Сутулый и худой, Рэйлен стоял у открытой двери и смотрел, как «мистер» Зип спускается и идет к своей машине. Он повернулся к Джойс только тогда, когда «ягуар» тронулся с места:
– Ну а если он вернется?
– Я не знаю, где Гарри, – покачала она головой. – Так что ничем не смогу ему помочь.
– Может, и нет, но что, если «мистер» Зип этому не верит?
– Вы что, хотите улучшить мне настроение? – поинтересовалась Джойс.
Рэйлен ушел, предварительно обещав подумать, что можно сделать в ситуации, в которую она попала.
Выйдя на кухню, Джойс смешала виски с минералкой, вернулась в гостиную и встала перед окном, задумчиво глядя на зеленеющий по другую сторону улицы парк, оценивая при этом свои перспективы и возможности. Уехать? Переселиться к подруге? Положиться на Рэйлена, что он сумеет обеспечить ей какую-нибудь защиту?
Странный парень. Смешной. А может, он так и желает – казаться смешным? В нем не чувствуется никакой аффектации, никакой рисовки. Оседлал гангстера, угрожает ему – и тут же вежливо трогает шляпу пальцами, кланяется. Не забывает о хороших манерах, даже когда сидит на бандите и просит его перевернуться. Словно шериф из какого-нибудь вестерна. Сухопарый и жилистый, с протяжным кентуккским произношением, он смахивает то ли на адвоката, то ли на ковбоя, Джойс подумала, а кого он напоминает без шляпы? И знает ли он, как забавно выглядит?
Проехав немного по Вашингтон-авеню, Рэйлен свернул налево и остановил машину напротив полицейского управления, которое из-за своего круглого четырехэтажного фасада всегда казалось ему похожим на некий храм. По пути на другую сторону улицы его чуть не сбила велосипедом какая-то девица с длинными светлыми волосами. Каких только девиц здесь не увидишь, с длинными светлыми волосами, с длинными черными волосами; на Оушн-Драйв он видел даже нескольких девиц, шнырявших в толпе на скейтбордах с моторчиком. Да, Саут-Майами-Бич не очень похож на Брансуик, штат Джорджия.
Широкий вестибюль занимал три этажа. Перила, ограждения, окна кабинетов. Здание было новое и вполне современное – в камерах алюминиевые туалеты, в переулок выходят крепкие ворота, специально для доставки заключенных. Подойдя к столу для справок, Рэйлен сообщил сидевшему за ним полицейскому, что хочет увидеть сержанта Торреса, и назвал свою фамилию.
При посещении той части здания, где находились камеры, полагалось сдать оружие. Рэйлен еще ни разу не видел такой чистой городской тюрьмы.
На стене, в стеклянном шкафу, красовался американский флаг.
Посетителей не густо, всего несколько человек. Возможно, этот – свидетель, вызванный на опознание. А эта женщина желает узнать, где содержат ее арестованного мужа.
Когда Рэйлен заметил Бака Торреса, тот уже вышел из двери и наполовину пересек вестибюль. В руках полицейский держал нечто вроде компьютерной распечатки.
Явно желая что-то сообщить, он все-таки предпочел, чтобы разговор начал посетитель.
– Мне бы хотелось поговорить, – сказал Рэйлен, – об этой знакомой Гарри, Джойс Паттон. Я знаю, вы считаете, что она знает, где он, да и другие так думают. Вы понимаете, кого я имею в виду? Так считает и Джимми Кэп, вот почему я здесь.
Все-таки с Торресом можно говорить, он никогда не старается показать, что ты попусту отнимаешь его драгоценное время.
– Мы знаем, где он, – сказал Торрес. Рэйлен даже поперхнулся от неожиданности.
– Гарри? – довольно тупо спросил он.
– Из «Каменного краба» он проехал в Майамский международный, сел на самолет, который взлетел в семь пятнадцать вечера, а на следующее утро, в среду, четвертого ноября, в восемь тридцать, приземлился в Хитроу.
– Так Гарри в Англии? – прищурился Рэйлен. – Подождите секунду, вы же забрали у него паспорт.
– Вот потому-то мы и не проверили сразу международные рейсы, – сокрушенно признался Торрес. – А как только мы взялись за такую проверку, сразу обнаружился господин по имени Джон Арно – только написание фамилии было французское, который заказал билет на этот рейс через туристическое агентство с Линкольн-роуд. Мы показали агенту снимок Гарри, и тот сказал: ага, это же Джон Арно, старый мой клиент, я его уже сколько лет знаю. Копнув поглубже, – продолжил Торрес, – мы с удивлением обнаружили, что настоящее имя Гарри как раз и есть Джон Гарольд Арно – французский «Арно», с "д" в конце. По свидетельству о рождении он получил паспорт и мог сколько угодно раз его возобновить. В семьдесят первом, возвращаясь сюда из Чикаго, он официально сменил имя и фамилию на Гарри Джека Арно, сохранив произношение фамилии. Кроме появившейся у него возможности иметь два паспорта на разные фамилии, я не вижу никаких разумных причин для такого поступка.
– Так, значит, он в Англии, – сказал Рэйлен.
– В тот же самый день, – продолжал Торрес, заглянув в распечатку, – в одиннадцать тридцать он улетел из Хитроу на самолете «Бритиш эруэйз», рейсом пятьсот шестьдесят шесть. Самолет сел в Милане в четырнадцать двадцать. Он прожил три дня в отеле «Кавур» и выписался оттуда восьмого ноября утром, то есть в воскресенье.
– А где он сейчас, это вы знаете?
– Насколько мы понимаем, в Италии.
Некоторое время Рэйлен думал, сосредоточенно наморщив лоб, а затем поднял на Торреса широко раскрытые глаза и кивнул.
– Так, значит, Гарри снова в Италии, – сказал он. По голосу можно было подумать, что мысль ему понравилась.
Двадцатичетырехлетний фраер позволяет себе такое только потому, что близок к Джимми Кэпу и мнит себя привилегированной особой.
Время от времени Зип называл его mammoni – маменькиным сынком, или bambolino – куколкой, или даже – наихудшее оскорбление для итальянца, какое Зип мог придумать, – frocio – педерастом.
– Ладно, а что это значит? – спрашивал иногда Ники. На что Зип отвечал:
– Ты же не хочешь учиться говорить по-итальянски, так какая тебе разница.
На следующий 'день после столь «удачного» визита к Джойс Паттон Зип решил поговорить с Ники и вызвал его в примыкавшую к патио ланаи, нечто вроде гостиной под открытым небом.
