Страница:
– Короче, – тихо сказала она. – У меня здесь полный офис народа, и мне не очень удобно разговаривать.
– Сегодня вечером…
– Да?
– Я смогу выбраться только между семью и девятью. Я имею в виду промежуток времени, а не количество раз. – Он хмыкнул. – Тебя это устроит?
– Время или количество раз? – лукаво переспросила она.
– О, вот это мне нравится. Ты говоришь так, как будто хочешь, чтобы тебя изнасиловали.
– Я хочу, чтобы меня полюбили и изнасиловали, – прошептала она и добавила обычным голосом: – Я приеду домой к семи и с нетерпением буду тебя ждать. Мне о многом нужно с тобой поговорить.
– Надеюсь, ты говоришь так только для того, чтобы не вызвать подозрений у своих сотрудников? Я не хочу разговаривать. Я хочу трахаться. Я целый день мечтаю о том, чтобы распять тебя на кровати. – Это были его последние слова.
Короткие гудки жалобно завыли ей в ухо. Она долго держала трубку в руке, пока короткие сигналы не сменились длинным. Ее снова покоробило от его грубости и прямолинейности. Да, сегодня вечером он ее изнасилует, но любовь, которой ей так не хватало, явно не входила в его планы.
Она медленно развернулась в кресле лицом к суматохе, которую создавали ее сотрудники. Слова ее лучшей подруги Дины отозвались у нее в ушах: «Бейся за все сто процентов, но если тебе удастся получить пятьдесят, считай, что ты в выигрыше. И помни, пятьдесят один процент всегда лучше, чем пятьдесят».
Дина… Мирелла решила обязательно позвонить ей вечером. Она еще не успела сообщить ей о наследстве, но теперь хотела поделиться накопившимися новостями и рассказать об отпуске и предстоящей поездке в Лондон. Дина Уивер, с которой она была дружна почти двадцать пять лет и которая всегда восхищалась Миреллой, хотя и не одобряла ее безупречно отлаженного образа жизни, так не похожего на ее собственный, будет потрясена. Мирелла невольно улыбнулась от этой мысли.
Она выбросила звонок Пола из головы и включилась в работу своих подчиненных. Через час появился Бриндли.
Он растерянно замер на пороге и оглядел недоуменным взглядом мечущихся вокруг служащих. До него доносились обрывки фраз:
– …Усилия всей команды…
– Это того стоит…
– Слишком много этических проблем…
– Встреча в десять…
– Никогда…
– Сексапильная деловая женщина…
Бриндли потрясла такая активность. Он вошел в кабинет, ожидая застать Миреллу Уингфилд с головой погруженной в работу, заваленной бумагами по самую макушку. Вместо этого он увидел ее вальяжно сидящей боком на столе со скрещенными ногами, обтянутыми дымчатыми нейлоновыми чулками. Там, где заканчивалась ее серая габардиновая юбка, виднелась узкая полоска обнаженного бедра. Она чистила банан. Ее элегантные серые туфли аккуратно стояли рядышком возле ножки стола. На столе были разложены небольшие стопки документов.
– Привет, Бриндли, проходите. Извините, что я перенесла ваш визит, но мне не хотелось тратить впустую ни ваше, ни мое время. Мне нужно было сначала привести в порядок дела.
– Да, я понимаю.
Она указала ему на стул напротив. Он сел и поставил портфель на пол рядом со стулом.
– Должен признаться, Мирелла, вы беспокоите меня с самого начала нашей вчерашней встречи. Я понимаю, что для вас все это оказалось настоящим шоком. Но прошу вас, помните, что вы можете рассчитывать на мою помощь.
– У меня и в мыслях не было ничего другого, Бриндли. Я начала читать документы, которые вы мне оставили, и могу заверить вас, что не изменила своего мнения относительно скорейшей ликвидации наследства. Только по этой причине я устроила так, чтобы у меня появилась возможность надолго оставить работу. Я намерена сотрудничать с вами в тесном контакте и напряженном ритме и как можно скорее покончить с этим делом. Я могу оставить свой офис на несколько недель, как только налажу здесь работу, это будет дней через пять-шесть. Затем я готова провести неделю, десять дней, даже две недели с вами в Лондоне, а потом вернусь сюда. У меня есть дом на побережье, и я хочу провести остаток отпуска там. Я смогу заниматься там своим наследством, а вы будете прилетать ко мне, если в том будет необходимость. Так я представляю себе наше дальнейшее сотрудничество. Хотите банан?
Мирелла потянулась к хрустальной вазе с фруктами. Бриндли не отрываясь смотрел на ее стан, который привел его в не меньшее восхищение, чем ноги. На ней была белая блузка с длинными рукавами и глубоким вырезом, который почти не скрывал холмики ее грудей с темными полукружьями сосков.
Накануне он был потрясен тем, что его таинственная наследница, которую он так долго разыскивал, оказалась красивой деловой женщиной, хотя, пожалуй, несколько более «американкой», чем ему бы хотелось. Вечером у себя дома она проявилась с другой стороны: за этим фасадом оказалась разумная, привлекательная, решительная и наделенная внутренним аристократизмом женщина. Теперь Мирелла Уингфилд обнаружила свою третью ипостась – чувственно-сексуальную. Несомненно, в ее жилах текла горячая кровь загадочных предков, хотя сама она в это не верила – пока.
Он задумчиво очистил банан, откусил кусочек и только тогда понял, что делает. С минуту они молча жевали, глядя друг на друга.
– Терпеть не могу бананы, – скривился он, поднимаясь со стула. – Они напоминают по вкусу детское питание. Совсем забыл, что я не люблю их.
– Простите, Бриндли. А как насчет груши? – Она слезла со стола и, надев туфли, протянула ему мусорную корзину, чтобы он мог выбросить остатки банана. После чего она села за стол, а Бриндли вновь занял свое место.
– Нет, спасибо, ничего не нужно, Мирелла. Я вижу, у вас все продумано до мелочей.
– Вас это удивляет? – обворожительно улыбнулась она.
– Нет, просто восхищает то, в каком темпе работают ваши сотрудники. Я рад возможности пообщаться с вами в Лондоне. Полагаю, мне стоит отбыть туда немедленно, чтобы подготовить все к вашему приезду. Предлагаю вам прочитать все бумаги еще здесь и составить список вопросов до нашей встречи. Разумеется, вы всегда можете мне позвонить.
Мирелла надела двубортный пиджак из верблюжьей шерсти от Армани, взяла сумочку, и они вышли из офиса. Расстались они на Первой авеню; она пошла на север, он – на запад, и каждый с ощущением волнующего предвкушения очередной встречи.
