Страница:
Образование и воспитание, будучи продуктами сознания, одновременно являются факторами, определяющими уровень сознания и степень его развития. Не изменив систему образования и воспитания, нельзя изменить сознание.
А без изменения сознания невозможны ни экономические, ни политические реформы. В 1905 г. Лев Толстой записал в дневнике: "Устройство внешних форм жизни без внутреннего совершенствования - это все равно что перекладывать без известки на новый манер разваливающееся здание из неотесанных камней. Как ни клади, все не будет защищено от непогоды и будет разваливаться". Справедливость этой мысли очевидна. Однако ее реализация, как свидетельствует опыт мировой истории, требует энергии действия и энтузиазма, убежденности, трудной борьбы с косностью и рутиной. Не каждый лидер и не каждой страны способен на это.
Одним из основных принципов узбекской образовательной модели является непрерывность обучения. В стране введено обязательное бесплатное двенадцатилетнее образование, складывающееся из девятилетнего общего среднего (школа) и трехлетнего среднего специального, профессионального (академические лицеи и технические колледжи).
Академические лицеи, организуемые, как правило, на базе высших учебных заведений, призваны обеспечить интенсивное интеллектуальное развитие своих учащихся, углубленное изучение наук. В профессиональных колледжах учащиеся приобретают одну или несколько специальностей. При этом выпускники и тех и других имеют равные права при поступлении в высшие учебные заведения. Вводится и двухступенчатое высшее образование: бакалавриат, не менее четырех лет, и магистратура, не менее двух лет на базе бакалавриата. Такая система образования не уступает самым прогрессивным западным моделям.
Эксперты ряда международных организаций, в частности ЮНЕСКО, признали образовательную систему Узбекистана лучшей в Средней Азии. Некоторые идут еще дальше и говорят о том, что она лучшая в СНГ. Подчеркивается отсутствие аналогов в мировой практике и уникальность данной модели, масштабы и глубина проводимых преобразований (это мнение таких специалистов, как Кэролайнг Бишоп, Бен Элрод, Уильям Р. О'Брайн, Малин Ньютон, Ф.Фанфанелли.)
На мой взгляд, самой высокой оценкой образовательных реформ в Узбекистане является то, что во время государственного визита Ислама Каримова в Китай в ноябре 1999 г. по инициативе китайской стороны были подписаны соглашения, связанные с использованием методов соответствующего узбекского среднего и высшего образования в Китае. Реализм и точность китайцев в оценках любого явления ни у кого сомнения не вызывает.
Всего за два последних года в различных городах Узбекистана было создано около 250 академических лицеев и технических колледжей, оснащенных современным оборудованием, использующих самые передовые интеллектуальные технологии. Расходы на образование в Узбекистане составили в 1988 г. 7,6, а в 1989 г. 8,1% ВВП. Очень немногие страны мира имеют такие показатели.
Думаю, что образовательная реформа потребует многих лет напряженных усилий всего общества и, главное, целенаправленного и неослабного внимания государства. Вряд ли в этой области можно ожидать быстрой отдачи, однако правильный путь заявлен, спрогнозирован и начат.
Беседа с Мурадом Шарифовым
Я познакомился с Мурадом Шарифовым в январе 2000 г. Встретились и спокойно побеседовали. Я записал эту беседу на диктофон. Мурад учился в то время на пятом курсе Ташкентского университета мировой экономики и дипломатии. Теперь он, естественно, уже окончил университет. Учился он хорошо, но, если мне не изменяет память, на диплом с отличием не рассчитывал, было несколько лишних четверок. И вместе с тем Мурад - личность вполне незаурядная.
Третьего марта 2000 г. ему исполнилось 17 лет. Родился он в Ташкенте. Отец родом из Хорезма, по профессии врач-стоматолог. Мать, уроженка Ферганы, учительница. Мурад поступил в школу в семилетнем возрасте и окончил ее в 12 лет с золотой медалью. Помимо родного узбекского, свободно владеет русским и английским языками, успешно совершенствуется в испанском. Сам Мурад без ложной скромности достаточно высоко оценивает свои способности, но искренне, как мне показалось, считает, что он далеко не уникум, что ему просто здорово повезло. Он говорил о том, что родители, старшие братья и сестры, а затем учителя создали идеальные условия для того, чтобы он мог успешно проявлять и развивать данные ему от рождения способности к учебе. Проблема, как он считает, в том, чтобы в государстве был налажен поиск молодых талантов и эффективное их обучение.
Мурад сказал буквально следующее: "Знаете, я много думал о молодых людях, способных учиться лучше и быстрее, чем большинство их сверстников. И читал на английском языке несколько серьезных работ по педагогике ученых из разных стран. Большинство из них считают, что менее десяти процентов школьников обладают особыми способностями к учебе. Даже не так, я не точно выразил мысль. Эти авторы на основе научных методов высчитали, что менее десяти процентов школьников способны учиться на значительно более высоком уровне, чем остальные. Вся проблема в том, чтобы в школьной системе была разработана такая методика тестирования, которая позволяла бы вовремя находить талантливых ребят. Видите ли, они... Как бы это точнее сказать..." Я подсказал: "Ферменты, катализаторы, ускоряющие процессы прогресса". Мурад подумал и согласился: "Да, пожалуй, это точные слова. Ферменты прогресса".
