть брат. И брак неминуем.
– Неужели кто-нибудь пользуется такими методами? – со смехом спросила девушка.
– Ну, не то чтобы каждый день, но если женщина жаждет выдать дочь замуж за человека с деньгами и титулом... Я пару раз чуть не попался по молодости, а потом научился избегать подобных ситуаций. Думаю, вы тоже.
– Что вы хотите сказать? – Брови Ханны взметнулись в недоумении. – Неужели мужчины тоже расставляют ловушки? Но с какой целью?
– Как всегда, деньги и власть.
– Наше общество таково, что женщины, за редким исключением, не обладают властью, – задумчиво возразила Ханна. – Что касается денег... Может, кто-то и впрямь охотится за такими богатыми наследницами, как Оливия Тигби.
– Вот тут вы ошибаетесь. Вы тоже обладаете властью и богатством, леди Ханна.
– Я?
– Конечно! Любому, кто побывал в Блэккасле, очевидно, что ваш брат невероятно богат. А что касается власти – уверен, вы имеете значительное влияние на герцога.
– Чушь какая! Уилл не слушает ничьих советов, в том числе и моих. А деньги... у меня есть только то, что дает брат. Своего состояния я не имею. Если ему не понравится мой избранник, он мне не даст ни гроша. В чем же смысл ловушки? Породниться с Бериником? Но кто в здравом уме этого пожелает?
Мэллори покачал головой и заявил с уверенностью:
– Вы хорошо знаете, что не правы. Ваш брат с радостью отдаст все свои деньги ради вашего счастья. Совершит ради вас любое безумство. Если понадобится, с готовностью бросится на помощь человеку, которого вы полюбите.
– Почему вы так думаете?
– Вчера, во время ужина и после, я видел, как ваш брат смотрел на вас с гордостью и любовью. Он то и дело искал вас глазами, чтобы знать, с кем вы, хорошо ли вам. Я думаю, он не так уж эксцентричен и злобен, как о нем говорят. Это маска, не правда ли? Он возвел вокруг себя стену из всякого рода слухов и нелепостей и прячется за ней. Но время от времени ему приходится выглядывать из-за нее, хотя бы чтобы видеть вас. И тогда можно разглядеть его истинное лицо. Говоря откровенно, в Лондоне все по-другому, и там я никогда бы не догадался, в чем дело. Только увидев Бериника здесь, в его собственном доме, рядом с любимой сестрой, я понял, что злобный полусумасшедший герцог – это миф. На самом деле он очень добрый и достойный человек.
Наступило молчание. Ханна устремила на Мэллори взгляд своих непроницаемых темных глаз. Потом встала и, склонившись к нему, крепко поцеловала в губы.
– Но, леди Ханна...
– Это подарок. За то, что вы не поленились заглянуть за стену и увидеть настоящего Уилла. Мало кто оказался на это способен.
– Кто бы это ни был, но он определенно был верхом, – заявил Бериник, который стоял, опустившись на одно колено, и тщательно изучал следы на лесной подстилке ярдах в десяти от того места, где был ранен лорд Мэллори.
– Здесь он осаживал лошадь, приехал, я полагаю, со стороны поля Хаттера. А вот каким путем убрался отсюда, чертовски трудно определить, поскольку это оленья тропа, да к тому же уже темнеет. И через несколько минут невозможно будет отличить оленьи следы от лошадиных.
– Да-да, темнеет очень быстро, – торопливо согласился Мартин, который все время, пока герцог ползал в подлеске, держал поводья его коня и теперь не мог дождаться того момента, когда это жуткое животное перестанет дышать ему в затылок.
Конь вполне подошел бы для демона или какой-нибудь грешной души – настолько был огромен и черен, без единого светлого пятна. К тому же жеребец косил глазами на Мартина с такой злобой, что тому стало не но себе. Такой втопчет в пыль, стоит только зазеваться. Под стать своему хозяину, такой же дикий. Нет бы поехать на Дарлинге, так словно специально выбрал это чудовище.
– Гейзенби, что натворил ваш кузен? Почему на него объявили охоту? – прервал размышления Мартина резкий голос герцога. – Кому он мог перейти дорогу? Сначала кто-то изменил ваше письмо, отправив маркиза прямехонько на пустошь, чтобы он стал добычей диких собак, а теперь в него запустили камнем. Кстати, нападавший скорее всего использовал пращу, судя по силе и точности удара.
– Вы действительно полагаете, что кто-то намеренно исказил указания относительно дороги, данные мной в письме? – изумленно спросил Мартин.
– А вы так не думаете?
– Мне это просто не пришло в голову! Кому понадобилось посылать Мэла на верную смерть?
– Именно этот вопрос я вам и задавал, если помните. – Бериник повесил поводья своего коня на плечо и начал выбираться на дорогу. Мартин в состоянии, близком к прострации, следовал за ним, ведя лошадь следом.
– Но я понятия не имею! Я был уверен, что это просто ошибка переписчика, который либо не разобрал почерк, либо не понял смысла написанного...
– А кто делал копию?
– Не знаю. Кто-то в поместье Мэла – оно называется Брамблс. Возможно, его секретарь.
– У маркиза есть секретарь?
– Конечно! Он довольно важная персона, и у него полно дел: ну, написание политических речей для выступления в палате лордов, например. К тому же он тоже разводит лошадей. Между прочим, его конюшни одни из лучших в Англии. Все это требует времени и сил. Кроме того, он заботится о членах своей семьи: матери, сестрах и братьях. Так что секретарь Мэлу просто необходим.
Они вышли в этот момент на открытое место, и Мартин вздрогнул, услышав, как герцог что-то бормочет. Гейзенби послышалось нечто весьма вульгарное, и он робко спросил:
– Прошу прощения, что вы сказали? Я не расслышал.
Бериник не стал повторять ругательство и продолжил:
– Мне всегда казалось, что маркиз пользуется немалым влиянием в обществе.
– Конечно, ваша милость!
– Думаю, дел у меня не меньше, чем у этого вашего Мэллори. Но секретаря у меня, прошу заметить, нет. А скажите мне, Гейзенби, есть ли у маркиза дети, находящиеся на его попечении?
– Нет, ваша милость.
– Значит, между нами не так уж много общего. Единственные люди, на чью помощь в делах я могу рассчитывать, это не больно-то опытный по причине молодости управляющий и поверенный, красивый, как греческий бог, и трусливый, как заяц. Думаю, такие персонажи в хозяйстве Мэллори тоже имеются.
