Страница:
Я все еще твердо намеревался отправиться на свидание с Ла Ку-карачей - в конце-то концов, из них двоих она казалась более земной и доступной - но в настоящий момент я продвигал мою левую руку по спинке ложа за кремовыми плечами Рейчел-Вейчел и иногда скашивал глаза на ее восхитительное фронтальное декольте.
- Среди старых авторов, - продолжал я, - в нашем репертуаре наиболее часто фигурируют Ибсен, Бергман (мы театрализуем его фильмы), Шоу, Уичерли, Мольер, Еврипид, Горький, Чехов, Брехт, Шекспир, естественно, и…
- Ш-ш! Я просто зеленею от зависти! Наша труппа все время пытается ставить серьезные пьесы. Такие, как "Макбет", "Столпы общества", "Боги молний", "В ожидании Лефти", "Манхэттенский проект", "Фриско после радиактивного заражения", "Хижина дяди Тома", "Нетерпимость" - пусть-ка папочка потратит свои сотни миллионов на театрализацию "Нетерпимости"! Но, вы, конечно, догадываетесь, папочка вечно требует возобновления "Оклахомы!", естественно, переименовав ее в "Техасину!" и заменив Канзас-Сити на Корпус-Кристи или Техаскану - ив пяти случаях из шести он добивается своего. Но тем не менее не позволяет мне играть Эдо Энни, "девушку, не умеющую сказать "нет". Приходится отдавать эту роль какой-нибудь мексиканской шлюшке на котурнах.
Придвинув руку чуть-чуть ближе, я заметил:
- Ваш отец показался мне очень учтивым и покладистым джентльменом.
- Покладистым? Ха! Видели бы вы его, когда… Повернувшись при этих словах, она внезапно откинулась на мою маневрирующую руку, но тут же, вскрикнув, наклонилась вперед и быстро сказала:
- О-о! Ваш скелет, капитан Череп, ужасно холодный. Неужели вы не можете его снять на Земле хотя бы совсем ненадолго?
- К моему величайшему сожалению, нет, - ответил я. - Без него я в буквальном смысле этого слова не мог бы шевельнуть ни рукой, ни ногой. Или даже повернуть голову. И любое падение, тем более без экзоскелетной защиты, почти неминуемо означало бы серьезный перелом костей или повреждение черепа. Я только сейчас начинаю понимать, что при росте в восемь футов и выше падать в поле тяготения приходится гораздо с большей высоты, чем…
- Мне этого можно не объяснять. Во мне самой восемь футов два дюйма, и о переломах и трещинах я знаю все. Ну, позволить вам переломаться мы, конечно, не можем! Ведь вы, космовики, слишком драгоценны, а потому… - Она вздохнула. - …мне придется терпеть холод. - И она откинулась на мою руку прежде, чем я успел бы ее отдернуть, будь у меня такое намерение.
Рейчел повернула ко мне лицо - под облаком серебристых волос ее глаза были как два темных озера изумления, таящие мерцание звезд.
- Чего не сделаешь ради Техаса! Это шутка, - добавила она.
- Продолжайте, капитан Череп.
- Но есть столько всего, что вы могли бы рассказать мне! Столько всего, что я хотел бы узнать о вас, - возразил я, словно машинально опустив свободную руку так, что мои пальцы как бы нечаянно коснулись ее колена. Она не отодвинула ноги, и я продолжал: - Я знаю, вы пишете стихи. Быть может, вы сочиняете и пьесы?
- Да, в потайном ящике моего бельевого комода лежит парочка давних рукописей, - небрежно призналась она. - Только ни в коем случае не проговоритесь про них папочке. Одна называется "Хьюстон в огне", а другая - "Буря над Эль Пасо".
- Еще я догадываюсь, что вас назвали в честь поэта, - добавил я. - В честь Вейчела Линдсея.
- Как вы образованны и догадливы, капитан Череп! Вот уж не думала, что хоть кто-нибудь на земле - не говоря уж о небе - еще помнит "Китайского соловья" или "Капитана Бута".
- Рейчел-Вейчел, - сказал я, наклоняясь над ней, - первым большим поэтическим произведением, которое меня научил декламировать отец, было "Конго". То есть после "Лепанто" Честертона.
- Продекламируйте "Лепанто"! - приказала принцесса, но не успел я произнести "Каскады пенные…", как она меня остановила.
- Нет, не надо. Папочка и его команда сейчас явятся, а это стихотворение слишком длинно, как оно меня ни восхищает. Дайте подумать…
- Рейчел-Вейчел,- сказал я, а мои свободные пальцы легко пробежались по серебристому шелку, облегавшему ее бедро, - одна особенность этого пейзажа ставит меня в тупик - все эти конические башни.
- А! - нетерпеливо отмахнулась она. - Бывшие нефтяные вышки. Дед по сентиментальности пожелал сохранить их, но бабушка сочла вышки неэстетичными и потребовала, чтобы он накрыл их этими пеньюарными маячками - название придумала я. Пеньюары, вы, наверное, знаете, набрасывали, чтобы предохранить платье от пудры во время причесывания. Я бы предпочла ничем не прикрытую вышку
- все-таки честнее.
- А эти две - побольше и поновее? - продолжал я. По-моему, придвигаясь к женщине, тактичнее говорить на посторонние темы. К тому же любопытство у меня действует на всех уровнях од- повременно, так что с пробуждением сексуального срабатывают и все остальные. - Две нефтяные вышки посолиднее?
- Я и сама не знаю, что это такое, - ответила Рейчел с сердцем.
- Когда их строили полгода назад, я спросила у папочки, но он отделался обычной нотацией: дескать, женщинам неприлично интересоваться наукой и техникой, их сфера - культура и религия. Раза два я попыталась подъехать к ним, но меня заворачивали назад. - Внезапно она выпрямилась (но прижала ладонью мою руку, которая добралась до ее талии), и в голосе ее зазвучал исступленный гнев, готовый перейти в рыдания. - Ах, капитан Череп! Вы представить себе не можете, как папочка меня душит, пряча под всей этой липкой учтивостью и рыцарственностью железную удавку патриархального Техаса! Мне кланяются, встают, когда я вхожу, отдают дань благоговения моей женственности, а я расплачиваюсь за это тем, что для меня под запретом буквально все, кроме глупых стишков и возобновления таких шедевров, как "Оклахома!", "Детки в Стране Игрушек" и "Волшебник Страны Оз" с техасской Дороти вместо канзасской. Честное слово, бывают дни, когда я руки готова на себя наложить! - Завершив эту вспышку, принцесса вновь хлопнулась на мою левую руку, на этот раз прикрыв ее своей правой, чтобы помешать ей отдернуться (отдернулась бы она, как же!), и откинула на нее прелестную, одетую серебряным туманом голову, чтобы еще успешнее чаровать меня темными озерами изумления.