– Пошли со мной, stronzo[13].
Последнее слово на языке отцов и матерей обозначало жопу.
– Stronw, – мечтательно произнес Ники, гладя ладонью грудь. – А это что значит – сильный? Вроде как из-за моего телосложения?
– Нечто в этом роде, – уклончиво сказал Зип. Этот парень настолько туп, что его можно обозвать каким угодно словом.. Сейчас Ники вел себя беспокойно и все время поглядывал в сторону патио, где загорала, лежа на животе, Глория. Джимми Кэп ушел в дом, поспать после обеда; воспользовавшись этим, Глория загорала без лифчика.
– Ты что, хочешь попросить ее повернуться? Фраер даже не удосужился ответить.
– Скажи мне одну вещь. Ты с ней спишь?
На этот раз фраер повернул-таки свою башку и процедил:
– Джимми прав, слишком уж у тебя длинный шнобель. – И снова отвернулся.
Волосы Ники были собраны сзади в хвост; Зип схватил этот хвост и резко повернулся, фраер завопил, ударился о конец дивана и приземлился на прохладный каменный пол, мордой вниз. Не выпуская хвоста из рук, Зип уперся коленом в спину продолжавшего визжать сопляка, вынул из кармана складной нож, раскрыл его и одним взмахом срезал этот пук каштановых кучерявых волос. А затем встал, пнул фраера ногой, чтобы тот перекатился на спину, и продемонстрировал ему свой трофей.
– Хочешь выучить слово? – прошипел он. – Minchia. Это слово значит – член. Слово сицилийское, если ты говоришь cazzo), значит, ты родом из других мест. Ну так слушай внимательно. Будь я на месте Джимми, в моем кулаке был бы твой minchia, а не эта поганая волосня. Ты меня понимаешь? Я совсем не такой, как этот comuto, рогоносец. Ты меня хорошо понимаешь? Я не позволяю людям считать, что за моей спиной они могут заниматься чем угодно. Теперь ты будешь работать на меня, поэтому заруби себе это на лбу. И у тебя не будет времени так вот рассиживать попусту, щупать себя самого, как бабу, и красоваться своей мускулатурой.
– А кто это сказал, что я буду на тебя работать? К этому мускулистому мальчонке возвращалось нечто вроде боевого духа. Или он просто заметил, что на них смотрит Глория; сидя на топчане, она даже не пыталась прикрыться, когда Зип на нее оглянулся.
– Это сказал я, stronzo. У меня есть для тебя работа, и Джимми говорит о'кей.
– Какая еще работа?
– Следить за этой бабой, подружкой Гарри Арно. Смотреть, куда она ходит.
– А чего ты сам этим не займешься?
Валяясь на полу, этот фраер смотрел в его сторону, но не на зажатый в руке нож, а куда-то дальше. Значит, Глория наблюдает за сценой. На этот раз Зип не стал на нее оглядываться. Если он ее захочет – она всегда под рукой.
– Ну и подходик же у тебя к делу, – сказал Зип, недоуменно нахмурив брови. – Может, отрезать тебе все-таки этот твой minchia, пока нож под рукой? Как ты думаешь?
Глава 8
Глава 9
– Ну а если он вернется?
– Я не знаю, где Гарри, – покачала она головой. – Так что ничем не смогу ему помочь.
– Может, и нет, но что, если «мистер» Зип этому не верит?
– Вы что, хотите улучшить мне настроение? – поинтересовалась Джойс.
Рэйлен ушел, предварительно обещав подумать, что можно сделать в ситуации, в которую она попала.
Выйдя на кухню, Джойс смешала виски с минералкой, вернулась в гостиную и встала перед окном, задумчиво глядя на зеленеющий по другую сторону улицы парк, оценивая при этом свои перспективы и возможности. Уехать? Переселиться к подруге? Положиться на Рэйлена, что он сумеет обеспечить ей какую-нибудь защиту?
Странный парень. Смешной. А может, он так и желает – казаться смешным? В нем не чувствуется никакой аффектации, никакой рисовки. Оседлал гангстера, угрожает ему – и тут же вежливо трогает шляпу пальцами, кланяется. Не забывает о хороших манерах, даже когда сидит на бандите и просит его перевернуться. Словно шериф из какого-нибудь вестерна. Сухопарый и жилистый, с протяжным кентуккским произношением, он смахивает то ли на адвоката, то ли на ковбоя, Джойс подумала, а кого он напоминает без шляпы? И знает ли он, как забавно выглядит?
* * *
Полицейское управление Саут-Майами-Бич располагалось на Вашингтон-авеню, в паре минут езды от Фламинго-Террас; Рэйлен собирался поговорить с Баком Торресом, убедить его организовать для Джойс какую-нибудь охрану, защиту. Торрес конечно же откажет, мол, у него нет на это людей. И совсем не потому, что она, по общему убеждению, знает, куда смылся Гарри, и скрывает это от полиции. Нет, Торрес не такой. Рэйлен ответит Торресу: «Поверьте, я полностью с вами согласен. Не только знает, но и помогла ему смыться. Ну и что же теперь? Наказать ее за это? Позволить Зипу сцапать ее и сделать с ней все, что ему заблагорассудится?» А Торрес будет доказывать, что у него все равно нет людей. Так что останется только одно – убедить Торреса сходить к Мак-Кормику, чтобы Мак-Кормик запросил у маршальской службы группу наблюдения. Для защиты женщины, не по своей вине вляпавшейся в это дело, состряпанное ребятами из Бюро. Рэйлен представлял, что Мак-Кормик скажет на это: «А почему бы не позволить Зипу сцапать ее, тут-то мы и загребем этого типа за преднамеренное нападение. Что тут такого?» И примет притом невинный вид, чтобы можно было подумать, будто он шутит.Проехав немного по Вашингтон-авеню, Рэйлен свернул налево и остановил машину напротив полицейского управления, которое из-за своего круглого четырехэтажного фасада всегда казалось ему похожим на некий храм. По пути на другую сторону улицы его чуть не сбила велосипедом какая-то девица с длинными светлыми волосами. Каких только девиц здесь не увидишь, с длинными светлыми волосами, с длинными черными волосами; на Оушн-Драйв он видел даже нескольких девиц, шнырявших в толпе на скейтбордах с моторчиком. Да, Саут-Майами-Бич не очень похож на Брансуик, штат Джорджия.
Широкий вестибюль занимал три этажа. Перила, ограждения, окна кабинетов. Здание было новое и вполне современное – в камерах алюминиевые туалеты, в переулок выходят крепкие ворота, специально для доставки заключенных. Подойдя к столу для справок, Рэйлен сообщил сидевшему за ним полицейскому, что хочет увидеть сержанта Торреса, и назвал свою фамилию.
