Страница:
Мой взгляд скользнул по сторонам. Пейзаж, такой романтичный вчера вечером, теперь выглядел унылым, спаленным солнцем - и очень напоминал лунный. Усеченные конуса - и малые и большие - колебались в жарком мареве, точно шахматные фигуры, набросанные компьютером. И больше ничего, кроме равнины, серо-бурой от пыли. Если не считать огромного бассейна, все казалось таким же сухим, каким я ощущал свой рот.
Над бассейном затрепетали два крохотных лоскутка черно-оранжевой вышивки - Рейчел нашла очень точное уподобление. С жадной тоской, почти с преклонением мой взгляд следовал за восхитительно прихотливым полетом порхалочки. Ведь "бабочка", несомненно, словечко, рожденное каким-нибудь анекдотом. Как может летать бабочка, то есть легкомысленная бабенка? Все мои атомы устремились к этому изящному капризному созданию, благоговели перед ним. Порхалочка победила тяготение, a Homo christophorus sculliansis сдался ему. Продолжая прихотливый полет, она исчезла из моего поля зрения.
Жадная тоска во мне усилилась, но теперь ее объектом стал мой экзоскелет, словно он был моим металлическим сиамским близнецом, моей женой-роботом, с которой я только-только вступил в брак.
Видимо, его с меня сняли ночью, пока я все еще был без сознания после прикосновения черной волшебной палочки Рейчел, или же меня дополнительно занаркотизировали, якобы для того, чтобы полностью лишить возможности сопротивляться, или в порядке пытки, а на самом деле таким способом Рейчел-Вейчел и ее папаша хитро заполучили мой мешковый костюм с целью завладеть заявкой и картой Чокнутого Русского. При этой мысли я усмехнулся, хотя это было мучительно для гортани.
Я внимательно осмотрел часть патио, доступную взгляду. Моей надежной титановой опоры нигде не было видно. Но ее могли спрятать за спинкой какого-нибудь ложа.
Возможно, глупо было предполагать, будто мой экзоскелет брошен где-то тут, и все же я не терял надежды. Конечно, Фаннинович забрал бы его с собой, будь это ему по силам, однако последнее, что сохранила моя память, был момент, когда Чейз и Хант с энтузиазмом мутузили профессора. Скорее всего, он покинул патио под стражей или на носилках.
Экзоскелет могли убрать из инстинктивной любви к порядку или из элементарной предосторожности. Но не позаботились же убрать Берлсона, который продолжал храпеть с прежней естественностью!
Да и почти все остальные к тому времени напились почти до бесчувствия. Не унесла ли его Рейчел? Чтобы гладить и целовать в постели? Чушь! Она меня ненавидит.
Я вспомнил, как во время драки Фаннинович указывал на что-то позади меня. На что? Ну, конечно же, на снятый с меня экзоскелет! Почему бы я чувствовал, что живо заинтересован в исходе драки, если бы она завязалась не из-за моего экзоскелета? Я возжаждал невозможного: повернуться и посмотреть в другую сторону. Хотя что пользы смотреть на него? Почувствую себя даже еще более скверно, только и всего.
Тут мне пришло в голову, что экзоскелет могли беззаботно оставить в патио еще по одной причине: техасцы, безусловно, думают, что без него я не способен пошевелиться. Они позабыли - как и я сам! - о сверхъестественной силе моих пальцев. Так ведь никто из них, включая Рейчел, не видел моего состязания с Эль Торо.
Задрожав от надежы так, что даже волосы у меня вздыбились (маленькая, но ободряющая победа над тяготением!), я повел левую кисть к бедру, а она поволокла за собой всю расслабленную руку. Это оказалось легко. Пальцы отыскивали опору в стыках между плитками и почти не ощущали веса, который тащили за собой.
Теперь задача посложнее: провести кисть поперек торса, на первых этапах приподнимая мертвый груз остальной руки. Но в паху я довольно волосат, и, цепляясь вытянутыми пальцами за прядки волос, а затем резко их сгибая, а также вонзая крепкие длинные ногти в кожу, как ни было это больно, я вскоре добился своего. Право же, моя кисть оказалась очень ловкой альпинисткой с пятью конечностями!
В пути мои пальцы в полной мере ощутили жгучесть солнечных лучей. Да, времени терять нельзя.
Спуск был стремительным, несмотря на трение, возникшее между влекомой левой рукой и кожей бедра. Затем пальцы принялись слепо отыскивать стыки, уходя от туловища и образуя прямой угол с плечом.
Одновременно я направил правую кисть к правой подмышке, чтобы обеспечить упор для головы, когда и если ее удастся повернуть. Кроме того, ей предстояло послужить тормозом и препятствием; благодаря ей левая кисть повернет мой торс вокруг оси, а не заставит его скользить по плиткам.
Двигая челюстью то вправо, то влево, я повел голову от приподнимающегося левого плеча через грудь. Щетина на подбородке - последний раз я брился в Циркумлуне перед отъездом - оказалась полезной, и все же дело шло туго.
Пальцы левой руки работали вовсю. Большой и средний зацеплялись за стык, а указательный и безымянный нашаривали впереди следующий стык, цеплялись за него подушечками и в свою очередь начинали сгибаться или тянуть. Мизинец помогал той паре, которая больше в этом нуждалась.
Моя спина чуть-чуть оторвалась от пола, и тут же левое плечо пронзила острая боль. Я испугался, не вывихнулось ли оно. Фантомные мышцы малопригодны, чтобы удерживать суставы в требуемом положении. Мои сощуренные глаза глядели почти прямо в слепящее белесое небо.
Был миг, когда я утратил надежду. Но тут пальцы обнаружили широкую, удобно изогнутую щель между плитками и получили возможность потянуть все одновременно. Голова перекатилась, правый висок уперся в правое плечо, подбородок - в правый кулак. Затем повернулись бедра - левое оказалось прямо над правым. Их я оставил пока в этом положении. Мое тело теперь лежало на правом боку; спереди оно наконец-то почти все оказалось в тени. Хотя другие его участки открылись жгучему солнцу и горели огнем.
Внезапно я в ужасе замигал, но затем заставил себя спокойно посмотреть на часть патио возле дома.
В каких-то четырех метрах прямо против меня в кресле нелепо восседал мой экзоскелет с брошенным на него мешкостюмом.
Оба титановых плеча и оба бедра были согнуты почти пополам, так что скрученные проводки беспомощно болтались. Изящную решетку ребер смяли до неузнаваемости. Шлем испещряли вмятины. Одна щечная пластина была отогнута. А мешкостюм превратился в черные ленты - так его искромсали.
