Страница:
Они поехали по Детройт-авеню, где у Джеймса и Марты Холлуэй был собственный дом. Лютера замутило. Здания на Детройт-авеню были из красного кирпича или из шоколадно-розоватого камня, и размерами они не уступали домам белых. И не абы каких белых, а тех, кто живет хорошо. Газоны подстрижены до изумрудной щетинки, дома опоясаны террасами под яркими навесами.
Они вкатили на подъездную дорожку возле темно-коричневого дома, выстроенного в тюдоровском стиле, и Джеймс остановил машину, и очень вовремя, потому что у Лютера кружилась голова и он боялся, как бы его не вырвало.
Лайла сказала:
– Ну, Лютер, просто помереть, а?
Да уж, подумал Лютер, только и остается.
На другое утро Лютер не успел позавтракать, как обнаружил, что женится. Когда в последующие годы его спрашивали, как это его угораздило стать женатиком, Лютер всегда отвечал:
– Без понятия, черт меня дери.
В то утро он проснулся в подвале. Накануне вечером Марта ясно дала понять, что в ее доме мужчина и женщина, если они не муж и жена, никогда не будут спать на одном этаже, а уж тем паче в одном помещении. Так что Лайла получила расчудесную кровать в расчудесной комнате на втором этаже, а Лютеру пришлось довольствоваться подвальным сломанным диваном, прикрытым простыней. От продавленного дивана несло псиной (у них когда-то была собака, но давно сдохла) и сигарами, в чем был повинен дядюшка Джеймс: после ужина он спускался подымить вниз, потому что тетя Марта в доме курить не позволяла.
Тетя Марта вообще много чего не разрешала – браниться, выпивать, всуе поминать имя Господне, играть в карты; запрещалось также присутствие всякого рода низких личностей и кошек. У Лютера сложилось впечатление, что он угодил в самый-самый конец разрешенного списка.
В общем, он улегся спать в подвале и проснулся с растянутой шеей и с запахом давно умершего пса и недавней сигары, засевшим в ноздрях. Сверху до него тут же донеслись громкие голоса. Разговаривали женщины. Лютер вырос с матерью и старшей сестрой, обеих потом унес тиф четырнадцатого года, и, когда он позволял себе о них думать, у него мучительно перехватывало дыхание, потому что они были гордые, сильные женщины с оглушительным смехом, и обе любили его до остервенения.
А две женщины наверху спорили до остервенения. Лютер полагал, что ни за какие сокровища мира не следует входить в комнату, где сцепились две бабы. Все-таки он тихонько прокрался вверх по лестнице и услыхал такое, от чего ему захотелось поменяться местами с дохлым псом Холлуэев.
– Я просто устала, тетушка.
– Не смей мне врать, девочка. Не смей! Уж я-то могу распознать эту утреннюю тошноту. Давно?
– Я не беременна.
– Лайла, ты дочка моей младшей сестры. И моя крестница. Но, девочка, я с тебя живьем шкурку спущу, если ты мне еще раз соврешь. Понятно тебе?
Тут Лайла разревелась, и ему стало стыдно, когда он представил себе эту картинку.
Марта взвизгнула: «Джеймс!» – и Лютер услыхал тяжелые шаги, направляющиеся в сторону кухни, и подумал, уж не прихватил ли тот на всякий случай свой дробовик.
– Приведи-ка сюда этого парня.
Не успел Джеймс открыть дверь, как Лютер отворил ее сам; глаза Марты так и метали в него молнии. Даже еще до того, как он переступил порог.
– Полюбуйтесь-ка на себя, мистер Серьезный Мужчина. Я вам сказала, что мы тут ходим в церковь, сказала или нет, мистер Серьезный Мужчина?
Лютер решил, что лучше помалкивать.
– Мы христиане, вот мы кто. И под этой крышей мы не потерпим никакого греха. Верно я говорю, Джеймс?
– Аминь, – изрек Джеймс, и Лютер заметил, что в руке у того Библия; это напугало его куда сильней, чем дробовик, который он себе воображал.
– Ты обрюхатил бедную невинную девушку – и чего же ты теперь ждешь? Я тебя спрашиваю, мальчик. Чего ты ждешь?
Лютер осторожненько покосился на маленькую женщину; казалось, в ней бушует такая ярость, что она, эта самая женщина, вот-вот вцепится в него зубами и вырвет из него кусок мяса.
– Ну, мы толком не…
– Вы «толком не», так я и поверила. По-твоему, ты можешь поступать, как твоя левая нога захочет? – И Марта топнула собственной левой ногой. – Если тебе взбрело в голову, что какие-нибудь приличные люди согласятся сдать вам дом в Гринвуде, ты очень ошибаешься. И под моей крышей ты больше ни секундочки не останешься. Нет уж, сэр. Думаешь, можешь обойтись с моей единственной племянницей по-своему, а потом отправиться гулять в свое удовольствие? Так вот, я тебе говорю: такого здесь не будет.
Он заметил, что Лайла смотрит на него сквозь слезы.
Она спросила:
– Что же нам делать, Лютер?
И тут Джеймс, который, как выяснилось, был не только предпринимателем и механиком, но еще и местным священником, а вдобавок и мировым судьей, поднял Библию повыше и изрек:
– Мне кажется, ваше затруднение можно разрешить.
Глава третья
Глава четвертая
Они вкатили на подъездную дорожку возле темно-коричневого дома, выстроенного в тюдоровском стиле, и Джеймс остановил машину, и очень вовремя, потому что у Лютера кружилась голова и он боялся, как бы его не вырвало.
Лайла сказала:
– Ну, Лютер, просто помереть, а?
Да уж, подумал Лютер, только и остается.
На другое утро Лютер не успел позавтракать, как обнаружил, что женится. Когда в последующие годы его спрашивали, как это его угораздило стать женатиком, Лютер всегда отвечал:
– Без понятия, черт меня дери.
В то утро он проснулся в подвале. Накануне вечером Марта ясно дала понять, что в ее доме мужчина и женщина, если они не муж и жена, никогда не будут спать на одном этаже, а уж тем паче в одном помещении. Так что Лайла получила расчудесную кровать в расчудесной комнате на втором этаже, а Лютеру пришлось довольствоваться подвальным сломанным диваном, прикрытым простыней. От продавленного дивана несло псиной (у них когда-то была собака, но давно сдохла) и сигарами, в чем был повинен дядюшка Джеймс: после ужина он спускался подымить вниз, потому что тетя Марта в доме курить не позволяла.
