Леонард Элмор. Пронто

   – Ты опять пил, – сказала она.
   – Честно говоря, да.
   – Весь день?
   – Судя по ощущениям, лет пятьдесят без перерыва. А что?
   Гарри не окрысился, услышав вопрос. Уже хорошо. Но затем ему все-таки захотелось найти себе оправдание, причину, почему он пьет.
   – Сижу здесь взаперти как проклятый, вот нервы и пошаливают. Бессонница началась, а этот бренди немного помогает. Тут заходил Торрес, говорит, ты ему звонила.
   – Хотела узнать, нет ли каких новостей.
   – Он говорит, ты беспокоишься насчет Рэйлена. А я ему сказал: «А как насчет меня? Ведь это я им нужен».
   – Я и о тебе беспокоюсь, – ответила Джойс.
   – Весьма благодарен. Я попросил Торреса обеспечить мне хоть самую малую защиту – какого черта, ведь я же не виноват, что меня решили убить. Он говорит, что за отелем будет присматривать патрульная машина, он им скажет. Можно подумать, эти ребята заявятся с плакатами, кто они такие и что собираются сделать. А Торрес говорит, они сразу среагируют, если что случится. Наверное, он считает, это должно меня успокоить. А ты еще спрашиваешь, почему я пропускаю рюмку-другую.
   – Если ты будешь продолжать в таком духе, – сказала Джойс, – в конце концов обязательно сделаешь какую-нибудь глупость. И ты сам это прекрасно понимаешь.
   – Ты знаешь, – сказал Гарри, – хуже всего было тогда, когда я полностью отключился. Очнулся в самолете, не имея ни малейшего представления, куда же мы это летим. Вот я и задумался, надо бы спросить стюардессу, но как это сделать, не выставляя себя полным идиотом? А сижу я в первом классе и пью только минералку, не хочу рисковать, а то вдруг отключусь по новой. Вот я и начал беседовать с женщиной, сидящей рядом, – не помню о чем, вроде о фильме, который будут показывать. И все время думаю – надо бы спросить у нее. Набрался духу и спросил прямо, без всяких околичностей: «Наверное, это звучит очень глупо, но не будете ли вы добры сказать мне, куда мы летим?» А она посмотрела на меня с удивлением и говорит: «Лас-Вегас», и звучит это так, словно, а куда бы мы могли еще лететь?
   – Гарри, это же я была с тобой, – сказала Джойс. Гарри на секунду смолк.
   – А ведь верно, ты как раз и была той женщиной, – сказал он наконец и добавил в порядке объяснения: – Но тогда у тебя была другая прическа.

* * *

   Джойс увидела фары: по Меридиен, с севера на юг, ехала машина. Она двигалась медленно, видимо, водитель разглядывал номера домов. Потом машина вывернула на встречную полосу и остановилась под ее домом. Было уже полвосьмого, Джойс так и сидела у окна темной гостиной; увидев, кто вышел из машины, она вскочила со стула, подбежала к входной двери, открыла ее и стала ждать человека, поднимавшегося по пандусу, – человека в темном костюме и шляпе на манер той, какие любил носить Гарри Трумэн. А потом Джойс протянула к нему руки, и он тоже протянул к ней руки и молча ее обнял.

Глава 24

   Может, когда-нибудь он и расскажет Джойс, как думал о ней по пути домой, перелетая Атлантический океан, и как ему хотелось видеть ее, и как он не мог дождаться – когда же он ее увидит. Как хотелось ему поцеловать ее, когда она уезжала с Гарри, и как хотелось ему поцеловать ее теперь, только он не знал, можно ли, и думал, а если я себя обманываю и совсем не так она на меня посмотрела. А что, если она считает меня дураком? А что, если она все еще любит Гарри, хотя Гарри и годится ей по возрасту в отцы? И еще много всего он передумал. Да и вообще, вот проскочил он бегом мимо таможенников, продемонстрировав свою звезду, а потом гнал сюда как угорелый – а вдруг ее нет дома?
   Но она была дома. А когда они поцеловались в темноте, у входной двери, а потом продолжали целоваться в квартире и целовались так, словно изголодались друг по другу и никак не могли насытиться, он с удивлением вспоминал все эти свои сомнения и не мог понять, как мог он в чем-то усомниться. Когда-нибудь потом он расскажет ей про все эти мысли, чтобы она знала, что он чувствовал, но сейчас нужно было рассказать ей много другого.
   Начиная с Роберта Джи.

