Леонард Элмор. Будь крутым

   Чили ответил, что если и так, он не расслышал.
   Кертис повесил трубку и шагнул к пульту.
   – Они разогреваются, под «ЭйСи/ДиСи» работают. Эта вот песня «Лотта Рози» называется, а перед этим было «Опять траур», и должен вам сказать, что Линда – девочка стоящая. Великолепно играет на гитаре. Вслушайтесь, как она комбинирует аккорды «ЭйСи/ДиСи» с блюзовой мелодией. Я с удовольствием стану аранжировать ее, улучшу звук, сделаю его объемнее. Новую ее песню «Будь крутым» надо будет как следует повертеть, а другая, под названием «Одесса», хороша своей драматической наполненностью.
   – Настоящая музыка, правда? – сказал Чили.
   – Ага, и оригинальная, но, на мой слух, нуждается в шлифовке. Расставить акценты, придать отточенность.
   – Вот мне надо, – сказал Чили, – начать слушать радио, уяснить себе, что сейчас пользуется спросом, понять, кто что делает. Слышишь столько различных наименований современной музыки – металл, современный рок, поп, городской рок…
   – Да одного металла примерно девять разновидностей существует – быстрый металл, фанк-металл, смертельный металл…
   – Я тут все расспрашиваю, что такое альтернативная музыка, – сказал Чили, – но никто прямо не отвечает на вопрос, а отсылают к радиостанции. Так что такое альтернативная музыка?
   – Да сейчас почти все, что не есть тяжелый рок, – сказал Кертис.
   – Ну вот видите, все уклоняются от прямого ответа.
   – Ладно, – сказал Кертис – Главным образом, это разжиженный рок. Или же его можно определить как балладный панк.
   – А что такое панк?
   – Три аккорда и взвизги.
   – Ну бросьте, – вмешалась Тиффани. – Все гораздо глубже. Началось все с хардкора, вспомните «Бэд Релиджн». «Майнор Трит» разрабатывали стрейтэдж, а «Эйджент Орандж» – серфпанк.
   – Это все вторично, – сказал Кертис, – даже «Сиэтл». Без Игги и «Студжес» тридцатилетней давности ничего этого в помине не было бы. В моде были «ЭмСи-файв» и «Велвет Андерграунд», но Игги все это похерил своей «Грубой силой», и стиль этот утвердился и жив до сих пор. Без Игги не было бы ни «Рамонес», ни «Блонди», ни «Токинг Хедз», ни «Секс Пистолз». Чем Боуи занимался? Подражал Игги. Оттуда и «Нирвана» пошла, и «Пёрл Джем», и все то, что теперь зовется альтернативным роком.
   – Ну а «Роллинг Стоунз»? – спросил Чили.
   – Вот как раз против такого рока и восстали современные альтернативщики – «Стоунз», «Аэро-смит», Джими Хендрикс, Клэптон, Джеф Век, Нил Янг, – ответил Кертис.
   Тиффани сказала, что уже не помнит Хендрикса.
   Чили, не столь радикальный в своих вкусах, спросил про Дженис Джоплин.
   – Ну, это древняя история – эта крошка, – сказала Тиффани, а Кертис сказал, что и Дженис надо отнести туда же, к остальным.
   Через стекло Чили наблюдал, как заканчивает репетицию «Одесса». Он увидел, что Линда подняла руку, приглашая его войти.
   А Кертис все перечислял:
   – «Лед Зеппелин», Ван Хален, «Пинк Флойд», Эрик Бердон, «Ю-2», Бон Джови, Том Петти…
   Для Тиффани все это были динозавры. Уже в дверях Чили услышал:
   – А о «Дионе и Белмонтсе» что скажете?
 
   – Ну, наконец-то вы познакомитесь, – сказала Линда. Ее западнотехасский акцент с приездом мальчиков стал несколько гуще. Она представила Чили.
   Дейл поднялся с табурета, чтобы обменяться рукопожатиями; Торопыга не сдвинулся с места – оставаясь возле своих барабанов, он лишь поднял палочку, дважды прокрутив ее между пальцев.
   – Как дела, Торопыга? – кивнул ему Чили.