Тетя Марта вообще много чего не разрешала – браниться, выпивать, всуе поминать имя Господне, играть в карты; запрещалось также присутствие всякого рода низких личностей и кошек. У Лютера сложилось впечатление, что он угодил в самый-самый конец разрешенного списка.
В общем, он улегся спать в подвале и проснулся с растянутой шеей и с запахом давно умершего пса и недавней сигары, засевшим в ноздрях. Сверху до него тут же донеслись громкие голоса. Разговаривали женщины. Лютер вырос с матерью и старшей сестрой, обеих потом унес тиф четырнадцатого года, и, когда он позволял себе о них думать, у него мучительно перехватывало дыхание, потому что они были гордые, сильные женщины с оглушительным смехом, и обе любили его до остервенения.
А две женщины наверху спорили до остервенения. Лютер полагал, что ни за какие сокровища мира не следует входить в комнату, где сцепились две бабы. Все-таки он тихонько прокрался вверх по лестнице и услыхал такое, от чего ему захотелось поменяться местами с дохлым псом Холлуэев.
– Я просто устала, тетушка.
– Не смей мне врать, девочка. Не смей! Уж я-то могу распознать эту утреннюю тошноту. Давно?
– Я не беременна.
– Лайла, ты дочка моей младшей сестры. И моя крестница. Но, девочка, я с тебя живьем шкурку спущу, если ты мне еще раз соврешь. Понятно тебе?
Тут Лайла разревелась, и ему стало стыдно, когда он представил себе эту картинку.
Марта взвизгнула: «Джеймс!» – и Лютер услыхал тяжелые шаги, направляющиеся в сторону кухни, и подумал, уж не прихватил ли тот на всякий случай свой дробовик.
– Приведи-ка сюда этого парня.
Не успел Джеймс открыть дверь, как Лютер отворил ее сам; глаза Марты так и метали в него молнии. Даже еще до того, как он переступил порог.
– Полюбуйтесь-ка на себя, мистер Серьезный Мужчина. Я вам сказала, что мы тут ходим в церковь, сказала или нет, мистер Серьезный Мужчина?
Лютер решил, что лучше помалкивать.
– Мы христиане, вот мы кто. И под этой крышей мы не потерпим никакого греха. Верно я говорю, Джеймс?
– Аминь, – изрек Джеймс, и Лютер заметил, что в руке у того Библия; это напугало его куда сильней, чем дробовик, который он себе воображал.
– Ты обрюхатил бедную невинную девушку – и чего же ты теперь ждешь? Я тебя спрашиваю, мальчик. Чего ты ждешь?
Лютер осторожненько покосился на маленькую женщину; казалось, в ней бушует такая ярость, что она, эта самая женщина, вот-вот вцепится в него зубами и вырвет из него кусок мяса.
– Ну, мы толком не…
– Вы «толком не», так я и поверила. По-твоему, ты можешь поступать, как твоя левая нога захочет? – И Марта топнула собственной левой ногой. – Если тебе взбрело в голову, что какие-нибудь приличные люди согласятся сдать вам дом в Гринвуде, ты очень ошибаешься. И под моей крышей ты больше ни секундочки не останешься. Нет уж, сэр. Думаешь, можешь обойтись с моей единственной племянницей по-своему, а потом отправиться гулять в свое удовольствие? Так вот, я тебе говорю: такого здесь не будет.
Он заметил, что Лайла смотрит на него сквозь слезы.
Она спросила:
– Что же нам делать, Лютер?
И тут Джеймс, который, как выяснилось, был не только предпринимателем и механиком, но еще и местным священником, а вдобавок и мировым судьей, поднял Библию повыше и изрек:
– Мне кажется, ваше затруднение можно разрешить.
Глава третья
В тот день, когда «Ред Сокс» играли первый домашний матч Мировой серии против «Кабс», дежурный сержант 1-го участка Джордж Стривакис вызвал Дэнни и Стива к себе в кабинет и поинтересовался, хорошо ли они переносят качку.
– Простите, что́ переносим, сержант?
– Качку. Портовая полиция собирается навестить один корабль. Вы как, готовы подключиться?
Дэнни и Стив переглянулись и пожали плечами.
– Откровенно говоря, – признался Стривакис, – там у них заболел кое-кто из солдат. Капитан Медоуз выполняет предписание заместителя шефа, а тот – распоряжение самого О’Миры. Приказано разобраться и чтобы как можно меньше шума.
– Серьезная болезнь? – осведомился Стив.
Стривакис пожал плечами.
Но Койл не унимался и фыркнул ему в лицо:
– Так серьезная болезнь, Джордж?
Еще одно пожатие плеч. Дэнни забеспокоился: старина Джордж Стривакис явно что-то скрывал.
– Почему именно мы? – спросил Дэнни.
– Потому что уже десять человек отказались. Вы – одиннадцатый и двенадцатый.
– Вот как, – произнес Дэнни.
Стривакис подался вперед:
– Нам нужно, чтобы два способных сотрудника выступили в качестве представителей полицейского управления города Бостона. Сплаваете на эту посудину, оцените ситуацию, примете решение. Если успешно справитесь с заданием, получите отгул на полдня и вечную благодарность своего любимого управления.
– Нам бы хотелось получить побольше, – заявил Дэнни. Он глянул через стол на сержанта. – При всем уважении к нашему возлюбленному управлению, разумеется.
В конце концов они пришли к соглашению: оплата медицинских услуг, если они заразятся от солдат; выходной в ближайшие две субботы; к тому же ведомство обещает взять на себя расходы за три стирки их формы.
– Вот ведь торгаши, – произнес Стривакис и пожал им руки, скрепляя договор.
Корабль ВМС США «Маккинли» прибыл из Франции. На нем находились солдаты, воевавшие в Сен-Мийеле, Понт-а-Муссоне, Вердене и других местах с похожими названиями. Где-то между Марселем и Бостоном некоторые из солдат заболели. Состояние трех из них судовые врачи сочли настолько угрожающим, что связались с фортом и сообщили, что, если этих больных немедленно не переправят в военный госпиталь, они умрут еще до захода солнца. Вот и получилось, что в погожий сентябрьский денек, когда они могли бы нести необременительное дежурство на Мировой серии, Дэнни со Стивом присоединились к двум сотрудникам портовой полиции на Торговой пристани. Чайки ударами крыльев гнали туман в море, над темными кирпичами набережной поднимался пар.
Один из портовых копов, англичанин по имени Итан Грей, вручил Дэнни и Стиву медицинские маски и белые хлопчатобумажные перчатки.
– Говорят, помогает. – Он улыбнулся, подставляя лицо яркому солнцу.
– Кто говорит? – Дэнни небрежно повесил маску на шею.