* * *

   – Зип сказал: «Пристрели его», а этот молодой, Ники, говорит: «Что, прямо здесь?» Думаю, ему и хотелось бы, но он просто не мог, не был готов к такому. И тогда Зип застрелил его сам. И застрелил так, что было видно – ему-то явно не требовалось к такому готовиться. Просто повернулся, дважды выстрелил Роберту в грудь, снова направил пистолет на меня и снова спросил: «Куда они поехали?» А я сказал ему то же самое, что и раньше. Ведь вы уехали, так что у меня не было никаких оснований врать. Думаю, он понял, что я говорю правду, и это его остановило. А тут этот молодой, Ники, говорит: «А этот будет мой!» – это про меня он говорит. Зип очень удивился, то есть сделал вид, будто очень удивился. Он что-то сказал, напомнил вроде Ники, как тот уже раньше обещал застрелить меня, но не застрелил. «А теперь ты готов шлепнуть его, – сказал Зип, – верно? Теперь, когда у него нет пистолета? А что, если я дам ему свой? Тогда ты тоже его застрелишь?» Понимаешь, Зип не уважает Ники, поэтому он и не дал ему меня застрелить.
   – А если бы Ники застрелил Роберта, когда Зип ему велел... – начала Джойс.
   – Правильно, тогда все было бы иначе.
   – И что – они так тебя и отпустили?
   – Думаю, он хотел показать мне свою силу, показать, что я ничего не могу с ним сделать. Он может убить человека, убить его прямо у меня на глазах, а я не могу сделать ровно ничего. Они вышли из комнаты... А я не только не мог ничего сделать, но даже и не понимал ничего, не знал, что теперь будет. Я осмотрел Роберта, но пульса уже не было. Тогда я вышел в коридор и начал стучать во все двери подряд, но ни одна из них не открылась. И только выйдя из этого дома на улицу, я понял окончательно, что они меня отпустили. Я пошел в полицейский участок и сказал, что убили человека. Им потребовался целый час, чтобы предположить, а вдруг я говорю правду. Потом они еще звонили в Вашингтон и проверяли, кто я такой. Так что, когда мы добрались до этого дома, шайка Зипа все еще была там, но тело Роберта давно исчезло, как я и ожидал. Я сказал полицейским: забудьте эту историю, мы разберемся с ней у себя дома.
   – Но ведь тут не получится предъявить ему обвинение в убийстве Роберта, – удивилась Джойс.
   – Не получится, – согласился Рэйлен. Несколько секунд Джойс молча изучала его лицо.
   – А ведь я знаю тебя совсем плохо, – сказала она.

* * *

   Ну что тут было рассказывать? Теперь в гостиной горел свет, они удобно устроились за столом со стаканами в руках.
   – Я вырос в шахтерском поселке, – сказал Рэйлен, – и жевал табак с двенадцати лет. Ходил в Эвартовскую школу, играл в футбол. Главными нашими противниками были арланские «Зеленые драконы». Ну что еще рассказать? Работал в глубоких шахтах, в диких, как их называли, – это шахты, которые когда-то выработали и забросили, а потом вернулись, чтобы выгрести последние остатки угля. А еще я занимался раздеванием.
   – Я тоже, – сказала Джойс.
   – Извини?..
   – Ладно, ерунда.
   – Раздевание – это когда снимают вершину холма и добывают уголь открытым способом, при этом поганят всю окружающую местность. Но тут вмешалась мама, она не разрешила работать мне на этих людей. Около года стоял в пикетах – это когда мы забастовали против «Дюк Пауэр». Познакомился с громилами, которых нанимала компания. В это же самое время умер отец – угольная пыль в легких и гипертония. Тогда-то мама и сказала: «Хватит». Во время этой забастовки застрелили ее брата. Мы снялись с места и переехали в Детройт, штат Мичиган. Там я пошел в Уэйновский университет, это университет штата, окончил его и записался в маршальскую службу. Что тебе еще рассказать?

