Линден Кэролайн. Желание джентльмеена

   Герцог вскинул брови.
   – Ваши таланты не могут не восхищать, но для всего этого у меня есть слуги. Для вас я, пожалуй, придумаю нечто другое, чем пока никто не занимается.
   Ханна удивленно взглянула на герцога. Чем, интересно, она сможет возместить его потерю? Ее голова явно плохо соображала, когда герцог нависал над ней подобным образом, и в его темных глазах светилось обещание того, о чем Ханна не могла помыслить без дрожи.
   – Не пойму, о чем вы: по-моему, у вас каждым делом не меньше трех слуг занимаются. – Она старалась держаться уверенно, но, похоже, у нее это не очень-то получалось.
   Герцог неожиданно улыбнулся.
   – Ну что вы, за некоторые обязанности не берется никто… – Он скользнул взглядом по ее губам. – Возможно, исполнив их, вы возместите убыток.
   Ханна попыталась собрать последние капли рассудка. Она совсем растерялась, когда его лицо осветилось улыбкой, и ей захотелось улыбнуться в ответ, хотя она догадывалась, чего он хочет. Нет, это недопустимо, и она должна во что бы то ни стало положить этому конец! Вот только должна же она сначала узнать…
   – И что же вы имеете в виду?
   Герцог придвинулся ближе, и теперь его руки переместились к ее талии; при этом Ханна с ужасом почувствовала, что теряет равновесие. Во время танца герцог тоже ее обнимал, но тогда они находились в людном месте и изображали счастливую супружескую чету, тогда как теперь…
   Ей казалось, темный взгляд его глаз пронизывает ее насквозь. Ханна видела, как дрожит жилка у него на горле: похоже, сердце у герцога колотилось так же сильно, как у нее. У Ханны душа ушла в пятки. Боже, что же ей делать! Сейчас один поцелуй может изменить все, а значит, этого никак нельзя допустить!
   Подыскивая слова, Ханна нервно облизнула губы.
   Герцог добродушно усмехнулся.
   – Например, это. – Он пригладил выбившуюся на лоб прядку. – И это.
   Когда он провел рукой по щеке Ханны, ей вдруг захотелось, чтобы он ее поцеловал. Она не знала, откуда взялось это желание, ведь поцелуй не сулил ей ничего, кроме неприятностей, но она ждала этого, как ребенок ждет рождественский пудинг, страшась пошевелиться лишний раз и трепеща от ожидания чуда.
   Рука герцога скользнула по ее подбородку, и Ханна прикрыла глаза. Как же глупо чувствовать влечение к совершенно постороннему мужчине! Он ей не муж и никогда им не станет. Еще он содержит дом в образцовом порядке и всегда готов поселить там новую любовницу, а совсем недавно готов был лишить крова леди Редли и ее семейство. Он холоден как лед. Ее он тоже использует в своих корыстных интересах – заставляет обманывать своих родных и даже незнакомых людей.
   – Двадцать тысяч фунтов за поцелуй? – Почувствовав, легкое прикосновение его губ, Ханна приоткрыла глаза.
   – Одна тысяча.
   Здравый смысл на время покинул Ханну. Зачем она это ляпнула? Из-за этого грубого вопроса герцог опять превратился в бесчувственного сухаря; а ведь он, когда захочет, может быть очень нежным… Нежным? Ханну потрясло эго неожиданное открытие. Теперь ее влекло к нему куда больше, чем она осмеливалась признать.
   – Простите, – прошептала она, и герцог, словно опомнившись, выпрямился, снял руки со стола и отступил назад.
   – Ничего, все в порядке. – Только сейчас Ханна поняла, насколько ласковым был его голос совсем недавно. Она вскинула голову: должно быть, герцог неверно истолковал ее извинение. Маркус поправил манжеты и осторожно покосился на нее.
   – Что ж, попробуем придумать более щадящий способ оплаты.
   – Я спросила, сколько стоит поцелуй… – это было так глупо! Простите… – Ханна опустила голову.