Мирелла очень устала и надеялась на то, что пешая прогулка до дома вернет ей силы. Она шла быстрым шагом среди суеты и грохота нью-йоркских улиц, гудящих, как растревоженный улей, и мечтала о прохладном мартини. К тому времени, когда она взбегала по ступеням своего дома, события прожитого дня успели еще раз прокрутиться у нее в голове, и она осталась довольна собой. Через несколько недель она будет очень богата. Через несколько месяцев она отделается от наследства, отдохнет в доме, который Пол снял для нее на Лонг-Айленде, и все наконец останется позади. Со временными неудобствами в жизни будет покончено.
Она порылась в сумочке, достала ключи и открыла дверь.
– Моузез, я дома! – прокричала она с порога.
Ответа не последовало. Тогда она позвала его снова:
– Моузез!
Панель телефона на столике в холле засветилась. Она сняла трубку.
– Здравствуй, Моузез. Я пришла. Приготовь мне, пожалуйста, большой прохладный мартини и принеси в спальню.
– Хорошо, мисс Мирелла. Не хотите ли спуститься в кухню и выпить маленький стаканчик? А потом я приготовлю большой и принесу вам в спальню.
– Ладно.
В предложении Моузеза не было ничего необычного. Она часто так поступала. Это давало ей возможность обсудить меню ужина и поболтать о событиях минувшего дня.
В кухне Моузез смешивал для нее мартини. Она давно научилась разбираться в выражении его лица, и сегодня ей предстояло общение с веселым и лукавым Моузезом. Она села.
– Почему бы тебе тоже чего-нибудь не выпить?
Он достал из холодильника пиво, уселся напротив нее и спросил:
– Вы будете ужинать дома?
– Да, но приготовь что-нибудь, что можно потом разогреть в духовке. Я спущусь около десяти и поужинаю в кухне. И еще, не мог бы ты приготовить салат из свежих фруктов с майонезом из лимона и эстрагона? Это нужно подать наверх. Мистер Прескотт зайдет через час.
Моузез подумал о том, что придется заранее подготовить бурбон и воду, и отхлебнул пива.
– Ну, в чем дело, Моузез? Тебе не терпится мне что-то рассказать? Я вижу, что тебя как будто разрывает изнутри.
– Нет, не рассказать, мисс Мирелла, а показать. Пойдемте.
Он улыбнулся, и его поведение заинтриговало Миреллу. Она допила мартини и почувствовала себя лучше. Скорее всего он приготовил ей сюрприз, испек свой фирменный торт, который заранее подал в столовую на праздничном блюде. Но они прошли через столовую, где торта не оказалось. Моузез направился к лестнице на второй этаж, и Мирелла подумала: «Наконец-то явился водопроводчик и починил подтекающий кран в ванной». В этот момент в дверь позвонили. Моузез был дальше от двери, поэтому Мирелла пошла открывать сама. Она невольно попятилась, когда увидела на пороге человека в форме посыльного, который держал на весу корзину с витой ручкой, наполненную великолепными африканскими фиалками.
– Мисс Уингфилд? – спросил он.
Мирелла кивнула.
– Это для вас, – произнес он с поклоном и протянул ей корзину.
Увидев среди цветов уже привычный белый конверт, она онемела. Моузез пришел ей на помощь: он взял у нее из рук корзину, поблагодарил посыльного и закрыл за ним дверь.
Она знала, что это цветы от Адама Кори, еще до того, как открыла конверт. Она долго не могла прийти в себя, потому что за последние два часа ей удалось полностью выкинуть его из головы.
– Вы не хотите прочитать карточку? – спросил Моузез.
– В этом нет необходимости. Я знаю, кто это прислал. Это тот же человек, от которого я сегодня уже получила цветы.
– Вы имеете в виду маргаритки и…
– Моузез, по-твоему, я не знаю, чем отличаются розы от маргариток? – перебила его Мирелла. – Должна заметить, что у него хороший цветовод. Пойдем поставим цветы в гостиной, там они будут кстати. – Она начала подниматься по лестнице, зажав в кулаке конверт и думая о том, что Эд Коул, возможно, не так уж не прав. Моузез нес за ней корзину. На верхней площадке он остановился и попросил ее пропустить его вперед.
– Я зажгу свет, – предложил он.
Она удивилась, но отступила в сторону.
– Зачем нужно зажигать свет, если еще не стемнело?
Последние слова замерли у нее на устах, стоило ей переступить порог комнаты. Моузез широко улыбнулся:
– Я тоже знаю разницу между розами и маргаритками.
Комната была полна цветов. Благоухающие кусты в горшках. Зонтичные лианы, оплетающие трех-пятифутовые стволы. Белоснежные маргаритки с сердцевиной цвета яичного желтка. Красные и ярко-розовые азалии. Цветы превратили комнату в экзотическую оранжерею. Увиденное потрясло Миреллу до глубины души. Она медленно бродила среди цветов, то и дело склоняясь к пышным головкам и вдыхая их чарующий аромат.
– Наверное, он сумасшедший, – прошептала она еле слышно.
– Я плохо разбираюсь в сумасшедших, но зато хорошо в богачах: если ты очень богат, то даму нужно засыпать цветами.
– Но как? Когда это случилось? Записка была?
– Их принесли около половины пятого. Приехал большой фургон, двое грузчиков и девушка-цветовод. Она передала мне конверт и карточку. Конверт был адресован мне, а карточка вам. Они подождали на улице, пока я читал, а потом попросили разрешения доставить заказ. – Из внутреннего кармана пиджака Моузез достал конверт и карточку.
Мирелла давно уже не испытывала такого возбуждения. Оно чем-то напоминало то обжигающее чувство, которое ее потрясло, когда она впервые оказалась с мужчиной. На карточке было лишь имя «Адам Кори», и больше ничего. Она повертела ее в руках и удивилась его сдержанности. Самая обычная карточка, такие часто прилагаются к букетам. Затем она прочла записку, адресованную Моузезу:
Моузез, я тот джентльмен, который приходил с визитом к мисс Уингфилд накануне вечером вместе с мистером Риблсдейлом. Мне бы хотелось порадовать ее этими цветами. Мои люди помогут вам разместить их. Спасибо.
Адам Кори.
Моузез ходил по комнате, зажигая все лампы по очереди. Мирелла села на диван, закинув ногу на ногу.
– Что вы об этом думаете? – спросил Моузез.
– Я думаю, что цветы великолепные.