– Наверное. Я знаю лишь, что он содержит полный штат слуг и работников в поместье и в лондонском доме.
– Ну, я-то ограничиваюсь Блэккаслом. В лондонском доме пока не живу. Там нет никого, кроме привратника. Боже мой, Гейзенби, если моя сестра и ваш кузен полюбят друг друга и решат пожениться, мне ведь тоже придется нанять секретаря и содержать полный штат слуг в Лондоне – хотя бы для того, чтобы не отстать от маркиза.
– Вы... э-э... вы правда полагаете, что союз между Мэллори и леди Ханной возможен? – спросил пораженный Мартин.
– Но разве не для того ваша жена пригласила его на аукцион, чтобы он мог поближе познакомиться с Ханной.
– Но я... мы... Как вы догадались?
– Вы забыли, Гейзенби, что ваша теща была моей соседкой много лет, а она самая первая сваха во всей деревне. И раз речь шла о лучшей подруге дочери, не сомневаюсь, что миссис Тофер постаралась на славу. Да и Энн ей наверняка помогла.
– Но ведь вы не говорили о своих догадках леди Ханне?
– Конечно, нет! Я что, похож на дурака? Послушайте, Гейзенби, я желаю своей сестре счастья и совсем не против, чтобы она вышла замуж по любви. Если она поймет, что Мэллори ей подходит, я не стану им мешать.
– Это замечательно! Мы с Энни уверены, что они прекрасная пара.
– Ну, это им решать. Но я не стану рассказывать Ханне о вашем маленьком заговоре и портить все дело. Ведь если она узнает – маркизу, да и вам с Энн, придется спасаться бегством. Моя сестра в гневе – зрелище впечатляющее.
Гейзенби кивнул:
– Мы знаем.
– Конечно, Энни отдает себе отчет в том, что ее ждет, если... Тс-с! Слушайте!
Послышался шорох, потом треск, и из кустов выскочил заяц. Он пронесся по тропинке, споткнувшись о сапоги герцога, и в следующую секунду исчез в подлеске. Затем раздалось тоненькое тявканье, и на дорожку выбежал гончий пес, совсем маленький, но вел он себя весьма решительно: обнюхивал следы, его уши подпрыгивали, хвост гордо торчал вверх, и звуки, которые он издавал, хоть и писклявые, походили на лай.
Открыв рты от изумления, мужчины смотрели, как гончая протопала по тропинке, перебралась через сапоги Бериника и уже вознамерилась исчезнуть в лесу, когда Мартин пришел в себя:
– Боже мой, я совершенно о нем забыл! Хватайте его, Бериник, скорее!
Герцог бросился в погоню и успел подхватить щенка, прежде чем тот скрылся из виду. Тот жалобно тявкнул и уставился на человека растерянными и испуганными глазами. Но вскоре вспомнил, что уже видел подобное существо, и, несмотря на недавнее неожиданное расставание, ужасно обрадовался – повизгивал, вилял хвостом и лизал ухо Беринику.
Мартин пустился в объяснения:
– Это подарок для мистера Дэмпси. Мы с Мэлом ездили к Клэр Симмонс, чтобы купить этого щенка. На него собирал деньги весь приход. Сквайр говорит, что у Симмонсов лучшие гончие в нашем графстве. Все согласились, что наш пастор заслуживает самой лучшей гончей, потому что он прекрасный человек и очень много делает для прихода. Его любимый пес – Теофилус – умер несколько лет назад. Лично я его не застал, но Энни говорит, был выдающийся пес.
– О да, совершенно необыкновенный, – подтвердил герцог, хватая щенка за шкирку, чтобы уберечь свое ухо от острых щенячьих зубов. – Помнится, во время службы в церкви он садился прямо под кафедрой, и пока хозяин читал проповедь, мы все наслаждались проделками Тео: он то чесался, то зевал – как правило, в самых патетических местах, – то заваливался на спину и задирал все четыре лапы. Словом, гончая была замечательная.
– А он правда пил пиво в «Хромом псе»? – с детским любопытством спросил Мартин. – Сквайр рассказывал, что если мистер Дэмпси заходил в паб, то и Тео наливали пива в мисочку, и он лакал его под столом.
Герцог хмыкнул:
– Решили, что старик выдумывает? Ничего подобного. Все так и было, и старина Тео любил побаловаться элем. Вообще-то в Баррен-Уичи это своего рода традиция: коль у вас есть любимая гончая собака, то вы можете привести ее с собой в паб. И не важно, любит ли пес пиво. Если вы этого не делаете, могут подумать, что вы слишком высокомерны.
– А вы, прошу прощения, как поступаете?
– У меня никогда не было любимой гончей, честно говоря, вообще никакой не было. Ну-ка, прекрати, негодяй! – Бериник пресек попытки щенка залезть ему под мышку. – Думал, наверное, что тебя бросили и теперь придется самому охотиться на зайцев? Ничего, скоро тебя накормят так, что пузо станет совсем круглым. Поехали, Гейзенби. В сумерках мы все равно ничего не найдем. Предлагаю вернуться в дом сквайра и узнать, как там Мэллори. Потом я провожу Ханну домой и пошлю гонца известить констебля Льюиса о нападении на маркиза.
– Мы не можем.
– Чего не можем?
– Мы не можем поехать в дом сквайра со щенком. Мистер Дэмпси наверняка еще там, а если он узнает о подарке до воскресенья, меня проклянут все прихожане. И Энни перестанет со мной разговаривать...
Тем временем преподобный Дэмпси подпирал стену в коридоре, который вел к спальне раненого. Он вопросительно посмотрел на жену, прислонившуюся к стене напротив, и с интересом спросил:
– О чем ты хотела поговорить со мной, милая?
– Да ни о чем. Просто мне нужен был предлог, чтобы оставить Ханну с маркизом наедине.
– В его собственной спальне? – Пастор старался выглядеть недовольным, но губы его расплывались в улыбке. – Жена моя, ты напрочь позабыла о приличиях!
– Не отрицаю. И случилось это после встречи с тобой.
– Ничего подобного, я всегда был и остаюсь человеком безупречной репутации и высокой нравственности.
– И это говорит джентльмен, который при каждом удобном случае норовил остаться со мной наедине и позволял целовать себя самым безнравственным образом. Не вздумай смеяться, тебя услышат!
Пастор сдержал рвущийся наружу смех, поперхнулся и закашлялся.
– Если хочешь знать, Эмили и Энни пригласили Мэллори на этот аукцион, чтобы познакомить с Ханной, – спокойно сказала Вероника.