* * *

   – Двое мальчиков, первого я хотел назвать Хэнком, а второго – Джорджем, в честь Хэнка Уильямса и Джорджа Джоунса, «старого опоссума», – величайших певцов кантри, какие только были. Каждый раз мы договаривались, если будет мальчик – его назову я, а если девочка – имя выбирает Винона, но когда дети рождались, Винона, как обычно, настаивала на своем, так что звать мальчиков Рики и Рэнди. У себя дома я принадлежал к той самой церкви, где учился петь Джордж Джоунс. Я имею в виду – к той же конгрегации, к «Божьему Собранию». Сама-то его церковь была в Восточном Техасе, а моя – в Восточном Кентукки. Если бы Винона родила девочку, она назвала бы ее Пайпер, Тамми или Лоретта. Ее любимая песня была «Не приходи домой поддавши, с любовью на уме», это Лоретта Линн пела. Почему она любила эту песню – ума не приложу, я никогда не лез к ней поддатый.
   – А ты знаешь, что получится, если пропеть какую-нибудь мелодию кантри задом наперед? – спросила Джойс. – К тебе вернется твоя девушка и твоя машина, ты протрезвеешь, а твоя собака оживет. Ведь я родилась в Нэшвилле, – добавила она.

* * *

   Он спросил, почему она не сказала ему этого раньше, и спросил, ходила ли она в Раймановский зал и в Орхидейную гостиную Тутси, ему это казалось очень важным, но Джойс ответила, очень жаль, но они уехали оттуда, когда ей было всего два года, – сперва в Даллас, потом в Оклахома-Сити, потом в Литтл-Рок, а в конце концов – сюда. Она рассказала, что отец ее торговал машинами, причем всякими, и все время пил, а мама курила и играла в карты, и никого из них нет уже в живых. Рэйлен спросил ее, посещает ли она церковь, а Джойс ответила, что у нее вроде и так жизнь идет нормально и она не чувствует пока особой необходимости. А еще она сказала: "Мы что, собираемся в первый же раз, когда сидим спокойно, не глядя все время в окно и не ожидая чего-то ужасного, рассказать друг другу все, что только можно рассказать? Наверное, мы все еще ждем это ужасное; только вот сейчас перерыв, и мы хотим узнать друг о друге побольше, ты согласен? Наверстываем зря потерянное время. Ты хочешь знать, какой у меня любимый цвет? Какие из овощей я ненавижу? Я в рот не возьму тушеные помидоры. Я люблю рок-н-ролл – кроме этой долбежки в голову, которая называется «хэви метал». Звездный час моей жизни был около двадцати пяти лет назад – я ездила на Вудстокский фестиваль. Я была там вместе со всеми под дождем, в грязи, без крошки хлеба, и в тот момент мне совсем не казалось, что это такое уж большое удовольствие. Замужем была, однажды – но это ты уже знаешь. Паттон – моя девичья фамилия, я ее так и не меняла. Три года посещала Майамский университет, специализировалась в психологии, а потом три года зарабатывала деньги стриптизом, выступала в Майами в бараках, но в приличных, а не в каких-нибудь сомнительных заведениях. Трусы на сцене не снимала никогда, на частных вечеринках не выступала. Наркотиками не пользовалась, беременностей и, соответственно, абортов не было. Что еще хотел бы ты узнать?
   В гостиной повисла тишина. Потом Рэйлен осторожно положил ладонь ей на щеку.
   – Чего ты рассердилась? – спросил он.