На меня Мурад произвел очень сильное впечатление. И не то чтобы он блистал какой-то особой эрудицией, этого я не заметил. Он знал то, что должен знать студент привилегированного вуза. А вот самостоятельность и глубина мышления очевидны. И концентрация внимания - тоже. Пока мы беседовали, для него, как мне показалось, не существовало ничего, кроме моих вопросов и его ответов. Причем ему доставлял радость сам процесс мышления. Мы обсуждали с ним около двух часов положение дел в стране, проблемы, которые в первую очередь должна решать власть. Мурад сказал: "Меня больше всего тревожит то, что в Узбекистане сложились как бы два общества. Одно, которое я назвал бы нормальным. И другое - общество маргиналов, людей, которые не смогли найти приложение своим способностям, включиться в общественные структуры и процессы. И боюсь, что при нынешнем положении дел и не найдут. Отсюда постоянные неудовлетворенность и беспокойство этих людей, их агрессивность. Это в основном молодые люди из сельской местности. Они с радостью и надеждой принимают ваххабизм, который уравнивает их с теми, у кого жизнь удалась". Вот такие рассуждения. Мурад хоть и завершал обучение в элитарном вузе, но ему ведь еще не было и семнадцати лет.
В конце беседы я спросил Мурада, как он мыслит себе свое будущее, не боится ли он затеряться в общей массе выпускников университета. Он сказал: "Честно говоря, это меня беспокоит. Все может быть. Поэтому очень упорно занимаюсь языками. Попытаюсь поступить в какой-нибудь хороший американский или английский университет. В крайнем случае - в испанский".
Мне могут сказать, что случай этот далеко не типичный, что это редкое исключение. Позволю себе возразить. Мурад из тех 10%, которых призвана выявить и особым образом подготовить новая система образования в Узбекистане. Не в укор и не в ущерб, естественно, для остальных 90%. И вообще, общаться с такими молодыми людьми, как Мурад, - большая радость. Это очень простое, на уровне факта, свидетельство того, что духовность и просвещенность были сильными отличительными чертами узбекского народа на всем протяжении его многовековой истории. И такими остались.
Наука, призванная генерировать инновации
Важнейшее значение для реализации задач модернизации любой страны имеет развитие науки, научной инфраструктуры. Что многократно доказано мировой практикой. Располагает ли Узбекистан всем необходимым для перехода к современной модели инновационного развития, основанной на широком внедрении в практику достижений фундаментальной и прикладной науки, наукоемких технологий, увеличения числа высококвалифицированных и одаренных научных кадров? Это еще надо доказать, но рискну утверждать, что предпосылки для этого в стране имеются. Прежде всего, узбекское общество традиционно повернуто к науке. Президент Каримов высказался по этому поводу следующим образом: "Без преувеличения можно сказать, что фундамент уникального и прекрасного здания нашей науки был заложен много веков назад, что отечественная наука восходит к очень древним временам, имеет глубокие и мощные корни... У истоков сокровищницы знаний стояли наши великие предки, имена которых известны во всем мире. Это мыслители, математики и астрономы аль-Хорезми, аль-Фергани, Джавхари, Марвази, Улугбек; философы и правоведы-теологи Фараби, Бухари, Ат-Термези, Маргилани, Насафи; энциклопедисты Бируни, Ибн Сина; языковеды-поэты Кашгари, Юсуф Хос Хатиб, Замахшари, Шарафитдин Али Язди, Огахи и многие другие" (Узбекистан на пороге XXI века, с. 251).
Далее. В Узбекистане вполне современная система высшего образования. Имеется 59 высших учебных заведений. Международное признание получили Национальный университет образования и Самаркандский государственный университет, Университет мировой экономики и дипломатии, Университет мировых языков, Ташкентский государственный институт востоковедения, Ташкентский экономический университет, Аграрный университет, консерватория, Театральный институт. Имеется широкая сеть медицинских, гуманитарных, технических высших учебных заведений, расположенных во всех регионах страны.
В последние годы существенно укрепились связи высших учебных заведений Узбекистана с зарубежными учебными центрами, расширяется практика приглашения иностранных преподавателей и ученых, а также обучение студентов за рубежом. В этом отношении большую роль призван сыграть Фонд Президента "Умид" ("Надежда"), который предоставляет возможность одаренным молодым людям за счет выделенных грантов получить степень бакалавра и магистра в самых престижных университетах США, Великобритании, Франции, Германии, Японии. По числу подготовленных специалистов высшей квалификации Узбекистан занимает третье место среди стран СНГ (после России и Украины) и первое в Среднеазиатском регионе.
Следует отметить и такое обстоятельство, как рост удельного веса преподавателей, совмещающих учебную и научную работу. В 1997 г. по сравнению с 1991 г. он увеличился на 25%. Подобная практика, как показывает весь предшествующий опыт передовых российских и западноевропейских вузов, способствует повышению качества подготовки специалистов с высшим образованием, прививает вкус к научно-исследовательской работе. Научно-исследовательский комплекс страны включает 362 учреждения академического, вузовского и отраслевого профиля, в том числе 101 научно-исследовательский институт, 55 научно-исследовательских подразделений вузов, 65 проектно-конструкторских организаций, 32 объединения и предприятия научно-производственного и экспериментального профиля, 30 информационно-вычислительных центров. В сфере науки занято 46 тыс. чел., в том числе 2,8 тыс. докторов наук и более 16 тыс. кандидатов наук (Статистический бюллетень СНГ, 11.1997, № 22 (182).
С. 117-119).
Главным потребителем кадров высшей квалификации в стране является Академия наук Узбекистана, располагающая сорока научно-исследовательскими центрами и лабораториями. Основные направления научных поисков - геология, горное дело, ядерная физика, химическая технология, хлопководство и др.
В Узбекистане созданы научные школы мирового класса и ведется научная работа по следующим направлениям: математика, теория вероятностей, математическое моделирование естественных и общественных процессов, информатика и вычислительная техника; комплексное геолого-геофизическое и геохимическое изучение земной коры, рудообразования и металлогении, а также нефтеобразования; моллекулярная генетика, генно-клеточная инженерия, биотехнология; ведутся исследования, связанные с изучением комплекса физико-химических свойств веществ, изучением всемирной и отечественной истории, культурного и духовного наследия узбекского языка, литературы и фольклора.
