Едва ли Уитни замечала наказующее сжатие его рук, она слишком остро чувствовала свою наготу и видела зеленый огонь в его глазах. Дрожь пробежала по телу — ее испугала угроза, прозвучавшая во вкрадчивом голосе:
   — Последний раз предупреждаю, мисс Брэдфорд. Больше предупреждать не намерен. А если вы полагаете, что я дикарь, — вы правы.
   И в доказательство рука Каттера скользнула к позвоночнику и прижала ее спину к себе с такой силой, что ей в голую грудь впились пуговицы его рубашки. Она застонала, и вдруг мир с угрожающей быстротой завертелся: она ощутила, как его руки накрыли ягодицы и прижали так, что пряжка ремня врезалась ей в живот.
   Каттер силком раздвинул ей губы и поцеловал опытно и безжалостно, так что у нее подкосились ноги, и она повисла в его объятии. Это было явное посягательство, нападение, которое должно бы вызвать в ней отвращение, но к своему полнейшему ужасу, Уитни почувствовала, как ее скрутил медленный, нарастающий отклик, она сама прильнула к нему, поддалась его прикосновениям и жгучим поцелуям, которые он впечатывал во влажную, душистую кожу. Она не понимала, что с ней; до встречи с этим мужчиной она не знала таких ощущений, они и пугали, и восхищали ее.
   Уитни не могла знать, что это называется желанием, что это нормальная реакция женщины на мужчину, который умело играет с ней. Непонятное чувство, горячее и всепоглощающее, медленно охватывало воспламенившееся тело. Несмотря на намерение не поддаваться слабости, Уитни всхлипнула.
   Каттер был удовлетворен. Ледяная, неприступная мисс Уитни Брэдфорд все-таки имеет душу женщины!
   Он слегка погладил ее, наслаждаясь; кожа была гладкой, как атлас, и душистой, как цветок. Уитни была не похожа на женщин, которых он знал. Судьба не дарила ему мягкие, благоухающие тела, роскошные пепельные волосы, завитками спадающие на нежные плечики. Ни у одной не было янтарных глаз с завесой из длинных темных ресниц; эти огромные, ясные глаза приводили его в замешательство. Лицо Уитни не было образцом совершенства — короткий прямой носик, высокие точеные скулы и чувственный рот. Но вместе это создавало такой заманчивый облик, что он легко мог себе представить, как толпы мужчин падают к ее ногам. Разумеется, в этой маленькой аристократической головке есть мозги, отпугивающие большую часть мужчин. Она похожа на кактус: колючая и бесплодная снаружи, мягкая и уязвимая внутри.
   Сопротивление было слабое, мягкое тело дрожало, и Каттер почувствовал такой сильный прилив желания, что сам удивился. Руки потянулись подхватить ее, но он остановил себя.
   Какие бы сигналы ни посылало ее тело, он знал, что если воспользуется моментом, то жестоко поплатится за это. А такая женщина, как Уитни, обрушит на него ад, несмотря на кратковременную покорность.
   Уитни, прижатая к его красной рубашке, тихо простонала:
   — Нет! Не смей!
   Она безвольно повисла на его руке, уткнувшись лбом в плечо, как ребенок, но тело била мелкая дрожь.
   Каттер с сожалением оттолкнул ее от себя — нельзя следовать буйному влечению, это плохо кончится.
   Уитни покачнулась, в замешательстве посмотрела на Каттера. От его грубых поцелуев губы у нее распухли и посинели, а незнакомое чувство и физическая реакция на нападение измотали и вскружили голову, приводя в смущение и ужас.
   Он отпустил руки и стал рассматривать ее; Уитни пыталась успокоить дыхание. Постепенно к ней возвращалась способность думать и одновременно злость.
   Она вспыхнула, щеки покраснели, отчего глаза засияли ярче, и снова задрожала, на этот раз от гнева.
   — Развратный убийца! Убирайся, пока я тебя не арестовала! Сейчас же!
