Страница:
Родился первенец. Большой, здоровый, красивый... И пусть
каждый год, с рождением каждого нового витязя нашего
электрического войска самые широкие массы трудящихся слышат
о ленинском плане электрификации... Этого хотел, это видел
сквозь будущее Ленин. Этим он жил и дышал еще в дни яростных
боев за власть рабочих и крестьян.
Тогда же по решению правительства Шатурской электростанции было присвоено имя Владимира Ильича Ленина.
Стройка в Шатуре на этом не закончилась. Вскоре за границу пошли заказы на новые, еще более мощные котлы и машины. Сверх трех генераторов мощностью по 16 тысяч киловатт здесь решено было установить еще два турбогенератора уже по 44 тысячи киловатт каждый.
И ежедневно поездами, подводами, а то и просто пешком по шпалам или проселкам прибывали в Шатуру люди. Среди прибывших - молодые парни, девушки. Специальности у них никакой. Многие - малограмотны, а то и совсем неграмотны. В Шатуре организовали для молодых вечерние кружки, школы. Учили и мастерству.
Рассказ 6
Как тульская гармонь-трехрядка помогла
Ванюше Ефремову получить профессию
И как же выручила его тогда эта гармошка! Да, да, может, и не привелось бы побывать Ивану на Шатурской электростанции, если бы с детства еще не пристрастился он к обыкновенной, тульской, русского строя гармонике. Приехал-то Иван не на ГРЭС, а на Шатурторф, по вербовке. Канавы рыть да торф грузить. Грузил бы, может, и поныне.
Желание работать на электростанции зародилось у него в ту самую ночь, когда сошла их владимирская артель на шатурскую торфяную землю. Выгрузили из вагона деревянные сундуки, мешки, узелочки и пошли по железнодорожному полотну к узкоколейке.
Тьма кромешная.
Вдруг из-за деревьев, из-за сараев и бараков показалось что-то непонятное. Дом не дом, дворец не дворец. Окна многосаженные сверкают, переливаются. Не то чтобы в деревне - ни на одной картине Ваня Ефремов такого не видывал.
Вот тогда, в ту морозную февральскую ночь, и сказал он себе: "Я не я буду, если в тот дворец не войду".
Сказать-то сказал, а войди попробуй. За восемь верст каждое воскресенье бегал к этому дворцу Иван со своего центрального торфяного участка.
Однажды узнал из разговора Ваня, что есть на строительстве электростанции землекопная артель. А рабочие в той артели их, владимирские, из соседних деревень родом.
"Хорошо бы к ним пристроиться, - подумал тогда Иван. - Землю-то копать не ахти какая хитрость, сдюжу я".
Узнал Ефремов, в каком бараке артель размещается, что в той артели за старших братья Гринины, Иван да Михаил. Как только узнал он все это, стал мимо того барака похаживать - авось заприметят. А на него и не глянет никто, всяк своим делом занят.
Тут-то вспомнил Ваня про свою тульскую гармонь. Пришел как-то к бараку под вечер, расположился под окошечком да и заиграл грустно так да жалобно. Видит - артельщики один за другим из окна поглядывать стали. И вдруг тот, кого Грининым Иваном Михайловичем звали, говорит:
- Что-то ты, парень, играешь все жалобное, надо бы повеселей чего.
Ну а Ивану только того и надо. Растянул меха да и давай "Сени" нашпаривать.
Целый вечер тогда мужики под его музыку плясали, песни пели.
- Нам бы в артель этого гармониста, - говорит один.
- Никак нельзя, - отвечают Гринины, - нынче кроме как через биржу никого не принимают.
А устроиться на работу в двадцать седьмом году и в самом деле не просто было. По утрам у биржи целая толпа собиралась. Начальник из двери покажется, человек двадцать выкрикнет, бумажки раздаст да и снова уходит.
Стали землекопы просить за Ефремова:
- Он же не безработный, - сказали начальству братья Гринины. - Из другой артели переводится, там его место свободно теперь.
Так вот и уговорили Гринины своего начальника. Ушел Иван от торфяников. На Черное озеро перебрался.
Прижился он у землекопов сразу. Сколотил себе козлы, три доски на них положил, сверху матрац, сеном набитый, - чем не койка? На пол под эту койку сундучок свой поставил. Сел да меха растянул. И сразу, один за другим, народ к нему собираться стал.