   Герцог подошел к небольшому шкафчику и достал из него бокал и бутылку виски.
   – По-моему, на этот раз я должен просить прощения. – Он налил чуть больше половины бокала. – В конце-то концов, за все приходится платить, верно?
   Теперь его ухмылка совсем не была похожа на очаровательную улыбку, оживлявшую лицо герцога совсем недавно.
   Ханна чувствовала себя прескверно, но что она могла сказать? «Не изволите ли вести себя, как вели до того, как я все испортила своей неуместной болтовней?»
   Герцог поднял бокал, и на солнце сверкнуло кольцо-печатка. Потом он отвернулся к окну и больше не произнес ни слова.
   Постояв немного в нерешительности, Ханна направилась к выходу. У двери она обернулась: герцога окутывал ореол солнечного света, в котором различима была лишь высокая, одинокая фигура.
   Итак, одиночество – это его удел на всю оставшуюся жизнь. Маркус поглядел на улицу и пригубил прохладное виски. И с чего ему взбрело в голову – флиртовать с вдовой священника? Он даже полез к ней целоваться. Разумеется, теперь Ханна всегда будет относиться к нему недоверчиво и с опаской. Возможно, она симпатизирует Редли и ненавидит Сюзанну, но сам герцог в ее глазах – ледышка и чудовище. Вот только… Почему это должно его трогать?
   Он потряс головой, пытаясь прогнать соблазнительную картину: она лежит, смежив веки и приоткрыв губы, всем своим видом давая понять, что ждет поцелуя. Только не его поцелуя.
   Интересно, любила ли она Дэвида? Брат обманул ее, оставил без гроша, но женщины – загадочные создания и часто любят тех, кто их недостоин. Впрочем, Ханна лучше многих, по крайней мере, так ему казалось до недавних пор. По мнению Маркуса, было крайне неразумно прощать долг в двадцать тысяч фунтов, да и за Дэвида она выскочила замуж впопыхах – ведь они были знакомы всего три недели. Тем не менее, вряд ли ею руководила жадность: жадная женщина не стала бы отказываться от предложенных денег. Теперь Маркус почти жалел, что она не любит деньги: иначе бы он просто предложил ей двадцать тысяч фунтов за ночь любви…
   Герцог вздохнул и взял с подноса опустевший бокал. Как это он успел набраться виски еще до чая? Неужели он все больше становится похож на Дэвида? Чувствуя, что ему надо поскорее избавиться от этого наваждения, поставил бокал обратно на поднос и отправился на поиски секретаря.

Глава 13

   То, что случилось между ней и герцогом, не шло у Ханны из головы весь день. Дело даже не в том, что герцог хотел ее поцеловать – она сама этого страстно желала. Но вот вопрос: почему ее к нему так влечет? Наверное, потому, что они вынуждены жить рядом и изображать несуществующую близость. Ханна неустанно твердила себе, что никакая она герцогу не жена, и лишь оттого что она играла таковую, в ее голову невольно закрадывались разные фантазии. В конце концов, Ханна уже успела вкусить супружеское счастье и знала, какое это наслаждение – заниматься любовью.
   Последнего она была лишена уже несколько месяцев и стосковалась по мужским ласкам. Вот почему ей захотелось, чтобы герцог ее поцеловал. И все же Ханне вовсе не улыбалось выступать в роли похотливой вдовушки; как женщине, ей не могло не льстить то, что ею восхищаются, но и о морали тоже не следовало забывать.
   Хорошо все-таки, что она вовремя остановилась, ибо промедли она еще чуть-чуть, и было бы поздно. Но и теперь ее положение было совсем незавидным: виновник ее переживаний остаток дня не показывался, и, как ни странно, от этого совесть грызла Ханну еще сильнее.