   Торопыга хранил молчание – он жевал резинку, глядя на Чили с таким видом, словно тому требовалось еще чем-то подтвердить свое присутствие.
   Потому Чили и сказал:
   – Мы добыли тебе разовый ангажемент. Следующий понедельник в зале «Марихуана».
   Тут маленький барабанщик с волосами до плеч наконец обрел голос.
   – В понедельник в котором часу?
   – В девять.
   – Утра или вечера? Вообще-то, думаю, это значения не имеет. Кто это посещает клубы в понедельник?
   – Ты в Лос-Анджелесе, Торопыжка, – сказала Линда. – Здесь вечер понедельника такой же, как и другие.
   – Вот хорошо, что ты меня просветила, – сказал Торопыга.
   – Это Хью Гордон устроил, – сказал Чили. – Он большой приятель Сэла, одного из владельцев, и Джеки, импресарио. Хью сейчас добывает новые ангажементы, и мы наняли автобус для гастрольного турне – для трехнедельных разъездов.
   – Какой автобус? – спросил Торопыга. Этот малыш начинал действовать на нервы.
   – Если я скажу марку автобуса, это что-нибудь изменит? – спросил Чили.
   – Если там будет туалет, то не изменит. Видишь ли, милый мой, я терпеть не могу автобусов без туалетов.
   – Мне понравилась ваша картина, знаете ли, – сказал Дейл. – «Поймать Лео» – так она называлась, да? Картина просто классная.
   Поблагодарив, Чили стал ждать, что еще скажет Дейл, но тот больше ничего не сказал, и в разговоре наступила пауза. Все еще не сводя глаз с Дейла, Чили думал, что бы такое сказать. Расспросить его об Остине? Но это почти как сравнивать погоду в Техасе и Калифорнии.
   В наступившей тишине Торопыга сказал:
   – Когда я искал работу, мне приходилось кататься на автобусе в Эль-Пасо, двести восемьдесят миль – не шутка. Однажды я выпил двойное пиво в «Дос Амигос» – и сразу на автобус. И посреди пустыни мне вдруг приспичило, здорово прихватило, дружище, можешь мне поверить. Отправляюсь к водителю и говорю: «Парень, мне пописать надо, останови автобус». Тот лезет в бутылку: «Что я, для каждого буду автобус останавливать?» «Ладно, говорю, тогда я в автобусе пописаю». Ну, он и остановил автобус. Я вылез и облил весь бок автобуса, стоя очень близко, так, что никто ничего не видел, облил – и обратно в автобус.
   – Когда мы ездили с концертами, – сказала Линда, – и выступали в таких местах, как Биг-Спринг или даже в районе Лаббока, Торопыге все время надо было останавливаться, чтобы пописать.
   – Да врет он, – сказал Дейл, – с автобуса-то он слез, только потом автобус ушел.
   – Это в другой раз было, – сказал Торопыга. – Я два часа пешком добирался до заправочной станции, а добравшись, спросил там у парня: «Какого черта, где я нахожусь?» Тот оторопел: «В Ван-Хорне, а ты где думал?»
   – Я помню водонапорную башню с надписью: «Ван-Хорн», но, по-моему, я там в жизни не останавливалась, – сказала Линда.
   Чили переводил взгляд с одного на другого.
   – Тот парень, наверное, в толк не мог взять, чего ты там делаешь, если даже не знаешь, где находишься, – сказал Дейл.
   Чили обратил взгляд на Торопыгу, но вместо него заговорила Линда:
   – Помнишь, как мы в Уинке все искали Роя Орбисона?
   – Как будто он там по улицам расхаживает, – сказал Дейл. – Да он давно туда и носа не кажет.
   – Уинк – родной город Роя Орбисона, – обращаясь к Чили, пояснила Линда. Чили кивнул.
