Шеферд замедлил движение дорожки до прогулочного шага, утер ладонями лицо, в полном изнеможении остановил машину и слез на пол. Карпентер бежал еще минуту, затем перешел на легкую трусцу. Шеферд согнулся в поясе и оперся ладонями на колени. Карпентер улыбнулся и остановил машину. Он сошел с дорожки, вытирая полотенцем лицо.
   — Классно бегаешь, — сказал Шеферд.
   — Просто много практиковался, — промолвил Карпентер, растирая ноги.
   — Знаешь, в старых тюрьмах бег использовали как наказание. А теперь это считается привилегией. Замечательный прогресс, правда?
   Карпентер хмыкнул.
   — Говорят, ты почти каждый день ходишь в спортзал? — спросил Шеферд.
   — Почти каждый.
   Шеферд выпрямился.
   — Как тебе это удалось?
   Карпентер сделал большой глоток из бутылки, продолжая смотреть на Шеферда. Тот выдержал его взгляд и дружелюбно улыбнулся, зная, что в этот момент его оценивают. Карпентер вытер губы полотенцем.
   — Ты знаешь, как мне это удалось, — ответил он.
   — Через Диггера?
   — Нужные люди и сломанные ноги — хорошие помощники, — заметил Карпентер.
   — В спортзал берут только по восемь человек из секции?
   — Таковы правила.
   — И Диггер может каждый день включать меня в список?
   Карпентер усмехнулся:
   — Спроси его сам. Но учти — мое место занято.
   Шеферд наморщил лоб:
   — Я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности.
   — На этот счет можешь не волноваться.
   Карпентер подошел к велотренажеру и сел в седло. Когда он закрутил педалями, Шеферд устроился рядом.
   Некоторое время они двигались в унисон, но гонки уже не было.
   — Есть новости от жены? — поинтересовался Карпентер.
   Шеферд покачал головой.
   — Очевидно, теперь я услышу новости только от ее адвоката.
   — Она выглядела очень рассерженной.
   — На свободе все было бы по-другому, — промолвил Шеферд. — Если бы поговорить с ней без чертовых охранников... Обстановка настраивает ее против меня. Все эти замки, решетки, обыски, собаки на цепи.
   — Я попросил детей ко мне не приходить, — поведал Карпентер. — Не хочу, чтобы они видели меня в тюрьме.
   — А я жалею, что жена привела моего парня. Особенно если он видел меня в последний раз. Хорошенькое у него останется воспоминание. Папочка за решеткой, с дурацкой бляхой на груди.
   — Ты его еще увидишь, — пообещал Карпентер. — У отцов есть свои права.
   — Только не у тех, кого сажают на двадцать лет, — возразил Шеферд. — Когда я выйду, сын меня уже забудет.
   Карпентер промолчал. Он снова отхлебнул из бутылки.
   — Похоже, твое положение тебя мало беспокоит, — сказал Шеферд.
   Карпентер пожал плечами.
   — Не вижу смысла зря тратить нервы, — объяснил он. — Начнешь беситься — и вколют тебе успокоительное, посадив в камеру с картонной мебелью.
   — Если мне дадут двадцатку, я повешусь.
   — Привыкнешь.
   — К чертям собачьим! — выругался Шеферд.
   — Убьешь себя, и кому от этого станет легче?
   — Ты рассуждаешь, как Эд Харрис. Я лучше сдохну.
   Некоторое время они молча крутили педали. Шеферд хотел продолжить разговор, но боялся показаться чересчур навязчивым. Латиноамериканцы разделились на две группы и поднимали тяжести.
   — Твоя жена молодец, — заметил Шеферд. — Все-таки пришла тебя проведать.
   — Она знает, что это ненадолго.
   — А если не выкрутишься?
   Карпентер пренебрежительно фыркнул.
   — Я не собираюсь выкручиваться. Когда дело дойдет до суда, будет уже поздно.