– Правда? А мне никто ничего не сказал.
– Они и мне не говорили, дурачок. Но ведь это же очевидно: Эмили обожает всех сватать, а Энн счастлива в замужестве и жаждет, чтобы ее подруга тоже познала радости брака. Поэтому наверняка с готовностью взялась помогать матери.
– Но это всего лишь твое предположение, дорогая, – возразил муж.
– Мои предположения основываются на опыте. А скажи, он тебе нравится? Этот Мэллори?
– Я мало о нем знаю.
– Но Уильям понравился тебе сразу!
– В моих интересах было отнестись к нему именно так, раз уж я полюбил его мать. Нет, я не то хотел сказать. Я действительно проникся к нему симпатией с первой встречи, еще до того как узнал, что он твой сын. В нем что-то есть, и со временем он доказал свою исключительность. Думаю, о Мэллори можно сказать то же самое.
– Правда? Он похож на Уильяма?
– Не совсем, но что-то общее у них есть. Он, конечно, не такой бунтарь, как наш герцог, и я уверен, что его репутация чиста как первый снег, но, думаю, при ближайшем знакомстве он окажется весьма неординарной личностью. Тебя устроит такая характеристика?
– Вполне. – Вероника улыбнулась мужу. – Как ты думаешь, маркиз прав в своем предположении, что тот, кто бросил в него камень, хотел избавиться от конкурента на торгах за Снупа? Ведь это очень опасно – удар мог оказаться смертельным. Неужели кто-то из этих людей готов зайти так далеко?
– Если речь идет о Снупе, то такое вполне возможно, дорогая. Хотя лично я не взял бы его даже даром. Боюсь, я слишком стар, чтобы объезжать такое упрямое и злобное животное. Он еще никому не выказал привязанности или хотя бы симпатии.
– А ты знаешь, что как только Мэллори вошел в стойло, Снуп направился прямиком к нему и взял у него яблоко? Ханна видела это собственными глазами!
– Не может быть! Взял яблоко и не попытался откусить руку? – Дэмпси в изумлении покачал головой. – Может, ему пора очки заказывать?
– Побудь хоть минуту серьезным, Ричард, и послушай меня. Если Ханна начнет испытывать к этому джентльмену какие-то чувства, придется позаботиться о его безопасности. Я не хочу, чтобы он погиб от руки убийцы.
– Думаю, нам стоит позаботиться о нем, независимо от того, понравится ли он Ханне. Все-таки гость сквайра, да и вообще – христианская душа. Хочешь, чтобы я попытался разузнать, что происходит?
– Да.
– Хорошо, дорогая. Я запишу это в список неотложных дел вторым пунктом. Первый – расследование убийства Мэг.
– Боже мой, Ричард! – Рука Вероники взметнулась к губам, чтобы заглушить вырвавшийся крик. – А что, если это тот же самый негодяй? Что, если именно убийца Мэг покушался на маркиза?
– Тогда мне не придется вести два расследования.
Ричард Дэмпси обнял жену, чтобы успокоить, поцеловал, поцелуй затянулся, и стражи коридора провели остаток времени весьма приятно.
Джордж Итан Уоррен, выбежавший на крыльцо, вытаращил глаза от удивления, увидев на руках герцога щенка.
– Это мне? – с надеждой спросил он, когда Бериник спешился и бросил поводья Ллуэллину.
– Что тебе?
– Щенок. У меня никогда в жизни не было щенка. Мама не любила собак.
– Правда? Боюсь, я тоже не сильно люблю собак, особенно гончих. Ну не то чтобы не люблю... Впрочем, нет, я солгал. Была одна собака, которую я обожал. Но не моя. Будь добр, Элф, забери у меня это животное. Нам придется отнести его в дом и накормить, раз уж меня назначили его опекуном.
– Вас назначили опекуном щенка?
– Да, теперь у меня на руках два щенка, о которых надо заботиться.
– Я не щенок!
– Это ты так думаешь.
Они вместе прошли мимо паддока и через двор, к боковой двери, которая вела прямиком в кухню. Бериник шагал широко, и мальчик семенил рядом, стараясь не отстать. Им пришлось задержаться на пару минут, потому что щенок извернулся и начал лизать Джорджу лицо и шею, и мальчик идти не мог от смеха. Герцог призвал его принять приличный вид, но не слишком строго, и они продолжили свой путь: большой мужчина с внешностью страшного тролля и едва поспевающий за ним Элф.
– Не очень привыкай к нему, – сказал Бериник, когда они наконец добрались до кухни. – Это не наш щенок. Мы только присматриваем за ним до воскресенья, а потом его подарят пастору.
– О!
– Ты не против позаботиться о нем? Думаю, с ним надо играть, гулять и все такое. Впрочем, если ты не хочешь, я приставлю к зверю одного из конюхов.
– Нет-нет, я буду только рад заботиться о нем. Это ведь он? Не она?
– Это определенно он, – усмехнулся Бериник.
– А как его зовут?
– У него пока нет имени. Думаю, пастор назовет его как-нибудь.
Они вошли в просторную кухню, и герцог, пропустив вперед мальчика со щенком на руках, громко объявил:
– Миссис Грант, нам нужна еда для собаки!
– А ваша милость ничего не перепутали? С утра вам вроде бы требовалась еда для мальчика. – Кухарка обратила к ним раскрасневшееся от жара печи лицо. – Батюшки! Да никак это один из щенков Клэр Симмонс!
– Вы, как всегда, правы, миссис Грант, – ответил герцог. – Это подарок нашему пастору, преподобному мистеру Дэмпси. Думаю, вы, как и я, вносили деньги на его приобретение. Судя по тому, сколько эта зверюга стоит, у Симмонсов не будет финансовых проблем, если они захотят отправить Берта в Шотландию изучать медицину. Сегодня случился целый ряд неприятностей, миссис Грант, и теперь нам придется некоторое время заботиться о животном. Сдается мне, щенок голоден. Думаю, все маленькие и вертлявые тварюшки всегда хотят есть, – добавил он, бросив быстрый взгляд в сторону Джорджа.
– Тут вы правы, ваша милость. – Кухарка улыбалась. – Что щенки, что мальчишки – вечно голодны. Леди Ханна еще не вернулась?
– Нет, она в доме сквайра. Ее проводит Гейзенби или один из конюхов. Я не мог вернуться в Тофер-Хаус с собакой, потому что пастор все еще там.
– И правильно сделали. Пастор не должен увидеть щенка до воскресенья! Иначе не получится сюрприз!