* * *

   – Ты слышала? – спросил Гарри.
   – Еще бы, – сказала Джойс. – Чуть не оглохла.
   – Это я уронил чертов телефон.
   – Ты в порядке?
   – В порядке ли я?
   – Не такой уж это трудный вопрос.
   – Если ты имеешь в виду все остальное – не считая того, что мне приходится сидеть взаперти, и не считая того, что я не знаю, что случится со мной и когда? Да, кроме этого, все у меня просто великолепно. А как у тебя дела?
   – Я очень о тебе беспокоюсь.
   – Неужели? А вот Торрес говорит, ты беспокоишься о Рэйлене, а беспокоишься ли ты обо мне или нет – этого он точно не знает.
   – Об этом мы уже говорили. Когда ты звонил прошлый раз.
   – Действительно? Ты бы зашла сюда и составила мне компанию, развеяла мои мрачные предчувствия.
   – Гарри, ты снова пил. Именно это меня и беспокоит. Ты снова такой же, как был когда-то.
   – Приходи сюда, и я перестану.
   – Ты ведешь себя как ребенок.
   – Приходи сюда, и я повзрослею прямо у тебя на глазах. У меня вроде стоит.
   – Гарри, я не приду.
   – Почему?
   – Я уже легла.
   – Да сейчас же только... да еще и десяти нет.
   – Я устала. Поговорим завтра.
   – Рэйлен вернулся.
   Гарри сделал паузу, ожидая ее реакцию, но Джойс молчала.
   – Я думал, тебе интересно. Позвонил Торрес, он узнал в аэропорту. Вот так же он узнал и о возвращении Зипа. Ему сказали, что Рэйлен Гивенс прилетел около шести, рейсом «Бритйш Эруэйз». Так что сумел все-таки выкарабкаться. Я знал, что он выкарабкается, ведь он им не нужен, им нужен я.
   Гарри снова помолчал.
   – В прошлый раз, охраняя меня, он дал мне свой номер. Он сказал звонить при малейшем подозрении, если что-нибудь не так. Даже если в вестибюле появится незнакомый мне маршал. Это показалось мне странным.
   – Слушай, Гарри, давай побеседуем завтра.
   – А тебе он еще не звонил?
   – Кто, Рэйлен? – спросила Джойс. Она лежала на спине и смотрела в потолок.
   – Вот я послушал его и вернулся домой, – сказал Гарри. – Ну и что же в результате? Все стало еще хуже. Не нужно было поддаваться на его уговоры.
   – Он тут совсем ни при чем, просто у тебя не осталось другого выхода.
   – Я мог поехать куда-нибудь еще. В Африку, например, или на Французскую Ривьеру. Или в Париж.
   – Гарри, я позвоню тебе завтра.
   – Ты обещаешь? Когда?
   – Не знаю точно, но утром. Спокойной ночи, Гарри.
   Она положила трубку и повернулась к Рэйлену, который лежал рядом.

* * *

   – Ну почему я не сказала, что ты здесь?
   – Ты его жалеешь. Он один и напуган.
   – Сам во всем виноват.
   – Далеко не во всем.
   – Для Гарри эта ситуация – предлог, чтобы напиться. Он, видите ли, сидит взаперти, он не знает, что будет дальше, и никакая полиция ему не поможет.
   – Я слышал ваш разговор. Ты хочешь к нему сходить?
   – Завтра.
   – Он считает, что во всем виноват я?
   – Он пьяный.
   – Да, но в чем-то он прав. Возвращение домой ничем ему не помогло.
   – А что же ему поможет?
   – Надо попробовать поговорить с этими ребятами.