   — Как же ты намерен отсюда выбраться?
   — Почему ты спрашиваешь?
   — Потому что если я что-нибудь не придумаю, мне крышка.
   Карпентер бросил на него цепкий взгляд. Потом он медленно кивнул, словно решив, что Шеферду можно доверять.
   — У тебя есть деньги на воле?
   — Кое-что найдется.
   — Тебе необходимо больше, чем «кое-что». Свобода стоит дорого.
   — Я храню несколько сотен штук в офшорной зоне. Даже жене о них не известно.
   — Что у них против тебя?
   — Меня взяли с поличным. Оружия при мне не было, но в здании нашли обрез.
   — Свидетели?
   — Похоже, один из наших оказался стукачом.
   — С этого и надо начинать, — сказал Карпентер. — Ты должен о нем позаботиться.
   — Откупиться?
   — Позаботиться.
   У Шеферда забилось сердце. Он почувствовал, что близок к цели. Ради этого он и торчал в тюрьме.
   — Ты имеешь в виду — любыми способами?
   — Да, любыми способами.
   — А как насчет улик?
   — Это можно уладить.
   — Как? Запутать следствие?
   — Заплатить кому-нибудь, кто все устроит.
   — А ты сумел бы?
   — Каждый может. Главное, иметь деньги и дать их нужному человеку.
   Шеферд сбавил скорость.
   — У полицейских мое ружье, — промолвил он.
   — Значит, тебе поможет полицейский.
   — А у тебя есть люди, которые занимаются подобными вещами?
   — Мы говорим не обо мне, а о тебе. Надо выяснить, где хранится ружье, и отыскать нужного человека в полиции. Или детектива, занимающегося твоим делом.
   — Ну нет, — запротестовал Шеферд. — Это сказки.
   Карпентер взялся за руль и прибавил ходу. Шеферд понял, что он его задел.
   — Ведь если что-нибудь сорвется, мне дадут срок за взятку, — произнес он.
   — Значит, сделай так, чтобы не сорвалось, — посоветовал Карпентер. — Действуй в обход. Используй других людей. Найди человека со связями.
   — И во что это примерно обойдется?
   — Гипотетически?
   — Да.
   — Тридцать тысяч. Или сорок.
   Шеферд перестал крутить педали.
   — Сорок тысяч фунтов?
   — Поэтому я и спросил, есть ли у тебя деньги. Мелочью тут не обойдешься, Боб. И запомни — полицейского купить гораздо дешевле, чем судью. — Он снова усмехнулся. — Гипотетически.
* * *
   Шеферд принес в камеру поднос с обедом. Запеканка из мяса с картофелем, чипсы, вареная фасоль. Шоколадный пудинг и горчица. Неудивительно, что многие потолстели на такой диете.
   Ли еще стоял в очереди на первом этаже, но Шеферд все равно забрался на койку и там принялся за еду. Последний разговор с Карпентером стал большим шагом вперед. Шеферд не ожидал, что наркоторговец зайдет так далеко. Карпентер фактически признал, что платит полицейским на воле, и посоветовал Шеферду подкупить служителя закона и убить свидетеля. Но для обвинения его показаний будет недостаточно. Шеферд согласился на предложение Харгроува надеть «жучок». Но это — огромный риск.
   Шеферд поддел на вилку кусок холодной запеканки. Она была жирной и безвкусной, в комках.
   Другая проблема заключалась в том, чтобы регулярно ходить в спортивный зал. Надо попросить об этом Ллойд-Дэвис или снова обратиться к Диггеру. Шеферд должен знать, где и когда состоится его следующая беседа с Карпентером, — носить «жучок» постоянно опасно. А куда его прятать в остальное время? В камере мало места, Ли что-нибудь заметит. Харгроув предложил сделать записывающее устройство в виде «уокмана» или CD-плейера, однако эта штуковина должна действительно играть, не то Ли заподозрит неладное. Кроме того, Шеферд знал, что такая аппаратура часто ломается, У него бывали самые дикие случаи: от потекших батареек до фонящих микрофонов. В каждой операции его подстраховывали другие сотрудники, чтобы в трудный момент вытащить из дела, но в тюрьме Шелтон это невозможно.