Очень реальные и очень серьезные научные направления. Однако проблема стоит и шире и глубже. Наука должна стать важнейшим социальным институтом и оказывать реальное влияние на все сферы жизни общества и культуру в целом.
СТРОЙ МЕСТНЫХ СООБЩЕСТВ
Махалля в узком и широком смысле
Думаю, что термин "махалля" следует применять, по-видимому, не только в буквальном (узком) смысле, как местное сообщество в городе, как городскую общину, но и с известной степенью условности в широком смысле, как местное сообщество вообще, в том числе и в селе (кишлаке).
Выше я уже писал о том, что махалля - это атомарная общественнная структура традиционной организации жизни узбеков, что махалля были и остаются главнейшим институтом традиционной демократии в узбекском обществе, апофеозом общинности узбеков, что городские сообщества Мавераннахра под этим названием существуют уже более тысячи лет, что они старше, древнее, чем соответствующие общественные структуры городов Западной и Северной Европы. Я писал о том, что махалля выстояли на самых крутых виражах узбекской истории, что их никогда не оставляла и никогда не оставит энергия жизни. Я ссылался и на средневековых, и на современных исследователей, и на таких авторитетных знатоков махалля, как Айни.
Могу еще добавить, что сегодня махалля - важнейший институт гражданского общества в Узбекистане. Правда, пока еще главным образом потенциальный.
Как распорядилась власть независимого Узбекистана этим бесценным капиталом?
Но прежде чем ответить на этот вопрос, вернемся назад, в историю. На этот раз советскую и постсоветскую.
При Сталине, Хрущеве и Горбачеве
Советская власть, поколебавшая многие традиционные узбекские социальные структуры, в борьбе с махалля вынуждена была отступить. Они оказались не по зубам даже Сталину. В 1932 г. вышло "Положение о махаллинских комитетах в городах Узбекистана". А 1938 г. атаки на махалля были приостановлены вообще. Решение приняли такое: махалля должны сосуществовать с новыми социалистическими структурами, дополнять их. В 1961 г. в рамках очередной хрущевской реформы Верховный Совет Узбекистана утвердил новое "Положение о махаллинских комитетах". Однако оно, по сути дела, не дало махалля никаких юридических полномочий. В частности, в ст. 12 этого "Положения" говорилось: "Махаллинским (квартальным) комитетам запрещается заниматься какой бы то ни было финансово-хозяйственной деятельностью (создание и использование столовых, красных чайных, парикмахерских и т.п.), а также запрещается участие в коммерческих делах и в сдаче квартир в аренду". Вот такая была хрущевская "оттепель" в отношении махалля.
Наступила горбачевская перестройка. Среди прочих встал вопрос и о реформе местного самоуправления. Однако в очень широком, можно сказать, фундаментальном аспекте, как часть проблемы десоветизации. Речь шла о преодолении в общественном сознании очень стойкого, сформировавшегося за 70 лет советской власти стереотипа о так называемом всевластии работающих Советов. Естественно, ленинский постулат "о единой системе всех Советов, как органов государственной власти сверху донизу" в условиях всепроникающей диктатуры партийного аппарата какого-то практического значения не имел. Тем не менее решения партийной власти неуклонно получали в Советах некую легализацию. Все это понимали. Советы вне партийного аппарата всерьез никем не воспринимались. Казалось бы, что с уходом с политической сцены КПСС вместе с ней уйдут и Советы. Однако случилось нечто на первый взгляд неожиданное. В ходе перестройки, когда партократия быстро теряла функции всесильной супервласти, произошла труднообъяснимая метаморфоза. Советы вдохнули новую жизнь в ленинский постулат и сами начали замахиваться на диктаторское всевластие, на то, чтобы на любом уровне - не только и не столько на местном, а скорее на самом верхнем - стать органами настоящей власти.
В результате относительно свободных выборов народных депутатов СССР и союзных республик 1989-1990 гг. в стране появились парламенты, претендующие на то, чтобы единовластно решать все и вся, быть высшим органом системы Советов. Такой настрой был и в Верховном Совете Узбекистана образца девяностого года. Местные же Советы снова потеряли свой изначальный смысл, как форма организации муниципальной, коммунальной власти. Вновь ушло куда-то на задний план понимание того, что власть на местах по сути своей не государственная, а общественная, что ее главная задача - обеспечение нужд населения, решение проблем территориальных коллективов. К тому же с учетом местных традиций, сложившихся обычаев, особенностей культуры.
Таким образом, реформа местного самоуправления в независимом Узбекистане, как и в любой другой постсоветской стране, предполагала десоветизацию применительно к обоим видам Советов: и доперестроечных, и послеперестроечных.
А была ли "десоветизация" в Узбекистане?