   Игнорируя приказ, Каттер рассудительно сказал:
   — Арестовать? За что, мисс Брэдфорд? — Он медленно оглядел ее с головы до пят.
   Уитни проворно схватила с вешалки мохнатое полотенце, попыталась им прикрыться и выкрикнула:
   — Сам знаешь за что!
   — Да, но знаете ли вы? — ровно ответил Каттер. Он отодвинулся на шаг, помолчал, глядя на нее. — Вы получили мое последнее предупреждение. На вашем месте я бы на ближайшем дилижансе уехал из Тумстона. Аризона — слишком опасное место для женщины вроде вас, мисс Брэдфорд.
   Приложив полотенце к телу — и почему она не попросила полотенце побольше? — Уитни выпалила:
   — Но вы не на моем месте!
   Губы Каттера улыбались, но глаза были холодны и безразличны.
   — Нет. — Скользнув по ней на прощание взглядом, он скрылся за китайской ширмой.
   Когда хлопнула дверь, Уитни нырнула в остывшую воду вместе с полотенцем. Ей нужно было успокоить нервы, унять дрожь, сотрясающую тело, но, к своему ужасу, Уитни разразилась слезами. Что с ней происходит? Брэдфорды не плачут, они никогда не показывают свою слабость! А она позволила этому дикарю и хулигану дотронуться до себя, держать в объятиях, целовать, но хуже всего — она сама его целовала!
   — Я с тобой расквитаюсь, Каттер, — злобно прошипела Уитни, глядя на пустой стул. — Я покажу тебе, как переходить дорогу Брэдфордам!

Глава 4

   Поддерживая Уитни под локоток, лейтенант Уэст вывел ее из театра на улицу.
   — Это была лучшая неделя моего пребывания в Аризоне, — сказал он ей на ухо, наклонив голову так низко, что губы почти касались щеки.
   Уитни приняла комплимент, рассеянно кивнув. Они медленно шли по дощатому тротуару; ночная жизнь Тумстона оказалась более оживленной, чем Уитни предполагала. Наверное, из-за близости серебряного рудника, размышляла она. В шумный город съезжаются толпы разношерстной публики — она еще раньше удивлялась, с какой легкостью здесь перемешиваются социальные группы.
   Когда лейтенант Уэст пригласил ее в театр «Птичья клетка», Уитни сначала колебалась, но спектакль приятно удивил, хоть ему было далеко до столичных образцов.
   Все-таки для города, которому немногим больше двух лет, Тумстон достиг многого. Уитни с удивлением обнаружила, что уже не испытывает к нему той неприязни, что была несколько дней назад.
   Возможно, это из-за того, что она больше не встречалась, с Каттером и у нее появился постоянный спутник — лейтенант Уэст, составлявший приятный контраст первому, сказала она себе и позволила Уэсту отвести себя в кафе-мороженое. Он осторожно вел ее сквозь беспорядочную уличную толпу. Хотя Тумстон производил впечатление вполне пристойного места, но ниже по Аллен-стрит и в темных переулках зачастую были слышны стрельба и грубый смех.
   — Почему шериф ничего с этим не делает? — вслух выразила свою мысль Уитни, и Уэст засмеялся.
   — Джон Бихан? Вы шутите! Лентяй и мошенник, жадина, от него бесполезно ждать, что он станет наводить порядок. — Уэст с отвращением фыркнул, но тут же сделал вид, что закашлялся, когда Уитни нахмурилась. — Извините, мисс Брэдфорд, я не хотел выразиться так откровенно.
   — Почему нет? Если дело обстоит так, почему не сказать об этом мне? Я тоже пыталась заручиться содействием шерифа Бихана, когда только приехала, но как вы только что сказали, он не расположен к сотрудничеству.
   — Если бы не начальник полицейского участка Эрп, все было бы гораздо хуже.
   — Эрп? Это тот джентльмен, которого вы мне вчера представили? С висячими усами?