Было почти семь вечера, когда Сильвердейл вышел из «Трех столбов», завернул за угол и вступил под гостеприимные своды «Хромого пса». Лорд выглядел утомленным и расстроенным. Устроившись за столом поближе к камину, он заказал пинту пива и рагу из крольчатины. Потом уставился на яркие язычки пламени, пляшущие вокруг огромного полена, и погрузился в тягостное раздумье.
«Как несправедлива жизнь! – размышлял он. – Я мог бы сделать леди Ханну счастливой. Да, я игрок и в свое время спустил значительную часть своего состояния. И рискнул бы попробовать отыграться, если бы Бериник дал за сестрой кругленькую сумму. Но ведь не это главное. Я хочу жениться на ней вовсе не из-за денег. Не из-за обширных поместий и коллекции древностей в Блэккасле.
Прежде всего мне нужна леди Ханна. Я один смогу оценить ее должным образом! Я вижу ее внутреннюю красоту. А остальные замечают лишь приятное лицо и безупречную фигуру. Но я-то знаю, что она к тому же и умна, обладает чувством юмора и с ней чертовски интересно разговаривать. Если только она не гневается. Но этот урок я усвоил и больше никогда не стану ее сердить. Странно, но в гневе она еще прекраснее. В ее глазах вспыхивает огонь, и она становится гораздо соблазнительнее любой искусной кокетки. Самая прекрасная женщина на свете – леди Ханна Торн. И я потерял ее. Как я был глуп! Высокомерный, самоуверенный идиот – хотел соблазнить ее, а когда она дала мне отпор, потерял голову и пытался силой ее увезти. И теперь она никогда не согласится выйти за меня замуж. Она так и сказала. Она смотрит на меня, словно я какое-то дурно пахнущее животное. Разговаривает со мной лишь из вежливости.
А теперь, в довершение всех моих несчастий, я обронил где-то серебряного льва – единственное, что осталось на память об отце. Кроме того, это довольно ценная вещица, и было приятно сознавать, что я ношу при себе сумму в десять тысяч фунтов или даже больше. Вещица старинная, и ее можно было выгодно продать какому-нибудь коллекционеру. Но лев исчез бесследно. Его не оказалось ни в Тофер-Хаусе, ни в Блэккасле. Куда же он мог деться?
Я надеялся его продать и убедить Бериника, что вполне способен должным образом содержать его сестру. Впрочем, что для герцога десять тысяч? Так, на карманные расходы. И все же, все же... Вдруг Ханна передумает? Тогда эти деньги мне очень пригодились бы».
– Что повергло вас в пучину печали, друг мой? – раздался рядом знакомый голос. – Выглядите так, словно проглотили канарейку, и теперь она пытается выбраться на свободу.
Сильвердейл вымученно улыбнулся:
– Садитесь, Камбертон, и разделите со мной трапезу.
– Спасибо, я не против. Вы еще не нашли свой брелок?
– Нет, никто его не видел. При моем невезенье он вполне мог упасть на дорогу и закатиться в какую-нибудь кроличью нору.
– Сомневаюсь, – серьезно ответил Камбертон. – Кроличьи норы, знаете ли, находятся довольно далеко от проезжих дорог. К тому же прикрыты травой. Но с другой стороны, не мог же ваш брелок уйти сам. Знаете, что я сделаю? Завтра расспрошу всех и каждого в деревне. Похожу по магазинам – вы ведь наверняка заглядывали хоть в одну лавку? Возможно, его еще не нашли.
– Возможно, – уныло согласился Сильвердейл, чтобы не обижать проявившего к нему участие Камбертона. – Я действительно заходил в несколько магазинов. В одном была выставлена чудесная трость с рукояткой из слоновой кости, а в другом – прелестная табакерка и кнут. И мне это показалось странным.
– Что же тут странного?
– Странно, что в деревне продаются столь изысканные вещи. Зачем фермеру трость, отделанная слоновой костью? Станет ли дровосек покупать серебряную табакерку? Кнут был более-менее к месту, но вделанные в его рукоятку золотые кольца совершенно ни к чему.
Служанка принесла Сильвердейлу ужин. Камбертон, принюхавшись к кроличьему рагу и найдя его весьма аппетитным, повторил заказ. Когда служанка отошла, они продолжили беседу.
– Вы не учли того обстоятельства, друг мой, – заметил Камбертон, – что в окрестностях проживает немало знатных и небедных семей. Время от времени они наезжают в Баррен-Уичи за покупками и не откажут себе в удовольствии купить симпатичную вещичку, за которой при других обстоятельствах пришлось бы ехать в Лондон. Кстати, скоро у нас появится возможность познакомиться с ними поближе.
– С кем?
– С благородными семействами, старина.
Сильвердейл в полном недоумении уставился на собеседника.
– Неужели вы не в курсе? – удивился тот. – В субботу вечером в Блэккасле дают бал. Мне сказал об этом Гейзенби. Он говорит, что приглашены все приехавшие на аукцион. Это будет неформальный вечер, можно явиться в простом сюртуке и сапогах для верховой езды. Должно быть, герцогу не жаль паркета.
– Ваша мать удивительная женщина, – заметил Мэллори.
– О да! Вы восхищались бы еще больше, если бы знали, сколько страданий выпало на ее долю. А теперь скажите: кто бросил в вас камень?
– Могу лишь повторить: понятия не имею. Но насчет господ лошадников вы ошиблись, леди Ханна. Среди них есть люди, готовые на убийство ради обладания приглянувшейся лошадью.
– Лорд Сильвердейл, например? – спросила девушка.
– Слай? Почему именно его имя пришло вам на ум? Он как раз не очень интересуется лошадьми – только играет время от времени на скачках. Кроме того, он не слишком богат и вряд ли сможет позволить себе участвовать в торгах. Уверен, его интересует совсем другое.
– Его интересую я, вы это хотели сказать?
– Прошу прощения за то, что касаюсь столь личного вопроса, но он готов на все, чтобы покорить ваше сердце. Это же очевидно.
– О, этот джентльмен в своих намерениях зашел так далеко, что в прошлом году в Лондоне пытался меня соблазнить, а когда это не удалось, хотел силой усадить в экипаж, чтобы увезти в Шотландию. Тогда мне пришлось бы обвенчаться с ним, чтобы избежать позора.
– Что? Что он пытался сделать?
Мэллори собрался было встать, но Ханна торопливо схватила его за плечо:
– Лежите, прошу вас! Вам нельзя вставать. Вы больны!
– Я не болен, меня просто стукнули по голове.
