– Нам тоже, милая моя, – сказала Гвен.
   – Мне вот прямо сейчас так холодно… Как будто она снова идет за мной…
   Родители встревоженно переглянулись. Джуди тоже начала дрожать, хотя ей было не холодно, а только страшно.
   – Нина? – окликнул Джон.
   Он нагнулся над Ниной, и его лицо поплыло в ее глазах.
   – Холодно… – прошептала она.
   Она чувствовала его руку на плече. Рука была теплой. А в комнате было, как в морозилке. Она видела пар, вылетающий у нее изо рта при каждом выдохе. Снежинки кружились в воздухе над столом. Похоже, никто, кроме нее, их не видел.
   – Да она холодная, как лед! – услышала Нина голос отца, но он слышался словно бы издалека.
   – Боже ты мой! – воскликнула мама, и ее голос тоже уходил куда-то все дальше и дальше. – Что же делать-то?
   На плечо Нине легла другая рука – другое горячее прикосновение.
   – Нина, миленькая, – спрашивала мама, – ты меня слышишь?
   Нина попыталась кивнуть, но голова оказалась такой тяжелой, что упала на стол, медленно, медленно упала вниз… Холод пронизал все ее тело. В ушах звенело. В комнате стоял морозный запах зимнего дня. А потом все уплыло.
   Холод застлал все.
   Холодная тьма.
   Она слышала, как мама испуганно зовет ее по имени, но это было лишь иголочкой звука в океане безмолвной тьмы.
   И она исчезла.
   В этой холодной тьме.

 
***

 
   Нина открыла глаза, моргнув, и увидела мир в совершенно новой, странной перспективе. Она снова была в чужом теле. В теле животного. Но на этот раз все было по-другому. На этот раз все было… как надо.
   Вокруг стоял невиданный лес высоких зеленых стеблей, в которых она не сразу опознала обычную траву. Тело ее было плотным и приземистым, кожа морщинистой и сухой, но в задних лапах чувствовались сильные мышцы, и она каким-то образом оказалась приспособлена к этому своему новому телу лучше, чем к своему собственному.
   Холод пропал.
   Выпрямив лапы, она прыгнула для пробы. Чужое тело отозвалось с такой готовностью, что Нина заулыбалась от удовольствия.
   Она стала лягушкой.
   И чувствовала себя прекрасно.
   Искать тотем? – подумала Нина. Теперь, когда она нашла его, она даже недоумевала, почему поначалу это было ей так страшно? Тело лягушки, своеобразный ход мыслей, которым работал ее разум, то, как он инстинктивно осознавал свое соотношение с ней и со всем существующим вокруг, наполнило ее умиротворением, от которого захватывало дух.
   Это было не страшно, это было красиво – это слово однажды произнес ее папа, когда рассказывал про индейские представления о том, что все находится на своем месте, и все связи между всем налажены и поняты. Это такая внутренняя гармония, которая, если она у тебя есть, распространяет эту красоту на все, что тебя окружает.
   А разве не говорил папа про то, что лягушка – счастливый тотем?
   Вот она и была счастлива. Все старые страхи прошли – чуждые тела, та неуклюжесть, с которой она пыталась заставить их слушаться, невыносимый ужас от того, что ты заперта в их плоти навсегда… Всего этого больше не было.
   Пока Нина не услышала шаги.
   Пока гигантская тень не нависла над ней, и старое морщинистое лицо, шириной с дом, нагнулось к ней, а чудовищные длинные пальцы ухватили ее и вынесли из травы в небо.
   Я-вау-тсе.
   – Здравствуй, дочка, – сказал дух.
   Слова снова были на незнакомом Нине языке, но она снова поняла их.
   – Я помогла тебе узнать, кто ты есть. Теперь ты помоги мне.
   Сердечко Нины билось сильно-сильно, маленькое лягушачье сердечко колотилось в ее груди бешено, как барабан.
   – Бояться не надо, – сказала Я-вау-тсе. – Больно не будет. Ты как будто просто заснешь – заснешь и попадешь в вечность, где тебя встретят твои предки.