- Ну, расскажите же мне еще что-нибудь, - обольстительно шепнула Рейчел. - Расскажите про особенности сценического искусства в Мешке. - Она слегка вздохнула (то есть настолько слегка, насколько это возможно для молодой женщины восьми футов роста) и добавила грустно: - Наверное, все вы тамошние актеры - звезды вроде тех, которые сияют сейчас над нами!
- Ну, что вы, принцесса, - ответил я (моя левая рука принялась чуть-чуть поглаживать ее обнаженное плечо, а правая возобновила свои странствования на цыпочках). - Наше положение более сходно с положением актеров шекспировских времен - или позднее, в пуританской Северной Европе и Америке до наступления двадцатого века с его обожествлением скоморохов всех жанров. Наше положение ничуть не лучше положения бродячих трупп - и даже хуже, потому/ что из-за вакуума снаружи нам некуда отправиться бродить, когда дела особенно плохи. Наши сограждане-мешковцы никаким почетом нас не окружают, а ученые, инженеры и техники Циркумлуны время от времени обрушивают на нас поношения и угрозы. Но ведь хлеб наш насущный зависит от того, будут ли они и дальше покупать балеты на наши спектакли. В этом смысле мы напоминаем актеров эпохи Ренессанса, зависевших от покровительства того или иного знатного патрона. Наш патрон - это филистерское общество Циркумлуны. Либо мы угождаем ему, либо умираем с голоду - и первое столь же трудно, сколь второе легко.
- Ренессанс! Именно то слово, которое я искала, чтобы охарактеризовать вас! - перебила Рейчел. - Вы удивительно похожи на одного из этих высоких, худых, мрачных испанских грандов. Несравненных дуэлянтов, что носят огромные плащи и шляпы с черными перьями. Вы случайно не умеете драться на шпагах и пистолетах?
- Среди моих скромных талантов я в первую очередь числю эти, - ответил я, поборов соблазн поразить ее, наглядно продемонстрировав мое умение. Это прервало бы наш путь к нежным ласкам, и я смирил тщеславие.
- Ну, конечно, вы же актер! - сказала она. - Однако вы говорили про длинноволосых, для кого ставите свои спектакли.
- Ах да, про ученых! Видите ли, принцесса, сто с лишним лет они в эстетическом смысле были - и остаются - пуританами. Им крайне необходим катарсис, который они обретают благодаря нашим спектаклям - от самой высокой трагедии до самой низкой комедии. Но среди них всегда находятся такие, чьи бурные, еще не обретшие катарсиса желания маскируются под высокую научную совесть, и они требуют обуздать нас или вообще изгнать. Они обвиняют нас в страшнейшей сексуальной распущенности, воровстве, политической и социальной безответственности, развращении молодежи и личной неопрятности - в том, например, что мы не стерилизуем наши ночные отходы, прежде чем вернуть их в экологический цикл, - короче говоря, во всем, в чем только ни обвиняли актеров с тех пор, как Эго, Первый Пещерный Экстроверт, не сплясал перед вечерним костром для честной публики.
- Извините, капитан, но ваша левая ручная экзокость врезается мне в шею, - перебила Рейчел-Вейчел. - Да, так гораздо лучше. Скажите, вы относите меня к молодежи? То есть в Смысле развращения? Нет-нет, продолжайте… и рассказывать тоже.
- В настоящий момент наибольшим влиянием на циркумлунцев пользуется пуританская фракция, включающая несколько больший процент носителей русского наследия, чем лиц американо-западноевропейского происхождения. В связи с отменой Интердикта они требуют, чтобы не только нас, актеров, но и всех мешковцев, которые не заняты частично выполнением технической работы для длинноволосых, депортировали на Землю. Подавляющее большинство циркумлунцев этого не хочет - ведь мы для них почти единственный источник развлечения и выпускания паров, - но, будучи до последнего мужчины (и женщины!) респектабельными технократами, они не решаются возражать вслух весьма голосистому суперпуританскому меньшинству. Естественно, нам остается лишь один выход: откупиться от властей предержащих циркумлунной валютой - то есть пополнением фондов для приобретения у Терры отсутствующих на луне элементов и материалов. И я приехал на Землю, Рейчел-Вейчел, чтобы приобрести валюту, которая оградит от депортации всех мешковцев и, в частности, персонал и реквизит Сферического театра Ла Круса.
Я почувствовал, как она взволнованно задрожала под моими пальцами.
- Вы будете гастролировать здесь, чтобы собрать необходимые суммы?.. Нет, не переставайте: вам же надо поддерживать репутацию страшнейшей сексуальной распущенности, а мне - поступать наперекор папочке. Но если так, то почему бы вам не начать гастроли в Далласском Малом театре в "Смерть берет отпуск" в заглавной роли? Я сумею это провернуть, а денег у папочки сверх головы.
- Увы, принцесса, врачи заверили меня, что даже в экзоскелете и часто подолгу отдыхая, я могу пробыть на Терре, не претерпев необратимых физиологических повреждений, одну неделю, с натяжкой две, но уже рискуя. Они подчеркивали, что мне особенно противопоказано… - Я оборвал фразу вместе с мыслью, которая ее подсказала. Среди видов деятельности, особенно мне противопоказанных по утверждению врачей, была и та, которой я занимался в эту минуту, и мне не хотелось внезапно усомниться в том, что мои психосоматические нужды мне известны лучше, чем врачам. Во всяком случае, не сейчас, когда я уже нахожусь на борту первобытнейшей из ракет, и отсчет времени начат. А потому я удовольствовался тем, что сказал:
- Нет, принцесса, здесь я ни в каких спектаклях участвовать не намерен.
Она не возобновила эту тему и как будто не заметила моей оборванной фразы. От сгущающегося мрака, а, может быть, и от моих тонких манипуляций глаза Рейчел стали больше, исполнились сияния. Ее голос порывисто вибрировал.
- Знаешь, Черепуша, я, кажется, в тебя влюбляюсь. Еще в детстве меня вдруг охватывало отчаяние, и я мечтала, что ко мне в облике темного рыцаря явится Смерть и унесет меня. Я заиграла до дыр три пленки с шубертовской пьесой "Смерть и дева". И вот теперь ты здесь. Ты совсем как Смерть в "Седьмой печати" и ведешь меня в грезовом танце - то есть если бы Макс фон Сюдов играл не Рыцаря, а именно Смерть. Послушай, Черепуша… нет-нет, не останавливайся… А как же ты раздобудешь здесь деньги для спасения своего театра? Я бы тебе дала, если бы папочка не скряжничал, чуть речь заходит о моих карманных расходах.