Итан Грей пожал плечами:
– Да эти, всезнающие.
– Ах, вот кто, – бросил Стив. – Никогда я их не любил, между прочим.
Дэнни сунул перчатки в задний карман и увидел, что Стив делает то же самое.
Второй портовый коп не вымолвил ни слова с той минуты, как они встретились на пристани. Он был маленького роста, тощий и бледный, влажные вихры падали на прыщавый лоб. На кистях рук у него виднелись следы ожогов. Вглядевшись, Дэнни заметил, что у него нет мочки левого уха.
Значит, не обошлось без Салютейшн-стрит. Еще один переживший белую вспышку и желтое пламя, обрушение стен и обвал штукатурки. Дэнни не помнил его; впрочем, он вообще мало что запомнил из случившегося.
Парень сидел, привалившись к черной стальной опоре, вытянув длинные ноги, и старательно избегал взгляда Дэнни. Такова уж черта всех уцелевших при том взрыве: стесняются узнавать друг друга.
Катер подошел к причалу. Итан Грей предложил Дэнни папиросу; тот взял ее, кивком поблагодарив. Грей протянул пачку Стиву, но Стив покачал головой.
– Вам какие инструкции дал ваш сержант, коллеги?
– Довольно простые. – Дэнни наклонился, давая Грею прикурить. – Убедиться, что каждый из солдат останется на корабле, пока мы ему не разрешим сойти.
Грей кивнул, выпустив облако дыма:
– Мы получили точно такие же.
– А еще нам сказали, что, если армейские начнут качать права, мол, подчинение федеральное, время военное, мы должны дать им понять, что это, может, и их страна, зато ваш порт и наш город.
Грей снял с языка табачный стебелек и пустил его по морскому ветру.
– Вы ведь сын капитана Томми Коглина? – спросил он.
Дэнни кивнул:
– Как вы догадались?
– Ну, во-первых, я никогда еще не встречал такого самоуверенного патрульного вашего возраста. Жетон с именем тоже помог. – Грей указал на грудь Дэнни.
Катер заглушил мотор, развернулся и стукнулся бортом о причал. Появился капрал корабельной полиции, бросил конец напарнику Грея. Пока тот с ним возился, Дэнни и Грей, докурив, подошли к капралу.
– Вам нужно надеть маску, – заметил Стив Койл.
Капрал кивнул и извлек маску из кармана. Отдал честь он дважды. Итан Грей, Стив Койл и Дэнни ответили только на первое приветствие.
– Сколько у вас человек? – спросил Грей.
Капрал начал было отдавать честь, но опустил руку:
– Только я, док да лоцман.
Дэнни натянул маску. Зря он курил: табачная вонь теперь лезла в нос.
Они встретились с врачом в каюте, когда катер отвалил от пристани. Доктор оказался лысым небритым стариком, седая щетина торчала, словно живая изгородь. Маски на нем не было, и он пренебрежительно махнул рукой:
– Можете снять. Никто из нас не болен.
– Откуда вы знаете? – полюбопытствовал Дэнни.
Старик пожал плечами:
– Верую.
Как-то глупо было стоять тут в форме и в маске, пытаясь приноровиться к качке. Глупо и смешно. Дэнни со Стивом стащили маски, Грей последовал их примеру. Но напарник Грея снимать свою не стал и посмотрел на трех других полицейских как на сумасшедших.
– Питер, – произнес Грей, – ну что ты, в самом деле.
Но Питер покачал головой, уставившись в пол, и остался в маске.
Дэнни, Стив и Грей уселись за маленький столик напротив доктора.
– Какой у вас приказ? – осведомился врач.
Дэнни объяснил.
Врач потер красный след от очков на переносице.
– Так я и предполагал. Ваше начальство будет возражать, если мы перевезем больных на армейском транспорте?
– Куда перевезете? – спросил Дэнни.
– В Кэмп-Дэвенс.
Дэнни посмотрел на Грея.
Грей улыбнулся:
– За пределы порта мои полномочия не распространяются.
Стив Койл заметил доктору:
– Наше начальство, между прочим, хотело бы знать, с чем мы тут имеем дело.
– Мы не до конца уверены. Возможно, штамм инфлюэнцы, похожий на тот, который мы наблюдали в Европе. Возможно, что-то другое.
– Если это грипп, – подал голос Дэнни, – то сильно ли он затронул Европу?
– Сильно, – тихо ответил доктор, глядя на них ясными глазами. – Мы полагаем, что этот штамм может оказаться родственным тому, что вызвал вспышку заболевания в Форт-Райли, в штате Канзас, восемь месяцев назад.
– Позвольте спросить, доктор, насколько серьезной была та вспышка? – поинтересовался Грей.
– В течение двух недель – летальный исход у восьмидесяти процентов солдат, подхвативших заразу.
Стив присвистнул:
– Да уж, серьезнее не бывает.
– А потом? – спросил Дэнни.
– Не совсем понимаю вас.
– Ваш штамм убил солдат. А потом что с ним стало?
Доктор криво улыбнулся и негромко щелкнул пальцами:
– Потом он исчез.
– Но теперь вернулся, – вставил Стив Койл.
– Возможно, – согласился врач. Он снова потер нос. – Люди на корабле заболевают один за другим. Очень большая скученность. Самые неподходящие условия для того, чтобы предотвратить распространение инфекции. Сегодня ночью умрут пять человек, если мы их не переправим.
– Пять? – переспросил Итан Грей. – Нам говорили о трех.
Доктор покачал головой и показал им пять растопыренных пальцев.
На корме «Маккинли» они встретили кучку врачей и офицеров. Небо затянуло. Свинцово-серые облака, похожие на изваяния мускулистых тел, медленно плыли над водой в город, к его красному кирпичу и стеклу.
Майор по фамилии Гидеон произнес:
– Зачем они прислали рядовых полицейских? – Он ткнул пальцем в Дэнни и Стива. – Вы неполномочны принимать решения по вопросам здравоохранения.
Дэнни и Стив ничего не ответили.
– Зачем прислали рядовых патрульных? – повторил Гидеон.
– Никто из офицеров не вызвался нас подменить, – сказал Дэнни.
– Насмешничаете? – взвился Гидеон. – Мои люди болеют. Они сражались на войне, в которой вы не участвовали, и теперь они умирают.
– Я и не думаю шутить. – Дэнни указал на Стива Койла, на Итана Грея, на Питера с его шрамами от ожогов. – Это задание выполняют добровольцы, майор. Никто не пожелал сюда явиться, кроме нас. И кстати, полномочия у нас все-таки есть. Нам даны четкие указания.
