Ли Линда Фрэнсис. Белый лебедь

   Софи хотела было извиниться и отойти, потому что ей вдруг пришла в голову мысль, что не стоит так много времени проводить с такими, как Люцифер, но тут еще один человек — с повязкой на глазу и с каким-то странным крюком на руке — подошел к ней.
   — Могу я пригласить вас на танец? — спросил «капитан Крюк».
   Но Люцифер не дал ей ответить.
   — Нет, — коротко бросил он и снова повел ее на середину зала, под, потолком которого сверкала хрустальная люстра.
 
   Грейсону нужна была женщина.
   Ему нужно было погрузить свое естество в плоть на все готовой самки, чтобы выгнать из головы все мысли. Но в этом-то и заключалась трудность. Единственная женщина, которая ему нужна, была в то же время той женщиной, мысли о которой он хотел выбросить из головы.
   Софи.
   Он стоял в холле «Белого лебедя» и ругался, оттого что дом был пуст. Он пришел пораньше, вместе со слесарем. Давно уже пора починить этот сломанный замок. Софи обещала, что сама вызовет слесаря, и всякий раз говорила ему, что вот-вот он придет. Но замок так и остался сломанным, и всякий, кому захочется, мог проникнуть в их дом.
   Пока меняли замок, Грейсон метался по холлу, но вот работа была закончена, а в доме так никто и не появился. Разумеется, Софи ушла только для того, чтобы досадить ему.
   Он сжал челюсти. Черт бы побрал Софи и ее бездонные глаза!
   Недавно он подумывал обзавестись любовницей, которая могла бы удовлетворять его похоть.
   Которая могла бы понять его. И которая не требовала бы ничего взамен.
   Он нахмурился. Разумеется, любовница будет что-то требовать. Что ж, за удовольствия надо платить. С Софи он например, потерял голову. Хотя даже еще не женат на ней. Он выругался. Ничего, скоро она станет его женой. Не очень скоро — или слишком скоро? Он окончательно запутался.
   Раздался стук в дверь. Грейсон распахнул ее и увидел на пороге ближайшего помощника Лукаса. Он очень удивился» но тут же встревожился.
   — Что случилось, Брут?
   — Ваш брат хочет вас видеть, сэр.
   — Сегодня? Нельзя ли отложить встречу? — Брут переступил с ноги на ногу.
   — Это… это срочно, сэр. В «Найтингейлз гейт».
 
   Грейсон вошел в танцевальный зал, одетый в длинный плащ и полумаску, которыми Брут снабдил его при входе.
   — Ваш брат настаивал на этом, сэр, — пояснил Брут смущенно.
   — Вот и ты, — обрадовался Лукас, хлопнув Грейсона по плечу.
   — Что случилось?
   — Ничего, все в порядке, — ответил младший брат, улыбаясь с сатанинским видом. — Просто мне было неприятно думать, что ты не принял моего приглашения.
   Грейсон внимательно посмотрел на брата. Он не знал, радоваться ли ему, что ничего не случилось, или возмущаться, что его затащили сюда без всякого повода.
   — У меня были планы на этот вечер.
   — Неужели?
   — Я сопровождаю Софи на бал к Тисдейлам.
   — Ах да, Софи. Ты, кажется, говорил, что она вернулась?
   — Что происходит, Лукас? — Младший брат фыркнул.
   — Да ничего, ничего. Но скажи мне, как поживает малышка Софи? — невинно осведомился он.
   Грейсон вопросительно взглянул на брата, внезапно охваченный подозрениями.
   — Почему ты спрашиваешь? — Лукас пожал плечами:
   — Просто интересуюсь. Ты сегодня был малость… не в себе из-за нее. Ты уверен, братец, что не влюбился?
   Грейсон не мог бы удивиться сильнее, даже если бы захотел. Софи. задавала ему такой же вопрос. Как будто она считает, что такое чувство вообще возможно! Любовь? Он что — любит Софи? Конечно, нет! Она станет его женой, будет рожать ему детей и хозяйничать в его доме.
