Страница:
Итак, дядья правили во Франции ретиво: за шесть лет им удалось разворовать и растратить государственную казну, собранную благодаря терпеливым стараниям Карла V, поэтому когда Карл VI взял наконец в 1388 году правление в свои руки (довольно поздно -- в двадцать лет -- вероятно, родственникам не хотелось расставаться с властью), Франция была нищей.
Молодой король начал неплохо. Он прислушивался к советам ученых мужей из парижского университета (среди которых был, в частности, и Оноре Бонэ -автор одного из первых учебников государственного искусства) и даже заключил "постоянный" мир со своим -- тоже молодым -- английским партнером Ричардом II, добившись этого с минимальными уступками. Оба молодых короля даже договорились о совместном крестовом походе против турков и татар.
В 1392 году Карл VI женится, избрав по портрету себе в жены германскую принцессу Изабеллу Баварскую. От этого брака рождается сын Карл (позднее король Карл VII) и дочь Маргарита. В то же время, через несколько месяцев после свадьбы, Карл VI, как говорят источники, сходит с ума.
Тут следует задаться вопросом: на достаточном ли уровне была средневековая медицина, чтобы поставить столь определенный диагноз?
КАК ЛЕЧИЛИ В СРЕДНИЕ ВЕКА? Общий упадок всех областей культуры и цивилизации после падения римской империи (разве что за исключением Византии) постиг в Европе, разумеется, и медицину. Профессиональных врачей почти не было, медицинских школ не существовало. Лечением занимались преимущественно монахи в монастырях, некоторыми медицинскими познаниями -чисто эмпирическими -- обладали священники. Это, конечно, не обошлось без религиозных влияний: часто вместо лечения пациенту предписывалась молитва. Когда заболевал король, молился весь народ. В медицине господствовали суеверия; хватало и таких взглядов, что все болезни -- наказание божье за грехи. Прежде всего такой болезнью считали "падучую", то есть эпилепсию.
К счастью, в деревнях удерживалось простое народное знахарство, основанное на знании лекарственных растений и опыте в заживлении ран, и эти знания передавались из поколения в поколение. Нередко знахарок приглашали и ко двору феодалов.
В начале второго тысячелетия, когда возникали самые первые европейские университеты, при них организовывались и медицинские факультеты. Самыми старинными такими факультетами были три: Два в Италии (в Салерно и в Падуе) и одна во Франции (Монпелье). Салернский факультет быстро прекратил свое существование. В этих учебных заведениях, однако, не велось никакой научной работы. Изучались только сохранившиеся учебники Галена и Гиппократа, которые студенты должны были заучивать наизусть. Высшей степенью "научного мышления" были комментарии к этим текстам.
Главными лечебными методами было кровопускание, а также прописывание слабительного и рвотного. Неудивительно поэтому, что смертность в средние века была очень высокой, несмотря на то, что в высоком и позднем средневековье существовали и врачи-профессионалы. Но и они были беспомощны перед частыми эпидемиями -- например, чумы.
В конце четырнадцатого -- начале пятнадцатого века, в период начала Возрождения, врачи проявляют уже признаки самостоятельного мышления. Нам известны замечательные чешские врачи Кржиштян из Прахатице и Альбик из Уничова. Оба были магистрами Карлова университета, профессорами медицинского факультета и оба лечили короля Вацлава IV. А Фруассар в "Хронике Столетней войны" пишет о некоем Йиржике Пражском, который был замечательным врачом и которого чешский король Карл VI послал французскому монарху Карлу V, когда тот тяжело заболел. "Йиржик Пражский", которого, по Фруассару, "за необычайную ученость называли вторым Аристотелем", действительно помог своему высокому пациенту.
Кржиштян из Прахатице переводил медицинские трактаты с латинского на чешский язык, став, таким образом, автором первых учебников по медицине на чешском языке. Кроме того, он издал позднее и руководство для военфельдшеров гуситских войск -- а значит, один из первых учебников по военной хирургии написан по-чешски.
Альбик из Уничова, наоборот, писал только по латыни, зато пытался прийти к собственным научным медицинским заключениям.
В средневековой медицине между врачами-терапевтами и военфельдшерами (практически, хирургами) лежала огромная светская пропасть. В то время как первые обладали, как мы сказали бы сегодня, высшим образованием и на общественной лестнице находились почти на уровне священников (многие из них и были священниками), вторые пользовались куда меньшим почетом: хирургия считалась, скорее, ремеслом, и один фельдшер учился этому ремеслу у другого. Врач-терапевт имел полное право призвать к себе хирурга и приказать ему, что именно оперировать. Зато духовенству римская церковь запрещала проводить хирургические операции и вообще любые вмешательства, при которых появлялась бы кровь. Они могли лечить, но не имели право делать кровопускания и т. п. -- и по тем же самым причинам, по которым сжигали на кострах еретиков и "ведьм". (Как видно, средневековая медицина далеко ушла от того времени, когда знаменитый Гален лично ухаживал за ранеными гладиаторами!).
Таким образом, средневековые хирурги часто оказывались на уровне цирюльников, а цирюльники в то же время часто были и хирургами. И продолжалось это практически до семнадцатого века.
К счастью, обширные познания врачей античных времен не были утрачены безвозвратно. Вероятно, через Византию они попали в арабский мир. Арабы переводили работы Галена, Гиппократа и других ученых врачей, творчески перерабатывали их опыт и распространяли. В период, когда походы крестоносцев приблизили Европе арабский мир, арабские врачи пользовались большим почетом. В частности, при дворе римского императора и сицилийского короля Фридриха II (1212--1250) было несколько арабских врачей. Впрочем, следовало бы называть их не арабскими, а мусульманскими врачами: самый знаменитый из них, Авиценна (Ибн Сина) был таджиком, а Аверроэс (Ибн Рушд) -- испанским мавром.
Европейская медицина начала избавляться от суеверий только с наступлением Возрождения. И, пожалуй, дольше всего эти суеверия продержались у врачей по отношению к душевнобольным. Собственно, их даже не считали больными и обычно попросту бросали в темницу, где и держали в оковах до самой смерти. В более легких случаях, в том числа и у больных эпилепсией, считалось, что они одержимы дьяволом. В зависимости от этого их и "лечили" -- преимущественно священники, изгоняя из тела пациента "нечистую силу".