– Какие же? – осведомился один из врачей.
– Что касается порта, – сообщил Итан Грей, – то вам разрешается переправить ваших людей на пристань. А дальше уже начинается территория, подведомственная БУП.
Все посмотрели на Дэнни и Стива.
Дэнни заметил:
– Паника не в интересах губернатора, мэра и полицейских управлений штата. Поэтому ночью вас встретят армейские грузовики. Вы сможете пересадить туда больных и доставить их непосредственно в Дэвенс. По пути останавливаться не разрешается. Вас будет сопровождать полицейская машина с выключенной сиреной. – Дэнни встретился глазами с майором Гидеоном. – Идет?
Гидеон кивнул, хотя и не сразу.
– Между прочим, Гвардия штата [21] предупреждена, – добавил Стив Койл. – Они организуют пост в Кэмп-Дэвенсе и будут вместе с сотрудниками вашей военной полиции следить, чтобы никто не покинул базу до тех пор, пока инфекцию не ликвидируют. Таков приказ губернатора.
– Сколько времени понадобится, чтобы ее ликвидировать? – спросил Итан Грей, обращаясь к докторам.
Один из них, высокий, светловолосый, ответил:
– Понятия не имеем. Эта дрянь уничтожает тех, кто ей подвернется, а потом она куда-то девается. Может быть, все кончится за неделю, а может быть, за девять месяцев.
– Что ж, пока удается не допускать ее распространения на гражданское население, наше руководство готово следовать соглашению, – проговорил Дэнни.
Светловолосый доктор усмехнулся:
– Война подходит к концу. Уже несколько недель люди возвращаются в огромных количествах. Это инфекционное заболевание, господа, и весьма заразное. Вы не рассматривали вероятность того, что носитель уже мог попасть к вам в город? – Он воззрился на них. – И что уже поздно, господа? Слишком поздно?
Дэнни смотрел, как облака ползут в глубь материка. Небо расчищалось. Снова засияло солнце. Великолепная погода, о такой мечтаешь всю долгую зиму.
Пять больных солдат отплыли вместе с ними в город на катере, хотя до сумерек было еще далеко. Дэнни, Стив, Итан Грей, Питер и два врача расположились в главной каюте, а солдаты под присмотром двух других врачей лежали на палубе. Дэнни видел, как больных опускают на палубу с помощью лебедки. Со скулами, туго обтянутыми кожей, с ввалившимися щеками, со спутанными, мокрыми от пота волосами, со впавшими ртами и потрескавшимися губами они уже сейчас походили на мертвецов. Дышали больные с мучительным хрипом.
Четверо полицейских оставались внизу, в каюте. Профессия научила их немудреному правилу: многих опасностей можно избежать, если вести себя благоразумно. Не хочешь, чтобы тебя застрелили или зарезали, – не водись с теми, кто балуется пистолетом или ножом; не хочешь, чтобы тебя ограбили, – не выползай из бара на бровях; не хочешь продуть – не садись играть.
Но здесь было совсем другое. Такое могло случиться с каждым из них. С ними со всеми.
Вернувшись в участок, Дэнни и Стив доложили сержанту Стривакису и разошлись. Стив двинулся на поиски вдовушки своего брата, а Дэнни на поиски выпивки. В то время как на Восточном и Западном побережье толковали об экономическом спаде и войне, о телефонах и бейсболе, об анархистах и бомбах, на Юге и Среднем Западе подняла голову и начала свое шествие по стране Прогрессивная партия и ее стороннички из числа ревнителей «нашей старой доброй религии».
Дэнни не знал ни единого человека, который всерьез относился бы к законопроектам о запрете спиртного, пусть даже их удалось протащить в палату представителей. Казалось невозможным, чтобы у этих чопорных ханжей-запретителей появился хоть какой-то шанс. Но в одно прекрасное утро страна проснулась и обнаружила, что идиоты не только получили шанс, но и заняли устойчивые позиции. И вот теперь право каждого взрослого гражданина США спокойно наклюкаться висит на волоске: дело должен решить штат Небраска. В ближайшие два месяца ему предстоит голосованием определить судьбу закона Волстеда [22] и всех любителей спиртного в стране.
Небраска. При этом слове Дэнни представлял себе элеваторы да силосные башни под серо-голубым небом. И пшеница, бесконечные снопы пшеницы. Есть у них бары? Или одни силосные башни?
Вот церкви у них есть, это он знал точно. И проповедники, проклинающие безбожный Северо-Восток, омываемый белой пивной пеной, полный смуглокожих иммигрантов, погрязший в прелюбодеянии и язычестве.
Небраска. Подумать только.
Дэнни заказал два ирландских виски и кружку холодного пива. Он снял рубашку, которую носил расстегнутой поверх майки. Навалился на стойку; бармен принес ему выпивку. Бармена звали Альфонс, и поговаривали, что он связан с бандитами из восточных районов города, хотя Дэнни еще не встречал копа, которому удалось бы что-то пришить Альфонсу. Да и потом, если подозреваемый – щедрый бармен, кто станет рыть чересчур глубоко?
– Правду говорят, ты завязал с боксом?
– Не уверен, – ответил Дэнни.
– В этом твоем бою я просадил денежки. Думал, вы оба продержитесь до третьего раунда.
Дэнни развел руками:
– Парня хватил удар, черт его дери.
– А ты тут при чем? Он тоже на тебя замахнулся, я сам видел.
– Вот как? – Дэнни осушил первую рюмку виски. – Ну, тогда все отлично.
– Скучаешь по этому делу?
– Пока нет.
– Дурной знак. – Альфонс мгновенно убрал пустую рюмку со стойки. – Человек не скучает только по тем вещам, в которых перестал находить смак.
– Бог ты мой, – протянул Дэнни. – Сколько с меня за твою премудрость?
Альфонс налил в высокий стакан виски с содовой и ушел с ним вглубь бара. Возможно, его теория была не такой уж глупой. Сейчас, в эту минуту, Дэнни не находил смака в том, чтобы кого-то бить. Он сейчас находил смак в тишине и запахе гавани. Он находил смак в выпивке. А после пары стаканчиков он находил смак и еще кое в чем – в молоденьких работницах и в Альфонсовых копченых свиных ножках. И разумеется, в осеннем ветре и в печальной музыке, которую итальянцы каждый вечер играли в переулках: в одном квартале звучала флейта, в следующем – скрипка, затем кларнет, потом мандолина. А когда основательно нагружался, Дэнни находил смак во всем на свете.
Мясистая рука хлопнула его по спине. Он обернулся и увидел, что на него взирает Стив.