   Он заглушил неожиданное ощущение, в котором вовсе не нуждался, и холодно посмотрел на Лукаса.
   — У тебя с возрастом появились странности, да? Я бы сказал, что кому-кому, а уж тебе-то не пристало думать о любви или о том, что она существует. А если ты все же считаешь, что любовь существует, ты, разумеется, не думаешь, что к этому стоит относиться серьезно. Любовь нашей матери к отцу явно не пошла ей на пользу.
   Лукас помолчал.
   — Я не уверен, что она вообще его любила.
   Грейсон посмотрел на Лукаса, недоумевая, что он имеет в виду, и повернулся к толпе гостей.
   — Вопрос о любви, разумеется, не возникает между мной и Софи. — Он произнес эти слова, подчеркнув их больше, чем было необходимо, и Лукас посмотрел на него, удивленно подняв брови. Но Грейсон не собирался признаваться, что испытывает к своей нареченной вожделение. Что у него к ней слабость. Его приучили быть сильным. Хоторны — люди сильные.
   Лукас пожал плечами, а йотом тоже повернулся и стал смотреть на собравшихся.
   — Знаешь, — протянул он, заложив руки за спину, — кажется, я не так давно что-то слышал о ней. — Братья стояли бок о бок.
   — Ты, наверное, слышал о статье, напечатанной в журнале «Сенчури»?
   — Наверное, но я не уверен в этом. Впрочем, скоро я буду знать. От моего внимания ничто не укроется.
   Грейсону очень не понравилось, что Лукас замешан в дела, его не касающиеся. Но Лукас — взрослый человек и не станет слушать советов брата.
   Что же касается Софи, можно не сомневаться, что именно слышал Лукас. Например, что она может поставить на колени любого человека. Но вслух он этого не сказал.
   — Но хватит пока об этом. Пойдем сыграем в карты, — предложил Лукас.
   — Нет, спасибо. Если у тебя ничего срочного, я пойду. — Но когда он направился к выходу, Лукас схватил его за руку.
   — Сюда, братец. Здесь есть один человек, и мне хочется, чтобы ты его увидел.
   Грейсон удивленно посмотрел на Лукаса и попытался высвободиться, но вдруг увидел у карточного стола женщину. Потрясающую женщину, полную пугающего соблазна.
   Сдающего карты окружали четверо мужчин и одна женщина. Сначала Грейсона заметили мужчины. Последней к нему повернулась женщина. Их глаза встретились, и они оба замерли от неожиданности.
   О лице ее Грейсон не мог судить, потому что оно было закрыто полумаской и затенено капюшоном. Но фигура — это совсем другое дело. Она откинула плащ за плечи, фигура ее была видна полностью — вблизи она оказалась еще соблазнительнее, чем издали. Потрясенный, Грейсон не сводил с нее глаз.
   Ему показалось, что она удивилась столь дерзкому разглядыванию, но когда он вгляделся в нее пристальнее, он ничего не увидел, кроме блестящих сквозь прорези маски глаз. Золотисто-карих и дерзких.
   Его охватило раскаленное желание, и он ругнулся, вспомнив, что приглашение на маскарад осталось лежать на столике в холле, когда он пошел наверх переодеться. Она может свести с ума любого, эта девчонка.
 
   Когда сердце у Софи снова забилось, она поняла, что Грейсон ее узнал.
   Проклятие!
   Он стоял неподалеку и молча смотрел на нее. Он был неотразим в темном вечернем костюме, белой рубашке, развевающемся плаще и черной шелковой полумаске. Она увидела себя его глазами — в платье с низким вырезом и облегающим лифом, похожем на те платья, в которых она выступает на сцене. Ее охватили страх и волнение, и по коже побежали мурашки.
   Но тут же у нее возник неизбежный вопрос: что делает Грейсон в таком месте? Или этот человек, требуя благопристойного поведения от окружающих, не распространяет эту благопристойность на самого себя?
   Эта мысль показалась ей маловероятной.