   Все ее мысли вертелись вокруг герцога: где-то он сейчас и что он думает? Может, ее поступок расстроил его больше, чем он смеет показать? И что, если он на нее сердится? Или ему все равно? Ханна сама не знала, почему это се расстраивает. Если кто и имел право сердиться, так это она: ведь он чуть было не… Она заерзала на стуле. Честно сказать Хана уже несколько дней ждала, когда герцог ее поцелует, и теперь нескоро забудет эту попытку.
   Она вновь и вновь прокручивала недавнее событие в своем сознании, пытаясь разложить все по полочкам. Интересно, неужели герцог рассердился, когда она его остановила? Он наверняка привык, что женщины сами падают к нему в объятия; следовательно, ее отказ ранил его гордость. Что ж, в таком случае Ханне нечего стыдиться!
   А может, пострадала не только его гордость? При этой мысли душа Ханны ушла в пятки. Нет, она обязательно должна поговорить с ним и извиниться. Она заинтересована в продолжении этого маскарада, может быть, даже более, чем сам герцог, и, значит, должна все уладить.
   Ханна отложила книгу и поднялась. Молли и Селия пускали воздушных змеев в саду, и она, помахав им рукой, вошла в дом, при этом таинственным образом возникший откуда-то лакей распахнул перед ней дверь, и Ханна поморщилась. Как же быстро привыкаешь к подобному обхождению!
   Направляясь к кабинету герцога, Ханна почувствовала, что ладони у нее стали липкими от пота. Только бы он не рассердился, как в прошлый раз, когда она заявилась к нему без спросу! Тогда все пойдет наперекосяк. А может, герцог и не думает переживать и просто злится, что Ханна не задрала перед ним юбки там же, на столе. В таком случае она выставит себя полной дурой.
   Остановившись перед дверью, Ханна сжала пальцы в кулаки и замерла в нерешительности. Наконец, напомнив себе, что совесть ее чиста и лучше сразу все выяснить, нежели ломать голову, она постучалась.
   Дверь тут же отворилась, и Адамс, сжимавший в руках стопку бумаг, согнулся в низком поклоне. Ханна нервно улыбнулась: юноша боялся допустить промах, и она прекрасно понимала его смятение.
   – Добрый день, мистер Адамс, как поживаете?
   – Прекрасно, мадам. – Он переложил бумаги поудобнее.
   – Могу я быть вам чем-то полезен? – Он покраснел. – То есть чем я могу вам помочь?
   Губы Ханны дрогнули.
   – У меня все в порядке, спасибо.
   Адамс неловко поклонился, и несколько писем упали на пол, но он этого не заметил.
   – Я ищу… – Ханна запнулась: странно как-то называть герцога мужем, хотя они и притворяются счастливой парой, но и по имени звать тоже не годится, – …герцога, – твердо закончила она.
   – Может, у него найдется для меня свободная минутка?
   Адамс стоял перед ней в растерянности, переминаясь с ноги на ногу.
   – Нет, мадам. То есть в настоящий момент его нет дома, по крайней мере, мне так кажется.
   – Ах вот как… – смущенно протянула Ханна. Неожиданная отсрочка ее почему-то не радовала.
   – Думаю, вечером его тоже не будет, – предположил Адамс. – Он велел мне закончить работу и идти домой.
   – Тогда ясно. – Ханна подавила вздох. Значит, ужинать герцог собирается вне дома. Неужели он ее избегает? Или… Что, если он отправился к той, которая не станет возражать против поцелуев? Хотя ей-то какое дело, ведь у нее нет на герцога никаких прав.
   Она тут же отогнала грустные мысли.
   – Спасибо. Что ж, поговорю с ним позже.
   Адамс робко улыбнулся и снова поклонился, в результате чего на пол упали еще два письма. На сей раз он это заметил и смертельно побледнел.
   Ханна сжалилась и, присев на корточки, стала собирать разлетевшиеся бумаги. " Случайно скользнув по одной из них взглядом, Ханна обмерла.
   – Это же закладная на Редли-Холл! – Она вопросительно посмотрела на Адамса.
