Страница:
Наверное, нужно было сказать ей все, пока она была с ним. Он сдерживался, боясь ошеломить ее, напугать силой своих чувств. Сейчас, задним числом, он думал, что следовало отбросить дурацкую осторожность и быть полностью откровенным.
Однако если он будет сидеть вот так и размышлять, почему она уехала, он просто-напросто сойдет с ума. Единственное спасение для него — работа.
Выйдя из банка, он мог развернуть машину и возвратиться в Бель-Шансон. Но ему не хотелось ни встречать сочувственный взгляд Деллы, ни видеть счастливые парочки, прогуливающиеся рука об руку по парку и беззаботно целующиеся. Кроме того, здесь, в доме, где они в первый раз предались любви, он испытывал какое-то грустное удовольствие. Воспоминания оживали здесь и позволяли жить ему.
Он направился в гостиную и, оставив письмо на кофейном столике, подошел к музыкальному автомату, опустил в него несколько монеток и включил те же самые песенки, которые заводила Ребекка.
Опустившись на диван, Морган принялся сортировать взятые из сейфа материалы. Там находилась стопка писем, перевязанная бархатной ленточкой. Некоторые из них были запачканы, на других виднелись пятна, напоминавшие кровь. Почерк был женский. Кроме них Морган обнаружил два дневника в кожаных переплетах с вытисненными на них инициалами «М. Дж. Д.» и пачку старых газет, полуистлевших от времени.
Затем он увидел маленькую бархатную сумочку. Морган расстегнул ее и высыпал содержимое на ладонь. Оно состояло из женского платка, в который было что-то завернуто, и женского же колечка, по-видимому обручального и представлявшего собой восхитительное произведение ювелирного искусства. Оно было золотое с большим розоватым бриллиантом. Камень чистейшей воды и нежного цвета. Настоящее сокровище.
Морган развернул платок. Его украшала вышивка в виде листьев плюща и красных розочек. В свертке находилось золотое мужское кольцо-печатка. На нем были выгравированы изящно переплетенные буквы «М» и «Р». «Морган и Ребекка», — моментально пришло ему на ум.
Как правило, Морган не носил колец, но в этом было что-то особенное, и он примерил его. Кольцо сидело на его пальце идеально, словно делалось по специальному заказу.
Морган задумался, с чего ему начать — с писем неизвестной женщины или с дневников прапрадеда?
«Сначала дневники», — решил он. Они займут его мысли и заставят отвлечься от Ребекки.
И Морган открыл дневник, помеченный первым номером.
«Новый Орлеан. 1860.
Я никогда не думал, что любовь настигнет меня внезапно и что можно влюбиться так сильно и так быстро, как я. Но все произошло именно так.
Несколько дней назад я познакомился с девушкой-ирландкой, совсем недавно перебравшейся в Америку, и с этого момента все перевернулось во мне. Я не могу объяснить, как и почему это случилось, но я люблю ее.
Время сейчас беспокойное, со всеми этими разговорами о надвигающейся войне. Ситуация вынуждает меня действовать. Я не могу сидеть сложа руки и наблюдать, как любимая мною страна разваливается на два отдельных, независимых друг от друга государства, каждое со своей собственной судьбой, своей собственной культурой. Я должен сделать все от меня зависящее, чтобы защитить наше будущее.
А как быть с моим собственным будущим?
Этот вопрос встает передо мной со всей остротой всякий раз, как я начинаю мечтать о жизни с Рэчел».
— Вы прекрасная наездница, — сказал Мэтью Деверо, когда они с Речел уселись на лошадей и пустили их вскачь.
Рэчел и Мэтью заранее договорились о прогулке верхом. Грум из имения Бель-Шансон следовал за ними на почтительном расстоянии. С момента их первой встречи Мэтью мечтал проводить все свое время с Рэчел. Он, в недавнем прошлом беззаботный гуляка, впервые был по-настоящему влюблен.
Как же это случилось? Один взгляд — и его прежний мир рухнул, а на смену ему пришел новый и доселе неведомый. И все благодаря этой малютке, походившей скорее на школьницу, чем на взрослую девушку. Юная, нежная, невинная. Она не принадлежала к числу женщин, которых он покорял и которых бросал с такой легкостью. Рэчел Галлагер была настоящая леди. Не изведавшая страсти. Неискушенная в любви.
Она была достойна того, чтобы на ней жениться. Она была достойна самой восхитительной брачной ночи. И как бы ни желал он овладеть ею — а во время их встреч это желание становилось нестерпимым, — Мэтью понимал, что не сделает этого. Соблазнить Рэчел — значило оскорбить ее доверие к нему.
А как он мечтал о ночи с ней! Как часто он лежал без сна, страстно желая, чтобы она уже сейчас находилась в его постели, чтобы они уже сейчас были мужем и женой!
Но это было невозможно. Страна в любую минуту могла погрузиться в пучину гражданской войны. Мэтью надеялся, что верх возьмут трезвые головы, но видел, что шансов на это немного.
Он не вправе был думать о браке о Рэчел, пока ситуация не разрешится раз и навсегда.
— Что-нибудь случилось, Мэтью? — спросила Рэчел, ее нежный голос музыкой звучал в его ушах.
— Абсолютно ничего, — слукавил он.
— Вы уверены? — Рэчел потрепала по шее свою кобылу и внимательно посмотрела на Мэтью.
— Если я могу чем-то помочь, я с радостью сделаю все от меня зависящее, — настаивала она.
Мэтью покачал головой.
— Не позавтракать ли нам на этой лужайке? — предложил он, желая переменить тему разговора. — Что вы об этом думаете?
— Звучит заманчиво, — ответила она, взглянув на блестевшую впереди реку.
— Тогда давайте так и сделаем, — решил Мэтью и знаком подозвал грума. Тот принес корзину, заранее приготовленную для них Анжеликой.
Когда содержимое корзины было вынуто, Мэтью отослал парнишку, предложив ему порыбачить в отдалении.
Юный грум не заставил себя упрашивать и немедленно направил лошадь к реке, в то время как Рэчел и Мэтью устроились в тени дуба и приступили к разложенной перед ними еде.
Через некоторое время Мэтью, который грелся на солнце, лежа на спине и скрестив ноги, внезапно спросил:
— Чего вы хотите в этой жизни, Рэчел?
— Странный вопрос, Мэтью, — усмехнулась она, любуясь его красивым лицом. — Того же, чего хочет, я думаю, каждая женщина: иметь дом, семью, хорошего мужа.
Она сделала глоток вина.
— А вы? Чего хотите вы, Мэтью?
Он поднял на нее глаза. Она была бы потрясена до глубины души, если бы услышала, чего он по-настоящему хочет. Ведь он мог бы ответить одним словом: «Вас!»