   Но ведь вот он — в заведении с дурной репутацией и держится как его завсегдатай. Она вспомнила про приглашение. Наверное, его прислали Грейсону. А не ей.
   Ну что ж, это даже еще интереснее, чем она ожидала.
   От предвкушения всяких заманчивых авантюр кровь побежала по ее жилам смело и быстро, и она встала ему навстречу.
   — Куда вы уходите? — окликнул ее один из игроков, сидевших за столом. — Мы еще не закончили партию.
   — Я больше не играю, — ответила она не оборачиваясь.
   Грейсон смотрел, как она идет к нему, и она ощутила силу его объятий даже на расстоянии. Несмотря ни на что, ей до боли хотелось, чтобы он прикоснулся к ней.
   Маска придавала ей смелости, скрывая от окружающих ее лицо. Маска освобождала ее от Софи — застенчивого вундеркинда. От Софи — известной виолончелистки. Она позволяла ей освободиться от прошлого, чувствовать себя увереннее.
   Они стояли рядом и не сводили друг с друга глаз. Сердце у Софи бешено колотилось, заглушая другие звуки.
   — Здравствуйте, — прошептала она.
   — Здравствуйте.
   Одно слово, но произнесенное сердито, так сердито, что она поняла — он не остался к ней безразличен.
   — Что привело вас в такое место? — с любопытством спросила она.
   — За мной послали.
   — Вот как? — удивилась она. — Зачем?
   — Потому что вы здесь. — Ее глаза сузились.
   — Кто вам сказал?
   — Мой брат.
   — Мэтью? Мэтью здесь?
   — Нет, Лукас.
   Он сделал жест в сторону Люцифера, который поднял бокал в знак приветствия.
   — Так это Лукас? — Она улыбнулась и сделала знак официанту в маске, который поднес ей еще один бокал с шампанским. — Я могла бы сразу догадаться. Предатель. Хотя и очаровательный предатель. Господи, я не видела его столько лет! Как получилось, что только один из вас оказался хоть сколько-то интересным человеком?
   В мгновение ока напряжение, как змея, скользнуло по его телу, и Софи это сразу почувствовала. Некоторое время он молчал, в нем явно происходила какая-то борьба. Она коснулась его руки, и он посмотрел на нее с угрозой.
   — Давайте не будем воевать, — тихо попросила она. — Заключим перемирие. Только на эту ночь. Завтра можно будет возобновить военные действия.
   В прорезях маски было видно, что в глазах его мелькнуло раздражение.
   Танцевальный зал был заполнен парами, целующимися в ярком свете хрустальной люстры. Грейсон повернулся и оглядел зал.
   — Никто не узнает, кто мы такие, — не унималась Софи, надеясь, что она права, и не обращая внимания на ощущение, что кто-то внимательно рассматривает ее.
   Грейсон посмотрел на нее испытующе, взгляд его темных глаз обволакивал ее. Ритмичная музыка приглашала к танцу, и она незаметно для себя самой начала приплясывать на месте.
   — Потанцуйте со мной, Грейсон. — Она не узнала собственного голоса. Ей казалось, что она растворяется в желании, отчетливые, строгие линии, которыми она обрисовала мир для себя много лет назад, исчезли в этой комнате с высокими потолками, заполненной незнакомыми людьми в масках. Он устремил взгляд на ее губы.
   — У нас есть другие обязательства, — напомнил он.
   — Ну пожалуйста, — умоляюще прошептала она. Он что-то пробурчал, затем положил ей руку на талию и увлек ее в танцевальный зал, а там прижал к себе, и они закружились в зажигательном вальсе. Они сделали один тур, и Софи почувствовала, что он расслабился, перестал сопротивляться и вся его хваленая чопорность испарилась.
   — Вы такая красивая сегодня, — улыбнулся он, держа руку на ее спине и кружась с ней по залу. В ответ она лукаво улыбнулась.
   — Вы пытаетесь улестить меня приятными словами?