Утром Иван уже со всеми вместе - на электростанцию явился. Канаву копает, а сам от станции глаз оторвать не может.
"Вот бы, - думает, - куда на работу устроиться".
А тут не то чтобы работать - и посмотреть, что там внутри делается, никак не удавалось.
Однажды послали Ивана в кирпичной стене проем пробивать. Стена крепкая, кирпичи на цементном растворе уложены. Бил, бил - ничего не получается.
Снизу, сверху, с боков все вырубил - не падают кирпичи, да и только.
Взял тогда Иван большую кувалду. Не выдержала кирпичная кладка, треснула. Кирпичи вниз посыпались.
И открылся перед Иваном чудесный зал. Глазом окинешь - не охватишь сразу! Пол яркий, плиточный. Машины черным лаком отсвечивают. Перед машинами щиты стоят. На щитах стекла зеркальные.
Вернулся Иван в свой барак, сел, задумался. Ребята на улицу тянут, гармонь в руки суют, а у него не то на уме. Без ужина и спать лег. Чуть свет у соседа спрашивает:
- А кого на электростанцию работать берут?
- Мастеровых разных, - ответил сосед, - кто электрическому делу обучен.
- А могут, к примеру, тебя иль меня в обученье взять?
- Там грамоту хорошо знать надо, - говорит сосед.
Вот тут-то Иван и призадумался. В деревне, правда, учился он, три класса кончил, да разве то было ученье?
И жизнь трудная, и гармошка помехой ученью была немалая. То на посиделки, то на свадьбу Ивана парни с девками тянут. Случалось, до поздней ночи танцы-пляски играет. От усталости чуть со стула не падает.
Так и получилось, что грамоте он как надо не научился. Все ученье на гармошке проиграл.
Вспомнил Ефремов все это и загрустил. Но убиваться не стал. Еще крепче задумался, как бы сделаться ему настоящим электриком.
Канаву роет, старается, а сам нет-нет и разогнется, осмотрится: что там наверху монтеры делают?
Работа у него в то время была тяжелая. Землекопы под фундаменты для больших машин котлованы рыли. Вода кругом льется, насосами ее откачивают. Ямы глубокие, четырехсаженные. Вся артель - двадцать пять человек - в той яме умещалась. Глянешь вверх - неба кусок только и видно.
Чтобы землю со дна ямы выкидывать, дощатые полати ступенями делали и с одной ступени на другую землю наверх перебрасывали.
Но как ни уставал Иван, как за целый день в грязи да в воде ни намучивался, а задумку свою из головы не выкидывал. В школу поступил. С работы придет, лапти и бахилы сушить поставит, а сам за книжки с тетрадями.
Называлась эта школа - ликбез. Ученики - все люди взрослые, рабочие. Учиться пришли по доброй воле, времени зря не теряли. За одну зиму Ефремов и читать, и писать, и примеры решать выучился.
А тем временем арматурщики железные прутья в яму уложили. Бетонщики тачками бетон привезли, в котлованы залили.
Перешли сюда и электрики. Стали для установки машин мостовой кран монтировать. Наверх, на стены, металлические фермы втаскивают, провода подводят. В помощь электрикам выделена была артель Китаева: со склада моторы, провода получают, на монтажные площадки везут, потом расходятся по два, по три человека в бригады электриков - подают, подтаскивают.
Вот в эту-то чернорабочую артель и стал проситься Иван Ефремов. Посчастливилось парню: приняли его и прикрепили к бригадиру-электрику Александру Яковлевичу Лескову. Сам Лесков с бригадой наверху, на кране сидит, фермы клепает, а Иван внизу - горн ногами раздувает, заклепки греет.
И вот однажды Лесков сказал ему:
- Что-то ты у нас, Ванюша, внизу засиделся. Помоги-ка вот этот провод наверх затянуть и по балке до конца протянешь.
Посмотрел Иван вверх - высоко. Шапка свалилась. Вздохнул, взялся за провод, полез. А провод медный, в палец толщиной, книзу тянет. Добрался до балки, присел дух перевести. "Как же я по балке-то с ним пойду?" - думает.
Пока сидел да вздыхал, видит - и электрики к нему лезут, ходко так с уголка на уголок ноги ставят, на ходу смеются, друг с другом разговаривают.