   – С любопытными людьми знакомишься в автобусах, – заговорил Торопыга. – Спрашивают, куда едешь, и потом выкладывают тебе всю свою биографию. Встречал я и бродяг, людей, которым некуда деться, они садятся в автобус и едут куда ни попадя или ошиваются на автобусных станциях, пока их не выгонят взашей. Одна девушка так мне сказала: «Я с матерью живу, но мне уж невтерпеж, потому что мать моя – душевнобольная». Другая говорила, что пишет песни, ей семнадцать лет было, но с ней уже был младенец, негритенок, полукровка то есть. Я ей говорю: «Ну так спой для меня» – надо же было что-нибудь сказать. У нее оказался очень милый голосок. А спела она песню про то, как любит животных – глупее не придумаешь. Там говорилось про то, что и животные любят ее, ходят за ней по пятам, но мужики не дают ей прохода, и времени на животных у нее не остается. Весьма правдоподобно, потому что она была очень хорошенькой, но от нее несло как с помойки. Я ей говорю: «Пошла бы домой, помылась, ребенком бы занялась». А она говорит, что из-за цветного ребенка папа и мама ее из дома выгнали и даже видеть не хотят. Она в Эль-Пасо ехала учиться пению. У нее был план. Участвовать в конкурсах красоты, где она станет демонстрировать и свой талант исполнительницы собственных песен. Я сказал ей, что надеюсь увидеть ее на конкурсе на звание «мисс Америка». Но до этого еще далеко, а чем она собирается платить за уроки? – Торопыга осекся, глядя поверх головы Чили на кого-то в дверях.
   Оказывается, дверь приоткрыла Эди Афен.
   – Входите, познакомьтесь с моими мальчиками, – пригласила Линда.
   Но Эди даже не взглянула на нее – серьезная, взволнованная, она глядела только на Чили. Она сказала:
   – Пришел Син Рассел. Он угрожает Хью.
 
   Чили вошел в кабинет – пальто нараспашку, руки в карманах – и весело сказал:
   – Где тут Синклер Рассел? – отчего Син и четыре его рэпера, сгрудившиеся вокруг стола, как по команде повернули к нему головы – каменные лица за темными очками, головные платки и кепки надвинуты на лоб, шерстяные рубашки болтаются на плечах. У одного – распахнутый ворот и на футболке лицо Великого Б. И. Г. 'а. Другой стоит за столом возле Хью, держит раскрытым гроссбух, а у Хью прямо на лице написано страдание. Напротив, тоже через стол, сам Син – Чили слишком часто видел его фото, чтобы не узнать, – мужчина лет пятидесяти в кремового цвета анораке и шляпе в тон.
   Он сказал:
   – Так ты и есть Чили Палмер, киношник, да?
   Чили подошел к нему вплотную и, едва не наступая ему на носки ботинок и глядя прямо в глаза, сказал:
   – Я Чили Палмер, он же Эрнесто Палмеро, он же Чили Ростовщик, Чили Акула, он же – знаменитый Чили П. М. Ж.
   – Черт, – сказал Син Рассел. – Так ты, значит, знаменитость? А что такое П. М. Ж.?
   – Поцелуй меня в жопу! – гаркнул прямо ему в лицо Чили. – Так меня на улице прозвали! Чем могу служить?
   Син не ответил, но его озадаченный вид свидетельствовал о том, что он не знал, оскорбиться ему или нет.
   Поглядев на него, Чили надвинулся вперед на него еще сильнее.
   – Мы ведь встречались и раньше, не правда ли? Кажется, а Рикерсе, в зале суда?
   Мужчина прочухался и сказал:
   – В жизни не был в Рикерсе.
   – Ты в Ломпоке был, как я слышал, в окружной федеральной тюрьме, – сказал Чили, – там и с парнями этими сошелся и сколотил свою группу, да? Этих «Фанатов Роупа». И заделал новый стиль – этот ваш тюремный рэп, музыку арестантов, отбывающих срок.
   – Мы и там делали что хотели. Пели песни вроде «Сучки белого» или «Взять белого за жопу», – парировал ему Син. – Я пришел за своим гонораром.
   – Дай-ка мне сначала разобраться, – сказал Чили. – Так в Рикерсе ты не был?
   – Я уже сказал – не был.
   – А я в Ломпоке не был. Но мы оба знаем толк в торговле, верно? Если есть разные мнения, всегда можно договориться.
   – Тут важно только одно мнение, – сказал Син. – Мое.