- Открою тебе тайну, Рейчел-Вейчел, - сказал я несколько осевшим басом, потому что она просунула три пальца между моими экзоребрами и трепетно водила ими по моей груди. Какого черта! Я и так наговорил ей куда больше, чем собирался, так почему бы и не прирезать свинью до конца, как выразился бы Эльмо. - До того, как мой дед улетел из Испанского Гарлема, он купил у впавшего в нищету старателя-алеута заявку на разработку ископаемых вблизи Йеллоунайфа в Канаде… то есть Амарильо-Кучильо в Северном Техасе. Считалось, что заявка эта - пустышка, но алеут, купивший ее у индейцев племени кри, подробно исследовал район и обнаружил, что именно там находится Пропавший Уранинитовый Шурф Чокнутого Русского, и он нанес на карту точное местоположение. Мой отец бережно хранил заявку и карту, как тайный козырь, чтобы в час нужды вернуть благосостояние роду Л а Крус. Пока продолжался Интердикт, Они были бесполезны, но теперь, когда он снят, а для нас и всего Мешка настали тяжелые времена, отец послал меня сюда продать заявку или предъявить права на прибыли, если за этот срок кто-то еще отыскал шурф и начал противозаконную разработку.
- О! Папочка у тебя, Черепуша, наверное, самый последний… мечтатель, - томно прошептала Рейчел-Вейчел. - Нет, я знаю, что у тебя все получится, - поспешила она добавить, и темное изумление в ее глазах достигло предела. - Поцелуй меня, Черепуша.
Осторожно наклонив голову так, чтобы не прикоснуться к ее лицу ни титановыми пластинами щек, ни подбородочной скобой, я прижал свои губы к ее губам. Ее пальцы заскользили по моей спине между титановой позвоночной балочкой и решеткой экзоребер. Некоторое время мы, постанывая, целовались. Затем она отодвинулась с более громким стоном, в котором мне почудился шепот:
- Приди, Возлюбленная Смерть… - А затем голосом средней бодрости она спросила: - Надеюсь, ты не оставил заявку и карту в своих вещах? Папочка наверняка перерыл их, прорентгенил и прошпионил.
- Но, конечно же, ваш отец так честен, щепетилен и благороден, что…
- Да, уж он самый бонтонный тюремщик во всем Техасе. А то зачем бы мне понадобились потайные ящики в моих бельевых комодах? Если он увидел, что здесь… Знаешь, Черепуша, мы ведь должны выглядеть очень эффектно: греческую богиню изысканно соблазняет романтичный черно-серебряный скелет - совокупление богомола с майским жуком. Именно такая мизансцена, какие папочка строжайше запрещает вводить в наши спектакли, щепетильный старый Кромвель! А где ты спрятал заявку и карту, Черепуша? Наде-юсь,ты не забыл их на небесах?
- Я храню их на себе, принцесса.
- Чудненько, - прошептала она, нежно поглаживая это хранилище. - Скажи, Черепуша, как тебе показалась нынешняя мексиканская ситуация? Я спрашиваю серьезно… Нет-нет, это тоже продолжай! Ответь честно.
- Надеюсь, тебя это не оскорбит, Рейчел, но детское, словно бы добровольное раболепствование ваших испано-американцев… испанских техасцев, хотел я сказать, мне кажется гнусным. А эти кибернетические ошейники - мерзость!
- Интересно! - выдохнула принцесса. - А твое отношение к революции? Нет, продолжай!
Должен признаться, что ее быстрые неожиданные вопросы несколько выбивали меня из ритма, точно короткие прямые левой, пусть они и точно соответствовали моей философии одновременного удовлетворения любопытства на всех уровнях. Но я собрался с силами и продолжал - на обоих уровнях.
- Революции в Циркумлуне и в Мешке? Нет. Если не считать пуританских загибов, длинноволосые слишком для этого умны. Кроме того, мы абсолютно взаимозависимы, а все выигрышные карты и так в руках длинноволосых. Здесь у вас? Не знаю. Судя по моим первым впечатлениям, рассчитывать на революцию, устроенную мексиканцами, можно не больше, чем на бунт младенцев. Эмоционально я сторонник революций. Мои любимые роли - Кассий, доктор Штокман в ибсеновском "Враг народа", Дантон, лорд Байрон, Ленин, Сэм Адаме, Фидель Кастро, Джон Браун и Хо Ши Мин.
- Я просто вижу тебя Кассием! "А Кассий тощ, в глазах голодный блеск" - Цезарь словно тебя описывал. Ты хочешь пожрать малютку Рейчел? Станцевать с ней Вальс Смерти? Обещаешь? Или ты все-таки Хо? В чем-то ты схож со зловещим азиатом приключенческих романов: "Берегись, Америка! У тебя есть напалм и атомные бомбы, но у меня есть мои черные скорпионы, мои гигантские сороконожки, мои пауки с алмазными глазами - они прячутся во мраке и вдруг прыгают!" Ух! Или, может быть, я сумею создать драму вокруг легендарного героя мексов, их Эль Скелето? В его роли ты будешь великолепен! Но папочка… Послушай, милый, у меня просто фетишизм развивается… этот твой скелет… Не мог бы ты вылезти из него хотя бы на минутку? Вдруг ты недооцениваешь свои естественные силы? Моим смешным холмикам твои руки кажутся такими могучими!
Признаюсь, я был расстроган до глубины души. Почему-то теперь я обрел способность яснее разглядеть мою восхитительную восьмифутовую бледную богиню в ее художественно смятом одеянии. Она купалась в таинственном серебряном свете, и мной овладела полная бесшабашность.
- Послушай, радость моя, - зашептал я, - если мы будем осторожны…
Не знаю, что произошло бы в следующее мгновение… Вернее, я прекрасно знаю, что произошло бы в следующее мгновение, и какой катастрофой было лишиться его, - а вернее, насладиться им, - но в любом случае Рейчел-Вейчел оттолкнула меня, предостерегающе шепнув:
- Идут!
Тут я услышал приближающиеся шаги у нас за спиной, нервно разгладил мешкостюм и заставил себя дышать ровнее. Секунду спустя ее одеяние и серебристые волосы были в полном порядке, она протягивала мне марихуанку, говоря невозмутимо:
- Прошу вас, сеньор Ла Крус. "Нарко-идеал" из Чиуауа. Папочка любит повторять, что чистый табак не для настоящих мужчин.
С некоторым трудом затягиваясь смолистым дымом, я поглядел на горизонт и только тут сообразил, что "таинственный серебряный свет" лила на нас луна, восходящая за черным силуэтом одного из пеньюарных маячков. Словно в тумане я сообразил - и сердце у меня тревожно сжалось, - что не только лишился сладостной минуты с Рейчел-Вейчел, но уже опаздываю на свидание с Ла Кукарачей.