- Не робей, - говорят, - Ванюша!
Дружно все за провод взялись, Ефремова посреди поставили. А только с непривычки все же качает Ивана из стороны в сторону. Вниз глянул где-то далеко в ямах землекопы, арматурщики копаются, бетон в тачках везут. А ребята шутят, подбадривают.
- Ты, - говорят, - вниз не смотри. Перед собой смотреть нужно!
Уставился Иван в спину переднего и, как сонный, ноги переставляет.
А позже ко всему привык. Любая высота нипочем. И во все вникать стал. В моторах с электриками стал копаться.
Осенью тридцатого послали Ефремова учиться на электрика. Выучился, приехал - и прямо в лесковскую бригаду:
- Принимайте! Подручный электрослесаря третьего разряда.
* * *
Одним из тех пяти шатурских ребят, которые стали первыми на Шатуре комсомольцами, был и шестнадцатилетний паренек Ваня Соловьев.
Впервые я узнал о нем из дневника того же Алеши Радченко. Раскрыл тетрадь с картонными корочками, и среди многих других записей прочел:
"3/I-20 г. ...мама довольна успехами вечерников... Среди этих вечерников оказалось два чуть не гения: один, который пишет замечательные стихи на современные темы, и другой - наш складской мальчик Ваня Соловьев 16-ти лет, который поступил совсем малограмотным и теперь перегнал всех своих товарищей. Он готовится учиться на инженера".
Алеша не ошибся.
Мальчик Ваня Соловьев действительно стал инженером, а затем и профессором, доктором технических наук. Много лет Иван Иванович Соловьев читал студентам лекции и писал книги о релейной защите.
Что такое релейная защита? А вот что: оборвался провод на высоковольтной линии, повредилась электрическая машина или аппарат. Так не дать аварии разрастись. Остальные электрические установки должны остаться в работе.
Это как при гангрене: сразу же нужно отсечь зараженный палец. Не успел, промедлил - отрезай руку до локтя, иначе умрет человек.
В электрических системах управляют такими ампутациями аппараты-реле. Это по их командам отсекаются поврежденные участки.
Мы, горожане, уже не помним случая, чтобы наш дом, улица, завод, на котором мы работаем, остались без света, без электрической энергии. Ветер гнет деревья, удары грома сотрясают стены, а в квартире светло, уютно. Говорит радио, светится экран телевизора. Это не значит, конечно, что в энергетических системах нигде и ничего не повреждается. Бывает, что налетающая буря гнет и ломает опоры высоковольтных линий, разбивает в мелкую крошку фарфоровые изоляторы, рвет провода.
Но всякий раз приборы, называемые реле, отключают повредившиеся участки, а автоматы немедленно включают резервные линии, трансформаторы. Делается все это так быстро, что мы с вами и моргнуть не успеваем.
Без релейной защиты и автоматики невозможно было бы бесперебойно питать электрической энергией города и заводы.
Вот почему труды Ивана Ивановича Соловьева изучают студенты вузов и техникумов, инженеры электрических станций и работники высоковольтных сетей.
Чтобы поговорить с профессором Соловьевым, я отправился в Московский ордена Ленина энергетический институт.
Встретил меня Иван Иванович очень душевно. Впрочем, вскоре узнал я, что Соловьев так отзывчив ко всем, кто бы и с чем ни пришел к нему. А особенно увлекается, вспоминая Шатуру. Ведь именно Шатура дала Ване Соловьеву путевку в большую науку.
Рассказ 7
Об одном магистре электротехнических наук
Соединенных Штатов Америки
Двенадцать детей было в семье, а отчим получал девять рублей в месяц. В одиннадцать лет Ваня совсем ушел из дому на заработки: менял шпалы на железнодорожных путях, мыл посуду в трактире.
В июне восемнадцатого пятнадцатилетний Ваня Соловьев пришел на Шатурское строительство.
На Шатурторфе строилась узкоколейка. Десятник Крюков спросил у Соловьева:
- Сколько лет-то?
- Шестнадцать, - приврал Иван.
- Ой ли? - с сомнением протянул Крюков. Посмотрел на заплатанную рубашонку, на старенькие лапотки и подвел Соловьева к груде лопат: Выбирай.
Ловкого паренька присмотрел заведующий складами Василий Леонтьевич Бургман.