Приблизительно так выглядела средневековая медицина.
НУ, А "БЕЗУМНЫЙ" ФРАНЦУЗСКИЙ КОРОЛЬ? Давайте вернемся к нему. После его "сошествия с ума", на беду французского королевства, бразды правления снова попадают в руки Филиппа Смелого, герцога Бургундского. Это был крупный феодал, который, наряду с герцогством Бургундским, правил также во Фландрии и Брабанте, полученных им благодаря брачной политике. Тем самым он в определенной степени был независимым от французской короны, так как Брабант, который в 1354 году чешский король и римский император объявил герцогством (для своего брата Вацлава Люксембургского), был ленным владением римской империи. Филипп Смелый снова опустошает государственную казну, которую Карлу VI удалось с таким трудом немного дополнить. Однако здесь он сталкивается с серьезным противником в лице своего племянника, младшего брата короля, герцога Орлеанского. На рубеже XIV--XV веков этот герцог считался законодателем мод по всей Европе. Он задавал тон в одежде при всех королевских дворах. Его цветок (чертополох) дамы носили на платье, а рыцари -- на доспехах. Естественно, он тоже чувствовал себя призванным править от имени своего больного брата.
Конфликты между герцогом Орлеанским и бургундской стороной еще более обострились, когда в 1404 году Филипп Смелый скончался и в его права вступил сын Иоанн Бесстрашный. Через три года после смерти отца он подстроил заговор против герцога Орлеанского, который и был убит 29 ноября 1407 года. Наемные убийцы совершили это преступление в Париже, и оно было тем гнуснее, что убийству предшествовали инсценированные торжества по случаю примирения враждующих сторон, с мессой и совместным причащением.
Отомстить за смерть взялся тесть убитого, южно-французский граф Бернард из Арманьяка. Развязалась гражданская война между "бургиньонами" и "арманьяками", мотивированная не столько местью, сколько борьбой за власть. Феодальный юг, относительно недавно присоединенный к землям французской короны, восстал против политической власти старых северных провинций. Обе стороны преследовали собственную выгоду. И, как обычно бывает в подобных ситуациях, больше всего пострадали от этого бедные слои. Частная война между "бургиньонами" и "арманьяками" требовала денег, и налоги опережали друг друга. Такая политика вызвала целую серию местных восстаний, завершившихся в 1412 году так называемым восстанием кабошьенов (по прозвищу вождя Кабоша) в Париже, которым удалось добиться от правительства некоторых временных реформ.
Такой разлад во внутренних отношениях не мог ускользнуть от внимания англичан, которые видели к тому же, что Карл VI, пришедший в себя после душевного расстройства, склоняется в отечественных конфликтах то на одну, то на вторую сторону...
Между тем в Англии происходят перемены на троне. Ричард II, заключивший с Карлом VI "постоянный мир", был подвергнут заточению своим двоюродным братом, графом Ланкастером. (По стечению обстоятельств, почти в тот же день, когда высшая знать в Чехии бросила в заточение своего короля Вацлава IV, который был родственником Ричарда II (Ричард был женат на сестре Вацлава Анне). Однако в то время, как Вацлаву удалось вскоре избавиться от заточения, Ричард II был убит, а граф Ланкастер взошел на трон под именем Генриха IV. После его смерти в 1413 году его преемником становится Генрих V, который, будучи правнуком Эдуарда III, снова выдвигает претензии на французский престол, снаряжает флот и высаживается в Нормандии.
События этой короткой войны история запечатлела довольно искаженно. Например, Генрих V -- по Шекспиру, честнейший принц Холл -- был все, что угодно, только не положительный герой. Достаточно припомнить бойню заложников после взятия Руана.
Единственная битва -- у Азенкура -- решила исход войны 1415 года. За Францию здесь сражались только арманьяки. Бургиньоны держались в стороне. Кроме того, эта битва навсегда похоронила славу тяжелой конницы: французские рыцари были наголову разбиты английской артиллерией и лучниками. У Азенкура погибло 10 000 французов -- огромное для того времени число воюющих.
Вся Франция оказалась во власти англичан.
Во главе арманьяков встает дофин Карл. 10 сентября 1419 года он встречается с предводителем Бургиньоном Бесстрашным. В ходе этой встречи, однако, происходит ссора, а потом и стычка, во время которой Иоанн Бесстрашный был убит. И это ускоряет катастрофу Франции.
Сын Иоанна, герцог Филипп Добрый, открыто переходит на сторону Англии, а вместе с ним и королева Изабелла, супруга Карла VI. В 1420 году в Труа дофин Карл (позднее французский король Карл VII) объявляется лишенным права на трон, а наследником признается английский король Генрих V, который женится на сестре дофина.
На картинах, запечатлевших эту позорную сцену, изображается, как правило, и Карл VI, однако в то время его разум был уже настолько помутнен, что он не принимал участия в переговорах. Карл VI умирает в 1422 году -- как и его нелюбимый зять Генрих V.
Во Франции, разоренной и разоряемой англичанами и бургундцами, начинает править английский наместник герцог Бедфорд. Под властью дофина Карла VII остается всего лишь несколько городов и замков на Луаре.
Судьба Франции кажется предрешенной, никто уже не верит в ее поворот. И все же он наступает -- наступает в тот момент, когда на сцене появляется Орлеанская дева, своей жертвой пробудившая во французах патриотизм и отвагу. Но это уже другая история...
О ПРОИСХОЖДЕНИИ БОЛЕЗНИ КАРЛА. В разложении и глубоком упадке французского королевства определенную долю вины несла, безусловно, болезнь короля. И дело было не столько в его собственных поступках, сколько в действиях тех, кто правил за него и кто развязал гражданскую войну, которой воспользовалась наконец Англия.
Итак, совершенно здоровый, по всем свидетельствам, 24-летний король, который вел себя до сих пор абсолютно нормально, недавно женился, соблюдал все обычаи своего времени и придворные привычки, который хорошо справлялся с обязанностями монарха (недаром среди людей он получил поначалу прозвище Карл Любимый), вдруг внезапно превращается в психически больного человека.