– Надеюсь, ты еще не против компании.
– Еще нет.
– И еще ставишь всем по первой?
– По первой. – Дэнни поймал взгляд темных глаз Альфонса и указал на стойку. – А где вдова Койл?
Стив скинул пальто и уселся:
– Молится. Ставит свечки.
– Почему?
– Без всякой причины. Может, из-за любви?
– Значит, ты ей рассказал, – заключил Дэнни.
– Рассказал.
Альфонс принес Стиву стаканчик ржаного виски и кружку пива. Когда бармен отошел, Дэнни спросил:
– А что ты ей рассказал? Насчет гриппа на корабле?
– Чуть-чуть.
– «Чуть-чуть». – Дэнни опрокинул вторую порцию. – С нас взяли клятву молчать все власти – штата, страны, да еще флотское начальство. И ты проболтался вдове?
– Ну, не совсем так.
– А как?
– Ну, так, так. – Стив тоже выпил. – Она схватила детей и кинулась в церковь. Если кому и разболтает, так только самому Христу.
– И еще пастору. И двум священникам. И нескольким монашкам. И собственным детям.
Стив заметил:
– Между прочим, долго это скрывать не удастся, как ни крути.
Дэнни поднял кружку:
– В детективы ты явно не рвешься.
– Твое здоровье.
Они чокнулись и выпили.
Дэнни посмотрел на свои руки. Доктор с катера говорил, что грипп иногда проявляется на них, даже если нет других симптомов – ни в горле, ни в голове. Кожа вокруг костяшек желтеет, объяснял врач, кончики пальцев утолщаются, суставы опухают.
– Как горло? – спросил Стив.
Дэнни убрал руки со стойки.
– Отлично. А у тебя?
– В порядке. Сколько ты еще собираешься это делать?
– Что делать? – уточнил Дэнни. – Пить?
– Рисковать нашими с тобой жизнями и получать за это меньше трамвайного вагоновожатого.
– Вагоновожатые – ценные кадры. – Дэнни поднял стакан с виски. – Они жизненно необходимы.
– А портовые грузчики?
– Они тоже.
– Коглин, – произнес Стив мягко, но Дэнни знал, что по фамилии тот его называет только в минуты раздражения. – Коглин, ты нам нужен. Твой голос. Твое обаяние.
– Что-что? Обаяние?
– Не выделывайся. Ей-ей, твоя ложная скромность нам сейчас ни хрена не поможет.
– Кому это нам?
Стив вздохнул:
– Мы с ними по разные стороны баррикад. Они нас убьют, если смогут.
– Бросай петь в своем квартете. – Дэнни восхищенно округлил глаза. – Подыщи себе актерскую труппу.
– Погнали нас задаром на этот корабль, Дэн.
Дэнни нахмурился:
– Нам дают погулять две субботы. Нам…
– Эта чертова штука убивает! Чего ради мы туда поперлись?
– Может, исполняли долг?
– Долг, как же.
Стив отвернулся.
Дэнни фыркнул. Надо бы как-то развеять хандру, слишком быстро он трезвел.
– Да послушай, Стив. Ну кто стал бы нами нарочно рисковать? Господи помилуй! Кто? Когда у тебя столько успешных арестов? Когда у меня такой отец? Такой дядя? Стали бы нами рисковать?
– Стали бы.
– Почему?
– Потому что им, между прочим, и в голову не приходит, что они не могут так поступить.
Дэнни еще раз принужденно фыркнул, хотя вдруг почувствовал растерянность, как человек, пытающийся выловить монетки из быстрого ручья.
Стив продолжал:
– Ты не замечал, что когда мы им нужны, то они распинаются про долг, а вот когда они нам нужны, то распинаются про финансирование? – Он негромко звякнул своим стаканом о стакан Дэнни. – Если из-за сегодняшнего мы помрем, наши родные не получат ни гроша, черт побери.
Дэнни устало хмыкнул, глядя на пустой бар:
– И что же делать?
– Сражаться, – ответил Стив.
Дэнни помотал головой:
– Весь мир сейчас сражается. Франция, долбаная Бельгия, и сколько там погибло? Никто даже не знает точного числа. По-твоему, положение хоть как-то улучшается?
Стив, в свою очередь, покачал головой.
– И что же? – Дэнни чувствовал: вот сейчас он что-нибудь сломает. Что-то большое. И оно сразу разлетится на куски. – Так уж заведено в мире, Стив. В нашем растреклятом мире.
Стив снова покачал головой:
– Не в нашем.
– Ну и черт с ним. – Дэнни попытался стряхнуть с себя вдруг возникшее ощущение, что он – часть какой-то большой картины, большого преступления. – Давай я тебе закажу еще.
– В их мире, – добавил Стив.
– Простите, что́ переносим, сержант?
– Качку. Портовая полиция собирается навестить один корабль. Вы как, готовы подключиться?
Дэнни и Стив переглянулись и пожали плечами.
– Откровенно говоря, – признался Стривакис, – там у них заболел кое-кто из солдат. Капитан Медоуз выполняет предписание заместителя шефа, а тот – распоряжение самого О’Миры. Приказано разобраться и чтобы как можно меньше шума.
– Серьезная болезнь? – осведомился Стив.
Стривакис пожал плечами.
Но Койл не унимался и фыркнул ему в лицо:
– Так серьезная болезнь, Джордж?
Еще одно пожатие плеч. Дэнни забеспокоился: старина Джордж Стривакис явно что-то скрывал.
– Почему именно мы? – спросил Дэнни.
– Потому что уже десять человек отказались. Вы – одиннадцатый и двенадцатый.
– Вот как, – произнес Дэнни.
Стривакис подался вперед:
– Нам нужно, чтобы два способных сотрудника выступили в качестве представителей полицейского управления города Бостона. Сплаваете на эту посудину, оцените ситуацию, примете решение. Если успешно справитесь с заданием, получите отгул на полдня и вечную благодарность своего любимого управления.
– Нам бы хотелось получить побольше, – заявил Дэнни. Он глянул через стол на сержанта. – При всем уважении к нашему возлюбленному управлению, разумеется.
В конце концов они пришли к соглашению: оплата медицинских услуг, если они заразятся от солдат; выходной в ближайшие две субботы; к тому же ведомство обещает взять на себя расходы за три стирки их формы.
– Вот ведь торгаши, – произнес Стривакис и пожал им руки, скрепляя договор.