- Присылай-ка ты ко мне этого мальца, - сказал он Крюкову. - Пусть на складах порядок наведет, контору убирает.
В девятнадцатом, когда Василий Палагин стал сколачивать на Шатуре комсомольскую ячейку, одним из первых вступил в нее Ваня Соловьев. Вместе с другими комсомольцами по ночам охранял склады, мастерские. И все время учился.
А еще любил Ваня участвовать в спектаклях. Играл увлеченно, с азартом. Многие говорили ему:
- Быть тебе, Иван, артистом!
Да и он сам теперь частенько подумывал: "Может быть, и вправду в театральное?.." Но любовь к технике всё-таки пересилила.
В августе двадцать первого комсомольцы проводили Соловьева учиться. В Московский рабфак имени Калинина. А весной двадцать третьего он получил путевку в институт и сдал свои документы в институт Народного хозяйства имени Плеханова. На электропромышленный факультет.
В двадцать четвертом, когда объявлен был Ленинский призыв, подал Иван заявление в партию.
Тридцать первый год. Гамбург. От причала отошел в Нью-Йорк немецкий пароход "Бремен". В числе пассажиров - группа советских аспирантов различных технических специальностей. Едут продолжать учение в высших учебных заведениях Соединенных Штатов Америки.
Среди них и шатурский паренек Ваня Соловьев. Впрочем, уже не Ваня, а с иголочки одетый и модно подстриженный Иван Иванович.
Позади ускоренные шестимесячные курсы по изучению английского языка, трудные, "с пристрастием", экзамены при американском торгпредстве, обязывающее напутствие:
- Вам предстоит доказать несостоятельность утверждения злопыхателей, будто советские специалисты из рабочего класса рангом ниже американских.
Задача не из легких.
Из Нью-Йорка Соловьева направили в "Школу ученых степеней" при Массачусетском технологическом институте.
"Мистера Соловьева" приветствовал проректор института. В аудитории встретили Ивана Ивановича научный руководитель профессор Вудруф, советник профессор Горднер.
Начались занятия.
Было трудно: недостаточное знание языка, непривычные порядки, отличные от наших методы обучения.
В группе - американцы, англичане, французы, немцы, индусы. Русских - двое.
После недели занятий первое испытание - "квиз".
Каждый - за отдельным столом. Получили задание. Иван Иванович взялся за карандаш. Дальше все пошло как на заправских спортивных состязаниях.
- Старт! - объявил профессор, взглянув на часы.
И сразу все прильнули к своим бумажкам с заданием. Потом застрочили карандашами по бумаге.
Соловьев не спеша развернул листок. Разобрался. Обдумывая ход решения, разложил бумагу, отточил карандаш.
"Ничего мудреного", - подумал он, принимаясь за подсчеты. И вдруг объявление:
- Осталось пятнадцать минут!
"Неужели больше часа прошло?" - встревожился Иван Иванович, собирая разложенные листы бумаги. Стал переписывать. Вдруг обнаружил ошибку.
- Время вышло! - крикнул профессор.
Все оторвались от бумаг, положили карандаши.
А профессор прошелся по аудитории, собрал со столов листки и вышел.
И вот первая оценка - нуль (система десятибалльная).
Нуль получил Соловьев и за второй "квиз", и за третий. А вот после четвертого профессор Вудруф, протягивая проверенные листки, сказал:
- Из вас выйдет толк, мистер Соловьев.
Внизу, под решением, стояла жирная восьмерка.
Во втором семестре Иван Иванович стал получать только высшие оценки.
- Уверен, что этот большевик станет ученым, - говорил профессор.
В конце года Вудруф стал обращаться с Соловьевым по-дружески.
- Вот что, Джонни, - сказал он однажды, хлопнув Ивана по плечу. Пора тебе подумать о теме диссертации.
В те годы в наших газетах и журналах стали появляться статьи об использовании энергии Ангары. Более трехсот рек и речушек впадает в Байкал, а вытекает из него одна Ангара. Воды же в Байкальском озере больше, чем в ином море. Такое водохранилище! Да ни одна река в мире не сможет выработать столько электроэнергии, сколько даст ее Ангара.
Однако там, в Сибири, почти нет потребителей. Зато не хватает мощности на Урале, в Центральном районе. Как перебросить в Европейскую часть страны силу могучей сибирской реки?