При посещении той части здания, где находились камеры, полагалось сдать оружие. Рэйлен еще ни разу не видел такой чистой городской тюрьмы.
На стене, в стеклянном шкафу, красовался американский флаг.
Посетителей не густо, всего несколько человек. Возможно, этот – свидетель, вызванный на опознание. А эта женщина желает узнать, где содержат ее арестованного мужа.
Когда Рэйлен заметил Бака Торреса, тот уже вышел из двери и наполовину пересек вестибюль. В руках полицейский держал нечто вроде компьютерной распечатки.
Явно желая что-то сообщить, он все-таки предпочел, чтобы разговор начал посетитель.
– Мне бы хотелось поговорить, – сказал Рэйлен, – об этой знакомой Гарри, Джойс Паттон. Я знаю, вы считаете, что она знает, где он, да и другие так думают. Вы понимаете, кого я имею в виду? Так считает и Джимми Кэп, вот почему я здесь.
Все-таки с Торресом можно говорить, он никогда не старается показать, что ты попусту отнимаешь его драгоценное время.
– Мы знаем, где он, – сказал Торрес. Рэйлен даже поперхнулся от неожиданности.
– Гарри? – довольно тупо спросил он.
– Из «Каменного краба» он проехал в Майамский международный, сел на самолет, который взлетел в семь пятнадцать вечера, а на следующее утро, в среду, четвертого ноября, в восемь тридцать, приземлился в Хитроу.
– Так Гарри в Англии? – прищурился Рэйлен. – Подождите секунду, вы же забрали у него паспорт.
– Вот потому-то мы и не проверили сразу международные рейсы, – сокрушенно признался Торрес. – А как только мы взялись за такую проверку, сразу обнаружился господин по имени Джон Арно – только написание фамилии было французское, который заказал билет на этот рейс через туристическое агентство с Линкольн-роуд. Мы показали агенту снимок Гарри, и тот сказал: ага, это же Джон Арно, старый мой клиент, я его уже сколько лет знаю. Копнув поглубже, – продолжил Торрес, – мы с удивлением обнаружили, что настоящее имя Гарри как раз и есть Джон Гарольд Арно – французский «Арно», с "д" в конце. По свидетельству о рождении он получил паспорт и мог сколько угодно раз его возобновить. В семьдесят первом, возвращаясь сюда из Чикаго, он официально сменил имя и фамилию на Гарри Джека Арно, сохранив произношение фамилии. Кроме появившейся у него возможности иметь два паспорта на разные фамилии, я не вижу никаких разумных причин для такого поступка.
– Так, значит, он в Англии, – сказал Рэйлен.
– В тот же самый день, – продолжал Торрес, заглянув в распечатку, – в одиннадцать тридцать он улетел из Хитроу на самолете «Бритиш эруэйз», рейсом пятьсот шестьдесят шесть. Самолет сел в Милане в четырнадцать двадцать. Он прожил три дня в отеле «Кавур» и выписался оттуда восьмого ноября утром, то есть в воскресенье.
– А где он сейчас, это вы знаете?
– Насколько мы понимаем, в Италии.
Некоторое время Рэйлен думал, сосредоточенно наморщив лоб, а затем поднял на Торреса широко раскрытые глаза и кивнул.
– Так, значит, Гарри снова в Италии, – сказал он. По голосу можно было подумать, что мысль ему понравилась.
* * *
Однажды Зип поцапался с Ники Теста – фраер знал всего несколько слов по-итальянски и относился с полным пренебрежением к этому, как выражался Зип, «языку, наших отцов и матерей». Зип говорил, что Ники должен выучить язык хотя бы из простого уважения. «Ты и сам-то говоришь на нем только потому, что родился в старушке Италии, так что не засирай мне мозги, ладно?»Двадцатичетырехлетний фраер позволяет себе такое только потому, что близок к Джимми Кэпу и мнит себя привилегированной особой.
Время от времени Зип называл его mammoni – маменькиным сынком, или bambolino – куколкой, или даже – наихудшее оскорбление для итальянца, какое Зип мог придумать, – frocio – педерастом.
– Ладно, а что это значит? – спрашивал иногда Ники. На что Зип отвечал:
– Ты же не хочешь учиться говорить по-итальянски, так какая тебе разница.
На следующий 'день после столь «удачного» визита к Джойс Паттон Зип решил поговорить с Ники и вызвал его в примыкавшую к патио ланаи, нечто вроде гостиной под открытым небом.
– Пошли со мной, stronzo[13].
Последнее слово на языке отцов и матерей обозначало жопу.
– Stronw, – мечтательно произнес Ники, гладя ладонью грудь. – А это что значит – сильный? Вроде как из-за моего телосложения?
– Нечто в этом роде, – уклончиво сказал Зип. Этот парень настолько туп, что его можно обозвать каким угодно словом.. Сейчас Ники вел себя беспокойно и все время поглядывал в сторону патио, где загорала, лежа на животе, Глория. Джимми Кэп ушел в дом, поспать после обеда; воспользовавшись этим, Глория загорала без лифчика.
– Ты что, хочешь попросить ее повернуться? Фраер даже не удосужился ответить.
– Скажи мне одну вещь. Ты с ней спишь?
На этот раз фраер повернул-таки свою башку и процедил:
– Джимми прав, слишком уж у тебя длинный шнобель. – И снова отвернулся.
Волосы Ники были собраны сзади в хвост; Зип схватил этот хвост и резко повернулся, фраер завопил, ударился о конец дивана и приземлился на прохладный каменный пол, мордой вниз. Не выпуская хвоста из рук, Зип уперся коленом в спину продолжавшего визжать сопляка, вынул из кармана складной нож, раскрыл его и одним взмахом срезал этот пук каштановых кучерявых волос. А затем встал, пнул фраера ногой, чтобы тот перекатился на спину, и продемонстрировал ему свой трофей.
– Хочешь выучить слово? – прошипел он. – Minchia. Это слово значит – член. Слово сицилийское, если ты говоришь cazzo), значит, ты родом из других мест. Ну так слушай внимательно. Будь я на месте Джимми, в моем кулаке был бы твой minchia, а не эта поганая волосня. Ты меня понимаешь? Я совсем не такой, как этот comuto, рогоносец. Ты меня хорошо понимаешь? Я не позволяю людям считать, что за моей спиной они могут заниматься чем угодно. Теперь ты будешь работать на меня, поэтому заруби себе это на лбу. И у тебя не будет времени так вот рассиживать попусту, щупать себя самого, как бабу, и красоваться своей мускулатурой.