   Радуйся. Вращается Колесо. Ты снова шагнешь на него.
   Я не хочу умирать! – беззвучно прокричала Нина.
   – Бывают вещи похуже смерти, – ответил дух. – Бывает жизнь без надежды. Можно так и не познать любви. Можно так и не узнать, кто ты есть на самом деле. Твоя жизнь была коротка, доченька, но ты знала все это, и много больше.
   Пальцы, державшие Нину, были ледяными. Холод окаменил Нину настолько, что ее земноводное тело стало грузным и непослушным. Нина заметила огромную стену и узнала в ней свой дом.
   Я в лягушачьем теле сижу в своем собственном саду, подумала она сонно.
   Есть в этом что-то забавное – не для ха-ха, не чтобы позабавиться, но забавное…
   Холод скрадывал от нее страх, скрадывал вообще способность думать.
   Тяжесть в членах была бальзамом, который звал отойти в темные объятия сна.
   Как будто просто заснешь, говорила Я-вау-тсе.
   Заснешь и попадешь – в вечность…
   Одна ее часть пыталась собрать силы, чтобы сопротивляться сну. Она силилась предупредить ее об опасности, но Нина слишком устала, чтобы слушать ее. Когда Я-вау-тсе шагнула с нининого двора в Другой Мир, Нина позволила темноте унести ее.

 
***

 
   Джон вскочил со своего места и успел подхватить голову Нины прежде, чем она ударится о стол. Он прижал ее голову к своей груди. Мышцы ее были расслаблены, руки безвольно повисли, как у тряпичной куклы.
   – Она холодная, – проговорил он. – Как…
   Он не произнес этого слова, но оно все равно стояло между ними, висело в комнате.
   Мертвая.
   Он попытался нащупать пульс, помял ее запястье, не зная, что же предпринять.
   – Что же нам делать, что же делать?.. – плакала Гвен.
   – Не паниковать, – ответил Джон, притягивая к себе холодное, неподвижное тело дочери. – Надо… Черт, я не знаю…
   Гвен встала рядом с ним, убрав волосы с ледяного лица дочери.
   – Надо отвезти ее в больницу, – сказала она.
   И тут позвонили в дверь.
   Нинины родители переглянулись между собой, не сразу поняв, что означает этот звук.
   Джуди молча сидела за столом вместе с ними и все еще дрожала. Страх вцепился в нее когтями, словно ночной кошмар, из которого невозможно выбраться. Почему только она не пошла домой? Ей вовсе не хотелось оставаться здесь. Вовсе не хотелось видеть Нину такой. Не хотелось знать ничего ни о какой магии и ни о чем подобном.
   Снова раздался звонок.
   – Я… Я открою, – сказала она.
   Что угодно, лишь бы выбраться из этой комнаты, где с каждой убегающей секундой все сильнее пахло смертью.
   Джуди открыла входную дверь и уставилась на двух незнакомцев, ожидавших на ступеньках крыльца. Негритянка и индеец. Женщина выглядела так, будто только что вышла из витрины лавки одежды и галантереи на Кроусийском рынке, и надела на себя половину того, что там было. Индеец был похож на фоксвилльского панка, но был, пожалуй, чересчур взрослым для этого. Глаза его были так похожи на глаза Элвера, что Джуди невольно сделала шаг назад.
   – Ма… Мистер Карабалло! – крикнула она.
   Джон с Ниной на руках вышел в прихожую. Эта парочка оказалась знакома ему не более, чем Джуди.
   – Кто вы? – спросил он.
   – Мы – друзья вашей дочери, – ответила женщина. – Мы…
   Мужчина отодвинул ее и Джуди и поспешил к Джону, державшему на руках свою дочь.
   – У меня нет времени на… – начал Джон. Индеец подошел и положил руку Нине на лоб. Через плечо обернулся к спутнице.
   – Опоздали, – сказал он. – Она уже унесла ее.
   – Говорила же я тебе, что надо было сразу идти сюда! – воскликнула та.
   – Какого черта? Что происходит? – взорвался Джон. – Кто вы такие?
   – Друзья вашей дочери, – повторила женщина.