Но Мэтью не мог сказать так — и не сказал. Он был старше нее, мудрее, опытнее.
— Ну хорошо, — улыбнулась Рэчел, — вы скажете мне сами, или я попробую угадать?
— Попробуйте, — прошептал он.
— Я думаю, вы из тех людей, что не останавливаются на достигнутом, — объявила Рэчел.
— Что вы имеете в виду? — спросил Мэтью, заинтригованный этими словами.
— Ну смотрите, — начала Рэчел, — у вас есть возможность пользоваться всеми радостями и благами жизни. Вам это нравится, и вы хотите продолжать в том же духе. Вы хотите обеспечить подобный образ жизни себе и своей семье. Вы уважаете традиции предков, но они не сковывают вас. Вы хотите иметь сыновей, достойных имени Деверо. Жену, которая была бы вам верной спутницей и подарила бы вам таких сыновей. Ну как, я угадала?
Мэтью улыбнулся:
— Стало быть, мы хотим одного и того же, верно, Рэчел?
— Похоже, что так, сэр, — засмеялась она.
Мэтью взглянул на свои золотые карманные часы. Было уже довольно поздно, и ему следовало проводить ее домой, ведь как бы хорошо ему ни было в обществе Рэчел, он не мог допустить, чтобы пострадала ее репутация. Ему хотелось бы вернуться сюда когда-нибудь, когда они уже поженятся, и предаться любви прямо на этом зеленом лугу, под сенью тенистых деревьев.
Он позвал грума, и через несколько минут тот появился, с гордостью демонстрируя им свой улов.
«С того дня столько всего произошло! Я порвал с Доминикой, отныне мы добрые друзья — не более того. Собственно говоря, я перестал спать с ней с того момента, как впервые увидел Рэчел.
Мне удалось завоевать сердце Рэчел, и теперь мы с ней официально помолвлены. Она приехала в Бель-Шансон, чтобы помочь Маргарите с учебой, и для меня было великой радостью видеть в своем родном доме любимую женщину. Когда-нибудь этот дом станет и ее домом. Она так близко от меня — и одновременно очень далеко, ведь существуют правила, которые мы обязаны соблюдать. Я ни при каких условиях не посягну на ее честь, хотя искушение порой бывает мучительным».
Мэтью вздохнул, читая зашифрованное послание, врученное ему Ахиллом. Его доставил некий коммивояжер, заглянувший на плантацию, чтобы продать свои товары. Среди купленных у него вещей был ящичек превосходных кубинских сигар для Мэтью. Внутри этого ящичка и находилось послание.
Ему снова нужно было уезжать. Чиркнув спичкой, чтобы зажечь сигару, Мэтью заодно поджег и полученное письмо и задумчиво наблюдал, как оно превращается в пепел.
Ахилл, тоже получивший сигару из деревянного ящичка, стоял в стороне. Сигару он опустил в карман рубашки. Он выкурит ее потом, возможно сегодня вечером, после того как кончит заниматься любовью с Анжеликой.
— Когда мы отправляемся?
Мэтью выпустил колечко дыма.
— Завтра на рассвете. Ты сам знаешь, что нам понадобится в пути.
Ахилл улыбнулся и кивнул головой.
— Все будет сделано в лучшем виде, — пообещал он, выходя из комнаты.
Мэтью очень хотел рассказать Рэчел, чем он занимается. Раскрыть ей все, чтобы между ними не было никаких тайн. Но сделать этого он не мог. Узнай она, что скрывается за его так называемыми деловыми поездками, это сильно осложнило бы ее жизнь. Никто из родных Мэтью не знал о его тайной деятельности, хотя он не сомневался, что отец что-то подозревает. Одному лишь Ахиллу была известна вся правда.
Мэтью затянулся и выпустил дым в потолок. Его мать даже не думала, что в эту рискованную деятельность ее сына вовлек ее родной брат, познакомивший Мэтью кое с кем из правительства Соединенных Штатов.
Это дало Мэтью возможность внести свой вклад в дело, которое он считал правым. Уроженец Юга, с большими связями, богатый, влиятельный и образованный, свободно говорящий на трех языках, Мэтью был вхож туда, где потерпел бы неудачу любой шпион-северянин. Мэтью неоднократно доказывал это. Его задачей было нанести как можно больше вреда разведывательной сети южан, выявляя людей, враждебно настроенных по отношению к идее единого государства, и тем самым гасить пламя разгорающейся войны.
Мэтью стоял у окна, размышляя о том, что охотно отдал бы все свое состояние, если бы мог такой ценой предотвратить войну. Новый Орлеан и Миссисипи находились в сфере жизненных интересов северян, и Мэтью с содроганием думал об осаде, о солдатах обеих армий, опустошающих эту прекрасную страну.
И он делал, что мог — и что должен был делать.
Завтра он будет уже на пути в Техас. Там он встретится с человеком, который поможет ему перехватить золото, отправляемое южанами в Мексику для закупки оружия. Из надежного источника поступили сведения, что операция по переброске золота назначена на ближайшее время.
Он снова вынужден покидать любимую девушку. С каждым разом ему было все труднее и труднее расставаться с Рэчел.
Тем не менее Мэтью сознавал, что, только продолжив свою деятельность, он обретет в конце концов ту жизнь, которой он желал так страстно.
И он был осторожен. Для этого у него была весьма основательная причина — Рэчел. Что бы ни случилось, он должен вернуться к ней.
Мысли о Рэчел не давали ему покоя. Быть может, ему удастся сейчас увидеть ее. А если очень повезет, он даже застанет ее одну.
И ему действительно повезло: он обнаружил свою возлюбленную в библиотеке. Здесь они смогут побыть вдвоем.
Стоя в дверях, он молча смотрел на нее. Рэчел забралась на стремянку и отыскивала какую-то книгу на одной из верхних полок. Его взору предстали домашние туфельки без каблуков, белые носочки и края кружевных панталончиков, выглядывающие из-под скромной домашней юбки. Вечером, за ужином, Рэчел будет одета более торжественно, наденет юбку с кринолином, а сейчас он любовался тем, как мягкая ткань облегает ее ноги, подчеркивает изящество ее стройной фигурки.
Рэчел наконец нашла нужный ей том и, потянувшись за ним, едва не упала со стремянки.
В мгновение ока Мэтью оказался у стремянки, его сильные руки обхватили тонкую талию Рэчел, и он бережно опустил свое сокровище на пол.
— Мэтью, — прошептала девушка, изумленно глядя на него.
— Он самый, любовь моя, — ответил он, нежно целуя ее.
Руки Рэчел обвились вокруг его шеи, девушка крепко прижалась к нему.
