В отчаянии она призывала то забвение, которое спасло ее в прошлый раз, но оно не приходило. Только жгучие прикосновения Капера пронизывали и прогоняли воспоминания, которые могли бы ее спасти. О Боже, когда он прекратит? — взмолилась она, но спасения не было.
Захватив ее рот, Каттер ее целовал, несмотря на попытки ускользнуть, одной рукой твердо придерживая голову за подбородок. Движения губами были настолько зовущими, возбуждающими, что у нее захватило дух, и он, кажется, это понял. Он играючи пробежался кончиком языка по контуру ее губ, рукой поддерживая мокрую голову; пальцы делали что-то странное и эротичное с мочкой уха и за ухом. Когда Уитни неистово задрожала, он сдвинулся, и его тело оказалось между ее бедер; настойчивые жаркие толчки сводили ее с ума, Уитни казалось, что она тонет в кипящем море.
Реальность отступила, мир свернулся в точку, где были только она и Каттер, где были только осязание, вкус и запах. Она еще сопротивлялась, но в ней медленно, по спирали разгорался огонь, наполняя тело истомой; движения замедлились, как будто она плыла под водой. Его рот переместился с губ на шею, задержался на впадинке под горлом, и она почувствовала, как ускоряется пульс.
Она словно видела со стороны, как замедлились движения Каттера, как рот впечатывал поцелуи в мокрую кожу, отчего Уитни дрожала. Когда он накрыл ладонью одну грудь и языком коснулся соска, Уитни конвульсивно прижала его к себе, не сознавая, что делает, Все было так странно, все приводило в замешательство, и вдруг она захотела, чтобы он утолил томление тела, которое в ней разжег. Ей и в голову не могло прийти, что когда-нибудь она такое почувствует — жажду принять его, — и она прогнулась ему навстречу.
Вдруг Каттер замер и накрыл ей рот рукой, потому что она издала протестующий стон. Внезапная напряженность Каттера и невнятное «черт возьми!» сказали ей, что что-то не так. Ошеломленная, неподвижная, Уитни лежала, не понимая, что происходит. В следующее мгновение Каттер гибким движением встал, нагнулся, поставил ее на ноги и натянуто и огорченно сказал:
— Оденься. Кто-то идет.
— Моя одежда… — Уитни смотрела смущенно, все еще не в силах смириться с внезапным обрывом охвативших ее эмоций.
Каттер коротко свистнул, и лошадь послушно подошла. Уитни узнала свою одежду, свисающую с шеи. Каттер сунул ей слегка влажные брюки и рубашку, которые она получила от Теджаса; ее смущение и замешательство были так очевидны, что Каттер засмеялся.
— Должно быть, у Бога большое чувство юмора. Не беспокойся, ты спасена. Пока. — Мягкий, ленивый голос звучал скорее обещая, чем разуверяя.
Уитни так дрожала, что с трудом смогла просунуть голову в ворот рубашки и натянуть брюки. Она издала долгий прерывистый вздох и удивилась — отчего ее охватило такое томление? Как мог этот человек с легкостью вынуть душу из ее тела? Слезы хлынули из глаз, и она вдруг поклялась себе вечно ненавидеть Каттера. Слава Богу, который уберег ее от совершения самого дурацкого поступка в жизни!
Видимо, пребывание в заложницах помутило ее разум, заразило какой-то умственной лихорадкой, коль она оказалась восприимчива к чарам отщепенца-полуапачи. Не было мало-мальски правдоподобного объяснения тому, что произошло — она почти что отдалась Каттеру, ее жгло желание отдаться! От этого воспоминания она покраснела и взмолилась, чтобы скорее пришло спасение.
Каттер посадил ее на лошадь, и они поехали к тому месту, где она оставила Теджаса. Он уже был там и сосредоточенно расхаживал по берегу.
Увидев Уитни, Теджас резко остановился; он отметил, как одежда липнет к все еще мокрому телу, а глаза горят, как два пятна тусклого золота. Каттер снял ее с лошади.
— Они приехали, — отрывисто сказал Теджас и подхватил Уитни за руку, когда Каттер толкнул ее к нему.
— Возьми — пока мне не до нее. Сколько их?
— Пятеро, — ответил Теджас, чувствуя, как дрожит Уитни. Он что-то сказал Каттеру на языке апачи, Каттер коротко взглянул на него и так же коротко ответил.
Уитни почувствовала, что Теджас пожал плечами, но не могла взглянуть ни на него, ни на Каттера. Ей казалось, что мексиканец знает, что произошло, знает, как тело предало ее. Что он сказал? А, какая разница! Теджас ничего не может сделать, она ничего не может сделать.
Каттер будет делать все, что захочет. И по непонятной причине предательское тело солидарно с ним.
— Уитни. — Теджас потряс ее за руку, и она испуганно вскинула глаза. Его голос был мягким, и до нее дошло, что он обращается к ней уже не в первый раз.
— Да?
— Я могу чем-нибудь помочь?
Она слабо улыбнулась. «Только если можешь отпустить грех, когда человек отдает душу дьяволу», — подумала она, а вслух сказала:
— Я не пострадала.
Теджас посмотрел на ее побледневшее лицо и не поверил. Он видел решимость в лице Каттера и знал настроение своего друга, когда тот отослал его в лагерь. И видя вызывающее выражение лица Уитни, он понимал, что она его обманывает. Может, Каттер не причинил ей вреда физически, но душа ее ранена.
— Идем, — мягко сказал он, и они пошли назад по травянистому склону.
Глава 9
Захватив ее рот, Каттер ее целовал, несмотря на попытки ускользнуть, одной рукой твердо придерживая голову за подбородок. Движения губами были настолько зовущими, возбуждающими, что у нее захватило дух, и он, кажется, это понял. Он играючи пробежался кончиком языка по контуру ее губ, рукой поддерживая мокрую голову; пальцы делали что-то странное и эротичное с мочкой уха и за ухом. Когда Уитни неистово задрожала, он сдвинулся, и его тело оказалось между ее бедер; настойчивые жаркие толчки сводили ее с ума, Уитни казалось, что она тонет в кипящем море.
Реальность отступила, мир свернулся в точку, где были только она и Каттер, где были только осязание, вкус и запах. Она еще сопротивлялась, но в ней медленно, по спирали разгорался огонь, наполняя тело истомой; движения замедлились, как будто она плыла под водой. Его рот переместился с губ на шею, задержался на впадинке под горлом, и она почувствовала, как ускоряется пульс.