– Как вы считаете, мы сможем позволить себе такую роскошь после того, как вы станете наследницей? – поинтересовался он, хорошо зная о нынешнем материальном положении Миреллы, которое вынуждало его экономить каждый доллар при ведении домашнего хозяйства.
– Ну, не знаю… – протянула Мирелла и тут же с энтузиазмом взмахнула рукой: – А что, в самом деле? Конечно. Я и забыла, что скоро стану очень богата. Но это не означает, что мы перестанем быть практичными. Мы можем обзавестись дублирующими деревьями в кадках и менять их время от времени. Их можно будет переносить в оранжерею Уингфилд-парка на восстановительный период. Боже, ты только послушай! Я еще не подписала бумаг, а уже строю наполеоновские планы. Нужно следить за собой, незачем строить планы раньше времени. – Она снова взглянула на подпись на карточке. – Моузез, сделай одолжение, принеси мне выпить. Здесь так красиво, что уходить не хочется.
Она положила карточку в конверт и попыталась засунуть его в карман жакета, но что-то ей мешало. Вытащив конверт, она сунула руку в карман. Как она могла забыть о карточке, вложенной в корзину с фиалками!
Фиалки!
– Моузез, пока ты не ушел, отнеси фиалки в мою спальню на туалетный столик. Тебе не кажется, что здесь слишком много цветов?
Он кивнул и унес корзину. Мирелла вынула карточку из конверта, не ожидая прочесть ничего, кроме подписи, и была приятно удивлена, увидев целую фразу:
Пообедаете со мной завтра в час дня у «Мишимо»?
Адам.
Глава 7
– Сегодня вечером…
– Да?
– Я смогу выбраться только между семью и девятью. Я имею в виду промежуток времени, а не количество раз. – Он хмыкнул. – Тебя это устроит?
– Время или количество раз? – лукаво переспросила она.
– О, вот это мне нравится. Ты говоришь так, как будто хочешь, чтобы тебя изнасиловали.
– Я хочу, чтобы меня полюбили и изнасиловали, – прошептала она и добавила обычным голосом: – Я приеду домой к семи и с нетерпением буду тебя ждать. Мне о многом нужно с тобой поговорить.
– Надеюсь, ты говоришь так только для того, чтобы не вызвать подозрений у своих сотрудников? Я не хочу разговаривать. Я хочу трахаться. Я целый день мечтаю о том, чтобы распять тебя на кровати. – Это были его последние слова.
Короткие гудки жалобно завыли ей в ухо. Она долго держала трубку в руке, пока короткие сигналы не сменились длинным. Ее снова покоробило от его грубости и прямолинейности. Да, сегодня вечером он ее изнасилует, но любовь, которой ей так не хватало, явно не входила в его планы.
Она медленно развернулась в кресле лицом к суматохе, которую создавали ее сотрудники. Слова ее лучшей подруги Дины отозвались у нее в ушах: «Бейся за все сто процентов, но если тебе удастся получить пятьдесят, считай, что ты в выигрыше. И помни, пятьдесят один процент всегда лучше, чем пятьдесят».
Дина… Мирелла решила обязательно позвонить ей вечером. Она еще не успела сообщить ей о наследстве, но теперь хотела поделиться накопившимися новостями и рассказать об отпуске и предстоящей поездке в Лондон. Дина Уивер, с которой она была дружна почти двадцать пять лет и которая всегда восхищалась Миреллой, хотя и не одобряла ее безупречно отлаженного образа жизни, так не похожего на ее собственный, будет потрясена. Мирелла невольно улыбнулась от этой мысли.
Она выбросила звонок Пола из головы и включилась в работу своих подчиненных. Через час появился Бриндли.
Он растерянно замер на пороге и оглядел недоуменным взглядом мечущихся вокруг служащих. До него доносились обрывки фраз:
– …Усилия всей команды…
– Это того стоит…
– Слишком много этических проблем…
– Встреча в десять…
– Никогда…
– Сексапильная деловая женщина…
Бриндли потрясла такая активность. Он вошел в кабинет, ожидая застать Миреллу Уингфилд с головой погруженной в работу, заваленной бумагами по самую макушку. Вместо этого он увидел ее вальяжно сидящей боком на столе со скрещенными ногами, обтянутыми дымчатыми нейлоновыми чулками. Там, где заканчивалась ее серая габардиновая юбка, виднелась узкая полоска обнаженного бедра. Она чистила банан. Ее элегантные серые туфли аккуратно стояли рядышком возле ножки стола. На столе были разложены небольшие стопки документов.
– Привет, Бриндли, проходите. Извините, что я перенесла ваш визит, но мне не хотелось тратить впустую ни ваше, ни мое время. Мне нужно было сначала привести в порядок дела.
– Да, я понимаю.
Она указала ему на стул напротив. Он сел и поставил портфель на пол рядом со стулом.
– Должен признаться, Мирелла, вы беспокоите меня с самого начала нашей вчерашней встречи. Я понимаю, что для вас все это оказалось настоящим шоком. Но прошу вас, помните, что вы можете рассчитывать на мою помощь.
– У меня и в мыслях не было ничего другого, Бриндли. Я начала читать документы, которые вы мне оставили, и могу заверить вас, что не изменила своего мнения относительно скорейшей ликвидации наследства. Только по этой причине я устроила так, чтобы у меня появилась возможность надолго оставить работу. Я намерена сотрудничать с вами в тесном контакте и напряженном ритме и как можно скорее покончить с этим делом. Я могу оставить свой офис на несколько недель, как только налажу здесь работу, это будет дней через пять-шесть. Затем я готова провести неделю, десять дней, даже две недели с вами в Лондоне, а потом вернусь сюда. У меня есть дом на побережье, и я хочу провести остаток отпуска там. Я смогу заниматься там своим наследством, а вы будете прилетать ко мне, если в том будет необходимость. Так я представляю себе наше дальнейшее сотрудничество. Хотите банан?
Мирелла потянулась к хрустальной вазе с фруктами. Бриндли не отрываясь смотрел на ее стан, который привел его в не меньшее восхищение, чем ноги. На ней была белая блузка с длинными рукавами и глубоким вырезом, который почти не скрывал холмики ее грудей с темными полукружьями сосков.
Накануне он был потрясен тем, что его таинственная наследница, которую он так долго разыскивал, оказалась красивой деловой женщиной, хотя, пожалуй, несколько более «американкой», чем ему бы хотелось. Вечером у себя дома она проявилась с другой стороны: за этим фасадом оказалась разумная, привлекательная, решительная и наделенная внутренним аристократизмом женщина. Теперь Мирелла Уингфилд обнаружила свою третью ипостась – чувственно-сексуальную. Несомненно, в ее жилах текла горячая кровь загадочных предков, хотя сама она в это не верила – пока.