Мэтью страстно желал запереть дверь библиотеки и забыть обо всем на свете. Мир сосредоточился для него в девушке, которую он держал в объятиях. Когда-нибудь он займется с ней любовью прямо здесь, среди книг. С какой радостью он введет ее в мир любовных наслаждений!
Усилием воли Мэтью заставил себя оторваться от ее губ.
— Завтра я должен уехать. Неожиданные дела, — объяснил он.
— Действительно должен? — спросила она, опустив голову ему на грудь.
— К сожалению.
— Я буду ужасно скучать без тебя, — сказала Рэчел. Одна рука ее крепко обнимала его талию, другая покоилась на его груди.
— Правда?
— Конечно, — ответила она, откинув голову и глядя ему в лицо, так что он легко мог прочесть всю правду в ее чистых, искренних глазах.
— Боже, — со стоном проговорил он, — я люблю тебя, безумно люблю.
Он крепко прижал ее к себе, желая лишь одного — никогда не выпускать ее из своих объятий.
— Если без меня ты будешь испытывать нужду в чем бы то ни было, без колебаний обращайся к моему отцу. Ты ведь знаешь, что мои родители считают тебя своей дочерью, наравне с Маргаритой.
— Я не буду испытывать нужды ни в чем, — возразила Рэчел. — Только в том, чтобы ты быстрее вернулся ко мне!
— Я вернусь.
Ни один луч солнца еще не коснулся земли, а Мэтью уже был на ногах. Он сам оседлал лошадь, выбрав достаточно быстроногую и выносливую, но не переставал жалеть, что не может ехать на Симароне. Его любимец был чересчур заметным, а для его целей гораздо больше подходила лошадь ничем не примечательная, без каких-либо особых примет.
Он проверил содержимое седельной сумки, приготовил кольт, который всегда брал с собой в подобных случаях. В голенище высокого черного сапога он спрятал нож, а кольт опустил в карман своей куртки из оленьей кожи. Ахилл также был вооружен. Мэтью не хотел быть застигнутым врасплох и считал, что следует быть хорошо подготовленным к любой неожиданности. Затем он просмотрел карту и убрал ее во внутренний карман куртки.
— Еще чашку? — спросил Ахилл, указывая на кофейник в руках Анжелики.
Мэтью кивнул, и Анжелика наполнила подставленную Ахиллом чашку, после чего Ахилл передал ее Мэтью.
В то время как Мэтью с Ахиллом допивали свой кофе, Рэчел прокралась по галерее главного дома и, тихонько спустившись по лестнице, выскользнула наружу. Она проснулась уже полчаса назад и, не в состоянии заснуть снова, подошла к окну и увидела Мэтью, направлявшегося к конюшне, и следовавших за ним Анжелику и Ахилла.
Она почувствовала, что должна увидеть его еще раз, прежде чем он отправится в путь, и пустилась бежать по покрытой росой траве по направлению к конюшне. Край неба уже начинал светлеть, когда она приблизилась к приоткрытым дверям конюшни.
Она открыла дверь пошире, и Мэтью быстро обернулся.
— Рэчел! Что ты здесь делаешь? — воскликнул он, в голосе его звучала нежность.
— Я не могла не попрощаться с тобой!
— Но мы попрощались вчера вечером.
— Ради Бога, Мэтью, я не могу отпустить тебя так! — повторила Рэчел. — Пожалуйста, —
умоляюще добавила она, — удели мне одну минуту!
Ахилл и Анжелика понимающе переглянулись.
— Я выведу лошадей и подожду вас снаружи, — оказал Ахилл. Анжелика последовала за ним.
Мэтью и Рэчел с благодарностью посмотрели им вслед.
— Ты не должна была приходить сюда, Рэчел, — убеждал Мэтью, пожирая девушку взглядом. Она была босиком и накинула тонкий шерстяной халат прямо поверх ночной рубашки, край которой выглядывал из-под халата.
— Обещай мне, что будешь осторожен, любимый, — шептала она. — Я буду все время думать о тебе и молить Бога, чтобы он хранил тебя.
Мэтью поспешил успокоить ее:
— Это деловая поездка, радость моя. Не более того.
— Сейчас неспокойные времена, Мэтью, — предостерегла Рэчел. — Будь внимателен. И возвращайся ко мне.
— Обязательно, — пообещал он. — Не важно когда, не важно как, но я обязательно вернусь к тебе, любовь моя.
Мэтью обнял ее, и их губы слились в глубоком, упоительном поцелуе. Из сладостного забытья их вывело деликатное покашливание Ахилла.
— Уже почти рассвело. Пора в путь.
Мэтью вздохнул. Конечно же, Ахилл прав.
Он не должен медлить, как бы ни хотелось ему задержаться.
Он оторвался от Рэчел, вышел из конюшни и вскочил в седло.
Спустившись по склону, Мэтью обернулся и увидел, что Рэчел все еще стоит в дверях конюшни, еле видная в утреннем тумане, и смотрит ему вслед. Она подняла руку и помахала ему.
Он отвернулся и поскакал вперед. Чертова война!
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Однако если он будет сидеть вот так и размышлять, почему она уехала, он просто-напросто сойдет с ума. Единственное спасение для него — работа.
Выйдя из банка, он мог развернуть машину и возвратиться в Бель-Шансон. Но ему не хотелось ни встречать сочувственный взгляд Деллы, ни видеть счастливые парочки, прогуливающиеся рука об руку по парку и беззаботно целующиеся. Кроме того, здесь, в доме, где они в первый раз предались любви, он испытывал какое-то грустное удовольствие. Воспоминания оживали здесь и позволяли жить ему.
Он направился в гостиную и, оставив письмо на кофейном столике, подошел к музыкальному автомату, опустил в него несколько монеток и включил те же самые песенки, которые заводила Ребекка.
Опустившись на диван, Морган принялся сортировать взятые из сейфа материалы. Там находилась стопка писем, перевязанная бархатной ленточкой. Некоторые из них были запачканы, на других виднелись пятна, напоминавшие кровь. Почерк был женский. Кроме них Морган обнаружил два дневника в кожаных переплетах с вытисненными на них инициалами «М. Дж. Д.» и пачку старых газет, полуистлевших от времени.
Затем он увидел маленькую бархатную сумочку. Морган расстегнул ее и высыпал содержимое на ладонь. Оно состояло из женского платка, в который было что-то завернуто, и женского же колечка, по-видимому обручального и представлявшего собой восхитительное произведение ювелирного искусства. Оно было золотое с большим розоватым бриллиантом. Камень чистейшей воды и нежного цвета. Настоящее сокровище.
Морган развернул платок. Его украшала вышивка в виде листьев плюща и красных розочек. В свертке находилось золотое мужское кольцо-печатка. На нем были выгравированы изящно переплетенные буквы «М» и «Р». «Морган и Ребекка», — моментально пришло ему на ум.