   – Сколько, по-твоему, вы заработали?
   – Столько, сколько Томми говорил – миллион шестьсот.
   – Дам тебе три сотни «косых».
   – Ты хочешь сказать, что дашь на три сотни меньше?
   – Чего это мы разговариваем стоя? – сказал Чили. – Пройдем-ка лучше. – И он повел человека в анораке и шляпе к дивану с красной обивкой.
   Диван этот, как сказала Эди, Томми приобрел на распродаже.
   Как только они уселись, Чили предложил собеседнику сигару. Син взял сигару и прикусил ее зубами, намереваясь откусить кончик.
   – Погоди, – сказал Чили, вытаскивая ножик для обрезки сигар. Обрезав сигару прямо у того во рту, он вынул обрезанный кончик, предоставив Си-ну сжимать зубами остальное. Син изумленно глядел на него через очки, но помалкивал. Щелкнув спичкой о ноготь, Чили зажег ее и поднес к сигаре.
   – Пуф-пуф. Хорошо. Я тебе и еще дам. Это настоящие, гаванские. Сорокадолларовое курево, дружище! Ну, как тебе?
   Вынув изо рта сигару, Син оглядел ее, а Чили тем временем зажег сигару и себе, поглядывая на «Фанатов Роупа», уставившихся на него, – угрюмые лица, темные очки, широкие опущенные плечи.
   – Мне бы твою команду, – заметил Чили. – Не для рэпа, конечно. Я тут с одним делом разобраться не могу, Син. Вот проглядываешь счета Томми – и все ясно – страховки, деньги рекламным агентам, словом, обычные расходы. А потом смотришь его чековую книжку и видишь, что чеками и наличными он платил то, что можно назвать откатом, платил суммы, сопоставимые с обычными расходами. По словам Эди, тут не хватает примерно полумиллиона. – Повернувшись к маячившей в дверях и глядевшей на него с испугом Эди, он спросил: – Верно я говорю, полмиллиона в общей сложности он выплатил, так?
   Ничего не понимая, она тем не менее быстро подхватила его игру, ответив:
   – А может, и больше.
   – На прошлой неделе они приходили за очередным платежом. Томми сказал, что у него нет денег. Они прижали его, и Томми сторговался на трех сотнях «косых». А через два дня они его кокнули.
   Син Рассел поглядел на своих рэперов.
   – Слыхали? – И, уже обращаясь к Чили, сказал: – А кто это «они», о которых мы говорим?
   – Русские.
   Син затянулся сигарой.
   – Какие русские?
   – Просто русские. Парни с русскими фамилиями. Как тот, что был найден у меня в доме.
   – Это ты его пристрелил?
   Откинувшись, Чили выпустил изо рта струйку дыма.
   – Хочешь, чтобы я все тебе раздоложил в присутствии незнакомых мне людей?
   – Но ты намекаешь на вымогательство со стороны русских.
   – Признаюсь тебе как на духу, – сказал Чили, – Томми вел незаконную торговлю дисками. Он и студию-то завел главным образом для этого. Передирал хиты, самые забойные – Мадонну, Элтона Джонса, «Спайс герлс» – и продавал куда-нибудь в Южную Америку за бесценок. Загребал на этом дай бог как.
   Син Рассел глядел на него во все глаза.
   «Фанаты Роупа» глядели на него во все глаза. Хью Гордон глядел на него, приоткрыв рот, с выражением полного изумления. Чили обернулся к Эди.
   – Он их сбывал в основном в Южную Америку, так?
   – Ага, – сказала Эди, – в Южную Америку. Они набивали ими ворованные машины, и дружок Томми переправлял их туда.
   Красота. Вдова мошенника и сама не промах. Можно положиться.
   Никто не сказал ни слова, поэтому Чили продолжал:
   – Русские прознали про это, а кстати, они сами промышляют поставкой джипов «чероки» в Россию, почему Томми и вынужден был делиться с ними. Понимаешь, о чем я говорю? А обратиться в полицию он никак не мог.
   Чили видел, как Син мучительно соображает и ждет, когда может вклиниться, чтобы задать вопрос. Поняв, что вопрос готов вот-вот сорваться у того с языка, он не дал ему заговорить.