Ярко вспыхнули фонари патио. Следуя примеру Рейчел-Вейчел, я неторопливо встал и небрежно повернулся - правда, несколько испортив эффект, потому что лязгнул экзолоктем о тазовый пояс. Сквозь грингодверь как раз входили губернатор Ламар и прочие четыре шишки - все с довольно мрачными лицами, а также Эльмо, который выглядел встревоженным.
- Крайне сожалею, что вынужден прервать ваш тет-а-тет, - сказал губернатор любезным тоном. - Надеюсь, вы не скучали, сеньор Л а Крус, и моя дочурка сумела вас занять.
В ответ я только судорожно вздохнул.
- А теперь тебе пора баиньки, душка, - продолжал он. - Нам надо обсудить с сеньором кое-какие дела.
- Но, папочка…
- Душка!
Надменно пожав плечами и сжав губы в ниточку, высокородная Рейчел-Вейчел обернулась ко мне и произнесла с холодной вежливостью:
- Спокойной ночи, сеньор Ла Крус. Надеюсь, у нас будет случай продолжить нашу чрезвычайно интересную беседу. - И она протянула мне руку ладонью вниз.
Я пожал эту руку, наклонился и, хотя на поцелуй не решился, нежно царапнул по ней указательным пальцем.
Рейчел-Вейчел с ледяным равнодушием вышла через грингодверь, не глядя ни вправо, ни влево.
Итак, ясно: единственным шансом найти успокоение моим издерганным нервам, и особенно обманувшейся парасимпатической системе, остается Ла Кукарача.
Но честно говоря, меня куда больше заботили стоящие передо мной пятеро угрюмых техасцев с рублеными лицами, и теперь в основном работали мои симпатические нервы, посылая в кровь адреналин. В моем сознании похоронными процессиями двигались старинные истории о том, как в патриархальных обществах мстили соблазнителям дочерей, похитителям сестер и просто нежелательным влюбленным. Рейчел-Вейчел почти открытым текстом сказала мне, что папочка постоянно шпионит за ней. Так неужели он оставил ее в патио без наблюдения? Уж конечно, он установил микрофоны в ложах! А я выболтал не только свою нелепую страсть, но и тайные причины моего прилета на Терру. Эротоман безмозглый!
Особенно зловещим мне показалось, что все пятеро власть имущих теперь затянули поверх своих элегантных костюмов пояса с огнестрельным оружием, а с бедер шерифа Чейза и вольного стрелка Ханта свисали антикварные рапиры. В довершение они возобновили свой изводящий нервы концерт позвякиваний, почесываний и так далее.
Но самым зловещим было следующее: губернатор теперь снимал невидимые пушинки и пылинки, не отводя от меня глаз.
Затем, когда Рейчел-Вейчел скрылась из вида и ее быстрые шаги затихли, все внезапно переменилось к лучшему, точно в детской сказке фея-крестная махнула волшебной палочкой. Пятеро власть имущих техасцев расслабились и одарили меня дружескими улыбками, причем самой обаятельной была улыбка губернатора, который подошел ко мне со словами:
- Сеньор Ла Крус, самый досточтимый и самый терпеливый из гостей, я счастлив сообщить вам, что завершены все приготовления, кроме одного, чтобы вы могли отбыть завтра утром в Амарильо-Кучильо на зафрахтованном частном реактивнике. - Он осторожно взял мою расслабленную руку и потряс ее сердечно, но бережно. От него разило кукурузным виски.
- Единственное, что остается сделать, - продолжил губернатор небрежным тоном, - и не столько по необходимости, сколько из вежливости, - это сущий пустяк: навестить президента Лонгхорна Элид-жу Остина и заручиться его подписью на вашем путевом листе. Старичок огорчится, если не повидает вас, и - между нами - мы хотели бы возобновить кое-какую политическую починку изгородей.
Я замялся. Лицо губернатора дышало дружеской безмятежностью и бесхитростностью.
- Но я думал…
- Вот именно, сэр, вы думали… И на вас это ни малейшей тени не бросает… Эльмо!
Мой старый друг - таким он мне внезапно представился - смял свою огромную шляпу наподобие седловидной вселенной, пожевывая губами, и покраснел.
- Черепуша… то есть сеньор Ла Крус, - с трудом выдавил он из себя. - Я чуть-чуть приукрашивал факты… Нет, я попросту много наврал тебе в наших разговорах… В основном преувеличивая собственную важность, а также закулисную осведомленность в текущей политической ситуации. Действительно, одно время между президентом Остином и другими государственными мужами нашей страны существовали легкие недоразумения, но я раздул их до небес. Ну, скажем, что он вооружил своих дворовых. Просто смех! На самом же деле я не знал - вот какой я крохотный клопик в человеческом зверинце, - что все недоразумения полностью улажены и требуют только, так сказать, небольшого послеоперационного лечения. А я всего-навсего подлый техасский трепач, Черепуша, ты уж меня извини.
- Ну, конечно, Эльмо, - заверил я поспешно, смущенный его заискивающим самоуничижением, потому что, хотя он и пытался взять юмористический тон, выглядел он очень жалким. Я чувствовал, что Эльмо мне нравится, как может нравиться клоун. А когда клоуна вдруг осаживают, раздевают, потрошат - это скверный или, во всяком случае, пошлый трюк.
Я резко повернулся к губернатору Ламару.
- А встреча с президентом Остином обязательно должна состояться сейчас? Я предпочел бы…
- Боюсь, сэр, что обязательно, - перебил он. - Вечерний спектакль, а не утренник, как выражается театральная элита вроде вас. Вылет завтра на рассвете, а я уже, прошу прощения, договорился, что наш любимый през вас примет. Я понимаю ваше желание… нет, вашу медицинскую потребность отдохнуть и уверяю вас, что беседа будет краткой, а ваша поездка туда и обратно быстрой и неутомительной.
- Раз, два и готово. Тихо, спокойно, - подтвердил шериф Чейз. Я опять замялся и тут ощутил, что марихуанка обжигает мне
пальцы. Быстро перехватив окурок, я глубоко затянулся.
Возможно, марихуана ниспослала мне озарение, а также внушила мне смелость последовать ему.
- Дело не в отдыхе, - сказал я весело. - Благодаря вашему гостеприимству я чувствую себя совершенно освеженным. Просто я обещал себе совершить небольшую ночную прогулку при лунном свете в полном одиночестве по тихим окрестностям вашего великого города свободы, используя для этого транспортер, который столь любезно предоставил в мое распоряжение мистер Эрп. Исполните мой каприз, и я буду счастлив обменяться любезностями с вашим презом.
Чуть нахмурившись и совсем чуть-чуть качнув головой, Ламар медленно произнес:
- Боюсь, уже решено, что вы поедете в парадном лимузине. Траспортер не пригоден для…
- Вот что, Коттон, - перебил шериф Чейз, - мы можем установить транспортер на платформе. И после свидания с Остином сеньор сможет отправиться на прогулку, раз ему так хочется.