   Уэст засмеялся:
   — Никогда не слыхал, чтобы его описывали таким образом. Да, это Вирджил Эрп. Его брат Уайатт намерен выступить соперником Бихана на следующих выборах.
   Я надеюсь, что Уайатт победит. Он по крайней мере что-то делает для Тумстона, а Бихан только просиживает… место.
   Уитни сдержала улыбку, услышав, как лейтенант смягчил выражение. Надо будет сказать ему, что в газетах отца она читает кое-что похлеще.
   — Кажется, вы говорили, что Уайатт — совладелец игорного дома на этой улице? Китайский салун? — спросила она, склонив голову набок. — Кто же станет голосовать за него при таком явном конфликте интересов?
   — Тумстону нужен волевой человек, который не побоится выступить против обеих группировок.
   — Вы имеете в виду противоборство работников ранчо и горожан?
   Уэст с уважением посмотрел на четкий овал лица и большие янтарные глаза Уитни:
   — Да. Попали в самую точку.
   — Я заметила по газетам, что между населением города и окрестных ранчо существует трение. А мистер Такер, к которому мы завтра поедем, в своем письме в завуалированной форме высказывается о категории «новоселов и надоед».
   В это время они обходили группу буйных горожан, и когда благополучно миновали ее, Уэст указал назад большим пальцем:
   — Видели? Это ковбои из-под Тумстона. Чтобы утихомирить таких людей, иногда вызывают армию.
   Уитни украдкой оглянулась. И правда, все мужчины были при оружии, они были шумливы и самоуверенны и таращились на нее так, будто она была единственной женщиной, которую им доводилось видеть; однако когда она проходила мимо, все вежливо прикоснулись к шляпам.
   — Я не совсем понимаю суть проблемы.
   Лейтенант напрягся, его голос зазвучал с непривычной жесткостью.
   — Позвольте пояснить небольшим рассказом. Недавно у нас пропали шесть мулов. Вирджил Эрп, как начальник полицейского участка, своей властью решил вернуть федеральную собственность. Вирджил, Уайатт, их брат Морган и я с отрядом солдат поехали и нашли мулов на ранчо Маклори. Мы прибыли в тот момент, когда Маклори менял на них клейма. Вирджил заставил его дать слово, что завтра они вернут мне мулов. — Голос Уэста окреп. — Но на следующий день Маклори заявил, что мулов у него угнали «конокрады». Оставил меня в дураках и успешно избавился от улик, а армия потеряла надежду привлечь его к суду.
   — Почему вы сразу не забрали мулов?
   — Потому что Вирджил заверил меня, что Маклори их непременно приведет. У меня не было выбора — я не мог подрывать его авторитет. — Уэст жалобно улыбнулся. — Конечно, после этого я стал не так доверчив.
   Уитни немного подумала и сказала:
   — Я полагаю, такие случаи не редкость. Кермит Такер — преуспевающий фермер, я рассчитываю на то, что он расскажет похожие истории про Каттера.
   — Насколько я понимаю, расскажет. — Лейтенант Уэст бережно обхватил Уитни за тонкую талию, чтобы она не угодила в расщелину между тротуаром и проезжей частью. — В прошлом году в феврале Бихан стал шерифом, и теперь Маклори и Клэнтоны могут делать все, что хотят, — сказал он, когда они благополучно перебрались на другую сторону улицы.
   Уитни мгновенно уловила то, о чем он не сказал:
   — Ага, значит, вот почему Бихан так старается сохранить симпатии ковбоев! На следующих выборах ему понадобятся их голоса!
   — Верно. — Уэст одарил ее долгим взглядом. — Для женщины вы очень сообразительны.
   — Это комплимент? — резко спросила она и остановилась перед витриной, чтобы в ее свете рассмотреть Уэста. — А вообще-то женщины от природы тупые, так, лейтенант?