Она словно видела со стороны, как замедлились движения Каттера, как рот впечатывал поцелуи в мокрую кожу, отчего Уитни дрожала. Когда он накрыл ладонью одну грудь и языком коснулся соска, Уитни конвульсивно прижала его к себе, не сознавая, что делает, Все было так странно, все приводило в замешательство, и вдруг она захотела, чтобы он утолил томление тела, которое в ней разжег. Ей и в голову не могло прийти, что когда-нибудь она такое почувствует — жажду принять его, — и она прогнулась ему навстречу.
Вдруг Каттер замер и накрыл ей рот рукой, потому что она издала протестующий стон. Внезапная напряженность Каттера и невнятное «черт возьми!» сказали ей, что что-то не так. Ошеломленная, неподвижная, Уитни лежала, не понимая, что происходит. В следующее мгновение Каттер гибким движением встал, нагнулся, поставил ее на ноги и натянуто и огорченно сказал:
— Оденься. Кто-то идет.
— Моя одежда… — Уитни смотрела смущенно, все еще не в силах смириться с внезапным обрывом охвативших ее эмоций.
Каттер коротко свистнул, и лошадь послушно подошла. Уитни узнала свою одежду, свисающую с шеи. Каттер сунул ей слегка влажные брюки и рубашку, которые она получила от Теджаса; ее смущение и замешательство были так очевидны, что Каттер засмеялся.
— Должно быть, у Бога большое чувство юмора. Не беспокойся, ты спасена. Пока. — Мягкий, ленивый голос звучал скорее обещая, чем разуверяя.
Уитни так дрожала, что с трудом смогла просунуть голову в ворот рубашки и натянуть брюки. Она издала долгий прерывистый вздох и удивилась — отчего ее охватило такое томление? Как мог этот человек с легкостью вынуть душу из ее тела? Слезы хлынули из глаз, и она вдруг поклялась себе вечно ненавидеть Каттера. Слава Богу, который уберег ее от совершения самого дурацкого поступка в жизни!
Видимо, пребывание в заложницах помутило ее разум, заразило какой-то умственной лихорадкой, коль она оказалась восприимчива к чарам отщепенца-полуапачи. Не было мало-мальски правдоподобного объяснения тому, что произошло — она почти что отдалась Каттеру, ее жгло желание отдаться! От этого воспоминания она покраснела и взмолилась, чтобы скорее пришло спасение.
Каттер посадил ее на лошадь, и они поехали к тому месту, где она оставила Теджаса. Он уже был там и сосредоточенно расхаживал по берегу.
Увидев Уитни, Теджас резко остановился; он отметил, как одежда липнет к все еще мокрому телу, а глаза горят, как два пятна тусклого золота. Каттер снял ее с лошади.
— Они приехали, — отрывисто сказал Теджас и подхватил Уитни за руку, когда Каттер толкнул ее к нему.
— Возьми — пока мне не до нее. Сколько их?
— Пятеро, — ответил Теджас, чувствуя, как дрожит Уитни. Он что-то сказал Каттеру на языке апачи, Каттер коротко взглянул на него и так же коротко ответил.
Уитни почувствовала, что Теджас пожал плечами, но не могла взглянуть ни на него, ни на Каттера. Ей казалось, что мексиканец знает, что произошло, знает, как тело предало ее. Что он сказал? А, какая разница! Теджас ничего не может сделать, она ничего не может сделать.
Каттер будет делать все, что захочет. И по непонятной причине предательское тело солидарно с ним.
— Уитни. — Теджас потряс ее за руку, и она испуганно вскинула глаза. Его голос был мягким, и до нее дошло, что он обращается к ней уже не в первый раз.
— Да?
— Я могу чем-нибудь помочь?
Она слабо улыбнулась. «Только если можешь отпустить грех, когда человек отдает душу дьяволу», — подумала она, а вслух сказала:
— Я не пострадала.
Теджас посмотрел на ее побледневшее лицо и не поверил. Он видел решимость в лице Каттера и знал настроение своего друга, когда тот отослал его в лагерь. И видя вызывающее выражение лица Уитни, он понимал, что она его обманывает. Может, Каттер не причинил ей вреда физически, но душа ее ранена.
— Идем, — мягко сказал он, и они пошли назад по травянистому склону.
Глава 9
Старательно сохраняя на лице безразличное выражение, Уитни слушала разговор Каттера с людьми, которые прибыли в горный лагерь. Это были те, кого ждали апачи, — мексиканцы, приехавшие совершить сделку, и она понимала: что бы ни случилось, это коснется ее.
Сердце колотилось; она старалась делать вид, что не слушает. Когда один из прибывших, окруженный солдатами, сказал по-испански: «Президент будет благодарен за ваш вклад, сеньоры», она горячо поблагодарила Бога за то, что в свое время по настоянию отца выучила испанский.
На солдатах была мексиканская форма: красно-синяя, на боку кортике серебряной рукояткой. Переговорами руководил Каттер, и мексиканцы находили его хитрым торговцем. Несколько раз один из них раздраженно вставал, но каждый раз компаньоны успокаивали его.
Из слов, которыми перебрасывались собеседники, Уитни поняла, что золото, которое украл Каттер, предназначено мексиканскому правительству в качестве платы за провизию, оружие и провиант. Она удивлялась, кому может понадобиться такое количество всего, пока из разговора не узнала, что это для индейцев, живущих семьями в резервации Сан-Карлос.
— Вы понимаете, сеньор, что мы не можем вредить собственному правительству, — заметил капитан Лопес. — Покупать ружья для врагов не входит в наши задачи.
— А ваша политика — уходить от большой партии золота ради мелкого успеха в переговорах? — парировал Каттер.
Капитан нахмурился.
— Я полагаю, президент Гонсалес одобрил бы эту сделку, если мы при этом не снабдим оружием изменников-апачей, — сказал Лопес. — Это только продлило бы конфликт и принесло много несчастий всем, кто в него вовлечен.
Твердое лицо Каттера не изменило выражения, в глазах ничего нельзя было прочесть, он не сдвинулся с позиции, которую занял в этих переговорах. Они примут его требования, потому что это им выгодно. Очень похоже на мексиканцев — выдавливать из человека последнюю каплю крови, но он понимал, что в этом отношении они не отличаются от большинства людей. Теджас его предупреждал, что они отличные мастера бартера.
Скорее, торговцы лошадьми, мысленно поправил друга Каттер; его взгляд оставался холодным и непреклонным.
— Не так мы глупы, чтобы просить у вас ружья для ваших врагов, капитан. — Ложь прозвучала уверенно. — Мы только желаем помочь несчастным людям, которые вынуждены жить на бесплодной земле Сан-Карлоса. Конечно, ружья можно купить и в другом месте.