   — Нет. Я просто рад, что вы счастливы, и хотел бы, чтоб так было всегда. — Она рассмеялась.
   — Но это не от меня зависит.
   — А от кого?
   Она попробовала отступить, но его сильная рука нежно сжала ее талию.
   — Я пошутила.
   — Мне так не кажется. — Он повернул ее в танце, и при этом движении она почувствовала прикосновение его сильных бедер. — Я уже говорил, что ваша склонность к шуткам — всего лишь притворство. — Он прижал ее к себе еще теснее. — И к тому же я уверен, что вы меня хотите.
   Она была застигнута врасплох и заставила себя рассмеяться.
   — Сильное выражение для того, кому было прямым текстом сказано, что я не желаю выходить за него замуж. Но на этот раз стрела пролетела мимо цели.
   — Это больше не поможет, Софи.
   Он прижал ее к себе так сильно, что она уже не знала, где кончается она и начинается он. Кровь мчалась по ее жилам, ноги стали ватными. Она почувствовала, что её загнали в угол и защитная стена разваливается на глазах.
   — Вы не можете отрицать, что вы меня хотите, — добавил он. — Больше не можете. Я видел, как вы посмотрели на меня, когда я вошел. Это что-то да значит, Софи.
   — Только то, что мне нужно заняться своей головой.
   — Это значит, что у нас есть общее прошлое. Вы знаете обо мне такое, чего не знает больше никто. И я знаю о вас такое, что знаю только я. Мы должны быть вместе, Софи.
   Голос его ласкал, и ей захотелось поверить ему. Он смотрел на нее так, что у нее перехватывало дыхание. Ее гипнотизировал его ласковый взгляд; он наклонился к ней и, не обращая внимания на толпу, впился губами в ее губы,
   Он целовал ее так, словно впитывал, словно втягивал ее в себя, как воздух, пока она полностью не растворилась в нем.
   Его прежние поцелуи наполняли ее тело мучительным желанием, и еще долго после них у нее кружилась голова. Но этот поцелуй был другим. Этот наполнил ее мечтами. Он не был требовательным. Он просто ласковее уговаривал. И этого оказалось достаточно, чтобы она захотела навсегда отдать ему себя. И так продолжалось одно долгое мгновение. Она отдалась чувству, когда он ласково провел губами по ее губам, медленно, не отрываясь, заставляя ее трепетать и жаждать продолжения.
   Золотой ключик к ее сердцу звякнул, пытаясь открыть замок. Она испугалась того желания, которое овладело ею. И вдруг неожиданная мысль пронзила ее — она хочет стать его женой, хочет жить нормальной жизнью, и пусть все остальное катится ко всем чертям.
   Когда он оторвался от нее, она чуть не застонала. Но вот наконец она обрела способность мыслить и поняла, что они уже не танцуют. Он смотрел на нее так, словно пытался запомнить навсегда. Словно пытался получить ответ на вопрос, не дающий ему покоя.
   Наконец он улыбнулся ей.
   — Пойдемте, милая. Нам пора. Тисдейды ждут нас. — Он взял ее за руку и повел к двери.
   Он опять пытается командовать ею, не спрашивая, чего хочет она.
   Разумеется, она возмутилась. Разумеется, она выдернула руку из его цепких пальцев.
   — К черту Тисдейлов! И к черту вас с вашими расписаниями и грубостью! Я хочу танцевать, — заявила она, радуясь, что голос ее не дрожит.
   Шампанское ли было тому виной или ночь, но она вышла на середину зала, решив, что будет танцевать одна. Теперь музыка была другая, медленная, чувственная, завораживающая. Мужчины и женщины танцевали, крепко обнявшись. Это возбуждало. И Софи начала танцевать.
   Она покачивалась в ритме музыки, бедра ее соблазнительно колыхались. Сердце сильно билось, глаза с вызовом смотрели на Грейсона. Женщины наблюдали за ней с любопытством, мужчины кидали на нее оценивающие взгляды.