   Шеферд теперь не сомневался, что Карпентер убирает свидетелей и избавляется от улик, но он по-прежнему не догадывался, как тот это делает и кто ему помогает. Он подозревал Тони Стаффорда, но Харгроуву потребуются доказательства. Суперинтендант сознавал, какому риску подвергает Шеферда, и все-таки обратился к нему с этой просьбой, ведь если Карпентера не остановить, он будет убивать снова и снова, пока не добьется своей цели — выйти на свободу.
* * *
   В камеру Карпентера вошел Хили.
   — Ваши газеты, — сообщил он.
   — Спасибо, мистер Хили, — произнес Карпентер.
   Он подошел к двери и взял почту. «Дейли мейл», «Дейли телеграф» и"Гардиан".
   — Почему так поздно?
   Обычно газеты приносили перед обедом.
   — Сегодня мало персонала. Некого было поставить на проверку писем. Да и доставка опоздала.
   Карпентер положил газеты на стол и полистал «Гардиан». По субботам всегда ощущался недостаток в тюремном персонале. Надзиратели не любили работать в выходные. Он взял запечатанный конверт, отправленный из Лондона, и вскрыл его. В нем лежал чистый листок бумаги. Значит, пленки уничтожены. Теперь между ним и свободой остался только Сэнди Роупер. Ким Флетчер решит эту проблему.
   В двери появился заключенный, Энди Филпотт.
   — Я взял для вас газеты, мистер Карпентер.
   Он протянул ему «Таймс» и «Миррор».
   — Спасибо, Энди, — поблагодарил Карпентер.
   — Заодно и капуччино захватил.
   Он поставил на койку Карпентера коробку с пакетиками кофе.
   Энди Филпотта, мужчину лет тридцати, арестовали за грабежи. Его обвинительный акт включал пятьдесят семь пунктов. Несмотря на огромное количество краж, он сидел на мели. Большую часть сбережений съели адвокаты, и теперь его жена и маленький ребенок жили на субсидии от государства. Свое тюремное содержание Энди Филпотт тратил в буфете, покупая разные продукты для Карпентера, и тот платил за это его жене по десять фунтов на каждый фунт, потраченный за решеткой. Такое положение устраивало обоих. Энди не курил и не любил сладости. Он готов был голодать, лишь бы помочь семье.
   — Отлично, — сказал Карпентер.
   Когда Филпотт ушел, в камеру заглянул Диггер.
   — Не против, если я войду, Джерри? — спросил он.
   — Конечно. — Карпентер указал на стул. — Присаживайся.
   Диггер сел.
   — Хочешь что-нибудь выпить?
   На столе Карпентера стояла коллекция бутылок и жестяных банок: фанта, кока-кола, «севен-ап», апельсиновый сок и минералка. Здесь же разместились пакетики с чаем, черным кофе и капуччино, а также две фляги с горячей водой.
   — Пожалуй, сок, — произнес Диггер.
   Карпентер налил напиток в стакан.
   — Как дела?
   — Неплохо, — отозвался Диггер. — На следующей неделе новичок с первого этажа принесет крэк. Он уже тянул срок и знает, что к чему. Говорит, его девчонка может произвольно вызывать рвоту.
   — Это лишние детали, — рассмеялся Карпентер. — Сколько?
   — Двадцать грамм, но я проверю качество. Пока сошлись на тридцати процентах, однако, если товар пойдет регулярно, мы будем брать больше.
   Диггер сунул руку в карман спортивных брюк и достал золотое кольцо.
   — Вот то, что ты просил.
   Карпентер взял кольцо, сдвинул брови и положил его на подушку.
   — Что с Юржаком?