– Все равно.
– Нет, это совершенно разные вещи. Ведь есть разница: умереть в своей постели или быть разорванным на части стаей диких псов на пустоши. Да я Сильвердейлу голову оторву, причем сегодня же! А ваш брат знает? Нет, конечно же, он ничего не знает, иначе Слай был бы уже покойником.
– Об этом знает только лорд Сильвердейл, я и теперь вы. Может, и не стоило вам рассказывать. – Ханна задумчиво смотрела на маркиза. – Знаете, вы не похожи на других.
– Что же во мне особенного?
– Трудно сказать. А теперь послушайте меня, лорд Мэллори. Вы ничего не станете говорить ни моему брату, ни лорду Сильвердейлу. Я смогла постоять за себя в тот раз и смогу снова, если понадобится. Он потом долго хромал. – Ханна усмехнулась. – Думаю, такое больше не повторится. Лорд понял, что я не какая-нибудь нервная барышня, которая пугается и падает в обморок.
– Это точно, – улыбнулся Мэл. – Вы не пугливы. Ведь вы не побоялись остаться со мной наедине в спальне.
Ханна засмеялась, и легкий румянец окрасил ее щеки. Этот смех отдался в его сердце, и он шутливо спросил:
– Ведь это не ловушка?
– В каком смысле?
– Ну, это же старый трюк. Вы и я в спальне вдвоем. Нас застает ваш отец. Хотя в данном случае это должен быть брат. И брак неминуем.
– Неужели кто-нибудь пользуется такими методами? – со смехом спросила девушка.
– Ну, не то чтобы каждый день, но если женщина жаждет выдать дочь замуж за человека с деньгами и титулом... Я пару раз чуть не попался по молодости, а потом научился избегать подобных ситуаций. Думаю, вы тоже.
– Что вы хотите сказать? – Брови Ханны взметнулись в недоумении. – Неужели мужчины тоже расставляют ловушки? Но с какой целью?
– Как всегда, деньги и власть.
– Наше общество таково, что женщины, за редким исключением, не обладают властью, – задумчиво возразила Ханна. – Что касается денег... Может, кто-то и впрямь охотится за такими богатыми наследницами, как Оливия Тигби.
– Вот тут вы ошибаетесь. Вы тоже обладаете властью и богатством, леди Ханна.
– Я?
– Конечно! Любому, кто побывал в Блэккасле, очевидно, что ваш брат невероятно богат. А что касается власти – уверен, вы имеете значительное влияние на герцога.
– Чушь какая! Уилл не слушает ничьих советов, в том числе и моих. А деньги... у меня есть только то, что дает брат. Своего состояния я не имею. Если ему не понравится мой избранник, он мне не даст ни гроша. В чем же смысл ловушки? Породниться с Бериником? Но кто в здравом уме этого пожелает?
Мэллори покачал головой и заявил с уверенностью:
– Вы хорошо знаете, что не правы. Ваш брат с радостью отдаст все свои деньги ради вашего счастья. Совершит ради вас любое безумство. Если понадобится, с готовностью бросится на помощь человеку, которого вы полюбите.
– Почему вы так думаете?
– Вчера, во время ужина и после, я видел, как ваш брат смотрел на вас с гордостью и любовью. Он то и дело искал вас глазами, чтобы знать, с кем вы, хорошо ли вам. Я думаю, он не так уж эксцентричен и злобен, как о нем говорят. Это маска, не правда ли? Он возвел вокруг себя стену из всякого рода слухов и нелепостей и прячется за ней. Но время от времени ему приходится выглядывать из-за нее, хотя бы чтобы видеть вас. И тогда можно разглядеть его истинное лицо. Говоря откровенно, в Лондоне все по-другому, и там я никогда бы не догадался, в чем дело. Только увидев Бериника здесь, в его собственном доме, рядом с любимой сестрой, я понял, что злобный полусумасшедший герцог – это миф. На самом деле он очень добрый и достойный человек.
Наступило молчание. Ханна устремила на Мэллори взгляд своих непроницаемых темных глаз. Потом встала и, склонившись к нему, крепко поцеловала в губы.
– Но, леди Ханна...
– Это подарок. За то, что вы не поленились заглянуть за стену и увидеть настоящего Уилла. Мало кто оказался на это способен.
– Кто бы это ни был, но он определенно был верхом, – заявил Бериник, который стоял, опустившись на одно колено, и тщательно изучал следы на лесной подстилке ярдах в десяти от того места, где был ранен лорд Мэллори.
– Здесь он осаживал лошадь, приехал, я полагаю, со стороны поля Хаттера. А вот каким путем убрался отсюда, чертовски трудно определить, поскольку это оленья тропа, да к тому же уже темнеет. И через несколько минут невозможно будет отличить оленьи следы от лошадиных.
– Да-да, темнеет очень быстро, – торопливо согласился Мартин, который все время, пока герцог ползал в подлеске, держал поводья его коня и теперь не мог дождаться того момента, когда это жуткое животное перестанет дышать ему в затылок.
Конь вполне подошел бы для демона или какой-нибудь грешной души – настолько был огромен и черен, без единого светлого пятна. К тому же жеребец косил глазами на Мартина с такой злобой, что тому стало не но себе. Такой втопчет в пыль, стоит только зазеваться. Под стать своему хозяину, такой же дикий. Нет бы поехать на Дарлинге, так словно специально выбрал это чудовище.
– Гейзенби, что натворил ваш кузен? Почему на него объявили охоту? – прервал размышления Мартина резкий голос герцога. – Кому он мог перейти дорогу? Сначала кто-то изменил ваше письмо, отправив маркиза прямехонько на пустошь, чтобы он стал добычей диких собак, а теперь в него запустили камнем. Кстати, нападавший скорее всего использовал пращу, судя по силе и точности удара.
– Вы действительно полагаете, что кто-то намеренно исказил указания относительно дороги, данные мной в письме? – изумленно спросил Мартин.
– А вы так не думаете?
– Мне это просто не пришло в голову! Кому понадобилось посылать Мэла на верную смерть?
– Именно этот вопрос я вам и задавал, если помните. – Бериник повесил поводья своего коня на плечо и начал выбираться на дорогу. Мартин в состоянии, близком к прострации, следовал за ним, ведя лошадь следом.
– Но я понятия не имею! Я был уверен, что это просто ошибка переписчика, который либо не разобрал почерк, либо не понял смысла написанного...
– А кто делал копию?
– Не знаю. Кто-то в поместье Мэла – оно называется Брамблс. Возможно, его секретарь.
