Леонард Элмор. Будь крутым

   – Что ж, неплохо придумано, – сказала Элейн. – А ты как считаешь?
   – Мне нравится. Линда решила, что другое название невозможно. И сообщить об этом по-другому – также невозможно: надо сделать это перед двенадцатью тысячами зрителей. Она сказала, что чувствовала подъем похлеще, чем быть под градусом. Торопыга напомнил ей, что зал собрала вовсе не она, а «Аэросмит». И знаешь, что она ответила? «Ну и не только они!» Торопыга повернулся ко мне: «Вы только послушайте! Тяжелый случай действия ЛСД!» Я подумал, что он имеет в виду наркотик, но, оказывается, это он так сокращенно именует «Любовь к Себе, Драгоценной» – звездную болезнь солистов. Линда искренне верит, что она тут главная и все крутится вокруг нее.
   – Она права, разве не так? – сказала Элейн.
   – Это мы выясним на гастролях, – ответил Чили. После чего он отправился побеседовать с Ники Каркатерра.

21

   Раджи стоял возле двери своего кабинета в офисе и прислушивался. За дверью находилась приемная офиса «Кар-У-Сель-увеселение». Он услышал, как открылась и потом закрылась дверь, ведущая к лифтам, и сказал себе: «Это ушла Робин, которую я отпустил».
   Ладно. Пора действовать.
   Он открыл дверь и уже готов был шагнуть в приемную, но быстро остановился.
   Робин не ушла. В приемной находился Чили Палмер. Стоя возле стола Робин, он болтал с ней, тоже уже стоявшей. Робин стояла с сумкой – видно, собиралась уйти. Она говорила Чили, что нет, никаких пломб ей ставить не нужно, и широко улыбалась этому киношнику, демонстрируя ряд безукоризненных белоснежных зубов, видимо полагая это первым шагом к тому, чтобы продемонстрировать ему в свое время и свою белоснежную задницу. Раджи прикрыл дверь и прошелся по кабинету к своему столу из стекла, размышляя: «Что он здесь делает?»
   Пришел еще раз угрожать Ники? Предупредить, чтобы оставил Линду в покое?
   Или чтобы поговорить с ним о чем-то личном, что от него, Раджи, Ники утаил?
   Отойдя от стола, Раджи на цыпочках, именно на цыпочках, на носках своих ковбойских сапо-жек, проследовал к двери в приемную и, слегка приоткрыв ее, увидел в щель, что Чили Палмер направляется в кабинет Ники, а Робин, выйдя из-за стола, прощается и идет к выходу. Раджи услышал, как хлопнула за ней входная дверь. Свою дверь он закрыл, но с места не сдвинулся – стоял, думал.
   Видишь… Видишь, как оно складывается… Потом повторил про себя слова, которые ему так нужно было услышать. Видишь, что Чили Палмеру суждено стать последним, кого Ники в своей жизни увидит. Полиция все узнает от Робин. Да, мистер Палмер прошел в кабинет Ника, когда я уходила. Время ухода Робин скажет точно: 5. 10 – 5. 12. Примерно так. Хорошенькая блондинка со вздернутым носиком. Держится гордо, не подступись. Сколько раз он повторял ей: «Не знаешь ты, чего теряешь!» На что Робин отвечала: «И вы не знаете. И не узнаете никогда!» Девчонка из тех, кому палец в рот не клади!
   Ладно, пусть это произойдет сейчас; как только уйдет Чили Палмер, выйди в приемную, выжди, пока не услышишь шум лифта. Надо быть уверенным, что он ушел и не вернется за какой-нибудь забытой вещью. Проверь пушку. Это уже сейчас можно сделать. Раджи вытащил «беретту» Джо Лаза, спрятанную за поясом и прикрытую отворотом шелковистой, свободного покроя куртки, передвинул затвор так, что теперь пистолет был на взводе, дуло свободно. Он приоткрыл дверь, оставив в ней малюсенькую щель. Теперь надо слушать, когда уйдет Чили Палмер. После этого можно войти в кабинет. Как дела, Ник? Теперь это вот-вот произойдет после долгих колебаний и размышлений, как бы это сделать половчее, а среди прочего:
   Имитировать дорожную катастрофу. Тут его и шлепнуть.