— Ax, — вздохнул Лопес и бросил взгляд на компаньонов, показывая, что он не прочь признать за правду откровенную ложь Каттера. Компаньоны слегка покачали головами, и он сделал еще одну попытку поторговаться. — Полагаю, мы можем дать вам большую часть того, что перечислено в вашем списке, кроме, пожалуй, ружей и патронов. Это может нарушить договор, который мы подписали с Соединенными Штатами, и…
— Или все, или ничего, — резко сказал Каттер; он вдруг почувствовал, что устал притворяться. Он не отрывал взгляда от Лопеса, и тот вдруг покраснел и снова оглянулся на мужчину в касторовой шляпе.
Они ненадолго сомкнули головы, о чем-то неслышно поговорили, и Лопес выпрямился.
— Поскольку вы не будете использовать оружие против нашей страны, мы согласны, сеньор Каттер. Вы провернули тяжелую сделку, но мы согласны.
— Провиант у вас близко?
Лопес кивнул и встал.
— Мы встретимся с вами в двухдневный срок, сеньор Каттер, в деревне Рио-Бланко, это день пути от границы. Вы ее знаете?
Каттер без усилий, гибким движением поднялся и кивнул:
— Мы там будем.
Уитни почувствовала толчок в сердце. Деревня. Они возьмут ее с собой? А что, если там их ждут солдаты? Но если можно за два дня съездить в Мексику и обратно, значит, они почти что на границе, сообразила она. Если Каттер возьмет ее с собой в Мексику, она может уже никогда не вернуться, и никто о ней не услышит. Мало ли людей исчезают бесследно. Она решительно не желает оказаться следующим пропавшим без вести!
Взгляд Каттера скользнул в ее сторону, и Уитни быстро опустила глаза на руки, сложенные на коленях. Он не должен знать, что она что-то понимает. Она воспользуется первой же возможностью и сбежит…
Но к ее разочарованию, Каттер не имел намерения брать ее с собой. Он не хотел, чтобы Уитни, если что-то пойдет не так, оказалась в постели какого-нибудь мексиканского офицера. А еще он не слишком доверял режиму президента Гонсалеса — тот уже держался на волоске. Порфирио Диас снова возьмет власть в свои руки, это только вопрос времени, и Каттер не хотел оказаться между враждующими группами. Мексиканская революция находилась на такой стадии, что не знаешь, к кому примкнуть.
Так что Каттер решил оставить Уитни на попечение Теджаса. Он полностью пренебрег ее вспышкой ярости, когда ей об этом сообщили. Несмотря на попытки Теджаса удержать ее, она вырвалась и побежала искать Каттера.
— Я не желаю, чтобы меня отсылали в какой-то городишко, чтобы никто обо мне больше не услышал! — накинулась она на Каттера, не очень-то понимая, что ее так разозлило. В конце концов, если Каттера не будет, она может убедить Теджаса отпустить ее на свободу. С чего так злиться на вождя разбойников?
Каттер тоже удивился. Заткнув большие пальцы за пояс набедренной повязки, охватывавшей тонкую талию, он с улыбкой сказал:
— Я думал, ты будешь рада избавиться от меня.
— О, ты не представляешь себе, как я буду рада избавиться от тебя! Надеюсь, ты никогда не вернешься.
Каттер дал улыбке угаснуть и мягко сказал:
— Твое желание исполнится, если Лопес нас обманет. — Длинными пальцами он взял ее за подбородок и неожиданно ласковым голосом спросил:
— Ты будешь скучать по мне, дорогая?
— Как по нарыву!
Каттер опустил руку и сказал:
— И это теперь, когда я подумал, что у тебя начинает появляться чувство ко мне, кошечка-тигрица.
Легкое подшучивание смягчило ее гнев, и Уитни пробурчала:
— Почему ты не сказал, что хочешь помочь голодающим какой-то резервации? Я бы поняла, я даже могла бы помочь. У моего отца много денег.
В зеленых глазах заплясали насмешливые искры, он посмотрел на нее почти благожелательно. Она была так искренна, что Каттер готов был поверить.
— Вот как? Могу предположить: ты бы купила им город на папины денежки. Все не так просто, дорогая Уитни. И если говорить начистоту, не весь провиант предназначен для резервации Сан-Карлос.
— Но ведь это опасно? Ты сказал… Теджас сказал, — поправилась она, не желая выдавать свое знание испанского, — что ты пошлешь провиант в резервацию людям, которым нечего есть.
— Да. — Каттер развеселился. — Значит ли это, что на тебя произвело впечатление благородство моих намерений, дорогая Уитни? Что моя филантропия сразила тебя, и ты забеспокоилась о моей безопасности?
— Иди к черту! — крикнула она, отбрасывая с глаз волосы. — Я не знаю, чему верить про тебя, Каттер. То ты чистый апачи, свирепый, недалекий и жестокий, то ты говоришь на прекрасном английском языке и рассуждаешь о вещах, которые может знать только образованный человек. Я совсем тебя не понимаю!
— В этом мы равны. — Его голос опять был плавный, безразличный и холодный. — Я нравлюсь тебе, когда напоминаю Робин Гуда, но если я признаю, что у меня в душе кроется не только благородство, тут же становлюсь злодеем. Думаю, когда все закончится и ты нам больше будешь не нужна, я буду чертовски рад от тебя избавиться. — Он кивнул Теджасу. — Забери ее от меня ради ее же блага.
— Ты не должна его провоцировать, — сказал Теджас, когда Каттер ушел, а она готова была кричать.
— Не провоцировать его? А что бы ты сказал, если бы это тебя похитили, протащили по всем кактусам Аризоны и постоянно на тебя нападали… — Она осеклась, боясь сказать лишнее.
Рассудительно, спокойно, чтобы разрядить истерический накал, который он расслышал в дрожащем голосе Уитни, Теджас сказал:
— Согласен, тебя похитили, но я не замечал царапин от кактуса у тебя на спине, а что касается нападений…
— Ты ничего не сделал, чтобы их прекратить! — выпалила она, и он удивленно поднял брови.
— Если думаешь, что я могу с этим что-то поделать, ты лаешь на луну. Может, теперь бесполезно напоминать, но если бы ты старалась разговаривать с Каттером мягко, а не кидаться на него, как волчица, он был бы сговорчивее. — Он замолчал, вежливо ожидая ответа, который, как он видел, вертелся у нее на языке.
— Разговаривать мягко?! Когда он… когда он делает со мной то, что делает? Ты как мужчина не можешь этого понять!