   – Знаю, что ты хочешь сказать. Спросить, каким образом он отражал эти свои доходы в бухгалтерских книгах. Ведь нельзя записывать большие суммы, не подвергая себя опасности со стороны фининспекции. Так знаешь, что он делал?
   Чили покосился на Хью Гордона, который заинтересованно слушал.
   – Он записывал незаконные доходы как заработки разных групп – «Фанатов Роупа», например, или «Кошачьего концерта». Вот почему, милый мой, и выходила такая огромная сумма, как миллион шестьсот, почему ты и считал себя таким замечательным артистом. Он вынужден был платить тебе большие деньги, иначе вся его схема полетела бы к черту. Но видишь ли, – продолжал Чили, – я-то тебе столько платить не должен, потому что незаконной торговлей не занимаюсь. Отныне я стану платить тебе столько, сколько и выходит по действительным цифрам продаж. А это как раз и составляет три сотни «косых», которые я и предлагаю тебе. Но беда, однако, в том, что и их у меня нет. Ведь Томми отдал их русским в прошлую субботу и предупредил их, что завязывает и больше незаконной торговлей не занимается, что было равносильно тому, что послать их к черту. Вот в понедельник, когда мы с ним завтракали, они его и пришили. Так.
   А теперь посмотрим, съел ли он это.
   Син катал сигару во рту – человек в живописном наряде, погруженный в глубокое размышление.
   – Значит, деньги у русских.
   – Они их в рост дают. Деньги всегда наготове, можешь прийти и взять сколько хочешь.
   – Ты в этом уверен?
   – Я это проверил.
   – Знаешь, одного я никак не пойму – если ты такой знаменитый П. М. Ж., как говоришь, то почему ты сам не вернешь себе эти деньги?
   – Я же сказал тебе, – проговорил Чили, косясь на «Фанатов Роупа», – мне бы твою команду. Горстку молодых здоровяков, которые никому спуску не дадут.
   – То есть ты считаешь, что заняться этим должен я?
   – Это твои деньги, – сказал Чили. – Если б я смог каким-то образом их вернуть, я все равно отдал бы их тебе, ведь правда?
   – Понял. – Син пыхнул сигарой, выпустил дым и пыхнул еще раз. – Скажи мне только одно: куда бы ты пошел, если б хотел раздобыть у них денег?

16

   Элейн не любила сидеть на террасе ни в «Плюще», ни вообще где бы то ни было. Им дали ближний столик слева, и Элейн сказала:
   – Если тебе неудобно сидеть спиной к залу, сядь рядом со мной.
   Чили ответил, что после выхода «Поймать Лео», когда он приходил сюда с компанией, ему всегда предоставляли центральный столик. Теперь же, когда он заказывает столик, его пихают куда подальше.
   Дело было во вторник.
   – Если картина получится, ты вырастешь в их глазах, – пообещала Элейн. – Так на чем мы остановились? Нет, сначала давай закажем спиртное.
   К тому времени, как принесли шотландское виски Элейн, а ему пива, Чили успел перечислить:
   – Понедельник. Был застрелен Томми. Вечером я встретился с Линдой. Вторник. Она связалась с участниками ее бывшего ансамбля. Я навестил Эди Афен, посоветовал ей сохранить компанию и пообещал снять на этом материале кино. Боюсь, что она мечтает стать кинозвездой. Среда. В газете напечатали мою фотографию. Придя домой, я увидел в гостиной мертвое тело и позвонил Даррилу Холмсу.
   – А ночь ты провел у Линды.
   – Верно. И ничего не произошло. Я впервые слушал ее музыку и от нее утром в четверг позвонил тебе. В пятницу я зашел к тебе на студию, продемонстрировал тебе видео и оставил си-ди-диск. Как он тебе?
   – Хороший.
   – И это все?
   – Мне понравилось. Но я остаюсь поклонницей Синатры. Ты рассказал мне о Джо Лазе. Джо и русский убиты из одного и того же пистолета. Вот это мне понравилось.
   – В пятницу же я повидался с Ники Каркатерра. В присутствии Раджи. Я посоветовал им забыть о Линде.