– У маркиза есть секретарь?
– Конечно! Он довольно важная персона, и у него полно дел: ну, написание политических речей для выступления в палате лордов, например. К тому же он тоже разводит лошадей. Между прочим, его конюшни одни из лучших в Англии. Все это требует времени и сил. Кроме того, он заботится о членах своей семьи: матери, сестрах и братьях. Так что секретарь Мэлу просто необходим.
Они вышли в этот момент на открытое место, и Мартин вздрогнул, услышав, как герцог что-то бормочет. Гейзенби послышалось нечто весьма вульгарное, и он робко спросил:
– Прошу прощения, что вы сказали? Я не расслышал.
Бериник не стал повторять ругательство и продолжил:
– Мне всегда казалось, что маркиз пользуется немалым влиянием в обществе.
– Конечно, ваша милость!
– Думаю, дел у меня не меньше, чем у этого вашего Мэллори. Но секретаря у меня, прошу заметить, нет. А скажите мне, Гейзенби, есть ли у маркиза дети, находящиеся на его попечении?
– Нет, ваша милость.
– Значит, между нами не так уж много общего. Единственные люди, на чью помощь в делах я могу рассчитывать, это не больно-то опытный по причине молодости управляющий и поверенный, красивый, как греческий бог, и трусливый, как заяц. Думаю, такие персонажи в хозяйстве Мэллори тоже имеются.
– Наверное. Я знаю лишь, что он содержит полный штат слуг и работников в поместье и в лондонском доме.
– Ну, я-то ограничиваюсь Блэккаслом. В лондонском доме пока не живу. Там нет никого, кроме привратника. Боже мой, Гейзенби, если моя сестра и ваш кузен полюбят друг друга и решат пожениться, мне ведь тоже придется нанять секретаря и содержать полный штат слуг в Лондоне – хотя бы для того, чтобы не отстать от маркиза.
– Вы... э-э... вы правда полагаете, что союз между Мэллори и леди Ханной возможен? – спросил пораженный Мартин.
– Но разве не для того ваша жена пригласила его на аукцион, чтобы он мог поближе познакомиться с Ханной.
– Но я... мы... Как вы догадались?
– Вы забыли, Гейзенби, что ваша теща была моей соседкой много лет, а она самая первая сваха во всей деревне. И раз речь шла о лучшей подруге дочери, не сомневаюсь, что миссис Тофер постаралась на славу. Да и Энн ей наверняка помогла.
– Но ведь вы не говорили о своих догадках леди Ханне?
– Конечно, нет! Я что, похож на дурака? Послушайте, Гейзенби, я желаю своей сестре счастья и совсем не против, чтобы она вышла замуж по любви. Если она поймет, что Мэллори ей подходит, я не стану им мешать.
– Это замечательно! Мы с Энни уверены, что они прекрасная пара.
– Ну, это им решать. Но я не стану рассказывать Ханне о вашем маленьком заговоре и портить все дело. Ведь если она узнает – маркизу, да и вам с Энн, придется спасаться бегством. Моя сестра в гневе – зрелище впечатляющее.
Гейзенби кивнул:
– Мы знаем.
– Конечно, Энни отдает себе отчет в том, что ее ждет, если... Тс-с! Слушайте!
Послышался шорох, потом треск, и из кустов выскочил заяц. Он пронесся по тропинке, споткнувшись о сапоги герцога, и в следующую секунду исчез в подлеске. Затем раздалось тоненькое тявканье, и на дорожку выбежал гончий пес, совсем маленький, но вел он себя весьма решительно: обнюхивал следы, его уши подпрыгивали, хвост гордо торчал вверх, и звуки, которые он издавал, хоть и писклявые, походили на лай.
Открыв рты от изумления, мужчины смотрели, как гончая протопала по тропинке, перебралась через сапоги Бериника и уже вознамерилась исчезнуть в лесу, когда Мартин пришел в себя:
– Боже мой, я совершенно о нем забыл! Хватайте его, Бериник, скорее!
Герцог бросился в погоню и успел подхватить щенка, прежде чем тот скрылся из виду. Тот жалобно тявкнул и уставился на человека растерянными и испуганными глазами. Но вскоре вспомнил, что уже видел подобное существо, и, несмотря на недавнее неожиданное расставание, ужасно обрадовался – повизгивал, вилял хвостом и лизал ухо Беринику.
Мартин пустился в объяснения:
– Это подарок для мистера Дэмпси. Мы с Мэлом ездили к Клэр Симмонс, чтобы купить этого щенка. На него собирал деньги весь приход. Сквайр говорит, что у Симмонсов лучшие гончие в нашем графстве. Все согласились, что наш пастор заслуживает самой лучшей гончей, потому что он прекрасный человек и очень много делает для прихода. Его любимый пес – Теофилус – умер несколько лет назад. Лично я его не застал, но Энни говорит, был выдающийся пес.
– О да, совершенно необыкновенный, – подтвердил герцог, хватая щенка за шкирку, чтобы уберечь свое ухо от острых щенячьих зубов. – Помнится, во время службы в церкви он садился прямо под кафедрой, и пока хозяин читал проповедь, мы все наслаждались проделками Тео: он то чесался, то зевал – как правило, в самых патетических местах, – то заваливался на спину и задирал все четыре лапы. Словом, гончая была замечательная.
– А он правда пил пиво в «Хромом псе»? – с детским любопытством спросил Мартин. – Сквайр рассказывал, что если мистер Дэмпси заходил в паб, то и Тео наливали пива в мисочку, и он лакал его под столом.
Герцог хмыкнул:
– Решили, что старик выдумывает? Ничего подобного. Все так и было, и старина Тео любил побаловаться элем. Вообще-то в Баррен-Уичи это своего рода традиция: коль у вас есть любимая гончая собака, то вы можете привести ее с собой в паб. И не важно, любит ли пес пиво. Если вы этого не делаете, могут подумать, что вы слишком высокомерны.
– А вы, прошу прощения, как поступаете?
– У меня никогда не было любимой гончей, честно говоря, вообще никакой не было. Ну-ка, прекрати, негодяй! – Бериник пресек попытки щенка залезть ему под мышку. – Думал, наверное, что тебя бросили и теперь придется самому охотиться на зайцев? Ничего, скоро тебя накормят так, что пузо станет совсем круглым. Поехали, Гейзенби. В сумерках мы все равно ничего не найдем. Предлагаю вернуться в дом сквайра и узнать, как там Мэллори. Потом я провожу Ханну домой и пошлю гонца известить констебля Льюиса о нападении на маркиза.