"Дальние линии электропередачи - вот бы чем заняться", - думал Иван Иванович.
В те годы проблема передачи электроэнергии на далекие расстояния интересовала только Россию. Америку с ее обособленными друг от друга в экономике штатами этот вопрос не тревожил. Может быть, поэтому профессор Вудруф вначале отнесся к идее Соловьева довольно холодно:
- Джонни, ты мечтатель! Это же темный лес, никаких исследований.
Потом пообещал:
- Подумаю.
А через две недели профессор пригласил Соловьева к себе в кабинет и сказал:
- Знаешь, Джонни, твоя затея вывела меня из равновесия. Две недели ломал над нею голову. Грандиозно. Действуй. Я твой союзник.
И Соловьев принялся за первый в мире расчет дальней линии электропередачи.
Тысячи километров... Как преодолеть сопротивление, снизить огромные потери мощности, напряжения?
Бессонные ночи. Бесчисленное количество подсчетов, вариантов. Горы исписанной бумаги.
Это был год непрерывной напряженной работы. Нет, ему не удалось решить всего. Но и то, что было сделано, поразило экзаменаторов. Все необычно. Положено начало новой отрасли знаний. Сделан шаг в будущее энергетики.
Высшая оценка. Ученая степень - "Магистр электротехнических наук Соединенных Штатов Америки".
Имя Ивана Ивановича Соловьева - в списках выдающихся слушателей Школы ученых степеней Массачусетского технологического института.
* * *
В декабре 1925-го Москва стала получать энергию большой Шатурской ГРЭС. Ровно год спустя Ленинград получил ток Волхова.
А затем бригады шатурян и волховстроевцев получили новое задание. Весною 1927 года начала строиться крупнейшая в Европе гидростанция на Днепре. Начальником строительства Днепрогэса правительство назначило Александра Васильевича Винтера.
И конечно же, первыми вместе с Винтером отправились на Днепр шатурские комсомольцы.
В Шатуре заседал пленум райкома комсомола. Неожиданно позвонили с почты:
- Вам телеграмма. С Днепрогэса.
- Читайте, слушаю, - сказал секретарь.
- "Сегодня наша бригада прогремела на всю стройку. Механик-американец, которого выписали из самой Америки собирать экскаваторы, потребовал подъемный кран, специальную площадку, разные там приспособления. А ни того, ни другого у нас под руками не оказалось. Вот наша бригада вместе с другими слесарями стройки и взялась собирать экскаваторы, решив обойтись без американца. Сегодня запустили в работу первый собранный нами экскаватор. Работает хоть куда! И без кранов и площадок обошлось. За ударную работу всех нас премировали и занесли на Красную доску. Вот по случаю радости мы и посылаем вам вскладчину эту телеграмму".
Электростанция у Днепровских порогов была задумана русскими инженерами еще задолго до революции. Но многим землевладельцам и заводчикам эта затея показалась невыгодной.
Только в 1920 году вопрос о строительстве Днепрогэса был решен. Мощная электростанция на Днепре обозначилась на карте строек ГОЭЛРО как одно из основных сооружений.
В 1921-м проектирование Днепрогэса утверждается Советом Народных Комиссаров как одна из неотложных работ. Руководить проектированием поручили Ивану Гавриловичу Александрову.
Еще никогда и нигде в мире одна, пусть даже очень крупная, стройка не решала сразу так много важных хозяйственных задач. Устройство плотины на Днепре не только давало возможность выработать огромное количество электроэнергии, но еще и навечно скрывало под водой Днепровские пороги. Днепр становился судоходным на всем его протяжении. Кроме того, покорение Днепра позволяло оросить большие пространства засушливых приднепровских степей.
Окончательный вариант проекта в Госплане СССР, а затем и в Высшем Совете Народного Хозяйства рассматривали в 1925 году. Споров и возражений было так много, что председатель ВСНХ Феликс Эдмундович Дзержинский предложил отвезти проект Александрова на экспертизу в Америку. Только американцы имели тогда опыт строительства мощных гидроэлектрических станций.
Проект настолько заинтересовал американцев, что они приехали к нам, побывали на месте будущих работ и захотели принять участие в стройке. Руководитель ведущей американской гидростроительной фирмы полковник Купер был твердо убежден, что построить такую мощную гидростанцию без их технического руководства русские не смогут.