Глава 25

   Глория услышала, как он хрюкнул и шумно, словно в предсмертной агонии, выдохнул, а затем его брюхо бессильно обвисло, тяжело навалилось на ее бедра. Господи, подумала она, что же будет с моими почками. Глория находилась посреди огромной кровати, стояла на четвереньках – сношение с Джимми было возможно только в такой позе – и буквально дрожала от страха, что вот сейчас руки не выдержат, подломятся и она задохнется под весом этой туши, а Джимми только тогда и узнает, что она умерла, когда насытится и откатится в сторону. Да и тогда – не сразу.
   – Господи, не надо, пожалуйста, – сказала Глория. – Милый? Ты не будешь засыпать на мне, ладно? Пожалуйста, – сказала она.
   Руки Глории дрожали все сильнее и сильнее, она теряла последние силы.
   – Милый? – сказала она и тут же отчаянно заорала в подушку: – Господи, да слезешь ты с меня, наконец?
   Это сработало. Джимми тяжело плюхнулся на кровать, а Глория, облегченно выгнув спину и поводя головой из стороны в сторону, на четвереньках поползла к краю глубоко просевшего матраса. Очередной смертельно опасный номер – сексуальный контакт с Джимми Кэпом – закончился благополучно. Ничего, возможно, все это скоро кончится, а сейчас – поскорее в ванную и принять душ. Через полчаса свидание с Зипом, так что надо поторопиться.
   Глория вернулась к кровати со стаканом воды для Джимми. Обязательная часть ритуала, после этого он, возможно, понюхает кокаин, дорожками рассыпанный на прикроватном столике, и захочет продолжить забавы. Она торопливо надела трусы.
   – Ты что там делаешь?
   – Одеваюсь.
   Глория взяла со стула свои белые шорты.
   – Я хочу с тобой поговорить. Посоветоваться.
   – Я тут недавно сказала при тебе пару слов, а ты сразу заорал: «Тебя что, спрашивают?»
   – Тогда я тебя ни о чем не спрашивал, а теперь спрашиваю. Чувствуешь разницу? Она уже надела шорты.
   – Так что ты хочешь спросить?
   – Куда ты направляешься?
   – Обещала маме зайти.
   – Скажи, что ты думаешь о Джо Махо?
   – Ники? Как это – что я о нем думаю?
   – Он просто трепло или на что-нибудь способен?
   – Откуда мне знать?
   – Что он говорит про Томми?
   – Не очень много. Томми ему не нравится, не нравился и раньше, а теперь, после этой поездки, – нравится еще меньше.
   – Ты знаешь, как Ники его называет? Зипом. Вчера мы беседовали с ним в плавательном бассейне.
   – Я там тоже была.
   – Знаю, что была. По словам Ники, Томми распускает язык обо мне. Ты такое от него слышала?
   – От кого, от Томми? Не помню.
   – Ты часто с ним беседуешь?
   – Почти никогда.
   – Ты слышала, что сказал Ники? Что мне нужно с ним поосторожнее. Ники говорит, если Томми получит букмекерские конторы – что он захочет потом?
   – Да? – сказала Глория, натягивая через голову черную футболку.
   – Ники говорит – зачем он мне?
   – Он хотел сказать – тебе нужно бы его уволить? И тут Джимми Кэп удивил Глорию – он улыбнулся, что бывало с ним крайне редко.
   – Нет, он не имел в виду уволить, он имел в виду пришить, убрать, избавиться от него. На всякий случай.
   – Ну и?..
   – Ники хочет сам этим заняться – пришить Зипа. Ты почти не слышала это слово, пока я не прочитал, что им всю дорогу пользуется Джон Готти. Или пользовался. Из-за него выражение «пришить» стало популярным.
   Прямо перед Глорией торчали ступни Джимми Кэпа, за ступнями возвышалось неимоверное брюхо, а еще дальше – голова, лежащая на подушке. Глаза Джимми Кэпа внимательно следили за Глорией.
   – Ники что, серьезно?..
   – В порядке исключения – да.
   – Не верю, что он на такое способен.
   – Я тоже. Ники – он больше для работы на подхвате: сбегать за пиццей, поднести чемодан. К сожалению, – сказал Джимми, – в настоящий момент у меня нет под рукой ни одного, если не считать самого Томми, человека, способного на серьезную работу. Не знаю уж почему, но только теперь, похоже, перевелись такие парни, как раньше. Я имею в виду белые, согласные на такую работу. Латиноамериканцы и цветные – вот их можно найти сколько угодно. Знаешь, это вроде как в профессиональном спорте, почти то же самое.
   Он снова улыбнулся Глории.
   – А вот тебе никогда не приходит в голову мысль о такой работе?
   – Какой?
   – Пришить кого-нибудь. Платят за это вполне прилично.