Как правило, Морган не носил колец, но в этом было что-то особенное, и он примерил его. Кольцо сидело на его пальце идеально, словно делалось по специальному заказу.
Морган задумался, с чего ему начать — с писем неизвестной женщины или с дневников прапрадеда?
«Сначала дневники», — решил он. Они займут его мысли и заставят отвлечься от Ребекки.
И Морган открыл дневник, помеченный первым номером.
«Новый Орлеан. 1860.
Я никогда не думал, что любовь настигнет меня внезапно и что можно влюбиться так сильно и так быстро, как я. Но все произошло именно так.
Несколько дней назад я познакомился с девушкой-ирландкой, совсем недавно перебравшейся в Америку, и с этого момента все перевернулось во мне. Я не могу объяснить, как и почему это случилось, но я люблю ее.
Время сейчас беспокойное, со всеми этими разговорами о надвигающейся войне. Ситуация вынуждает меня действовать. Я не могу сидеть сложа руки и наблюдать, как любимая мною страна разваливается на два отдельных, независимых друг от друга государства, каждое со своей собственной судьбой, своей собственной культурой. Я должен сделать все от меня зависящее, чтобы защитить наше будущее.
А как быть с моим собственным будущим?
Этот вопрос встает передо мной со всей остротой всякий раз, как я начинаю мечтать о жизни с Рэчел».
— Вы прекрасная наездница, — сказал Мэтью Деверо, когда они с Речел уселись на лошадей и пустили их вскачь.
Рэчел и Мэтью заранее договорились о прогулке верхом. Грум из имения Бель-Шансон следовал за ними на почтительном расстоянии. С момента их первой встречи Мэтью мечтал проводить все свое время с Рэчел. Он, в недавнем прошлом беззаботный гуляка, впервые был по-настоящему влюблен.
Как же это случилось? Один взгляд — и его прежний мир рухнул, а на смену ему пришел новый и доселе неведомый. И все благодаря этой малютке, походившей скорее на школьницу, чем на взрослую девушку. Юная, нежная, невинная. Она не принадлежала к числу женщин, которых он покорял и которых бросал с такой легкостью. Рэчел Галлагер была настоящая леди. Не изведавшая страсти. Неискушенная в любви.
Она была достойна того, чтобы на ней жениться. Она была достойна самой восхитительной брачной ночи. И как бы ни желал он овладеть ею — а во время их встреч это желание становилось нестерпимым, — Мэтью понимал, что не сделает этого. Соблазнить Рэчел — значило оскорбить ее доверие к нему.
А как он мечтал о ночи с ней! Как часто он лежал без сна, страстно желая, чтобы она уже сейчас находилась в его постели, чтобы они уже сейчас были мужем и женой!
Но это было невозможно. Страна в любую минуту могла погрузиться в пучину гражданской войны. Мэтью надеялся, что верх возьмут трезвые головы, но видел, что шансов на это немного.
Он не вправе был думать о браке о Рэчел, пока ситуация не разрешится раз и навсегда.
— Что-нибудь случилось, Мэтью? — спросила Рэчел, ее нежный голос музыкой звучал в его ушах.
— Абсолютно ничего, — слукавил он.
— Вы уверены? — Рэчел потрепала по шее свою кобылу и внимательно посмотрела на Мэтью.
— Если я могу чем-то помочь, я с радостью сделаю все от меня зависящее, — настаивала она.
Мэтью покачал головой.
— Не позавтракать ли нам на этой лужайке? — предложил он, желая переменить тему разговора. — Что вы об этом думаете?
— Звучит заманчиво, — ответила она, взглянув на блестевшую впереди реку.
— Тогда давайте так и сделаем, — решил Мэтью и знаком подозвал грума. Тот принес корзину, заранее приготовленную для них Анжеликой.
Когда содержимое корзины было вынуто, Мэтью отослал парнишку, предложив ему порыбачить в отдалении.
Юный грум не заставил себя упрашивать и немедленно направил лошадь к реке, в то время как Рэчел и Мэтью устроились в тени дуба и приступили к разложенной перед ними еде.
Через некоторое время Мэтью, который грелся на солнце, лежа на спине и скрестив ноги, внезапно спросил:
— Чего вы хотите в этой жизни, Рэчел?
— Странный вопрос, Мэтью, — усмехнулась она, любуясь его красивым лицом. — Того же, чего хочет, я думаю, каждая женщина: иметь дом, семью, хорошего мужа.
Она сделала глоток вина.
— А вы? Чего хотите вы, Мэтью?
Он поднял на нее глаза. Она была бы потрясена до глубины души, если бы услышала, чего он по-настоящему хочет. Ведь он мог бы ответить одним словом: «Вас!»
Но Мэтью не мог сказать так — и не сказал. Он был старше нее, мудрее, опытнее.
— Ну хорошо, — улыбнулась Рэчел, — вы скажете мне сами, или я попробую угадать?
— Попробуйте, — прошептал он.
— Я думаю, вы из тех людей, что не останавливаются на достигнутом, — объявила Рэчел.
— Что вы имеете в виду? — спросил Мэтью, заинтригованный этими словами.
— Ну смотрите, — начала Рэчел, — у вас есть возможность пользоваться всеми радостями и благами жизни. Вам это нравится, и вы хотите продолжать в том же духе. Вы хотите обеспечить подобный образ жизни себе и своей семье. Вы уважаете традиции предков, но они не сковывают вас. Вы хотите иметь сыновей, достойных имени Деверо. Жену, которая была бы вам верной спутницей и подарила бы вам таких сыновей. Ну как, я угадала?
Мэтью улыбнулся:
— Стало быть, мы хотим одного и того же, верно, Рэчел?
— Похоже, что так, сэр, — засмеялась она.
Мэтью взглянул на свои золотые карманные часы. Было уже довольно поздно, и ему следовало проводить ее домой, ведь как бы хорошо ему ни было в обществе Рэчел, он не мог допустить, чтобы пострадала ее репутация. Ему хотелось бы вернуться сюда когда-нибудь, когда они уже поженятся, и предаться любви прямо на этом зеленом лугу, под сенью тенистых деревьев.
Он позвал грума, и через несколько минут тот появился, с гордостью демонстрируя им свой улов.
«С того дня столько всего произошло! Я порвал с Доминикой, отныне мы добрые друзья — не более того. Собственно говоря, я перестал спать с ней с того момента, как впервые увидел Рэчел.