   Секретарь кивнул:
   – Да, мадам. Его светлость велели мне передать эту бумагу лорду Редли, и я как раз намеревался ее отослать, как и приказали его светлость, с вашими наилучшими пожеланиями, мадам.
   Ханна изумленно взглянула на него.
   – Спасибо, мистер Адамс.
   Юноша отвесил еще два поклона и поспешно ретировался, а Ханна еще долго смотрела ему вслед. Затем она направилась обратно на террасу.
   Итак, герцог все же возвращает Редли закладную, да еще с ее наилучшими пожеланиями! Такого она уж точно не ожидала после недавней сцены.
   Внезапно Ханна замедлила шаг. Неужели герцог думает, что она готова расплатиться…
   – Мамочка! Змей! – Молли схватила ее за руку и тащила в сторону сада. – Погляди, мамочка, мой змей застрял в дереве! – Щечки Молли раскраснелись от волнения; она с надеждой взирала на Ханну. – Пожалуйста, достань его, мамочка!
   Ханна взяла Молли за руку.
   – Я постараюсь. А Селия разве не смогла?
   – Селия не умеет лазить по деревьям, как ты. Помоги нам, пожалуйста.
   Ханна рассмеялась и направилась в сад, к дереву, под которым стояла Селия, беспомощно глазея на застрявшего змея. Ладно, о закладной она обязательно расспросит герцога попозже. А заодно извинится и пообещает в будущем быть осмотрительнее, особенно если дело касается чужих людей. О том, как ей вести себя с герцогом после случившегося, Ханна старалась не думать.

* * *

   Возможность поговорить с герцогом у нее появилась только поздно вечером; несмотря на поздний час, Ханна так и не смогла уснуть и, запахнув халат, стала расхаживать по комнате, косясь на дверь, ведущую в герцогские апартаменты. Герцог предупреждал, чтобы Ханна стучала, если ей вдруг понадобится зайти к нему, но… на самом деле нужно ли ей это?
   Прождав несколько часов, она услышала, как в смежной комнате кто-то ходит. Ну наконец-то! Потом послышался приглушенный голос герцога – вероятно, он отдавал приказы Телману.
   Припав ухом к двери, Ханна услышала, как кто-то отворил и тихонько прикрыл другую дверь, после чего все стихло. «Чем быстрее я это сделаю, тем быстрее успокоюсь», – решила она и, набрав в грудь побольше воздуха, постучалась.
   Ответа не последовало. Скорее всего, герцог уже ушел в свою спальню.
   Ханна еще раз легонько стукнула в дверь, затем нерешительно приоткрыла ее, рассчитывая увериться, что герцог уже отправился на покой, и с чистой совестью лечь спать. То, что она увидела, заставило ее похолодеть.
   Герцог сидел за большим столом, на котором: возвышалась целая гора денег. Рядом с бокалом, в котором плескалась жидкость янтарного цвета, лежала открытая тонкая книга.
   При виде Ханны герцог отложил ручку и изумленно вскинул брови.
   – Добрый вечер. – Она по привычке облизнула губы. В таком виде герцога она еще не видела: из одежды на нем были лишь рубашка и брюки, поверх которых он накинул шелковый халат. – Вы позволите поговорить с вами?
   С минуту герцог безмолвствовал, потом кивнул и, поднявшись, молча ждал, что она скажет.
   Ханна перешагнула порог и торопливо произнесла заранее заготовленную речь:
   – Я хочу извиниться за сегодняшнее поведение. Тому, что я натворила, нет прощения. Мне очень жаль. Клянусь, этого больше не повторится.
   Она замолчала.
   Герцог еще немного помолчал, словно ожидая продолжения, затем окинул Ханну насмешливым взглядом. И тут ее словно прорвало:
   . – В свое оправдание я могу сказать лишь то, что меня тронуло горе леди Редли. Я тоже чуть не лишилась крова, а когда она рассказала о своих детях, то… – Ханна беспомощно всплеснула руками. – Я не удержалась. Конечно, я не имела права прощать этот долг. Обещаю больше не посягать на ваше имущество и не присваивать себе ваши полномочия.