   — Нет-нет, — торопливо заверил Уэст. — Просто вы первая женщина, которая с лету уловила ситуацию. Кроме, может быть, Нелли Кэшман, но она совсем не похожа на вас.
   Нелли. Это имя напомнило ей Каттера и его сухое замечание, что он пожалуется Нелли в тот вечер, когда она прервала его купание. Он ждал женщину. Нелли?
   — Кто такая Нелли Кэшман? — отрывисто спросила Уитни.
   — Хозяйка «Расс-Хауса». Может, вы ее видели?
   Видела ли она ее? Она была в номере 203 и видела больше, чем хотела!
   Она не успела найти мало-мальски приемлемый ответ, как Уэст продолжил:
   — В «Расс-Хаусе» подают лучшую в городе еду, а Нелли прослыла ангелом милосердия. Знаете, она сама искала руду! Она устроила для горняков уютное местечко; принимает денежные взносы и дает пособие горнякам, попавшим в беду. — Уэст говорил о ней с восторгом. — У нее повсюду друзья, даже Блэк-Джек…
   Он замялся, и Уитни кинула на него любопытный взгляд:
   — Кто такой Блэк-Джек?
   Уэст покраснел, опустил глаза на корявые доски тротуара и промямлил:
   — Блэк-Джек — король… э-э… задних дворов…
   — Задних дворов? Вы, случайно, не имеете в виду дома с красными фонарями? — кисло спросила Уитни, и Уэст обреченно кивнул:
   — Да, простите, что коснулся этой темы в разговоре с такой женщиной, как вы.
   — Ну знаете, лейтенант! Неужели вы всерьез полагаете, что я никогда не слышала о таких… занятиях? Я не настолько наивна, хотя и не имею желания обсуждать эту тему. — Она так сжала ручку вечерней сумочки, расшитой золотым бисером, что побелели пальцы. Никогда еще не было у нее большего невезения, чем тот поход в «Pace-Хаус». Быть принятой за… ночную леди само по себе плохо, но то, что такой человек, как Каттер, пожаловался на нее хозяйке отеля, было величайшим оскорблением! Когда она заговорила, ее голос был спокоен:
   — Полагаю, мисс Кэшман имеет свой интерес в такого рода бизнесе?
   Уэст вздрогнул:
   — Не знаю. Просто все в городе по-дружески к ней относятся.
   Еще того не легче, подумала Уитни. И эта сводница — ангел милосердия! А Каттер пожаловался ей на неподобающую гостью!
   — Зачем бы женщине ее положения общаться с отбросами общества? — удивилась Уитни, и только когда Уэст ей ответил, догадалась, что размышляла вслух.
   — Зачем? — Уэст был в явном затруднении. — По-моему, она просто любит людей. Как я слышал, у нее есть друзья по всей стране.
   Уитни этого не понимала. Ее круг друзей ограничивался мужчинами из числа знакомых отца. У нее самой был только один друг — ее отец. В школе девочки не проявляли к ней симпатии, и, откровенно говоря, она считала их скучными и глуповатыми — вечно хихикают, шепчутся о парнях и о нарядах, когда есть более важные темы для разговоров.
   Выходя замуж за Натана, она думала, что теперь ей станут понятны перешептывания других новобрачных, но не тут-то было. Брак и брачное ложе оказались для нее шоком. Она не видела ничего хорошего ни в том, чтобы шептаться о выполнении «супружеского долга» или обретенной независимости, ни в том, что отныне она даже не Джулия Уитни Трусдейл, а миссис Натан Трусдейл.
   «Почему женщина должна менять свое имя?» — спорила она, но даже отец был непреклонен. Под конец она ему это простила, но так и не смогла простить его спокойную уверенность в том, что брак принес ей счастье. Брак сделал ее таким ничтожеством, каким она не была никогда в жизни, и когда Натан умер, она не смогла даже притвориться, что горюет.