   Выследить его в гараже на парковке.
   Спрятаться в кустах возле дома его подружки.
   Потому что сделать это в его доме в Бель-Эр не представляется возможным: слишком много охраны.
   Да господи ты боже, войди к нему – и дело с концом. Так он и решил это утром, сидя за своим столом из стекла и глядя на носки своих сапожек – проклятые шпоры с них он снял – неудобно, вечно цепляют за отвороты брюк – решил войти в кабинет сразу же после ухода Робин. Теперь он войдет туда сразу же после ухода Чили Палмера.
   Да, но что там делает Чили Палмер?
 
   Он ждал, когда Ники слезет с телефона, и слушал, как он толкает свой товар:
   – Поверь мне, девчонка и тяжелый рок поет, и блюзы, и звонкий рок. А насчет ее гитары, старина, можно сказать, что она к аккордам Малколма примешала блюзовую струю Энгуса Янга, все это объединила со своим голосом, своей индивидуальностью и получилось ЭйСи/ДиСи с примесью Пэтси Клайн, нет, серьезно, братец, я не шучу. Какой срок, если смотреть на вещи реально? Полтора месяца. Линда собирается в турне от Сан-Диего и дальше, к побережью, после чего я раскручу ее на всю страну, Линда Мун, братец. И ты ухватишься за нее руками и ногами… Ага. Посылаю тебе сингл, и уж я тебя в покое не оставлю. Чао!
   – О каких это полуторах месяцах речь? – спросил Чили.
   – Это предварительный срок. Потом могут начинаться концерты, и я переделаю полтора месяца в год. Я прослушал си-ди-диск, который прислал мне Хью, и получил огромное удовольствие. Стиль – именно тот, который нам сейчас нужен. Изумительно в жилу: звучит по-новому и вместе с тем может иметь явный коммерческий успех. Вот что требуется, это серьезно переписать ее. Я могу протолкнуть запись и такой, как она есть, к ней отнесутся доброжелательно, она понравится: материал-то хороший и звучит свежо, но сенсацией, о которой ты мечтаешь, она не станет – так, чтобы проняло,пробрало до мозга костей и начался шум. Понимаешь, о чем я говорю?
   – О том, что диск надо переписать, – сказал Чили.
   – А причина в том, – сказал Ники, – что скорее всего диск не пойдет, не пролезет в число хитов. Строго говоря, даже переписав его, нельзя гарантировать успех. Продажи большинства альбомов, порядка шестидесяти пяти – семидесяти процентов, не достигают даже тысячи штук. А доход дают лишь три процента от общего количества выпущенных альбомов. И эти три процента компенсируют убытки от трех четвертей провальных. Так каковы, по-твоему, шансы Линды?
   – Она может петь, – сказал Чили.
   – Да? А знаешь ли ты, что девчонки, которые подвизаются в рекламе мебели или там какого-нибудь стирального порошка, подчас имеют голоса получше этих шлюх с платиновых дисков? И большего диапазона. Но кто это знает? Все, чем они обладают, это голос, а голос в музыкальном бизнесе ни черта тебе не дает. Хочешь, чтобы я попробовал раскрутить Линду? Перепиши ее. Ты уже говорил с ней об этом?
   – Нет еще.
   – И не говори. Назначь это волевым решением.
   – Я так не могу.
   – Это потому что в нашем бизнесе ты человек посторонний. Ты думаешь, что уже влез в дела, но это не так – ты сделал в нем лишь первый шажок. Но ты не готов идти на уступки во имя успеха. А успех, деньги тут, как и в любом другом бизнесе, Чил, это все! И повторю еще раз: как поет эта девочка – тут дело последнее. То, что она хорошо поет, – это глазурь на торте, но продаем-то мы не глазурь, а весь торт целиком и все его компоненты, вмешанные в тесто. – Брови Ники удивленно поползли вверх, он заулыбался. – Это я сейчас придумал. Недурная аналогия, верно? Тесто и все его компоненты.
   – Да, метко сказано, – согласился Чили. – Так, значит, ты готов проталкивать ее дальше, даже если не переделывать запись?