В сущности он потрясал, как произведение искусства, созданное волей случая. У меня даже слезы на глаза навернулись - ненавистные слезы, так как мне было омерзительно, что техасцы способны вызвать во мне хоть какие-то эмоции. Главное же, слезы эти означали губительную для меня потерю влаги. Ведь теперь я больше всего нуждался в воде и хотя бы некотором отдыхе от давящего земного тяготения и жгучего сушащего солнца.
Я не стал бы просить помощи у техасцев, даже если бы кто-нибудь и явился на мои хриплые крики. Я решительно отогнал от себя видение того, как Чейз и Хант вчера демонстрировали свою пьяную силу, сгибая мои экзоплечи и экзобедра, топча мою грудную клетку. И Фаннинович кинулся в драку, чтобы помешать им! Пусть я ему не нравлюсь, но он любит мой экзоскелет!
Однако, что толку сожалеть о прошлом или мазохистски смаковать издевательства, которым подвергли меня и мой милый экзо!
Тело, видимо, предвосхитило мои намерения до того, как я их осознал, или же на грани обезвоживания я впал в бред и действовал чисто инстинктивно, отключив рассудок, - во всяком случае, пока меня занимали вышеперечисленные мысли, левая кисть успела перевернуть мое тело на грудь. И теперь с помощью мускулистых пальцев ног неумолимо влекла мое тело к новой цели - к бассейну.
Он был полон почти до краев, и мои глаза, даже находясь почти у самого пола, созерцали огромную чашу мерцающего серебра. Мне вспомнилось, как уютно и удобно я чувствовал себя между двумя водяными матрасами на борту "Циолковского", буквально весь покоясь в благословенной жидкости.
Пальцы рук и ног удвоили свои усилия. Вот когда, твердил я себе, я раскинусь на спине в этой восхитительной Н 2О, и ее мягкая прохлада исцелит солнечные ожоги, а все мое тело будет блаженно насыщаться влагой - вот тогда будет время обдумать, что делать дальше, и измыслить блистательный план, как взять верх над моими тюремщиками. Пока же следует сосредоточиться на продвижении вперед с помощью двадцати пальцев, а может быть, и подбородка, чтобы дотащить инертное тело до живительной воды.
Пол передо мной был щедро усыпан битым стеклом. А потому я выбрал извилистый путь, который вел почти к самым ногам Берл-сона, зато огибал наиболее опасные осколки. Большая часть этого пути лежала под открытым солнцем, но теперь, когда мои грудь и живот были в тени, жгучие муки меня почти не пугали.
Вскоре я обнаружил, что могу поддерживать голову подбородком без помощи правой руки, которую с большей эффективностью следовало использовать как левую - вытягивать далеко вперед и находить опору, чтобы продвигать туловище (пальцы на ногах проделывали это вслепую). Быстро передвигая подбородок, я смогу помешать голове опрокидываться вправо, влево или на лоб, что помешало бы мне видеть дорогу.
Естественно, мой подбородок сразу покрылся царапинами, как и грудь, и живот, но это было неизбежно.
Вначале я подводил руку к сколько-нибудь крупным осколкам и пальцем их отшвыривал. Но затем свистящее дыхание, нарастающая боль в горле, головокружение и ощущение густого невыносимого жара, смыкающегося вокруг, напомнили, что у меня уже почти не остается времени, чтобы добраться до спасительной воды.
Теперь я отшвыривал только самые большие и острые осколки, а остальные, вонзаясь в кожу, скапливались в валик у меня под грудью.
Когда, словно гигантский червь, я приблизился к Берлсону, его глаза открылись и уставились на меня, сначала равнодушно, потом со смутным, но не слишком большим ужасом, словно я был еще одним чудищем, порождением похмелья. Он поднес к губам откупоренную темную бутылку, надежно зажатую в правой руке, побулькал, побулькал и вновь зажмурился, раскинувшись поудобнее.
Можно понять степень моего отчаяния и истощения последних сил, если в тот момент я не усмотрел ничего забавного в его поведении, а только обрадовался, что миновал сапожища пьяной туши, одну из вех на моем пути.
Про осколки я больше не думал, хотя осознавал вспышки острой боли в груди и животе, а также и присутствие под ними теплой скользкой слизи, которая помогала мне ползти. Собственно говоря, осколков я больше не видел, глаза неотрывно впились в водяную цель. Пальцы на руках и ногах, а также подбородок, двигались по собственной инициативе. Я превратился в упряжку из двух кистей, двух ступней и нижней челюсти, которые, точно волокушу, тащили огромный бесформенный груз. В мозгу теснились бесполезные картины: плавание по колоссальной водяной капле с высоким поверхностным натяжением - гордости Циркумлуны; Эльмо восхваляет величие и славу Техаса; моя мать кормит меня; мой отец пытается объяснить мне, что такое океан… Ну и так далее.
Когда наконец мои пальцы коснулись края бассейна и попытались продолжить путь, сознание чуть-чуть прояснилось. Я сообразил, что слезть в бассейн так, чтобы оказаться на спине, задача не из простых. А если я соскользну в него на животе, то не сумею приподнять над водой ни рта, ни носа. Потому, хотя в глазах у меня темнело, а каждая клетка тела требовала влаги, я заставил себя проползти по дуге, пока мой правый бок не вытянулся параллельно краю бассейна. Затем я завел правую кисть под подбородок, цепляясь пальцами за край бассейна, и отправил левую кисть вперед, насколько мог, а затем под его край, где пальцы нащупали удобную впадину.
И все это время мои глаза были сосредоточены на воде, как мысли одинокого космопилота на топливе. Мой правый локоть окунулся в нее и познал блаженную прохладу. Тут во мне шевельнулось дурное предчувствие - этот бассейн выглядел очень глубоким. Но, напомнил я себе, плавать над десятью метрами глубины столь же просто, как над двумя - или над десятью километрами Н 2О (невообразимая цифра из океанических данных).
Я с силой скрючил пальцы левой руки. Правая кисть приподнялась под подбородком, я широко открыл рот, и моя голова опрокинулась в сторону бассейна. В ту же секунду пальцы левой ноги отыскали ту же впадину, что и пальцы левой руки, и в свою очередь скрючились. Мое левое бедро приподнялось.
Я удерживал равновесие в этой позе, вспоминая предосторожности, которые необходимо принимать в воде, как вдруг решил, что у меня начались галлюцинации: я увидел, что из самого верхнего окна над патио длинная розовая змея развернула хвост, а затем появилась и начала раскачиваться ее розовая голова.