Мне удалось завоевать сердце Рэчел, и теперь мы с ней официально помолвлены. Она приехала в Бель-Шансон, чтобы помочь Маргарите с учебой, и для меня было великой радостью видеть в своем родном доме любимую женщину. Когда-нибудь этот дом станет и ее домом. Она так близко от меня — и одновременно очень далеко, ведь существуют правила, которые мы обязаны соблюдать. Я ни при каких условиях не посягну на ее честь, хотя искушение порой бывает мучительным».
Мэтью вздохнул, читая зашифрованное послание, врученное ему Ахиллом. Его доставил некий коммивояжер, заглянувший на плантацию, чтобы продать свои товары. Среди купленных у него вещей был ящичек превосходных кубинских сигар для Мэтью. Внутри этого ящичка и находилось послание.
Ему снова нужно было уезжать. Чиркнув спичкой, чтобы зажечь сигару, Мэтью заодно поджег и полученное письмо и задумчиво наблюдал, как оно превращается в пепел.
Ахилл, тоже получивший сигару из деревянного ящичка, стоял в стороне. Сигару он опустил в карман рубашки. Он выкурит ее потом, возможно сегодня вечером, после того как кончит заниматься любовью с Анжеликой.
— Когда мы отправляемся?
Мэтью выпустил колечко дыма.
— Завтра на рассвете. Ты сам знаешь, что нам понадобится в пути.
Ахилл улыбнулся и кивнул головой.
— Все будет сделано в лучшем виде, — пообещал он, выходя из комнаты.
Мэтью очень хотел рассказать Рэчел, чем он занимается. Раскрыть ей все, чтобы между ними не было никаких тайн. Но сделать этого он не мог. Узнай она, что скрывается за его так называемыми деловыми поездками, это сильно осложнило бы ее жизнь. Никто из родных Мэтью не знал о его тайной деятельности, хотя он не сомневался, что отец что-то подозревает. Одному лишь Ахиллу была известна вся правда.
Мэтью затянулся и выпустил дым в потолок. Его мать даже не думала, что в эту рискованную деятельность ее сына вовлек ее родной брат, познакомивший Мэтью кое с кем из правительства Соединенных Штатов.
Это дало Мэтью возможность внести свой вклад в дело, которое он считал правым. Уроженец Юга, с большими связями, богатый, влиятельный и образованный, свободно говорящий на трех языках, Мэтью был вхож туда, где потерпел бы неудачу любой шпион-северянин. Мэтью неоднократно доказывал это. Его задачей было нанести как можно больше вреда разведывательной сети южан, выявляя людей, враждебно настроенных по отношению к идее единого государства, и тем самым гасить пламя разгорающейся войны.
Мэтью стоял у окна, размышляя о том, что охотно отдал бы все свое состояние, если бы мог такой ценой предотвратить войну. Новый Орлеан и Миссисипи находились в сфере жизненных интересов северян, и Мэтью с содроганием думал об осаде, о солдатах обеих армий, опустошающих эту прекрасную страну.
И он делал, что мог — и что должен был делать.
Завтра он будет уже на пути в Техас. Там он встретится с человеком, который поможет ему перехватить золото, отправляемое южанами в Мексику для закупки оружия. Из надежного источника поступили сведения, что операция по переброске золота назначена на ближайшее время.
Он снова вынужден покидать любимую девушку. С каждым разом ему было все труднее и труднее расставаться с Рэчел.
Тем не менее Мэтью сознавал, что, только продолжив свою деятельность, он обретет в конце концов ту жизнь, которой он желал так страстно.
И он был осторожен. Для этого у него была весьма основательная причина — Рэчел. Что бы ни случилось, он должен вернуться к ней.
Мысли о Рэчел не давали ему покоя. Быть может, ему удастся сейчас увидеть ее. А если очень повезет, он даже застанет ее одну.
И ему действительно повезло: он обнаружил свою возлюбленную в библиотеке. Здесь они смогут побыть вдвоем.
Стоя в дверях, он молча смотрел на нее. Рэчел забралась на стремянку и отыскивала какую-то книгу на одной из верхних полок. Его взору предстали домашние туфельки без каблуков, белые носочки и края кружевных панталончиков, выглядывающие из-под скромной домашней юбки. Вечером, за ужином, Рэчел будет одета более торжественно, наденет юбку с кринолином, а сейчас он любовался тем, как мягкая ткань облегает ее ноги, подчеркивает изящество ее стройной фигурки.
Рэчел наконец нашла нужный ей том и, потянувшись за ним, едва не упала со стремянки.
В мгновение ока Мэтью оказался у стремянки, его сильные руки обхватили тонкую талию Рэчел, и он бережно опустил свое сокровище на пол.
— Мэтью, — прошептала девушка, изумленно глядя на него.
— Он самый, любовь моя, — ответил он, нежно целуя ее.
Руки Рэчел обвились вокруг его шеи, девушка крепко прижалась к нему.
Мэтью страстно желал запереть дверь библиотеки и забыть обо всем на свете. Мир сосредоточился для него в девушке, которую он держал в объятиях. Когда-нибудь он займется с ней любовью прямо здесь, среди книг. С какой радостью он введет ее в мир любовных наслаждений!
Усилием воли Мэтью заставил себя оторваться от ее губ.
— Завтра я должен уехать. Неожиданные дела, — объяснил он.
— Действительно должен? — спросила она, опустив голову ему на грудь.
— К сожалению.
— Я буду ужасно скучать без тебя, — сказала Рэчел. Одна рука ее крепко обнимала его талию, другая покоилась на его груди.
— Правда?
— Конечно, — ответила она, откинув голову и глядя ему в лицо, так что он легко мог прочесть всю правду в ее чистых, искренних глазах.
— Боже, — со стоном проговорил он, — я люблю тебя, безумно люблю.
Он крепко прижал ее к себе, желая лишь одного — никогда не выпускать ее из своих объятий.
— Если без меня ты будешь испытывать нужду в чем бы то ни было, без колебаний обращайся к моему отцу. Ты ведь знаешь, что мои родители считают тебя своей дочерью, наравне с Маргаритой.
— Я не буду испытывать нужды ни в чем, — возразила Рэчел. — Только в том, чтобы ты быстрее вернулся ко мне!
— Я вернусь.
Ни один луч солнца еще не коснулся земли, а Мэтью уже был на ногах. Он сам оседлал лошадь, выбрав достаточно быстроногую и выносливую, но не переставал жалеть, что не может ехать на Симароне. Его любимец был чересчур заметным, а для его целей гораздо больше подходила лошадь ничем не примечательная, без каких-либо особых примет.
Он проверил содержимое седельной сумки, приготовил кольт, который всегда брал с собой в подобных случаях. В голенище высокого черного сапога он спрятал нож, а кольт опустил в карман своей куртки из оленьей кожи. Ахилл также был вооружен. Мэтью не хотел быть застигнутым врасплох и считал, что следует быть хорошо подготовленным к любой неожиданности. Затем он просмотрел карту и убрал ее во внутренний карман куртки.