В поисках ответа на этот вопрос обратимся к Конституции Узбекистана. А именно - к главе XXI, которая называется "Основы государственной власти на местах". В различных статьях этой главы написано, что "представительными органами власти (из текста очевидно, что речь идет именно о государственной власти. - Л.Л.) в областях, районах, городах являются Советы народных депутатов, возглавляемые хокимами", что "хокимы возглавляют одновременно не только представительные органы власти, но и исполнительную власть на соответствующей территории, что хоким области и города Ташкента назначается и освобождается от должности Президентом и утверждается соответствующим Советом народных депутатов. Хокимы районов и городов назначаются и освобождаются от должности хокимом соответствующей области и утверждаются соответствующим Советом народных депутатов". Местное же самоуправление, как следует из ст. 102 Конституции, начинается и кончается на уровне махалля и сельских сообществ. Словом, все как в доброе советское время. Или, точнее, почти все. Почти, но самое главное - соединение в Советах (заметьте, с большой буквы) функций и законодательной, и исполнительной власти (ст. 100) и их единая система (часть вторая ст. 102). Объяснить этот феномен я не берусь. Тем более что он, как говорится, соткан из противоречий. По точному смыслу ст. 10 Конституции народными депутатами могут именоваться лишь депутаты Олий Мажлиса, а ст. 11 относит разделение законодательной и исполнительной власти к основному принципу государственной власти на всех ее уровнях. Но дело не столько в имеющихся противоречиях. Мне просто трудно понять логику этого решения. Между прочим, такой советский вариант применен, кроме Узбекистана, только в одной стране СНГ - Таджикистане. Во всех же остальных территориальная государственная администрация и местное самоуправление или параллельно сосуществуют и сотрудничают в городах, районах и областях (например, Украина), или разделили между собой территориальные уровни: на городском и районном местное самоуправление, на областном - государственное управление (например, Армения).
Два шага вперед - шаг назад
В начале девяностых власть делала на махалля большую ставку. Президент Каримов тогда говорил: "Если махалля будет занимать подобающее место в нашем обществе, если в махалля будет мир и согласие, у нас на все хватит сил". Вот несколько законодательных фрагментов, отражающих государственную политику в отношении махалля.
В соответствии с Указом от 12 сентября 1991 г. создан республиканский благотворительный фонд "Махалля". В числе главных задач фонда: всестороннее содействие в бережном сохранении и обогащении исторически сложившихся традиций и обычаев; утверждение милосердия и организация взаимопомощи; содействие социальному, экономическому и культурному развитию махалля. Почетным председателем фонда стал Ислам Каримов. С 1995 г. фонд издает газету с одноименным названием - "Махалля".
Второго сентября 1993 г. был принят Закон "Об органах самоуправления граждан" (с изменениями и дополнениями от 25 апреля 1997 г. и в новой редакции от 14 апреля 1999 г.). И хотя этот Закон предусматривает для координации деятельности органов самоуправления возможность создания Республиканского совета аксакалов, а также областных, районных, городских координационных советов по делам самоуправления граждан, в сути своей он реликт советского прошлого. Очень ординарный, палиативный закон. Другим, собственно говоря, он и не мог быть в системе той инфраструктуры местного самоуправления, которая существует сейчас в стране. Действительно, как могли появиться в Законе необходимый общественный пафос и политический масштаб, если махалля по конституции находится в полном смысле слова на обочине политической жизни.
Справедливости ради нельзя не сказать о том, что в 1994 г. по инициативе Президента махалля были выдвинуты на авансцену социальной политики в стране. Двадцать третьего августа 1994 г. органам самоуправления граждан в махалля (кишлаков, поселков) были переданы полномочия по социальной помощи малообеспеченным семьям из средств государственного и местных бюджетов. Затем эти социальные функции махалля были конкретизированы. С 1 января 1997 г. им было поручено распределять государственные пособия нуждающимся семьям, имеющим детей до 16 лет, а с 1 марта 1999 г. пособия для ухода за ребенком до достижения им двух лет, обеспечивать продуктами питания нуждающихся пенсионеров.
Стало очевидно, что власть, проявляя неизменную уважительность и комплиментарность в отношении махалля, явно сделала ход назад в плане усиления их реальной роли как одного из основных институтов гражданского общества. По-видимому, произошло следующее. С одной стороны, передача махалля широких полномочий в социальной поддержке населения задела интересы определенного слоя чиновников в государственном аппарате в центре и на местах. А с другой - и в махалля, возможно, нашлись нечестные люди, случались факты каких-то злоупотреблений. Как бы то ни было, ничего, кроме сожаления, все это вызывать не может.
Однако при всем при том махалля живут и не утрачивают своей огромной потенциальной силы. Сегодня, как и много столетий назад, в них, говоря словами поэта, сохранились "чувства золотого соседства и незримые общие счетчики слез и радостей". Это главное.
Европейская хартия и скандинавская модель
Возрождение интереса к местному самоуправлению, к местным самоуправляющимся общинам и сообществам, к свободным коммунам стало европейской и в известной мере мировой универсалией. Действовали такие институты, как Международный союз общин со штаб-квартирой в Гааге, Международная ассоциация по управлению городами и областями, Европейский союз общин с центром в Париже, Конгресс местных и региональных властей Европы.
В 1985 г. по инициативе Совета Европы была принята "Европейская хартия местного самоуправления" - один из главных источников муниципального права европейских государств, намечающий пути дальнейшего развития местного самоуправления в этих странах (Европейская хартия местного самоуправления. М.: Фонд развития парламентаризма в России. 1998).
При разработке Хартии использовали достижения европейской философской и социологической мысли, сформулированные еще в ХIХ в. Интересно в этом плане высказывание известного французского историка и социолога Алексиса Токвиля: "Общинные институты играют для установления независимости ту же роль, что и начальные школы для науки. Они открывают народу путь к свободе и учат его пользоваться этой свободой" (Токвиль А. Демократия в Америке. - М. 1992. С. 65).
Анализ принципов, на которых основана Хартия, свидетельствует о том, что современная Европа считает уровень развития местного самоуправления одним из основных критериев подлинной демократии. "Именно местное самоуправление, говорится в Хартии, - позволяет гражданам участвовать в принятии решений, касающихся как их повседневной жизни, так и общегосударственных дел, и гарантирует осуществление иных гражданских прав. Навыки самоуправления воспитывают у населения чувство гражданской ответственности. Вместе с тем органы местного самоуправления призваны выполнять роль посредника между личностью и государством".