   До того как этот проклятый полукровка, этот отщепенец прижал ее к своему голому телу — а это было две недели назад, — Уитни не подозревала, что интимность может быть наслаждением, а не тяжким испытанием.
   Своим прикосновением Каттер пробудил в ней любопытство — это странным образом волновало и смущало.
   Уитни так глубоко задумалась, что не заметила, как они дошли до кафе-мороженого, Войдя, она подняла взгляд и увидела Каттера, который наблюдал за ней, прислонясь к столбу. Он скрестил руки и ноги, и поза была ленивая и расслабленная, но в то же время странно угрожающая. Сердце забилось, в горле пересохло, мелькнула мысль: а вдруг он знает, что она собирается делать? А именно — интервьюировать человека, который когда-то был его другом. Кермит Такер с готовностью признал, что несколько лет назад они дружили, еще до того, как Каттер получил репутацию стрелка, который убьет не моргнув глазом.
   Она быстро взглянула на Уэста и поняла, что он не видит Каттера. Притворившись, что у нее заболела голова, она попросила лейтенанта немедленно отвести ее в отель; он удивился, но послушался.
   — Спасибо за самый приятный вечер, который у меня был с тех пор, как я приехала в Тумстон, — любезно сказала она в дверях своей комнаты. — Мне уже лучше, а хороший сон окончательно прогонит головную боль. Во сколько завтра выезжаем?
   — В пять. Вые Мэри ждите у входа в отель, мой отряд доставит вас к мистеру Такеру еще до наступления жары.
   — Мы с Мэри будем готовы, — пообещала Уитни. — Думаете, мы сможем проехать тридцать миль до того, как станет слишком жарко?
   — Часть пути, — усмехнулся Уэст. — В Аризоне жара наступает рано.
   — Я это заметила. Спокойной ночи, лейтенант.
   — Пожалуйста, зовите меня Эндрю. А я могу называть вас Уитни?
   — Конечно, — любезно сказала она.
   Он схватил ее руку и жарко поцеловал.
   — Спокойной ночи, Уитни! Войдя к себе, Уитни сказала Мэри, что разденется сама, и пожелала горничной спокойной ночи. Больше всего ей хотелось поскорее улечься в постель и заснуть крепким сном без сновидений. После интервью с Такером она сядет в дилижанс, идущий до Бенсона, а там первым же поездом уедет в Нью-Йорк. И пусть Каттер не думает, что это из-за него, он должен знать, как она ненавидит Аризону. К тому же ей надо писать книгу, а здесь это невозможно.
   Нет, ей никак нельзя задерживаться в скандальном Тумстоне, где царствует серебро, а человеческая жизнь ничего не стоит. Где воскресным утром в переулках тут и там лежат трупы неизвестных бродяг и ковбоев, а их убийцы остаются непойманными и безнаказанными, если верить «Тумстон наггет». В своей газете она напишет: «Разве для безымянных не существует справедливость?»
   Уитни зевнула, нырнула в прохладную, благоухающую постель и выключила лампу на столике. Мэри оставила окна открытыми, чтобы ветерок приносил прохладу, он задувал в полуоткрытые ставни. Уитни легла на спину и уставилась в темный потолок. Заснуть не удавалось, слишком много мыслей и впечатлений будоражили ум.
   Сможет ли она написать такой роман, чтобы критики аплодировали, а папины знакомые зауважали ее?
   Она хотела произвести впечатление не на своих, а на папиных знакомых. Хотя все они были старше ее, она всегда относила себя к их кругу, однако чувствовала, что они не до конца ее принимают. Она хотела принадлежать к этому кругу, найти нишу, где бы чувствовала себя в ладу с собой и с другими. Ведь даже Морган Брэдфорд — хотя он был к ней снисходителен, баловал и с гордостью говорил о ее достижениях — все же считал, что раз она женщина, то уже поэтому не так хороша, как мужчины.