"В том 1392 году, -- пишет французский хронист, -- Карл VI решил предпринять военный поход в Бретань, потому что у бретонского герцога нашел защиту убийца любимого полководца Карла, коннетабля де Клиссо. В городе Мане собралось войско. Когда оно вышло из Манса и шло через лес, из чащи выскочил человек в лохмотьях, схватил за узду королевскую лошадь и закричал: "Вернись, благородный господин, ты предан!". Оборванца тут же схватили, однако по королю было видно, что он возбужден. Немного погодя один королевский паж стукнул невзначай копьем по шлему. Услышав звук металла, король страшно закричал; выхватил меч и стал махать им над своими спутниками. Короля обезоружили, посадили в карету и отвезли обратно в Манс. Король Франции сошел с ума".
В действительности после этого инцидента Карл VI вел себя нормально, однако время от времени он все же впадал в подобное состояние.
В 1393 году состоялась свадьба одной из придворных дам королевы Изабеллы Баварской. По случаю торжества в королевском дворце состоялся бал-маскарад. Во время бала в зал ворвалась буйная компания молодежи Из знатных французских семей. Они называли себя les Ardents (страстные) и выкидывали самые дикие номера. (Сегодня мы означили бы их за хулиганов, "золотую молодежь" и т. д.). Молодые люди были переодеты в дикарей, прикрыты соломенными нарядами и пугали присутствующих дам. Вдруг от лучины вспыхнула солома на костюме у одного "дикаря", пламя перекинулось на других, возник пожар, и несколько "страстных" даже угорело. В наступившей панике Карл VI настолько перепугался, что даже спрятался под широкие кринолины одной придворной дамы. Когда же все улеглось, у короля начался приступ ярости. И хотя он вскоре прошел, как и в первый раз, все же с тех пор подобные приступы стали повторяться все чаще. ("С тех пор болезнь значительно ухудшилась", -- можно прочесть в Большой Французской хронике).
Итак, был ли король в самом деле совершенно нормальным до инцидента в лесу у Манса?
По историческим источникам, да. И все же, несмотря на это, в летописях можно найти и некоторые странные моменты в поведении Карла VI.
Так, например, однажды, по случаю торжественного ужина, король раздавал своим дядьям и советникам кусочки мощей своего предка, французского короля Людовика, который был канонизирован после смерти. Причем делалось это так, что в конце концов присутствовавшие ломали на части одну бедренную кость... Несколько неожиданно для средних веков, когда почитание святых не знало границ!
Еще более удивительно, и к тому же несколько комично, упоминание хрониста Ювенала Урсинского в связи со свадьбой Карла. (Как известно, она состоялась в тот год, когда король "сошел с ума"). Карл VI наблюдал якобы за приездом своей невесты Изабеллы Баварской, сидя переодетым на одном коне со своим приятелем. В происшедшей давке началась ссора, и королю здорово досталось от скандалистов...
Как бы там ни было, периоды ярости начали чередоваться у короля с периодами, когда он казался совершенно нормальным. По утверждению того же хрониста, во время одного из приступов Карл вел себя столь буйно, что укрощать его пришлось с помощью хитрости: двенадцать одетых в черное ("под дьяволов") человек с трудом отвели короля в баню... С другой стороны, в 1412 году Карл IV чувствовал себя настолько хорошо, что, вооружившись национальным флагом капетовской Франции, даже возглавил военный поход против изменников-бургиньонов, перешедших на сторону англичан. Это была, однако, его
ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ. Разум короля все более угасает. В 1420 году он даже не способен подписать договор в Труа.
По небогатым сведениям, встречающимся в хрониках, можно заключить, что французский король страдал приступами агрессии (более или менее продолжительными), которые сменялись на долгое время совершенно нормальным состоянием. По мере того, однако, как болезнь прогрессировала, наступило слабоумие. Сначала приступы провоцировались сильными эмоциональными переживаниями, позднее наступали независимо от них, как бы сами по себе. Причем уже до происшествия в Мансе, считавшегося толчком к "безумию" короля, в его поведении наблюдались симптомы некоторой аномалии.
Эта картина не отвечает, по сути дела, ни одному психическому заболеванию, зато достаточно четко укладывается в рамки так называемой очаговой, или парциальной эпилепсии. Если очаг эпилепсии находится в височной доле головного мозга (височная, или темпоральная эпилепсия), начинается так называемая психомоторная эпилепсия, когда больной не всегда впадает в беспамятство, и его создание только замутнено. Зато он делает странные, бросающиеся в глаза вещи: раздевается, лазит на четвереньках, или стремглав убегает. Вариантов болезненного поведения много, и один из них -насилие. В состоянии припадка больной нападает на окружающих и может даже убить. Агрессивное поведение Карла VI во время происшествия у Манса очень напоминает припадок так называемой психомоторной эпилепсии, с которой знаком на практике почти каждый невролог. Известно, что височная эпилепсия является довольно частым заболеванием; что же касается парциальной эпилепсии вообще, нередко встречается и ее агрессивный тип. И уж тем более широко известно, что нелеченная эпилепсия приводит к слабоумию.
Установить точный неврологический диагноз с временным интервалом в несколько столетий чрезвычайно сложно; в лучшем случае, он будет весьма правдоподобным предположением. Кроме того, мы не имеем понятия об этиологии этой формы эпилепсии, которая, как известна, бывает вторичной. Чаще всего причиной этого заболевания бывает воспалительный процесс или травма. Экспансивный процесс можно исключить, так как король жил с припадками тридцать лет. Свидетельства же о болезни типа энцефалита мы наверняка нашли бы в хрониках. Зато травмы (падения с лошади, ранения в бою) были в средние века столь обычным делом, что упоминания о них могло и не сохраниться. Поэтому не исключено, что Карл VI перенес в свое время травму.
Как бы там ни было, так называемое "безумие" французского короля больше всего напоминает височную, или темпоральную эпилепсию. Это один из первых случаев такого заболевания, зарегистрированный в истории.