А без изменения сознания невозможны ни экономические, ни политические реформы. В 1905 г. Лев Толстой записал в дневнике: "Устройство внешних форм жизни без внутреннего совершенствования - это все равно что перекладывать без известки на новый манер разваливающееся здание из неотесанных камней. Как ни клади, все не будет защищено от непогоды и будет разваливаться". Справедливость этой мысли очевидна. Однако ее реализация, как свидетельствует опыт мировой истории, требует энергии действия и энтузиазма, убежденности, трудной борьбы с косностью и рутиной. Не каждый лидер и не каждой страны способен на это.
Одним из основных принципов узбекской образовательной модели является непрерывность обучения. В стране введено обязательное бесплатное двенадцатилетнее образование, складывающееся из девятилетнего общего среднего (школа) и трехлетнего среднего специального, профессионального (академические лицеи и технические колледжи).
Академические лицеи, организуемые, как правило, на базе высших учебных заведений, призваны обеспечить интенсивное интеллектуальное развитие своих учащихся, углубленное изучение наук. В профессиональных колледжах учащиеся приобретают одну или несколько специальностей. При этом выпускники и тех и других имеют равные права при поступлении в высшие учебные заведения. Вводится и двухступенчатое высшее образование: бакалавриат, не менее четырех лет, и магистратура, не менее двух лет на базе бакалавриата. Такая система образования не уступает самым прогрессивным западным моделям.
Эксперты ряда международных организаций, в частности ЮНЕСКО, признали образовательную систему Узбекистана лучшей в Средней Азии. Некоторые идут еще дальше и говорят о том, что она лучшая в СНГ. Подчеркивается отсутствие аналогов в мировой практике и уникальность данной модели, масштабы и глубина проводимых преобразований (это мнение таких специалистов, как Кэролайнг Бишоп, Бен Элрод, Уильям Р. О'Брайн, Малин Ньютон, Ф.Фанфанелли.)
На мой взгляд, самой высокой оценкой образовательных реформ в Узбекистане является то, что во время государственного визита Ислама Каримова в Китай в ноябре 1999 г. по инициативе китайской стороны были подписаны соглашения, связанные с использованием методов соответствующего узбекского среднего и высшего образования в Китае. Реализм и точность китайцев в оценках любого явления ни у кого сомнения не вызывает.
Всего за два последних года в различных городах Узбекистана было создано около 250 академических лицеев и технических колледжей, оснащенных современным оборудованием, использующих самые передовые интеллектуальные технологии. Расходы на образование в Узбекистане составили в 1988 г. 7,6, а в 1989 г. 8,1% ВВП. Очень немногие страны мира имеют такие показатели.
Думаю, что образовательная реформа потребует многих лет напряженных усилий всего общества и, главное, целенаправленного и неослабного внимания государства. Вряд ли в этой области можно ожидать быстрой отдачи, однако правильный путь заявлен, спрогнозирован и начат.
Беседа с Мурадом Шарифовым
Я познакомился с Мурадом Шарифовым в январе 2000 г. Встретились и спокойно побеседовали. Я записал эту беседу на диктофон. Мурад учился в то время на пятом курсе Ташкентского университета мировой экономики и дипломатии. Теперь он, естественно, уже окончил университет. Учился он хорошо, но, если мне не изменяет память, на диплом с отличием не рассчитывал, было несколько лишних четверок. И вместе с тем Мурад - личность вполне незаурядная.
Третьего марта 2000 г. ему исполнилось 17 лет. Родился он в Ташкенте. Отец родом из Хорезма, по профессии врач-стоматолог. Мать, уроженка Ферганы, учительница. Мурад поступил в школу в семилетнем возрасте и окончил ее в 12 лет с золотой медалью. Помимо родного узбекского, свободно владеет русским и английским языками, успешно совершенствуется в испанском. Сам Мурад без ложной скромности достаточно высоко оценивает свои способности, но искренне, как мне показалось, считает, что он далеко не уникум, что ему просто здорово повезло. Он говорил о том, что родители, старшие братья и сестры, а затем учителя создали идеальные условия для того, чтобы он мог успешно проявлять и развивать данные ему от рождения способности к учебе. Проблема, как он считает, в том, чтобы в государстве был налажен поиск молодых талантов и эффективное их обучение.
Мурад сказал буквально следующее: "Знаете, я много думал о молодых людях, способных учиться лучше и быстрее, чем большинство их сверстников. И читал на английском языке несколько серьезных работ по педагогике ученых из разных стран. Большинство из них считают, что менее десяти процентов школьников обладают особыми способностями к учебе. Даже не так, я не точно выразил мысль. Эти авторы на основе научных методов высчитали, что менее десяти процентов школьников способны учиться на значительно более высоком уровне, чем остальные. Вся проблема в том, чтобы в школьной системе была разработана такая методика тестирования, которая позволяла бы вовремя находить талантливых ребят. Видите ли, они... Как бы это точнее сказать..." Я подсказал: "Ферменты, катализаторы, ускоряющие процессы прогресса". Мурад подумал и согласился: "Да, пожалуй, это точные слова. Ферменты прогресса".