Корабль ВМС США «Маккинли» прибыл из Франции. На нем находились солдаты, воевавшие в Сен-Мийеле, Понт-а-Муссоне, Вердене и других местах с похожими названиями. Где-то между Марселем и Бостоном некоторые из солдат заболели. Состояние трех из них судовые врачи сочли настолько угрожающим, что связались с фортом и сообщили, что, если этих больных немедленно не переправят в военный госпиталь, они умрут еще до захода солнца. Вот и получилось, что в погожий сентябрьский денек, когда они могли бы нести необременительное дежурство на Мировой серии, Дэнни со Стивом присоединились к двум сотрудникам портовой полиции на Торговой пристани. Чайки ударами крыльев гнали туман в море, над темными кирпичами набережной поднимался пар.
Один из портовых копов, англичанин по имени Итан Грей, вручил Дэнни и Стиву медицинские маски и белые хлопчатобумажные перчатки.
– Говорят, помогает. – Он улыбнулся, подставляя лицо яркому солнцу.
– Кто говорит? – Дэнни небрежно повесил маску на шею.
Итан Грей пожал плечами:
– Да эти, всезнающие.
– Ах, вот кто, – бросил Стив. – Никогда я их не любил, между прочим.
Дэнни сунул перчатки в задний карман и увидел, что Стив делает то же самое.
Второй портовый коп не вымолвил ни слова с той минуты, как они встретились на пристани. Он был маленького роста, тощий и бледный, влажные вихры падали на прыщавый лоб. На кистях рук у него виднелись следы ожогов. Вглядевшись, Дэнни заметил, что у него нет мочки левого уха.
Значит, не обошлось без Салютейшн-стрит. Еще один переживший белую вспышку и желтое пламя, обрушение стен и обвал штукатурки. Дэнни не помнил его; впрочем, он вообще мало что запомнил из случившегося.
Парень сидел, привалившись к черной стальной опоре, вытянув длинные ноги, и старательно избегал взгляда Дэнни. Такова уж черта всех уцелевших при том взрыве: стесняются узнавать друг друга.
Катер подошел к причалу. Итан Грей предложил Дэнни папиросу; тот взял ее, кивком поблагодарив. Грей протянул пачку Стиву, но Стив покачал головой.
– Вам какие инструкции дал ваш сержант, коллеги?
– Довольно простые. – Дэнни наклонился, давая Грею прикурить. – Убедиться, что каждый из солдат останется на корабле, пока мы ему не разрешим сойти.
Грей кивнул, выпустив облако дыма:
– Мы получили точно такие же.
– А еще нам сказали, что, если армейские начнут качать права, мол, подчинение федеральное, время военное, мы должны дать им понять, что это, может, и их страна, зато ваш порт и наш город.
Грей снял с языка табачный стебелек и пустил его по морскому ветру.
– Вы ведь сын капитана Томми Коглина? – спросил он.
Дэнни кивнул:
– Как вы догадались?
– Ну, во-первых, я никогда еще не встречал такого самоуверенного патрульного вашего возраста. Жетон с именем тоже помог. – Грей указал на грудь Дэнни.
Катер заглушил мотор, развернулся и стукнулся бортом о причал. Появился капрал корабельной полиции, бросил конец напарнику Грея. Пока тот с ним возился, Дэнни и Грей, докурив, подошли к капралу.
– Вам нужно надеть маску, – заметил Стив Койл.
Капрал кивнул и извлек маску из кармана. Отдал честь он дважды. Итан Грей, Стив Койл и Дэнни ответили только на первое приветствие.
– Сколько у вас человек? – спросил Грей.
Капрал начал было отдавать честь, но опустил руку:
– Только я, док да лоцман.
Дэнни натянул маску. Зря он курил: табачная вонь теперь лезла в нос.
Они встретились с врачом в каюте, когда катер отвалил от пристани. Доктор оказался лысым небритым стариком, седая щетина торчала, словно живая изгородь. Маски на нем не было, и он пренебрежительно махнул рукой:
– Можете снять. Никто из нас не болен.
– Откуда вы знаете? – полюбопытствовал Дэнни.
Старик пожал плечами:
– Верую.
Как-то глупо было стоять тут в форме и в маске, пытаясь приноровиться к качке. Глупо и смешно. Дэнни со Стивом стащили маски, Грей последовал их примеру. Но напарник Грея снимать свою не стал и посмотрел на трех других полицейских как на сумасшедших.
– Питер, – произнес Грей, – ну что ты, в самом деле.
Но Питер покачал головой, уставившись в пол, и остался в маске.
Дэнни, Стив и Грей уселись за маленький столик напротив доктора.
– Какой у вас приказ? – осведомился врач.
Дэнни объяснил.
Врач потер красный след от очков на переносице.
– Так я и предполагал. Ваше начальство будет возражать, если мы перевезем больных на армейском транспорте?
– Куда перевезете? – спросил Дэнни.
– В Кэмп-Дэвенс.
Дэнни посмотрел на Грея.
Грей улыбнулся:
– За пределы порта мои полномочия не распространяются.
Стив Койл заметил доктору:
– Наше начальство, между прочим, хотело бы знать, с чем мы тут имеем дело.
– Мы не до конца уверены. Возможно, штамм инфлюэнцы, похожий на тот, который мы наблюдали в Европе. Возможно, что-то другое.
– Если это грипп, – подал голос Дэнни, – то сильно ли он затронул Европу?
– Сильно, – тихо ответил доктор, глядя на них ясными глазами. – Мы полагаем, что этот штамм может оказаться родственным тому, что вызвал вспышку заболевания в Форт-Райли, в штате Канзас, восемь месяцев назад.
– Позвольте спросить, доктор, насколько серьезной была та вспышка? – поинтересовался Грей.
– В течение двух недель – летальный исход у восьмидесяти процентов солдат, подхвативших заразу.
Стив присвистнул:
– Да уж, серьезнее не бывает.
– А потом? – спросил Дэнни.
– Не совсем понимаю вас.
– Ваш штамм убил солдат. А потом что с ним стало?
Доктор криво улыбнулся и негромко щелкнул пальцами:
– Потом он исчез.
– Но теперь вернулся, – вставил Стив Койл.
– Возможно, – согласился врач. Он снова потер нос. – Люди на корабле заболевают один за другим. Очень большая скученность. Самые неподходящие условия для того, чтобы предотвратить распространение инфекции. Сегодня ночью умрут пять человек, если мы их не переправим.
– Пять? – переспросил Итан Грей. – Нам говорили о трех.
Доктор покачал головой и показал им пять растопыренных пальцев.
На корме «Маккинли» они встретили кучку врачей и офицеров. Небо затянуло. Свинцово-серые облака, похожие на изваяния мускулистых тел, медленно плыли над водой в город, к его красному кирпичу и стеклу.