   – А, опять эти Редли… – брезгливо протянул герцог.
   – О, я хочу выразить искреннюю благодарность за то, что вы все же сжалились и вернули им закладную, – поспешно произнесла Ханна и ее щеки покрылись румянцем.
   Кажется, герцог решил, что она просит прощения за поцелуй, точнее, за то, что поцелуя не состоялось? Не зная, то ли смеяться, то ли плакать, Ханна в конце концов решила ретироваться к себе в комнату и ждала только удобного предлога.
   Тем временем Маркус отвел взгляд и вздохнул. Вряд ли ему стоило смотреть на Ханну, когда на ней такой роскошный фиолетовый халат из шелка и кружева, а на плечи ниспадает каскад черных кудрей. Ему меньше всего хотелось созерцать ее в ночной рубашке и халате – ведь остаток дня он занимался тем, что представлял ее без одежды. И никак не мог отогнать назойливые фантазии. Обычно женщины сами льнули к нему, но сегодня он был не властен над своими мыслями. Ему рисовалась сцена в библиотеке, и он мечтал, что когда-нибудь все же поцелует Ханну, а может, и затащит в постель. Плохо было не то, что ему этого хотелось, а совсем другое; он отчетливо понимал, что дальнейшее развитие отношений невозможно. И вот теперь она пришла сама и толкует ему о Редли.
   – Я принимаю ваши извинения, – сказал он наконец, – и давайте закроем эту тему. Тем не менее, вы не должны забывать, что мужчина должен отвечать за свои поступки, а не прятаться за спину супруги.
   – Да, разумеется, – согласилась Ханна, стоя перед ним и почему-то никак не желая уходить.
   – Что-то еще? – Герцог отвернулся, не выдержав взгляда бездонных синих глаз.
   – Да. Я хотела спросить, почему вы велели мистеру Адамсу вернуть Редли закладную с моими наилучшими пожеланиями.
   Черт бы подрал растяпу Адамса! Пора бы парню научиться держать язык за зубами.
   Маркус немного выждал, потом бросил на Ханну бесстрастный взгляд.
   – Я вернул Редли закладную, ибо вы простили ему долг. Поскольку вы моя супруга, я обязан выполнять данные вами обещания, и если бы не сдержал данного вами слова, нанес бы вам этим тяжкое оскорбление.
   У Ханны словно гора с плеч упала. Она-то думала, что ее отчитают по первое число или хотя бы напомнят, что она нарушила договор, однако герцог простил долг в двадцать тысяч фунтов, так как не хотел унизить ее, хотя она ему, по сути, никто.
   – Спасибо, – негромко сказала Ханна.
   Герцог не сводил с нее глаз.
   – Не стоит благодарности.
   Конечно, когда она впервые сообщила, что простила Редли долги, герцог не мог не прийти в ярость, подумала Ханна, но теперь все изменилось: он даже смотрел на нее как-то иначе. Когда она вошла, он ждал извинений за несостоявшийся поцелуй: значит, ни о чем другом и не думал с тех пор, как она шагнула в его гардеробную, смежную со спальней.
   – Я не хотела вам мешать, – робко сказала Ханна, покосившись на стол. Интересно, что он делает с этими деньгами? Пересчитывает посреди ночи? А может, так поступают все богачи? – Просто я решила выпить чашечку чаю и нечаянно по дороге…
   Герцог вздернул бровь и взглянул на колокольчик.
   – Нет-нет, не стоит звонить: я сама заварю чай.
   Герцог поднял вторую бровь, но этот жест выражал скорее удивление, нежели неодобрение.
   – Как пожелаете.
   Ханна снова робко улыбнулась.
   – Не желаете ли составить мне компанию?
   Он даже не пошевелился. Ханна уже слышала произнесенное холодным голосом жесткое «нет»…
   Ханна покачала головой: этот проницательный взгляд сковывал движения. И тут герцог неожиданно улыбнулся в ответ:
   – Если вы не сочтете, что я нарушаю ваше уединение, то с удовольствием.