Он задумчиво очистил банан, откусил кусочек и только тогда понял, что делает. С минуту они молча жевали, глядя друг на друга.
– Терпеть не могу бананы, – скривился он, поднимаясь со стула. – Они напоминают по вкусу детское питание. Совсем забыл, что я не люблю их.
– Простите, Бриндли. А как насчет груши? – Она слезла со стола и, надев туфли, протянула ему мусорную корзину, чтобы он мог выбросить остатки банана. После чего она села за стол, а Бриндли вновь занял свое место.
– Нет, спасибо, ничего не нужно, Мирелла. Я вижу, у вас все продумано до мелочей.
– Вас это удивляет? – обворожительно улыбнулась она.
– Нет, просто восхищает то, в каком темпе работают ваши сотрудники. Я рад возможности пообщаться с вами в Лондоне. Полагаю, мне стоит отбыть туда немедленно, чтобы подготовить все к вашему приезду. Предлагаю вам прочитать все бумаги еще здесь и составить список вопросов до нашей встречи. Разумеется, вы всегда можете мне позвонить.
Мирелла надела двубортный пиджак из верблюжьей шерсти от Армани, взяла сумочку, и они вышли из офиса. Расстались они на Первой авеню; она пошла на север, он – на запад, и каждый с ощущением волнующего предвкушения очередной встречи.
Мирелла очень устала и надеялась на то, что пешая прогулка до дома вернет ей силы. Она шла быстрым шагом среди суеты и грохота нью-йоркских улиц, гудящих, как растревоженный улей, и мечтала о прохладном мартини. К тому времени, когда она взбегала по ступеням своего дома, события прожитого дня успели еще раз прокрутиться у нее в голове, и она осталась довольна собой. Через несколько недель она будет очень богата. Через несколько месяцев она отделается от наследства, отдохнет в доме, который Пол снял для нее на Лонг-Айленде, и все наконец останется позади. Со временными неудобствами в жизни будет покончено.
Она порылась в сумочке, достала ключи и открыла дверь.
– Моузез, я дома! – прокричала она с порога.
Ответа не последовало. Тогда она позвала его снова:
– Моузез!
Панель телефона на столике в холле засветилась. Она сняла трубку.
– Здравствуй, Моузез. Я пришла. Приготовь мне, пожалуйста, большой прохладный мартини и принеси в спальню.
– Хорошо, мисс Мирелла. Не хотите ли спуститься в кухню и выпить маленький стаканчик? А потом я приготовлю большой и принесу вам в спальню.
– Ладно.
В предложении Моузеза не было ничего необычного. Она часто так поступала. Это давало ей возможность обсудить меню ужина и поболтать о событиях минувшего дня.
В кухне Моузез смешивал для нее мартини. Она давно научилась разбираться в выражении его лица, и сегодня ей предстояло общение с веселым и лукавым Моузезом. Она села.
– Почему бы тебе тоже чего-нибудь не выпить?
Он достал из холодильника пиво, уселся напротив нее и спросил:
– Вы будете ужинать дома?
– Да, но приготовь что-нибудь, что можно потом разогреть в духовке. Я спущусь около десяти и поужинаю в кухне. И еще, не мог бы ты приготовить салат из свежих фруктов с майонезом из лимона и эстрагона? Это нужно подать наверх. Мистер Прескотт зайдет через час.
Моузез подумал о том, что придется заранее подготовить бурбон и воду, и отхлебнул пива.
– Ну, в чем дело, Моузез? Тебе не терпится мне что-то рассказать? Я вижу, что тебя как будто разрывает изнутри.
– Нет, не рассказать, мисс Мирелла, а показать. Пойдемте.
Он улыбнулся, и его поведение заинтриговало Миреллу. Она допила мартини и почувствовала себя лучше. Скорее всего он приготовил ей сюрприз, испек свой фирменный торт, который заранее подал в столовую на праздничном блюде. Но они прошли через столовую, где торта не оказалось. Моузез направился к лестнице на второй этаж, и Мирелла подумала: «Наконец-то явился водопроводчик и починил подтекающий кран в ванной». В этот момент в дверь позвонили. Моузез был дальше от двери, поэтому Мирелла пошла открывать сама. Она невольно попятилась, когда увидела на пороге человека в форме посыльного, который держал на весу корзину с витой ручкой, наполненную великолепными африканскими фиалками.
– Мисс Уингфилд? – спросил он.
Мирелла кивнула.
– Это для вас, – произнес он с поклоном и протянул ей корзину.
Увидев среди цветов уже привычный белый конверт, она онемела. Моузез пришел ей на помощь: он взял у нее из рук корзину, поблагодарил посыльного и закрыл за ним дверь.
Она знала, что это цветы от Адама Кори, еще до того, как открыла конверт. Она долго не могла прийти в себя, потому что за последние два часа ей удалось полностью выкинуть его из головы.
– Вы не хотите прочитать карточку? – спросил Моузез.
– В этом нет необходимости. Я знаю, кто это прислал. Это тот же человек, от которого я сегодня уже получила цветы.
– Вы имеете в виду маргаритки и…
– Моузез, по-твоему, я не знаю, чем отличаются розы от маргариток? – перебила его Мирелла. – Должна заметить, что у него хороший цветовод. Пойдем поставим цветы в гостиной, там они будут кстати. – Она начала подниматься по лестнице, зажав в кулаке конверт и думая о том, что Эд Коул, возможно, не так уж не прав. Моузез нес за ней корзину. На верхней площадке он остановился и попросил ее пропустить его вперед.
– Я зажгу свет, – предложил он.
Она удивилась, но отступила в сторону.
– Зачем нужно зажигать свет, если еще не стемнело?
Последние слова замерли у нее на устах, стоило ей переступить порог комнаты. Моузез широко улыбнулся:
– Я тоже знаю разницу между розами и маргаритками.
Комната была полна цветов. Благоухающие кусты в горшках. Зонтичные лианы, оплетающие трех-пятифутовые стволы. Белоснежные маргаритки с сердцевиной цвета яичного желтка. Красные и ярко-розовые азалии. Цветы превратили комнату в экзотическую оранжерею. Увиденное потрясло Миреллу до глубины души. Она медленно бродила среди цветов, то и дело склоняясь к пышным головкам и вдыхая их чарующий аромат.
– Наверное, он сумасшедший, – прошептала она еле слышно.
– Я плохо разбираюсь в сумасшедших, но зато хорошо в богачах: если ты очень богат, то даму нужно засыпать цветами.