   – Какой дочери? – спросила Гвен. Она тоже вышла в прихожую и встала за мужем.
   Джуди подошла к ней, и она, обхватив ее за плечи, прижала ее к себе.
   – Друзья Эш, – ответила женщина. – Меня зовут Кэсси – Кассандра Вашингтон. А это Боунз. Мы знали об опасности, грозящей Нине, но не думали, что все произойдет так скоро.
   – У меня нет времени на эту чушь, – прервал Джон. – Убирайтесь. Мне нужно отвезти дочь в больницу.
   – То, что с ней случилось, в больнице не вылечат, – сказал Боунз.
   – Да? Ну, так я все равно ее от…
   – Посмотри на меня, – сказал Боунз. Он говорил мягким, не спорящим голосом, но глаза его опасно сверкали. – Что ты видишь?
   Сумасшедшего индейца, подумал Джон, но эти слова смолкли, не прозвучав, потому что он прекрасно знал, кто такой Боунз. Он не мог объяснить словами, откуда он знал это; просто знал.
   – Кровь зовет кровь, – сказал Боунз. – Ты знаешь, что я ничего плохого не сделаю. Как я могу? Ведь мы – родня.
   Не успев сам понять, что он делает, Джон склонил голову перед шаманом в знак уважения.
   – Моя… моя дочь…
   – Я постараюсь облегчить ей переход, – ответил Боунз, – но сейчас нам следует заняться тем, что живо.
   – Нам нужно что-нибудь из вещей Эш, – сказала Кэсси.
   Гвен лишь молча смотрела на нее. То, что сказал шаман, еще только доходило до нее.
   – Нина…? – вымолвила она.
   «Облегчить ей переход…»
   – Или ты хочешь потерять обеих дочерей? – спросил у нее Боунз.
   – Ч-что здесь происходит? – спросил Джон.
   Вся агрессивность в его голосе пропала. Теперь голос его казался просто растерянным.
   – Это долгая история, – сказала Кэсси. – Вот на это у нас сейчас точно нет никакого времени.
   Боунз бережно принял Нину из рук Джона. Он был худощав, но вес безжизненного тела, казалось, ничего не значил для него.
   – Принесите мне что-нибудь от Эш, – потребовал он, занося Нину в гостиную. – Что-нибудь, что она любила.
   – Я… – начал было Джон, но потом кивнул и заторопился в комнату девочек.
   – Нина, – тихо промолвила Гвен, идя за Боунзом в гостиную. – Она будет… она совсем…?
   Кэсси помнила расклад, который она сделала на Эш. Пустая карта итога не выходила у нее из головы. Она молила Бога, чтобы это не означало, что Эш покончит так же, как и ее кузина.
   – Мисс… э-э… Кэсси?
   Кэсси посмотрела на тетю Эш, и сочувствие к ней наполнило ее до краев.
   Сейчас Гвен была в шоке. Глаза ее блестели нездоровым, стеклянным блеском, и двигалась она резкими, судорожными движениями, встав на колени у дивана, на который Боунз уложил Нину.
   Кэсси усадила Джуди в кресло и присоединилась к Гвен у дивана.
   Успокаивая, она положила руку ей на плечо.
   – Боунз, – сказала она, – он лучший из всех в том, что делает. Он сделает для нее все, что может.
   Она ненавидела себя за ту лживую надежду, которую вручала этой женщине, но что же она могла сделать? И надо было еще думать об Эш.
   Эш. Заблудившаяся где-то в Другом Мире.
   Не надо, не надо было им брать ее с собой, не надо было впутывать ее во все это.
   Но колдовство всю дорогу тяготело над этой семьей. Достаточно посмотреть на бедную девочку, лежащую на диванчике.
   Проклятье, почему они не подоспели пораньше? Все утро они с Боунзом проспорили об этом.
   – Мы не можем ничего не делать! – говорила она.
   – Мы делаем. Мы ищем Эш. Мы отвечаем за нее в первую очередь.
   – А ее кузина?