   — На него наехали. Новый парень, Макдоналд. Решил попасть в уборщики.
   — Похоже, он добился своего.
   Диггер пожат плечами.
   — Макдоналд заплатил пять сотен. Кого-то все равно пришлось бы брать. Проще было отдать место ему.
   — От него могут исходить неприятности?
   — Я с ним справлюсь.
   — Дикобраз тоже так полагает?
   — Его застали врасплох.
   Карпентер засмеялся. Лицо Диггера напряглось.
   — Макдоналд ударил его, когда он смотрел в другую сторону.
   — И Дикобраз готов все забыть?
   — Это его проблемы, я не вмешиваюсь. Если он хочет разобраться с Макдоналдом, пусть разбирается.
   — Плохо, если кому-нибудь пустят кровь и нас снова запрут по камерам, — заметил Карпентер. — Когда начнется война, всем станет только хуже.
   — Макдоналд — одиночка, за ним никого нет. Но я посмотрю, что можно сделать, Джерри.
   — Что ты о нем думаешь?
   — О Макдоналде? Парень сидит тихо, пока ему что-нибудь не понадобится. Тогда он начинает действовать.
   — Его можно на чем-то поймать?
   — Он не курит и не колется. В азартные игры не играет. Почти не пользуется телефоном. Даже в буфете ничего не покупает.
   — Этот человек святой?
   — Не знаю, но держится особняком.
   — На крутого не похож, однако Дикобраза завалил.
   — Макдоналд крутой, это точно. Хотя по виду не скажешь.
   — Но ты с ним справишься?
   — Нам с ним нечего делить. Он не требует ничего особенного. Свои пять сотен заплатил честно. Дикобраз сам виноват — зря начал руки распускать.
   — А кто принес деньги?
   — Какой-то парень с воли. Представился его дядей. Отдал моей сестре в конверте.
   — С банкнотами все в порядке?
   — Обижаешь, Джерри. Я не вчера родился. — Он допил бокал и поставил его на стол. — Спасибо за сок.
   — Молодец, что заглянул.
   Диггер ушел, а Карпентер взял обручальное кольцо и внимательно рассмотрел. Простое колечко из золота весом в двадцать четыре карата. На внутренней стороне надпись: «Саймон и Луиз. Навеки».
* * *
   Элис Роупер заглянула в дверь гостиной и потребовала, чтобы мальчики отправились спать.
   — Почему, мама? Ведь нам не идти в школу, — заныл Дэвид. — К тому же сегодня воскресенье.
   — Уже почти десять. Делайте, что говорят.
   — А когда мы снова пойдем учиться? — спросил Бен.
   — Скоро.
   — Как скоро? В понедельник?
   Элис не представляла, что им ответить. Они не ходили в школу с тех пор, как к Бену подошел на улице человек и им пришлось покинуть семейное гнездо. Ей не хотелось пугать мальчишек, но они понимали: происходит что-то необычное. Никаких занятий. Переезд в какой-то странный дом. Элис не любила лгать, но разве можно сказать детям правду, что какие-то люди хотят убить их отца?
   — Не знаю, Бен. Не думай, я тоже не в восторге, что приходится воспитывать тебя с утра до вечера.
   — Я ненавижу этот дом! — воскликнул Дэвид.
   — И я, — согласилась Элис. — А теперь в постель. Оба.
   Ее муж сидел за кухонным столом и держал в руках чашку чая, который Элис налила ему час назад. Кухня маленькая, почти в три раза меньше той, в их прежнем доме. В так называемом убежище все казалось узким и тесным, включая две крошечных спальни, одну из которых занимали мальчики.
   — Сэнди, я так больше не могу, — вздохнула Элис.
   Она села напротив него. Он посмотрел на нее пустым взглядом, словно его мысли витали за тысячу миль отсюда.
   — Что?
   Элис кивнула на кухню:
   — Я про дом. В нем невозможно жить.