Но возможно, эта суперкобра не была видением: мэр Берлсон вдруг выпрямился в кресле и уставился на свои сапоги. Потом его взгляд медленно заскользил по извивам того, что было, как я теперь сообразил, моим кровавым следом, и наконец уперся в меня.
Я набрал в легкие воздуха и опрокинулся в бассейн: взлетели брызги, и я оказался в воде на спине, как и рассчитывал.
Внезапный холод меня ошеломил настолько, что я чуть было не лишился чувств, и тут, хотя в голове еще мутилось, а в глазах темнело, началось блаженство. Вода - всего лишь эрзац невесомости, но хороший эрзац. Я понемножку впускал ее в рот. Нектар! Я быстро выдохнул через нос и вновь глубоко вдохнул.
Одним глазом над водой я следил за фигурой Берлсона, которая шаталась - потому что он был под влиянием алкоголя и потому что в глазах у меня слегка двоилось. Он брел по моему следу к бассейну, бессильно свесив по бокам руки, одна из которых все еще сжимала темную бутылку. Голова у него была опущена. Берлсон до того был похож на неуклюжего глупого пса, которого обучили ходить на задних лапах и присасываться к бутылке, что я бы расхохотался, если бы вовремя не заметил, что и рот и нос у меня находятся под водой.
Позади него - еще более не в фокусе - суперзмея (видение или реальность) продолжала сползать вниз. Теперь утолщение, которое я сперва принял за голову, находилось посреди туловища. Видимо, это было что-то, что змея проглотила в верхней комнате.
Берлсон становился вce крупнее и все смешнее. Он настолько приблизился, что я разглядел осовелую серьезность его устремленного вниз взгляда.
Потом он неуклюже замахнулся на мою правую кисть, не сумел ее ухватить и чуть было не свалился. После долгой опасной секунды - эдакая башня, грозящая опрокинуться, - он все-таки сумел устоять на ногах. Дважды приложился к бутылке, потом метко нацелил взгляд на мою кисть, растопырил собственные пальцы для второй попытки - и перестал быть смешным.
Я не хотел, чтобы меня вытащили из бассейна, когда я еще и на четверть не оправился. Я не хотел, чтобы меня вытащили из бассейна -- и точка! Я не хотел вновь оказаться в плену у техасцев. Бассейн, разумеется, не был идеальным местом для маневров, но все-таки я мог попробовать вести из него переговоры.
Кроме того, я не хотел оказаться рядом с Берлсоном, если бы он свалился или нырнул в бассейн. Поднятые им волны могли перевернуть и утопить меня. И, когда он предпринял третью попытку, я энергичным движением правой кисти оттолкнулся от бортика в намерении грести сложенными в плавники пальцами, пока не окажусь на середине, где и стану дожидаться развития событий.
При этом движении мое лицо приподнялось над водой, и я сделал глубокий вдох - к большому счастью для меня, ибо в следующую же секунду я начал тонуть. Когда я открыл глаза, то над ними оказалось несколько сантиметров воды - сантиметров, которые быстро превращались в дециметры. Я энергично заработал плавниками из пальцев, но это лишь замедлило, а не приостановило моего погружения.
Слишком поздно я с хрустальной ясностью понял, что произошло. При моей костлявости и практически полном отсутствии жира весил я значительно больше, чем вытесненный объем воды, а потому неизбежно должен был пойти на дно. Мне следовало бы это предусмотреть, но кто думает о своем удельном весе, особенно в невесомости?
Как я пожалел, что не унаследовал пикнических тенденций моей матери и не вырос жирняком, хотя тогда я навряд ли смог бы стать звездой высоких трагедий и был бы всего лишь пошлым комиком. Мама всплыла бы, как воздушный шарик!
Льщу себя мыслью, что тонул я с достоинством, хотя и продолжал усердно загребать моими плавниками и даже сделал несколько слабеньких плавательных движений с помощью фантомных мышц, благо теперь, когда силу тяготения несколько нейтрализовала моя негативная плавучесть, они начали чуть-чуть работать. Если уж мне суждено умереть, то обойдемся без паники. К тому же в тисках тяготения дети невесомости проникаются фатализмом - ведь они находятся во власти вездесущей силы, далеко превосходящей их мощью. Вскоре, естественно, я улягусь на дне, прижатый к нему почти столь же надежно, как недавно - к мозаичному полу там наверху. Что же, подползти тогда к стенке и выбраться на поверхность, если в ней окажутся трещины? Да, разумеется, я попытаюсь, хотя не думаю, что моего запаса кислорода на это хватит.
Глава 9. В БАССЕЙНЕ
Мэтью Арнольд. "Покинутый морской человек".
Погружаясь, я без особого интереса заметил, что от моей груди поднимается десяток алых нитей. Стеклянные осколки порядочно меня исполосовали! Теперь самое время, чтобы на запах крови явились барракуды, пираньи и мелкие акулы (впрочем, техасцы, уж конечно, держат в своих бассейнах только самых больших акул!) и разодрали меня в клочья. То есть если бассейн снабжен такими хищни- цами по обычаю - как подсказывали доставленные с Терры приключенческие фильмы - всех злодеев-миллионеров и политиков.
Но случилось нечто худшее: в бассейн нырнул белый кит; а может быть, и средней величины белая подводная лодка. Удар огромного предмета о поверхность воды оглушил меня. За этим последовали удары подводных волн по моему телу. Образовался водоворот. Эстетичные спиральки алых нитей превратились в розовую муть. Затем чудовище поднырнуло под меня. Я с относительным спокойствием ожидал разворота белой акулы и ощущения впивающихся в тело острых как бритва зубов. Учитывая мою худобу, я не сомневался, что буду перекушен надвое. В любом случае моя жизнь оборвется молниеносно - в этом соглашаются все авторитеты. Я испущу один ужасный пронзительный стон и…
Но тут меня обняли две руки. К моей спине прижалась женская фигура моего роста и быстро вынесла меня на поверхность.
Я выбросил фонтанчик воды и набрал полные легкие тяжелого техасского воздуха, который теперь показался мне слаще чистого воздуха Мешка. Сильная ладонь скользнула мне под мышку, другая ладонь поддержала мой затылок. Я расслышал удары ног по воде, благодаря которым мы держались на плаву.
За спиной у меня странно приглушенный голос Рейчел-Вейчел спросил:
- Все нормально, капитан Череп?
- Да, - ответил я. - Но я вас почти не слышу.
- Залило уши. Сейчас я их прочищу. - Губы и язык по очереди прильнули к моим ушным раковинам и зачмокали, отсасывая воду. - Ну, лучше? - оглушительно рявкнул тот же голос.
- Чудесно, принцесса. Кричать уже не обязательно, - ответил я. - А теперь не могли бы вы перевернуть меня так, чтобы грудь и живот не были подставлены под прямое солнце?