   – Передай мне точные слова.
   – Я сказал… что-то вроде того, что если будешь ей угрожать или попробуешь как-то обидеть… нет, я сказал: если ты осмелишься пальцем ее тронуть, то будешь до конца своих дней рвать на себе волосы. Вот так.
   – Это «вот так» – совершенно лишнее.
   – Знаю. Но так сказалось, словно где-то я уже слышал эти слова.
   – Они из «Поймать Лео». Их говорит Майкл.
   – Черт. Ты права. Я и забыл. И во время моего визита я видел Элиота, самоанца. Я боялся, что он сбросит меня в шахту лифта, потому рекомендовал ему позвонить тебе и условиться о пробе.
   – Он позвонил и оставил свой номер. Джейн сказала, что у него приятный голос.
   – Мне интересно его попробовать. Задать ему вопросы, посмотреть, как он станет отвечать на камеру.
   – Так ты теперь психологом заделался?
   – Меня не комплексы интересуют, просто я задам ему вопрос и хочу послушать, что он скажет.
   – И посмотреть, как он настучит на парня, на которого работает.
   – Ты сама сидишь сейчас как будто на тебя настучали. Ну да, он может не выдержать и что-нибудь нам поведать. Ладно. Итак, позже я встретился с Даррилом, ведущим наблюдение за русскими, пошел к ним и познакомился с парнем по фамилии Булкин.
   – Хорошая фамилия. Да, ты рассказывал о нем. Мне все еще трудно в это поверить, но, помнится, ты рассказывал.
   – Мне надо было посмотреть, не он ли пришил Томми. Я убедился, что это он, но поклясться в этом не могу.
   – Ты рассказывал и о Сине Расселе и его рэперах.
   – Расселе.
   – Ты выдумал всю эту историю с ходу, экспромтом?
   – Ага, но накануне вечером я разговорился с одним парнем в баре во «Временах года»…
   – Разве ты не с Линдой был?
   – Я провел с ней всего один вечер.
   – Ты разочаровал ее? Я имею в виду, когда ушел?
   – Да, она хотела, чтобы я остался.
   – Линда – женщина не твоего типа?
   – Кто-то хочет убить меня, Элейн. Они обнаружат меня там и откроют стрельбу… и по ошибке кокнут Торопыгу. Нет, не по ошибке – пристрелить его можно и намеренно: он действует на нервы. – Чили помолчал. – Но из него можно выжать стоящую сюжетную линию.
   – Ты не ответил на мой вопрос.
   – Да, она женщина не моего типа. Ты что, неравнодушна ко мне, Элейн?
   – Я просто поддерживаю беседу.
   – Когда это нам приходилось делать? Ведь мы можем болтать без умолку в любое время, когда только пожелаем.
   – И сейчас это так. Разговаривая друг с другом, мы не испытываем затруднений. Знаешь, что я очень давно хотела тебя спросить? Сильно ли ты переживал, когда Карен наподдала тебя?
   –  Переживал?
    – Ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Был ли ты опечален, зол, обижен?
   – Более всего – удивлен. Но я справился с собой. Если ей понадобился сценарист… Возможно, это компенсация за все сцены с голыми сиськами, щипками за зад и взвизгами, которые она проделывала для Гарри.
   – Думаешь о ней?
   – Нет. Ну иногда, конечно, думаю. Но не так, как представляется тебе.
   Они сидели рядышком на скамье, так, что бедра их почти соприкасались. Чили повернулся к Элейн.
   – У тебя другая прическа.
   – Я подстриглась.
   – И накрасилась.
   – Я крашусь, когда иду куда-нибудь. Знаешь, ведь видимся мы исключительно у меня в кабинете. А вне кабинета – только в ресторане, где мы лишь приветствуем друг друга взмахом руки.
   Чили глядел на нее, и лицо его расплывалось в улыбке.
   – Ты ушла из «Юниверсал» из-за того, что они поместили тебя в здание Айвана Райтмана.
   – Ну и что? – сказала Элейн.
   – Просто это забавно, а больше ничего. Но я не удивляюсь – это в твоем ключе. – Принесли заказанное спиртное, и Чили сделал глоток пива. – Так или иначе, я разговорился с парнем в баре…
   – Во «Временах года»?