   – За деньги, которые ты платишь, ты можешь рассчитывать на мое экспертное заключение и гарантированный ряд прокруток. За экспертное заключение я отдельных денег не беру. Не захочешь принимать его во внимание – дело твое.
   – Ты хочешь порвать контракт с Линдой? – спросил Чили.
   Секунду помедлив, Ник сказал:
   – Я вот что скажу тебе, братец. За один день на этом распроклятом телефоне я могу выручить столько, сколько мне и месяцы работы в партнерстве с Раджи не дадут. Я говорю о работе в качестве администратора. Он лезет куда не надо. Заказал визитки с логотипом фирмы и своей фамилией. Я забуду то, что ты сказал в прошлый раз о названии фирмы. Я хочу, чтобы ты понял: Раджи мешает мне по мелочам, но из моих действительных доходов он не получает ни шиша, полный ноль. Я себя обеспечиваю более чем прилично, поэтому могу сказать тебе, да, хочешь Линду – бери, для меня это убыток небольшой. Бери, а я попробую ее раскрутить. Но что касается Раджи, он на это посмотрит по-другому, потому что его психология – это психология гангстера. Ты помешал ему, и он этого так не оставит. Он интересуется, не знаю ли я, где можно отыскать Джо Лаза. Интересуется, как и ты интересовался. Я сказал Раджи: «Почем я знаю!»
   – Ники… – начал Чили.
   – Прекрати, Чил. С тех пор, как я был Ники, уже много воды утекло, ясно? А теперь я зовусь Ник.
   Еще бы – вырос, заматерел, гребет двадцатипятитысячные гонорары за болтовню по телефону. Ладно уж, назову его, как он того желает, если это так уж важно для него.
   – Ник… Ты не знал, что Джо Лаза нет в живых?
   – Нет, а что случилось?
   Он удивился так искренне, что Чили поверил, что он ничего не знает.
   – Ему выстрелили в затылок. Дважды выстрелили.
   – Правда?
   – Из его собственной пушки. Той самой, из которой он застрелил русского у меня в доме, когда искал меня и шлепнул не того, кого следовало.
   Казалось, Ник обдумывает услышанное, после чего произнес:
   – А чего этот русский делал в твоем доме? Я, помнится, читал об этом в газетах, но что он там делал, в газетах не говорилось.
   – Спроси лучше другое, – сказал Чили. – Интереснее всего, кто убил Джо Лаза? Из его собственной пушки. Сначала размозжил ему голову, а потом пристрелил.
   – Почерк гангстера – дважды выстрелить в затылок.
   – Раджи ничего тебе не говорил?
   – Ему-то откуда это знать?
   – Ник, – сказал Чили, – я стану называть тебя Ником, только перестань пудрить мне мозги, ладно? Раджи приходит к тебе узнать про Джо Лаза. Спрашивает, где его можно отыскать. А ты ему говоришь: «Почем я знаю!»
   – Верно. Иными словами, что не имею об этом ни малейшего понятия. И это был единственный раз, когда в нашем разговоре всплыло имя Джо Лаза. Больше Раджи о нем не упоминал. – Он помолчал, затем сказал: – Господи Иисусе, хотел бы я знать, что это было на самом деле. – Он отвел глаза, потом опять взглянул прямо на Чили. – Дело не в этом, я хочу поставить все точки над «i». Что касается меня, я не против того, чтобы ты представлял Линду. Я от своих прав на нее отказываюсь. Но, как ты можешь понять, за Раджи я ручаться не могу.
   – Ты хочешь вернуться к разговору о деле?
   – Разве мы не для этого встретились? Знаешь, парни вроде Джо Лаза вечно получают тумаки. И для них это в порядке вещей – разобидеться на что-то, озлиться или просто со скуки открыть пальбу. Такая уж у них судьба.
   – Значит, выходит, что Раджи разыскал Джо Лаза без твоей помощи?
   – Выходит, что так.
   – Нанял его, подослал ко мне домой. А на следующий день Джо был убит.
   – Я ничего не читал об этом в газетах, – сказал Ник. – А ты читал? – И когда Чили покачал головой, Ник удивился: – Откуда же тебе это известно?