- Естественно. Но зачем?
- Чтобы мы могли смотреть в глаза друг другу. Есть и еще одна причина, но ее сложно объяснить.
Рейчел уже перевернула меня и теперь поддерживала на поверхности, подсунув ладонь мне под подбородок. Обрамленное слипшимися серебристыми волосами, ее лицо было даже прекраснее, чем мне помнилось. Череп у нее был изумительной формы - из Рейчел могла бы выйти красивая худячка.
По какой бы причине она меня ни спасла - из сострадания, коварства или просто каприза - на меня вдруг нахлынуло такое благодарное чувство, такая нежность, такое восхищение, что выразить их могли лишь стихи. И я продекламировал:
О, Рейчел, красота твоя
Мне счастье и покой дает,
Она, никейская ладья,
По лону благовонных вод
Скитальца в край родной влечет.
- С любезного разрешения Эдгара По, - добавил я.
- Ну, Черепуша, просто блеск! - вздохнула она. - Хотя вода тут совсем не благовонная.
- Теперь она благоухает, принцесса, - ответил я, глядя ей в глаза.
- Какой учтивый кавалер! Так я, по-твоему, ладья, Черепуша? Большое такое неуклюжее океанское судно?
- Ты океанская богиня, - ответил я. - А я, бесспорно, скиталец, кото…
На меня накатила волна страшной слабости, в глазах почернело. Откуда-то, словно издалека, донесся голос Рейчел:
- Я забыла про твои пилюльки. По одной каждого цвета, так?
- Да. Коричневых две, - еле выговорил я.
Ее влажные пальцы положили мне на язык четыре пилюльки. Я раздавил их зубами, чтобы они побыстрее подействовали, и запил глотком воды из бассейна.
Когда в глазах у меня прояснилось, Рейчел все еще старалась одной рукой защелкнуть розовый футляр, свисавший с розовой ленты на ее шее. В конце концов она с ним справилась, но я успел заметить, что в нем кроме пилюлек, которые она, вероятно, достала из щековых пластин экзоскелета, лежит полдесятка мини-кассет.
- Некоторые ваши рукописи, принцесса? - вежливо осведомился я, вместе с ней покачиваясь на воде.
- Да. Включая "Хьюстон в огне" и "Бурю над Эль Пасо". Черепуша, ты подонок. Только последний негодяй мог сообщить папочке о моем бельевом комоде! Он вывернул все ящики в поисках крамольной литературы и добрался бы до потайного, только я так молниеносно разделась, что ему пришлось дать деру. Ему нравится забирать от меня одежду через чуть приоткрытую дверь - перед тем как ее запереть.
- Однако, принцесса, - сказал я серьезно, - вы причинили мне, моему отцу и всей нашей семье большое зло, когда открыли вашему батюшке тайну Пропавшего Уранинитового Шурфа Чокнутого Русского и упомянули про находящиеся на мне документы. Лишь одно необычное обстоятельство помешало вашему батюшке завладеть заявкой и картой, когда он обыскивал и кромсал мой'меш-костюм.
- Черепуша, дурак ты безмозглый! - окрысилась она. - Извини, что я вынуждена тебе это сказать, но карта и заявка - сплошная иллюзия! Куплены у алеута, который заполучил их от краснокожего! Бородатей этой аферы не найти. Черепуша, у тебя не больше шансов заработать на твоей заявке, чем тискать Ла Кукарачу, когда я рядом. Вчера вечером я уцепилась за карту с заявкой, чтобы напустить папочке тумана в глаза и подлизаться к нему. Он поверит во что угодно, лишь бы пахло деньгами. Черепуша, ты не имеешь понятия даже об азах подлинной революционной интриги!
- Но, принцесса… - начал я обиженно. Все это меня сильно ошарашило.
Тут над бассейном разнеслись вопли. Рейчел повернула мое лицо, и я увидел Берлсона: упираясь ладонями в колени и все равно пошатываясь, он орал через плечо в сторону грингодвери.
- Эй, губернатор! Валите сюда, слышите? Ваша высокородная красавица купается голышом с набором костей из космоса!
Меня поразило, с каким смаком Берлсон сообщал Ламару о неприличном поведении его дочери.
- Не прибегнуть ли нам к искусственному дыханию способом рот ко рту? - тут же нашлась Рейчел. - Ты что-то бледноват. Брюхастый Билли просто закипит, а Лабудовый Ламар на стенку полезет, если успеет вовремя. Кстати, я вовсе не голышом, как эти жопники изволят обозначать высокоцивилизованное состояние полной наготы. На мне мини-белье телесного цвета - единственная одежда, которую папочка оставляет мне, когда, сажает под замок, если не считать обилия целомудренных розовых простынок. Из них я связала веревку, чтобы сбежать.
- Рот ко рту было бы прекрасно… - начал было я, но Рейчел уже неслась дальше:
- Знаешь, по-моему, папочка на мне сексуально помешан. Иначе как объяснить такое запирание в спальнях и ограничение в одежде до стриптизного минимума? Ты замечал, как он все время снимает пушинки с пиджака и штанов, хотя их там и в помине нет? Бьюсь об заклад, это снежинки той пурги пуританских комплексов, которая все время в нем бушует.
- Превосходный образчик психоанализа, принцесса, - согласился я. - Однако не следует ли нам что-то предпринять? С минуты на минуту сюда сбегутся дворовые и явятся вольные стрелки с готовым планом нашего пленения. Ведь кое-кто из них, наверное, тоже умеет плавать? И, кажется, есть какая-то ковбойская штучка под названием лассо? Не найдется ли поблизости лошади или более быстрого средства передвижения? У нас, возможно, еще есть время быстро уплыть подальше от Берлсона и донести меня (я ведь легче пуха, а вы очень сильны) до этой лошади или экипажа…
- Тшш! Не нервничай, Черепуша! - весело приказала Рейчел. - Все идет по плану и согласно расписанию. Скажем, дворовые. Ни один из них сегодня не явился. Твоя вчерашняя речуга привела-таки к ба-альшой заварушке. Эль Торо винит тебя в поспешности и романтическом романтизме, но выполняет все, что от него требуется. Чего бы я только не отдала за твое актерское искусство! Но ты меня всему обучишь, милый, ведь правда?.. По слухам, остатки преторианцев покойного Остина окопались в Мекстауне. Хантик-Бантик желудок себе расстроил, решая, штурмовать их, осаждать или прихлопнуть атомной бомбой. Э-эй, вот и папочка с Большеногим. Привет, Лабудовый Ламар, с добрым утром, Брюхастый Берли! Добро пожаловать, Чушка Чейз! Валите все сюда, вода расчудесная. Нам
Над бассейном затрепетали два крохотных лоскутка черно-оранжевой вышивки - Рейчел нашла очень точное уподобление. С жадной тоской, почти с преклонением мой взгляд следовал за восхитительно прихотливым полетом порхалочки. Ведь "бабочка", несомненно, словечко, рожденное каким-нибудь анекдотом. Как может летать бабочка, то есть легкомысленная бабенка? Все мои атомы устремились к этому изящному капризному созданию, благоговели перед ним. Порхалочка победила тяготение, a Homo christophorus sculliansis сдался ему. Продолжая прихотливый полет, она исчезла из моего поля зрения.