ГАБСБУРГИ "Bella gerant alii, tu felix Austria nubet" (Войны пусть ведут другие, ты, счастлива" Австрия, иди под венец!) ИЗ СЛАВОСЛОВИЯ ГАБСБУРГАМ
Хотя мы и далеки от того, чтобы бросаться фразами типа: "Триста лет мы страдали", все же следует сказать, что наши воспоминания о династии Габсбургов -- далеко не из лучших. Потому что невозможно стереть из них битву на Моравском поле и на Белой горе, невозможно забыть об австро-венгерском соглашении, превратившем старинное чешское королевство в австрийскую провинцию, и долгую безуспешную борьбу за равноправие -- хотя бы языковое -- в собственной стране.
Впрочем, за небольшими исключениями, Габсбурги нас тоже не любили. Их неприязнь вначале была обусловлена религиозными причинами, потом -национальными.
Все это, однако, ничего не меняет в той исторической роли, которую играли они в Европе. Она значительна уже хотя бы потому, что правление Габсбургов исчислялось веками. В Чехословакии они властвовали триста лет, а влияние на европейскую и -- в значительной степени -- на мировую историю оказывали
БОЛЕЕ ШЕСТИ ВЕКОВ. При этом появление Габсбургов на европейской исторической арене отнюдь не было ослепительным. Основоположник этой династии Рудольф I был избран (в конкуренции с нашим Пржемыслом Отакаром II) в 1273 году так называемым римским королем. Преимущество при выборе он получил прежде всего потому, что показался курфюрстам и папе римскому менее могущественным правителем (что соответствовало действительности) и менее целеустремленным (что оказалось роковой ошибкой), чем "железно-золотой король" из рода Пржемысловичей.
Гордый Пржемысл не пожелал с этим смириться, вследствие чего и произошла печально известная для нас битва на Моравском поле, где Пржемысл Отакар II потерпел поражение и был жестоко убит (по всей вероятности, венгерскими союзниками Рудольфа I). Битва на Моравском поле стала для чешского народа национальной травмой.
Оставим, однако, в стороне обстоятельства битвы, в которой "железно-золотого короля" предали, вероятно, даже свои (Милота из Дедиц и Ромжберки), и обратим внимание на ее, можно сказать, роковой характер. Это была одна из немногих окончившихся победой битв под прямым командованием Габсбургов. И при этом она сразу открыла их роду путь в Придунайскую область и центральную Европу. Победой, свалившейся на него чуть ли не с неба, Рудольф сумел как следует воспользоваться. Он немедленно свел Чешское королевство к границам одной только Чехии и занял на время Моравию. Австрию и Штирию он превратил в ленные владения своего рода. При Рудольфе I зародилась и пресловутая габсбургская "брачная политика": он устроил брак своей дочери Гуты с сыном Пржемысла Вацлавом.
Тем самым он основал -- в дипломатическом таланте у Рудольфа не было недостатка -- род, который вскоре превратился в настоящий клан. Он разрастался почти в геометрической прогрессии: семь, десять и более детей было в семьях Габсбургов не редкостью. Кроме того, Габсбурги отличались показательной сплоченностью, и именно она больше всего способствовала тому, что этот род стал одной из самых долго правящих династий Европы. В отличие от остальных королевских родов, не исключая Пржемысловичей, в истории Габсбургов почти нельзя встретить кровавой борьбы за трон. Иерархия и наследное право строго соблюдается ими, а если и происходят какие-то эксцессы, они каждый раз с большей или меньшей ловкостью затушевываются.
Не последнюю роль в последующем восхождении Габсбургов сыграла их прочная связь с Ватиканом. Рудольф I завоевал симпатии папы римского, скорее всего, не потому, что пообещал ему крестовый поход в Святую землю, а благодаря своему заверению, что он не будет вмешиваться в борьбу за власть в Италии, чем со всем рвением занимались его предшественники.
Среди Габсбургов даже жила легенда (одна из многих), что когда Рудольф I после своего избрания королем принимал поздравления курфюрстов и князей, у него не оказалось скипетра. Тогда он якобы снял со стены крест и заявил: Этот символ выкупил мир и да будет он нашим скипетром...
Однако несмотря на все усилия Рудольфа, путь Габсбургов наверх не был ни легким, ни быстрым. Его сыну Альбрехту пришлось ждать после смерти отца целых семь лет, пока он занял, наконец, римско-германский трон. Правда, после того, как вымерли все Пржемысловичи, ему удалось посадить на чешский трон своего сына Рудольфа, однако это был всего лишь короткий, меньше года длившийся эпизод, сопровождавшийся к тому же постоянными столкновениями с оппозицией знати. Альбрехт, впрочем, пытался во что бы то ни стало спасти чешский трон для своего рода, однако прежде чем ему удалось набрать необходимое войско, он был убит собственным племянником. Это единственное убийство внутри "габсбургского дома" было, вероятно, организовано извне; по мнению многих историков, за его кулисами стояли некоторые германские князья и, в частности, Мангеймский епископ. Судя по всему, Габсбургов недолюбливали не только в Чехии, но и в "Священной римской империи германской нации"...
В течение последующих ста лет Габсбургам пришлось приостановить свой стремительный путь наверх. Место под солнцем занимают Люксембурга, и Габсбургам остается только смириться со своей ролью "рядовых" европейских монархов и благодарить предков за австрийские ленные владения (из Швейцарии их все энергичнее вытесняют).
Эти обстоятельства, впрочем, никак не отразились на пресловутой гордыне Габсбургов. Они никак не могли смириться с тем, что Карл VI не включил их даже в курфюрсты... И вот, по инициативе австрийского герцога Рудольфа IV, по европейским правящим дворам начинает распространяться сенсационная весть, что в габсбургском архиве были обнаружены якобы древние документы, свидетельствующие об исключительной знатности и древности этого рода, который восходит якобы не только к римским императорам Цезарю и Нерону, но и к основоположникам Рима, а также героям Трои.
Однако, хотя "украшение" родословных среди знатных родов было тогда не редкостью, оказалось, что Габсбурги слегка переборщили. Среди голосов, немедленно заявивших, что "сенсация" Габсбургов -- простое мошенничество, был и голос прославленного Петрарки.
Впрочем, этот позор, как и многие другие, не помешал Габсбургам и в дальнейшем, вплоть до девятнадцатого века, улучшать свою родословную. Надо сказать, что эти опыты оборачивались порой против самих Габсбургов. В частности, по одной версии, их линия восходила к древнеримскому роду Колоннов и Пирлеонов; позднее, однако, выяснилось, что Пирлеоны происходили из римского гетто, поэтому в период действия нюрнбергских законов Габсбурги были объявлены чуть ли не евреями...