— Еще чашку? — спросил Ахилл, указывая на кофейник в руках Анжелики.
Мэтью кивнул, и Анжелика наполнила подставленную Ахиллом чашку, после чего Ахилл передал ее Мэтью.
В то время как Мэтью с Ахиллом допивали свой кофе, Рэчел прокралась по галерее главного дома и, тихонько спустившись по лестнице, выскользнула наружу. Она проснулась уже полчаса назад и, не в состоянии заснуть снова, подошла к окну и увидела Мэтью, направлявшегося к конюшне, и следовавших за ним Анжелику и Ахилла.
Она почувствовала, что должна увидеть его еще раз, прежде чем он отправится в путь, и пустилась бежать по покрытой росой траве по направлению к конюшне. Край неба уже начинал светлеть, когда она приблизилась к приоткрытым дверям конюшни.
Она открыла дверь пошире, и Мэтью быстро обернулся.
— Рэчел! Что ты здесь делаешь? — воскликнул он, в голосе его звучала нежность.
— Я не могла не попрощаться с тобой!
— Но мы попрощались вчера вечером.
— Ради Бога, Мэтью, я не могу отпустить тебя так! — повторила Рэчел. — Пожалуйста, —
умоляюще добавила она, — удели мне одну минуту!
Ахилл и Анжелика понимающе переглянулись.
— Я выведу лошадей и подожду вас снаружи, — оказал Ахилл. Анжелика последовала за ним.
Мэтью и Рэчел с благодарностью посмотрели им вслед.
— Ты не должна была приходить сюда, Рэчел, — убеждал Мэтью, пожирая девушку взглядом. Она была босиком и накинула тонкий шерстяной халат прямо поверх ночной рубашки, край которой выглядывал из-под халата.
— Обещай мне, что будешь осторожен, любимый, — шептала она. — Я буду все время думать о тебе и молить Бога, чтобы он хранил тебя.
Мэтью поспешил успокоить ее:
— Это деловая поездка, радость моя. Не более того.
— Сейчас неспокойные времена, Мэтью, — предостерегла Рэчел. — Будь внимателен. И возвращайся ко мне.
— Обязательно, — пообещал он. — Не важно когда, не важно как, но я обязательно вернусь к тебе, любовь моя.
Мэтью обнял ее, и их губы слились в глубоком, упоительном поцелуе. Из сладостного забытья их вывело деликатное покашливание Ахилла.
— Уже почти рассвело. Пора в путь.
Мэтью вздохнул. Конечно же, Ахилл прав.
Он не должен медлить, как бы ни хотелось ему задержаться.
Он оторвался от Рэчел, вышел из конюшни и вскочил в седло.
Спустившись по склону, Мэтью обернулся и увидел, что Рэчел все еще стоит в дверях конюшни, еле видная в утреннем тумане, и смотрит ему вслед. Она подняла руку и помахала ему.
Он отвернулся и поскакал вперед. Чертова война!
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
«Война опустошает и разоряет страну. Как бы благородны и справедливы ни были ее причины, результаты чудовищны. Столько убитых и раненых! А солдаты обеих армий, совсем еще мальчишки, — их жизни навсегда искалечены, их страна неузнаваемо изменилась!
Я молю Бога, чтобы все эти жертвы не оказались напрасными».
Мэтью налил себе еще виски и одним глотком осушил рюмку, надеясь, что это поможет ему выкинуть из памяти как поля кровавых сражений, так и высокопарную болтовню политиков.
Он ожидал распоряжений в номере одной из вашингтонских гостиниц. Он прибыл сюда несколько дней назад, успешно завершив очередное задание, усталый, измученный бесконечными опасностями, хитростями, уловками, которые заполняли его жизнь все последние годы.
Единственной его отрадой были письма возлюбленной.
Но черт побери, этого было недостаточно! Ему нужно было ее присутствие. Находясь рядом с ним, она сумела бы избавить его от мрачных мыслей, горького разочаровании, отчаяния и гнева.
Сколько раз он читал и перечитывал ее письма! Мэтью потерял этому счет. Он знал их все наизусть.
«Мой обожаемый Мэтью!
Я беспрестанно молюсь о том, чтобы ты был в добром здравии и безопасности. Твои родные и я с нетерпением ждем того дня, когда ты возвратишься к нам, когда эта бесконечная война все-таки закончится, когда каждый сможет вернуться в те места, которые он покинул».
Далее она передавала ему новости о плантации Бель-Шансон и ее обитателях, новоорлеанские сплетни, свои собственные наблюдения. Трезвость ее оценок восхищала его. Как бы помогли ему сейчас рассудительность и благородство Рэчел!
Мэтью сделал еще глоток виски, думая о своем вчерашнем визите в Белый Дом. Интересно, что сказала бы Рэчел об Аврааме Линкольне? На Мэтью произвело огромное впечатление спокойное достоинство, с которым держался этот человек, его проницательный взгляд. Война тяжелым бременем лежала на плечах президента, но, по мнению Мэтью, тот был в состоянии справиться с этой ношей. Поговорив с ним полчаса с глазу на глаз, Мэтью покинул Белый Дом с чувством надежды. Усилиями Линкольна исход войны мог стать менее кровавым, чем того хотелось кое-кому из членов правительства.
Все это Мэтью описал в своем дневнике. Он хотел, чтобы Рэчел когда-нибудь прочла его записи и увидела, как много значила для него их любовь. Рэчел была его путеводной звездой во мраке адского наваждения.
Мэтью раскрыл дневник, перечитывая последние слова:
«Есть множество вещей, за которые стоит сражаться: любовь, честь, родина, но важнейшая для меня — теперь я знаю это точно — любовь. Ради нее я, если придется, пожертвую всем остальным.
Я выполняю последнее задание, любовь моя, и возвращаюсь к тебе. Как обещал».
Штат Нью-Йорк. Четыре месяца спустя
Всеми силами души Мэтью стремился сдержать обещание. Однако обстоятельства были против него. Его заключительное задание окончилось провалом. Мэтью удалось обнаружить организацию северян, сочувствующих и действующих в пользу Конфедерации, и он не сомневался, что сумеет разоблачить и обезвредить их, но в последний момент был выдан двойным агентом.
По иронии судьбы, его передали в руки того самого человека, за которым он охотился, — руководителя обширной группы заговорщиков-южан, не гнушавшихся никакими средствами для ослабления юнионистов. В ход шли грабежи, саботажи, убийства.
Сейчас Мэтью ожидал приговора своих тюремщиков. Он почти не надеялся остаться в живых. В глазах этих людей он был предателем, изменившим делу Конфедерации. Шпионом. Возмездием за это скорее всего должна стать смерть.