– А кто это сказал, что я буду на тебя работать? К этому мускулистому мальчонке возвращалось нечто вроде боевого духа. Или он просто заметил, что на них смотрит Глория; сидя на топчане, она даже не пыталась прикрыться, когда Зип на нее оглянулся.
– Это сказал я, stronzo. У меня есть для тебя работа, и Джимми говорит о'кей.
– Какая еще работа?
– Следить за этой бабой, подружкой Гарри Арно. Смотреть, куда она ходит.
– А чего ты сам этим не займешься?
Валяясь на полу, этот фраер смотрел в его сторону, но не на зажатый в руке нож, а куда-то дальше. Значит, Глория наблюдает за сценой. На этот раз Зип не стал на нее оглядываться. Если он ее захочет – она всегда под рукой.
– Ну и подходик же у тебя к делу, – сказал Зип, недоуменно нахмурив брови. – Может, отрезать тебе все-таки этот твой minchia, пока нож под рукой? Как ты думаешь?
Глава 8
Женщину из залоговой конторы Эй-би-си звали Пэм. Раньше она работала вместе с мужем, но потом мужа застрелил один из его же собственных клиентов, так что все дела легли на ее плечи. Пэм объяснила все это Рэйлену, когда тот поинтересовался, чего ради молодая и привлекательная женщина взялась за страховое дело, да еще за самый неприятный его вариант, ведь тут с такими типами приходится общаться. До начала беседы он успел продемонстрировать Пэм свое удостоверение и значок маршала, чем произвел на нее заметное впечатление.
Эй-би-си располагалась на первом этаже одного из домов Семнадцатой улицы, в центре Майами, всего в паре кварталов от управления юстиции и судов. Одним из сотрудников конторы оказался немолодой мужик, в прошлом лицензированный залоговый специалист. Он работал неполный день, безостановочно жевал потухшую сигару и всем своим видом соответствовал подобному заведению. Кроме него, Рэйлен познакомился с плотным негром по имени Десмонд, обязанностью которого были розыски нарушителей, клиентов, не явившихся в суд ко времени. Пэм пожаловалась, что назначенные заседания суда пропускает каждый третий из ее подопечных. Рэйлен не задавал слишком много вопросов, он и сам знал, как работают такие конторы. Про себя он отметил, что вряд ли Десмонд способен найти Гарри Арно. Сигарожеватель не станет этим заниматься, и Пэм, конечно, тоже, ведь на ней держится вся работа.
Рэйлену стало ее жаль, несчастная женщина работает в этой дыре да еще пытается привлекательно выглядеть. Весит она, на глазок, побольше, чем Винона, а в той добрых сто тридцать фунтов. Полная фигура, белый костюм с глубоким вырезом, черные бусы и серьги, в волосах – черный бархатный бант, то ли для красоты, то ли волосы придерживать.
В конце концов он подошел к цели своего визита, к Гарри Арно, и спросил, слышала ли она о нем.
– Да, звонили из полицейского управления Саут-Майами-Бич, сказали, что выписан ордер на арест за нарушение условий залога. Только этого мне и не хватало, – горестно покачала головой Пэм. – Секвестр на сто пятьдесят тысяч.
– Но ведь у него нет еще неявки, – возразил Рэйлен. – Да и тогда у вас еще будет время, ведь платить суду нужно не сразу, верно? – Показал, что он знает, как работает эта система.
– Для этого надо, чтобы Арно вообще пришел на суд, – вздохнула Пэм. – А разве он явится, если уехал в Италию или еще черт-те куда.
– Вы хотите, чтобы я его нашел? – спросил Рэйлен.
– Да, конечно, – ответила она с той же безнадежностью.
– Посмотрите на меня, пожалуйста, – сказал Рэйлен. Пэм медленно подняла глаза. – Я говорю абсолютно серьезно. Вы хотите, чтобы я его нашел?
Теперь Пэм задумалась.
– Но ведь вы на работе. – В ее глазах появилось подозрение. – Вас что, посылают туда? Затребована экстрадиция?
– Им занимаются органы юстиции штата, – сказал Рэйлен. – А я – федеральный агент. И я узнавал, полиция Саут-Майами-Бич не собирается добиваться, чтобы Вашингтон послал запрос о выдаче.
– Так, значит, вы будете сами по себе?
– В свое личное время. У меня скоро отпуск, и я могу часть его использовать раньше.
Теперь Пэм напряженно перебирала в уме все причины, по которым, с ее точки зрения, ничего из этого не выйдет, не сообщая ему, однако, о чем она думает.
– Разве вы не знаете, – продолжил Рэйлен, – что поиски беглых – одна из главных обязанностей маршальской службы США? Выследить нарушителя, поймать его и притащить в суд.
Минуту Пэм глядела на него молча, все больше склоняясь – aо всяком случае, Рэйлену хотелось так думать – к мысли воспользоваться его предложением.
– Представляю, во сколько мне это обойдется.
– Как я понимаю, – сказал Рэйлен, – его бывшая жена подписала обязательство.
– Да уж конечно.
– В частности, она обязалась оплатить расходы по его розыскам, если он куда-нибудь пропадет.
– Расходы меня не волнуют, – отмахнулась Пэм. – Мне хотелось бы знать, какой гонорар вы себе затребуете.
Рэйлен поднял руки раскрытыми ладонями вперед, словно демонстрируя свое бескорыстие.
– Ничего. Оплатите проезд и прочие расходы, и я притащу его к вам.
– А чего ради вы будете это делать?
– Хочу показать, что я могу. Вы дадите мне денег на билеты, а в гостиницах и ресторанах я буду платить свои, потом возместите. Вы получаете маршала США на две недели, хотя я сомневаюсь, что потребуется так много времени; скорее всего, дело ограничится несколькими днями.
Пэм помедлила, по всей видимости, тщательно обдумывая дальнейшие свои слова.
– Они знают только то, что он где-то в Италии. Каким образом вы собираетесь его найти?
– Однажды Гарри сказал мне... – Рэйлен тоже помедлил. – Прошло уже целых шесть лет, но я точно помню его слова. Мы ждали самолет и не знали, как убить время. Разговаривали. Он выпил пару рюмок. И сказал: «Рэйлен, я расскажу тебе кое о чем, никогда и никому об этом не рассказывал. – И продолжил: – Десятого июля сорок пятого года в Рапалло, в Италии, я убил человека. Застрелил его».