   – У меня есть дружок-полицейский, который расследует это дело.
   – Шутишь!
   – Я был с Томми Афеном, Ник, когда его застрелили. Через два дня у себя в доме я нахожу убитого русского. Я держу связь с моим дружком-копом. Он информирует меня о том, как продвигаются поиски человека, нанявшего Джо Лаза, кто бы это там ни был.
   – Да? – сказал Ник. Он откинулся на спинку кресла, а потом опять подался вперед, облокотившись на стол. Он стянул с головы телефон. – Ты выдал им Раджи?
   Чили покачал головой.
   – Восхищаюсь, – сказал Ник. – Искренне восхищаюсь.
   – Чем это?
   – Что ты не доносчик.
   – Знаешь, Ник, что я сделал бы, узнай я доподлинно, что Лаза подослал именно Раджи? Я в ту же минуту выдал бы его полиции! Но я не только не имею доказательств, это вообще может оказаться не он.
   – Ты не уверен, что это Раджи?
   – Раджи – да, но что если вдобавок и еще кто-то?
   – Ты на менянамекаешь, что ли?
   – Я тебе так скажу, – проговорил Чили. – Голову на отсечение не дам. Это мог быть Раджи, мог быть ты совместно с Раджи. Что это был ты один – нет, не думаю. Но в данную минуту меня заботит совершенно другое – продажа диска.
   – Брось, Чил. Я в дела Раджи вообще не встреваю. Уж поверь мне.
   – Единственное, чего я боюсь, – сказал Чили, – это то, что копы арестуют тебя для дачи показаний. Начнут допрашивать, тратить твое время.
   – Ты же не упоминал меня им, не упоминал, да?
   – В целом, нет.
   – Что значит «в целом»? – вскричал, брызгая слюной, Ник.
   – Я хочу сказать, что вообще не называл пока никаких имен. Но ты ведь знаешь этих копов, как они умеют пристать, как не оставляют в покое, пока не выведают. Пока я держусь и стараюсь ничего им не говорить. Я вовсе не хочу, чтобы они тебя арестовали, теперь, когда тебе предстоит такая работа. Но я вот все думаю: что, если тебя задержат, начнут допрашивать?…
   – Я тут ни при чем,Чил! Правда, богом клянусь!
   – Ты меня слушай, – сказал Чили. – Я что хочу сказать: если тебя арестуют и ты не сможешь проталкивать Линдин диск, я потеряю целых двадцать пять тысяч, ведь так? И я подумал: почему бы не заплатить тебе гонорар в рассрочку, пока я не уверюсь, что подозрения с тебя сняты? – Из внутреннего кармана пальто Чили вытащил чек и положил его на стол перед Ники. – Вот пять «косых» в качестве первого взноса. Как тебе такая идея. Ник? А может, ты предпочитаешь всю сумму сразу, а нам волноваться о том, что будет, если ты окажешься в тюрьме?
   Чили глядел, как он думает, нахмурившись, соображает.
   – Господи, что это, ты мне угрожаешь? Бери пять «косых», или тебя ждут неприятности?
   – Понимай как хочешь, – сказал Чили.
 
   Перед ним было две возможности. Войти и застрелить подонка или же, войдя, выведать, что здесь делал Чили Палмер, после чего застрелить. И выйти. Да, узнать, что затевается, а потом сделать это. Он дотронулся до «беретты» под пиджаком – пистолет давил ему на живот, но чувствовать это было приятно, – и вошел в кабинет.
   Ник сидел за столом, сняв с головы телефон. Он сказал:
   – Видел его? Чили Палмера? Сейчас только что вышел от меня?
   – Правда? А что ему надо?
   – Меня делают промоутером Линды. Хью Гордон это устроил, и Чили пришел на переговоры.
   Вот все и разъяснилось. Но взгляд Ника – напряженный, странный взгляд, словно что-то было у него на уме, – заставил Раджи забеспокоиться. Происходило что-то для него непонятное, и это выбило его из колеи, сбило с ритма, и ему расхотелось выстрелить и выйти. Он видел лежавший на столе чек, но цифр на нем различить не мог.