Однако советские инженеры решили строить Днепрогэс сами. Специалистам американской фирмы предложили быть всего лишь консультантами.
Пять лет продолжалась стройка. В мае 1932-го первый из генераторов Днепрогэса дал стране промышленный ток. В августе уже пять гидрогенераторов мощностью по 62 тысячи киловатт каждый отдавали энергию Днепра заводам, фабрикам, шахтам.
Ни один из заводов Западной Европы не смог тогда выполнить заказов Днепрогэса на такие мощные генераторы. Лишь одна американская фирма, оснащенная самым совершенным тогда оборудованием, да и то с немалыми трудностями изготовила крупнейшие в мире машины.
Самым же удивительным было то, что последующие четыре генератора сделал для Днепрогэса наш ленинградский завод "Электросила", показав всему миру, что Советский Союз становится могучей индустриальной державой.
С пуском девятого, последнего гидрогенератора мощность Днепрогэса достигла 560 тысяч киловатт.
Все тот же известный американский гидростроитель полковник Купер писал впоследствии: "С точки зрения достижений инженерного искусства, днепровские сооружения являются самыми значительными из подобного рода сооружений, когда-либо выполненных человеком".
В историю нашей страны Днепрогэс вошел как символ величайшего трудового энтузиазма масс. А подвиг молодых строителей на Днепре навечно запечатлен в летописи самых значительных свершений Ленинского комсомола.
Годы, начиная с 1929-го и далее, стали годами первых советских пятилеток. Крупные электрические центры вводились тогда в стране один за другим. 1905 тысяч киловатт составляла общая мощность наших электростанций в 1928 году. В 1932-м она возросла до 4677 тысяч. Электростанции вступали в строй в Москве и под Ленинградом, в Баку и Горьком, в Донбассе и на Кавказе.
Расширялись и первенцы ленинского плана. Мощность Каширской ГРЭС возросла к 1932 году до 186 тысяч киловатт, Шатурской - до 136 тысяч.
А к 1935 году - тому сроку, который намечался для выполнения плана ГОЭЛРО, мощность всех электростанций страны составила уже 6923 тысяч киловатт. Одних только районных станций было введено 40 вместо 30 намеченных планом. Общая же их мощность почти втрое превзошла запланированную.
Более всего энергетических строек развернулось у нас в третьей, предвоенной пятилетке.
Крупнейшие из них - на Волге.
На 3688 километров протянулась с севера на юг река Волга. Первая по величине река в Европе. Главная водная магистраль России Только вот год от года мелела Волга В конце концов наступило такое время, когда пароходы и баржи не могли уже подниматься выше города Рыбинска. Никак не использовалась и могучая сила волжской воды
После революции пришел на Волгу настоящий хозяин - народ. И он решил: великая русская река должна давать людям энергию, двигать грузы, орошать поля.
Первая волжская гидростанция. Иваньковская, вошла в строй действующих в 1937 году, одновременно с каналом Волга - Москва.
И гидростанция, и канал еще только строились, а партия и правительство принимают решение о сооружении двух следующих гидроузлов на Волге в районе Углича и Рыбинска.
ГЭС в Рыбинске должна была стать наиболее внушительной: 6 гидрогенераторов по 55 тысяч киловатт каждый.
Непрерывная работа таких машин потребовала запасти весеннюю воду, создать Рыбинское водохранилище. Целое море. Чтобы обойти его, нужно прошагать по берегу 367 километров!
Затоплялся город Молога. А сколько деревень, поселков нужно было перенести на новое место!
В зоне затопления, неподалеку от Рыбинска, стоял и старинный Югский монастырь: с одной стороны метровой толщины стена, с другой монастырские здания.
После революции организовали здесь, на монастырских землях, первый в стране совхоз для беспризорных ребят.
Об одном из этих ребятишек и пойдет наш рассказ.
Рассказ 8
О том, как Коля Добровольский попал в
монастырь. И как много лет спустя инженер
Николай Александрович Добровольский
пропускал караваны волжских судов через
только что построенный рыбинский шлюз
Зимою 1919 года на станции Рыбинск милиционер снял с крыши товарного вагона пятнадцатилетнего паренька. Парень этот ничего не говорил, да и дышал еле-еле, и потому тотчас отправили его в больницу. Болезнь определили сразу. В тот год не только больницы, а и вокзалы были забиты тифозными.