Жадная тоска во мне усилилась, но теперь ее объектом стал мой экзоскелет, словно он был моим металлическим сиамским близнецом, моей женой-роботом, с которой я только-только вступил в брак.
Видимо, его с меня сняли ночью, пока я все еще был без сознания после прикосновения черной волшебной палочки Рейчел, или же меня дополнительно занаркотизировали, якобы для того, чтобы полностью лишить возможности сопротивляться, или в порядке пытки, а на самом деле таким способом Рейчел-Вейчел и ее папаша хитро заполучили мой мешковый костюм с целью завладеть заявкой и картой Чокнутого Русского. При этой мысли я усмехнулся, хотя это было мучительно для гортани.
Я внимательно осмотрел часть патио, доступную взгляду. Моей надежной титановой опоры нигде не было видно. Но ее могли спрятать за спинкой какого-нибудь ложа.
Возможно, глупо было предполагать, будто мой экзоскелет брошен где-то тут, и все же я не терял надежды. Конечно, Фаннинович забрал бы его с собой, будь это ему по силам, однако последнее, что сохранила моя память, был момент, когда Чейз и Хант с энтузиазмом мутузили профессора. Скорее всего, он покинул патио под стражей или на носилках.
Экзоскелет могли убрать из инстинктивной любви к порядку или из элементарной предосторожности. Но не позаботились же убрать Берлсона, который продолжал храпеть с прежней естественностью!
Да и почти все остальные к тому времени напились почти до бесчувствия. Не унесла ли его Рейчел? Чтобы гладить и целовать в постели? Чушь! Она меня ненавидит.
Я вспомнил, как во время драки Фаннинович указывал на что-то позади меня. На что? Ну, конечно же, на снятый с меня экзоскелет! Почему бы я чувствовал, что живо заинтересован в исходе драки, если бы она завязалась не из-за моего экзоскелета? Я возжаждал невозможного: повернуться и посмотреть в другую сторону. Хотя что пользы смотреть на него? Почувствую себя даже еще более скверно, только и всего.
Тут мне пришло в голову, что экзоскелет могли беззаботно оставить в патио еще по одной причине: техасцы, безусловно, думают, что без него я не способен пошевелиться. Они позабыли - как и я сам! - о сверхъестественной силе моих пальцев. Так ведь никто из них, включая Рейчел, не видел моего состязания с Эль Торо.
Задрожав от надежы так, что даже волосы у меня вздыбились (маленькая, но ободряющая победа над тяготением!), я повел левую кисть к бедру, а она поволокла за собой всю расслабленную руку. Это оказалось легко. Пальцы отыскивали опору в стыках между плитками и почти не ощущали веса, который тащили за собой.
Теперь задача посложнее: провести кисть поперек торса, на первых этапах приподнимая мертвый груз остальной руки. Но в паху я довольно волосат, и, цепляясь вытянутыми пальцами за прядки волос, а затем резко их сгибая, а также вонзая крепкие длинные ногти в кожу, как ни было это больно, я вскоре добился своего. Право же, моя кисть оказалась очень ловкой альпинисткой с пятью конечностями!
В пути мои пальцы в полной мере ощутили жгучесть солнечных лучей. Да, времени терять нельзя.
Спуск был стремительным, несмотря на трение, возникшее между влекомой левой рукой и кожей бедра. Затем пальцы принялись слепо отыскивать стыки, уходя от туловища и образуя прямой угол с плечом.
Одновременно я направил правую кисть к правой подмышке, чтобы обеспечить упор для головы, когда и если ее удастся повернуть. Кроме того, ей предстояло послужить тормозом и препятствием; благодаря ей левая кисть повернет мой торс вокруг оси, а не заставит его скользить по плиткам.
Двигая челюстью то вправо, то влево, я повел голову от приподнимающегося левого плеча через грудь. Щетина на подбородке - последний раз я брился в Циркумлуне перед отъездом - оказалась полезной, и все же дело шло туго.
Пальцы левой руки работали вовсю. Большой и средний зацеплялись за стык, а указательный и безымянный нашаривали впереди следующий стык, цеплялись за него подушечками и в свою очередь начинали сгибаться или тянуть. Мизинец помогал той паре, которая больше в этом нуждалась.
Моя спина чуть-чуть оторвалась от пола, и тут же левое плечо пронзила острая боль. Я испугался, не вывихнулось ли оно. Фантомные мышцы малопригодны, чтобы удерживать суставы в требуемом положении. Мои сощуренные глаза глядели почти прямо в слепящее белесое небо.
Был миг, когда я утратил надежду. Но тут пальцы обнаружили широкую, удобно изогнутую щель между плитками и получили возможность потянуть все одновременно. Голова перекатилась, правый висок уперся в правое плечо, подбородок - в правый кулак. Затем повернулись бедра - левое оказалось прямо над правым. Их я оставил пока в этом положении. Мое тело теперь лежало на правом боку; спереди оно наконец-то почти все оказалось в тени. Хотя другие его участки открылись жгучему солнцу и горели огнем.
Внезапно я в ужасе замигал, но затем заставил себя спокойно посмотреть на часть патио возле дома.
В каких-то четырех метрах прямо против меня в кресле нелепо восседал мой экзоскелет с брошенным на него мешкостюмом.
Оба титановых плеча и оба бедра были согнуты почти пополам, так что скрученные проводки беспомощно болтались. Изящную решетку ребер смяли до неузнаваемости. Шлем испещряли вмятины. Одна щечная пластина была отогнута. А мешкостюм превратился в черные ленты - так его искромсали.
В сущности он потрясал, как произведение искусства, созданное волей случая. У меня даже слезы на глаза навернулись - ненавистные слезы, так как мне было омерзительно, что техасцы способны вызвать во мне хоть какие-то эмоции. Главное же, слезы эти означали губительную для меня потерю влаги. Ведь теперь я больше всего нуждался в воде и хотя бы некотором отдыхе от давящего земного тяготения и жгучего сушащего солнца.