   Вообще, отношение мужчин к женщинам вызывало у Уитни возмущение. Почему в важных делах между ними нет равенства? Почему мужчины считают себя умнее и сильнее? Это несправедливо, и, более того, это не правда. В физическом смысле — да, но ведь это не все! Были времена, когда женщина и в этом могла побить мужчину.
   Интересно, что бы сделал надменный мистер Каттер, если бы у нее хватило духу применить один из приемов, которым ее научил Чин?
   Чин Ю был старым другом отца, и после одного уличного инцидента в Нью-Йорке — Морган тогда заявил, что это не ее дело, — Чин предложил научить ее нескольким движениям, не требующим силы, чтобы отражать нападение. Морган раскричался, его бесила мысль, что дочь наденет штаны и будет учиться бросать мужчину через плечо, но Уитни загорелась. Чин объявил, что она способная ученица, но ей и в голову не пришло применить эти приемы против Каттера.
   «А надо было!» — свирепо подумала она. Надо было показать надменному убийце, что не всякого можно задирать. Как жаль, что она тогда так тряслась, что забыла об уроках Чина! Но если у нее появится возможность реабилитировать себя, она с радостью это сделает!
   Она представила себе удивленное лицо Каттера, когда он увидит ее мастерство, и погрузилась в сон, наполненный надменными убийцами и голыми индейцами с бронзовыми телами, изваянными столь же великолепно, как «Давид» Микеланджело.

Глава 5

   — Я понятия не имела, что ранчо мистера Такера так далеко, — пожаловалась Мэри.
   Уитни было так же жарко и неудобно, как ее горничной, поэтому она не стала ей сочувствовать. Бесплодная земля тянулась до самого горизонта, а солнце, казалось, проникало сквозь крышу фургона, в который их заставил сесть Уэст.
   — На наших дорогах это лучше, чем одноместная карета или двуколка с мягкими сиденьями, — сказал он в ответ на ее возражение. — В фургоне не так удобно, но по крайней мере в дороге не отлетит колесо.
   Уитни неохотно согласилась и сейчас чувствовала себя совершенно несчастной.
   — Жалобами делу не поможешь, — раздраженно сказала она и сильнее замахала веером.
   Слава Богу, у нее хватило ума не надевать многослойную нижнюю юбку, хоть Мэри настаивала и говорила, что истинные леди без нее из дома не выходят. Уитни жалела, что не поддалась первому порыву поехать верхом, а Мэри оставить одну в фургоне. Может, у нее над головой не было бы навеса, но зато она бы скакала с приличной скоростью, а не глотала пыль из-под колес.
   — Удобно? — Лейтенант Уэст подъехал поближе, Уитни не удержалась и стрельнула в него свирепым взглядом.
   — Еще бы! Сколько осталось до ранчо мистера Такера? Оно уже должно быть близко!
   Уэст с извиняющейся улыбкой ответил:
   — Нет, еще добрый десяток миль. Не хотите ли сделать остановку? Впереди будет речушка, там холмы и тень.
   — Могу спорить, что там нет деревьев, — буркнула Уитни и отерла струйку пота. — Что, в Аризоне деревья не растут?
   Вопрос был риторический, но Уэст решил ответить.
   — На возвышенностях много деревьев. К северу, в горах, — он махнул рукой, — огромные сосновые и еловые леса, правда, не такие большие, как в других гористых местах.
   Перехватив недоверчивый взгляд Уитни, Уэст засмеялся:
   — По-моему, вам это не очень интересно.
   — Признаюсь, нет, Эндрю. Гораздо больше меня интересует, когда же я окажусь в тени, где не надо глотать пыль при каждом вдохе.
   Но ее раздражение только усилило готовность Уэста угодить. Он подъехал вплотную и стал развлекать ее беседой, так что под конец она готова была кричать. Какое ей дело до того, где Кочис воздвиг свой оплот? Она смутно припоминала, что Кочис был вождем апачей, но сейчас это было не важно. Все равно Кочис давно умер, а остальных апачей загнали в резервацию. Вернее, большую часть. Кое-кто сбежал и теперь промышляет разбоем и грабежами, как ей сказал Уэст в первый же день. Но ведь все они остались в Мексике, а Мексика далеко на юге. Разве нет?