- Среди старых авторов, - продолжал я, - в нашем репертуаре наиболее часто фигурируют Ибсен, Бергман (мы театрализуем его фильмы), Шоу, Уичерли, Мольер, Еврипид, Горький, Чехов, Брехт, Шекспир, естественно, и…
- Ш-ш! Я просто зеленею от зависти! Наша труппа все время пытается ставить серьезные пьесы. Такие, как "Макбет", "Столпы общества", "Боги молний", "В ожидании Лефти", "Манхэттенский проект", "Фриско после радиактивного заражения", "Хижина дяди Тома", "Нетерпимость" - пусть-ка папочка потратит свои сотни миллионов на театрализацию "Нетерпимости"! Но, вы, конечно, догадываетесь, папочка вечно требует возобновления "Оклахомы!", естественно, переименовав ее в "Техасину!" и заменив Канзас-Сити на Корпус-Кристи или Техаскану - ив пяти случаях из шести он добивается своего. Но тем не менее не позволяет мне играть Эдо Энни, "девушку, не умеющую сказать "нет". Приходится отдавать эту роль какой-нибудь мексиканской шлюшке на котурнах.
Придвинув руку чуть-чуть ближе, я заметил:
- Ваш отец показался мне очень учтивым и покладистым джентльменом.
- Покладистым? Ха! Видели бы вы его, когда… Повернувшись при этих словах, она внезапно откинулась на мою маневрирующую руку, но тут же, вскрикнув, наклонилась вперед и быстро сказала:
- О-о! Ваш скелет, капитан Череп, ужасно холодный. Неужели вы не можете его снять на Земле хотя бы совсем ненадолго?
- К моему величайшему сожалению, нет, - ответил я. - Без него я в буквальном смысле этого слова не мог бы шевельнуть ни рукой, ни ногой. Или даже повернуть голову. И любое падение, тем более без экзоскелетной защиты, почти неминуемо означало бы серьезный перелом костей или повреждение черепа. Я только сейчас начинаю понимать, что при росте в восемь футов и выше падать в поле тяготения приходится гораздо с большей высоты, чем…
- Мне этого можно не объяснять. Во мне самой восемь футов два дюйма, и о переломах и трещинах я знаю все. Ну, позволить вам переломаться мы, конечно, не можем! Ведь вы, космовики, слишком драгоценны, а потому… - Она вздохнула. - …мне придется терпеть холод. - И она откинулась на мою руку прежде, чем я успел бы ее отдернуть, будь у меня такое намерение.
Рейчел повернула ко мне лицо - под облаком серебристых волос ее глаза были как два темных озера изумления, таящие мерцание звезд.
- Чего не сделаешь ради Техаса! Это шутка, - добавила она.
- Продолжайте, капитан Череп.
- Но есть столько всего, что вы могли бы рассказать мне! Столько всего, что я хотел бы узнать о вас, - возразил я, словно машинально опустив свободную руку так, что мои пальцы как бы нечаянно коснулись ее колена. Она не отодвинула ноги, и я продолжал: - Я знаю, вы пишете стихи. Быть может, вы сочиняете и пьесы?
- Да, в потайном ящике моего бельевого комода лежит парочка давних рукописей, - небрежно призналась она. - Только ни в коем случае не проговоритесь про них папочке. Одна называется "Хьюстон в огне", а другая - "Буря над Эль Пасо".
- Еще я догадываюсь, что вас назвали в честь поэта, - добавил я. - В честь Вейчела Линдсея.
- Как вы образованны и догадливы, капитан Череп! Вот уж не думала, что хоть кто-нибудь на земле - не говоря уж о небе - еще помнит "Китайского соловья" или "Капитана Бута".
- Рейчел-Вейчел, - сказал я, наклоняясь над ней, - первым большим поэтическим произведением, которое меня научил декламировать отец, было "Конго". То есть после "Лепанто" Честертона.
- Продекламируйте "Лепанто"! - приказала принцесса, но не успел я произнести "Каскады пенные…", как она меня остановила.
- Нет, не надо. Папочка и его команда сейчас явятся, а это стихотворение слишком длинно, как оно меня ни восхищает. Дайте подумать…
- Рейчел-Вейчел,- сказал я, а мои свободные пальцы легко пробежались по серебристому шелку, облегавшему ее бедро, - одна особенность этого пейзажа ставит меня в тупик - все эти конические башни.
- А! - нетерпеливо отмахнулась она. - Бывшие нефтяные вышки. Дед по сентиментальности пожелал сохранить их, но бабушка сочла вышки неэстетичными и потребовала, чтобы он накрыл их этими пеньюарными маячками - название придумала я. Пеньюары, вы, наверное, знаете, набрасывали, чтобы предохранить платье от пудры во время причесывания. Я бы предпочла ничем не прикрытую вышку
- все-таки честнее.
- А эти две - побольше и поновее? - продолжал я. По-моему, придвигаясь к женщине, тактичнее говорить на посторонние темы. К тому же любопытство у меня действует на всех уровнях од- повременно, так что с пробуждением сексуального срабатывают и все остальные. - Две нефтяные вышки посолиднее?
- Я и сама не знаю, что это такое, - ответила Рейчел с сердцем.
- Когда их строили полгода назад, я спросила у папочки, но он отделался обычной нотацией: дескать, женщинам неприлично интересоваться наукой и техникой, их сфера - культура и религия. Раза два я попыталась подъехать к ним, но меня заворачивали назад. - Внезапно она выпрямилась (но прижала ладонью мою руку, которая добралась до ее талии), и в голосе ее зазвучал исступленный гнев, готовый перейти в рыдания. - Ах, капитан Череп! Вы представить себе не можете, как папочка меня душит, пряча под всей этой липкой учтивостью и рыцарственностью железную удавку патриархального Техаса! Мне кланяются, встают, когда я вхожу, отдают дань благоговения моей женственности, а я расплачиваюсь за это тем, что для меня под запретом буквально все, кроме глупых стишков и возобновления таких шедевров, как "Оклахома!", "Детки в Стране Игрушек" и "Волшебник Страны Оз" с техасской Дороти вместо канзасской. Честное слово, бывают дни, когда я руки готова на себя наложить! - Завершив эту вспышку, принцесса вновь хлопнулась на мою левую руку, на этот раз прикрыв ее своей правой, чтобы помешать ей отдернуться (отдернулась бы она, как же!), и откинула на нее прелестную, одетую серебряным туманом голову, чтобы еще успешнее чаровать меня темными озерами изумления.