Я не стал бы просить помощи у техасцев, даже если бы кто-нибудь и явился на мои хриплые крики. Я решительно отогнал от себя видение того, как Чейз и Хант вчера демонстрировали свою пьяную силу, сгибая мои экзоплечи и экзобедра, топча мою грудную клетку. И Фаннинович кинулся в драку, чтобы помешать им! Пусть я ему не нравлюсь, но он любит мой экзоскелет!
Однако, что толку сожалеть о прошлом или мазохистски смаковать издевательства, которым подвергли меня и мой милый экзо!
Тело, видимо, предвосхитило мои намерения до того, как я их осознал, или же на грани обезвоживания я впал в бред и действовал чисто инстинктивно, отключив рассудок, - во всяком случае, пока меня занимали вышеперечисленные мысли, левая кисть успела перевернуть мое тело на грудь. И теперь с помощью мускулистых пальцев ног неумолимо влекла мое тело к новой цели - к бассейну.
Он был полон почти до краев, и мои глаза, даже находясь почти у самого пола, созерцали огромную чашу мерцающего серебра. Мне вспомнилось, как уютно и удобно я чувствовал себя между двумя водяными матрасами на борту "Циолковского", буквально весь покоясь в благословенной жидкости.
Пальцы рук и ног удвоили свои усилия. Вот когда, твердил я себе, я раскинусь на спине в этой восхитительной Н 2О, и ее мягкая прохлада исцелит солнечные ожоги, а все мое тело будет блаженно насыщаться влагой - вот тогда будет время обдумать, что делать дальше, и измыслить блистательный план, как взять верх над моими тюремщиками. Пока же следует сосредоточиться на продвижении вперед с помощью двадцати пальцев, а может быть, и подбородка, чтобы дотащить инертное тело до живительной воды.
Пол передо мной был щедро усыпан битым стеклом. А потому я выбрал извилистый путь, который вел почти к самым ногам Берл-сона, зато огибал наиболее опасные осколки. Большая часть этого пути лежала под открытым солнцем, но теперь, когда мои грудь и живот были в тени, жгучие муки меня почти не пугали.
Вскоре я обнаружил, что могу поддерживать голову подбородком без помощи правой руки, которую с большей эффективностью следовало использовать как левую - вытягивать далеко вперед и находить опору, чтобы продвигать туловище (пальцы на ногах проделывали это вслепую). Быстро передвигая подбородок, я смогу помешать голове опрокидываться вправо, влево или на лоб, что помешало бы мне видеть дорогу.
Естественно, мой подбородок сразу покрылся царапинами, как и грудь, и живот, но это было неизбежно.
Вначале я подводил руку к сколько-нибудь крупным осколкам и пальцем их отшвыривал. Но затем свистящее дыхание, нарастающая боль в горле, головокружение и ощущение густого невыносимого жара, смыкающегося вокруг, напомнили, что у меня уже почти не остается времени, чтобы добраться до спасительной воды.
Теперь я отшвыривал только самые большие и острые осколки, а остальные, вонзаясь в кожу, скапливались в валик у меня под грудью.
Когда, словно гигантский червь, я приблизился к Берлсону, его глаза открылись и уставились на меня, сначала равнодушно, потом со смутным, но не слишком большим ужасом, словно я был еще одним чудищем, порождением похмелья. Он поднес к губам откупоренную темную бутылку, надежно зажатую в правой руке, побулькал, побулькал и вновь зажмурился, раскинувшись поудобнее.
Можно понять степень моего отчаяния и истощения последних сил, если в тот момент я не усмотрел ничего забавного в его поведении, а только обрадовался, что миновал сапожища пьяной туши, одну из вех на моем пути.
Про осколки я больше не думал, хотя осознавал вспышки острой боли в груди и животе, а также и присутствие под ними теплой скользкой слизи, которая помогала мне ползти. Собственно говоря, осколков я больше не видел, глаза неотрывно впились в водяную цель. Пальцы на руках и ногах, а также подбородок, двигались по собственной инициативе. Я превратился в упряжку из двух кистей, двух ступней и нижней челюсти, которые, точно волокушу, тащили огромный бесформенный груз. В мозгу теснились бесполезные картины: плавание по колоссальной водяной капле с высоким поверхностным натяжением - гордости Циркумлуны; Эльмо восхваляет величие и славу Техаса; моя мать кормит меня; мой отец пытается объяснить мне, что такое океан… Ну и так далее.
Когда наконец мои пальцы коснулись края бассейна и попытались продолжить путь, сознание чуть-чуть прояснилось. Я сообразил, что слезть в бассейн так, чтобы оказаться на спине, задача не из простых. А если я соскользну в него на животе, то не сумею приподнять над водой ни рта, ни носа. Потому, хотя в глазах у меня темнело, а каждая клетка тела требовала влаги, я заставил себя проползти по дуге, пока мой правый бок не вытянулся параллельно краю бассейна. Затем я завел правую кисть под подбородок, цепляясь пальцами за край бассейна, и отправил левую кисть вперед, насколько мог, а затем под его край, где пальцы нащупали удобную впадину.
И все это время мои глаза были сосредоточены на воде, как мысли одинокого космопилота на топливе. Мой правый локоть окунулся в нее и познал блаженную прохладу. Тут во мне шевельнулось дурное предчувствие - этот бассейн выглядел очень глубоким. Но, напомнил я себе, плавать над десятью метрами глубины столь же просто, как над двумя - или над десятью километрами Н 2О (невообразимая цифра из океанических данных).
Я с силой скрючил пальцы левой руки. Правая кисть приподнялась под подбородком, я широко открыл рот, и моя голова опрокинулась в сторону бассейна. В ту же секунду пальцы левой ноги отыскали ту же впадину, что и пальцы левой руки, и в свою очередь скрючились. Мое левое бедро приподнялось.
Я удерживал равновесие в этой позе, вспоминая предосторожности, которые необходимо принимать в воде, как вдруг решил, что у меня начались галлюцинации: я увидел, что из самого верхнего окна над патио длинная розовая змея развернула хвост, а затем появилась и начала раскачиваться ее розовая голова.
Но возможно, эта суперкобра не была видением: мэр Берлсон вдруг выпрямился в кресле и уставился на свои сапоги. Потом его взгляд медленно заскользил по извивам того, что было, как я теперь сообразил, моим кровавым следом, и наконец уперся в меня.
Я набрал в легкие воздуха и опрокинулся в бассейн: взлетели брызги, и я оказался в воде на спине, как и рассчитывал.