– Мы не можем.
– Чего не можем?
– Мы не можем поехать в дом сквайра со щенком. Мистер Дэмпси наверняка еще там, а если он узнает о подарке до воскресенья, меня проклянут все прихожане. И Энни перестанет со мной разговаривать...
Тем временем преподобный Дэмпси подпирал стену в коридоре, который вел к спальне раненого. Он вопросительно посмотрел на жену, прислонившуюся к стене напротив, и с интересом спросил:
– О чем ты хотела поговорить со мной, милая?
– Да ни о чем. Просто мне нужен был предлог, чтобы оставить Ханну с маркизом наедине.
– В его собственной спальне? – Пастор старался выглядеть недовольным, но губы его расплывались в улыбке. – Жена моя, ты напрочь позабыла о приличиях!
– Не отрицаю. И случилось это после встречи с тобой.
– Ничего подобного, я всегда был и остаюсь человеком безупречной репутации и высокой нравственности.
– И это говорит джентльмен, который при каждом удобном случае норовил остаться со мной наедине и позволял целовать себя самым безнравственным образом. Не вздумай смеяться, тебя услышат!
Пастор сдержал рвущийся наружу смех, поперхнулся и закашлялся.
– Если хочешь знать, Эмили и Энни пригласили Мэллори на этот аукцион, чтобы познакомить с Ханной, – спокойно сказала Вероника.
– Правда? А мне никто ничего не сказал.
– Они и мне не говорили, дурачок. Но ведь это же очевидно: Эмили обожает всех сватать, а Энн счастлива в замужестве и жаждет, чтобы ее подруга тоже познала радости брака. Поэтому наверняка с готовностью взялась помогать матери.
– Но это всего лишь твое предположение, дорогая, – возразил муж.
– Мои предположения основываются на опыте. А скажи, он тебе нравится? Этот Мэллори?
– Я мало о нем знаю.
– Но Уильям понравился тебе сразу!
– В моих интересах было отнестись к нему именно так, раз уж я полюбил его мать. Нет, я не то хотел сказать. Я действительно проникся к нему симпатией с первой встречи, еще до того как узнал, что он твой сын. В нем что-то есть, и со временем он доказал свою исключительность. Думаю, о Мэллори можно сказать то же самое.
– Правда? Он похож на Уильяма?
– Не совсем, но что-то общее у них есть. Он, конечно, не такой бунтарь, как наш герцог, и я уверен, что его репутация чиста как первый снег, но, думаю, при ближайшем знакомстве он окажется весьма неординарной личностью. Тебя устроит такая характеристика?
– Вполне. – Вероника улыбнулась мужу. – Как ты думаешь, маркиз прав в своем предположении, что тот, кто бросил в него камень, хотел избавиться от конкурента на торгах за Снупа? Ведь это очень опасно – удар мог оказаться смертельным. Неужели кто-то из этих людей готов зайти так далеко?
– Если речь идет о Снупе, то такое вполне возможно, дорогая. Хотя лично я не взял бы его даже даром. Боюсь, я слишком стар, чтобы объезжать такое упрямое и злобное животное. Он еще никому не выказал привязанности или хотя бы симпатии.
– А ты знаешь, что как только Мэллори вошел в стойло, Снуп направился прямиком к нему и взял у него яблоко? Ханна видела это собственными глазами!
– Не может быть! Взял яблоко и не попытался откусить руку? – Дэмпси в изумлении покачал головой. – Может, ему пора очки заказывать?
– Побудь хоть минуту серьезным, Ричард, и послушай меня. Если Ханна начнет испытывать к этому джентльмену какие-то чувства, придется позаботиться о его безопасности. Я не хочу, чтобы он погиб от руки убийцы.
– Думаю, нам стоит позаботиться о нем, независимо от того, понравится ли он Ханне. Все-таки гость сквайра, да и вообще – христианская душа. Хочешь, чтобы я попытался разузнать, что происходит?
– Да.
– Хорошо, дорогая. Я запишу это в список неотложных дел вторым пунктом. Первый – расследование убийства Мэг.
– Боже мой, Ричард! – Рука Вероники взметнулась к губам, чтобы заглушить вырвавшийся крик. – А что, если это тот же самый негодяй? Что, если именно убийца Мэг покушался на маркиза?
– Тогда мне не придется вести два расследования.
Ричард Дэмпси обнял жену, чтобы успокоить, поцеловал, поцелуй затянулся, и стражи коридора провели остаток времени весьма приятно.
Джордж Итан Уоррен, выбежавший на крыльцо, вытаращил глаза от удивления, увидев на руках герцога щенка.
– Это мне? – с надеждой спросил он, когда Бериник спешился и бросил поводья Ллуэллину.
– Что тебе?
– Щенок. У меня никогда в жизни не было щенка. Мама не любила собак.
– Правда? Боюсь, я тоже не сильно люблю собак, особенно гончих. Ну не то чтобы не люблю... Впрочем, нет, я солгал. Была одна собака, которую я обожал. Но не моя. Будь добр, Элф, забери у меня это животное. Нам придется отнести его в дом и накормить, раз уж меня назначили его опекуном.
– Вас назначили опекуном щенка?
– Да, теперь у меня на руках два щенка, о которых надо заботиться.
– Я не щенок!
– Это ты так думаешь.
Они вместе прошли мимо паддока и через двор, к боковой двери, которая вела прямиком в кухню. Бериник шагал широко, и мальчик семенил рядом, стараясь не отстать. Им пришлось задержаться на пару минут, потому что щенок извернулся и начал лизать Джорджу лицо и шею, и мальчик идти не мог от смеха. Герцог призвал его принять приличный вид, но не слишком строго, и они продолжили свой путь: большой мужчина с внешностью страшного тролля и едва поспевающий за ним Элф.
– Не очень привыкай к нему, – сказал Бериник, когда они наконец добрались до кухни. – Это не наш щенок. Мы только присматриваем за ним до воскресенья, а потом его подарят пастору.
– О!
– Ты не против позаботиться о нем? Думаю, с ним надо играть, гулять и все такое. Впрочем, если ты не хочешь, я приставлю к зверю одного из конюхов.
– Нет-нет, я буду только рад заботиться о нем. Это ведь он? Не она?
– Это определенно он, – усмехнулся Бериник.
– А как его зовут?
– У него пока нет имени. Думаю, пастор назовет его как-нибудь.