– Но как? Когда это случилось? Записка была?
– Их принесли около половины пятого. Приехал большой фургон, двое грузчиков и девушка-цветовод. Она передала мне конверт и карточку. Конверт был адресован мне, а карточка вам. Они подождали на улице, пока я читал, а потом попросили разрешения доставить заказ. – Из внутреннего кармана пиджака Моузез достал конверт и карточку.
Мирелла давно уже не испытывала такого возбуждения. Оно чем-то напоминало то обжигающее чувство, которое ее потрясло, когда она впервые оказалась с мужчиной. На карточке было лишь имя «Адам Кори», и больше ничего. Она повертела ее в руках и удивилась его сдержанности. Самая обычная карточка, такие часто прилагаются к букетам. Затем она прочла записку, адресованную Моузезу:
Моузез, я тот джентльмен, который приходил с визитом к мисс Уингфилд накануне вечером вместе с мистером Риблсдейлом. Мне бы хотелось порадовать ее этими цветами. Мои люди помогут вам разместить их. Спасибо.
Адам Кори.
Моузез ходил по комнате, зажигая все лампы по очереди. Мирелла села на диван, закинув ногу на ногу.
– Что вы об этом думаете? – спросил Моузез.
– Я думаю, что цветы великолепные.
– Как вы считаете, мы сможем позволить себе такую роскошь после того, как вы станете наследницей? – поинтересовался он, хорошо зная о нынешнем материальном положении Миреллы, которое вынуждало его экономить каждый доллар при ведении домашнего хозяйства.
– Ну, не знаю… – протянула Мирелла и тут же с энтузиазмом взмахнула рукой: – А что, в самом деле? Конечно. Я и забыла, что скоро стану очень богата. Но это не означает, что мы перестанем быть практичными. Мы можем обзавестись дублирующими деревьями в кадках и менять их время от времени. Их можно будет переносить в оранжерею Уингфилд-парка на восстановительный период. Боже, ты только послушай! Я еще не подписала бумаг, а уже строю наполеоновские планы. Нужно следить за собой, незачем строить планы раньше времени. – Она снова взглянула на подпись на карточке. – Моузез, сделай одолжение, принеси мне выпить. Здесь так красиво, что уходить не хочется.
Она положила карточку в конверт и попыталась засунуть его в карман жакета, но что-то ей мешало. Вытащив конверт, она сунула руку в карман. Как она могла забыть о карточке, вложенной в корзину с фиалками!
Фиалки!
– Моузез, пока ты не ушел, отнеси фиалки в мою спальню на туалетный столик. Тебе не кажется, что здесь слишком много цветов?
Он кивнул и унес корзину. Мирелла вынула карточку из конверта, не ожидая прочесть ничего, кроме подписи, и была приятно удивлена, увидев целую фразу:
Пообедаете со мной завтра в час дня у «Мишимо»?
Адам.
Глава 7
– Так как, вы согласны?
– Да.
– Отлично.
– Цветы, которые вы прислали… Они потрясающие!
– Цветы – это только начало.
– Адам…
– Не теперь. Встретимся завтра у «Мишимо».
Сидя на заднем сиденье такси, Мирелла снова и снова прокручивала в уме этот короткий разговор. Она помнила каждое слово, взволнованный тембр его голоса запечатлелся в ее памяти. Да и как она могла забыть собственную эмоциональную реакцию на его звонок! У нее потекли слезы, она повесила трубку и, закрыв лицо руками, разревелась.
Такси застряло в пробке за четыре квартала от ресторана. В этот час пробки были по всему городу, но она больше не могла выносить жалоб водителя.
– Мы едем на запад, а вам нужно попасть на улицу через квартал к востоку. По-вашему, это никуда не годится, но подождите, пока мы не пересечем Пятую авеню, и Бог знает, не окажемся ли мы ближе к цели. Откиньтесь на спинку, расслабьтесь, больше мы ничего не можем поделать. Что за город! Полная разруха. Грязь, отбросы, выбоины на дорогах, не говоря уже об уличных грабителях. Да еще эти вездесущие бегуны – настоящая беда для таксистов. Вам не следовало выбирать ресторан с западной стороны. Теперь мне придется проехать еще два квартала, чтобы развернуться. Ха, и это еще ничего! Хорошо, если улицу не перекрыли для срочных дорожных работ. Как в этом городе можно работать таксистом, если проезжаешь четыре фута за пять минут, а мы не продвигаемся быстрее четырех футов за пять минут. Скажите, разве это не кошмар?
– Да, кошмар. Я уже опаздываю. Я выхожу, – ответила она, берясь за дверную ручку.
– Если честно, мне это не по нраву. Что это за пассажир, который вылезает посреди квартала, не заплатив по счетчику! Но я вас не виню. Вам с самого начала надо было пойти пешком.
Мирелла расплатилась с водителем через окно и дала ему хорошие чаевые, стоя в глубокой выбоине на мостовой. Рассмотрев банкноту, он улыбнулся и, перегнувшись через сиденье, пожелал ей хорошего дня. Место Миреллы тут же занял другой пассажир.
Мирелла почти бежала по улице, лавируя между пешеходами. Она опаздывала и молила Бога, чтобы ее опоздание не стало роковым. Она думала об Адаме весь вечер, начиная с того момента, когда он ей позвонил. Она думала о нем все то время, пока Пол был у нее; думала даже тогда, когда он содрогался в оргазме; думала после того, как он ушел, и до того мгновения, когда погрузилась в сон.
Она была потрясена и одновременно взбудоражена теми чувствами, которые испытывала к Адаму. Всего один раз в жизни ей удалось испытать нечто похожее. Намек на подобное чувство зародился в ее душе, когда они встретились с Полом в первый раз. Тогда она подумала, что ничто на свете не может быть прекраснее.
Мирелла дождалась, пока загорится зеленый свет, и устремилась вместе с толпой через улицу. В ста ярдах впереди она с облегчением заметила яркую вывеску «Мишимо» и замедлила шаги. Последнее, о чем она подумала, подходя к ресторану, была мысль, что, если ее отношения с Адамом закончатся прямо сегодня, она будет благодарить судьбу уже за то, что она послала ей такого человека, которого она могла бы полюбить всем сердцем. Именно здесь и сейчас, на тротуаре у входа в ресторан, Мирелла поняла, что давно уже не любит Пола.
Она толкнула дверь и попала из залитой солнцем городской сутолоки в приятный полумрак и чувственную тишину зала.