   — Ничего, это ненадолго. Главное, здесь безопасно.
   Убежище стояло посреди кирпичной террасы в конце тупика, расположенного в одном из старых районов Милтон-Кейнз — городка приблизительно в сорока милях к северу от Лондона. Сотрудники Сэнди снимали комнату в здании у самого входа в тупик. Владельцам дома щедро заплатили за аренду, объяснив, что комната нужна людям из отдела по борьбе с наркотиками для наблюдения за улицей. Со своей позиции они видели каждого, кто входил или выходил из глухого переулка. В убежище можно было попасть двумя путями: через парадную дверь перед мощеным двориком, который отделяла от шоссе низкая кирпичная стена, или с черного хода, выходившего в обнесенный оградой сад. За оградой находилась школьная игровая площадка. Всех приближавшихся к дому с задней стороны было хорошо видно сверху из окна ванной комнаты, где круглосуточно дежурил человек, вооруженный биноклем и прибором ночного видения. Роупер понимал преимущества жизни в убежище, но комнаты были слишком маленькими, и детям было негде играть, разве что в саду.
   — Мне не разрешают даже выйти за покупками, — пожаловалась Элис. — Я должна составлять список продуктов, словно какой-то инвалид. Половина картошки, которую они принесли утром, оказалась гнилой.
   — Я поговорю насчет картошки.
   Он сидел ссутулив плечи, с темными кругами под глазами. Последняя ночь прошла почти без сна. Человек в ванной комнате страдал кашлем курильщика, и они слышали, как он громко пыхтел за тонкой стенкой.
   — Дело не в картошке. Мы живем как животные, — сказала Элис. — Или как в тюрьме. Я должна просить разрешения, чтобы принять ванну. Даже у Карпентера больше свободы, чем у нас.
   — Это не продлится вечно.
   — Мне кажется, что мы уже живем здесь вечно, — возразила она. — Это нечестно по отношению к детям.
   — Согласен.
   — Почему бы не отправить их к моим родителям?
   — Потому что если Карпентер выяснил, кто я такой, ему известно о нас все. Друзьях, близких, родных. Мы нигде не будем в безопасности.
   — Мне не разрешают даже погулять!
* * *
   Роупер откинулся на стуле и раздраженно посмотрел на потолок. Над кухонной раковиной проступало мокрое пятно. В доме давно не делали ремонт: старая побелка пожелтела, на дверцах шкафчиков не хватало ручек, газовые рожки обросли горелым жиром. Элис изо всех сил старалась вычистить комнату, но она права — это место не годилось для семьи. Однако Роупер при всем желании не знал, как исправить ситуацию. Целью убежища была защита, а не комфорт. Он постоянно твердил жене, что это не продлится вечно. Джералд Карпентер не пылает местью, и его попытки надавить на Роупера не вызваны личными причинами. Он просто хочет вырваться на свободу, и как только судья объявит приговор, их мучения закончатся.
   У Роупера зазвонил мобильный телефон. Он встал, радуясь, что отвлечется. Трубка лежала в коридоре на стеклянном столике с медными витыми ножками. Рядом на столе стоял обычный аппарат, но Роуперу запретили по нему звонить. Об этом телефоне знали лишь сослуживцы, и его использовали в чрезвычайных ситуациях. Роупер взял мобильник. Звонивший заблокировал свой номер. Ничего необычного. Большинство сотрудников системы скрывали свои номера, и когда Роупер работал под прикрытием, практически каждый поступавший к нему звонок был анонимным. Он приложил трубку к уху.
   — Роупер, — произнес он.
   — Как дела, Сэнди? — спросили на другом конце линии.
   Роупер нахмурился. Глухой голос с необычным акцентом — каким именно, он не мог определить. Очевидно, уроженец западных районов, много лет проживший в Лондоне. Роупер не знал говорившего. Мобильник был его личным телефоном, и звонить по нему могли лишь его друзья, близкие или сотрудники.