Молодой король начал неплохо. Он прислушивался к советам ученых мужей из парижского университета (среди которых был, в частности, и Оноре Бонэ -автор одного из первых учебников государственного искусства) и даже заключил "постоянный" мир со своим -- тоже молодым -- английским партнером Ричардом II, добившись этого с минимальными уступками. Оба молодых короля даже договорились о совместном крестовом походе против турков и татар.
В 1392 году Карл VI женится, избрав по портрету себе в жены германскую принцессу Изабеллу Баварскую. От этого брака рождается сын Карл (позднее король Карл VII) и дочь Маргарита. В то же время, через несколько месяцев после свадьбы, Карл VI, как говорят источники, сходит с ума.
Тут следует задаться вопросом: на достаточном ли уровне была средневековая медицина, чтобы поставить столь определенный диагноз?
КАК ЛЕЧИЛИ В СРЕДНИЕ ВЕКА? Общий упадок всех областей культуры и цивилизации после падения римской империи (разве что за исключением Византии) постиг в Европе, разумеется, и медицину. Профессиональных врачей почти не было, медицинских школ не существовало. Лечением занимались преимущественно монахи в монастырях, некоторыми медицинскими познаниями -чисто эмпирическими -- обладали священники. Это, конечно, не обошлось без религиозных влияний: часто вместо лечения пациенту предписывалась молитва. Когда заболевал король, молился весь народ. В медицине господствовали суеверия; хватало и таких взглядов, что все болезни -- наказание божье за грехи. Прежде всего такой болезнью считали "падучую", то есть эпилепсию.
К счастью, в деревнях удерживалось простое народное знахарство, основанное на знании лекарственных растений и опыте в заживлении ран, и эти знания передавались из поколения в поколение. Нередко знахарок приглашали и ко двору феодалов.
В начале второго тысячелетия, когда возникали самые первые европейские университеты, при них организовывались и медицинские факультеты. Самыми старинными такими факультетами были три: Два в Италии (в Салерно и в Падуе) и одна во Франции (Монпелье). Салернский факультет быстро прекратил свое существование. В этих учебных заведениях, однако, не велось никакой научной работы. Изучались только сохранившиеся учебники Галена и Гиппократа, которые студенты должны были заучивать наизусть. Высшей степенью "научного мышления" были комментарии к этим текстам.
Главными лечебными методами было кровопускание, а также прописывание слабительного и рвотного. Неудивительно поэтому, что смертность в средние века была очень высокой, несмотря на то, что в высоком и позднем средневековье существовали и врачи-профессионалы. Но и они были беспомощны перед частыми эпидемиями -- например, чумы.
В конце четырнадцатого -- начале пятнадцатого века, в период начала Возрождения, врачи проявляют уже признаки самостоятельного мышления. Нам известны замечательные чешские врачи Кржиштян из Прахатице и Альбик из Уничова. Оба были магистрами Карлова университета, профессорами медицинского факультета и оба лечили короля Вацлава IV. А Фруассар в "Хронике Столетней войны" пишет о некоем Йиржике Пражском, который был замечательным врачом и которого чешский король Карл VI послал французскому монарху Карлу V, когда тот тяжело заболел. "Йиржик Пражский", которого, по Фруассару, "за необычайную ученость называли вторым Аристотелем", действительно помог своему высокому пациенту.
Кржиштян из Прахатице переводил медицинские трактаты с латинского на чешский язык, став, таким образом, автором первых учебников по медицине на чешском языке. Кроме того, он издал позднее и руководство для военфельдшеров гуситских войск -- а значит, один из первых учебников по военной хирургии написан по-чешски.
Альбик из Уничова, наоборот, писал только по латыни, зато пытался прийти к собственным научным медицинским заключениям.
В средневековой медицине между врачами-терапевтами и военфельдшерами (практически, хирургами) лежала огромная светская пропасть. В то время как первые обладали, как мы сказали бы сегодня, высшим образованием и на общественной лестнице находились почти на уровне священников (многие из них и были священниками), вторые пользовались куда меньшим почетом: хирургия считалась, скорее, ремеслом, и один фельдшер учился этому ремеслу у другого. Врач-терапевт имел полное право призвать к себе хирурга и приказать ему, что именно оперировать. Зато духовенству римская церковь запрещала проводить хирургические операции и вообще любые вмешательства, при которых появлялась бы кровь. Они могли лечить, но не имели право делать кровопускания и т. п. -- и по тем же самым причинам, по которым сжигали на кострах еретиков и "ведьм". (Как видно, средневековая медицина далеко ушла от того времени, когда знаменитый Гален лично ухаживал за ранеными гладиаторами!).
Таким образом, средневековые хирурги часто оказывались на уровне цирюльников, а цирюльники в то же время часто были и хирургами. И продолжалось это практически до семнадцатого века.
К счастью, обширные познания врачей античных времен не были утрачены безвозвратно. Вероятно, через Византию они попали в арабский мир. Арабы переводили работы Галена, Гиппократа и других ученых врачей, творчески перерабатывали их опыт и распространяли. В период, когда походы крестоносцев приблизили Европе арабский мир, арабские врачи пользовались большим почетом. В частности, при дворе римского императора и сицилийского короля Фридриха II (1212--1250) было несколько арабских врачей. Впрочем, следовало бы называть их не арабскими, а мусульманскими врачами: самый знаменитый из них, Авиценна (Ибн Сина) был таджиком, а Аверроэс (Ибн Рушд) -- испанским мавром.
Европейская медицина начала избавляться от суеверий только с наступлением Возрождения. И, пожалуй, дольше всего эти суеверия продержались у врачей по отношению к душевнобольным. Собственно, их даже не считали больными и обычно попросту бросали в темницу, где и держали в оковах до самой смерти. В более легких случаях, в том числа и у больных эпилепсией, считалось, что они одержимы дьяволом. В зависимости от этого их и "лечили" -- преимущественно священники, изгоняя из тела пациента "нечистую силу".
Приблизительно так выглядела средневековая медицина.