- Ну, расскажите же мне еще что-нибудь, - обольстительно шепнула Рейчел. - Расскажите про особенности сценического искусства в Мешке. - Она слегка вздохнула (то есть настолько слегка, насколько это возможно для молодой женщины восьми футов роста) и добавила грустно: - Наверное, все вы тамошние актеры - звезды вроде тех, которые сияют сейчас над нами!
- Ну, что вы, принцесса, - ответил я (моя левая рука принялась чуть-чуть поглаживать ее обнаженное плечо, а правая возобновила свои странствования на цыпочках). - Наше положение более сходно с положением актеров шекспировских времен - или позднее, в пуританской Северной Европе и Америке до наступления двадцатого века с его обожествлением скоморохов всех жанров. Наше положение ничуть не лучше положения бродячих трупп - и даже хуже, потому/ что из-за вакуума снаружи нам некуда отправиться бродить, когда дела особенно плохи. Наши сограждане-мешковцы никаким почетом нас не окружают, а ученые, инженеры и техники Циркумлуны время от времени обрушивают на нас поношения и угрозы. Но ведь хлеб наш насущный зависит от того, будут ли они и дальше покупать балеты на наши спектакли. В этом смысле мы напоминаем актеров эпохи Ренессанса, зависевших от покровительства того или иного знатного патрона. Наш патрон - это филистерское общество Циркумлуны. Либо мы угождаем ему, либо умираем с голоду - и первое столь же трудно, сколь второе легко.
- Ренессанс! Именно то слово, которое я искала, чтобы охарактеризовать вас! - перебила Рейчел. - Вы удивительно похожи на одного из этих высоких, худых, мрачных испанских грандов. Несравненных дуэлянтов, что носят огромные плащи и шляпы с черными перьями. Вы случайно не умеете драться на шпагах и пистолетах?
- Среди моих скромных талантов я в первую очередь числю эти, - ответил я, поборов соблазн поразить ее, наглядно продемонстрировав мое умение. Это прервало бы наш путь к нежным ласкам, и я смирил тщеславие.
- Ну, конечно, вы же актер! - сказала она. - Однако вы говорили про длинноволосых, для кого ставите свои спектакли.
- Ах да, про ученых! Видите ли, принцесса, сто с лишним лет они в эстетическом смысле были - и остаются - пуританами. Им крайне необходим катарсис, который они обретают благодаря нашим спектаклям - от самой высокой трагедии до самой низкой комедии. Но среди них всегда находятся такие, чьи бурные, еще не обретшие катарсиса желания маскируются под высокую научную совесть, и они требуют обуздать нас или вообще изгнать. Они обвиняют нас в страшнейшей сексуальной распущенности, воровстве, политической и социальной безответственности, развращении молодежи и личной неопрятности - в том, например, что мы не стерилизуем наши ночные отходы, прежде чем вернуть их в экологический цикл, - короче говоря, во всем, в чем только ни обвиняли актеров с тех пор, как Эго, Первый Пещерный Экстроверт, не сплясал перед вечерним костром для честной публики.
- Извините, капитан, но ваша левая ручная экзокость врезается мне в шею, - перебила Рейчел-Вейчел. - Да, так гораздо лучше. Скажите, вы относите меня к молодежи? То есть в Смысле развращения? Нет-нет, продолжайте… и рассказывать тоже.
- В настоящий момент наибольшим влиянием на циркумлунцев пользуется пуританская фракция, включающая несколько больший процент носителей русского наследия, чем лиц американо-западноевропейского происхождения. В связи с отменой Интердикта они требуют, чтобы не только нас, актеров, но и всех мешковцев, которые не заняты частично выполнением технической работы для длинноволосых, депортировали на Землю. Подавляющее большинство циркумлунцев этого не хочет - ведь мы для них почти единственный источник развлечения и выпускания паров, - но, будучи до последнего мужчины (и женщины!) респектабельными технократами, они не решаются возражать вслух весьма голосистому суперпуританскому меньшинству. Естественно, нам остается лишь один выход: откупиться от властей предержащих циркумлунной валютой - то есть пополнением фондов для приобретения у Терры отсутствующих на луне элементов и материалов. И я приехал на Землю, Рейчел-Вейчел, чтобы приобрести валюту, которая оградит от депортации всех мешковцев и, в частности, персонал и реквизит Сферического театра Ла Круса.
Я почувствовал, как она взволнованно задрожала под моими пальцами.
- Вы будете гастролировать здесь, чтобы собрать необходимые суммы?.. Нет, не переставайте: вам же надо поддерживать репутацию страшнейшей сексуальной распущенности, а мне - поступать наперекор папочке. Но если так, то почему бы вам не начать гастроли в Далласском Малом театре в "Смерть берет отпуск" в заглавной роли? Я сумею это провернуть, а денег у папочки сверх головы.
- Увы, принцесса, врачи заверили меня, что даже в экзоскелете и часто подолгу отдыхая, я могу пробыть на Терре, не претерпев необратимых физиологических повреждений, одну неделю, с натяжкой две, но уже рискуя. Они подчеркивали, что мне особенно противопоказано… - Я оборвал фразу вместе с мыслью, которая ее подсказала. Среди видов деятельности, особенно мне противопоказанных по утверждению врачей, была и та, которой я занимался в эту минуту, и мне не хотелось внезапно усомниться в том, что мои психосоматические нужды мне известны лучше, чем врачам. Во всяком случае, не сейчас, когда я уже нахожусь на борту первобытнейшей из ракет, и отсчет времени начат. А потому я удовольствовался тем, что сказал:
- Нет, принцесса, здесь я ни в каких спектаклях участвовать не намерен.
Она не возобновила эту тему и как будто не заметила моей оборванной фразы. От сгущающегося мрака, а, может быть, и от моих тонких манипуляций глаза Рейчел стали больше, исполнились сияния. Ее голос порывисто вибрировал.
- Знаешь, Черепуша, я, кажется, в тебя влюбляюсь. Еще в детстве меня вдруг охватывало отчаяние, и я мечтала, что ко мне в облике темного рыцаря явится Смерть и унесет меня. Я заиграла до дыр три пленки с шубертовской пьесой "Смерть и дева". И вот теперь ты здесь. Ты совсем как Смерть в "Седьмой печати" и ведешь меня в грезовом танце - то есть если бы Макс фон Сюдов играл не Рыцаря, а именно Смерть. Послушай, Черепуша… нет-нет, не останавливайся… А как же ты раздобудешь здесь деньги для спасения своего театра? Я бы тебе дала, если бы папочка не скряжничал, чуть речь заходит о моих карманных расходах.