Глава 14

   Они молча спустились по лестнице. «Пожалуй, не стоило принимать ее приглашение», – думал Маркус. Он и так играл с огнем, и его хваленое самообладание того и гляди могло дать трещину.
   Каждая встреча с Ханной приводила его в непонятное замешательство. Маркус не понимал, почему его так тянет к самозваной «герцогине», почему он не одернет ее и не поставит на место. Пожалуй, Ханна – единственная женщина в Лондоне, которая мечтает поскорее сбежать от него и никогда больше его не видеть, а он, как дурак, думает только о ней. Пожалуй, Дэвид бы со смеху лопнул, узнай он, чём обернулась его затея.
   Маркус осторожно взглянул на Ханну. Поразительно, она не заполняла паузы бессмысленным щебетом, как делали все женщины, которых он знал. Он не терпел женскую трескотню, но молчание угнетало его еще больше. Ему казалось, что Ханна знает, о чем он сейчас думает: она молчит именно потому, что прислушивается к ходу его мыслей.
   В этот миг Ханна вскинула на него глаза; их взгляды встретились, и она потупилась. Маркус тоже поспешно отвел взгляд. Сердце его бешено колотилось; ну почему она ведет себя так странно: убежала от него, поднимаясь по лестнице особняка Трокмортонов, когда ему так хотелось ее поцеловать; остановила его в библиотеке, когда он мечтал заняться с ней любовью…
   «Перестань», – велел он себе. В конце-то концов, обязанность герцога быть человеком разумным, ответственным и хладнокровным. Он просто не может позволить себе увиваться за какой-то бабой.
   Войдя на кухню, герцог отошел в сторону и, прикрыв глаза, наблюдал, как Ханна развела огонь и повесила над ним котелок. Она орудовала уверенно, словно бывала тут не впервые, тогда как Розалинда ни за что не спустилась бы на кухню в полночь ради того, чтобы заварить чай. Сюзанна и ей подобные дамы, наверное, вообще не знают, где находится кухня. Ханна же, напротив, была в своей стихии и держалась столь же непринужденно, как и на балу у Трокмортонов.
   – Хотите печенья? – весело спросила она.
   – Нет, спасибо. – Герцог отошел в сторону, а Ханна достала заварочный чайник и засыпала туда чай, Маркус с удивлением заметил, что она выбрала не начищенный до блеска серебряный сервиз, а глиняный, которым пользовались слуги. Да, странный поворот судьбы. Кто бы мог подумать, что герцог и герцогиня Эксетер будут посреди ночи сидеть на кухне и попивать чай из глиняных чашек?
   – И часто вы здесь бываете? – поинтересовался Маркус. Ему с трудом верилось, что он и в самом деле здесь очутился.
   Ханна покачала головой:
   – Нет, что вы! Бедная кухарка этого бы не вынесла. Но дома я привыкла хозяйничать, и… – Она неожиданно умолкла. – Вы с сахаром пьете?
   – Да. – Герцог не спеша уселся за длинный деревянный стол, заметно потемневший за долгие годы службы.
   Ханна устроилась напротив и пододвинула герцогу чашку. «Дома», – сказала она. Каков ее дом? И какова была ее прежняя жизнь? Впервые Маркусу захотелось узнать то, что прежде его никогда не интересовало.
   – Каким же был ваш прежний дом?
   Ханна улыбнулась.
   – Он не слишком походил на ваш. Очень маленький, зато уютный.
   Да уж, Эксетер-Хаус маленьким никак не назовешь. Интересно, нравится ли ей здесь или она по-прежнему предпочитает маленькие и уютные жилища?
   – Вы скучаете по дому?
   – По дому? – Ханна опустила чашку. – Иногда. Но в домик приходского священника мне уже не вернуться, так что скучать по нему нет никакого смысла.
   Верно, домик был выделен на время службы ныне покойному священнику, ее прежнему мужу.