   Боунз вздыхал:
   – Что мы можем сделать? Или ты думаешь, что ее семья так уж обрадуется, если мы постучимся к ним в дверь? Все это им покажется сказкой про бабу-ягу. Для начала, Кэсси, они просто не станут нас слушать. А позовут полицию. А ведь мы не совсем приличные граждане. Как ты думаешь, чем это все кончится для нас?
   Приемником, подумала Кэсси. Потому что они бездомные. Уличные бомжи. Не имеет значения то, что они выбрали такую жизнь сами, тогда как другие ведут ее по необходимости. У приличных граждан есть работа, они живут в домах, платят налоги и смотрят на полицию, как на своих наемных служащих.
   У вас проблема? Позовите полицию. Когда живешь на улице, то лишаешься роскоши звать синих людей каждый раз, когда жизнь становится ворсистой.
   Приходится разбираться самому. Как умеешь.
   А когда имеешь дело с магией…
   Боунз был прав. Пойти к Карабальо они не могли. Но когда Кэсси подумала о том, как дух, который охотится за кузиной Эш, наконец доберется до нее…
   – Не волнуйся, – сказал Боунз, зная, о чем она думает. – Похоже, дух не выйдет на нее ни сегодня, ни когда-нибудь там еще.
   Кэсси кивала, и Боунз возвращался к поискам Эш в мире духов. Но утро и день прошли без особого успеха. Когда уже начинался вечер, Боунз сдался.
   – Мне нужно что-нибудь ее – ее личное, – сказал он. – Это поможет мне сосредоточиться, чтобы проникать сквозь завесы. Их сегодня много – в мире духов творится много дел.
   – У меня ничего нет, – ответила Кэсси.
   Боунз вздохнул.
   – Тогда, похоже, придется-таки нанести визит Карабальо. У тебя есть их адрес?
   Кэсси покачала головой.
   – Это где-то в Нижнем Кроуси. Улицу и номер дома мы сможем узнать в телефонной будке по дороге.
   – Ничего, – сказал тогда Боунз. – Может быть, Эш и потерялась в мире духов, но где она живет в этом мире, я все-таки, наверно, еще могу найти.
   Если только противоборствующие слои времени не перекроются слишком густо.
   Или маниту не сыграют какую-нибудь шутку с чувствами.
   Боунз закрыл глаза, вертя в пальцах магический кристалл, свисавший у него с пояса на кожаном, расшитом бисером ремешке. Кэсси приготовилась подождать, но Боунз раскрыл глаза спустя совсем немного времени. Он быстро поднялся на ноги.
   – Идем, – сказал он, поднимая Кэсси с пола и увлекая за собой вниз, в вестибюль. – У тебя найдутся деньги на машину?
   – Конечно, – ответила Кэсси, и ее кольнуло тревожное предчувствие. – А что такое?
   – Дух подбирается к кузине Эш.
   – Сегодня?
   Боунз мрачно покачал головой.
   – Сейчас.
   Им посчастливилось поймать машину сразу, уже на Грейси, но на то, чтобы найти дом Карабальо, ушло немало времени, потому что Боунз не мог дать водителю адрес – только указывал направление.
   Здесь направо, здесь несколько кварталов прямо, налево…
   Когда они приехали, было уже поздно. Дух пришел и забрал кузину Эш в мир духов, оставив лишь пустую оболочку тела. Она скоро должна была умереть, не оживляемая душой.
   Кэсси глядела на лежавшую в глубоком обмороке девочку, и сердце ее разрывалось.
   Бедняжка так и не узнала даже, что произошло с ней, думала она.
   Вернулся дядя Эш, держа в руках старого и драного плюшевого медвежонка.
   – Она очень любила… очень любит этого товарища.
   Боунз бросил взгляд на Кэсси, которая заняла место рядом с Ниной, нежно поглаживая девочку по холодному, как лед, лицу. Если бы она могла хоть что-нибудь сделать! Но травы навряд ли могут помочь, когда имеешь дело с таким суровым колдовством, как это. Однако, они могут облегчить девочке переход…
   – Нагрейте мне немного воды, – попросила Кэсси у мамы. – Можете?