— Могу. Посягательство на душу может вызвать опустошение… — он подождал, чтобы до нее дошел смысл его слов, — гораздо большее, чем физическое посягательство.
Уитни, смущенная неразберихой чувств и не уверенная в том, сколько ему известно, разразилась слезами.
Теджас обнял ее за плечи.
— Ты сильнее, чем ты думаешь, — попытался он ее утешить.
— Но ведь это еще не конец?
— Нет. — Теджас посмотрел в ее заплаканные глаза. — Но думаю, теперь уже скоро.
Это обещание поддерживало Уитни в течение нескольких дней.
Когда они приехали на асиенду, где она должна была остаться с Теджасом, уже стемнело. К тому времени как Каттер остановился перед темным зданием, освещенным луной, Уитни, измученная целым днем скачки по горам, а потом по бесплодной долине, чуть не падала с лошади.
Он снял ее с седла и проводил в дом.
Она так ослабла, что едва заметила внутреннее убранство дома: высокие потолки, полы из каменной плитки, железная жаровня и простая, удобная мебель. Они были на кухне; она почувствовала дурманящий запах еды из котлов, висящих над огнем. Несколько женщин тихо переговаривались по-испански, они искоса посматривали на нее, а она неловко мялась в дверях.
Каттер легонько подтолкнул ее, она сделала несколько шагов и остановилась. Никто ничего не сказал Она присела на краешек деревянного стула и невидящими глазами уставилась перед собой. Кажется, никого не удивляла и не пугала толпа мужчин подозрительного вида, заполнивших дом. Уитни закрыла глаза, а Каттер и Теджас отошли в сторону.
— Я уеду, как только начнет светать, — сказал Каттер и кивком указал на Уитни:
— Не спускай с нее глаз, амиго.
Она попытается уговорить тебя отпустить ее.
Теджас посмотрел на поникшую фигуру Уитни.
— Ты не думаешь, что уже пора?
— Нет пока. — Каттер задумчиво посмотрел на Теджаса. — Она тебя уже достала?
Теджас пожал плечами и сказал:
— Она виновна в том, что упряма и неблагоразумна, но, я думаю, она не заслуживает, чтобы ее обижали.
Каттер прислонился к стене и пристально посмотрел на друга:
— Если ты считаешь, что я не прав, так и скажи, амиго. Мы слишком долго были друзьями, чтобы теперь между нами встала женщина.
Теджас устало провел рукой по глазам.
— Она не встала между нами, но я, признаюсь, не понимаю, что между вами происходит.
Наступило такое напряженное молчание, что, казалось, в воздухе потрескивают искры, потом Каттер сказал:
— Я сам не понимаю.
Они обменялись долгими взглядами, Теджас улыбнулся и сказал:
— Я так и подозревал.
Оба посмотрели на Уитни; она поглощала еду, которую ей подала одна из женщин. Это была первая настоящая еда с тех пор, как ее похитили, и она была восхитительно вкусной: маисовые лепешки с начинкой из бобовой пасты. Она съела подряд три штуки, потом залпом, большими глотками выпила прямо из кувшина свежевыжатый апельсиновый сок.
Когда она закончила, Каттер подошел, поднял ее со стула и молча повел за собой. Наевшись, Уитни так захотела спать, что не протестовала против бесцеремонного обращения. Какая разница?
Она только слегка запнулась, когда он ввел ее в маленькую комнату с матрасом на полу. Рядом на низком столике горела свеча. Уитни быстро отмела собственные возражения по поводу отсутствия спальных принадлежностей. Было уже очень поздно, она устала, и после того, как две недели проспала рядом с ним, едва ли стоит возражать против сегодняшней ночи. К тому же обычно он оставляет ее в покое после нескольких беглых попыток раздразнить. И хотя она чувствовала доказательство его желания, когда они лежали под одним одеялом, он так ничего ей и не сделал, только пугал.
Кроме вчерашнего дня в горном бассейне, когда он заставил ее… забыть все ее решения…
— Я бы хотела помыться, — сказала она, оглядев комнату, — которая была чуть больше гардеробной при спальне в ее доме. — Я грязная, даже на такой грубой кровати я не могу спать не помывшись.
Каттер поднял брови, но выражение лица было как всегда непроницаемым.
— Как видишь, здесь нет кадки.
— А что, так трудно попросить кувшин воды и тазик? — бросила она и плюхнулась на матрас.
С каждым мигом она все больше ослабевала и уже готова была заснуть как есть. Но Каттер пожал плечами и вышел из комнаты.
Вскоре он вернулся, неся кувшин, большой таз и даже какую-то толстую тряпку и полотенце.
— Подойдет? — Он сунул ей тряпку.
— Да.
Каттер растянулся на матрасе и стал смотреть, как она умывается, моет руки, ноги. Она украдкой просунула тряпку под рубашку и протерла тело, хотя предпочла бы раздеться. Поколебавшись, не попросить ли его выйти, чтобы можно было помыться полностью, она отказалась от этой мысли. Он вызовется ей помогать, а она была не в силах выдержать еще одну битву.
— Там хватит воды и для тебя, — сообщила она.
— Это что, намек?
Она невольно скользнула взглядом по худому, полуголому телу. Он по-прежнему был в набедренной повязке и высоких мокасинах; она уже почти забыла, как он выглядит в нормальной одежде. Может, это и есть его нормальная одежда, ему в ней удобно. Похоже, между Каттером — убийцей и Каттером — вождем апачей дистанция огромного размера, но она слишком устала, чтобы разбираться в различиях.
— Делай что хочешь, — вяло сказала она, легла рядом с ним на матрас и закрыла глаза.
Через секунду она почувствовала, что Каттер пошевелился, к ее ужасу, он положил руку ей на грудь.
— Что ты делаешь? — Она отшатнулась. При тусклом свете свечи было видно, как в порочных зеленых глазах пляшут отражения огонька.
— Ты сказала, чтобы я делал, что хочу, вот я и делаю.
— Ты знаешь, что я не это имела в виду!
— Разве?
Уитни дернулась и чуть не упала с матраса, но Каттер легко затащил ее обратно.
— Ну что, все еще будешь притворяться, что тебе неприятны мои прикосновения? — сказал он глубоким, интимным голосом; теплые пальцы пробрались под блузку на только что вымытое тело и там задержались.
К их обоюдному удивлению, она залилась слезами.
Уткнувшись головой в его голую грудь, она сквозь плач сказала:
— Я больше не хочу бороться с тобой. Я хочу, чтобы ты уехал и оставил меня в покое, или изнасиловал, или что там еще собирался со мной делать, но только не это!
Ожидание неизвестного… сводит меня с ума!