НУ, А "БЕЗУМНЫЙ" ФРАНЦУЗСКИЙ КОРОЛЬ? Давайте вернемся к нему. После его "сошествия с ума", на беду французского королевства, бразды правления снова попадают в руки Филиппа Смелого, герцога Бургундского. Это был крупный феодал, который, наряду с герцогством Бургундским, правил также во Фландрии и Брабанте, полученных им благодаря брачной политике. Тем самым он в определенной степени был независимым от французской короны, так как Брабант, который в 1354 году чешский король и римский император объявил герцогством (для своего брата Вацлава Люксембургского), был ленным владением римской империи. Филипп Смелый снова опустошает государственную казну, которую Карлу VI удалось с таким трудом немного дополнить. Однако здесь он сталкивается с серьезным противником в лице своего племянника, младшего брата короля, герцога Орлеанского. На рубеже XIV--XV веков этот герцог считался законодателем мод по всей Европе. Он задавал тон в одежде при всех королевских дворах. Его цветок (чертополох) дамы носили на платье, а рыцари -- на доспехах. Естественно, он тоже чувствовал себя призванным править от имени своего больного брата.
Конфликты между герцогом Орлеанским и бургундской стороной еще более обострились, когда в 1404 году Филипп Смелый скончался и в его права вступил сын Иоанн Бесстрашный. Через три года после смерти отца он подстроил заговор против герцога Орлеанского, который и был убит 29 ноября 1407 года. Наемные убийцы совершили это преступление в Париже, и оно было тем гнуснее, что убийству предшествовали инсценированные торжества по случаю примирения враждующих сторон, с мессой и совместным причащением.
Отомстить за смерть взялся тесть убитого, южно-французский граф Бернард из Арманьяка. Развязалась гражданская война между "бургиньонами" и "арманьяками", мотивированная не столько местью, сколько борьбой за власть. Феодальный юг, относительно недавно присоединенный к землям французской короны, восстал против политической власти старых северных провинций. Обе стороны преследовали собственную выгоду. И, как обычно бывает в подобных ситуациях, больше всего пострадали от этого бедные слои. Частная война между "бургиньонами" и "арманьяками" требовала денег, и налоги опережали друг друга. Такая политика вызвала целую серию местных восстаний, завершившихся в 1412 году так называемым восстанием кабошьенов (по прозвищу вождя Кабоша) в Париже, которым удалось добиться от правительства некоторых временных реформ.
Такой разлад во внутренних отношениях не мог ускользнуть от внимания англичан, которые видели к тому же, что Карл VI, пришедший в себя после душевного расстройства, склоняется в отечественных конфликтах то на одну, то на вторую сторону...
Между тем в Англии происходят перемены на троне. Ричард II, заключивший с Карлом VI "постоянный мир", был подвергнут заточению своим двоюродным братом, графом Ланкастером. (По стечению обстоятельств, почти в тот же день, когда высшая знать в Чехии бросила в заточение своего короля Вацлава IV, который был родственником Ричарда II (Ричард был женат на сестре Вацлава Анне). Однако в то время, как Вацлаву удалось вскоре избавиться от заточения, Ричард II был убит, а граф Ланкастер взошел на трон под именем Генриха IV. После его смерти в 1413 году его преемником становится Генрих V, который, будучи правнуком Эдуарда III, снова выдвигает претензии на французский престол, снаряжает флот и высаживается в Нормандии.
События этой короткой войны история запечатлела довольно искаженно. Например, Генрих V -- по Шекспиру, честнейший принц Холл -- был все, что угодно, только не положительный герой. Достаточно припомнить бойню заложников после взятия Руана.
Единственная битва -- у Азенкура -- решила исход войны 1415 года. За Францию здесь сражались только арманьяки. Бургиньоны держались в стороне. Кроме того, эта битва навсегда похоронила славу тяжелой конницы: французские рыцари были наголову разбиты английской артиллерией и лучниками. У Азенкура погибло 10 000 французов -- огромное для того времени число воюющих.
Вся Франция оказалась во власти англичан.
Во главе арманьяков встает дофин Карл. 10 сентября 1419 года он встречается с предводителем Бургиньоном Бесстрашным. В ходе этой встречи, однако, происходит ссора, а потом и стычка, во время которой Иоанн Бесстрашный был убит. И это ускоряет катастрофу Франции.
Сын Иоанна, герцог Филипп Добрый, открыто переходит на сторону Англии, а вместе с ним и королева Изабелла, супруга Карла VI. В 1420 году в Труа дофин Карл (позднее французский король Карл VII) объявляется лишенным права на трон, а наследником признается английский король Генрих V, который женится на сестре дофина.
На картинах, запечатлевших эту позорную сцену, изображается, как правило, и Карл VI, однако в то время его разум был уже настолько помутнен, что он не принимал участия в переговорах. Карл VI умирает в 1422 году -- как и его нелюбимый зять Генрих V.
Во Франции, разоренной и разоряемой англичанами и бургундцами, начинает править английский наместник герцог Бедфорд. Под властью дофина Карла VII остается всего лишь несколько городов и замков на Луаре.
Судьба Франции кажется предрешенной, никто уже не верит в ее поворот. И все же он наступает -- наступает в тот момент, когда на сцене появляется Орлеанская дева, своей жертвой пробудившая во французах патриотизм и отвагу. Но это уже другая история...
О ПРОИСХОЖДЕНИИ БОЛЕЗНИ КАРЛА. В разложении и глубоком упадке французского королевства определенную долю вины несла, безусловно, болезнь короля. И дело было не столько в его собственных поступках, сколько в действиях тех, кто правил за него и кто развязал гражданскую войну, которой воспользовалась наконец Англия.
Итак, совершенно здоровый, по всем свидетельствам, 24-летний король, который вел себя до сих пор абсолютно нормально, недавно женился, соблюдал все обычаи своего времени и придворные привычки, который хорошо справлялся с обязанностями монарха (недаром среди людей он получил поначалу прозвище Карл Любимый), вдруг внезапно превращается в психически больного человека.