   — Кто это? — спросил он.
   — Человек, очень озабоченный твоей судьбой, — ответил мужчина. — Как тебе понравились фотографии?
   Роупер прикусил губу. Скорее всего говорили с одноразовой трубки, поэтому проследить звонок нельзя. Даже использовав все ресурсы технического отдела, можно установить приблизительный район сигнала. Вероятно, записав разговор, удалось бы извлечь какую-нибудь информацию из фоновых шумов, но сейчас Роупер был абсолютно беспомощен.
   — Что вам нужно? — спросил он.
   — Ты знаешь что, — ответил мужчина.
   Элис вышла из кухни и встала перед ним, словно почувствовав неладное. Роупер отвернулся, чтобы она не слышала разговор.
   — Как вы узнали номер? — промолвил он.
   Он не ожидал ответа, но хотел, чтобы с ним продолжали беседовать, пока он не придумает, как опознать звонившего.
   Мужчина усмехнулся.
   — Как здоровье супруги?
   — Передай Карпентеру, что он зря тратит время.
   Элис положила руку на его плечо, но он заторопился в гостиную. В баре за тюлевой занавеской сидели двое телохранителей, однако Роупер знал, что обращаться к ним бессмысленно. Они ничего не могли сделать. Никто не мог.
   — Передашь ему сам, когда он выйдет, — сказал мужчина.
   Элис последовала за Роупером в гостиную и остановилась перед ним, скрестив руки на груди.
   — Кто это? — прошептала она, но Роупер повернулся к ней спиной.
   — Вы не могли так просто получить этот номер, — сказал он. — Его нет в справочниках.
   — Мы дали тебе шанс избавить от неприятностей себя и семью, — заявил мужчина. — В том, что случится дальше, виноват ты сам.
   — А что случится дальше?
   — Сэнди? — позвала Элис, но Роупер прижал палец к ее губам.
   — Ты помнишь, что произошло с тем полицейским. Тебя мы достанем так же легко, как и его.
   — Тогда зачем звонить?
   — Последняя попытка, — ответил мужчина, и Роупер уловил в его голосе западный акцент. — Мы уже рассматривали разные возможности. Хотели предложить тебе денег, но утверждают, будто ты не берешь взяток, Сэнди. Скажи мне, что я ошибаюсь, и завтра на твоем счету появится сумма с пятью нулями.
   — Я подумаю.
   Когда они переведут деньги, у него появится след, за который сумеет ухватиться система и, если повезет, выйти на Карпентера.
   — По-твоему, у меня на лбу крупными буквами написано «кретин»? — усмехнулся мужчина. — Мы все проверили, Роупер, и знаем, что ты никогда не брал денег. Ни разу. Ты и тот полицейский, вы оба чисты как стеклышко.
   Приятно, что этот мерзавец считает его неподкупным, подумал Роупер, хотя именно это и ставит его в трудное положение.
   — И что теперь?
   — Вначале мы тебя вежливо просили. Теперь мы тебе просто говорим. Скажи, что у тебя внезапный провал в памяти. Больше от тебя ничего не требуется.
   — Я не могу.
   — Понятная реакция, — заметил мужчина. — Ты много лет работал в таможне, делал карьеру, выполнял свой долг перед королевой и страной. Наверное, когда ты снимешь свой чистенький мундир, тебя даже наградят какой-нибудь медалью. Но тебе пора задуматься о том, кто мы такие, Сэнди, и понять, что каждый из нас может потерять в этой игре. Какая тебе радость, если ты увидишь моего босса за решеткой? Чего ты этим добьешься? Только того, что семейный человек вроде тебя сядет в тюрьму на десять лет или на пятнадцать. А теперь подумай, что ты можешь потерять. Уверен, ты прекрасно знаешь, что с тобой случится. Сколько тебе лет, Сэнди? В следующем месяце стукнет пятьдесят три года, верно? Впереди маячит пенсия. А потом много мирных лет, проведенных с женой и детьми. И это ты готов поставить на карту?