Майор по фамилии Гидеон произнес:
– Зачем они прислали рядовых полицейских? – Он ткнул пальцем в Дэнни и Стива. – Вы неполномочны принимать решения по вопросам здравоохранения.
Дэнни и Стив ничего не ответили.
– Зачем прислали рядовых патрульных? – повторил Гидеон.
– Никто из офицеров не вызвался нас подменить, – сказал Дэнни.
– Насмешничаете? – взвился Гидеон. – Мои люди болеют. Они сражались на войне, в которой вы не участвовали, и теперь они умирают.
– Я и не думаю шутить. – Дэнни указал на Стива Койла, на Итана Грея, на Питера с его шрамами от ожогов. – Это задание выполняют добровольцы, майор. Никто не пожелал сюда явиться, кроме нас. И кстати, полномочия у нас все-таки есть. Нам даны четкие указания.
– Какие же? – осведомился один из врачей.
– Что касается порта, – сообщил Итан Грей, – то вам разрешается переправить ваших людей на пристань. А дальше уже начинается территория, подведомственная БУП.
Все посмотрели на Дэнни и Стива.
Дэнни заметил:
– Паника не в интересах губернатора, мэра и полицейских управлений штата. Поэтому ночью вас встретят армейские грузовики. Вы сможете пересадить туда больных и доставить их непосредственно в Дэвенс. По пути останавливаться не разрешается. Вас будет сопровождать полицейская машина с выключенной сиреной. – Дэнни встретился глазами с майором Гидеоном. – Идет?
Гидеон кивнул, хотя и не сразу.
– Между прочим, Гвардия штата [21] предупреждена, – добавил Стив Койл. – Они организуют пост в Кэмп-Дэвенсе и будут вместе с сотрудниками вашей военной полиции следить, чтобы никто не покинул базу до тех пор, пока инфекцию не ликвидируют. Таков приказ губернатора.
– Сколько времени понадобится, чтобы ее ликвидировать? – спросил Итан Грей, обращаясь к докторам.
Один из них, высокий, светловолосый, ответил:
– Понятия не имеем. Эта дрянь уничтожает тех, кто ей подвернется, а потом она куда-то девается. Может быть, все кончится за неделю, а может быть, за девять месяцев.
– Что ж, пока удается не допускать ее распространения на гражданское население, наше руководство готово следовать соглашению, – проговорил Дэнни.
Светловолосый доктор усмехнулся:
– Война подходит к концу. Уже несколько недель люди возвращаются в огромных количествах. Это инфекционное заболевание, господа, и весьма заразное. Вы не рассматривали вероятность того, что носитель уже мог попасть к вам в город? – Он воззрился на них. – И что уже поздно, господа? Слишком поздно?
Дэнни смотрел, как облака ползут в глубь материка. Небо расчищалось. Снова засияло солнце. Великолепная погода, о такой мечтаешь всю долгую зиму.
Пять больных солдат отплыли вместе с ними в город на катере, хотя до сумерек было еще далеко. Дэнни, Стив, Итан Грей, Питер и два врача расположились в главной каюте, а солдаты под присмотром двух других врачей лежали на палубе. Дэнни видел, как больных опускают на палубу с помощью лебедки. Со скулами, туго обтянутыми кожей, с ввалившимися щеками, со спутанными, мокрыми от пота волосами, со впавшими ртами и потрескавшимися губами они уже сейчас походили на мертвецов. Дышали больные с мучительным хрипом.
Четверо полицейских оставались внизу, в каюте. Профессия научила их немудреному правилу: многих опасностей можно избежать, если вести себя благоразумно. Не хочешь, чтобы тебя застрелили или зарезали, – не водись с теми, кто балуется пистолетом или ножом; не хочешь, чтобы тебя ограбили, – не выползай из бара на бровях; не хочешь продуть – не садись играть.
Но здесь было совсем другое. Такое могло случиться с каждым из них. С ними со всеми.
Вернувшись в участок, Дэнни и Стив доложили сержанту Стривакису и разошлись. Стив двинулся на поиски вдовушки своего брата, а Дэнни на поиски выпивки. В то время как на Восточном и Западном побережье толковали об экономическом спаде и войне, о телефонах и бейсболе, об анархистах и бомбах, на Юге и Среднем Западе подняла голову и начала свое шествие по стране Прогрессивная партия и ее стороннички из числа ревнителей «нашей старой доброй религии».
Дэнни не знал ни единого человека, который всерьез относился бы к законопроектам о запрете спиртного, пусть даже их удалось протащить в палату представителей. Казалось невозможным, чтобы у этих чопорных ханжей-запретителей появился хоть какой-то шанс. Но в одно прекрасное утро страна проснулась и обнаружила, что идиоты не только получили шанс, но и заняли устойчивые позиции. И вот теперь право каждого взрослого гражданина США спокойно наклюкаться висит на волоске: дело должен решить штат Небраска. В ближайшие два месяца ему предстоит голосованием определить судьбу закона Волстеда [22] и всех любителей спиртного в стране.
Небраска. При этом слове Дэнни представлял себе элеваторы да силосные башни под серо-голубым небом. И пшеница, бесконечные снопы пшеницы. Есть у них бары? Или одни силосные башни?
Вот церкви у них есть, это он знал точно. И проповедники, проклинающие безбожный Северо-Восток, омываемый белой пивной пеной, полный смуглокожих иммигрантов, погрязший в прелюбодеянии и язычестве.
Небраска. Подумать только.
Дэнни заказал два ирландских виски и кружку холодного пива. Он снял рубашку, которую носил расстегнутой поверх майки. Навалился на стойку; бармен принес ему выпивку. Бармена звали Альфонс, и поговаривали, что он связан с бандитами из восточных районов города, хотя Дэнни еще не встречал копа, которому удалось бы что-то пришить Альфонсу. Да и потом, если подозреваемый – щедрый бармен, кто станет рыть чересчур глубоко?
– Правду говорят, ты завязал с боксом?
– Не уверен, – ответил Дэнни.
– В этом твоем бою я просадил денежки. Думал, вы оба продержитесь до третьего раунда.
Дэнни развел руками:
– Парня хватил удар, черт его дери.
– А ты тут при чем? Он тоже на тебя замахнулся, я сам видел.
– Вот как? – Дэнни осушил первую рюмку виски. – Ну, тогда все отлично.
– Скучаешь по этому делу?
– Пока нет.
– Дурной знак. – Альфонс мгновенно убрал пустую рюмку со стойки. – Человек не скучает только по тем вещам, в которых перестал находить смак.
– Бог ты мой, – протянул Дэнни. – Сколько с меня за твою премудрость?