Внезапный холод меня ошеломил настолько, что я чуть было не лишился чувств, и тут, хотя в голове еще мутилось, а в глазах темнело, началось блаженство. Вода - всего лишь эрзац невесомости, но хороший эрзац. Я понемножку впускал ее в рот. Нектар! Я быстро выдохнул через нос и вновь глубоко вдохнул.
Одним глазом над водой я следил за фигурой Берлсона, которая шаталась - потому что он был под влиянием алкоголя и потому что в глазах у меня слегка двоилось. Он брел по моему следу к бассейну, бессильно свесив по бокам руки, одна из которых все еще сжимала темную бутылку. Голова у него была опущена. Берлсон до того был похож на неуклюжего глупого пса, которого обучили ходить на задних лапах и присасываться к бутылке, что я бы расхохотался, если бы вовремя не заметил, что и рот и нос у меня находятся под водой.
Позади него - еще более не в фокусе - суперзмея (видение или реальность) продолжала сползать вниз. Теперь утолщение, которое я сперва принял за голову, находилось посреди туловища. Видимо, это было что-то, что змея проглотила в верхней комнате.
Берлсон становился вce крупнее и все смешнее. Он настолько приблизился, что я разглядел осовелую серьезность его устремленного вниз взгляда.
Потом он неуклюже замахнулся на мою правую кисть, не сумел ее ухватить и чуть было не свалился. После долгой опасной секунды - эдакая башня, грозящая опрокинуться, - он все-таки сумел устоять на ногах. Дважды приложился к бутылке, потом метко нацелил взгляд на мою кисть, растопырил собственные пальцы для второй попытки - и перестал быть смешным.
Я не хотел, чтобы меня вытащили из бассейна, когда я еще и на четверть не оправился. Я не хотел, чтобы меня вытащили из бассейна -- и точка! Я не хотел вновь оказаться в плену у техасцев. Бассейн, разумеется, не был идеальным местом для маневров, но все-таки я мог попробовать вести из него переговоры.
Кроме того, я не хотел оказаться рядом с Берлсоном, если бы он свалился или нырнул в бассейн. Поднятые им волны могли перевернуть и утопить меня. И, когда он предпринял третью попытку, я энергичным движением правой кисти оттолкнулся от бортика в намерении грести сложенными в плавники пальцами, пока не окажусь на середине, где и стану дожидаться развития событий.
При этом движении мое лицо приподнялось над водой, и я сделал глубокий вдох - к большому счастью для меня, ибо в следующую же секунду я начал тонуть. Когда я открыл глаза, то над ними оказалось несколько сантиметров воды - сантиметров, которые быстро превращались в дециметры. Я энергично заработал плавниками из пальцев, но это лишь замедлило, а не приостановило моего погружения.
Слишком поздно я с хрустальной ясностью понял, что произошло. При моей костлявости и практически полном отсутствии жира весил я значительно больше, чем вытесненный объем воды, а потому неизбежно должен был пойти на дно. Мне следовало бы это предусмотреть, но кто думает о своем удельном весе, особенно в невесомости?
Как я пожалел, что не унаследовал пикнических тенденций моей матери и не вырос жирняком, хотя тогда я навряд ли смог бы стать звездой высоких трагедий и был бы всего лишь пошлым комиком. Мама всплыла бы, как воздушный шарик!
Льщу себя мыслью, что тонул я с достоинством, хотя и продолжал усердно загребать моими плавниками и даже сделал несколько слабеньких плавательных движений с помощью фантомных мышц, благо теперь, когда силу тяготения несколько нейтрализовала моя негативная плавучесть, они начали чуть-чуть работать. Если уж мне суждено умереть, то обойдемся без паники. К тому же в тисках тяготения дети невесомости проникаются фатализмом - ведь они находятся во власти вездесущей силы, далеко превосходящей их мощью. Вскоре, естественно, я улягусь на дне, прижатый к нему почти столь же надежно, как недавно - к мозаичному полу там наверху. Что же, подползти тогда к стенке и выбраться на поверхность, если в ней окажутся трещины? Да, разумеется, я попытаюсь, хотя не думаю, что моего запаса кислорода на это хватит.
Глава 9. В БАССЕЙНЕ
Где океанские чудища скопом
Кормятся, роясь в иле глубоком.
Где змеи морские среди зыбей
Вьются, блестя чешуею своей,
Где стада великанов-китов
Плывут и плывут все вновь и вновь
Вокруг Земли во веки веков.
Мэтью Арнольд. "Покинутый морской человек".
Погружаясь, я без особого интереса заметил, что от моей груди поднимается десяток алых нитей. Стеклянные осколки порядочно меня исполосовали! Теперь самое время, чтобы на запах крови явились барракуды, пираньи и мелкие акулы (впрочем, техасцы, уж конечно, держат в своих бассейнах только самых больших акул!) и разодрали меня в клочья. То есть если бассейн снабжен такими хищни- цами по обычаю - как подсказывали доставленные с Терры приключенческие фильмы - всех злодеев-миллионеров и политиков.
Но случилось нечто худшее: в бассейн нырнул белый кит; а может быть, и средней величины белая подводная лодка. Удар огромного предмета о поверхность воды оглушил меня. За этим последовали удары подводных волн по моему телу. Образовался водоворот. Эстетичные спиральки алых нитей превратились в розовую муть. Затем чудовище поднырнуло под меня. Я с относительным спокойствием ожидал разворота белой акулы и ощущения впивающихся в тело острых как бритва зубов. Учитывая мою худобу, я не сомневался, что буду перекушен надвое. В любом случае моя жизнь оборвется молниеносно - в этом соглашаются все авторитеты. Я испущу один ужасный пронзительный стон и…
Но тут меня обняли две руки. К моей спине прижалась женская фигура моего роста и быстро вынесла меня на поверхность.
Я выбросил фонтанчик воды и набрал полные легкие тяжелого техасского воздуха, который теперь показался мне слаще чистого воздуха Мешка. Сильная ладонь скользнула мне под мышку, другая ладонь поддержала мой затылок. Я расслышал удары ног по воде, благодаря которым мы держались на плаву.
За спиной у меня странно приглушенный голос Рейчел-Вейчел спросил:
- Все нормально, капитан Череп?
- Да, - ответил я. - Но я вас почти не слышу.
- Залило уши. Сейчас я их прочищу. - Губы и язык по очереди прильнули к моим ушным раковинам и зачмокали, отсасывая воду. - Ну, лучше? - оглушительно рявкнул тот же голос.
- Чудесно, принцесса. Кричать уже не обязательно, - ответил я. - А теперь не могли бы вы перевернуть меня так, чтобы грудь и живот не были подставлены под прямое солнце?
- Естественно. Но зачем?