Они вошли в просторную кухню, и герцог, пропустив вперед мальчика со щенком на руках, громко объявил:
– Миссис Грант, нам нужна еда для собаки!
– А ваша милость ничего не перепутали? С утра вам вроде бы требовалась еда для мальчика. – Кухарка обратила к ним раскрасневшееся от жара печи лицо. – Батюшки! Да никак это один из щенков Клэр Симмонс!
– Вы, как всегда, правы, миссис Грант, – ответил герцог. – Это подарок нашему пастору, преподобному мистеру Дэмпси. Думаю, вы, как и я, вносили деньги на его приобретение. Судя по тому, сколько эта зверюга стоит, у Симмонсов не будет финансовых проблем, если они захотят отправить Берта в Шотландию изучать медицину. Сегодня случился целый ряд неприятностей, миссис Грант, и теперь нам придется некоторое время заботиться о животном. Сдается мне, щенок голоден. Думаю, все маленькие и вертлявые тварюшки всегда хотят есть, – добавил он, бросив быстрый взгляд в сторону Джорджа.
– Тут вы правы, ваша милость. – Кухарка улыбалась. – Что щенки, что мальчишки – вечно голодны. Леди Ханна еще не вернулась?
– Нет, она в доме сквайра. Ее проводит Гейзенби или один из конюхов. Я не мог вернуться в Тофер-Хаус с собакой, потому что пастор все еще там.
– И правильно сделали. Пастор не должен увидеть щенка до воскресенья! Иначе не получится сюрприз!
Было почти семь вечера, когда Сильвердейл вышел из «Трех столбов», завернул за угол и вступил под гостеприимные своды «Хромого пса». Лорд выглядел утомленным и расстроенным. Устроившись за столом поближе к камину, он заказал пинту пива и рагу из крольчатины. Потом уставился на яркие язычки пламени, пляшущие вокруг огромного полена, и погрузился в тягостное раздумье.
«Как несправедлива жизнь! – размышлял он. – Я мог бы сделать леди Ханну счастливой. Да, я игрок и в свое время спустил значительную часть своего состояния. И рискнул бы попробовать отыграться, если бы Бериник дал за сестрой кругленькую сумму. Но ведь не это главное. Я хочу жениться на ней вовсе не из-за денег. Не из-за обширных поместий и коллекции древностей в Блэккасле.
Прежде всего мне нужна леди Ханна. Я один смогу оценить ее должным образом! Я вижу ее внутреннюю красоту. А остальные замечают лишь приятное лицо и безупречную фигуру. Но я-то знаю, что она к тому же и умна, обладает чувством юмора и с ней чертовски интересно разговаривать. Если только она не гневается. Но этот урок я усвоил и больше никогда не стану ее сердить. Странно, но в гневе она еще прекраснее. В ее глазах вспыхивает огонь, и она становится гораздо соблазнительнее любой искусной кокетки. Самая прекрасная женщина на свете – леди Ханна Торн. И я потерял ее. Как я был глуп! Высокомерный, самоуверенный идиот – хотел соблазнить ее, а когда она дала мне отпор, потерял голову и пытался силой ее увезти. И теперь она никогда не согласится выйти за меня замуж. Она так и сказала. Она смотрит на меня, словно я какое-то дурно пахнущее животное. Разговаривает со мной лишь из вежливости.
А теперь, в довершение всех моих несчастий, я обронил где-то серебряного льва – единственное, что осталось на память об отце. Кроме того, это довольно ценная вещица, и было приятно сознавать, что я ношу при себе сумму в десять тысяч фунтов или даже больше. Вещица старинная, и ее можно было выгодно продать какому-нибудь коллекционеру. Но лев исчез бесследно. Его не оказалось ни в Тофер-Хаусе, ни в Блэккасле. Куда же он мог деться?
Я надеялся его продать и убедить Бериника, что вполне способен должным образом содержать его сестру. Впрочем, что для герцога десять тысяч? Так, на карманные расходы. И все же, все же... Вдруг Ханна передумает? Тогда эти деньги мне очень пригодились бы».
– Что повергло вас в пучину печали, друг мой? – раздался рядом знакомый голос. – Выглядите так, словно проглотили канарейку, и теперь она пытается выбраться на свободу.
Сильвердейл вымученно улыбнулся:
– Садитесь, Камбертон, и разделите со мной трапезу.
– Спасибо, я не против. Вы еще не нашли свой брелок?
– Нет, никто его не видел. При моем невезенье он вполне мог упасть на дорогу и закатиться в какую-нибудь кроличью нору.
– Сомневаюсь, – серьезно ответил Камбертон. – Кроличьи норы, знаете ли, находятся довольно далеко от проезжих дорог. К тому же прикрыты травой. Но с другой стороны, не мог же ваш брелок уйти сам. Знаете, что я сделаю? Завтра расспрошу всех и каждого в деревне. Похожу по магазинам – вы ведь наверняка заглядывали хоть в одну лавку? Возможно, его еще не нашли.
– Возможно, – уныло согласился Сильвердейл, чтобы не обижать проявившего к нему участие Камбертона. – Я действительно заходил в несколько магазинов. В одном была выставлена чудесная трость с рукояткой из слоновой кости, а в другом – прелестная табакерка и кнут. И мне это показалось странным.
– Что же тут странного?
– Странно, что в деревне продаются столь изысканные вещи. Зачем фермеру трость, отделанная слоновой костью? Станет ли дровосек покупать серебряную табакерку? Кнут был более-менее к месту, но вделанные в его рукоятку золотые кольца совершенно ни к чему.
Служанка принесла Сильвердейлу ужин. Камбертон, принюхавшись к кроличьему рагу и найдя его весьма аппетитным, повторил заказ. Когда служанка отошла, они продолжили беседу.
– Вы не учли того обстоятельства, друг мой, – заметил Камбертон, – что в окрестностях проживает немало знатных и небедных семей. Время от времени они наезжают в Баррен-Уичи за покупками и не откажут себе в удовольствии купить симпатичную вещичку, за которой при других обстоятельствах пришлось бы ехать в Лондон. Кстати, скоро у нас появится возможность познакомиться с ними поближе.
– С кем?
– С благородными семействами, старина.
Сильвердейл в полном недоумении уставился на собеседника.
– Неужели вы не в курсе? – удивился тот. – В субботу вечером в Блэккасле дают бал. Мне сказал об этом Гейзенби. Он говорит, что приглашены все приехавшие на аукцион. Это будет неформальный вечер, можно явиться в простом сюртуке и сапогах для верховой езды. Должно быть, герцогу не жаль паркета.