- Открою тебе тайну, Рейчел-Вейчел, - сказал я несколько осевшим басом, потому что она просунула три пальца между моими экзоребрами и трепетно водила ими по моей груди. Какого черта! Я и так наговорил ей куда больше, чем собирался, так почему бы и не прирезать свинью до конца, как выразился бы Эльмо. - До того, как мой дед улетел из Испанского Гарлема, он купил у впавшего в нищету старателя-алеута заявку на разработку ископаемых вблизи Йеллоунайфа в Канаде… то есть Амарильо-Кучильо в Северном Техасе. Считалось, что заявка эта - пустышка, но алеут, купивший ее у индейцев племени кри, подробно исследовал район и обнаружил, что именно там находится Пропавший Уранинитовый Шурф Чокнутого Русского, и он нанес на карту точное местоположение. Мой отец бережно хранил заявку и карту, как тайный козырь, чтобы в час нужды вернуть благосостояние роду Л а Крус. Пока продолжался Интердикт, Они были бесполезны, но теперь, когда он снят, а для нас и всего Мешка настали тяжелые времена, отец послал меня сюда продать заявку или предъявить права на прибыли, если за этот срок кто-то еще отыскал шурф и начал противозаконную разработку.
- О! Папочка у тебя, Черепуша, наверное, самый последний… мечтатель, - томно прошептала Рейчел-Вейчел. - Нет, я знаю, что у тебя все получится, - поспешила она добавить, и темное изумление в ее глазах достигло предела. - Поцелуй меня, Черепуша.
Осторожно наклонив голову так, чтобы не прикоснуться к ее лицу ни титановыми пластинами щек, ни подбородочной скобой, я прижал свои губы к ее губам. Ее пальцы заскользили по моей спине между титановой позвоночной балочкой и решеткой экзоребер. Некоторое время мы, постанывая, целовались. Затем она отодвинулась с более громким стоном, в котором мне почудился шепот:
- Приди, Возлюбленная Смерть… - А затем голосом средней бодрости она спросила: - Надеюсь, ты не оставил заявку и карту в своих вещах? Папочка наверняка перерыл их, прорентгенил и прошпионил.
- Но, конечно же, ваш отец так честен, щепетилен и благороден, что…
- Да, уж он самый бонтонный тюремщик во всем Техасе. А то зачем бы мне понадобились потайные ящики в моих бельевых комодах? Если он увидел, что здесь… Знаешь, Черепуша, мы ведь должны выглядеть очень эффектно: греческую богиню изысканно соблазняет романтичный черно-серебряный скелет - совокупление богомола с майским жуком. Именно такая мизансцена, какие папочка строжайше запрещает вводить в наши спектакли, щепетильный старый Кромвель! А где ты спрятал заявку и карту, Черепуша? Наде-юсь,ты не забыл их на небесах?
- Я храню их на себе, принцесса.
- Чудненько, - прошептала она, нежно поглаживая это хранилище. - Скажи, Черепуша, как тебе показалась нынешняя мексиканская ситуация? Я спрашиваю серьезно… Нет-нет, это тоже продолжай! Ответь честно.
- Надеюсь, тебя это не оскорбит, Рейчел, но детское, словно бы добровольное раболепствование ваших испано-американцев… испанских техасцев, хотел я сказать, мне кажется гнусным. А эти кибернетические ошейники - мерзость!
- Интересно! - выдохнула принцесса. - А твое отношение к революции? Нет, продолжай!
Должен признаться, что ее быстрые неожиданные вопросы несколько выбивали меня из ритма, точно короткие прямые левой, пусть они и точно соответствовали моей философии одновременного удовлетворения любопытства на всех уровнях. Но я собрался с силами и продолжал - на обоих уровнях.
- Революции в Циркумлуне и в Мешке? Нет. Если не считать пуританских загибов, длинноволосые слишком для этого умны. Кроме того, мы абсолютно взаимозависимы, а все выигрышные карты и так в руках длинноволосых. Здесь у вас? Не знаю. Судя по моим первым впечатлениям, рассчитывать на революцию, устроенную мексиканцами, можно не больше, чем на бунт младенцев. Эмоционально я сторонник революций. Мои любимые роли - Кассий, доктор Штокман в ибсеновском "Враг народа", Дантон, лорд Байрон, Ленин, Сэм Адаме, Фидель Кастро, Джон Браун и Хо Ши Мин.
- Я просто вижу тебя Кассием! "А Кассий тощ, в глазах голодный блеск" - Цезарь словно тебя описывал. Ты хочешь пожрать малютку Рейчел? Станцевать с ней Вальс Смерти? Обещаешь? Или ты все-таки Хо? В чем-то ты схож со зловещим азиатом приключенческих романов: "Берегись, Америка! У тебя есть напалм и атомные бомбы, но у меня есть мои черные скорпионы, мои гигантские сороконожки, мои пауки с алмазными глазами - они прячутся во мраке и вдруг прыгают!" Ух! Или, может быть, я сумею создать драму вокруг легендарного героя мексов, их Эль Скелето? В его роли ты будешь великолепен! Но папочка… Послушай, милый, у меня просто фетишизм развивается… этот твой скелет… Не мог бы ты вылезти из него хотя бы на минутку? Вдруг ты недооцениваешь свои естественные силы? Моим смешным холмикам твои руки кажутся такими могучими!
Признаюсь, я был расстроган до глубины души. Почему-то теперь я обрел способность яснее разглядеть мою восхитительную восьмифутовую бледную богиню в ее художественно смятом одеянии. Она купалась в таинственном серебряном свете, и мной овладела полная бесшабашность.
- Послушай, радость моя, - зашептал я, - если мы будем осторожны…
Не знаю, что произошло бы в следующее мгновение… Вернее, я прекрасно знаю, что произошло бы в следующее мгновение, и какой катастрофой было лишиться его, - а вернее, насладиться им, - но в любом случае Рейчел-Вейчел оттолкнула меня, предостерегающе шепнув:
- Идут!
Тут я услышал приближающиеся шаги у нас за спиной, нервно разгладил мешкостюм и заставил себя дышать ровнее. Секунду спустя ее одеяние и серебристые волосы были в полном порядке, она протягивала мне марихуанку, говоря невозмутимо:
- Прошу вас, сеньор Ла Крус. "Нарко-идеал" из Чиуауа. Папочка любит повторять, что чистый табак не для настоящих мужчин.
С некоторым трудом затягиваясь смолистым дымом, я поглядел на горизонт и только тут сообразил, что "таинственный серебряный свет" лила на нас луна, восходящая за черным силуэтом одного из пеньюарных маячков. Словно в тумане я сообразил - и сердце у меня тревожно сжалось, - что не только лишился сладостной минуты с Рейчел-Вейчел, но уже опаздываю на свидание с Ла Кукарачей.
Ярко вспыхнули фонари патио. Следуя примеру Рейчел-Вейчел, я неторопливо встал и небрежно повернулся - правда, несколько испортив эффект, потому что лязгнул экзолоктем о тазовый пояс. Сквозь грингодверь как раз входили губернатор Ламар и прочие четыре шишки - все с довольно мрачными лицами, а также Эльмо, который выглядел встревоженным.