   Гвен молча кивнула и вышла из комнаты. Пока ее не было, Кэсси слазила в свою сумку на ремне и вынула оттуда маленький тканный мешочек, набитый пакетиками с сушеными травами, каждая разновидность которых была отдельно завернута в коричневую бумагу. За ее спиной Боунз принял медвежонка из рук дяди Эш и сел на пол, скрестив ноги и закрыв глаза, положив медвежонка на колено.
   Он разжег трубку. Дым заклубился вокруг него, становясь много гуще, чем имел на это какое-либо право. Джуди и дядя Эш во все глаза смотрели на него.
   Боунз начал читать заклинания.
   Он говорил с дымом и наклонял голову, как бы прислушиваясь к его ответам. К тому времени, как Гвен вернулась с миской и чайником, курившимся паром, дым уже оседал, рассеиваясь.
   – Я не могу ее найти, – сказал Боунз.
   – Так попробуй еще раз, – отозвалась Кэсси.
   Боунз бросил на нее косой взгляд, раздраженный ее тоном, потом кивнул и снова разжег трубку. Кэсси выбрала нужный пакетик с травой. Налив в миску кипятка, она высыпала траву в воду и поднесла миску к носу Нины, чтобы пар вошел в ее легкие со слабым, редким дыханием. Пар вернул щекам Нины немного румянца, и дыхание ее стало чуть более глубоким, но других результатов не было.
   Гвен опустилась на пол рядом с Кэсси, обхватив колени дрожащими руками.
   Джуди сидела на стуле, на который усадила ее Кэсси, и, вероятно, не могла ни заговорить, ни сдвинуться с места. Джон на коленях стоял на полу перед Боунзом, с надеждой глядя в дым, клубившийся вокруг шамана.
   По выражению лица Боунза Кэсси видела, что поиски Эш ему удаются не более, чем ей – оживление Нины.
   Она устало закрыла глаза.
   Охо-хо, подумала она. Пожалуй, такой скверной ночи у них еще не было.



ЭШ


   – Ну, погоди! – сказала Эш. – Неужели нельзя сначала поговорить об этом деле?
   Незнакомец покачал головой.
   – Хватит с меня разговоров с тобой и с твоей семьей.
   Что такое? – подумала Эш.
   Она увидела нож – боковым зрением, не глядя на него, – и сделала маленький шажок назад. Незнакомец тотчас же сократил расстояние между ними.
   Заговаривай ему зубы, повторяла себе Эш. Пока чего-нибудь не придумаешь.
   Хороший план. Замечательный план. Придумаешь – что?
   – Что ты хочешь этим сказать? – спросила Эш. – Да и вообще – ты кто?
   Но тут она вспомнила деревья – старые сосны в заснеженном лесу, которые смотрели на нее. Которые наблюдали за ней с тем же недобрым выражением взгляда, что и у него.
   Должно быть, это – один из духов деревьев.
   – Вы живете в деревьях, – сказала она. – Ты… – Она порылась в памяти в поисках того слова, которое говорил Боунз, и нашла его. – …ты – маниту.
   Незнакомец покачал головой:
   – Мы не маленькие тайны – мы просто духи деревьев. Маниту обладают силами шамана, только они рождаются вместе с ними, рождаются из дыма и волшебства барабанов. А мой народ немногим отличается от твоего, только мы живем дольше… и в деревьях.
   – Ну, и ладно, – сказала Эш. Она старалась не смотреть на нож, продолжая заговаривать ему зубы… – Я не разводила огня и не сломала ни одной веточки, – продолжила она, вспомнив, что говорила ей об этом лесе Лусвен, – так за что же ты хочешь меня зарезать?
   – Меня зовут Элвер, – произнес он медленно, словно разговаривая с ребенком.
   Лишь глаза его выдавали нетерпение. – В этой башне живет дух; его имя – Я-вау-тсе. Когда-то она жила свободно, как живут все маниту, но потом вкусила поклонения и сошла с вращающегося Колеса. Поклонение поддерживало ее, возвело ей эту башню, изменило ее представление о том месте, которое она занимает в естественном порядке мира. Но затем поклонники вымерли, и теперь она усыхает, и для поддержания себя ей нужна душевная сила твоей кузины.