* * *

   Рэйлен подъехал к дому Джимми Кэпа в конфискованном полицией «ягуаре», от которого у него были ключи, остановился у выходящих на Пайн-Три-Драйв ворот, высунул руку из окна машины и нажал кнопку, над которой виднелся прикрытый сеткой динамик.
   – Назовите себя и суть вашего дела, – произнес голос, похожий на голос автоответчика.
   – Я – маршал Соединенных Штатов Рэйлен Гивенс, – сказал Рэйлен в переговорное устройство. – Я приехал к мистеру Капоторто по сугубо конфиденциальному делу. Я буду вам крайне благодарен, если вы откроете эти ворота и мне не придется таранить их машиной.
   Через томительно долгие пять минут ворота открылись; в конце обсаженного по краям кокосовыми пальмами и кустарником проезда виднелось здание наиболее любимого Рэйленом типа – бежевого цвета, с отделкой из темного дерева и красной черепичной крышей гасиенда. Какой-то парень открыл перед ним дверь. Рэйлен осмотрелся, затем услышал чьи-то шаги, и на террасе появился Ники, сопровождаемый белокурой девушкой в черной футболке. Ники что-то сказал ей, и она посмотрела на Рэйлена. Симпатичная девушка, разглядывает меня внимательно и без малейшего смущения, подумал Рэйлен, затем девушка ушла, а Ники сказал парню, открывшему дверь: «Все в порядке, Джек», – и сделал Рэйлену знак следовать за ним. Они прошли коридор и оказались в комнате с белой мебелью и без потолка, через открытую дверь виднелось патио, а дальше – плавательный бассейн. Одетый в белый балахон Джимми Кэп сидел на диване, занимая собой добрую его половину.
   – Ощупать его на предмет оружия? – спросил Ники. Рэйлен улыбнулся. Джимми Кэп продолжал сидеть и молча, внимательно изучал гостя.
   – Так вы и есть тот самый ковбой, – сказал он наконец. Рэйлен тронул пола шляпы:
   – Сотрудник маршальской службы, но в настоящий момент действую от собственного имени.
   – И вы хотите что-то мне сказать. Хорошо, садитесь.
   – Дело сугубо личное, – сказал Рэйлен, опускаясь в пухлое белое кресло. – Вас не смущает, что я буду говорить в присутствии этого мальчика?
   – О чем?
   – О Гарри Арно.
   – Валяйте, можно и при нем.
   Рэйлен ощущал присутствие Ники справа от себя, однако все его внимание сконцентрировалось на Джимми Кэпе.
   – Я хочу, чтобы вы отвязались от Гарри, – сказал он. – Пусть ваши люди оставят его в покое. Если кто его хоть пальцем тронет, я буду считать виновным вас. Вы и представить себе не можете, сколько неприятностей вас ожидает в таком случае.
   Джимми молча смотрел на Рэйлена, обдумывая, по всей видимости, его слова. Рэйлену очень хотелось оглянуться на Ники, посмотреть, какое у него сейчас лицо, но он знал, что лучше не отвлекаться от Джимми.
   – Так вы действуете от своего имени? – спросил Джимми.
   – В настоящий момент – да. Только троньте Гарри, и я буду заниматься только вами.
   Говорить с Джимми было довольно легко, он не притворялся, никого из себя не строил.
   – Не знаю, на что вам сдался Гарри, – сказал Джимми, – да, собственно, и знать не хочу. Но я могу предложить вам сделку. Помогите избавиться от одного ненужного мне человека, и Гарри не о чем будет беспокоиться. Он сможет, если захочет, вернуться к своей работе.
   – Вы это про Зипа? – спросил Рэйлен. – Это он вам не нужен?
   – Томми Бакс, он самый.
   – Избавиться от него – каким образом?
   – Мне совершенно безразлично, каким образом, главное, чтобы я больше его не видел. Когда его здесь не будет, Гарри сможет жить спокойно, даю вам слово. Ну так что вы скажете? Вам нужно подумать или как?
   – Где он живет? – спросил Рэйлен. Джимми посмотрел на Ники.
   – Что это с тобой? – спросил он.
   – Ничего.
   Хорошенькое ничего, подумал Рэйлен. Вид у парня совершенно бешеный.
   – Томми так и живет в «Эстер»? – спросил Джимми у Ники.
   – Насколько я знаю...
   – Не уверен, так проверь, – проворчал Джимми.
   – Я уверен. – Ники взглянул прямо в лицо Джимми. – Я знаю, что там встречается с ним сегодня Глория, так что, скорее всего, именно там он и живет.
   Голос Джимми изменился:
   – Зачем она с ним встречается?
   – Я знаю только, что встречается, больше она ничего не сказала. Может, выпить по рюмке и поговорить.
   Причина встречи этой парочки представляла для него крайне малый интерес; Рэйлен встал, но тут Джимми снова повернулся к нему:
   – А вы что, заходя в дом, никогда не снимаете эту свою ковбойскую шляпу?
   Похоже, расстроился из-за Глории и выискивает, на чем бы сорвать злость.
   – Дом тут совершенно ни при чем, – сказал Рэйлен. – Просто я никогда не сниму свою шляпу ни перед вами, ни перед такими, как вы.
   Он направился к двери, но остановился и повернулся к Ники:
   – Так это отель «Эстер», что ли? Оушн-Драйв, примерно четырнадцатый дом?
   – Примерно там, – пожал плечами Ники.
   – Благодарю вас.
   Рэйлен знал этот отель, он находился в одном квартале от отеля Гарри.