   – Ага. Я собирался переночевать у Эди, у нее там места полно, но заявились Дерек Стоунз с Тиффани. Их вышвырнули из квартиры за то, что они уронили телевизор на машину управляющего домом, с балкона телевизор сбросили.
   – Воображаю. Прямо как в кино.
   – Есть такое кино.
   – Ты прав. «Карманные деньги». Там Ньюмен роняет с балкона телевизор. Или это Ли Марвин?
   – Нет, по-моему, Ньюмен. Так или иначе, парень в баре меня узнал. Терри, не помню, как дальше, со студии «Мейврик-рекордс». У него там была встреча с одной из их артисток, популярной певицей, но какой именно – он не сказал. Мы поговорили о кино. Он видел «Поймать Лео» и был без ума от этой картины. Девушка, которую он поджидал, запаздывала, и это дало мне возможность порасспросить его о бизнесе звукозаписи. Как раскрутить артиста. Нужен ли для этого классный промоутер. Нужно ли видео. Он оказался очень приятным парнем. И между прочим обмолвился и о том, как незаконно торгуют свежими дисками популярнейших звезд – делают копию и продают потом во все страны. Вот я и использовал это в разговоре с Сином Расселом и его «Фанатами». Воскресенье – тут я отдыхал. Подремывал себе возле бассейна в отеле, читая «Спин» и «Роллинг Стоунз». Линда была занята репетицией. Я ни с одной живой душой словом не перекинулся до звонка этой крошки. Она позвонила и пришла повидаться.
   – Этой крошки? – переспросила Элейн.
 
   Раджи несколько раз уже бывал у Виты в ее доме в Венисе, в двух кварталах от набережной, на улице, где дома громоздились на разных уровнях – на холмах и в низинах. Дом Виты стоял на холме. Надо было вскарабкаться по лесенке на торце дома, и попадаешь в ее квартиру, где всюду были раскиданы подушки. На диване валялось такое множество подушек, что приходилось расчищать себе место, чтобы сесть. Подушки были и на креслах, и на полу – целая груда подушек. Красивых подушек с ярким цветастым узором. Однажды он спросил ее, почему она так любит подушки. Вита ответила, что они придают квартире уют и ненавязчивый шик. Он согласился – да, конечно, но прежде чем лечь в постель, надо эти подушки снимать. Вита сказала, что уж это-то не его забота. Было непонятно, чего она так взъелась.
   На этот раз, в воскресенье к вечеру, Раджи в своей кепочке, надетой как положено, вскарабкался по лесенке для того, чтобы задать Вите совсем другой вопрос. Он позвонил в звонок, поправил кепочку, надев ее поудобнее, и одним пальцем приподнял дужку темных очков на переносице. Дверь открылась, она стояла в проеме.
   – Фу-ты ну-ты! – воскликнула Вита.
   – В каком это смысле «фу-ты ну-ты»? Пришел повидаться с тобой, детка. Ты чудесно выглядишь. – Раджи очень понравилось розовато-оранжевое кимоно, в которое она куталась, придерживая его на груди. Раджи подумал, что под кимоно, наверное, у нее ничего нет, и сказал, что не прочь присесть и выпить что-нибудь прохладительное – стаканчик грейпфрутового сока с капелькой белого рома – Вита так чудно готовит этот напиток. Он проводил глазами Виту, отправившуюся на кухню готовить сок, так как смелости дать ему от ворот поворот у нее не хватило, устроился среди диванных подушек и задрал на кофейный столик свои «лучезе». Глядя на сапожки, он размышлял, не стоит ли приделать к ним шпоры – большие, как у ковбоя. Они так классно позванивают при ходьбе. И ногами со шпорами бить – милое дело. В комнату вошла Вита с одним стаканом для него и зажженной сигаретой с марихуаной. Она подала ему стакан с мутной желтоватой жидкостью.
   – Сядь рядом.
   Не вышло. Придвинув стул, она уселась напротив, через кофейный столик, и закинула ногу на ногу, аккуратно прикрыв кимоно свои пышные бедра.