Она стояла на мягком бежевом ковре, ее глаза постепенно привыкали к сумеречному освещению. Ничем не примечательное здание с побуревшим фасадом прятало в своей глубине роскошный зал с отделанными черным деревом стенами, с витой лестницей и балюстрадой, плавно поднимающейся на второй этаж. Обстановка носила отпечаток изысканности и постоянной скрупулезной заботы о безупречной чистоте. Огромный бронзовый фонарь из синтоистского храма висел в центре холла, а из-под лестницы, устланной таким же мягким бежевым ковром, что и холл, выглядывала устрашающая бронзовая голова косматой собаки, которая, по преданию, некогда сопровождала японского императора при входе во дворец.
Ни единого звука не доносилось до входящего, ни единый посетитель не оказывался в поле его зрения. Мирелла подошла к зеркалу в простенке, чтобы поправить прическу, и в этот момент из ниоткуда появилась очаровательная хозяйка-японка.
– Мисс Уингфилд? – спросила она тихо.
– Да, – ответила она ей в тон. В обстановке ресторана, напоминающего древний храм, не хотелось говорить громко.
Молодая японка в скромном светло-сером кимоно, перепоясанном оби с узором из золотистых и серебристых журавлей, с улыбкой поклонилась.
– Мистер Кори уже здесь. Вы предпочитаете сначала освежиться или присоединитесь к нему сразу?
– Я и так уже опоздала, поэтому, пожалуйста, проводите меня к нему, – ответила Мирелла, еще раз бросив взгляд на свое отражение в зеркале.
Она сознавала, что на самом деле выглядит гораздо привлекательнее, чем ее отражение в зеркале. На ней было темно-лиловое шелковое платье с широкими длинными рукавами, сужающимися к запястьям. Корсаж плотно охватывал ее стан, обозначая роскошную форму груди и подчеркивая тонкую талию. Платье было перетянуто поясом в тон жакету, а его юбка чуть ниже колен соблазнительно колыхалась при ходьбе.
Рукава жакета доходили до локтей и позволяли видеть рукава платья. Огромная золотая лягушка племени майя свисала на грудь с цепочки, а на ногах красовались туфли цвета слоновой кости на высоких каблуках. Маленькая сумочка из телячьей кожи в тон ансамблю болталась на плече на тонкой золотой цепочке.
Густые волосы цвета воронова крыла, оттеняющие белизну кожи, переливались в тусклом свете. Она была воплощением красоты и счастья. Она знала, что выглядит на редкость хорошо, не только потому, что женщинам свойственно знать о себе такие вещи. Она помнила, какими восторженными возгласами ее приветствовали сегодня в закусочной Оссарио и Хайми, какими похотливыми взглядами провожали ее мужчины – сотрудники ООН. Женщины оценивающе разглядывали ее одежду, а мужчины на улице оборачивались, чтобы посмотреть ей вслед.
Хозяйка, приветливо улыбаясь, проводила ее наверх. Мирелла глубоко вдохнула и медленно выдохнула, чтобы вернуть себе душевное равновесие. Она не была взволнованна, она сгорала от нетерпения вновь увидеть Адама.
Он стоял возле стойки бара, упершись ногой в медную трубку-подставку, и внимательно слушал человека, стоявшего рядом. Мирелла увидела его первой. Он показался ей еще более привлекательным, мужественным и огромным, чем раньше. Худощавый японец в белом пиджаке перегнулся через стойку бара и что-то ему шепнул. Адам обернулся и поспешил к Мирелле.
Их взгляды встретились, и она ощутила прилив теплоты и нежности, как было при первой их встрече. Японка исчезла, и они двинулись навстречу друг другу. Подчиняясь какой-то неведомой силе, которая, казалось, подталкивала их в спину.
Они встретились посередине маленького, почти пустого зала и одновременно улыбнулись. Медленно и нерешительно, но повинуясь какому-то внутреннему позыву, они протянули друг другу руки. Адам разрушил колдовские чары – он взял ее руки в свои и по очереди поцеловал их. Сердце в груди Миреллы колотилось с такой силой, что его стук отзывался эхом у нее в ушах. Он выпустил ее руки, подошел к ней вплотную и обнял за плечи. Кончиком пальца он осторожно провел по ее щеке и прошептал:
– Я люблю вас.
Они последовали за миниатюрной хозяйкой к своему столику. Свои первые слова Мирелла произнесла, когда они остались одни и расположились рядом на низкой бархатной кушетке:
– У меня лингвистическое образование, и я не привыкла лезть за словом в карман, но с вами я теряюсь и не знаю, что ответить.
– Вы считаете молчание хорошим или дурным признаком? – спросил он с едва заметной насмешкой. Он улыбался, но взгляд его был серьезным.
– Вот, опять то же самое, – вздохнула она, и они тихо рассмеялись, не нарушая ощущения интимности, возникшей между ними.
Наконец Мирелла немного расслабилась и почувствовала себя свободнее.
– Извините, что я опоздала. Терпеть не могу опаздывать, но на улицах ужасные пробки. Мне пришлось пройти пешком последние четыре квартала. Это очень напоминало олимпийский марафон.
– Это не имеет значения, главное – вы пришли. То, что мы вместе, имеет значение, что мы хотим друг друга – тоже, что я испытываю настоящее чувство к вам – имеет значение для меня. А для вас?
– Да, и для меня тоже, – призналась она, не в силах скрыть своего чувства.
Теперь, когда она открылась ему, назад пути не было. Она повернулась к Адаму и прикоснулась к его руке. Он накрыл ее руку своей.
– Я хотела быть с вами с того дня, когда мы впервые встретились, – еле проговорила она дрожащим голосом. – Я не могла найти себе покоя после того, как вы ушли. А потом эти восхитительные цветы. Когда мне в офис принесли розы, я испытала боль потери, вспомнив ваши жестокие слова. А ваша карточка не оставила мне никакой надежды. Тогда я смирилась с этим…
Но когда я пришла домой и увидела азалии и маргаритки, настоящий цветущий сад в моей гостиной, я поняла, что все в порядке, что вы по-прежнему хотите меня. Вы превратили мой дом в райский сад и наполнили его любовью; только тогда я осознала, как много мы оба едва не потеряли. Корзина фиалок была самым нежным проявлением любви, о каком я когда-либо слышала. Когда вы позвонили и я услышала ваш голос, все это стало реальностью, превратилось в уверенность. Я положила трубку и расплакалась, потому что не могла сдержать странного чувства, которое давно ушло и забылось в суете нашего пресыщенного, утратившего романтизм времени. Адам, вы заставляете меня чувствовать себя слабой и смешной, а я не уверена, что хотела бы этого. Я люблю вас, но…
Он прикоснулся пальцем к ее губам, как будто желая прервать ее, затем обвел контур ее губ, и вдруг его палец проник в узкую щель между губами, нежно лаская влажную бархатистую поверхность изнутри. Он произнес тихо и медленно, словно хотел, чтобы она запомнила это навсегда:
– Я хочу тебя так же сильно, как ты хочешь меня. И никаких «но». Запомни, что до конца моих дней все цветы в этом мире принадлежат тебе.