На меня Мурад произвел очень сильное впечатление. И не то чтобы он блистал какой-то особой эрудицией, этого я не заметил. Он знал то, что должен знать студент привилегированного вуза. А вот самостоятельность и глубина мышления очевидны. И концентрация внимания - тоже. Пока мы беседовали, для него, как мне показалось, не существовало ничего, кроме моих вопросов и его ответов. Причем ему доставлял радость сам процесс мышления. Мы обсуждали с ним около двух часов положение дел в стране, проблемы, которые в первую очередь должна решать власть. Мурад сказал: "Меня больше всего тревожит то, что в Узбекистане сложились как бы два общества. Одно, которое я назвал бы нормальным. И другое - общество маргиналов, людей, которые не смогли найти приложение своим способностям, включиться в общественные структуры и процессы. И боюсь, что при нынешнем положении дел и не найдут. Отсюда постоянные неудовлетворенность и беспокойство этих людей, их агрессивность. Это в основном молодые люди из сельской местности. Они с радостью и надеждой принимают ваххабизм, который уравнивает их с теми, у кого жизнь удалась". Вот такие рассуждения. Мурад хоть и завершал обучение в элитарном вузе, но ему ведь еще не было и семнадцати лет.
В конце беседы я спросил Мурада, как он мыслит себе свое будущее, не боится ли он затеряться в общей массе выпускников университета. Он сказал: "Честно говоря, это меня беспокоит. Все может быть. Поэтому очень упорно занимаюсь языками. Попытаюсь поступить в какой-нибудь хороший американский или английский университет. В крайнем случае - в испанский".
Мне могут сказать, что случай этот далеко не типичный, что это редкое исключение. Позволю себе возразить. Мурад из тех 10%, которых призвана выявить и особым образом подготовить новая система образования в Узбекистане. Не в укор и не в ущерб, естественно, для остальных 90%. И вообще, общаться с такими молодыми людьми, как Мурад, - большая радость. Это очень простое, на уровне факта, свидетельство того, что духовность и просвещенность были сильными отличительными чертами узбекского народа на всем протяжении его многовековой истории. И такими остались.
Наука, призванная генерировать инновации
Важнейшее значение для реализации задач модернизации любой страны имеет развитие науки, научной инфраструктуры. Что многократно доказано мировой практикой. Располагает ли Узбекистан всем необходимым для перехода к современной модели инновационного развития, основанной на широком внедрении в практику достижений фундаментальной и прикладной науки, наукоемких технологий, увеличения числа высококвалифицированных и одаренных научных кадров? Это еще надо доказать, но рискну утверждать, что предпосылки для этого в стране имеются. Прежде всего, узбекское общество традиционно повернуто к науке. Президент Каримов высказался по этому поводу следующим образом: "Без преувеличения можно сказать, что фундамент уникального и прекрасного здания нашей науки был заложен много веков назад, что отечественная наука восходит к очень древним временам, имеет глубокие и мощные корни... У истоков сокровищницы знаний стояли наши великие предки, имена которых известны во всем мире. Это мыслители, математики и астрономы аль-Хорезми, аль-Фергани, Джавхари, Марвази, Улугбек; философы и правоведы-теологи Фараби, Бухари, Ат-Термези, Маргилани, Насафи; энциклопедисты Бируни, Ибн Сина; языковеды-поэты Кашгари, Юсуф Хос Хатиб, Замахшари, Шарафитдин Али Язди, Огахи и многие другие" (Узбекистан на пороге XXI века, с. 251).
Далее. В Узбекистане вполне современная система высшего образования. Имеется 59 высших учебных заведений. Международное признание получили Национальный университет образования и Самаркандский государственный университет, Университет мировой экономики и дипломатии, Университет мировых языков, Ташкентский государственный институт востоковедения, Ташкентский экономический университет, Аграрный университет, консерватория, Театральный институт. Имеется широкая сеть медицинских, гуманитарных, технических высших учебных заведений, расположенных во всех регионах страны.
В последние годы существенно укрепились связи высших учебных заведений Узбекистана с зарубежными учебными центрами, расширяется практика приглашения иностранных преподавателей и ученых, а также обучение студентов за рубежом. В этом отношении большую роль призван сыграть Фонд Президента "Умид" ("Надежда"), который предоставляет возможность одаренным молодым людям за счет выделенных грантов получить степень бакалавра и магистра в самых престижных университетах США, Великобритании, Франции, Германии, Японии. По числу подготовленных специалистов высшей квалификации Узбекистан занимает третье место среди стран СНГ (после России и Украины) и первое в Среднеазиатском регионе.
Следует отметить и такое обстоятельство, как рост удельного веса преподавателей, совмещающих учебную и научную работу. В 1997 г. по сравнению с 1991 г. он увеличился на 25%. Подобная практика, как показывает весь предшествующий опыт передовых российских и западноевропейских вузов, способствует повышению качества подготовки специалистов с высшим образованием, прививает вкус к научно-исследовательской работе. Научно-исследовательский комплекс страны включает 362 учреждения академического, вузовского и отраслевого профиля, в том числе 101 научно-исследовательский институт, 55 научно-исследовательских подразделений вузов, 65 проектно-конструкторских организаций, 32 объединения и предприятия научно-производственного и экспериментального профиля, 30 информационно-вычислительных центров. В сфере науки занято 46 тыс. чел., в том числе 2,8 тыс. докторов наук и более 16 тыс. кандидатов наук (Статистический бюллетень СНГ, 11.1997, № 22 (182).
С. 117-119).
Главным потребителем кадров высшей квалификации в стране является Академия наук Узбекистана, располагающая сорока научно-исследовательскими центрами и лабораториями. Основные направления научных поисков - геология, горное дело, ядерная физика, химическая технология, хлопководство и др.
В Узбекистане созданы научные школы мирового класса и ведется научная работа по следующим направлениям: математика, теория вероятностей, математическое моделирование естественных и общественных процессов, информатика и вычислительная техника; комплексное геолого-геофизическое и геохимическое изучение земной коры, рудообразования и металлогении, а также нефтеобразования; моллекулярная генетика, генно-клеточная инженерия, биотехнология; ведутся исследования, связанные с изучением комплекса физико-химических свойств веществ, изучением всемирной и отечественной истории, культурного и духовного наследия узбекского языка, литературы и фольклора.