– Да-а? – протянула Пэм. – И вы думаете, он сейчас там?
– Готов поставить все, что у меня есть, до последнего цента, что именно там, – сказал Рэйлен. – Никуда не спешит, ни о чем не беспокоится, прихлебывает себе кофе в уличном кафе – ведь он больше не пьет – и на все сто процентов уверен, что не найдет его там ни одна собака.
Пэм явно была в недоумении.
– Он вернулся в этот город из-за того, что убил там человека?
– Можно и так сказать, – уклончиво ответил Рэйлен. – Только тут все сложнее.
Эй-би-си располагалась на первом этаже одного из домов Семнадцатой улицы, в центре Майами, всего в паре кварталов от управления юстиции и судов. Одним из сотрудников конторы оказался немолодой мужик, в прошлом лицензированный залоговый специалист. Он работал неполный день, безостановочно жевал потухшую сигару и всем своим видом соответствовал подобному заведению. Кроме него, Рэйлен познакомился с плотным негром по имени Десмонд, обязанностью которого были розыски нарушителей, клиентов, не явившихся в суд ко времени. Пэм пожаловалась, что назначенные заседания суда пропускает каждый третий из ее подопечных. Рэйлен не задавал слишком много вопросов, он и сам знал, как работают такие конторы. Про себя он отметил, что вряд ли Десмонд способен найти Гарри Арно. Сигарожеватель не станет этим заниматься, и Пэм, конечно, тоже, ведь на ней держится вся работа.
Рэйлену стало ее жаль, несчастная женщина работает в этой дыре да еще пытается привлекательно выглядеть. Весит она, на глазок, побольше, чем Винона, а в той добрых сто тридцать фунтов. Полная фигура, белый костюм с глубоким вырезом, черные бусы и серьги, в волосах – черный бархатный бант, то ли для красоты, то ли волосы придерживать.
В конце концов он подошел к цели своего визита, к Гарри Арно, и спросил, слышала ли она о нем.
– Да, звонили из полицейского управления Саут-Майами-Бич, сказали, что выписан ордер на арест за нарушение условий залога. Только этого мне и не хватало, – горестно покачала головой Пэм. – Секвестр на сто пятьдесят тысяч.
– Но ведь у него нет еще неявки, – возразил Рэйлен. – Да и тогда у вас еще будет время, ведь платить суду нужно не сразу, верно? – Показал, что он знает, как работает эта система.
– Для этого надо, чтобы Арно вообще пришел на суд, – вздохнула Пэм. – А разве он явится, если уехал в Италию или еще черт-те куда.
– Вы хотите, чтобы я его нашел? – спросил Рэйлен.
– Да, конечно, – ответила она с той же безнадежностью.
– Посмотрите на меня, пожалуйста, – сказал Рэйлен. Пэм медленно подняла глаза. – Я говорю абсолютно серьезно. Вы хотите, чтобы я его нашел?
Теперь Пэм задумалась.
– Но ведь вы на работе. – В ее глазах появилось подозрение. – Вас что, посылают туда? Затребована экстрадиция?
– Им занимаются органы юстиции штата, – сказал Рэйлен. – А я – федеральный агент. И я узнавал, полиция Саут-Майами-Бич не собирается добиваться, чтобы Вашингтон послал запрос о выдаче.
– Так, значит, вы будете сами по себе?
– В свое личное время. У меня скоро отпуск, и я могу часть его использовать раньше.
Теперь Пэм напряженно перебирала в уме все причины, по которым, с ее точки зрения, ничего из этого не выйдет, не сообщая ему, однако, о чем она думает.
– Разве вы не знаете, – продолжил Рэйлен, – что поиски беглых – одна из главных обязанностей маршальской службы США? Выследить нарушителя, поймать его и притащить в суд.
Минуту Пэм глядела на него молча, все больше склоняясь – aо всяком случае, Рэйлену хотелось так думать – к мысли воспользоваться его предложением.
– Представляю, во сколько мне это обойдется.
– Как я понимаю, – сказал Рэйлен, – его бывшая жена подписала обязательство.
– Да уж конечно.
– В частности, она обязалась оплатить расходы по его розыскам, если он куда-нибудь пропадет.
– Расходы меня не волнуют, – отмахнулась Пэм. – Мне хотелось бы знать, какой гонорар вы себе затребуете.
Рэйлен поднял руки раскрытыми ладонями вперед, словно демонстрируя свое бескорыстие.
– Ничего. Оплатите проезд и прочие расходы, и я притащу его к вам.
– А чего ради вы будете это делать?
– Хочу показать, что я могу. Вы дадите мне денег на билеты, а в гостиницах и ресторанах я буду платить свои, потом возместите. Вы получаете маршала США на две недели, хотя я сомневаюсь, что потребуется так много времени; скорее всего, дело ограничится несколькими днями.
Пэм помедлила, по всей видимости, тщательно обдумывая дальнейшие свои слова.
– Они знают только то, что он где-то в Италии. Каким образом вы собираетесь его найти?
– Однажды Гарри сказал мне... – Рэйлен тоже помедлил. – Прошло уже целых шесть лет, но я точно помню его слова. Мы ждали самолет и не знали, как убить время. Разговаривали. Он выпил пару рюмок. И сказал: «Рэйлен, я расскажу тебе кое о чем, никогда и никому об этом не рассказывал. – И продолжил: – Десятого июля сорок пятого года в Рапалло, в Италии, я убил человека. Застрелил его».
– Да-а? – протянула Пэм. – И вы думаете, он сейчас там?
– Готов поставить все, что у меня есть, до последнего цента, что именно там, – сказал Рэйлен. – Никуда не спешит, ни о чем не беспокоится, прихлебывает себе кофе в уличном кафе – ведь он больше не пьет – и на все сто процентов уверен, что не найдет его там ни одна собака.
Пэм явно была в недоумении.
– Он вернулся в этот город из-за того, что убил там человека?
– Можно и так сказать, – уклончиво ответил Рэйлен. – Только тут все сложнее.
Глава 9
Субботним вечером Гарри сидел в рапалльском «Гран-кафе»; спутница его напоминала Джину Лоллобриджиду. До некоторой степени, во всяком случае. Тот же самый тип – черные, вьющиеся, коротко остриженные волосы, полная фигура, внушительных размеров грудь. Джина Лоллобриджида на пятом десятке. Кафе располагалось на Виа-Венето, они сидели под оранжевым тентом в окружении пальм и горшков с какой-то экзотической растительностью. По словам женщины, ее звали Маура.