- Чтобы мы могли смотреть в глаза друг другу. Есть и еще одна причина, но ее сложно объяснить.
Рейчел уже перевернула меня и теперь поддерживала на поверхности, подсунув ладонь мне под подбородок. Обрамленное слипшимися серебристыми волосами, ее лицо было даже прекраснее, чем мне помнилось. Череп у нее был изумительной формы - из Рейчел могла бы выйти красивая худячка.
По какой бы причине она меня ни спасла - из сострадания, коварства или просто каприза - на меня вдруг нахлынуло такое благодарное чувство, такая нежность, такое восхищение, что выразить их могли лишь стихи. И я продекламировал:
О, Рейчел, красота твоя
Мне счастье и покой дает,
Она, никейская ладья,
По лону благовонных вод
Скитальца в край родной влечет.
- С любезного разрешения Эдгара По, - добавил я.
- Ну, Черепуша, просто блеск! - вздохнула она. - Хотя вода тут совсем не благовонная.
- Теперь она благоухает, принцесса, - ответил я, глядя ей в глаза.
- Какой учтивый кавалер! Так я, по-твоему, ладья, Черепуша? Большое такое неуклюжее океанское судно?
- Ты океанская богиня, - ответил я. - А я, бесспорно, скиталец, кото…
На меня накатила волна страшной слабости, в глазах почернело. Откуда-то, словно издалека, донесся голос Рейчел:
- Я забыла про твои пилюльки. По одной каждого цвета, так?
- Да. Коричневых две, - еле выговорил я.
Ее влажные пальцы положили мне на язык четыре пилюльки. Я раздавил их зубами, чтобы они побыстрее подействовали, и запил глотком воды из бассейна.
Когда в глазах у меня прояснилось, Рейчел все еще старалась одной рукой защелкнуть розовый футляр, свисавший с розовой ленты на ее шее. В конце концов она с ним справилась, но я успел заметить, что в нем кроме пилюлек, которые она, вероятно, достала из щековых пластин экзоскелета, лежит полдесятка мини-кассет.
- Некоторые ваши рукописи, принцесса? - вежливо осведомился я, вместе с ней покачиваясь на воде.
- Да. Включая "Хьюстон в огне" и "Бурю над Эль Пасо". Черепуша, ты подонок. Только последний негодяй мог сообщить папочке о моем бельевом комоде! Он вывернул все ящики в поисках крамольной литературы и добрался бы до потайного, только я так молниеносно разделась, что ему пришлось дать деру. Ему нравится забирать от меня одежду через чуть приоткрытую дверь - перед тем как ее запереть.
- Однако, принцесса, - сказал я серьезно, - вы причинили мне, моему отцу и всей нашей семье большое зло, когда открыли вашему батюшке тайну Пропавшего Уранинитового Шурфа Чокнутого Русского и упомянули про находящиеся на мне документы. Лишь одно необычное обстоятельство помешало вашему батюшке завладеть заявкой и картой, когда он обыскивал и кромсал мой'меш-костюм.
- Черепуша, дурак ты безмозглый! - окрысилась она. - Извини, что я вынуждена тебе это сказать, но карта и заявка - сплошная иллюзия! Куплены у алеута, который заполучил их от краснокожего! Бородатей этой аферы не найти. Черепуша, у тебя не больше шансов заработать на твоей заявке, чем тискать Ла Кукарачу, когда я рядом. Вчера вечером я уцепилась за карту с заявкой, чтобы напустить папочке тумана в глаза и подлизаться к нему. Он поверит во что угодно, лишь бы пахло деньгами. Черепуша, ты не имеешь понятия даже об азах подлинной революционной интриги!
- Но, принцесса… - начал я обиженно. Все это меня сильно ошарашило.
Тут над бассейном разнеслись вопли. Рейчел повернула мое лицо, и я увидел Берлсона: упираясь ладонями в колени и все равно пошатываясь, он орал через плечо в сторону грингодвери.
- Эй, губернатор! Валите сюда, слышите? Ваша высокородная красавица купается голышом с набором костей из космоса!
Меня поразило, с каким смаком Берлсон сообщал Ламару о неприличном поведении его дочери.
- Не прибегнуть ли нам к искусственному дыханию способом рот ко рту? - тут же нашлась Рейчел. - Ты что-то бледноват. Брюхастый Билли просто закипит, а Лабудовый Ламар на стенку полезет, если успеет вовремя. Кстати, я вовсе не голышом, как эти жопники изволят обозначать высокоцивилизованное состояние полной наготы. На мне мини-белье телесного цвета - единственная одежда, которую папочка оставляет мне, когда, сажает под замок, если не считать обилия целомудренных розовых простынок. Из них я связала веревку, чтобы сбежать.
- Рот ко рту было бы прекрасно… - начал было я, но Рейчел уже неслась дальше:
- Знаешь, по-моему, папочка на мне сексуально помешан. Иначе как объяснить такое запирание в спальнях и ограничение в одежде до стриптизного минимума? Ты замечал, как он все время снимает пушинки с пиджака и штанов, хотя их там и в помине нет? Бьюсь об заклад, это снежинки той пурги пуританских комплексов, которая все время в нем бушует.
- Превосходный образчик психоанализа, принцесса, - согласился я. - Однако не следует ли нам что-то предпринять? С минуты на минуту сюда сбегутся дворовые и явятся вольные стрелки с готовым планом нашего пленения. Ведь кое-кто из них, наверное, тоже умеет плавать? И, кажется, есть какая-то ковбойская штучка под названием лассо? Не найдется ли поблизости лошади или более быстрого средства передвижения? У нас, возможно, еще есть время быстро уплыть подальше от Берлсона и донести меня (я ведь легче пуха, а вы очень сильны) до этой лошади или экипажа…
- Тшш! Не нервничай, Черепуша! - весело приказала Рейчел. - Все идет по плану и согласно расписанию. Скажем, дворовые. Ни один из них сегодня не явился. Твоя вчерашняя речуга привела-таки к ба-альшой заварушке. Эль Торо винит тебя в поспешности и романтическом романтизме, но выполняет все, что от него требуется. Чего бы я только не отдала за твое актерское искусство! Но ты меня всему обучишь, милый, ведь правда?.. По слухам, остатки преторианцев покойного Остина окопались в Мекстауне. Хантик-Бантик желудок себе расстроил, решая, штурмовать их, осаждать или прихлопнуть атомной бомбой. Э-эй, вот и папочка с Большеногим. Привет, Лабудовый Ламар, с добрым утром, Брюхастый Берли! Добро пожаловать, Чушка Чейз! Валите все сюда, вода расчудесная. Нам