Очень реальные и очень серьезные научные направления. Однако проблема стоит и шире и глубже. Наука должна стать важнейшим социальным институтом и оказывать реальное влияние на все сферы жизни общества и культуру в целом.
СТРОЙ МЕСТНЫХ СООБЩЕСТВ
Махалля в узком и широком смысле
Думаю, что термин "махалля" следует применять, по-видимому, не только в буквальном (узком) смысле, как местное сообщество в городе, как городскую общину, но и с известной степенью условности в широком смысле, как местное сообщество вообще, в том числе и в селе (кишлаке).
Выше я уже писал о том, что махалля - это атомарная общественнная структура традиционной организации жизни узбеков, что махалля были и остаются главнейшим институтом традиционной демократии в узбекском обществе, апофеозом общинности узбеков, что городские сообщества Мавераннахра под этим названием существуют уже более тысячи лет, что они старше, древнее, чем соответствующие общественные структуры городов Западной и Северной Европы. Я писал о том, что махалля выстояли на самых крутых виражах узбекской истории, что их никогда не оставляла и никогда не оставит энергия жизни. Я ссылался и на средневековых, и на современных исследователей, и на таких авторитетных знатоков махалля, как Айни.
Могу еще добавить, что сегодня махалля - важнейший институт гражданского общества в Узбекистане. Правда, пока еще главным образом потенциальный.
Как распорядилась власть независимого Узбекистана этим бесценным капиталом?
Но прежде чем ответить на этот вопрос, вернемся назад, в историю. На этот раз советскую и постсоветскую.
При Сталине, Хрущеве и Горбачеве
Советская власть, поколебавшая многие традиционные узбекские социальные структуры, в борьбе с махалля вынуждена была отступить. Они оказались не по зубам даже Сталину. В 1932 г. вышло "Положение о махаллинских комитетах в городах Узбекистана". А 1938 г. атаки на махалля были приостановлены вообще. Решение приняли такое: махалля должны сосуществовать с новыми социалистическими структурами, дополнять их. В 1961 г. в рамках очередной хрущевской реформы Верховный Совет Узбекистана утвердил новое "Положение о махаллинских комитетах". Однако оно, по сути дела, не дало махалля никаких юридических полномочий. В частности, в ст. 12 этого "Положения" говорилось: "Махаллинским (квартальным) комитетам запрещается заниматься какой бы то ни было финансово-хозяйственной деятельностью (создание и использование столовых, красных чайных, парикмахерских и т.п.), а также запрещается участие в коммерческих делах и в сдаче квартир в аренду". Вот такая была хрущевская "оттепель" в отношении махалля.
Наступила горбачевская перестройка. Среди прочих встал вопрос и о реформе местного самоуправления. Однако в очень широком, можно сказать, фундаментальном аспекте, как часть проблемы десоветизации. Речь шла о преодолении в общественном сознании очень стойкого, сформировавшегося за 70 лет советской власти стереотипа о так называемом всевластии работающих Советов. Естественно, ленинский постулат "о единой системе всех Советов, как органов государственной власти сверху донизу" в условиях всепроникающей диктатуры партийного аппарата какого-то практического значения не имел. Тем не менее решения партийной власти неуклонно получали в Советах некую легализацию. Все это понимали. Советы вне партийного аппарата всерьез никем не воспринимались. Казалось бы, что с уходом с политической сцены КПСС вместе с ней уйдут и Советы. Однако случилось нечто на первый взгляд неожиданное. В ходе перестройки, когда партократия быстро теряла функции всесильной супервласти, произошла труднообъяснимая метаморфоза. Советы вдохнули новую жизнь в ленинский постулат и сами начали замахиваться на диктаторское всевластие, на то, чтобы на любом уровне - не только и не столько на местном, а скорее на самом верхнем - стать органами настоящей власти.
В результате относительно свободных выборов народных депутатов СССР и союзных республик 1989-1990 гг. в стране появились парламенты, претендующие на то, чтобы единовластно решать все и вся, быть высшим органом системы Советов. Такой настрой был и в Верховном Совете Узбекистана образца девяностого года. Местные же Советы снова потеряли свой изначальный смысл, как форма организации муниципальной, коммунальной власти. Вновь ушло куда-то на задний план понимание того, что власть на местах по сути своей не государственная, а общественная, что ее главная задача - обеспечение нужд населения, решение проблем территориальных коллективов. К тому же с учетом местных традиций, сложившихся обычаев, особенностей культуры.
Таким образом, реформа местного самоуправления в независимом Узбекистане, как и в любой другой постсоветской стране, предполагала десоветизацию применительно к обоим видам Советов: и доперестроечных, и послеперестроечных.
А была ли "десоветизация" в Узбекистане?