– Мавра, – повторил Гарри. – Красивое имя.
– Не Мавра, – поправила женщина, – а Маура. Ведь вы можете произнести «ау»?
Голос у Мауры громкий и хрипловатый – возможно, от злоупотребления своими голосовыми связками. Внушительные бедра обтянуты полинявшими джинсами, ноги небрежно закинуты на стол. Маура сообщила, что она из Геновы. Нет, не Генуя, а Генова. В Генове ей принадлежит часть кинокомпании – нет, не художественные фильмы, а технические. Муж умер два года назад от инфаркта, прямо на просмотре. Здесь у Мауры есть квартира, на холме, – там, где генуэзцы и эти самые миланцы, которые носом лампочки сшибают, покупают себе жилье для уик-эндов, ну и чтобы жить под старость. А видел он «Унесенных» Лины Вертмюллер? Маура считала, что миланцы, старающиеся показать, насколько все у них лучше, чем у всех остальных, и насколько сами они лучше прочих, – так вот они ведут себя точь-в-точь как высокомерная богатая женщина из этого фильма. Она сказала, что приезжает сюда на каждый уик-энд – ведь от Геновы досюда меньше получаса по автостраде – только, конечно, не зимой. Это последняя ее поездка до будущей весны.
– Но ведь еще тепло, – удивился Гарри, искренне полагавший, что климат здесь примерно такой же, что и в Южной Флориде. Пальмы, цветы – ну прямо тропики.
– Посмотрите, что будет через месяц, – пообещала женщина.
Когда Гарри увидел Мауру в первый раз, сегодня утром, спускаясь на фуникулере с Монталлегро, и потом, когда Маура, энергично виляя затянутыми в джинсы бедрами, прогуливалась по приморскому бульвару, она была в меховом жакете, накинутом на одно плечо. Койот или рысь, Гарри не мог сказать точно. Теперь этот жакет висел на спинке стула.
Она спросила, зачем он приехал в Рапалло, и Гарри сказал, что это пятый его визит за последние сорок семь лет, и на этот раз он решил остаться. В прошлом году он купил машину, подыскал себе жилье в горах... Голос Гарри звучал спокойно и беззаботно.
– Но чего, спрашивается, ради, – удивилась Маура, – выбирать именно этот городишко? Почему не Рим? Сидеть в кафе на настоящей Виа-Венето, а не на здешней пародии на эту улицу. Там – центр мира.
– Был я там, – сказал Гарри. – А эти места мне нравятся именно потому, что никакой здесь не центр, и вообще – они в стороне от проторенных дорог. Нет этих туристов, шныряющих повсюду со своими камерами. Вы же сами говорите, здесь туристы только из Геновы, Милана и, кажется, Турина? Тут ваша Ривьера, и это мне нравится – тропическая обстановка, оливы. И еще мне нравится гулять по приморскому бульвару, где все гуляют.
Гарри казалось, будто он слышит себя со стороны, что это не он говорит, а кто-то другой. Маура сказала, это называется lungomare, а не бульвар, и спросила: «Вы скрываетесь от кого-нибудь? От жены?»
Гарри терпеливо улыбнулся и сказал, что ему нравится старая крепость, возвышающаяся над морем. И пальмы, и какого здесь всё цвета, нравятся деревянные ставни и веревки с постирушками на четвертом этаже. В голове откуда-то появились избитые слова «мило и пикантно» и «как на открытке»; говорить их вслух Гарри не стал.
– Неужели вы это серьезно? – спросила Маура. – Все дома и гостиницы, что вдоль набережной, разваливаются от старости. На холме, где живут генуэзцы и эти воображалы из Милана, дома гораздо лучше, с кондиционерами.
– А у меня есть вилла, – сказал Гарри.
На лице Мауры отразилось изумление, на мгновение она даже стихла. И отпила вина. Гарри не спеша прикончил свой эспрессо. Ему нравился эспрессо, жаль только, нельзя много пить. Два глотка – и все.
Маура сказала, что на виллы хорошо смотреть издалека, а внутри сплошные сквозняки и сырость. Ну конечно, если есть деньги на приведение в порядок и перестройку...
Гарри сообщил, что у него там центральное отопление. Он снял виллу с мебелью, теперь подыскивает кухарку и горничную.
Вот это уже точно ее поразило. Она воскликнула: «О!» Гарри не стал рассказывать, что живет в гостинице «Лигурия» и еще не переехал в виллу. Уже целых две недели. Он только ездил иногда туда в горы, гулял по комнатам, по участку, любовался пейзажем. Для виллы нужны удобное кресло и хорошая, жесткая кровать. И светильники со стоваттными лампами. А еще нужен кто-нибудь, способный справиться с кухней.
– Сегодня утром, – сказал Гарри, – я видел вас в вагоне канатной дороги, когда спускались с Монталлегро.
– Funivia.
– Да, funivia. Когда я не на машине, я сажусь на funivia, поднимаюсь до Монталлегро, а оттуда спускаюсь к своей вилле. Она рядом с Сан-Маурицио-ди-Монти.
Как раз сегодня он ездил на виллу проверить, нет ли протечек после вчерашнего ливня.
– Я тут на автомобиле, – сообщила Маура. – Добираться сюда из Геновы автомобилем гораздо удобнее, чем поездом.
– На funivia вы курили.
Гарри очень хотелось сказать «на фуникулере». Сейчас она тоже курила. Она курила непрерывно, резко, глубоко затягиваясь и так же резко выпуская дым, словно спешила докурить сигарету.
– Да? – спросила она.
– В funivia была табличка «Не курить».
– Я не видела.
– Какой-то человек размахивал рукой и громко кричал – насколько я понял – «Здесь нельзя курить». С очень недовольным видом. Вы ему что-то сказали.
– А, этот. – Маура пожала плечами. – Я сказала, чтобы он не совал нос куда не надо. Знаете, летом я была в Барселоне, смотрела Олимпийские игры. И могу сказать вам одну вещь, если вы не знаете. В Барселоне курят все.
– Я год как бросил, – сказал Гарри. Маура затянулась и выпустила струю дыма прямо ему в лицо.
– Так, значит, вы видели меня на funivia. За все годы, что я сюда приезжаю – и когда муж был жив, и теперь, – я ни разу не посетила Сантуарио-ди-Монталлегро. Вот и решила съездить туда сегодня. – Она потушила окурок и откинулась на спинку, на свой меховой жакет.
– Святилище Девы Марии из Монталлегро. – Гарри помолчал.
– Когда я приехала сюда впервые, мне хотелось жить в Сант-Амброджио. Вы знаете, где это?