Он пошевелился, и боль пронизала его тело. Оно было почти целиком покрыто синяками и кровоподтеками. Чтобы получить от него информацию, его жестоко избили. Вопреки ожиданиям своих палачей он молчал, и его били снова. Один из них даже приставил к голове Мэтью пистолет и со смехом нажал спусковой крючок.
Пистолет не был заряжен.
— Я надеюсь, что скоро убью тебя, — проскрежетал теперь этот человек прямо в ухо Мэтью. — Ты сукин сын, грязный креол, дружок черномазых. — И он с размаху ударил пленника по лицу.
— Как это смело с твоей стороны, — проговорил Мэтью, сплевывая кровь, струившуюся по разбитым губам, — разговаривать так с человеком, у которого связаны руки. Интересно, ты будешь таким же храбрецом, если мне их развяжут?
— Меня это не волнует, мистер Притворщик, вы ведь джентльмен. А что до меня, — тут он выплюнул прямо на пол табачную жижу, — я бы охотно перерезал тебе горло. Тогда нам не пришлось бы тратить на тебя пулю!
— Ну-ну, Джонни, — прервал его человек, явно старший в этой группе. — Разве так следует разговаривать с нашим высоким гостем?
Он прошел в угол, где находился Мэтью, привязанный к стулу, и, взяв другой стул, уселся напротив него.
— Я полагаю, вы догадываетесь, почему я здесь, — произнес он преувеличенно любезным тоном.
Его выговор, как показалось Мэтью, выдавал в нем человека образованного, уроженца Миссисипи.
— Почему бы вам самому не рассказать мне об этом? — возразил ему Мэтью.
— Прежде всего, вы не тот, за кого себя выдаете.
— Разве?
Ответом на вопрос был новый удар в лицо, нанесенный кулаком Джонни.
Человек, сидевший на стуле, улыбнулся:
— Но мы знаем, кто вы на самом деле.
— Так просветите меня, — сказал Мэтью, напрягаясь в ожидании очередного удара, которого, однако, не последовало.
— У нас есть свои источники, дружище, — усмехнулся его собеседник.
Из кармана куртки он извлек какую-то бумагу. Это оказался сделанный углем портрет Мэтью, под которым было написано его имя. Он поднес рисунок к лицу Мэтью, давая ему возможность прочесть подпись.
— Прекрасная работа, не правда ли? И хотя художник не успел воплотить набросок в живописное полотно, вас узнать не трудно. Верно, мистер Деверо?
Мэтью хранил молчание.
— Мы, собственно, не нуждаемся в вашем подтверждении. При этом я не могу не признать, что ваша последняя личина новоорлеанского картежника по имени Доминик была весьма удачной. — Он прошелся по комнате и, вернувшись назад, встал прямо перед Мэтью. — Разрешите мне представиться, сэр. Капитан Брэдли Мартин, к вашим услугам. — Он засмеялся и продолжил: — Я, правда, подозреваю, что мое имя вам давно известно, капитан Деверо. Но не в этом дело. Я пришел сказать вам, что вы представляете собой проблему, требующую внимания.
Мэтью по-прежнему молчал, и Мартин снова занял свое место.
— Вы тот, кого я презираю больше всего на свете, мистер Деверо. Вы предали свою страну. Вы должны были поставить свои таланты на службу Луизиане, на службу нашему правому делу, а вместо этого вы изменили собственной родине во имя дурацкой идеи о величии Соединенных Штатов.
Мартин снова полез в карман и вытащил что-то еще. Это было кольцо Мэтью.
Мэтью коротко вздохнул, ноздри его расширились. Придя в себя после очередного избиения, он обнаружил исчезновение кольца и решил, что кто-то из его мучителей польстился на золото.
Мартин подбросил кольцо и, поймав его, сжал руку в кулак.
— Подходящая вещица, чтобы предъявить ее янки, не так ли?
— Верните кольцо, — потребовал Мэтью.
Мартин и Джонни засмеялись.
— Боюсь, что не смогу этого сделать, — с сожалением в голосе проговорил Мартин. — Я предполагаю, что ваша семья захочет иметь его как память о доблестном сыне, погибшем в борьбе за дело врагов своей родины. А чтобы хоть как-то их утешить, мы добавим к кольцу ваши дневники и письма вашей подружки. Вам они больше не понадобятся.
У Мэтью перехватило дыхание, когда Мартин, принялся описывать, как они сообщат близким о его гибели. «О Боже! — думал он. — Рэчел! Рэчел!»
— Ваша смерть послужит назиданием всем тем, кто предал свою родину, — будничным тоном продолжал Мартин. — Подумайте, как будет страдать ваша семья. У вас есть жена или возлюбленная, Деверо? Вообразите, что она узнала о смерти любимого человека. Много ли времени, по-вашему, пройдет, прежде чем она утешится в объятиях другого? Вы можете представить, как она ложится в постель — быть может, даже в вашу собственную — с другим мужчиной, как он раздвигает ее ноги, взбирается на нее?..
Я молю Бога, чтобы все эти жертвы не оказались напрасными».
Мэтью налил себе еще виски и одним глотком осушил рюмку, надеясь, что это поможет ему выкинуть из памяти как поля кровавых сражений, так и высокопарную болтовню политиков.
Он ожидал распоряжений в номере одной из вашингтонских гостиниц. Он прибыл сюда несколько дней назад, успешно завершив очередное задание, усталый, измученный бесконечными опасностями, хитростями, уловками, которые заполняли его жизнь все последние годы.
Единственной его отрадой были письма возлюбленной.
Но черт побери, этого было недостаточно! Ему нужно было ее присутствие. Находясь рядом с ним, она сумела бы избавить его от мрачных мыслей, горького разочаровании, отчаяния и гнева.
Сколько раз он читал и перечитывал ее письма! Мэтью потерял этому счет. Он знал их все наизусть.
«Мой обожаемый Мэтью!
Я беспрестанно молюсь о том, чтобы ты был в добром здравии и безопасности. Твои родные и я с нетерпением ждем того дня, когда ты возвратишься к нам, когда эта бесконечная война все-таки закончится, когда каждый сможет вернуться в те места, которые он покинул».
Далее она передавала ему новости о плантации Бель-Шансон и ее обитателях, новоорлеанские сплетни, свои собственные наблюдения. Трезвость ее оценок восхищала его. Как бы помогли ему сейчас рассудительность и благородство Рэчел!