   – Собираешься ее диском торгануть, да?
   – Да, они хотят выжать из нее все, что можно. Сказав это, он словно расслабился, успокоился. Голосом уже менее сдавленным он сказал:
   – Помнишь, я говорил, что Чили знает людей и имеет связи? Что мы можем сидеть сложа руки и выжидать. Что ж, вышло так, что они наняли меня. Обратились ко мне, потому что они знают: я сумею это сделать.
   Да, теперь он говорит свободно, раскованно. К нему вернулась эта его болтливая дурацкая самоуверенность.
   – Веришь, что сможешь сделать хитом ее запись?
   – Если это вообще возможно. Тебе повезло, Раджи.
   – Чем это?
   – Я заработал для тебя деньги. Как только диск пойдет, ты отправишься на фирму за денежками. Они твои целиком и полностью. Я и в качестве промоутера заработаю достаточно. Ты отправишься туда и будешь говорить с одним только Хью Гордоном. Он вершит все дело на «БНБ», его вдова Томми назначила.
   – Иными словами, – сказал Раджи, – причины дожидаться успехов Чили Палмера у нас теперь нет?
   – К черту Палмера, – сказал Ник. – У тебя есть я.
   Лимузин ждал, стоя напротив. Раджи сел, и Элиот тут же тронул, сорвавшись, как со старта.
   – Полегче, дружище. Сбавь скорость.
   – Ну что, сделали?
   – Был готов. Вошел молча, не говоря ни слова. Но знаешь, кто тут появился?
   – Чили Палмер, – сказал Элиот. – Я его видел, но ничего не сказал ему. Я ждал, что вы вот-вот выбежите. Чем же Чили мог вам помешать?
   – Он перевернул все мои планы и обратил все против меня. Нанял Ника раскручивать Линду. Понимаешь, что это значит?
   – Новые разговоры по телефону.
   – Это значит, что он станет продавать ее диск.
   – Ну и?…
   – А менеджмент передает мне.
   – Ну и?…
   – Стало быть, Ники мне нужен.А вот кто мне совсем лишний, –это Чили Палмер. Я хочу сказать, что тебе следует его убрать.
   – Чего ради?
   – Ради моего спокойствия.
   – Глупее не придумаешь.
   – Это тебе так кажется, олух толстомясый, педрила самоанский! Видишь ли, Элиот, как гомосексуалист ты не способен понять, что может чувствовать мужчина. Я имею в виду настоящего мужчину, а не такого, который мужчина лишь с виду.
   – Что этот Чили вам такого сделал?
   – Он мне нагадил, дружище. Выкрал талантливую солистку, отнял группу!
   Голос его гулко отдавался в салоне машины, ползшей с закрытыми окошками в потоке транспорта, где уже зажигались фары, мимо загоравшихся вывесок. Элиот думал о том, что привык к замашкам Раджи, но, услышав приказание убрать того, кто не должен был умирать, невольно вынужден был покрепче ухватиться за руль. Элиот сказал:
   – Если вы заработаете на Линде, то почему вы говорите о краже? Вы же остаетесь ее администратором.
   – И все-таки он мне нагадил, и это ничего не меняет и не решает! – Голос Раджи раздраженно звенел. Потом, успокоившись, Раджи сказал: – Тебе этого не понять, потому что ты гомосексуалист и, значит, сам себя не уважаешь! – И продолжал, как бы втолковывая ребенку: – Вот ты замечал, что я, не в пример тебе, терпеть не могу, когда мне лапшу на уши вешают? Держу пари, что ты все еще ждешь, что тебя вызовут на кинопробу.
   – Я сыграл им в студии кусок, и они сказали: «Хорошо». Им понравилось!
   – Кому это?
   – Чили и самой главной там женщине, Элейн. Они дали мне из «Поймать Лео» кусок сыграть.
   – Они позвонили тебе?
   – Я сам прошел в кабинет к этой женщине.
   – Но позвонить они тебе не позвонили, хотя и обещали, правда же? Как же ты проник туда? Прорвался через охранников? Влез в окно?
   – Мне назначили пробу на этой неделе.