- Крайне сожалею, что вынужден прервать ваш тет-а-тет, - сказал губернатор любезным тоном. - Надеюсь, вы не скучали, сеньор Л а Крус, и моя дочурка сумела вас занять.
В ответ я только судорожно вздохнул.
- А теперь тебе пора баиньки, душка, - продолжал он. - Нам надо обсудить с сеньором кое-какие дела.
- Но, папочка…
- Душка!
Надменно пожав плечами и сжав губы в ниточку, высокородная Рейчел-Вейчел обернулась ко мне и произнесла с холодной вежливостью:
- Спокойной ночи, сеньор Ла Крус. Надеюсь, у нас будет случай продолжить нашу чрезвычайно интересную беседу. - И она протянула мне руку ладонью вниз.
Я пожал эту руку, наклонился и, хотя на поцелуй не решился, нежно царапнул по ней указательным пальцем.
Рейчел-Вейчел с ледяным равнодушием вышла через грингодверь, не глядя ни вправо, ни влево.
Итак, ясно: единственным шансом найти успокоение моим издерганным нервам, и особенно обманувшейся парасимпатической системе, остается Ла Кукарача.
Но честно говоря, меня куда больше заботили стоящие передо мной пятеро угрюмых техасцев с рублеными лицами, и теперь в основном работали мои симпатические нервы, посылая в кровь адреналин. В моем сознании похоронными процессиями двигались старинные истории о том, как в патриархальных обществах мстили соблазнителям дочерей, похитителям сестер и просто нежелательным влюбленным. Рейчел-Вейчел почти открытым текстом сказала мне, что папочка постоянно шпионит за ней. Так неужели он оставил ее в патио без наблюдения? Уж конечно, он установил микрофоны в ложах! А я выболтал не только свою нелепую страсть, но и тайные причины моего прилета на Терру. Эротоман безмозглый!
Особенно зловещим мне показалось, что все пятеро власть имущих теперь затянули поверх своих элегантных костюмов пояса с огнестрельным оружием, а с бедер шерифа Чейза и вольного стрелка Ханта свисали антикварные рапиры. В довершение они возобновили свой изводящий нервы концерт позвякиваний, почесываний и так далее.
Но самым зловещим было следующее: губернатор теперь снимал невидимые пушинки и пылинки, не отводя от меня глаз.
Затем, когда Рейчел-Вейчел скрылась из вида и ее быстрые шаги затихли, все внезапно переменилось к лучшему, точно в детской сказке фея-крестная махнула волшебной палочкой. Пятеро власть имущих техасцев расслабились и одарили меня дружескими улыбками, причем самой обаятельной была улыбка губернатора, который подошел ко мне со словами:
- Сеньор Ла Крус, самый досточтимый и самый терпеливый из гостей, я счастлив сообщить вам, что завершены все приготовления, кроме одного, чтобы вы могли отбыть завтра утром в Амарильо-Кучильо на зафрахтованном частном реактивнике. - Он осторожно взял мою расслабленную руку и потряс ее сердечно, но бережно. От него разило кукурузным виски.
- Единственное, что остается сделать, - продолжил губернатор небрежным тоном, - и не столько по необходимости, сколько из вежливости, - это сущий пустяк: навестить президента Лонгхорна Элид-жу Остина и заручиться его подписью на вашем путевом листе. Старичок огорчится, если не повидает вас, и - между нами - мы хотели бы возобновить кое-какую политическую починку изгородей.
Я замялся. Лицо губернатора дышало дружеской безмятежностью и бесхитростностью.
- Но я думал…
- Вот именно, сэр, вы думали… И на вас это ни малейшей тени не бросает… Эльмо!
Мой старый друг - таким он мне внезапно представился - смял свою огромную шляпу наподобие седловидной вселенной, пожевывая губами, и покраснел.
- Черепуша… то есть сеньор Ла Крус, - с трудом выдавил он из себя. - Я чуть-чуть приукрашивал факты… Нет, я попросту много наврал тебе в наших разговорах… В основном преувеличивая собственную важность, а также закулисную осведомленность в текущей политической ситуации. Действительно, одно время между президентом Остином и другими государственными мужами нашей страны существовали легкие недоразумения, но я раздул их до небес. Ну, скажем, что он вооружил своих дворовых. Просто смех! На самом же деле я не знал - вот какой я крохотный клопик в человеческом зверинце, - что все недоразумения полностью улажены и требуют только, так сказать, небольшого послеоперационного лечения. А я всего-навсего подлый техасский трепач, Черепуша, ты уж меня извини.
- Ну, конечно, Эльмо, - заверил я поспешно, смущенный его заискивающим самоуничижением, потому что, хотя он и пытался взять юмористический тон, выглядел он очень жалким. Я чувствовал, что Эльмо мне нравится, как может нравиться клоун. А когда клоуна вдруг осаживают, раздевают, потрошат - это скверный или, во всяком случае, пошлый трюк.
Я резко повернулся к губернатору Ламару.
- А встреча с президентом Остином обязательно должна состояться сейчас? Я предпочел бы…
- Боюсь, сэр, что обязательно, - перебил он. - Вечерний спектакль, а не утренник, как выражается театральная элита вроде вас. Вылет завтра на рассвете, а я уже, прошу прощения, договорился, что наш любимый през вас примет. Я понимаю ваше желание… нет, вашу медицинскую потребность отдохнуть и уверяю вас, что беседа будет краткой, а ваша поездка туда и обратно быстрой и неутомительной.
- Раз, два и готово. Тихо, спокойно, - подтвердил шериф Чейз. Я опять замялся и тут ощутил, что марихуанка обжигает мне
пальцы. Быстро перехватив окурок, я глубоко затянулся.
Возможно, марихуана ниспослала мне озарение, а также внушила мне смелость последовать ему.
- Дело не в отдыхе, - сказал я весело. - Благодаря вашему гостеприимству я чувствую себя совершенно освеженным. Просто я обещал себе совершить небольшую ночную прогулку при лунном свете в полном одиночестве по тихим окрестностям вашего великого города свободы, используя для этого транспортер, который столь любезно предоставил в мое распоряжение мистер Эрп. Исполните мой каприз, и я буду счастлив обменяться любезностями с вашим презом.
Чуть нахмурившись и совсем чуть-чуть качнув головой, Ламар медленно произнес:
- Боюсь, уже решено, что вы поедете в парадном лимузине. Траспортер не пригоден для…
- Вот что, Коттон, - перебил шериф Чейз, - мы можем установить транспортер на платформе. И после свидания с Остином сеньор сможет отправиться на прогулку, раз ему так хочется.