"В том 1392 году, -- пишет французский хронист, -- Карл VI решил предпринять военный поход в Бретань, потому что у бретонского герцога нашел защиту убийца любимого полководца Карла, коннетабля де Клиссо. В городе Мане собралось войско. Когда оно вышло из Манса и шло через лес, из чащи выскочил человек в лохмотьях, схватил за узду королевскую лошадь и закричал: "Вернись, благородный господин, ты предан!". Оборванца тут же схватили, однако по королю было видно, что он возбужден. Немного погодя один королевский паж стукнул невзначай копьем по шлему. Услышав звук металла, король страшно закричал; выхватил меч и стал махать им над своими спутниками. Короля обезоружили, посадили в карету и отвезли обратно в Манс. Король Франции сошел с ума".
В действительности после этого инцидента Карл VI вел себя нормально, однако время от времени он все же впадал в подобное состояние.
В 1393 году состоялась свадьба одной из придворных дам королевы Изабеллы Баварской. По случаю торжества в королевском дворце состоялся бал-маскарад. Во время бала в зал ворвалась буйная компания молодежи Из знатных французских семей. Они называли себя les Ardents (страстные) и выкидывали самые дикие номера. (Сегодня мы означили бы их за хулиганов, "золотую молодежь" и т. д.). Молодые люди были переодеты в дикарей, прикрыты соломенными нарядами и пугали присутствующих дам. Вдруг от лучины вспыхнула солома на костюме у одного "дикаря", пламя перекинулось на других, возник пожар, и несколько "страстных" даже угорело. В наступившей панике Карл VI настолько перепугался, что даже спрятался под широкие кринолины одной придворной дамы. Когда же все улеглось, у короля начался приступ ярости. И хотя он вскоре прошел, как и в первый раз, все же с тех пор подобные приступы стали повторяться все чаще. ("С тех пор болезнь значительно ухудшилась", -- можно прочесть в Большой Французской хронике).
Итак, был ли король в самом деле совершенно нормальным до инцидента в лесу у Манса?
По историческим источникам, да. И все же, несмотря на это, в летописях можно найти и некоторые странные моменты в поведении Карла VI.
Так, например, однажды, по случаю торжественного ужина, король раздавал своим дядьям и советникам кусочки мощей своего предка, французского короля Людовика, который был канонизирован после смерти. Причем делалось это так, что в конце концов присутствовавшие ломали на части одну бедренную кость... Несколько неожиданно для средних веков, когда почитание святых не знало границ!
Еще более удивительно, и к тому же несколько комично, упоминание хрониста Ювенала Урсинского в связи со свадьбой Карла. (Как известно, она состоялась в тот год, когда король "сошел с ума"). Карл VI наблюдал якобы за приездом своей невесты Изабеллы Баварской, сидя переодетым на одном коне со своим приятелем. В происшедшей давке началась ссора, и королю здорово досталось от скандалистов...
Как бы там ни было, периоды ярости начали чередоваться у короля с периодами, когда он казался совершенно нормальным. По утверждению того же хрониста, во время одного из приступов Карл вел себя столь буйно, что укрощать его пришлось с помощью хитрости: двенадцать одетых в черное ("под дьяволов") человек с трудом отвели короля в баню... С другой стороны, в 1412 году Карл IV чувствовал себя настолько хорошо, что, вооружившись национальным флагом капетовской Франции, даже возглавил военный поход против изменников-бургиньонов, перешедших на сторону англичан. Это была, однако, его
ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ. Разум короля все более угасает. В 1420 году он даже не способен подписать договор в Труа.
По небогатым сведениям, встречающимся в хрониках, можно заключить, что французский король страдал приступами агрессии (более или менее продолжительными), которые сменялись на долгое время совершенно нормальным состоянием. По мере того, однако, как болезнь прогрессировала, наступило слабоумие. Сначала приступы провоцировались сильными эмоциональными переживаниями, позднее наступали независимо от них, как бы сами по себе. Причем уже до происшествия в Мансе, считавшегося толчком к "безумию" короля, в его поведении наблюдались симптомы некоторой аномалии.
Эта картина не отвечает, по сути дела, ни одному психическому заболеванию, зато достаточно четко укладывается в рамки так называемой очаговой, или парциальной эпилепсии. Если очаг эпилепсии находится в височной доле головного мозга (височная, или темпоральная эпилепсия), начинается так называемая психомоторная эпилепсия, когда больной не всегда впадает в беспамятство, и его создание только замутнено. Зато он делает странные, бросающиеся в глаза вещи: раздевается, лазит на четвереньках, или стремглав убегает. Вариантов болезненного поведения много, и один из них -насилие. В состоянии припадка больной нападает на окружающих и может даже убить. Агрессивное поведение Карла VI во время происшествия у Манса очень напоминает припадок так называемой психомоторной эпилепсии, с которой знаком на практике почти каждый невролог. Известно, что височная эпилепсия является довольно частым заболеванием; что же касается парциальной эпилепсии вообще, нередко встречается и ее агрессивный тип. И уж тем более широко известно, что нелеченная эпилепсия приводит к слабоумию.
Установить точный неврологический диагноз с временным интервалом в несколько столетий чрезвычайно сложно; в лучшем случае, он будет весьма правдоподобным предположением. Кроме того, мы не имеем понятия об этиологии этой формы эпилепсии, которая, как известна, бывает вторичной. Чаще всего причиной этого заболевания бывает воспалительный процесс или травма. Экспансивный процесс можно исключить, так как король жил с припадками тридцать лет. Свидетельства же о болезни типа энцефалита мы наверняка нашли бы в хрониках. Зато травмы (падения с лошади, ранения в бою) были в средние века столь обычным делом, что упоминания о них могло и не сохраниться. Поэтому не исключено, что Карл VI перенес в свое время травму.
Как бы там ни было, так называемое "безумие" французского короля больше всего напоминает височную, или темпоральную эпилепсию. Это один из первых случаев такого заболевания, зарегистрированный в истории.
ГАБСБУРГИ "Bella gerant alii, tu felix Austria nubet" (Войны пусть ведут другие, ты, счастлива" Австрия, иди под венец!) ИЗ СЛАВОСЛОВИЯ ГАБСБУРГАМ
Хотя мы и далеки от того, чтобы бросаться фразами типа: "Триста лет мы страдали", все же следует сказать, что наши воспоминания о династии Габсбургов -- далеко не из лучших. Потому что невозможно стереть из них битву на Моравском поле и на Белой горе, невозможно забыть об австро-венгерском соглашении, превратившем старинное чешское королевство в австрийскую провинцию, и долгую безуспешную борьбу за равноправие -- хотя бы языковое -- в собственной стране.