После напряженного молчания Каттер дотянулся до полотенца и подал ей, чтобы она вытерла слезы. Потом сухим концом вытер свою грудь и сказал:
— Ладно, спи, малышка. Сегодня не буду тебе больше надоедать.
Уитни слишком ослабла, чтобы удивиться тому, что он держал ее на руках, пока она не заснула. А когда утром проснулась, его не было, и она почувствовала странное опустошение. Он уехал не попрощавшись, и, возможно, она никогда его больше не увидит…
Асиенда, на которой ее оставили, состояла из большого главного дома и нескольких глинобитных избушек.
Она располагалась в низкой долине между гребнями гор, как показалось Уитни, на конце света. Возделанные поля ровными рядами тянулись по обе стороны широкой, обсаженной деревьями дороги, которая заканчивалась у дверей асиенды. Позади был сад; на солнце пламенели яркие цветы, сверкали черепичные крыши, с деревянных рам свисали виноградные плети с пыльными листьями, увешанные драгоценными камушками пурпурного цвета; осенью их разложат по фруктовым вазам, будут делать из них вино и желе. За садом простиралось блеклое голубое небо с клочьями облаков, а дальше — бесконечность.
Уитни стояла в дверях кухни, глядя на знакомые и в то же время незнакомые пределы. Она с болью поняла, что находится так же далеко от цивилизации, как когда была в горах, только здесь приятнее. Жирный гусь, требовательно покрикивая, ковылял по садовой дорожке, в дальнем углу сада бил фонтан, каменные херувимы бесконечно лили воду из кувшинов в большой ребристый водоем. Дразнящий запах хлеба из кухни мешался с насыщенным, сладким ароматом жасмина и гардении. Все создавало ощущение уютной домашней жизни, и это смутно утешало.
Все изменилось; Уитни вспомнила, как Теджас сказал, что перемены — это нормально, но временами ей было трудно с ним согласиться, особенно когда она думала о Каттере. Очень на него похоже — запихнуть ее куда-то и бросить, с раздражением подумала она. Но чего еще от него ждать? Между ними ничего нет, ничего, кроме антипатии и недоброжелательной терпимости к обществу друг друга. А еще — те яркие и сильные чувства, которые он в ней вызывает… Стоя в дверях кухни и глядя на цветущий, мирно жужжащий сад, она невольно подумала: вернется ли он за ней?
— Есть хочешь? — спросил Теджас, выходя из-за спины; он увидел в ее глазах вопрос, который ее мучил.
— Проголодалась, — просто ответила она; от изнеможения у нее опухли глаза и посинели веки, но она попыталась шутить. — Неужели у тебя найдется что-то кроме вяленого мяса и тех несчастных лепешек? — Но тут она заметила перемену во внешнем виде Теджаса и вытаращила глаза. — Теджас! Ты выглядишь… цивилизованным человеком!
Он засмеялся, эбонитово-черные глаза изогнулись двумя полумесяцами.
— Прошу тебя! Не дай Бог кто услышит. Разве я не всегда цивилизованный человек?
— По манерам — да, по одежде — нет.
— Так лучше?
Уитни прилежно обследовала стройную фигуру и сказала, что, да, так намного лучше.
— Хотя у тебя всегда хватало чувства собственного достоинства, чтобы носить брюки и рубашку. Это замечательно!
Слегка повернувшись, Теджас дал ей полюбоваться коротким черным жакетом, расшитым золотом и серебром. Брюки без манжет по бокам были отделаны узорчатыми лампасами под стать вышивке на груди, ботинки начищены до блеска, так что Уитни готова была поклясться, что видит в них свое отражение.
— Я рад, что тебе нравится, — сказал Теджас. — После того как ты поешь, мы и тебе подберем что-нибудь подходящее. Может, тогда ты почувствуешь себя лучше, а? — Он проводил ее на кухню и усадил за большой полированный стол. — В конце концов, здесь не так уж плохо.
Действительно, неплохо, если не считать очень юную сестру Теджаса, которая почему-то сразу невзлюбила Уитни. Девушку звали Тереза; если бы не хмурое выражение лица, ее можно было бы назвать красивой.
— Не обращай на нее внимания, — сказал Теджас в то первое утро. Зайдя на кухню и обнаружив брата в обществе Уитни, девушка разразилась потоком брани. Уитни сумела уловить только отдельные слова. Чаще всего повторялось «puta» и «gringa», и оба унизительных определения относились к ней.
Уитни нахмурилась и напрямик спросила:
— Почему она на меня так злится?
— Она не на тебя, — сказал Теджас, стараясь не встречаться с ней глазами.
Уитни решила не нажимать на него, раз ему это так неприятно. Вместо этого она спросила:
— Мне послышалось, она назвала тебя другим именем?
Он усмехнулся:
— Здесь меня зовут Франсиско Диего Хосе Гарсияи-Вега.
— О-о. Неудивительно, что ты предпочитаешь имя Теджас. Я думаю, для этого имени имелись темные причины, скорее всего как-то связанные с тем, что ты скатился до злодейства, так что не трудись объяснять. — Она скользнула по нему быстрой улыбкой и взяла из тарелки еще один спелый персик. — Так это твой дом?
— Да, дом моих предков.
Она стрельнула в него любопытным взглядом:
— Почему ты связался с бандитами и отщепенцами, когда у тебя приличный дом?
— А не каждый, кого зовут бандитом, действительно бандит, и не каждый бандит не имеет дома, — туманно ответил Теджас. Он встал из-за стола и вежливо поклонился, чем привел ее в восторг.
Сердце колотилось; она старалась делать вид, что не слушает. Когда один из прибывших, окруженный солдатами, сказал по-испански: «Президент будет благодарен за ваш вклад, сеньоры», она горячо поблагодарила Бога за то, что в свое время по настоянию отца выучила испанский.
На солдатах была мексиканская форма: красно-синяя, на боку кортике серебряной рукояткой. Переговорами руководил Каттер, и мексиканцы находили его хитрым торговцем. Несколько раз один из них раздраженно вставал, но каждый раз компаньоны успокаивали его.
Из слов, которыми перебрасывались собеседники, Уитни поняла, что золото, которое украл Каттер, предназначено мексиканскому правительству в качестве платы за провизию, оружие и провиант. Она удивлялась, кому может понадобиться такое количество всего, пока из разговора не узнала, что это для индейцев, живущих семьями в резервации Сан-Карлос.
— Вы понимаете, сеньор, что мы не можем вредить собственному правительству, — заметил капитан Лопес. — Покупать ружья для врагов не входит в наши задачи.
— А ваша политика — уходить от большой партии золота ради мелкого успеха в переговорах? — парировал Каттер.