   – Да? На какой день назначили?
   – Сказали, что известят.
   – Позвонят, да?
   Элиот вцепился в баранку и промолчал. Если он не ответит ни слова, может быть, Раджи заткнется. Минуту-другую в машине царила тишина. Элиот хотел было включить радио, но решил, что тишина лучше. Они ехали по Уилшир в потоке машин и достигли уже того места, где по обеим сторонам ввысь тянутся небоскребы, огромные, нарядные кондоминиумы.
   – Пообещали позвонить, да?
   Эти слова Раджи прервали тишину.
   Элиот нажал на педаль тормоза: заскрежетали шины, и Раджи с силой швырнуло вперед, ударив о приборную доску, так как лимузин внезапно остановился на средней линии Уилшир-бульвар. Элиот выждал, пока Раджи вновь откинулся на спинку кресла и, злой как черт, возмутился:
   – Чего это ты?
   – Скажете еще раз, и я вообще машину брошу.
   – Про что «скажете»?
   – Про то, что они обещали позвонить. Машины сзади принялись сигналить.
   – Обещайте, что больше не станете так говорить.
   – Господи, я же в шутку! Элиот приоткрыл дверцу.
   – А я что, шутить не могу?
   И Элиот распахнул дверь во всю ее ширь.
   – Ну ладно.Больше не буду. Машины всё сигналили и сигналили.
   – И Чили вы не станете убивать.
   – Ну, это уже дело другое.
   – Подождете до моей кинопробы. Какой-то белый с толстым брюхом, в рубашке с короткими рукавами, подошел к машине со стороны открытой дверцы.
   – В чем проблема? – неприветливо спросил он.
   – Нет проблемы, – сказал Элиот, вылезая из машины.
   Мужчина с короткими рукавами поглядел на него снизу вверх.
   – Тогда пошевеливайся, – сказал он, отходя к своей машине.
   Тут подал голос и Раджи:
   – Влезешь ты в эту чертову машину или нет, а, Элиот?
   Элиот сунул голову вовнутрь.
   – Обещаете?
   – Ну ладно. Не шлепну его до твоей кинопробы. Но что, если они станут тянуть с этим или скажут, что передумали?
   – Тогда я вам подсоблю, – сказал Элиот.

22

   Элейн наконец-то познакомилась с Линдой Мун в тот вечер, когда группа выступала перед Гарри Дином Стентоном в «Сахарной хижине Джека» при полном аншлаге. Линда потянулась через столик, чтобы пожать Элейн руку со словами:
   – Привет, мне до смерти хотелось познакомиться, – после чего она откинулась назад и, оглядев погруженный в сумрак зал, сказала: – Bay, похоже, мы времени даром не теряем.
   Торопыги, чтобы сообщить ей, что люди пришли слушать не ее, а Гарри Дина с его пьяными блюзами, рядом в тот момент не оказалось, другие же потребности поставить ее на место не испытывали. Хью тихонько сказал Чили:
   – Это хорошо, что она так уверена в себе.
   – Обожаю Гарри Дина Стентона! – воскликнула Эди.
   – Он и на экранах мелькает, – сказал Хью.
   – Как хвост кометы, да? – спросила Эди.
   – Да нет, он там обосновался довольно прочно, – сказал Хью. – Это у него просто такой вид, будто он всюду случайный гость, а на самом деле мне говорили, что он держит марку, очень дисциплинирован и всегда текст знает назубок.
   – А в «Лузитании» он будет задействован? – спросила Эди у Элейн.
   – Мы пытаемся его заполучить, – сказала Элейн.
   Эди: На роль капитана или на роль отца девушки?
   Элейн: Либо на ту, либо на другую. Обе роли – классные.
   – Мы начнем с песни «Мой маленький беглец», – сказала Линда.
   – Гарри Дин сыграет что угодно, – заметил Хью. – Он молодец.
   – А я слышала, что капитаном немецкой подлодки будет Джонни Депп, – сказала Эди.
   – Мы ведем переговоры с его агентами. – Это Элейн.
   – И что Сандра Буллок спит и видит получить роль девушки, но пробоваться отказывается. – Это Эди.