   Многие отставили свои бокалы, чтобы ничего не пропустить. Буфетчики перестали обслуживать гостей.
   — Софи, — окликнул ее Грейсон со своего места. Его темные глаза сверкали в прорезях маски, руки упирались в бедра, и она видела красную шелковую подкладку плаща, лежащего у него на плечах.
   Игроки за столами повернулись к танцующим, сдающий карты замер с колодой в руке.
   — Если вы не пойдете сейчас же со мной, — пригрозил он, — я переброшу вас через плечо и унесу, как мешок с зерном.
   Ее глаза блеснули из-под полуопущенных век.
   — Вы не посмеете!
   И она повернулась вокруг собственной оси, юбки ее взлетели, показав туфельки; мелькнули чулки.
   По залу пронесся одобрительный шепот. И изумленный вздох. Но Софи ничего не замечала.
   — Вы что же, не понимаете, что ли, — рассердился Грейсон, — что сейчас они все заключают пари, кто победит в нашей перепалке?
   Она медленно вращалась, подняв руки, откинув голову и слыша, как шуршит за спиной ее плащ.
   — И кто же, по-вашему, победит?
   Дальнейшее произошло так быстро, что Софи даже не успела понять, что случилось. Мгновение — и шелковая ткань обвила, как облако, ее щиколотки; еще мгновение — и она оказалась в его объятиях, и огромный зал наполнился аплодисментами и приветственными криками, потому что Грейсон, схватив ее в охапку, быстрыми шагами направился к двери. Но не в сторону выхода.
   Он нес ее по длинному безлюдному коридору, вдоль которого шли закрытые двери, и шаги его, отдаваясь от твердого мраморного пола, звучали слишком громко. Софи не знала, смеяться ей или сердиться из-за его несносного поведения. Но когда он поставил ее на пол, не отпуская от себя, всякое желание размышлять у нее пропало.
   Он крепко прижимал ее к себе, не давая вырваться. Она растворялась в его взгляде, жаркая и трепещущая. Она попробовала оттолкнуть его, но он удерживал ее у своей широкой груди.
   — Если вы вознамерились околдовать меня, — сердито пробурчал он, и голос его звучал как грубый шепот желания, — вы преуспели. Околдовали и завлекли. Довели до сумасшествия.
   Он жадно поцеловал ее, руки его скользнули под ее плащ к плечам, вниз по спине, к бедрам, он прижал ее к твердой как камень выпуклости своего естества.
   — Это чтобы вы не сомневались, как я хочу вас, Софи. — Она напряглась, но тут же сказала себе, что это Грейсон, а не кто-то другой, не один из мужчин, когда-либо хотевших ее. Она желала почувствовать прикосновение Грейсона. Именно в этот вечер. В этот волшебный вечер, когда маски помогают навсегда избавиться от прошлого.
   Она прижалась к нему, и он снова поцеловал ее, губы его скользнули к ее уху.
   — Мы предназначены друг для друга, Софи.
   — Да, — ответила она. «Сегодня ночью», — решила она. Она чувствовала его горячий язык на своей коже, легкие покусывания, когда он скользнул ниже. Он нежно погладил ее по спине, и она обвила руками его плечи и прижалась к нему. Желание захватило ее с такой же силой, с какой до этой секунды ее захватывала музыка.
   Одно прикосновение, один поцелуй — и она забыла обо всем, кроме этого человека, которого обожала с тех пор, как была маленькой девочкой.
   Неужели прошлое больше не имеет значения? Эта мысль испугала ее, и вслед за ней явилась другая мысль.
   Сможет ли она покориться этому человеку и начать новую жизнь?
   Ее охватила безумная надежда, и вдруг ей до боли захотелось опереться на его сильное плечо и почувствовать себя под его защитой. Чтобы он помог ей забыть о ее страданиях. Пять лет назад она уехала из Бостона, решив, что жизнь с Грейсоном для нее невозможна. Но вот он, Грейсон, в этом малопристойном заведении, которым владеет его брат. Или он не такой, как она думает? Достаточно ли страсти, которую он испытывает к ней, чтобы они смогли преодолеть прошлое?