С этими словами он достал из нагрудного кармана шелковый платок и смахнул слезинки, выступившие в уголках ее пылающих страстью фиалковых глаз.
– Думаю, тебе понравится, если логическим завершением этой нашей встречи будет акт страстной любви, который разовьется в потрясающие, романтические, эротические отношения. На такое согласится любая, но не каждая поймет, о чем я говорю. Смелей! – Он рассмеялся. – Как насчет маленькой чашки саке для храбрости?
– А как насчет большой чашки саке? – Мирелла улыбнулась Адаму и придвинулась к нему ближе. Просунув руку ему под локоть, она крепко прижала ее к своей груди.
Адам сделал незаметный жест, и тут же к их столику приблизились хозяйка и официант с традиционными японскими поклонами. В руках у хозяйки был поднос с дымящимися чашками воды и благоухающими полотенцами для рук. Из-за пояса она достала две палочки, которыми развернула горячее полотенце и протянула его Мирелле. То же самое она сделала и для Адама.
– Да.
– Отлично.
– Цветы, которые вы прислали… Они потрясающие!
– Цветы – это только начало.
– Адам…
– Не теперь. Встретимся завтра у «Мишимо».
Сидя на заднем сиденье такси, Мирелла снова и снова прокручивала в уме этот короткий разговор. Она помнила каждое слово, взволнованный тембр его голоса запечатлелся в ее памяти. Да и как она могла забыть собственную эмоциональную реакцию на его звонок! У нее потекли слезы, она повесила трубку и, закрыв лицо руками, разревелась.
Такси застряло в пробке за четыре квартала от ресторана. В этот час пробки были по всему городу, но она больше не могла выносить жалоб водителя.
– Мы едем на запад, а вам нужно попасть на улицу через квартал к востоку. По-вашему, это никуда не годится, но подождите, пока мы не пересечем Пятую авеню, и Бог знает, не окажемся ли мы ближе к цели. Откиньтесь на спинку, расслабьтесь, больше мы ничего не можем поделать. Что за город! Полная разруха. Грязь, отбросы, выбоины на дорогах, не говоря уже об уличных грабителях. Да еще эти вездесущие бегуны – настоящая беда для таксистов. Вам не следовало выбирать ресторан с западной стороны. Теперь мне придется проехать еще два квартала, чтобы развернуться. Ха, и это еще ничего! Хорошо, если улицу не перекрыли для срочных дорожных работ. Как в этом городе можно работать таксистом, если проезжаешь четыре фута за пять минут, а мы не продвигаемся быстрее четырех футов за пять минут. Скажите, разве это не кошмар?
– Да, кошмар. Я уже опаздываю. Я выхожу, – ответила она, берясь за дверную ручку.
– Если честно, мне это не по нраву. Что это за пассажир, который вылезает посреди квартала, не заплатив по счетчику! Но я вас не виню. Вам с самого начала надо было пойти пешком.
Мирелла расплатилась с водителем через окно и дала ему хорошие чаевые, стоя в глубокой выбоине на мостовой. Рассмотрев банкноту, он улыбнулся и, перегнувшись через сиденье, пожелал ей хорошего дня. Место Миреллы тут же занял другой пассажир.
Мирелла почти бежала по улице, лавируя между пешеходами. Она опаздывала и молила Бога, чтобы ее опоздание не стало роковым. Она думала об Адаме весь вечер, начиная с того момента, когда он ей позвонил. Она думала о нем все то время, пока Пол был у нее; думала даже тогда, когда он содрогался в оргазме; думала после того, как он ушел, и до того мгновения, когда погрузилась в сон.
Она была потрясена и одновременно взбудоражена теми чувствами, которые испытывала к Адаму. Всего один раз в жизни ей удалось испытать нечто похожее. Намек на подобное чувство зародился в ее душе, когда они встретились с Полом в первый раз. Тогда она подумала, что ничто на свете не может быть прекраснее.
Мирелла дождалась, пока загорится зеленый свет, и устремилась вместе с толпой через улицу. В ста ярдах впереди она с облегчением заметила яркую вывеску «Мишимо» и замедлила шаги. Последнее, о чем она подумала, подходя к ресторану, была мысль, что, если ее отношения с Адамом закончатся прямо сегодня, она будет благодарить судьбу уже за то, что она послала ей такого человека, которого она могла бы полюбить всем сердцем. Именно здесь и сейчас, на тротуаре у входа в ресторан, Мирелла поняла, что давно уже не любит Пола.
Она толкнула дверь и попала из залитой солнцем городской сутолоки в приятный полумрак и чувственную тишину зала.
Она стояла на мягком бежевом ковре, ее глаза постепенно привыкали к сумеречному освещению. Ничем не примечательное здание с побуревшим фасадом прятало в своей глубине роскошный зал с отделанными черным деревом стенами, с витой лестницей и балюстрадой, плавно поднимающейся на второй этаж. Обстановка носила отпечаток изысканности и постоянной скрупулезной заботы о безупречной чистоте. Огромный бронзовый фонарь из синтоистского храма висел в центре холла, а из-под лестницы, устланной таким же мягким бежевым ковром, что и холл, выглядывала устрашающая бронзовая голова косматой собаки, которая, по преданию, некогда сопровождала японского императора при входе во дворец.
Ни единого звука не доносилось до входящего, ни единый посетитель не оказывался в поле его зрения. Мирелла подошла к зеркалу в простенке, чтобы поправить прическу, и в этот момент из ниоткуда появилась очаровательная хозяйка-японка.
– Мисс Уингфилд? – спросила она тихо.
– Да, – ответила она ей в тон. В обстановке ресторана, напоминающего древний храм, не хотелось говорить громко.
Молодая японка в скромном светло-сером кимоно, перепоясанном оби с узором из золотистых и серебристых журавлей, с улыбкой поклонилась.
– Мистер Кори уже здесь. Вы предпочитаете сначала освежиться или присоединитесь к нему сразу?
– Я и так уже опоздала, поэтому, пожалуйста, проводите меня к нему, – ответила Мирелла, еще раз бросив взгляд на свое отражение в зеркале.