Капитан нахмурился.
— Я полагаю, президент Гонсалес одобрил бы эту сделку, если мы при этом не снабдим оружием изменников-апачей, — сказал Лопес. — Это только продлило бы конфликт и принесло много несчастий всем, кто в него вовлечен.
Твердое лицо Каттера не изменило выражения, в глазах ничего нельзя было прочесть, он не сдвинулся с позиции, которую занял в этих переговорах. Они примут его требования, потому что это им выгодно. Очень похоже на мексиканцев — выдавливать из человека последнюю каплю крови, но он понимал, что в этом отношении они не отличаются от большинства людей. Теджас его предупреждал, что они отличные мастера бартера.
Скорее, торговцы лошадьми, мысленно поправил друга Каттер; его взгляд оставался холодным и непреклонным.
— Не так мы глупы, чтобы просить у вас ружья для ваших врагов, капитан. — Ложь прозвучала уверенно. — Мы только желаем помочь несчастным людям, которые вынуждены жить на бесплодной земле Сан-Карлоса. Конечно, ружья можно купить и в другом месте.
— Ax, — вздохнул Лопес и бросил взгляд на компаньонов, показывая, что он не прочь признать за правду откровенную ложь Каттера. Компаньоны слегка покачали головами, и он сделал еще одну попытку поторговаться. — Полагаю, мы можем дать вам большую часть того, что перечислено в вашем списке, кроме, пожалуй, ружей и патронов. Это может нарушить договор, который мы подписали с Соединенными Штатами, и…
— Или все, или ничего, — резко сказал Каттер; он вдруг почувствовал, что устал притворяться. Он не отрывал взгляда от Лопеса, и тот вдруг покраснел и снова оглянулся на мужчину в касторовой шляпе.
Они ненадолго сомкнули головы, о чем-то неслышно поговорили, и Лопес выпрямился.
— Поскольку вы не будете использовать оружие против нашей страны, мы согласны, сеньор Каттер. Вы провернули тяжелую сделку, но мы согласны.
— Провиант у вас близко?
Лопес кивнул и встал.
— Мы встретимся с вами в двухдневный срок, сеньор Каттер, в деревне Рио-Бланко, это день пути от границы. Вы ее знаете?
Каттер без усилий, гибким движением поднялся и кивнул:
— Мы там будем.
Уитни почувствовала толчок в сердце. Деревня. Они возьмут ее с собой? А что, если там их ждут солдаты? Но если можно за два дня съездить в Мексику и обратно, значит, они почти что на границе, сообразила она. Если Каттер возьмет ее с собой в Мексику, она может уже никогда не вернуться, и никто о ней не услышит. Мало ли людей исчезают бесследно. Она решительно не желает оказаться следующим пропавшим без вести!
Взгляд Каттера скользнул в ее сторону, и Уитни быстро опустила глаза на руки, сложенные на коленях. Он не должен знать, что она что-то понимает. Она воспользуется первой же возможностью и сбежит…
Но к ее разочарованию, Каттер не имел намерения брать ее с собой. Он не хотел, чтобы Уитни, если что-то пойдет не так, оказалась в постели какого-нибудь мексиканского офицера. А еще он не слишком доверял режиму президента Гонсалеса — тот уже держался на волоске. Порфирио Диас снова возьмет власть в свои руки, это только вопрос времени, и Каттер не хотел оказаться между враждующими группами. Мексиканская революция находилась на такой стадии, что не знаешь, к кому примкнуть.
Так что Каттер решил оставить Уитни на попечение Теджаса. Он полностью пренебрег ее вспышкой ярости, когда ей об этом сообщили. Несмотря на попытки Теджаса удержать ее, она вырвалась и побежала искать Каттера.
— Я не желаю, чтобы меня отсылали в какой-то городишко, чтобы никто обо мне больше не услышал! — накинулась она на Каттера, не очень-то понимая, что ее так разозлило. В конце концов, если Каттера не будет, она может убедить Теджаса отпустить ее на свободу. С чего так злиться на вождя разбойников?
Каттер тоже удивился. Заткнув большие пальцы за пояс набедренной повязки, охватывавшей тонкую талию, он с улыбкой сказал:
— Я думал, ты будешь рада избавиться от меня.
— О, ты не представляешь себе, как я буду рада избавиться от тебя! Надеюсь, ты никогда не вернешься.
Каттер дал улыбке угаснуть и мягко сказал:
— Твое желание исполнится, если Лопес нас обманет. — Длинными пальцами он взял ее за подбородок и неожиданно ласковым голосом спросил:
— Ты будешь скучать по мне, дорогая?
— Как по нарыву!
Каттер опустил руку и сказал:
— И это теперь, когда я подумал, что у тебя начинает появляться чувство ко мне, кошечка-тигрица.
Легкое подшучивание смягчило ее гнев, и Уитни пробурчала:
— Почему ты не сказал, что хочешь помочь голодающим какой-то резервации? Я бы поняла, я даже могла бы помочь. У моего отца много денег.
В зеленых глазах заплясали насмешливые искры, он посмотрел на нее почти благожелательно. Она была так искренна, что Каттер готов был поверить.
— Вот как? Могу предположить: ты бы купила им город на папины денежки. Все не так просто, дорогая Уитни. И если говорить начистоту, не весь провиант предназначен для резервации Сан-Карлос.
— Но ведь это опасно? Ты сказал… Теджас сказал, — поправилась она, не желая выдавать свое знание испанского, — что ты пошлешь провиант в резервацию людям, которым нечего есть.
— Да. — Каттер развеселился. — Значит ли это, что на тебя произвело впечатление благородство моих намерений, дорогая Уитни? Что моя филантропия сразила тебя, и ты забеспокоилась о моей безопасности?
— Иди к черту! — крикнула она, отбрасывая с глаз волосы. — Я не знаю, чему верить про тебя, Каттер. То ты чистый апачи, свирепый, недалекий и жестокий, то ты говоришь на прекрасном английском языке и рассуждаешь о вещах, которые может знать только образованный человек. Я совсем тебя не понимаю!
— В этом мы равны. — Его голос опять был плавный, безразличный и холодный. — Я нравлюсь тебе, когда напоминаю Робин Гуда, но если я признаю, что у меня в душе кроется не только благородство, тут же становлюсь злодеем. Думаю, когда все закончится и ты нам больше будешь не нужна, я буду чертовски рад от тебя избавиться. — Он кивнул Теджасу. — Забери ее от меня ради ее же блага.
— Ты не должна его провоцировать, — сказал Теджас, когда Каттер ушел, а она готова была кричать.