– Конечно. Совсем рядом отсюда. Там, где жил поэт Эзра Паунд.
– Да, я о нем слышала, – кивнула Маура.
– Во время войны, в сорок четвертом, немцы выгнали Паунда из его квартиры, это дом двенадцатый по Виа-Марсала. Там повесили мемориальную доску, вон с той стороны, – указал Гарри. – Рядом с концертной эстрадой. Он жил там с женой.
– Да?
– Американская армия двигалась от Рима вдоль побережья, и немцы укреплялись. Они заставили Эзру и его жену переехать к любовнице Эзры, Ольге Рудге, в Сант-Амброджио.
– Вы это серьезно?
– У нее был там дом. У Ольги.
– Жена и любовница под одной крышей?
Гарри молча кивнул. Да, так оно и было.
– Это невозможно, – сказала Маура.
– Да, я думаю, что это было им не так просто.
– И жена, – поразилась Маура, – не убила любовницу своего мужа? Или обоих?
– Они как-то ужились.
– Я этому просто не верю.
– На доме в Сант-Амброджио тоже висит доска, что здесь жил Эзра Паунд. В прошлом году, когда я подыскивал себе жилье, этот дом реставрировали, красили. В тот день как раз шел дождь.
– Вы хотели жить в его доме?
– Я подумывал о такой возможности. Первый раз я увидел этот дом в шестьдесят седьмом, но тогда мысль о покупке еще не приходила в голову. Просто Эзра Паунд снова там поселился, и я хотел его увидеть.
– Вы им восхищались?
– Хороший вопрос. Я встретил его, когда был здесь в самый первый раз, – сказал Гарри. – Во время войны, в сорок пятом. Я все время ездил между Рапалло и Пизой, туда-сюда, вот и наткнулся на него.
– Эзра Паунд, – задумчиво произнесла Маура. – Фамилию я знаю, но стихов его вроде не читала.
– Когда я увидел его, – продолжил Гарри, – он сидел в клетке. Это называлось «обезьянья клетка». Его арестовали по обвинению в измене. За то, что во время войны он выступал по римскому радио.
– Да? Ну и что с ним сделали?
– Отвезли в Америку... Длинная это история. Но я видел его тогда и говорил с ним. И в шестьдесят седьмом увиделся с ним снова. Ну а в прошлом году, когда шел дождь и я смотрел на этот дом... Был август, и почти все время, что я здесь пробыл, шел дождь. Через день я впервые поднялся на Монталлегро и решил подыскать себе жилье где-нибудь в тех местах.
Гарри замолчал. Женщина явно ждала продолжения, а он не знал, что еще сказать, все ли он хочет ей сказать.
– И вы купили виллу?
– Я снял ее, на два года.
– Вы решили, уж лучше жить там, где четыреста лет назад было явление Девы Марии, чем там, где поэт жил сразу с женой и любовницей и они почему-то его не убили. Хорошо вас понимаю.
Гарри уже знал, что распрощается с ней, не станет тратить на нее время и силы. Слишком она крупная. Джойс такая же высокая, только стройная, без этих устрашающих ляжек. Но все равно он спросил, не заедет ли Маура к нему на виллу, не совсем понимая, зачем это делает. Она помедлила, видимо обдумывая приглашение, а затем покачала головой:
– Мавра, – повторил Гарри. – Красивое имя.
– Не Мавра, – поправила женщина, – а Маура. Ведь вы можете произнести «ау»?
Голос у Мауры громкий и хрипловатый – возможно, от злоупотребления своими голосовыми связками. Внушительные бедра обтянуты полинявшими джинсами, ноги небрежно закинуты на стол. Маура сообщила, что она из Геновы. Нет, не Генуя, а Генова. В Генове ей принадлежит часть кинокомпании – нет, не художественные фильмы, а технические. Муж умер два года назад от инфаркта, прямо на просмотре. Здесь у Мауры есть квартира, на холме, – там, где генуэзцы и эти самые миланцы, которые носом лампочки сшибают, покупают себе жилье для уик-эндов, ну и чтобы жить под старость. А видел он «Унесенных» Лины Вертмюллер? Маура считала, что миланцы, старающиеся показать, насколько все у них лучше, чем у всех остальных, и насколько сами они лучше прочих, – так вот они ведут себя точь-в-точь как высокомерная богатая женщина из этого фильма. Она сказала, что приезжает сюда на каждый уик-энд – ведь от Геновы досюда меньше получаса по автостраде – только, конечно, не зимой. Это последняя ее поездка до будущей весны.
– Но ведь еще тепло, – удивился Гарри, искренне полагавший, что климат здесь примерно такой же, что и в Южной Флориде. Пальмы, цветы – ну прямо тропики.
– Посмотрите, что будет через месяц, – пообещала женщина.
Когда Гарри увидел Мауру в первый раз, сегодня утром, спускаясь на фуникулере с Монталлегро, и потом, когда Маура, энергично виляя затянутыми в джинсы бедрами, прогуливалась по приморскому бульвару, она была в меховом жакете, накинутом на одно плечо. Койот или рысь, Гарри не мог сказать точно. Теперь этот жакет висел на спинке стула.
Она спросила, зачем он приехал в Рапалло, и Гарри сказал, что это пятый его визит за последние сорок семь лет, и на этот раз он решил остаться. В прошлом году он купил машину, подыскал себе жилье в горах... Голос Гарри звучал спокойно и беззаботно.
– Но чего, спрашивается, ради, – удивилась Маура, – выбирать именно этот городишко? Почему не Рим? Сидеть в кафе на настоящей Виа-Венето, а не на здешней пародии на эту улицу. Там – центр мира.
– Был я там, – сказал Гарри. – А эти места мне нравятся именно потому, что никакой здесь не центр, и вообще – они в стороне от проторенных дорог. Нет этих туристов, шныряющих повсюду со своими камерами. Вы же сами говорите, здесь туристы только из Геновы, Милана и, кажется, Турина? Тут ваша Ривьера, и это мне нравится – тропическая обстановка, оливы. И еще мне нравится гулять по приморскому бульвару, где все гуляют.
Гарри казалось, будто он слышит себя со стороны, что это не он говорит, а кто-то другой. Маура сказала, это называется lungomare, а не бульвар, и спросила: «Вы скрываетесь от кого-нибудь? От жены?»
Гарри терпеливо улыбнулся и сказал, что ему нравится старая крепость, возвышающаяся над морем. И пальмы, и какого здесь всё цвета, нравятся деревянные ставни и веревки с постирушками на четвертом этаже. В голове откуда-то появились избитые слова «мило и пикантно» и «как на открытке»; говорить их вслух Гарри не стал.