   – Я все это знаю, – сказала Эш. – Как ты думаешь, почему я хочу остановить ее?
   – Там, где поселяется Я-вау-тсе, – продолжал Элвер, словно бы не услышав ее слов, – всегда стоит зима. Ветви склоняются под инеем и снегом; земля промерзает на большую глубину. Ее зима убивает нас.
   – Понимаю, – сказала Эш. – Если она умрет, ее власть над вами окончится, верно?
   Элвер кивнул.
   – А если она получит Нину – мою двоюродную сестру, – то снова станет сильной.
   – Точно так.
   – Так в чем же дело? У нас с тобой общий враг.
   – Тебе не победить ее, – сказал Элвер. – Если бы это было так просто, мой народ сделал бы это уже много лет назад.
   – А…
   – И даже если бы ты могла спасти свою кузину, Я-вау-тсе просто выдернет ее снова из вашего мира.
   Эш вспомнила, что сказала Лусвен перед тем, как исчезнуть.
   «А мы и не говорили о борьбе.»
   Нет. Для того, чтобы спасти Нину, не стоит и пытаться сразиться с Я-вау-тсе. У Лусвен была другая блестящая мысль.
   «Ты можешь предложить себя вместо нее.»
   Но Эш подумалось, что и эта идея не очень-то понравится большеглазому.
   Она потеребила волшебный браслет, жалея о том, что на его применение наложены те ограничения, о которых сказала ей Лусвен. Не пожелаешь, чтобы на нем оказался амулет с «узи», мечом или еще каким-нибудь оружием. Да и просто щит бы сейчас очень не помешал.
   – Так ты разговаривал с Ниной? – спросила она. – И с моей тетей, и с дядей?
   – С Ниной, твоим дядей и еще одной девочкой.
   – И… – Эш сглотнула. – И что?
   Элвер коснулся виска – чуть провел пальцами, не нажимая. Но все равно поморщился. Приглядевшись, Эш увидела на коротких волосах запекшуюся кровь. До сих пор она ее не замечала. Ей хватало заботы не смотреть на нож и на безумные глаза.
   – Это дядя Джон?
   Элвер покачал головой:
   – Нет. Твоя кузина.
   Отличное начало, Нина, подумала Эш. Я и не знала, что ты на такое способна.
   – Второй раз я так глупо не попадусь, – продолжил Элвер.
   Эш еще раз отшагнула назад.
   – Прости, – сказал он, делая шаг к ней.
   Ну да, конечно!
   – Слушай… – попыталась Эш еще раз, но он вдруг пришел в движение.
   Нож устремился к ней, и рука Элвера двигалась гораздо быстрее, чем Эш думала. У нее свело живот, она попыталась броситься в сторону, но нож застрял в складках ее парки. Элвер стал вытаскивать лезвие, и тут она толкнула его обеими руками. Он подскользнулся на снегу и упал, потянув ее за собой. Падая, Эш развернулась.
   Нож, зажатый складками парки, вырвался из его руки.
   Элвер упал на снег всей тяжестью. Эш удалось упасть на руки. Удар от падения прокатился по ней до самых плеч, но она тут же толкнулась прочь – и выскочила из цепких рук Элвера. Пальцы его ухватились за карман парки, притянули его к себе – карман оторвался. Эш толкнулась от Элвера ногой, но он вдруг оборвал наступление.
   Эш отползла от него на четвереньках, остановившись только, когда между ними уже было несколько шагов. Но он, казалось, не собирался нападать снова. Он полностью прекратил борьбу. Вместо этого он смотрел на то, что выпало из кармана Эш, когда он оторвал его. Жесткий блеск его глаз смягчился трепетом почтения.
   На снегу между ними лежал гранат с серебряной филигранью. Ближе к Эш, чем к Элверу. Его взгляд медленно встретился с ее взглядом.
   – Откуда это у тебя? – спросил он.
   – Пошел ты…
   – Ты ведь не знаешь, что это такое.
   – Знаю прекрасно.
   – Лжешь.
   – Ну, так расскажи мне, – предложила Эш.