   Вдруг он поднял ее на руки.
   — Что вы хотите? — спросила она.
   — Я хочу сделать то, что мне следовало сделать уже давно. — Он принес ее в какую-то комнату, громко захлопнув за собой дверь. Затем опустил ее на пол и жадно прижался к ее губам. Его руки гладили ее лицо, потом скользнули под капюшон к волосам, потом вниз по спине, к бедрам, обхватили округлые ягодицы, прижали к своему естеству, и она застонала.
   — Господи, как я хочу вас! — проговорил он хриплым голосом. Он нежно раздвинул коленом ее ноги. — Я знал, что у нас все будет именно так. — Его слова походили скорее на обвинение, чем на утверждение.
   Он начал терзать ее губы. Жарко. Ненасытно.
   Радость пронзила ее, и она чуть не закричала, но удержалась и так же страстно ответила ему.
   Маска придавала ей смелости, ее руки шарили по его телу там, где она никогда не осмелилась бы к нему прикоснуться. Тело ее пробудилось к жизни, оно жаждало его прикосновений.
   Он поднял ее на руки и понес на кровать, и она обхватила руками его плечи. Он положил ее на матрас и лег сверху, опираясь на локти.
   Потом рука его принялась расстегивать ее платье. С умелой легкостью он разделался с крючками, потом спустил с груди сорочку, и Софи почувствовала прикосновение прохладного воздуха к своей коже.
   Его сильная рука погладила ее груди, а потом он нежно взял пальцами ее сосок.
   — Вы очень красивая, — прошептал он.
   Он покрывал поцелуями ее лоб и щеки — поцелуями, которых она так жаждала, так хотела и без которых она больше не могла жить.
   И в это мгновение ее осенило.
   Она не может жить без него — несмотря на то что сходила по нему с ума с тех пор, как увидела его с другой женщиной. А она действительно сходила по нему с ума, поняла она с головокружительной ясностью. Сходила с ума, злилась и мучилась, что его нет рядом с ней, когда он ей так нужен.
   И вдруг она поняла, что ей нужно для счастья, — то самое, с чем она так упорно боролась. Ей нужен он.
   Она надеялась, что еще не поздно — не слишком поздно показать ему, что она хочет смеяться вместе с ним, быть с ним, любить его.
   Тут-то она и поняла — и у нее перехватило дыхание, — что все еще любит Грейсона Хоторна и что он нужен ей не только на сегодняшнюю ночь.
   Как же это возможно? Как может она влюбиться в того, кто наверняка потребует от нее полной покорности?
   Но надежда рая, возникнув, расцвела в ее сердце пышным цветом.
 
   И тут Грейсон опять ее удивил!
   Он доказал, что не требует от нее покорности — его ласки сделали то, что не могли сделать его слова, — она сама покорилась ему.
   Ей захотелось закричать от радости. Потому что в конце концов она поняла, что выйдет замуж за этого человека.
   Софи прижималась к Грейсону, забыв о том, где она находится. Тело ее ожило от любви к этому мужчине и от тех ощущений, которые он в ней пробудил.
   В коридоре послышались голоса, Софи замерла;
   — Я совершенно уверена, что это она! С Грейсоном Хоторном, — услышала она знакомый голос. Грейсон напрягся.
   — Я могу поверить, что это Грейсон: его брат — владелец этого заведения, — но Софи Уэнтуорт? — с сомнением отозвался мужской голос.
   — Не глупите. Это была она, и они пошли сюда. Я обязательно найду ее.
   Голос, без сомнения, принадлежал Меган Робертсон. Отдаваясь от плиточного пола, он звучал слишком громко.
   — Даже если это она, — проговорил мужчина, — какое это имеет значение?
   — Для меня — имеет. Она впорхнула в Бостон и ведет себя так, точно он принадлежит ей. Если люди узнают, что она ходила в «Найтингейлз гейт», они не будут так слепо ее обожать.