   Лейтенант Уэст был рад ответить на вопрос.
   — Нет, я бы сказал, не далее двадцати миль. Совсем близко. Но вы не беспокойтесь. — Уэст засмеялся и большим пальцем указал на отряд вооруженных солдат. — Эти парни закалены в боях, для вашего эскорта я выбрал самых лучших. Нам предстоит встреча с другой группой, из форта Боуи, но я твердо намерен вернуться до ночи, чтобы потанцевать с вами на празднике. — Он широко улыбнулся. — Долг веселью не помеха, да и солдатам не мешает отдохнуть. В последнее время они почти каждый день в седле.
   Уитни сосредоточенно смотрела на дорогу, петлявшую среди рыжих дюн, холмов и кустарника. Пот заливал лицо, платье промокло.
   Возле узкого ручья, пробившего себе путь по пересеченной местности, лейтенант Уэст объявил привал, и Уитни была так благодарна, что чуть не закричала от радости. С каждой милей тряска становилась все невыносимее, очень хотелось выйти и размять ноги.
   Уэст по-хозяйски положил руку Уитни себе на согнутый локоть и провел к грязному ручью, булькавшему в глубокой расщелине. Там уже толпились кони, они опустили запыленные морды к воде и пили; в ручье образовалось много мелких водоворотиков — поверхность воды напоминала детскую вертушку.
   — Как странно, — пробормотала Уитни, села на плоский камень под нависающим выступом скалы и стала с удовольствием смотреть на воду. Она раскрыла бумажный веер и неторопливо обмахивалась, наслаждаясь передышкой от зноя. Тени скал спасали от обжигающего солнца, на земле они образовали причудливый рисунок.
   — В Аризоне самая необычная география из всего, что я видела, — заметила она. — Как вы здесь живете?
   — Здесь не так уж плохо. Вообще-то я привык, хотя не смог бы здесь жить постоянно, как апачи.
   — Что вы имеете в виду?
   Уэст широким жестом обвел вокруг:
   — Они в буквальном смысле спят под открытым небом — под кактусом, деревом или кустом; добывают пищу из ничего. Я не видел ничего подобного. Индеец может спрятаться в нескольких футах от человека, и тот поклянется, что никого рядом нет. Эта плоская, безжизненная земля для индейцев — рай.
   Уитни с сомнением посмотрела на бескрайний простор, прерываемый зубцами гор, которыми оскалился горизонт. Казалось, весь мир состоял из красного и коричневого, только небо радовало взор синевой. Она посмотрела на воду — тоже коричневая, пробирается по узкой щели в толще земли.
   — Видимо, рай — это то, к чему человек привык, — пробормотала она.
   Глубокий навес скалы создавал что-то вроде пещеры, здесь было укромно и тенисто, Уитни с наслаждением потянулась и рассеянно улыбнулась Уэсту, когда он попросил разрешения присесть рядом. Она сняла шляпу, распустила косу, пальцами разгребла волосы и уложила их более привычным образом. Ее внимание привлекала вяло текущая вода, огибавшая край скалы;
   Уитни удивлялась, как что-нибудь может выжить в этом враждебном краю. Уэст уверял, что здесь есть растительная и животная жизнь, но она не видела ничего, что подтвердило бы его слова. Только несколько ястребов кружили в небе так высоко, что казались черными крупинками на фоне ослепительной синевы — что ж, значит, какой-то животный мир здесь есть.
   — Придется мне включить в книгу побольше подробностей. Если бы я не видела это своими глазами, не поверила бы, что такое возможно.
   Уэст неуверенно улыбнулся:
   — Вы имеете в виду простор?
   — И это, и то, что люди по доброй воле живут здесь.