   – Серебряное плетение говорит о Бабушке Лягушке, той, чье Колесо – Луна, а сам плод – это сердце весны. Его форма и внутреннее строение – символ примирения сложного и различного в общем единстве. Все вместе, это обещает, что Колеса снова придут в должное равновесие, как бы далеко ни отошли от своих изначальных кругов вращения.
   Эш вспомнила птиц Лусвен. Ворон, имя которого означает «доверие»; ястреб, чье имя значит «греза». Лусвен, похоже, знает толк в символах. Эш тронула браслет. И эти амулеты – тоже символы.
   Только как ей сопоставить их все вместе?
   – И что? – спросила она.
   Элвер моргнул.
   – Это могучий фетиш. Он может исцелять; он… кровь, которая заключена в нем, исцелит весь наш лес.
   Ну, Лусвен, спасибо, подумала Эш, снарядила ты меня на славу.
   – То есть, ты говоришь, эта штука избавит вас от власти этой, как ее там.?
   Элвер кивнул.
   – Ну так возьми ее, – сказала Эш. – Она твоя. А теперь ты оставишь меня в покое, чтобы я могла…
   Она умолкла, заметив выражение лица Элвера. Глубочайший ужас был на его лице.
   Спустя мгновение Эш услышала скрип шагов по снегу за своей спиной.
   Элвер бросил взгляд на гранат, вскочил на ноги и бросился бежать. Исчез.
   Точно так же, как Лусвен.
   Дрожа при одной мысли об этом, но зная, что у нее нет такой возможности, как у Элвера, так удачно исчезнуть, Эш начала оборачиваться.
   К ней приближалась ожившая картинка с карты основания из расклада Кэсси.
   У Я-вау-тсе была самая бурая и морщинистая кожа из всех, кого видела Эш. На ней было то же самое кожаное, расшитое бисером платье с меховой оторочкой, которое было на ней на той карте. Глаза же ее в жизни были еще страшнее – глубокие, бездонные бурые колодцы, омуты темной воды, у которых нет дна. Маленькие раковинки и бусины, вплетенные в ее волосы, тихо побрякивали в такт ее шагам – она подходила и становилась над Эш.
   Маленькие снежные вихри плясали у ее ног, хотя Эш не чувствовала никакого ветра. Женщина-дух в одной руке несла свой посох с оперенным набалдашником. В другой руке у нее была лягушка.
   Она говорила что-то, но слова ее были совершенно непонятны. Искорки засверкали в глубине ее глаз, и у Эш зашумело в голове, а когда женщина-дух заговорила снова, Эш поняла ее.
   – Так, – сказала Я-вау-тсе, – что это у нас тут?
   В воздухе послышался тихий рокот. Эш приписала его грохочущему ритму своего пульса, но вскоре поняла, что он исходит откуда-то извне. Это было похоже на раскаты далекого грома.
   Или на барабанный бой.
   Эш медленно поднялась на ноги:
   – Я…
   – Однако, вы, я вижу, – родственницы, – сказала женщина-дух, а у Эш во рту все словно онемело, и она не могла выговорить ни слова.
   – Родст-т-венницы? – выдавила Эш.
   – Дальние, но родственницы, – заверила Я-вау-тсе. – Успокойся, дитя.
   Я ничего тебе не сделаю.
   Да? – подумала Эш. Тогда почему же у нее такое чувство, будто она вот-вот умрет?
   Даже в парке, штанах и ботах, с длинным шарфом, обмотанным вокруг шеи, Эш вдруг поняла, что замерзает. Что-то исходило от женщины-духа – что-то вроде невидимого холодного огня, который пронизал Эш до костей, промораживая их насквозь. Теперь она понимала, что чувствуют элверовские замороженные деревья. И она еще должна была предложить ей себя!?
   Вспомни о Нине, сказала она себе. Нина не такая, как она. Если что-то случится с ней, это не будет большой потерей для мира – кто-то вообще пожалеет о ней? – а вот Нина… У Нины еще все впереди. Она одаренная и способная.
   Не то, что я, подумала Эш. У меня нет ничего.