   Грейсон почувствовал, как вздрогнула Софи, Он хотел выйти в коридор и положить конец разговору, но не знал, как это сделать, не обнаружив присутствия Софи.
   — Конечно, она покорила Бостон, — задумчиво произнес мужчина. — И судя по той статье, она покорила весь мир.
   — И чем же? — возмутилась Меган. — Неужели вы не заметили, что в статье нет ни одного упоминания о том, что она исполняет?
   — Хм… теперь, когда я думаю об этом, я не могу не признать, что вы правы.
   — Конечно, я права. Дело в там, что я знаю музыкальный мир, и я никогда не читала статьи о каком — либо концерте, в которой не говорилось бы об исполняемых произведениях. А в этой нет ни одного упоминания о том, что играет Софи Уэнтуорт… или не играет. Уверяю вас, это обман. Она всегда была обманщицей. Я хорошо помню, как все говорили о том, что она будет играть соло во время Большого дебюта. Но кого Найлз выбрал вместо нее? Кому он предложил выступить?
   Софи сжалась, словно от удара. Ей хотелось выскочить в коридор и защитить себя, но она не могла — или не знала, как это сделать.
   — Он предложил мне! — с торжеством закончила Меган.
   — Это ведь произошло сразу после смерти матери Софи? Это тогда он предложил вам играть соло? — Меган воскликнула:
   — Да. И о чем это говорит?
   Мужчина молчал, и Грейсон почувствовал, что Софи крепко прижалась лбом к его груди.
   — Подумайте сами, Питер. Вспомните, сколько времени Найлз Прескотт проводил с Женевьевой Уэнтуорт. Все знают, что у них был роман.
   — Не может быть! — ахнул изумленный Питер.
   — Не будьте наивным. Я не могу поверить, что до вас не дошли эти слухи. И как только она умерла, ему уже ни к чему было делать вид, что из Софи выйдет толк.
   — Я не могу этому поверить!
   — Придется. А хотите знать, почему Софи сбежала в Европу? Исключительно из-за разочарования. Предполагаемый вундеркинд слетел с пьедестала туда, где ему и место.
   Пара остановилась у двери. Грейсон выругался, вспомнив, что в спешке забыл ее запереть.
   Софи чувствовала себя приговоренной к казни. Но Грейсон с той же ловкостью, с какой кружился с ней по залу, встал с кровати, поднял Софи и спрятался вместе с ней за толстым бархатным занавесом как раз в тот момент, когда дверная ручка повернулась.
   — Я знаю, она где-то здесь, — проговорила Меган, и ее голос больше не заглушали стены.
   Застучали каблуки, Меган со своим спутником вошла в комнату, распахнула какой-то шкаф. Шаги приблизились. Грейсон крепко держал Софи, а Меган подошла к окну и посмотрела в ночную тьму.
   — Я просто уверена, что видела ее.
   Как она близко!
   — Ну, здесь ее нет.
   — Хм… — задумчиво пробормотала Меган, и Грейсон решил, что они попались.
   Но Меган со своим другом удалилась, и голоса их исчезли вдали. Снова наступила тишина, не прерываемая ничем, кроме стука дождя в окна.
   Софи долго стояла неподвижно после того, как дверь захлопнулась. Грейсон посмотрел на нее, полагая, что она огорчена. Но тут она заговорила:
   — Ну что же, язык у нее подвешен неплохо. — Услышав ее дерзкий тон, Грейсон понял, что она снова воздвигла между ними стену.
   — Софи, не нужно так говорить, — попросил он, — я же слышал твою игру, — ласково добавил он. — Я знаю, что ты талантлива.
   Она засмеялась, но смех ее звучал напряженно и безжизненно.
   — В том-то и дело, Грейсон. Вы никогда не слышали моей игры.
   Взгляд у нее был злой, губы дрожали. Внезапно, словно прорвалась какая-то плотина, глаза ее наполнились слезами, и она, громко всхлипнув, рванулась от него, оправила платье и закуталась в плащ.