Она сознавала, что на самом деле выглядит гораздо привлекательнее, чем ее отражение в зеркале. На ней было темно-лиловое шелковое платье с широкими длинными рукавами, сужающимися к запястьям. Корсаж плотно охватывал ее стан, обозначая роскошную форму груди и подчеркивая тонкую талию. Платье было перетянуто поясом в тон жакету, а его юбка чуть ниже колен соблазнительно колыхалась при ходьбе.
Рукава жакета доходили до локтей и позволяли видеть рукава платья. Огромная золотая лягушка племени майя свисала на грудь с цепочки, а на ногах красовались туфли цвета слоновой кости на высоких каблуках. Маленькая сумочка из телячьей кожи в тон ансамблю болталась на плече на тонкой золотой цепочке.
Густые волосы цвета воронова крыла, оттеняющие белизну кожи, переливались в тусклом свете. Она была воплощением красоты и счастья. Она знала, что выглядит на редкость хорошо, не только потому, что женщинам свойственно знать о себе такие вещи. Она помнила, какими восторженными возгласами ее приветствовали сегодня в закусочной Оссарио и Хайми, какими похотливыми взглядами провожали ее мужчины – сотрудники ООН. Женщины оценивающе разглядывали ее одежду, а мужчины на улице оборачивались, чтобы посмотреть ей вслед.
Хозяйка, приветливо улыбаясь, проводила ее наверх. Мирелла глубоко вдохнула и медленно выдохнула, чтобы вернуть себе душевное равновесие. Она не была взволнованна, она сгорала от нетерпения вновь увидеть Адама.
Он стоял возле стойки бара, упершись ногой в медную трубку-подставку, и внимательно слушал человека, стоявшего рядом. Мирелла увидела его первой. Он показался ей еще более привлекательным, мужественным и огромным, чем раньше. Худощавый японец в белом пиджаке перегнулся через стойку бара и что-то ему шепнул. Адам обернулся и поспешил к Мирелле.
Их взгляды встретились, и она ощутила прилив теплоты и нежности, как было при первой их встрече. Японка исчезла, и они двинулись навстречу друг другу. Подчиняясь какой-то неведомой силе, которая, казалось, подталкивала их в спину.
Они встретились посередине маленького, почти пустого зала и одновременно улыбнулись. Медленно и нерешительно, но повинуясь какому-то внутреннему позыву, они протянули друг другу руки. Адам разрушил колдовские чары – он взял ее руки в свои и по очереди поцеловал их. Сердце в груди Миреллы колотилось с такой силой, что его стук отзывался эхом у нее в ушах. Он выпустил ее руки, подошел к ней вплотную и обнял за плечи. Кончиком пальца он осторожно провел по ее щеке и прошептал:
– Я люблю вас.
Они последовали за миниатюрной хозяйкой к своему столику. Свои первые слова Мирелла произнесла, когда они остались одни и расположились рядом на низкой бархатной кушетке:
– У меня лингвистическое образование, и я не привыкла лезть за словом в карман, но с вами я теряюсь и не знаю, что ответить.
– Вы считаете молчание хорошим или дурным признаком? – спросил он с едва заметной насмешкой. Он улыбался, но взгляд его был серьезным.
– Вот, опять то же самое, – вздохнула она, и они тихо рассмеялись, не нарушая ощущения интимности, возникшей между ними.
Наконец Мирелла немного расслабилась и почувствовала себя свободнее.
– Извините, что я опоздала. Терпеть не могу опаздывать, но на улицах ужасные пробки. Мне пришлось пройти пешком последние четыре квартала. Это очень напоминало олимпийский марафон.
– Это не имеет значения, главное – вы пришли. То, что мы вместе, имеет значение, что мы хотим друг друга – тоже, что я испытываю настоящее чувство к вам – имеет значение для меня. А для вас?
– Да, и для меня тоже, – призналась она, не в силах скрыть своего чувства.
Теперь, когда она открылась ему, назад пути не было. Она повернулась к Адаму и прикоснулась к его руке. Он накрыл ее руку своей.
– Я хотела быть с вами с того дня, когда мы впервые встретились, – еле проговорила она дрожащим голосом. – Я не могла найти себе покоя после того, как вы ушли. А потом эти восхитительные цветы. Когда мне в офис принесли розы, я испытала боль потери, вспомнив ваши жестокие слова. А ваша карточка не оставила мне никакой надежды. Тогда я смирилась с этим…
Но когда я пришла домой и увидела азалии и маргаритки, настоящий цветущий сад в моей гостиной, я поняла, что все в порядке, что вы по-прежнему хотите меня. Вы превратили мой дом в райский сад и наполнили его любовью; только тогда я осознала, как много мы оба едва не потеряли. Корзина фиалок была самым нежным проявлением любви, о каком я когда-либо слышала. Когда вы позвонили и я услышала ваш голос, все это стало реальностью, превратилось в уверенность. Я положила трубку и расплакалась, потому что не могла сдержать странного чувства, которое давно ушло и забылось в суете нашего пресыщенного, утратившего романтизм времени. Адам, вы заставляете меня чувствовать себя слабой и смешной, а я не уверена, что хотела бы этого. Я люблю вас, но…
Он прикоснулся пальцем к ее губам, как будто желая прервать ее, затем обвел контур ее губ, и вдруг его палец проник в узкую щель между губами, нежно лаская влажную бархатистую поверхность изнутри. Он произнес тихо и медленно, словно хотел, чтобы она запомнила это навсегда:
– Я хочу тебя так же сильно, как ты хочешь меня. И никаких «но». Запомни, что до конца моих дней все цветы в этом мире принадлежат тебе.
С этими словами он достал из нагрудного кармана шелковый платок и смахнул слезинки, выступившие в уголках ее пылающих страстью фиалковых глаз.
– Думаю, тебе понравится, если логическим завершением этой нашей встречи будет акт страстной любви, который разовьется в потрясающие, романтические, эротические отношения. На такое согласится любая, но не каждая поймет, о чем я говорю. Смелей! – Он рассмеялся. – Как насчет маленькой чашки саке для храбрости?
– А как насчет большой чашки саке? – Мирелла улыбнулась Адаму и придвинулась к нему ближе. Просунув руку ему под локоть, она крепко прижала ее к своей груди.
Адам сделал незаметный жест, и тут же к их столику приблизились хозяйка и официант с традиционными японскими поклонами. В руках у хозяйки был поднос с дымящимися чашками воды и благоухающими полотенцами для рук. Из-за пояса она достала две палочки, которыми развернула горячее полотенце и протянула его Мирелле. То же самое она сделала и для Адама.