   Маркус сделал большой глоток, потом снова спросил:
   – А каким он был, ваш муж?
   – Стивен? – Лицо Ханны осветилось нежностью. – Добрым и щедрым, даже слишком. И очень терпеливым. Когда он приехал в Миддлборо, мне было шестнадцать, а ему было всего двадцать, и он сменил предыдущего священника, прослужившего здесь целых сорок лет. Стивен всеми силами старался завоевать сердца прихожан: работал в поле, ухаживал за больными, протягивал руку помощи нуждающимся. Вскоре все полюбили его за прекрасную душу.
   – Включая вас….
   – Разумеется. Моя матушка умерла, когда мне исполнилось десять, оставив на мое попечение младших братьев. Стивен часто провожал меня домой из города и всегда помогал мне нести корзины, так что я совсем разлепилась. – При этом воспоминании она улыбнулась, и острая боль пронзила сердце герцога. – Когда мне исполнилось восемнадцать, он сделал предложение, но отец разрешил мне выйти замуж только через два года.
   – Почему?
   – Если бы я ушла к мужу, некому было бы готовить и убирать в доме. К счастью, братья убедили его, что больше мне могут и не сделать предложения, и тогда я до старости буду сидеть на его шее.
   Маркус не мог представить себе, что такое возможно. Вот и Дэвид сделал же ей предложение – и она согласилась. Вот только зачем он ее расспрашивает? Не нужно было соглашаться на это чаепитие, ни к чему хорошему его любопытство не приведет. Да и зачем ему вообще знать что-то о ее доме, семье, бывшем муже?
   – Что ж. – Он задумчиво опустил взгляд.
   Ханна вертела в руках растрескавшуюся чашку. Она не хотела молчать; напротив, ей хотелось хотя бы ночью побыть собой, особенно после того, как она весь день играла герцогиню… И еще ей хотелось подружиться с герцогом, втайне она мечтала даже о чем-то большем, нежели дружба. В любом случае этот спектакль будет продолжаться еще несколько недель, им нужно ладить друг с другом.
   Скрестив пальцы и помолившись, чтобы ее снова не упрекнули за неподобающие манеры, и чтобы неожиданно проснувшийся интерес герцога не оказался пустой вежливостью, Ханна продолжила:
   – Чем лучше я узнаю Лондон, тем больше мне нравится этот город. Жизнь здесь так и кипит, не то что в Миддлборо. И знаете, Молли в восторге от Эксетер-Хауса…
   – Неужели? – Лицо герцога просветлело. – Вообще-то этот дом не очень подходит для детей, но Селии тут тоже нравилось.
   Ханна улыбнулась.
   – Потайные коридоры и шкафчики! Думаю, это понравилось бы любому ребенку. Кстати, почему в этом доме столько тайников?
   – Наверное, потому, что моим предкам было что скрывать, – отозвался герцог.
   Вскинув на него глаза, Ханна заметила предательски дрогнувший изгиб губ и разразилась смехом.
   – Думаю, с гордого представителя рода Эксетер сталось бы спрятать под поместьем Эйнсли-Парк целый батальон, – продолжал он. – На случай, если к власти опять придет какой-нибудь Кромвель. Кстати, в Эйнсли-Парке тоже есть потайные ходы.
   – Да неужели? Розалинда прямо-таки влюблена в это место, – заметила Ханна.
   – Естественно, она полагает, что мы будем там жить вместе, то есть что мы… – Ханна запнулась.
   Розалинда действительно сообщила Ханне, что готовится перебраться в Дауэр-Хаус и жить поближе к ним с Маркусом, а также к будущим внукам. Розалинда не сомневалась, что герцог вскоре обоснуется в Эйнсли-Парке – ведь теперь у него семья, того и гляди, дети пойдут, а детей лучше не растить в Лондоне.
   – Она полагает, что, будучи женатым человеком, вы перенесете свою резиденцию туда, – осторожно пояснила Ханна. – Ваша мачеха так о вас печется. Какой же вы счастливец!