— Не провоцировать его? А что бы ты сказал, если бы это тебя похитили, протащили по всем кактусам Аризоны и постоянно на тебя нападали… — Она осеклась, боясь сказать лишнее.
Рассудительно, спокойно, чтобы разрядить истерический накал, который он расслышал в дрожащем голосе Уитни, Теджас сказал:
— Согласен, тебя похитили, но я не замечал царапин от кактуса у тебя на спине, а что касается нападений…
— Ты ничего не сделал, чтобы их прекратить! — выпалила она, и он удивленно поднял брови.
— Если думаешь, что я могу с этим что-то поделать, ты лаешь на луну. Может, теперь бесполезно напоминать, но если бы ты старалась разговаривать с Каттером мягко, а не кидаться на него, как волчица, он был бы сговорчивее. — Он замолчал, вежливо ожидая ответа, который, как он видел, вертелся у нее на языке.
— Разговаривать мягко?! Когда он… когда он делает со мной то, что делает? Ты как мужчина не можешь этого понять!
— Могу. Посягательство на душу может вызвать опустошение… — он подождал, чтобы до нее дошел смысл его слов, — гораздо большее, чем физическое посягательство.
Уитни, смущенная неразберихой чувств и не уверенная в том, сколько ему известно, разразилась слезами.
Теджас обнял ее за плечи.
— Ты сильнее, чем ты думаешь, — попытался он ее утешить.
— Но ведь это еще не конец?
— Нет. — Теджас посмотрел в ее заплаканные глаза. — Но думаю, теперь уже скоро.
Это обещание поддерживало Уитни в течение нескольких дней.
Когда они приехали на асиенду, где она должна была остаться с Теджасом, уже стемнело. К тому времени как Каттер остановился перед темным зданием, освещенным луной, Уитни, измученная целым днем скачки по горам, а потом по бесплодной долине, чуть не падала с лошади.
Он снял ее с седла и проводил в дом.
Она так ослабла, что едва заметила внутреннее убранство дома: высокие потолки, полы из каменной плитки, железная жаровня и простая, удобная мебель. Они были на кухне; она почувствовала дурманящий запах еды из котлов, висящих над огнем. Несколько женщин тихо переговаривались по-испански, они искоса посматривали на нее, а она неловко мялась в дверях.
Каттер легонько подтолкнул ее, она сделала несколько шагов и остановилась. Никто ничего не сказал Она присела на краешек деревянного стула и невидящими глазами уставилась перед собой. Кажется, никого не удивляла и не пугала толпа мужчин подозрительного вида, заполнивших дом. Уитни закрыла глаза, а Каттер и Теджас отошли в сторону.
— Я уеду, как только начнет светать, — сказал Каттер и кивком указал на Уитни:
— Не спускай с нее глаз, амиго.
Она попытается уговорить тебя отпустить ее.
Теджас посмотрел на поникшую фигуру Уитни.
— Ты не думаешь, что уже пора?
— Нет пока. — Каттер задумчиво посмотрел на Теджаса. — Она тебя уже достала?
Теджас пожал плечами и сказал:
— Она виновна в том, что упряма и неблагоразумна, но, я думаю, она не заслуживает, чтобы ее обижали.
Каттер прислонился к стене и пристально посмотрел на друга:
— Если ты считаешь, что я не прав, так и скажи, амиго. Мы слишком долго были друзьями, чтобы теперь между нами встала женщина.
Теджас устало провел рукой по глазам.
— Она не встала между нами, но я, признаюсь, не понимаю, что между вами происходит.
Наступило такое напряженное молчание, что, казалось, в воздухе потрескивают искры, потом Каттер сказал:
— Я сам не понимаю.
Они обменялись долгими взглядами, Теджас улыбнулся и сказал:
— Я так и подозревал.
Оба посмотрели на Уитни; она поглощала еду, которую ей подала одна из женщин. Это была первая настоящая еда с тех пор, как ее похитили, и она была восхитительно вкусной: маисовые лепешки с начинкой из бобовой пасты. Она съела подряд три штуки, потом залпом, большими глотками выпила прямо из кувшина свежевыжатый апельсиновый сок.
Когда она закончила, Каттер подошел, поднял ее со стула и молча повел за собой. Наевшись, Уитни так захотела спать, что не протестовала против бесцеремонного обращения. Какая разница?
Она только слегка запнулась, когда он ввел ее в маленькую комнату с матрасом на полу. Рядом на низком столике горела свеча. Уитни быстро отмела собственные возражения по поводу отсутствия спальных принадлежностей. Было уже очень поздно, она устала, и после того, как две недели проспала рядом с ним, едва ли стоит возражать против сегодняшней ночи. К тому же обычно он оставляет ее в покое после нескольких беглых попыток раздразнить. И хотя она чувствовала доказательство его желания, когда они лежали под одним одеялом, он так ничего ей и не сделал, только пугал.
Кроме вчерашнего дня в горном бассейне, когда он заставил ее… забыть все ее решения…
— Я бы хотела помыться, — сказала она, оглядев комнату, — которая была чуть больше гардеробной при спальне в ее доме. — Я грязная, даже на такой грубой кровати я не могу спать не помывшись.
Каттер поднял брови, но выражение лица было как всегда непроницаемым.
— Как видишь, здесь нет кадки.
— А что, так трудно попросить кувшин воды и тазик? — бросила она и плюхнулась на матрас.
С каждым мигом она все больше ослабевала и уже готова была заснуть как есть. Но Каттер пожал плечами и вышел из комнаты.
Вскоре он вернулся, неся кувшин, большой таз и даже какую-то толстую тряпку и полотенце.
— Подойдет? — Он сунул ей тряпку.
— Да.
Каттер растянулся на матрасе и стал смотреть, как она умывается, моет руки, ноги. Она украдкой просунула тряпку под рубашку и протерла тело, хотя предпочла бы раздеться. Поколебавшись, не попросить ли его выйти, чтобы можно было помыться полностью, она отказалась от этой мысли. Он вызовется ей помогать, а она была не в силах выдержать еще одну битву.
— Там хватит воды и для тебя, — сообщила она.
— Это что, намек?
Она невольно скользнула взглядом по худому, полуголому телу. Он по-прежнему был в набедренной повязке и высоких мокасинах; она уже почти забыла, как он выглядит в нормальной одежде. Может, это и есть его нормальная одежда, ему в ней удобно. Похоже, между Каттером — убийцей и Каттером — вождем апачей дистанция огромного размера, но она слишком устала, чтобы разбираться в различиях.
— Делай что хочешь, — вяло сказала она, легла рядом с ним на матрас и закрыла глаза.