В поисках ответа на этот вопрос обратимся к Конституции Узбекистана. А именно - к главе XXI, которая называется "Основы государственной власти на местах". В различных статьях этой главы написано, что "представительными органами власти (из текста очевидно, что речь идет именно о государственной власти. - Л.Л.) в областях, районах, городах являются Советы народных депутатов, возглавляемые хокимами", что "хокимы возглавляют одновременно не только представительные органы власти, но и исполнительную власть на соответствующей территории, что хоким области и города Ташкента назначается и освобождается от должности Президентом и утверждается соответствующим Советом народных депутатов. Хокимы районов и городов назначаются и освобождаются от должности хокимом соответствующей области и утверждаются соответствующим Советом народных депутатов". Местное же самоуправление, как следует из ст. 102 Конституции, начинается и кончается на уровне махалля и сельских сообществ. Словом, все как в доброе советское время. Или, точнее, почти все. Почти, но самое главное - соединение в Советах (заметьте, с большой буквы) функций и законодательной, и исполнительной власти (ст. 100) и их единая система (часть вторая ст. 102). Объяснить этот феномен я не берусь. Тем более что он, как говорится, соткан из противоречий. По точному смыслу ст. 10 Конституции народными депутатами могут именоваться лишь депутаты Олий Мажлиса, а ст. 11 относит разделение законодательной и исполнительной власти к основному принципу государственной власти на всех ее уровнях. Но дело не столько в имеющихся противоречиях. Мне просто трудно понять логику этого решения. Между прочим, такой советский вариант применен, кроме Узбекистана, только в одной стране СНГ - Таджикистане. Во всех же остальных территориальная государственная администрация и местное самоуправление или параллельно сосуществуют и сотрудничают в городах, районах и областях (например, Украина), или разделили между собой территориальные уровни: на городском и районном местное самоуправление, на областном - государственное управление (например, Армения).
Два шага вперед - шаг назад
В начале девяностых власть делала на махалля большую ставку. Президент Каримов тогда говорил: "Если махалля будет занимать подобающее место в нашем обществе, если в махалля будет мир и согласие, у нас на все хватит сил". Вот несколько законодательных фрагментов, отражающих государственную политику в отношении махалля.
В соответствии с Указом от 12 сентября 1991 г. создан республиканский благотворительный фонд "Махалля". В числе главных задач фонда: всестороннее содействие в бережном сохранении и обогащении исторически сложившихся традиций и обычаев; утверждение милосердия и организация взаимопомощи; содействие социальному, экономическому и культурному развитию махалля. Почетным председателем фонда стал Ислам Каримов. С 1995 г. фонд издает газету с одноименным названием - "Махалля".
Второго сентября 1993 г. был принят Закон "Об органах самоуправления граждан" (с изменениями и дополнениями от 25 апреля 1997 г. и в новой редакции от 14 апреля 1999 г.). И хотя этот Закон предусматривает для координации деятельности органов самоуправления возможность создания Республиканского совета аксакалов, а также областных, районных, городских координационных советов по делам самоуправления граждан, в сути своей он реликт советского прошлого. Очень ординарный, палиативный закон. Другим, собственно говоря, он и не мог быть в системе той инфраструктуры местного самоуправления, которая существует сейчас в стране. Действительно, как могли появиться в Законе необходимый общественный пафос и политический масштаб, если махалля по конституции находится в полном смысле слова на обочине политической жизни.
Справедливости ради нельзя не сказать о том, что в 1994 г. по инициативе Президента махалля были выдвинуты на авансцену социальной политики в стране. Двадцать третьего августа 1994 г. органам самоуправления граждан в махалля (кишлаков, поселков) были переданы полномочия по социальной помощи малообеспеченным семьям из средств государственного и местных бюджетов. Затем эти социальные функции махалля были конкретизированы. С 1 января 1997 г. им было поручено распределять государственные пособия нуждающимся семьям, имеющим детей до 16 лет, а с 1 марта 1999 г. пособия для ухода за ребенком до достижения им двух лет, обеспечивать продуктами питания нуждающихся пенсионеров.
Стало очевидно, что власть, проявляя неизменную уважительность и комплиментарность в отношении махалля, явно сделала ход назад в плане усиления их реальной роли как одного из основных институтов гражданского общества. По-видимому, произошло следующее. С одной стороны, передача махалля широких полномочий в социальной поддержке населения задела интересы определенного слоя чиновников в государственном аппарате в центре и на местах. А с другой - и в махалля, возможно, нашлись нечестные люди, случались факты каких-то злоупотреблений. Как бы то ни было, ничего, кроме сожаления, все это вызывать не может.
Однако при всем при том махалля живут и не утрачивают своей огромной потенциальной силы. Сегодня, как и много столетий назад, в них, говоря словами поэта, сохранились "чувства золотого соседства и незримые общие счетчики слез и радостей". Это главное.
Европейская хартия и скандинавская модель
Возрождение интереса к местному самоуправлению, к местным самоуправляющимся общинам и сообществам, к свободным коммунам стало европейской и в известной мере мировой универсалией. Действовали такие институты, как Международный союз общин со штаб-квартирой в Гааге, Международная ассоциация по управлению городами и областями, Европейский союз общин с центром в Париже, Конгресс местных и региональных властей Европы.
В 1985 г. по инициативе Совета Европы была принята "Европейская хартия местного самоуправления" - один из главных источников муниципального права европейских государств, намечающий пути дальнейшего развития местного самоуправления в этих странах (Европейская хартия местного самоуправления. М.: Фонд развития парламентаризма в России. 1998).
При разработке Хартии использовали достижения европейской философской и социологической мысли, сформулированные еще в ХIХ в. Интересно в этом плане высказывание известного французского историка и социолога Алексиса Токвиля: "Общинные институты играют для установления независимости ту же роль, что и начальные школы для науки. Они открывают народу путь к свободе и учат его пользоваться этой свободой" (Токвиль А. Демократия в Америке. - М. 1992. С. 65).
Анализ принципов, на которых основана Хартия, свидетельствует о том, что современная Европа считает уровень развития местного самоуправления одним из основных критериев подлинной демократии. "Именно местное самоуправление, говорится в Хартии, - позволяет гражданам участвовать в принятии решений, касающихся как их повседневной жизни, так и общегосударственных дел, и гарантирует осуществление иных гражданских прав. Навыки самоуправления воспитывают у населения чувство гражданской ответственности. Вместе с тем органы местного самоуправления призваны выполнять роль посредника между личностью и государством".