Альфонс налил в высокий стакан виски с содовой и ушел с ним вглубь бара. Возможно, его теория была не такой уж глупой. Сейчас, в эту минуту, Дэнни не находил смака в том, чтобы кого-то бить. Он сейчас находил смак в тишине и запахе гавани. Он находил смак в выпивке. А после пары стаканчиков он находил смак и еще кое в чем – в молоденьких работницах и в Альфонсовых копченых свиных ножках. И разумеется, в осеннем ветре и в печальной музыке, которую итальянцы каждый вечер играли в переулках: в одном квартале звучала флейта, в следующем – скрипка, затем кларнет, потом мандолина. А когда основательно нагружался, Дэнни находил смак во всем на свете.
Мясистая рука хлопнула его по спине. Он обернулся и увидел, что на него взирает Стив.
– Надеюсь, ты еще не против компании.
– Еще нет.
– И еще ставишь всем по первой?
– По первой. – Дэнни поймал взгляд темных глаз Альфонса и указал на стойку. – А где вдова Койл?
Стив скинул пальто и уселся:
– Молится. Ставит свечки.
– Почему?
– Без всякой причины. Может, из-за любви?
– Значит, ты ей рассказал, – заключил Дэнни.
– Рассказал.
Альфонс принес Стиву стаканчик ржаного виски и кружку пива. Когда бармен отошел, Дэнни спросил:
– А что ты ей рассказал? Насчет гриппа на корабле?
– Чуть-чуть.
– «Чуть-чуть». – Дэнни опрокинул вторую порцию. – С нас взяли клятву молчать все власти – штата, страны, да еще флотское начальство. И ты проболтался вдове?
– Ну, не совсем так.
– А как?
– Ну, так, так. – Стив тоже выпил. – Она схватила детей и кинулась в церковь. Если кому и разболтает, так только самому Христу.
– И еще пастору. И двум священникам. И нескольким монашкам. И собственным детям.
Стив заметил:
– Между прочим, долго это скрывать не удастся, как ни крути.
Дэнни поднял кружку:
– В детективы ты явно не рвешься.
– Твое здоровье.
Они чокнулись и выпили.
Дэнни посмотрел на свои руки. Доктор с катера говорил, что грипп иногда проявляется на них, даже если нет других симптомов – ни в горле, ни в голове. Кожа вокруг костяшек желтеет, объяснял врач, кончики пальцев утолщаются, суставы опухают.
– Как горло? – спросил Стив.
Дэнни убрал руки со стойки.
– Отлично. А у тебя?
– В порядке. Сколько ты еще собираешься это делать?
– Что делать? – уточнил Дэнни. – Пить?
– Рисковать нашими с тобой жизнями и получать за это меньше трамвайного вагоновожатого.
– Вагоновожатые – ценные кадры. – Дэнни поднял стакан с виски. – Они жизненно необходимы.
– А портовые грузчики?
– Они тоже.
– Коглин, – произнес Стив мягко, но Дэнни знал, что по фамилии тот его называет только в минуты раздражения. – Коглин, ты нам нужен. Твой голос. Твое обаяние.
– Что-что? Обаяние?
– Не выделывайся. Ей-ей, твоя ложная скромность нам сейчас ни хрена не поможет.
– Кому это нам?
Стив вздохнул:
– Мы с ними по разные стороны баррикад. Они нас убьют, если смогут.
– Бросай петь в своем квартете. – Дэнни восхищенно округлил глаза. – Подыщи себе актерскую труппу.
– Погнали нас задаром на этот корабль, Дэн.
Дэнни нахмурился:
– Нам дают погулять две субботы. Нам…
– Эта чертова штука убивает! Чего ради мы туда поперлись?
– Может, исполняли долг?
– Долг, как же.
Стив отвернулся.
Дэнни фыркнул. Надо бы как-то развеять хандру, слишком быстро он трезвел.
– Да послушай, Стив. Ну кто стал бы нами нарочно рисковать? Господи помилуй! Кто? Когда у тебя столько успешных арестов? Когда у меня такой отец? Такой дядя? Стали бы нами рисковать?
– Стали бы.
– Почему?
– Потому что им, между прочим, и в голову не приходит, что они не могут так поступить.
Дэнни еще раз принужденно фыркнул, хотя вдруг почувствовал растерянность, как человек, пытающийся выловить монетки из быстрого ручья.
Стив продолжал:
– Ты не замечал, что когда мы им нужны, то они распинаются про долг, а вот когда они нам нужны, то распинаются про финансирование? – Он негромко звякнул своим стаканом о стакан Дэнни. – Если из-за сегодняшнего мы помрем, наши родные не получат ни гроша, черт побери.
Дэнни устало хмыкнул, глядя на пустой бар:
– И что же делать?
– Сражаться, – ответил Стив.
Дэнни помотал головой:
– Весь мир сейчас сражается. Франция, долбаная Бельгия, и сколько там погибло? Никто даже не знает точного числа. По-твоему, положение хоть как-то улучшается?
Стив, в свою очередь, покачал головой.
– И что же? – Дэнни чувствовал: вот сейчас он что-нибудь сломает. Что-то большое. И оно сразу разлетится на куски. – Так уж заведено в мире, Стив. В нашем растреклятом мире.
Стив снова покачал головой:
– Не в нашем.
– Ну и черт с ним. – Дэнни попытался стряхнуть с себя вдруг возникшее ощущение, что он – часть какой-то большой картины, большого преступления. – Давай я тебе закажу еще.
– В их мире, – добавил Стив.
Глава четвертая
Воскресным днем Дэнни отправился в Южный Бостон, в отцовский дом, чтобы повидаться со Старейшинами. Воскресный обед в доме Коглинов считался мероприятием политическим, и, пригласив его присоединиться к ним в обеденный час, Старейшины словно бы поднимали его на более высокую ступень. Дэнни в глубине души надеялся, что одна из причин – значок детектива, на который вот уже несколько месяцев намекали и отец, и дядя Эдди. Ему двадцать семь, и он стал бы самым молодым детективом в истории БУП.
Накануне вечером отец ему позвонил:
– Поговаривают, старина Джордж Стривакис тронулся умом.
– Я не замечал, – ответил Дэнни.
– Он отправил тебя на задание, – напомнил отец. – Верно?
– Он предложил, я согласился.
Накануне вечером отец ему позвонил:
– Поговаривают, старина Джордж Стривакис тронулся умом.
– Я не замечал, – ответил Дэнни.
– Он отправил тебя на задание, – напомнил отец. – Верно?
– Он предложил, я согласился.