Впрочем, за небольшими исключениями, Габсбурги нас тоже не любили. Их неприязнь вначале была обусловлена религиозными причинами, потом -национальными.
Все это, однако, ничего не меняет в той исторической роли, которую играли они в Европе. Она значительна уже хотя бы потому, что правление Габсбургов исчислялось веками. В Чехословакии они властвовали триста лет, а влияние на европейскую и -- в значительной степени -- на мировую историю оказывали
БОЛЕЕ ШЕСТИ ВЕКОВ. При этом появление Габсбургов на европейской исторической арене отнюдь не было ослепительным. Основоположник этой династии Рудольф I был избран (в конкуренции с нашим Пржемыслом Отакаром II) в 1273 году так называемым римским королем. Преимущество при выборе он получил прежде всего потому, что показался курфюрстам и папе римскому менее могущественным правителем (что соответствовало действительности) и менее целеустремленным (что оказалось роковой ошибкой), чем "железно-золотой король" из рода Пржемысловичей.
Гордый Пржемысл не пожелал с этим смириться, вследствие чего и произошла печально известная для нас битва на Моравском поле, где Пржемысл Отакар II потерпел поражение и был жестоко убит (по всей вероятности, венгерскими союзниками Рудольфа I). Битва на Моравском поле стала для чешского народа национальной травмой.
Оставим, однако, в стороне обстоятельства битвы, в которой "железно-золотого короля" предали, вероятно, даже свои (Милота из Дедиц и Ромжберки), и обратим внимание на ее, можно сказать, роковой характер. Это была одна из немногих окончившихся победой битв под прямым командованием Габсбургов. И при этом она сразу открыла их роду путь в Придунайскую область и центральную Европу. Победой, свалившейся на него чуть ли не с неба, Рудольф сумел как следует воспользоваться. Он немедленно свел Чешское королевство к границам одной только Чехии и занял на время Моравию. Австрию и Штирию он превратил в ленные владения своего рода. При Рудольфе I зародилась и пресловутая габсбургская "брачная политика": он устроил брак своей дочери Гуты с сыном Пржемысла Вацлавом.
Тем самым он основал -- в дипломатическом таланте у Рудольфа не было недостатка -- род, который вскоре превратился в настоящий клан. Он разрастался почти в геометрической прогрессии: семь, десять и более детей было в семьях Габсбургов не редкостью. Кроме того, Габсбурги отличались показательной сплоченностью, и именно она больше всего способствовала тому, что этот род стал одной из самых долго правящих династий Европы. В отличие от остальных королевских родов, не исключая Пржемысловичей, в истории Габсбургов почти нельзя встретить кровавой борьбы за трон. Иерархия и наследное право строго соблюдается ими, а если и происходят какие-то эксцессы, они каждый раз с большей или меньшей ловкостью затушевываются.
Не последнюю роль в последующем восхождении Габсбургов сыграла их прочная связь с Ватиканом. Рудольф I завоевал симпатии папы римского, скорее всего, не потому, что пообещал ему крестовый поход в Святую землю, а благодаря своему заверению, что он не будет вмешиваться в борьбу за власть в Италии, чем со всем рвением занимались его предшественники.
Среди Габсбургов даже жила легенда (одна из многих), что когда Рудольф I после своего избрания королем принимал поздравления курфюрстов и князей, у него не оказалось скипетра. Тогда он якобы снял со стены крест и заявил: Этот символ выкупил мир и да будет он нашим скипетром...
Однако несмотря на все усилия Рудольфа, путь Габсбургов наверх не был ни легким, ни быстрым. Его сыну Альбрехту пришлось ждать после смерти отца целых семь лет, пока он занял, наконец, римско-германский трон. Правда, после того, как вымерли все Пржемысловичи, ему удалось посадить на чешский трон своего сына Рудольфа, однако это был всего лишь короткий, меньше года длившийся эпизод, сопровождавшийся к тому же постоянными столкновениями с оппозицией знати. Альбрехт, впрочем, пытался во что бы то ни стало спасти чешский трон для своего рода, однако прежде чем ему удалось набрать необходимое войско, он был убит собственным племянником. Это единственное убийство внутри "габсбургского дома" было, вероятно, организовано извне; по мнению многих историков, за его кулисами стояли некоторые германские князья и, в частности, Мангеймский епископ. Судя по всему, Габсбургов недолюбливали не только в Чехии, но и в "Священной римской империи германской нации"...
В течение последующих ста лет Габсбургам пришлось приостановить свой стремительный путь наверх. Место под солнцем занимают Люксембурга, и Габсбургам остается только смириться со своей ролью "рядовых" европейских монархов и благодарить предков за австрийские ленные владения (из Швейцарии их все энергичнее вытесняют).
Эти обстоятельства, впрочем, никак не отразились на пресловутой гордыне Габсбургов. Они никак не могли смириться с тем, что Карл VI не включил их даже в курфюрсты... И вот, по инициативе австрийского герцога Рудольфа IV, по европейским правящим дворам начинает распространяться сенсационная весть, что в габсбургском архиве были обнаружены якобы древние документы, свидетельствующие об исключительной знатности и древности этого рода, который восходит якобы не только к римским императорам Цезарю и Нерону, но и к основоположникам Рима, а также героям Трои.
Однако, хотя "украшение" родословных среди знатных родов было тогда не редкостью, оказалось, что Габсбурги слегка переборщили. Среди голосов, немедленно заявивших, что "сенсация" Габсбургов -- простое мошенничество, был и голос прославленного Петрарки.
Впрочем, этот позор, как и многие другие, не помешал Габсбургам и в дальнейшем, вплоть до девятнадцатого века, улучшать свою родословную. Надо сказать, что эти опыты оборачивались порой против самих Габсбургов. В частности, по одной версии, их линия восходила к древнеримскому роду Колоннов и Пирлеонов; позднее, однако, выяснилось, что Пирлеоны происходили из римского гетто, поэтому в период действия нюрнбергских законов Габсбурги были объявлены чуть ли не евреями...