   Роупер промолчал. Элис стояла рядом и с тревогой смотрела на него.
   — Кто это? — прошептала она.
   — Больше мы не будем тебе звонить, — продолжил мужчина. — Если завтра ты не откажешься от дачи показаний, тебе конец. Это не угроза, а уведомление.
   Роупер положил телефон на столик.
   — Ради Бога, Сэнди, кто это был? — воскликнула жена.
   Роуперу хотелось ей солгать, притвориться, что все в порядке, но он сознавал, что настало время говорить правду. И он рассказал, что произошло. А когда на ее глазах выступили слезы, он крепко прижал жену к себе.
* * *
   Когда Шеферда регистрировали в тюрьме Шелтон, его спросили, какую религию он исповедует, и он честно признался — никакую. Но церковная служба давала редкую возможность для встречи заключенных из разных блоков, и Шеферд хотел посмотреть, с кем будет общаться Карпентер. Поэтому он попросил включить его в список приверженцев англиканской церкви. Католиков уводили на мессу в четверть десятого и возвращали в камеры час спустя. Ли тоже записался на англиканскую службу, и когда в половине одиннадцатого их дверь открыли, они вместе направились к кабинке. Свыше тридцати заключенных ждали начата церемонии.
   — Не думал, что здесь так много верующих, — заметил Шеферд, повернувшись к Ли.
   Ли вытер нос тыльной стороной ладони.
   — Это хороший повод пообщаться, — объяснил он. — Встретиться с должниками, поболтать о том о сем, узнать, кого отправили в полет.
   — В полет?
   — Ну да, это когда надзиратели берут в оборот какого-нибудь скандалиста. Сажают его в фургон и везут в тюрьму на другой конец страны. — Ли усмехнулся. — Если будешь вести себя как раньше, тебя тоже когда-нибудь отправят в полет.
   Карпентер спустился с третьего этажа вместе с Джилли Джилкристом.
   Ллойд-Дэвис проверила фамилии по списку, открыла решетчатые ворота и повела их по коридору безопасности. Они слились с сотнями других заключенных, которых тоже сопровождали надзиратели.
   У входа в помещение, где должна была состояться служба, арестанты подверглись тщательному обыску. Шеферд подумал, что церковные собрания дают хорошую возможность для передачи контрабанды между блоками, поэтому охрана и держится начеку.
   Он устроился поближе к выходу. В середине помещения перед небольшой деревянной кафедрой имелось место для сотни человек, а в дальнем углу находился маленький электронный орган, за которым, исполняя гимн, стояла немолодая женщина в цветастом платье и широкополой шляпе.
   Карпентер пересек центральный проход и сел возле толстого мужчины с мясистым подбородком, постоянно вытирающим лицо носовым платком. Редкие волосы коротко подстрижены, в левом ухе блестит золотая серьга. Он прошептал что-то Карпентеру, и тот кивнул. Потом они сдвинули головы и углубились в беседу.
   Шеферд постарался расслабиться и «пролистал» в своей памяти тысячи фотографий. Он уже видел этого человека на каком-то снимке. Фото из полицейского участка. Вид спереди и сбоку. Ронни Бэйн. Крупный торговец марихуаной, получивший восемь лет после того, как его сдал один из членов банды. Его поместили в тюрьму строгого режима, когда он попытался подкупить двух судей и добиться оправдательного вердикта. Теперь ему оставалось сидеть больше половины срока.
   Двое заключенных стали разносить книжечки с гимнами и передавать их по рядам. Шеферд устроился поудобнее, скрестил руки на груди и оглядел помещение, наполненное убийцами, наркоторговцами, педофилами и террористами. Отовсюду слышался приглушенный шепот, и Шеферд заметил, что многие, несмотря на обыск, передавали друг другу записки и пакетики, переходившие из рук в руки и изо рта в рот.