– Неужели вы это серьезно? – спросила Маура. – Все дома и гостиницы, что вдоль набережной, разваливаются от старости. На холме, где живут генуэзцы и эти воображалы из Милана, дома гораздо лучше, с кондиционерами.
– А у меня есть вилла, – сказал Гарри.
На лице Мауры отразилось изумление, на мгновение она даже стихла. И отпила вина. Гарри не спеша прикончил свой эспрессо. Ему нравился эспрессо, жаль только, нельзя много пить. Два глотка – и все.
Маура сказала, что на виллы хорошо смотреть издалека, а внутри сплошные сквозняки и сырость. Ну конечно, если есть деньги на приведение в порядок и перестройку...
Гарри сообщил, что у него там центральное отопление. Он снял виллу с мебелью, теперь подыскивает кухарку и горничную.
Вот это уже точно ее поразило. Она воскликнула: «О!» Гарри не стал рассказывать, что живет в гостинице «Лигурия» и еще не переехал в виллу. Уже целых две недели. Он только ездил иногда туда в горы, гулял по комнатам, по участку, любовался пейзажем. Для виллы нужны удобное кресло и хорошая, жесткая кровать. И светильники со стоваттными лампами. А еще нужен кто-нибудь, способный справиться с кухней.
– Сегодня утром, – сказал Гарри, – я видел вас в вагоне канатной дороги, когда спускались с Монталлегро.
– Funivia.
– Да, funivia. Когда я не на машине, я сажусь на funivia, поднимаюсь до Монталлегро, а оттуда спускаюсь к своей вилле. Она рядом с Сан-Маурицио-ди-Монти.
Как раз сегодня он ездил на виллу проверить, нет ли протечек после вчерашнего ливня.
– Я тут на автомобиле, – сообщила Маура. – Добираться сюда из Геновы автомобилем гораздо удобнее, чем поездом.
– На funivia вы курили.
Гарри очень хотелось сказать «на фуникулере». Сейчас она тоже курила. Она курила непрерывно, резко, глубоко затягиваясь и так же резко выпуская дым, словно спешила докурить сигарету.
– Да? – спросила она.
– В funivia была табличка «Не курить».
– Я не видела.
– Какой-то человек размахивал рукой и громко кричал – насколько я понял – «Здесь нельзя курить». С очень недовольным видом. Вы ему что-то сказали.
– А, этот. – Маура пожала плечами. – Я сказала, чтобы он не совал нос куда не надо. Знаете, летом я была в Барселоне, смотрела Олимпийские игры. И могу сказать вам одну вещь, если вы не знаете. В Барселоне курят все.
– Я год как бросил, – сказал Гарри. Маура затянулась и выпустила струю дыма прямо ему в лицо.
– Так, значит, вы видели меня на funivia. За все годы, что я сюда приезжаю – и когда муж был жив, и теперь, – я ни разу не посетила Сантуарио-ди-Монталлегро. Вот и решила съездить туда сегодня. – Она потушила окурок и откинулась на спинку, на свой меховой жакет.
– Святилище Девы Марии из Монталлегро. – Гарри помолчал.
– Когда я приехала сюда впервые, мне хотелось жить в Сант-Амброджио. Вы знаете, где это?
– Конечно. Совсем рядом отсюда. Там, где жил поэт Эзра Паунд.
– Да, я о нем слышала, – кивнула Маура.
– Во время войны, в сорок четвертом, немцы выгнали Паунда из его квартиры, это дом двенадцатый по Виа-Марсала. Там повесили мемориальную доску, вон с той стороны, – указал Гарри. – Рядом с концертной эстрадой. Он жил там с женой.
– Да?
– Американская армия двигалась от Рима вдоль побережья, и немцы укреплялись. Они заставили Эзру и его жену переехать к любовнице Эзры, Ольге Рудге, в Сант-Амброджио.
– Вы это серьезно?
– У нее был там дом. У Ольги.
– Жена и любовница под одной крышей?
Гарри молча кивнул. Да, так оно и было.
– Это невозможно, – сказала Маура.
– Да, я думаю, что это было им не так просто.
– И жена, – поразилась Маура, – не убила любовницу своего мужа? Или обоих?
– Они как-то ужились.
– Я этому просто не верю.
– На доме в Сант-Амброджио тоже висит доска, что здесь жил Эзра Паунд. В прошлом году, когда я подыскивал себе жилье, этот дом реставрировали, красили. В тот день как раз шел дождь.
– Вы хотели жить в его доме?
– Я подумывал о такой возможности. Первый раз я увидел этот дом в шестьдесят седьмом, но тогда мысль о покупке еще не приходила в голову. Просто Эзра Паунд снова там поселился, и я хотел его увидеть.
– Вы им восхищались?
– Хороший вопрос. Я встретил его, когда был здесь в самый первый раз, – сказал Гарри. – Во время войны, в сорок пятом. Я все время ездил между Рапалло и Пизой, туда-сюда, вот и наткнулся на него.
– Эзра Паунд, – задумчиво произнесла Маура. – Фамилию я знаю, но стихов его вроде не читала.
– Когда я увидел его, – продолжил Гарри, – он сидел в клетке. Это называлось «обезьянья клетка». Его арестовали по обвинению в измене. За то, что во время войны он выступал по римскому радио.
– Да? Ну и что с ним сделали?
– Отвезли в Америку... Длинная это история. Но я видел его тогда и говорил с ним. И в шестьдесят седьмом увиделся с ним снова. Ну а в прошлом году, когда шел дождь и я смотрел на этот дом... Был август, и почти все время, что я здесь пробыл, шел дождь. Через день я впервые поднялся на Монталлегро и решил подыскать себе жилье где-нибудь в тех местах.
Гарри замолчал. Женщина явно ждала продолжения, а он не знал, что еще сказать, все ли он хочет ей сказать.
– И вы купили виллу?
– Я снял ее, на два года.
– Вы решили, уж лучше жить там, где четыреста лет назад было явление Девы Марии, чем там, где поэт жил сразу с женой и любовницей и они почему-то его не убили. Хорошо вас понимаю.
Гарри уже знал, что распрощается с ней, не станет тратить на нее время и силы. Слишком она крупная. Джойс такая же высокая, только стройная, без этих устрашающих ляжек. Но все равно он спросил, не заедет ли Маура к нему на виллу, не совсем понимая, зачем это делает. Она помедлила, видимо обдумывая приглашение, а затем покачала головой: