Страница:
– А как вам удалось проследить столь долгий путь наследства?
– Это очень длинная и интересная история. Я хочу призвать вас к терпению, потому что здесь все слишком запутано. Все началось восемь лет назад, когда мой отец вышел в отставку и передал мне дело о правах владения человека, который умер за пятьдесят лет до него. Его звали Оберон Уинслоу-Уорд.
Мирелла подняла голову и хмыкнула:
– Пятьдесят восемь лет! Да, действительно, история очень длинная. Не хотите ли чашку чаю, коль скоро разговор предстоит долгий?
Ее собеседник кивнул, и она, вызвав Барбару, сделала заказ, после чего предложила юрисконсульту продолжить.
– Мой отец подписывал последнее завещание Оберона Уинслоу-Уорда, которое тот забрал незадолго до смерти. Но в тот же день он написал пространное письмо, в котором возлагал на фирму обязанности опекуна на тот случай, если с ним что-нибудь случится. Он умер через несколько дней, и его завещание так и не было найдено. Таким образом, мы распоряжались его состоянием, следуя более ранним инструкциям.
– Это очень похоже на начало какой-нибудь детективной истории из викторианской эпохи, – отозвалась Мирелла.
– Нет, все не так ужасно, – улыбнулся Бриндли. – Я вел дела этого клиента до тех пор, пока несколько лет назад не начали происходить странные события, которые, как сначала казалось, не были связаны напрямую с этим наследством, – продолжал Бриндли. – Прежде всего наконец-то было найдено и зачитано завещание Оберона Уинслоу-Уорда, которое обнаружилось в секретном ящике его секретера времен Людовика Пятнадцатого, выставленного в музее Пола Гетти в Калифорнии. Второе событие произошло вскоре после первого. Меня пригласили присутствовать на вскрытии ячейки в банке, которая была заведена восемьдесят лет назад фирмой «Кутс и K°». В банке хранилось письмо, в котором говорилось, что вскрытие должно происходить в присутствии кого-либо из нашей фирмы, а содержимое ячейки, равно как и счет нашего клиента, мадам Оттолайн Синан, должен перейти в распоряжение нашей фирмы. Служащие банка отнеслись к этому событию с интересом. И когда все мы собрались в комнате перед ящиками с депозитными вкладами, даже я испытал волнение, открывая ячейку, в которую неизвестная женщина что-то спрятала восемьдесят лет назад. Я думал о том, что же она там спрятала, что мы обнаружим и почему именно нашей фирме она доверила свою тайну. Ящик оказался довольно тяжелым – в таких обычно хранят фамильные драгоценности. Я открыл крышку, и первое, что увидел, – письмо, адресованное «Румбольд, Грумторп и Риблсдейл», написанное бледно-лиловыми чернилами.
Бриндли совсем расслабился и чувствовал себя так непринужденно, что даже позволил себе усмехнуться.
– Почерк был таким же изысканным, как и цвет чернил. – Он вдруг преисполнился почтением к автору письма. – Ящик содержал драгоценности, завернутые в серебряное и золотое шитье, перетянутое шелковыми шнурами. Мы насчитали более двадцати штук. Я начал перекладывать содержимое депозитного ящика в коробку, предоставленную служащими банка, и развернул пару предметов из чистого любопытства. В одном оказалась хрустальная шкатулка в тяжелой золотой оправе. Я открыл ее и вывернул содержимое на стол, покрытый темно-синим бархатом. Это оказалась россыпь бриллиантов изысканной огранки и самых разных размеров. Мы были потрясены. На дне лежал портрет, написанный маслом, в серебряной рамке, усыпанной розовыми бриллиантами. На нем была изображена удивительной красоты женщина. Председатель банка заметил, что рамка выполнена Фаберже, а портрет принадлежит кисти французского художника Джерома.
В этот момент подали чай, и Мирелла знаком велела Барбаре накрыть один из столиков для гостей. Она подвинула столик к дивану, и Мирелла начала разливать чай, увлеченно слушая рассказ гостя.
– Я был очарован тайной Оттолайн Синан. Мне захотелось узнать о ней как можно больше. В письме, оставленном ею, содержалось очень мало ключей к разгадке, но было довольно много интересных сведений о том, какую жизнь она вела, а также просьба найти законную наследницу ее состояния. Вскоре оказалось, что среди сокровищ можно отыскать подсказки для дальнейших действий, если бы мы решили исполнить последнюю волю их хозяйки. Я вызвался сделать это. Таким образом, наша фирма стала опекуном двух загадочных состояний. Я довольно долго работал над поиском разгадок, когда вдруг, к моему огромному изумлению, между ними обнаружилась некая связь. Среди сокровищ мадам Синан была огромная рубиновая печать в золотой оправе с бриллиантовыми вкраплениями. Рубин в центре мог поворачиваться вокруг своей оси и становиться то геммой, то печатью. Драгоценный камень висел на цепи, соединяющей крупные бриллианты. С первой минуты он заворожил меня, и спустя некоторое время я понял почему. Печать показалась мне знакомой. Я уже видел такую раньше. Затем я вспомнил где: такая же печать скрепляла последнюю волю Оберона Уинслоу-Уорда. Я прочитал документ еще раз, затем сверил его печать с печатью Синан – они оказались идентичными! Наследие Оберона Уинслоу-Уорда извлекли из банковского сейфа и подвергли тщательному осмотру. Оказалось, что среди вещей есть точно такая же печать, как у Синан, с той лишь разницей, что гемма была изумрудной, а не рубиновой. В архиве Уинслоу-Уорда отыскалась запись о том, что печать принадлежала его матери и что он получил ее в дар при рождении. Итак, у Оберона Уинслоу-Уорда и Оттолайн Синан оказалась одна мать, но разные отцы, и оба они оставили свое состояние первой дочери их старшей сестры. Иными словами, Оттолайн Синан и ваша бабушка были сестрами Оберон Уинслоу-Уорд, и братом, а их мать, Кадин Рокселана Оуджи, вашей прабабушкой.
– Ну и история! – выдохнула Мирелла. – Я просто потрясена. Прошу вас, расскажите скорее о третьем событии.
– Однажды в нашем офисе появился американский археолог с двадцатью шестью томами семейного архива. Он обнаружил их в Турции – точнее, в Анталье, – в древнейшем могильном кургане Хиттит, который не раз вскрывали и грабили. Первым делом я спросил мистера Кори, почему он принес архив нам. К моему огромному удивлению, он протянул мне старинный документ с грифом нашей компании, найденный им между форзацем и первой страницей одного из томов. В летописях содержалась полная история семьи, а также подробное описание огромного состояния – земель, природных ресурсов и драгоценностей, – накопленного за несколько столетий еврейской семьей с Востока. Семья эта творила настоящие финансовые чудеса, будучи на службе у древних монархов. Позднее они стали влиятельными князьями в Османской империи. Чтобы защитить свою собственность от разграбления, грозящего им по причине еврейского происхождения, они передали ее ответственным опекунам, прибегнув к посредничеству известной адвокатской конторы. В качестве дополнительного средства защиты они выдвинули условие, что состояние будет переходить только к наследнице по женской линии. И так продолжалось более двух веков. Таким образом, мне в руки попал ключ, облегчающий поиск наследницы двух таинственных состояний, которые оказались частями одного большого, принадлежавшего вашей прабабушке!
Мистер Риблсдейл победно улыбнулся и откинулся на спинку дивана.
– Вот и вся история, мисс Уингфилд. На разгадку этого ребуса у меня ушло почти пять лет. И еще три года на то, чтобы найти доказательства, позволяющие прийти к вам и сообщить эту новость.
Мирелла, зачарованная рассказом молодого юриста, не сводила с него взгляда. Ее поразил этот человек – он потратил много лет только на то, чтобы проследить путь ее состояния и найти ее. Интересно, зачем ему это нужно и что он будет делать теперь, когда его поиски подошли к концу?
– Это очень занимательная и трогательная история, мистер Риблсдейл. Я растерянна и не знаю даже, что вам сказать. Ваш рассказ очень напоминает сюжет волшебного сна или романтической сказки. Он совсем не похож на то, что может произойти со мной в самый обычный понедельник в моем офисе. Я потрясена тем, что у меня обнаружились неизвестная до сих пор родня и наследство. Я живу очень напряженной и хорошо организованной жизнью, и хотя владею турецким языком, эта страна совершенно мне неизвестна… и находится она очень далеко, к слову сказать. – Она замолчала, но поскольку Риблсдейл никак не отозвался на ее слова, продолжила: – Этот факт тем более необычен, что моя мать ничего не знает о наследстве. Может быть, бабушка что-то и знала, но она никогда не говорила нам об этом.
Она снова погрузилась в молчание, задумавшись над тем, какой прекрасной, умной и романтической натурой была ее бабушка. Семейные истории, намекавшие на экзотическое турецкое прошлое, почему-то никогда не рассказывались в их семье. Бабушка ее сбежала от своего господина, последнего правящего султана, и из своей страны с франтоватым американским дипломатом, дедушкой Миреллы. Он привез ее в Америку и вынужден был уйти в отставку из-за этой скандальной истории. Они вели жизнь затворников где-то на грани между бостонским высшим светом и благородной бедностью, их единственными средствами к существованию были его скромное наследство и ее драгоценности. Как большинство иммигрантов, бабушка сделала все, чтобы забыть о своем прошлом и о том, что дедушка поплатился карьерой из-за любви к ней; оба они вычеркнули Турцию из своей памяти, чтобы не думать о цене, которую заплатили за свое счастье.
– Я понимаю, что для вас эта новость явилась полной неожиданностью, – прервал молчание мистер Риблсдейл. – Я пришел для того, чтобы облегчить вам вступление в права наследования. Я привез с собой целую пачку документов, которые предварительно рассортировал и привел в порядок, чтобы вам легче было понять суть дела, прежде чем вы отправитесь в Лондон оформлять наследство. Если вы позволите…
– В Лондон? – перебила его Мирелла. – Мне нужно ехать в Лондон? Неужели это так необходимо?
– Уверяю вас, это абсолютно необходимо! После того как вы прочтете часть документов, ваше мнение по поводу поездки в Лондон и в Турцию, я уверен, изменится.
Мирелла поднялась, подошла к окну и повернулась к Риблсдейлу:
– Интересно почему? Согласна, что мне теперь придется ознакомиться с вашими документами, чтобы быть, как говорится, в курсе дела. Но я не вижу причины, по которой я не могла бы избавиться от наследства здесь, в Нью-Йорке, через ваше лондонское представительство. Вы могли бы остаться еще на неделю и помочь мне в этом.
Искреннее изумление, отразившееся на лице Риблсдейла, смутило ее, но она взяла себя в руки и решила держаться независимо.
– Вы уверены, что хотите избавиться от этого наследства? Простите, мисс Уингфилд, но ваше решение кажется мне необдуманным и поспешным. Кроме того, потребуется серьезная работа с привлечением ваших лондонских советников и членов моей фирмы, которые на протяжении стольких лет выступали в качестве ваших опекунов. Вы до сих пор не осознали всей сложности дела. Если позволите, я позвоню вам вечером домой и привезу документы, с которыми вам необходимо ознакомиться, прежде чем вы отправитесь в Лондон. Заодно мы могли бы предварительно обсудить и уладить некоторые формальности. Боюсь, это единственный способ упростить решение вашего дела.
Мирелла понимала, что он прав, и хотя новость о таинственном наследстве радостно взбудоражила ее, она не могла избавиться от гнетущего чувства тяжкого бремени, возложенного на ее плечи. Она нехотя написала свои адрес и телефон на листке блокнота.
– Мистер Риблсдейл, я хочу, чтобы вы поняли следующее: я восхищена не только деятельностью вашей фирмы в разбирательстве этого дела, но также вашим личным упорством и решимостью довести его до конца. К счастью, в настоящее время у меня есть возможность взять отпуск. Мы уладим все формальности так, как вы сочтете необходимым, однако должна вас предупредить, что я живу очень насыщенной жизнью, которая включает прежде всего работу, требующую большой самоотдачи и занимающую много времени. Жизнь моя связана с этим городом, который я очень люблю, и не думаю, что у меня найдется возможность тратить время и силы на ознакомление с моим наследством в Турции. Так что я намерена избавиться от него как можно скорее, и переубедить меня вам будет трудно. Вот мой адрес. Сегодня в семь вечера вам удобно?
Молодой человек выглядел вполне довольным собой. Пока все шло неплохо. Он нашел наследницу, которая оказалась красивой, умной женщиной и к тому же занимала весьма ответственный пост. Кроме того, она готова была воспользоваться его услугами консультанта. Хотелось бы, чтобы она была чуть меньше похожа на американку и чтобы в ее характере присутствовала хоть малая толика романтизма, свойственного ее предкам. Впрочем, может быть, он слишком много времени провел в обществе этих мертвых красавиц, поэтому и ожидал большего? Он улыбнулся:
– Да, мисс Уингфилд. Спасибо. До вечера.
Глава 5
– Это очень длинная и интересная история. Я хочу призвать вас к терпению, потому что здесь все слишком запутано. Все началось восемь лет назад, когда мой отец вышел в отставку и передал мне дело о правах владения человека, который умер за пятьдесят лет до него. Его звали Оберон Уинслоу-Уорд.
Мирелла подняла голову и хмыкнула:
– Пятьдесят восемь лет! Да, действительно, история очень длинная. Не хотите ли чашку чаю, коль скоро разговор предстоит долгий?
Ее собеседник кивнул, и она, вызвав Барбару, сделала заказ, после чего предложила юрисконсульту продолжить.
– Мой отец подписывал последнее завещание Оберона Уинслоу-Уорда, которое тот забрал незадолго до смерти. Но в тот же день он написал пространное письмо, в котором возлагал на фирму обязанности опекуна на тот случай, если с ним что-нибудь случится. Он умер через несколько дней, и его завещание так и не было найдено. Таким образом, мы распоряжались его состоянием, следуя более ранним инструкциям.
– Это очень похоже на начало какой-нибудь детективной истории из викторианской эпохи, – отозвалась Мирелла.
– Нет, все не так ужасно, – улыбнулся Бриндли. – Я вел дела этого клиента до тех пор, пока несколько лет назад не начали происходить странные события, которые, как сначала казалось, не были связаны напрямую с этим наследством, – продолжал Бриндли. – Прежде всего наконец-то было найдено и зачитано завещание Оберона Уинслоу-Уорда, которое обнаружилось в секретном ящике его секретера времен Людовика Пятнадцатого, выставленного в музее Пола Гетти в Калифорнии. Второе событие произошло вскоре после первого. Меня пригласили присутствовать на вскрытии ячейки в банке, которая была заведена восемьдесят лет назад фирмой «Кутс и K°». В банке хранилось письмо, в котором говорилось, что вскрытие должно происходить в присутствии кого-либо из нашей фирмы, а содержимое ячейки, равно как и счет нашего клиента, мадам Оттолайн Синан, должен перейти в распоряжение нашей фирмы. Служащие банка отнеслись к этому событию с интересом. И когда все мы собрались в комнате перед ящиками с депозитными вкладами, даже я испытал волнение, открывая ячейку, в которую неизвестная женщина что-то спрятала восемьдесят лет назад. Я думал о том, что же она там спрятала, что мы обнаружим и почему именно нашей фирме она доверила свою тайну. Ящик оказался довольно тяжелым – в таких обычно хранят фамильные драгоценности. Я открыл крышку, и первое, что увидел, – письмо, адресованное «Румбольд, Грумторп и Риблсдейл», написанное бледно-лиловыми чернилами.
Бриндли совсем расслабился и чувствовал себя так непринужденно, что даже позволил себе усмехнуться.
– Почерк был таким же изысканным, как и цвет чернил. – Он вдруг преисполнился почтением к автору письма. – Ящик содержал драгоценности, завернутые в серебряное и золотое шитье, перетянутое шелковыми шнурами. Мы насчитали более двадцати штук. Я начал перекладывать содержимое депозитного ящика в коробку, предоставленную служащими банка, и развернул пару предметов из чистого любопытства. В одном оказалась хрустальная шкатулка в тяжелой золотой оправе. Я открыл ее и вывернул содержимое на стол, покрытый темно-синим бархатом. Это оказалась россыпь бриллиантов изысканной огранки и самых разных размеров. Мы были потрясены. На дне лежал портрет, написанный маслом, в серебряной рамке, усыпанной розовыми бриллиантами. На нем была изображена удивительной красоты женщина. Председатель банка заметил, что рамка выполнена Фаберже, а портрет принадлежит кисти французского художника Джерома.
В этот момент подали чай, и Мирелла знаком велела Барбаре накрыть один из столиков для гостей. Она подвинула столик к дивану, и Мирелла начала разливать чай, увлеченно слушая рассказ гостя.
– Я был очарован тайной Оттолайн Синан. Мне захотелось узнать о ней как можно больше. В письме, оставленном ею, содержалось очень мало ключей к разгадке, но было довольно много интересных сведений о том, какую жизнь она вела, а также просьба найти законную наследницу ее состояния. Вскоре оказалось, что среди сокровищ можно отыскать подсказки для дальнейших действий, если бы мы решили исполнить последнюю волю их хозяйки. Я вызвался сделать это. Таким образом, наша фирма стала опекуном двух загадочных состояний. Я довольно долго работал над поиском разгадок, когда вдруг, к моему огромному изумлению, между ними обнаружилась некая связь. Среди сокровищ мадам Синан была огромная рубиновая печать в золотой оправе с бриллиантовыми вкраплениями. Рубин в центре мог поворачиваться вокруг своей оси и становиться то геммой, то печатью. Драгоценный камень висел на цепи, соединяющей крупные бриллианты. С первой минуты он заворожил меня, и спустя некоторое время я понял почему. Печать показалась мне знакомой. Я уже видел такую раньше. Затем я вспомнил где: такая же печать скрепляла последнюю волю Оберона Уинслоу-Уорда. Я прочитал документ еще раз, затем сверил его печать с печатью Синан – они оказались идентичными! Наследие Оберона Уинслоу-Уорда извлекли из банковского сейфа и подвергли тщательному осмотру. Оказалось, что среди вещей есть точно такая же печать, как у Синан, с той лишь разницей, что гемма была изумрудной, а не рубиновой. В архиве Уинслоу-Уорда отыскалась запись о том, что печать принадлежала его матери и что он получил ее в дар при рождении. Итак, у Оберона Уинслоу-Уорда и Оттолайн Синан оказалась одна мать, но разные отцы, и оба они оставили свое состояние первой дочери их старшей сестры. Иными словами, Оттолайн Синан и ваша бабушка были сестрами Оберон Уинслоу-Уорд, и братом, а их мать, Кадин Рокселана Оуджи, вашей прабабушкой.
– Ну и история! – выдохнула Мирелла. – Я просто потрясена. Прошу вас, расскажите скорее о третьем событии.
– Однажды в нашем офисе появился американский археолог с двадцатью шестью томами семейного архива. Он обнаружил их в Турции – точнее, в Анталье, – в древнейшем могильном кургане Хиттит, который не раз вскрывали и грабили. Первым делом я спросил мистера Кори, почему он принес архив нам. К моему огромному удивлению, он протянул мне старинный документ с грифом нашей компании, найденный им между форзацем и первой страницей одного из томов. В летописях содержалась полная история семьи, а также подробное описание огромного состояния – земель, природных ресурсов и драгоценностей, – накопленного за несколько столетий еврейской семьей с Востока. Семья эта творила настоящие финансовые чудеса, будучи на службе у древних монархов. Позднее они стали влиятельными князьями в Османской империи. Чтобы защитить свою собственность от разграбления, грозящего им по причине еврейского происхождения, они передали ее ответственным опекунам, прибегнув к посредничеству известной адвокатской конторы. В качестве дополнительного средства защиты они выдвинули условие, что состояние будет переходить только к наследнице по женской линии. И так продолжалось более двух веков. Таким образом, мне в руки попал ключ, облегчающий поиск наследницы двух таинственных состояний, которые оказались частями одного большого, принадлежавшего вашей прабабушке!
Мистер Риблсдейл победно улыбнулся и откинулся на спинку дивана.
– Вот и вся история, мисс Уингфилд. На разгадку этого ребуса у меня ушло почти пять лет. И еще три года на то, чтобы найти доказательства, позволяющие прийти к вам и сообщить эту новость.
Мирелла, зачарованная рассказом молодого юриста, не сводила с него взгляда. Ее поразил этот человек – он потратил много лет только на то, чтобы проследить путь ее состояния и найти ее. Интересно, зачем ему это нужно и что он будет делать теперь, когда его поиски подошли к концу?
– Это очень занимательная и трогательная история, мистер Риблсдейл. Я растерянна и не знаю даже, что вам сказать. Ваш рассказ очень напоминает сюжет волшебного сна или романтической сказки. Он совсем не похож на то, что может произойти со мной в самый обычный понедельник в моем офисе. Я потрясена тем, что у меня обнаружились неизвестная до сих пор родня и наследство. Я живу очень напряженной и хорошо организованной жизнью, и хотя владею турецким языком, эта страна совершенно мне неизвестна… и находится она очень далеко, к слову сказать. – Она замолчала, но поскольку Риблсдейл никак не отозвался на ее слова, продолжила: – Этот факт тем более необычен, что моя мать ничего не знает о наследстве. Может быть, бабушка что-то и знала, но она никогда не говорила нам об этом.
Она снова погрузилась в молчание, задумавшись над тем, какой прекрасной, умной и романтической натурой была ее бабушка. Семейные истории, намекавшие на экзотическое турецкое прошлое, почему-то никогда не рассказывались в их семье. Бабушка ее сбежала от своего господина, последнего правящего султана, и из своей страны с франтоватым американским дипломатом, дедушкой Миреллы. Он привез ее в Америку и вынужден был уйти в отставку из-за этой скандальной истории. Они вели жизнь затворников где-то на грани между бостонским высшим светом и благородной бедностью, их единственными средствами к существованию были его скромное наследство и ее драгоценности. Как большинство иммигрантов, бабушка сделала все, чтобы забыть о своем прошлом и о том, что дедушка поплатился карьерой из-за любви к ней; оба они вычеркнули Турцию из своей памяти, чтобы не думать о цене, которую заплатили за свое счастье.
– Я понимаю, что для вас эта новость явилась полной неожиданностью, – прервал молчание мистер Риблсдейл. – Я пришел для того, чтобы облегчить вам вступление в права наследования. Я привез с собой целую пачку документов, которые предварительно рассортировал и привел в порядок, чтобы вам легче было понять суть дела, прежде чем вы отправитесь в Лондон оформлять наследство. Если вы позволите…
– В Лондон? – перебила его Мирелла. – Мне нужно ехать в Лондон? Неужели это так необходимо?
– Уверяю вас, это абсолютно необходимо! После того как вы прочтете часть документов, ваше мнение по поводу поездки в Лондон и в Турцию, я уверен, изменится.
Мирелла поднялась, подошла к окну и повернулась к Риблсдейлу:
– Интересно почему? Согласна, что мне теперь придется ознакомиться с вашими документами, чтобы быть, как говорится, в курсе дела. Но я не вижу причины, по которой я не могла бы избавиться от наследства здесь, в Нью-Йорке, через ваше лондонское представительство. Вы могли бы остаться еще на неделю и помочь мне в этом.
Искреннее изумление, отразившееся на лице Риблсдейла, смутило ее, но она взяла себя в руки и решила держаться независимо.
– Вы уверены, что хотите избавиться от этого наследства? Простите, мисс Уингфилд, но ваше решение кажется мне необдуманным и поспешным. Кроме того, потребуется серьезная работа с привлечением ваших лондонских советников и членов моей фирмы, которые на протяжении стольких лет выступали в качестве ваших опекунов. Вы до сих пор не осознали всей сложности дела. Если позволите, я позвоню вам вечером домой и привезу документы, с которыми вам необходимо ознакомиться, прежде чем вы отправитесь в Лондон. Заодно мы могли бы предварительно обсудить и уладить некоторые формальности. Боюсь, это единственный способ упростить решение вашего дела.
Мирелла понимала, что он прав, и хотя новость о таинственном наследстве радостно взбудоражила ее, она не могла избавиться от гнетущего чувства тяжкого бремени, возложенного на ее плечи. Она нехотя написала свои адрес и телефон на листке блокнота.
– Мистер Риблсдейл, я хочу, чтобы вы поняли следующее: я восхищена не только деятельностью вашей фирмы в разбирательстве этого дела, но также вашим личным упорством и решимостью довести его до конца. К счастью, в настоящее время у меня есть возможность взять отпуск. Мы уладим все формальности так, как вы сочтете необходимым, однако должна вас предупредить, что я живу очень насыщенной жизнью, которая включает прежде всего работу, требующую большой самоотдачи и занимающую много времени. Жизнь моя связана с этим городом, который я очень люблю, и не думаю, что у меня найдется возможность тратить время и силы на ознакомление с моим наследством в Турции. Так что я намерена избавиться от него как можно скорее, и переубедить меня вам будет трудно. Вот мой адрес. Сегодня в семь вечера вам удобно?
Молодой человек выглядел вполне довольным собой. Пока все шло неплохо. Он нашел наследницу, которая оказалась красивой, умной женщиной и к тому же занимала весьма ответственный пост. Кроме того, она готова была воспользоваться его услугами консультанта. Хотелось бы, чтобы она была чуть меньше похожа на американку и чтобы в ее характере присутствовала хоть малая толика романтизма, свойственного ее предкам. Впрочем, может быть, он слишком много времени провел в обществе этих мертвых красавиц, поэтому и ожидал большего? Он улыбнулся:
– Да, мисс Уингфилд. Спасибо. До вечера.
Глава 5
Вечер выдался пасмурным, дождь лил как из ведра. Адам Кори любил дождь. Музыка дождевых капель и их ощущение на коже возбуждали его эротические чувства. Он любил заниматься любовью именно в такую погоду. Темной жаркой ночью под проливным дождем он мог дойти до настоящего сексуального исступления. В летний полдень под струями теплого ливня где-нибудь в поле или в саду он растворялся в чувственной неге. Теперь он стоял под дождем вместе с Бриндли Риблсдейлом перед домом на Шестьдесят пятой улице Ист-Сайда.
Он был поражен, увидев Миреллу Уингфилд, открывшую им дверь. Брюки из верблюжьей шерсти плотно обтягивали ее бедра и расширялись книзу, наполовину скрывая плоские носы белых туфель. Кашемировый свитер с низким вырезом и рукавами, как у доломана, был того же цвета, что и брюки. Узел маленького красно-белого, в горошек шарфа был кокетливо завязан сбоку. Адам не знал, чего ждать от этого визита, но никак не мог предположить, что увидит женщину, которую ему захочется уложить в постель этой восхитительной дождливой ночью.
Мирелла удивилась, неожиданно увидев перед собой крупного мужчину с несколько грубыми, но приятными чертами лица, одетого в короткий плащ с поясом и поднятым воротником. Он был высок и широкоплеч, смугл от загара, со светлыми, выгоревшими на солнце волосами. Морщинки в уголках темно-синих глаз свидетельствовали об уме и чувственности натуры. При первом взгляде на него Мирелла инстинктивно ощутила, что оказаться в его объятиях было бы равнозначно покорению неизведанных доселе миров.
Рядом с ним Бриндли Риблсдейл возился с зонтиком, который никак не хотел складываться.
– Добрый вечер, мисс Уингфилд. Это мистер Адам Кори. Надеюсь, вы не против, что я привел его к вам? Мы не отнимем у вас много времени. – Он протянул ей свой портфель. – Я хочу всего лишь передать вам документы.
– Войдите в дом, – пригласила Мирелла и заметила припаркованный напротив дома серый «роллс-ройс».
Мужчины переступили порог дома и увидели высокого темнокожего человека, возвышающегося за спиной хозяйки. Вид у него был настороженный.
– Могу я взять ваши плащи, джентльмены? – спросил Моузез.
Адам Кори снял плащ, отдал его дворецкому и пригладил влажные от дождя волосы. На нем были твидовый костюм, белая сорочка и желтый галстук ручной вязки.
Мирелла подумала, что его в равной степени можно было принять за профессора из Принстона, председателя AT&T и легендарного Казанову. Она предположила, что он выходец из среды первопроходцев, этих суровых и сильных мужчин, бороздивших некогда просторы Америки в крытых повозках. На вид она дала бы ему лет сорок. Он действительно выглядел намного моложе своих сорока восьми лет, этот миллионер с душой искателя приключений, исследователя, археолога и охотника.
Адам Кори был из тех, кому нравится возвращать людям утраченные чудеса света. Своей репутацией он обязан был не только экзотическому образу жизни и любовным победам, но и прочим многочисленным достоинствам. Если он не путешествовал по каким-нибудь отдаленным уголкам земного шара, то жил в беломраморном дворце на Босфоре, купаясь в роскоши, достойной султана. Но всего этого Мирелла еще не знала, когда они впервые увидели друг друга в тот дождливый вечер.
– Мисс Уингфилд, – чопорно проговорил Риблсдейл, – я рад представить вам мистера Кори. У него обширные и давнишние деловые интересы в Турции, кроме того, он в курсе некоторых аспектов вашего дела о наследстве.
– И еще этот человек обнаружил давно утраченные архивы моей семьи, – добавила она. – Я должна быть вам очень благодарна за это, мистер Кори, но боюсь, испытывать благодарность в полной мере я не могу.
Он улыбнулся в первый раз за все время, и его улыбка проникла в самое сердце Миреллы и согрела его магическим теплом. Это было сродни сумасшествию, но она почувствовала себя счастливой. Это было не просто сексуальное притяжение, это была любовь.
– Еще сможете, мисс Уингфилд, поверьте нам на слово. Вы пока просто понятия не имеете, какая сказка вас ожидает, – улыбнулся Адам.
Мирелла не знала, как себя вести. Радость, охватившая ее, бурлила в ней, сердце трепыхалось в груди, щеки горели румянцем. Впервые в жизни ей был ниспослан великий дар любви.
– Боюсь, что это повлечет за собой гораздо больше проблем, чем я смогу осилить, – ответила она и быстро сменила тему: – Предлагаю подняться в гостиную. Там растоплен камин, а пока мы будем просматривать документы, Моузез принесет нам что-нибудь выпить.
Адам наблюдал за ней, пока она поднималась по ступенькам. Он пристально вглядывался в каждый изгиб женского тела, любуясь его плавными движениями. Широкие складки ее брюк почему-то взволновали его. Он был потрясен ее красотой и изысканной сексуальностью и сразу понял, что эта женщина слишком независима и умеет контролировать свои эмоции. Однако она не походила на зажатую в тисках условностей леди – это была свободная женщина, способная самостоятельно сделать выбор.
Посреди лестницы она вдруг остановилась и обернулась:
– Мистер Риблсдейл, я положительно не могу обращаться к вам столь официально. Пожалуйста, давайте называть друг друга по имени.
С этими словами она торопливо взбежала на второй этаж.
Во время этой краткой речи взгляды Миреллы и Адама встретились, и он уже не сомневался в том, что влюблен и что однажды они окажутся вместе, после чего не расстанутся никогда. Он отдался во власть воображения и живо представил себе, как она извивается в его руках и стонет от страсти. Эта яркая картина привела его к мысли о том, что впервые в жизни он влюбился безоглядно, а это на него совсем не похоже. А значит, нужно держать себя в руках.
Войдя следом за Бриндли в гостиную, Адам восхитился ее обстановкой. Отблески огня, пылающего в камине, плясали по стенам и отбрасывали тени на белоснежную обивку дивана, стоящего в центре комнаты. Массивные статуэтки эпох Мин, Тан и Хан служили подставками для невысоких торшеров, абажуры которых были ветхими, а некоторые даже опасно скособочились. Светильники были расставлены по всей комнате: на столиках, упаковочных ящиках, на полу, освещая восточный ковер, на письменном столе у окна, выходящего в сад позади дома.
Здесь были стулья времен королевы Анны с потрепанной гобеленовой обшивкой. Три из них стояли вокруг внушительных размеров стола эпохи Французской Директории; его золоченые бронзовые ножки были выполнены в форме птиц с расправленными крыльями. Крылья поддерживали розовато-лиловую мраморную столешницу с огромной трещиной посредине. Несмотря на ветхость отдельных предметов мебели, гостиная выглядела очень уютно, особенно благодаря огромным зеркалам восемнадцатого века, прислоненным к стенам и отражающим разные фрагменты комнаты.
Мирелла принялась собирать книги с дивана и складывать их на стол. Гости с готовностью взялись помогать.
– Я постоянно обманываю себя, когда в очередной раз даю себе слово привести эту комнату в порядок. Я очень хорошо понимаю, как она могла бы выглядеть, но у меня не хватает то времени, то решимости взяться за это дело. Постепенно я привыкла к тому, что комната в таком плачевном состоянии. Впрочем, иногда я пытаюсь разложить какие-то вещи по местам, повесить картину, передвинуть зеркало, сделать ее более уютной, как мы делаем это теперь. Комната напоминает мне задник сцены, где в беспорядке свалены декорации, но, честно говоря, мне это даже нравится. Своеобразное напоминание о той обстановке, в которой я выросла. Впрочем, это не совсем так.
– Мне нравится ваша гостиная, – произнес Адам. – Здесь мило и уютно благодаря великолепно организованному беспорядку. Очень оригинально.
Мирелла взглянула на него и, улыбнувшись, лукаво протянула:
– Прошу заметить, что благодаря Моузезу этот беспорядок содержится в чистоте. Надеюсь, вы оценили это обстоятельство? Вам ведь здесь понравилось?
Он кивнул и нагнулся, чтобы переложить очередную стопку книг. Моузез принес серебряный поднос с напитками и поставил его на столик между двумя диванами перед камином.
– Благодарю вас, джентльмены, – поклонился он. – Теперь я сам обо всем позабочусь. – С этими словами он сгреб последние книги с диванов и сложил их на мраморный стол.
– Мирелла, у вас столько великолепных вещей, – начал Бриндли, пока Моузез смешивал напитки.
– Совершенно верно! Именно поэтому я не хочу обременять себя лишними. Я с детства окружена красивыми вещами, но, несмотря на это, вынуждена самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Я привыкла считать каждый цент, который трачу. Прошу вас, не думайте, что я жалуюсь. Просто я хотела бы получить крупную сумму денег, чтобы привести в надлежащий вид то имущество, которым я и моя семья уже владеем. Мне бы хотелось относиться ко всем этим великолепным вещам не как к тяжелому бремени. Но они неизбежно становятся таковыми из-за отсутствия денег, необходимых на их реставрацию. Не забывайте, что я всего лишь служащая международной организации, которая получает зарплату, хотя и немалую.
Моузез подал им напитки: Мирелле и Бриндли сухой мартини, а Адаму – солодовое виски в антикварном хрустальном стакане с изображением пасторальной сценки, где любовники возлежали на склоне холма среди цветов, нежась под теплым весенним дождичком.
Он удивленно повертел стакан в руке, внимательно разглядывая картинку. «Знай, Мирелла Уингфилд, наступит день, когда мы займемся любовью под теплыми струями ливня», – молча пообещал он ей.
– Итак, Бриндли, давайте перейдем к делу. Что вы принесли мне для прочтения? Вы извините нас, мистер Кори?
– Адам, – поправил он ее.
– Конечно. Адам.
– Не обращайте на меня внимания, – махнул он рукой, поднимаясь с кресла. – Я, если позволите, пока осмотрю вашу коллекцию.
– Сделайте одолжение.
Адам почувствовал облегчение, получив возможность в одиночестве побродить по комнате. Он подошел к окну и увидел свою машину, которую шофер припарковал перед парадной дверью. Он снова задумался о том, как такое могло с ним случиться… как он мог так внезапно в нее влюбиться? Он пробовал ее имя на вкус, отчего ощущал себя глупым мальчишкой. Он смотрел на дождь, и прислушивался к его музыке, и возбуждался все сильнее.
Тогда он отвернулся от окна и стал смотреть на нее издали, слушать ее голос. Он был мягкий, но решительный, с чуть заметным акцентом уроженки Массачусетса. Он рассматривал ее прекрасные руки с длинными, хрупкими пальцами и подумал, что она, наверное, играет на пианино, причем превосходно. Ее большая грудь казалась тяжелой, но упругой и высокой, а пристальное разглядывание остальных частей ее тела вызвало в нем неукротимое желание. За свою жизнь он переспал со многими женщинами и научился с первого взгляда определять, достойны ли они его внимания, и теперь без колебаний решил, что она подходит ему как никакая другая.
– Бриндли, подождите минуту, – донесся до него голос Миреллы. – В чем вы пытаетесь меня убедить? Сегодня утром в офисе вы дали мне понять, что вот это поместье обладает скорее исторической, нежели материальной ценностью.
– Нет, Мирелла, простите. Я не говорил ничего подобного.
– Бриндли, я пообещала вам честно выполнить домашнее задание. – Она чуть раздраженно хлопнула по пухлой пачке бумаг. – Но я хочу, чтобы вы были со мной откровенны. Каковы размеры и стоимость этого поместья? Сколько времени потребуется на вступление в права владения? Это дело и так уже отняло у меня много времени, и я начинаю испытывать беспокойство. Судите сами, в моем кабинете появляется неизвестный мне человек и рассказывает фамильную легенду, утверждая, что я – наследница огромного состояния. Я звоню домой, и мой отец говорит: «Я ничуть не удивлен. Твоя бабушка была необыкновенной женщиной». Но он ничего не знает о наследстве. Тогда я обращаюсь к брату, но он лишь смеется: «Господи, чего только не бывает!» Ему тоже ничего не известно. Наконец, я звоню матери, которая заявляет: «В первый раз слышу о подобной ерунде. Будь осторожна с этими прохвостами». Я позвонила Маркусу Уэйнбауму, секретарю отца и семейному архивариусу. Он сказал: «Нигде нет никаких сведений о семье вашей матери. Но, зная вашу бабушку, я рискну предположить, что ее мать была способна на любой эксцентричный поступок. А судя по форме завещания, это вполне в ее духе». Так что давайте начнем сначала, Бриндли. О чем идет речь? И пожалуйста, без ваших английских экивоков.
Он был поражен, увидев Миреллу Уингфилд, открывшую им дверь. Брюки из верблюжьей шерсти плотно обтягивали ее бедра и расширялись книзу, наполовину скрывая плоские носы белых туфель. Кашемировый свитер с низким вырезом и рукавами, как у доломана, был того же цвета, что и брюки. Узел маленького красно-белого, в горошек шарфа был кокетливо завязан сбоку. Адам не знал, чего ждать от этого визита, но никак не мог предположить, что увидит женщину, которую ему захочется уложить в постель этой восхитительной дождливой ночью.
Мирелла удивилась, неожиданно увидев перед собой крупного мужчину с несколько грубыми, но приятными чертами лица, одетого в короткий плащ с поясом и поднятым воротником. Он был высок и широкоплеч, смугл от загара, со светлыми, выгоревшими на солнце волосами. Морщинки в уголках темно-синих глаз свидетельствовали об уме и чувственности натуры. При первом взгляде на него Мирелла инстинктивно ощутила, что оказаться в его объятиях было бы равнозначно покорению неизведанных доселе миров.
Рядом с ним Бриндли Риблсдейл возился с зонтиком, который никак не хотел складываться.
– Добрый вечер, мисс Уингфилд. Это мистер Адам Кори. Надеюсь, вы не против, что я привел его к вам? Мы не отнимем у вас много времени. – Он протянул ей свой портфель. – Я хочу всего лишь передать вам документы.
– Войдите в дом, – пригласила Мирелла и заметила припаркованный напротив дома серый «роллс-ройс».
Мужчины переступили порог дома и увидели высокого темнокожего человека, возвышающегося за спиной хозяйки. Вид у него был настороженный.
– Могу я взять ваши плащи, джентльмены? – спросил Моузез.
Адам Кори снял плащ, отдал его дворецкому и пригладил влажные от дождя волосы. На нем были твидовый костюм, белая сорочка и желтый галстук ручной вязки.
Мирелла подумала, что его в равной степени можно было принять за профессора из Принстона, председателя AT&T и легендарного Казанову. Она предположила, что он выходец из среды первопроходцев, этих суровых и сильных мужчин, бороздивших некогда просторы Америки в крытых повозках. На вид она дала бы ему лет сорок. Он действительно выглядел намного моложе своих сорока восьми лет, этот миллионер с душой искателя приключений, исследователя, археолога и охотника.
Адам Кори был из тех, кому нравится возвращать людям утраченные чудеса света. Своей репутацией он обязан был не только экзотическому образу жизни и любовным победам, но и прочим многочисленным достоинствам. Если он не путешествовал по каким-нибудь отдаленным уголкам земного шара, то жил в беломраморном дворце на Босфоре, купаясь в роскоши, достойной султана. Но всего этого Мирелла еще не знала, когда они впервые увидели друг друга в тот дождливый вечер.
– Мисс Уингфилд, – чопорно проговорил Риблсдейл, – я рад представить вам мистера Кори. У него обширные и давнишние деловые интересы в Турции, кроме того, он в курсе некоторых аспектов вашего дела о наследстве.
– И еще этот человек обнаружил давно утраченные архивы моей семьи, – добавила она. – Я должна быть вам очень благодарна за это, мистер Кори, но боюсь, испытывать благодарность в полной мере я не могу.
Он улыбнулся в первый раз за все время, и его улыбка проникла в самое сердце Миреллы и согрела его магическим теплом. Это было сродни сумасшествию, но она почувствовала себя счастливой. Это было не просто сексуальное притяжение, это была любовь.
– Еще сможете, мисс Уингфилд, поверьте нам на слово. Вы пока просто понятия не имеете, какая сказка вас ожидает, – улыбнулся Адам.
Мирелла не знала, как себя вести. Радость, охватившая ее, бурлила в ней, сердце трепыхалось в груди, щеки горели румянцем. Впервые в жизни ей был ниспослан великий дар любви.
– Боюсь, что это повлечет за собой гораздо больше проблем, чем я смогу осилить, – ответила она и быстро сменила тему: – Предлагаю подняться в гостиную. Там растоплен камин, а пока мы будем просматривать документы, Моузез принесет нам что-нибудь выпить.
Адам наблюдал за ней, пока она поднималась по ступенькам. Он пристально вглядывался в каждый изгиб женского тела, любуясь его плавными движениями. Широкие складки ее брюк почему-то взволновали его. Он был потрясен ее красотой и изысканной сексуальностью и сразу понял, что эта женщина слишком независима и умеет контролировать свои эмоции. Однако она не походила на зажатую в тисках условностей леди – это была свободная женщина, способная самостоятельно сделать выбор.
Посреди лестницы она вдруг остановилась и обернулась:
– Мистер Риблсдейл, я положительно не могу обращаться к вам столь официально. Пожалуйста, давайте называть друг друга по имени.
С этими словами она торопливо взбежала на второй этаж.
Во время этой краткой речи взгляды Миреллы и Адама встретились, и он уже не сомневался в том, что влюблен и что однажды они окажутся вместе, после чего не расстанутся никогда. Он отдался во власть воображения и живо представил себе, как она извивается в его руках и стонет от страсти. Эта яркая картина привела его к мысли о том, что впервые в жизни он влюбился безоглядно, а это на него совсем не похоже. А значит, нужно держать себя в руках.
Войдя следом за Бриндли в гостиную, Адам восхитился ее обстановкой. Отблески огня, пылающего в камине, плясали по стенам и отбрасывали тени на белоснежную обивку дивана, стоящего в центре комнаты. Массивные статуэтки эпох Мин, Тан и Хан служили подставками для невысоких торшеров, абажуры которых были ветхими, а некоторые даже опасно скособочились. Светильники были расставлены по всей комнате: на столиках, упаковочных ящиках, на полу, освещая восточный ковер, на письменном столе у окна, выходящего в сад позади дома.
Здесь были стулья времен королевы Анны с потрепанной гобеленовой обшивкой. Три из них стояли вокруг внушительных размеров стола эпохи Французской Директории; его золоченые бронзовые ножки были выполнены в форме птиц с расправленными крыльями. Крылья поддерживали розовато-лиловую мраморную столешницу с огромной трещиной посредине. Несмотря на ветхость отдельных предметов мебели, гостиная выглядела очень уютно, особенно благодаря огромным зеркалам восемнадцатого века, прислоненным к стенам и отражающим разные фрагменты комнаты.
Мирелла принялась собирать книги с дивана и складывать их на стол. Гости с готовностью взялись помогать.
– Я постоянно обманываю себя, когда в очередной раз даю себе слово привести эту комнату в порядок. Я очень хорошо понимаю, как она могла бы выглядеть, но у меня не хватает то времени, то решимости взяться за это дело. Постепенно я привыкла к тому, что комната в таком плачевном состоянии. Впрочем, иногда я пытаюсь разложить какие-то вещи по местам, повесить картину, передвинуть зеркало, сделать ее более уютной, как мы делаем это теперь. Комната напоминает мне задник сцены, где в беспорядке свалены декорации, но, честно говоря, мне это даже нравится. Своеобразное напоминание о той обстановке, в которой я выросла. Впрочем, это не совсем так.
– Мне нравится ваша гостиная, – произнес Адам. – Здесь мило и уютно благодаря великолепно организованному беспорядку. Очень оригинально.
Мирелла взглянула на него и, улыбнувшись, лукаво протянула:
– Прошу заметить, что благодаря Моузезу этот беспорядок содержится в чистоте. Надеюсь, вы оценили это обстоятельство? Вам ведь здесь понравилось?
Он кивнул и нагнулся, чтобы переложить очередную стопку книг. Моузез принес серебряный поднос с напитками и поставил его на столик между двумя диванами перед камином.
– Благодарю вас, джентльмены, – поклонился он. – Теперь я сам обо всем позабочусь. – С этими словами он сгреб последние книги с диванов и сложил их на мраморный стол.
– Мирелла, у вас столько великолепных вещей, – начал Бриндли, пока Моузез смешивал напитки.
– Совершенно верно! Именно поэтому я не хочу обременять себя лишними. Я с детства окружена красивыми вещами, но, несмотря на это, вынуждена самостоятельно зарабатывать себе на жизнь. Я привыкла считать каждый цент, который трачу. Прошу вас, не думайте, что я жалуюсь. Просто я хотела бы получить крупную сумму денег, чтобы привести в надлежащий вид то имущество, которым я и моя семья уже владеем. Мне бы хотелось относиться ко всем этим великолепным вещам не как к тяжелому бремени. Но они неизбежно становятся таковыми из-за отсутствия денег, необходимых на их реставрацию. Не забывайте, что я всего лишь служащая международной организации, которая получает зарплату, хотя и немалую.
Моузез подал им напитки: Мирелле и Бриндли сухой мартини, а Адаму – солодовое виски в антикварном хрустальном стакане с изображением пасторальной сценки, где любовники возлежали на склоне холма среди цветов, нежась под теплым весенним дождичком.
Он удивленно повертел стакан в руке, внимательно разглядывая картинку. «Знай, Мирелла Уингфилд, наступит день, когда мы займемся любовью под теплыми струями ливня», – молча пообещал он ей.
– Итак, Бриндли, давайте перейдем к делу. Что вы принесли мне для прочтения? Вы извините нас, мистер Кори?
– Адам, – поправил он ее.
– Конечно. Адам.
– Не обращайте на меня внимания, – махнул он рукой, поднимаясь с кресла. – Я, если позволите, пока осмотрю вашу коллекцию.
– Сделайте одолжение.
Адам почувствовал облегчение, получив возможность в одиночестве побродить по комнате. Он подошел к окну и увидел свою машину, которую шофер припарковал перед парадной дверью. Он снова задумался о том, как такое могло с ним случиться… как он мог так внезапно в нее влюбиться? Он пробовал ее имя на вкус, отчего ощущал себя глупым мальчишкой. Он смотрел на дождь, и прислушивался к его музыке, и возбуждался все сильнее.
Тогда он отвернулся от окна и стал смотреть на нее издали, слушать ее голос. Он был мягкий, но решительный, с чуть заметным акцентом уроженки Массачусетса. Он рассматривал ее прекрасные руки с длинными, хрупкими пальцами и подумал, что она, наверное, играет на пианино, причем превосходно. Ее большая грудь казалась тяжелой, но упругой и высокой, а пристальное разглядывание остальных частей ее тела вызвало в нем неукротимое желание. За свою жизнь он переспал со многими женщинами и научился с первого взгляда определять, достойны ли они его внимания, и теперь без колебаний решил, что она подходит ему как никакая другая.
– Бриндли, подождите минуту, – донесся до него голос Миреллы. – В чем вы пытаетесь меня убедить? Сегодня утром в офисе вы дали мне понять, что вот это поместье обладает скорее исторической, нежели материальной ценностью.
– Нет, Мирелла, простите. Я не говорил ничего подобного.
– Бриндли, я пообещала вам честно выполнить домашнее задание. – Она чуть раздраженно хлопнула по пухлой пачке бумаг. – Но я хочу, чтобы вы были со мной откровенны. Каковы размеры и стоимость этого поместья? Сколько времени потребуется на вступление в права владения? Это дело и так уже отняло у меня много времени, и я начинаю испытывать беспокойство. Судите сами, в моем кабинете появляется неизвестный мне человек и рассказывает фамильную легенду, утверждая, что я – наследница огромного состояния. Я звоню домой, и мой отец говорит: «Я ничуть не удивлен. Твоя бабушка была необыкновенной женщиной». Но он ничего не знает о наследстве. Тогда я обращаюсь к брату, но он лишь смеется: «Господи, чего только не бывает!» Ему тоже ничего не известно. Наконец, я звоню матери, которая заявляет: «В первый раз слышу о подобной ерунде. Будь осторожна с этими прохвостами». Я позвонила Маркусу Уэйнбауму, секретарю отца и семейному архивариусу. Он сказал: «Нигде нет никаких сведений о семье вашей матери. Но, зная вашу бабушку, я рискну предположить, что ее мать была способна на любой эксцентричный поступок. А судя по форме завещания, это вполне в ее духе». Так что давайте начнем сначала, Бриндли. О чем идет речь? И пожалуйста, без ваших английских экивоков.