Мэтью сделал еще глоток виски, думая о своем вчерашнем визите в Белый Дом. Интересно, что сказала бы Рэчел об Аврааме Линкольне? На Мэтью произвело огромное впечатление спокойное достоинство, с которым держался этот человек, его проницательный взгляд. Война тяжелым бременем лежала на плечах президента, но, по мнению Мэтью, тот был в состоянии справиться с этой ношей. Поговорив с ним полчаса с глазу на глаз, Мэтью покинул Белый Дом с чувством надежды. Усилиями Линкольна исход войны мог стать менее кровавым, чем того хотелось кое-кому из членов правительства.
Все это Мэтью описал в своем дневнике. Он хотел, чтобы Рэчел когда-нибудь прочла его записи и увидела, как много значила для него их любовь. Рэчел была его путеводной звездой во мраке адского наваждения.
Мэтью раскрыл дневник, перечитывая последние слова:
«Есть множество вещей, за которые стоит сражаться: любовь, честь, родина, но важнейшая для меня — теперь я знаю это точно — любовь. Ради нее я, если придется, пожертвую всем остальным.
Я выполняю последнее задание, любовь моя, и возвращаюсь к тебе. Как обещал».
Штат Нью-Йорк. Четыре месяца спустя
Всеми силами души Мэтью стремился сдержать обещание. Однако обстоятельства были против него. Его заключительное задание окончилось провалом. Мэтью удалось обнаружить организацию северян, сочувствующих и действующих в пользу Конфедерации, и он не сомневался, что сумеет разоблачить и обезвредить их, но в последний момент был выдан двойным агентом.
По иронии судьбы, его передали в руки того самого человека, за которым он охотился, — руководителя обширной группы заговорщиков-южан, не гнушавшихся никакими средствами для ослабления юнионистов. В ход шли грабежи, саботажи, убийства.
Сейчас Мэтью ожидал приговора своих тюремщиков. Он почти не надеялся остаться в живых. В глазах этих людей он был предателем, изменившим делу Конфедерации. Шпионом. Возмездием за это скорее всего должна стать смерть.
Он пошевелился, и боль пронизала его тело. Оно было почти целиком покрыто синяками и кровоподтеками. Чтобы получить от него информацию, его жестоко избили. Вопреки ожиданиям своих палачей он молчал, и его били снова. Один из них даже приставил к голове Мэтью пистолет и со смехом нажал спусковой крючок.
Пистолет не был заряжен.
— Я надеюсь, что скоро убью тебя, — проскрежетал теперь этот человек прямо в ухо Мэтью. — Ты сукин сын, грязный креол, дружок черномазых. — И он с размаху ударил пленника по лицу.
— Как это смело с твоей стороны, — проговорил Мэтью, сплевывая кровь, струившуюся по разбитым губам, — разговаривать так с человеком, у которого связаны руки. Интересно, ты будешь таким же храбрецом, если мне их развяжут?
— Меня это не волнует, мистер Притворщик, вы ведь джентльмен. А что до меня, — тут он выплюнул прямо на пол табачную жижу, — я бы охотно перерезал тебе горло. Тогда нам не пришлось бы тратить на тебя пулю!
— Ну-ну, Джонни, — прервал его человек, явно старший в этой группе. — Разве так следует разговаривать с нашим высоким гостем?
Он прошел в угол, где находился Мэтью, привязанный к стулу, и, взяв другой стул, уселся напротив него.
— Я полагаю, вы догадываетесь, почему я здесь, — произнес он преувеличенно любезным тоном.
Его выговор, как показалось Мэтью, выдавал в нем человека образованного, уроженца Миссисипи.
— Почему бы вам самому не рассказать мне об этом? — возразил ему Мэтью.
— Прежде всего, вы не тот, за кого себя выдаете.
— Разве?
Ответом на вопрос был новый удар в лицо, нанесенный кулаком Джонни.
Человек, сидевший на стуле, улыбнулся:
— Но мы знаем, кто вы на самом деле.
— Так просветите меня, — сказал Мэтью, напрягаясь в ожидании очередного удара, которого, однако, не последовало.
— У нас есть свои источники, дружище, — усмехнулся его собеседник.
Из кармана куртки он извлек какую-то бумагу. Это оказался сделанный углем портрет Мэтью, под которым было написано его имя. Он поднес рисунок к лицу Мэтью, давая ему возможность прочесть подпись.
— Прекрасная работа, не правда ли? И хотя художник не успел воплотить набросок в живописное полотно, вас узнать не трудно. Верно, мистер Деверо?
Мэтью хранил молчание.
— Мы, собственно, не нуждаемся в вашем подтверждении. При этом я не могу не признать, что ваша последняя личина новоорлеанского картежника по имени Доминик была весьма удачной. — Он прошелся по комнате и, вернувшись назад, встал прямо перед Мэтью. — Разрешите мне представиться, сэр. Капитан Брэдли Мартин, к вашим услугам. — Он засмеялся и продолжил: — Я, правда, подозреваю, что мое имя вам давно известно, капитан Деверо. Но не в этом дело. Я пришел сказать вам, что вы представляете собой проблему, требующую внимания.
Мэтью по-прежнему молчал, и Мартин снова занял свое место.
— Вы тот, кого я презираю больше всего на свете, мистер Деверо. Вы предали свою страну. Вы должны были поставить свои таланты на службу Луизиане, на службу нашему правому делу, а вместо этого вы изменили собственной родине во имя дурацкой идеи о величии Соединенных Штатов.
Мартин снова полез в карман и вытащил что-то еще. Это было кольцо Мэтью.
Мэтью коротко вздохнул, ноздри его расширились. Придя в себя после очередного избиения, он обнаружил исчезновение кольца и решил, что кто-то из его мучителей польстился на золото.
Мартин подбросил кольцо и, поймав его, сжал руку в кулак.
— Подходящая вещица, чтобы предъявить ее янки, не так ли?
— Верните кольцо, — потребовал Мэтью.
Мартин и Джонни засмеялись.
— Боюсь, что не смогу этого сделать, — с сожалением в голосе проговорил Мартин. — Я предполагаю, что ваша семья захочет иметь его как память о доблестном сыне, погибшем в борьбе за дело врагов своей родины. А чтобы хоть как-то их утешить, мы добавим к кольцу ваши дневники и письма вашей подружки. Вам они больше не понадобятся.
У Мэтью перехватило дыхание, когда Мартин, принялся описывать, как они сообщат близким о его гибели. «О Боже! — думал он. — Рэчел! Рэчел!»
— Ваша смерть послужит назиданием всем тем, кто предал свою родину, — будничным тоном продолжал Мартин. — Подумайте, как будет страдать ваша семья. У вас есть жена или возлюбленная, Деверо? Вообразите, что она узнала о смерти любимого человека. Много ли времени, по-вашему, пройдет, прежде чем она утешится в объятиях другого? Вы можете представить, как она ложится в постель — быть может, даже в вашу собственную — с другим мужчиной, как он раздвигает ее ноги, взбирается на нее?..