* * *

   – Вот, могу научить тебя еще одному слову, – сказал Зип. – Видишь этого парня? Ну, который в шортах и воображает себя большим красавцем.
   Мимо них проходил парень в стильной майке и туго обтягивающих зад спортивных шортах.
   – Красивая задница, – заметила Глория.
   – Таких вот называют frocio, пидор.
   – Frocio, – повторила Глория, старательно подражая акценту. – А вот я еще хотела тебя спросить. Как будет по-итальянски «отдолбись»?
   – Нужно сказать vafainculo.
   – Vafainculo, – попробовала Глория. – Я слышала это от ребят, и мне всегда казалось, что это звучит как «фангул».
   – Да, похоже.
   Подошедшая официантка поставила перед ними стаканы чая со льдом.
   – Vafainculo, – сказала ей Глория с таким видом, словно говорит «спасибо». – А ты ходил когда-нибудь в дансинг «Варшава» на Коллинз-авеню? – спросила она. – Вот уж где хватает frocios. Нормальные ходят в «Эгоист», но в «Варшаве» веселее. А тут, Томми, какое-то болото. – Глория отхлебнула свой чай и скользнула взглядом по клиентам уличного кафе – сплошные туристы, но все мелкого пошиба. Чистое захолустье.
   Несколько минут назад, появившись в кафе, Глория открыто подошла к Томми Баксу и сказала:
   – Слушай, а мы с тобой прямо близнецы.
   И он и она были в белом и черном – сегодня, в субботу, Зип сменил свой обычный двубортный костюм на белую шелковую спортивную куртку и черную шелковую рубашку с открытым воротом.
   – Ладно, расскажи мне, что там у вас происходит, – теперь говорил он.
   – А я что буду с этого иметь?
   Глория посмотрела на него поверх стакана.
   – Ты имеешь в виду – что будет, если ты мне не расскажешь, и что я с тобой сделаю в этом случае? Ну, подумаем...
   – Ники хочет тебя пришить.
   – Кончай дурить. Это что, он тебе такое сказал?
   – Он сказал Джимми, а Джимми сказал мне.
   – Этот твой Ники – анекдот ходячий. Да я могу целую ночь простоять спиной к нему в таком месте, где нас никто не видит, и он все равно не отважится. Иногда мне кажется, что он frocio. А трахает тебя так, на всякий случай, – а то поймешь еще, к чему его тянет, и стукнешь Джимми.
   – А кто это сказал, что он меня трахает?
   – Я сказал, секунду назад.
   – Он бы не возражал, – покачала головой Глория, – но тут есть один трехсотпятидесятифунтовый любитель покачаться на мне. Ты можешь, кстати, представить себе, как это выглядит?
   – Как?
   – А так, как собачонки. Работа, поверь, тяжелая, так что мне и в голову не приходило развлекать в свободное время какого-то там придурка, зацикленного на своей мускулатуре. Ведь эти ребята, бодибилдеры, они всегда поднимают тебя в воздух, ломают по-всякому, любуются при этом собой... Да они и трахаться не станут иначе как перед зеркалом. А вот мне захотелось бы обычного, нормального мужика. Для разнообразия.