Через секунду она почувствовала, что Каттер пошевелился, к ее ужасу, он положил руку ей на грудь.
— Что ты делаешь? — Она отшатнулась. При тусклом свете свечи было видно, как в порочных зеленых глазах пляшут отражения огонька.
— Ты сказала, чтобы я делал, что хочу, вот я и делаю.
— Ты знаешь, что я не это имела в виду!
— Разве?
Уитни дернулась и чуть не упала с матраса, но Каттер легко затащил ее обратно.
— Ну что, все еще будешь притворяться, что тебе неприятны мои прикосновения? — сказал он глубоким, интимным голосом; теплые пальцы пробрались под блузку на только что вымытое тело и там задержались.
К их обоюдному удивлению, она залилась слезами.
Уткнувшись головой в его голую грудь, она сквозь плач сказала:
— Я больше не хочу бороться с тобой. Я хочу, чтобы ты уехал и оставил меня в покое, или изнасиловал, или что там еще собирался со мной делать, но только не это!
Ожидание неизвестного… сводит меня с ума!
После напряженного молчания Каттер дотянулся до полотенца и подал ей, чтобы она вытерла слезы. Потом сухим концом вытер свою грудь и сказал:
— Ладно, спи, малышка. Сегодня не буду тебе больше надоедать.
Уитни слишком ослабла, чтобы удивиться тому, что он держал ее на руках, пока она не заснула. А когда утром проснулась, его не было, и она почувствовала странное опустошение. Он уехал не попрощавшись, и, возможно, она никогда его больше не увидит…
Асиенда, на которой ее оставили, состояла из большого главного дома и нескольких глинобитных избушек.
Она располагалась в низкой долине между гребнями гор, как показалось Уитни, на конце света. Возделанные поля ровными рядами тянулись по обе стороны широкой, обсаженной деревьями дороги, которая заканчивалась у дверей асиенды. Позади был сад; на солнце пламенели яркие цветы, сверкали черепичные крыши, с деревянных рам свисали виноградные плети с пыльными листьями, увешанные драгоценными камушками пурпурного цвета; осенью их разложат по фруктовым вазам, будут делать из них вино и желе. За садом простиралось блеклое голубое небо с клочьями облаков, а дальше — бесконечность.
Уитни стояла в дверях кухни, глядя на знакомые и в то же время незнакомые пределы. Она с болью поняла, что находится так же далеко от цивилизации, как когда была в горах, только здесь приятнее. Жирный гусь, требовательно покрикивая, ковылял по садовой дорожке, в дальнем углу сада бил фонтан, каменные херувимы бесконечно лили воду из кувшинов в большой ребристый водоем. Дразнящий запах хлеба из кухни мешался с насыщенным, сладким ароматом жасмина и гардении. Все создавало ощущение уютной домашней жизни, и это смутно утешало.
Все изменилось; Уитни вспомнила, как Теджас сказал, что перемены — это нормально, но временами ей было трудно с ним согласиться, особенно когда она думала о Каттере. Очень на него похоже — запихнуть ее куда-то и бросить, с раздражением подумала она. Но чего еще от него ждать? Между ними ничего нет, ничего, кроме антипатии и недоброжелательной терпимости к обществу друг друга. А еще — те яркие и сильные чувства, которые он в ней вызывает… Стоя в дверях кухни и глядя на цветущий, мирно жужжащий сад, она невольно подумала: вернется ли он за ней?
— Есть хочешь? — спросил Теджас, выходя из-за спины; он увидел в ее глазах вопрос, который ее мучил.
— Проголодалась, — просто ответила она; от изнеможения у нее опухли глаза и посинели веки, но она попыталась шутить. — Неужели у тебя найдется что-то кроме вяленого мяса и тех несчастных лепешек? — Но тут она заметила перемену во внешнем виде Теджаса и вытаращила глаза. — Теджас! Ты выглядишь… цивилизованным человеком!
Он засмеялся, эбонитово-черные глаза изогнулись двумя полумесяцами.
— Прошу тебя! Не дай Бог кто услышит. Разве я не всегда цивилизованный человек?
— По манерам — да, по одежде — нет.
— Так лучше?
Уитни прилежно обследовала стройную фигуру и сказала, что, да, так намного лучше.
— Хотя у тебя всегда хватало чувства собственного достоинства, чтобы носить брюки и рубашку. Это замечательно!
Слегка повернувшись, Теджас дал ей полюбоваться коротким черным жакетом, расшитым золотом и серебром. Брюки без манжет по бокам были отделаны узорчатыми лампасами под стать вышивке на груди, ботинки начищены до блеска, так что Уитни готова была поклясться, что видит в них свое отражение.
— Я рад, что тебе нравится, — сказал Теджас. — После того как ты поешь, мы и тебе подберем что-нибудь подходящее. Может, тогда ты почувствуешь себя лучше, а? — Он проводил ее на кухню и усадил за большой полированный стол. — В конце концов, здесь не так уж плохо.
Действительно, неплохо, если не считать очень юную сестру Теджаса, которая почему-то сразу невзлюбила Уитни. Девушку звали Тереза; если бы не хмурое выражение лица, ее можно было бы назвать красивой.
— Не обращай на нее внимания, — сказал Теджас в то первое утро. Зайдя на кухню и обнаружив брата в обществе Уитни, девушка разразилась потоком брани. Уитни сумела уловить только отдельные слова. Чаще всего повторялось «puta» и «gringa», и оба унизительных определения относились к ней.
Уитни нахмурилась и напрямик спросила:
— Почему она на меня так злится?
— Она не на тебя, — сказал Теджас, стараясь не встречаться с ней глазами.
Уитни решила не нажимать на него, раз ему это так неприятно. Вместо этого она спросила:
— Мне послышалось, она назвала тебя другим именем?
Он усмехнулся:
— Здесь меня зовут Франсиско Диего Хосе Гарсияи-Вега.
— О-о. Неудивительно, что ты предпочитаешь имя Теджас. Я думаю, для этого имени имелись темные причины, скорее всего как-то связанные с тем, что ты скатился до злодейства, так что не трудись объяснять. — Она скользнула по нему быстрой улыбкой и взяла из тарелки еще один спелый персик. — Так это твой дом?
— Да, дом моих предков.
Она стрельнула в него любопытным взглядом:
— Почему ты связался с бандитами и отщепенцами, когда у тебя приличный дом?
— А не каждый, кого зовут бандитом, действительно бандит, и не каждый бандит не имеет дома, — туманно ответил Теджас. Он встал из-за стола и вежливо поклонился, чем привел ее в восторг.