   Элейн: Это не так.
   Эди: Почему на роль и собираются взять Кэмерон Диас.
   Элейн: Не исключено.
   Эди: Ее спасают вместе с горсткой других уцелевших, и она попадает на подводную лодку. И она влюбляется в Джонни Деппа. Он прячет ее в своей каюте…
   Дерек Стоунз: И трахает ее?
   Эди: Он ее прячет, когда уцелевшими стреляют из торпедной пушки. Живых пихают в пушку, и они визжат.
   Элейн: Это всё уже отменили.
   Эди: Из «Энтертейнмент уикли» почерпнуто.
   Хью: Ну, эти-то напишут!
   – Мы споем «Смену караула», «Вбей гвоздь», «Украденный гнев», «Проснись. В чем дело?» – сказала Линда.
   – Мне нравится Кэмерон Диас, – сказал Хью.
   – А на бис будет «На танцульке», и завершим мы все «Одессой», – сказала Линда и повернулась к Чили: – Если только вы не считаете, что последней лучше спеть «Смену караула».
   Чили глядел, как Кертис у стойки бара беседует с Ником Каркатерра.
   Линда: Вы слышите меня, Чил?
   – Я бы придержал «Одессу» и закруглил бы все «Сменой караула».
   Линда: Но мне так нравится «Одесса»!
   Чили: Дело ваше. – И, перехватив взгляд Элейн, он продолжал: – У вас на этой неделе еще два концерта – в «Трубадуре» и в «Пляже Родондо». Репертуар надо варьировать. Нехорошо на каждом концерте выдавать одну и ту же обойму.
   – Это мне известно, –сказала Линда. – Но почему вы не хотите, чтобы я исполняла «Одессу»?
   Чили: Я же сказал: дело ваше и вам решать. – Он увидел, что Элейн все еще не спускает с него глаз. Элейн, а позади нее – господи ты боже! – Элиот Вильгельм. Вот он идет к столику, кладет руку на спинку кресла Элейн, и взгляды всех сидящих за столиком моментально обращаются к нему – великану-самоанцу в сером костюме и с красным платком на шее вместо красного галстука.
   Элиот взглянул на Чили и обратился к Элейн:
   – Не хочу вам мешать, мне только надо уточнить – вы же обещали мне непременно позвонить, да?
   – Сегодня вторник, – сказала Элейн. – До пятницы непременно позвоню.
   – И тогда в какой же день будет проба?
   – Вот это я и сообщу.
   – Может быть, будет взят тот же кусок, только в диалоге?
   – Или же вы сами предложите сцену, которая вам нравится. Только если вам нужна бутафория, лучше ограничиться чем-нибудь попроще.
   – Нет, ничего особенного не потребуется, – сказал Элиот. – Я уже готовлю кое-что обычное, но что именно – не скажу.
   – Вот и прекрасно, – заметила Элейн. Самоанец взглянул на Чили, и тот кивнул:
   – Все что угодно.
   – Все, что я ни пожелаю, да?
   – Ну, до встречи, Элиот, – сказал Чили. – Хорошо?
   Элиот отошел, и взгляды всех присутствующих обратились к Чили.
   – Собираетесь снимать эту обезьяну? – возмутился Дерек.
   – Интересно, что он подразумевал под «кое-чем обычным»? – сказала Линда.
   Она поведала собеседникам об умении Элиота дергать бровью и про то, что на самом деле этот якобы самоанец родом из Торренса. Хью осведомился у Дерека, куда запропастилась Тиффани, и Дерек сказал:
   – Да она всегда опаздывает.
   После чего Хью поинтересовался, почему на нем нет кольца в носу, на что Дерек ответил:
   – Да меня, дружище, насморк замучил, а сморкаться с кольцом в носу неудобно.
   Элейн, извинившись, пошла поздороваться с Гарри Дином Стентоном.
   Линда придвинулась поближе к Чили, чтобы голос Чака Берри из репродукторов, вопящего свои блюзы, не заглушал ее, и сказала:
   – Элейн очень милая.
   – Согласен.
   – В ней нет фальши. И выглядит она хорошо для своих лет.
   – Она моего возраста.