Коля Добровольский (таково оказалось его имя по бумагам), всем на удивление, не только выжил, но и выздоровел довольно быстро: уже через две недели направили его в детский дом поваренком. И все бы хорошо, да одеться не во что. Залатанное больничное белье - вся одежда.
Пришла как-то в тот детский дом, на кухню, представительница отдела народного образования. Посмотрела и распорядилась: "Отправить в монастырь, в ребячий совхоз, там оденут".
каждый год, с рождением каждого нового витязя нашего
электрического войска самые широкие массы трудящихся слышат
о ленинском плане электрификации... Этого хотел, это видел
сквозь будущее Ленин. Этим он жил и дышал еще в дни яростных
боев за власть рабочих и крестьян.
Тогда же по решению правительства Шатурской электростанции было присвоено имя Владимира Ильича Ленина.
Стройка в Шатуре на этом не закончилась. Вскоре за границу пошли заказы на новые, еще более мощные котлы и машины. Сверх трех генераторов мощностью по 16 тысяч киловатт здесь решено было установить еще два турбогенератора уже по 44 тысячи киловатт каждый.
И ежедневно поездами, подводами, а то и просто пешком по шпалам или проселкам прибывали в Шатуру люди. Среди прибывших - молодые парни, девушки. Специальности у них никакой. Многие - малограмотны, а то и совсем неграмотны. В Шатуре организовали для молодых вечерние кружки, школы. Учили и мастерству.
Рассказ 6
Как тульская гармонь-трехрядка помогла
Ванюше Ефремову получить профессию
И как же выручила его тогда эта гармошка! Да, да, может, и не привелось бы побывать Ивану на Шатурской электростанции, если бы с детства еще не пристрастился он к обыкновенной, тульской, русского строя гармонике. Приехал-то Иван не на ГРЭС, а на Шатурторф, по вербовке. Канавы рыть да торф грузить. Грузил бы, может, и поныне.
Желание работать на электростанции зародилось у него в ту самую ночь, когда сошла их владимирская артель на шатурскую торфяную землю. Выгрузили из вагона деревянные сундуки, мешки, узелочки и пошли по железнодорожному полотну к узкоколейке.
Тьма кромешная.
Вдруг из-за деревьев, из-за сараев и бараков показалось что-то непонятное. Дом не дом, дворец не дворец. Окна многосаженные сверкают, переливаются. Не то чтобы в деревне - ни на одной картине Ваня Ефремов такого не видывал.
Вот тогда, в ту морозную февральскую ночь, и сказал он себе: "Я не я буду, если в тот дворец не войду".
Сказать-то сказал, а войди попробуй. За восемь верст каждое воскресенье бегал к этому дворцу Иван со своего центрального торфяного участка.
Однажды узнал из разговора Ваня, что есть на строительстве электростанции землекопная артель. А рабочие в той артели их, владимирские, из соседних деревень родом.
"Хорошо бы к ним пристроиться, - подумал тогда Иван. - Землю-то копать не ахти какая хитрость, сдюжу я".
Узнал Ефремов, в каком бараке артель размещается, что в той артели за старших братья Гринины, Иван да Михаил. Как только узнал он все это, стал мимо того барака похаживать - авось заприметят. А на него и не глянет никто, всяк своим делом занят.
Тут-то вспомнил Ваня про свою тульскую гармонь. Пришел как-то к бараку под вечер, расположился под окошечком да и заиграл грустно так да жалобно. Видит - артельщики один за другим из окна поглядывать стали. И вдруг тот, кого Грининым Иваном Михайловичем звали, говорит:
- Что-то ты, парень, играешь все жалобное, надо бы повеселей чего.
Ну а Ивану только того и надо. Растянул меха да и давай "Сени" нашпаривать.
Целый вечер тогда мужики под его музыку плясали, песни пели.
- Нам бы в артель этого гармониста, - говорит один.
- Никак нельзя, - отвечают Гринины, - нынче кроме как через биржу никого не принимают.
А устроиться на работу в двадцать седьмом году и в самом деле не просто было. По утрам у биржи целая толпа собиралась. Начальник из двери покажется, человек двадцать выкрикнет, бумажки раздаст да и снова уходит.
Стали землекопы просить за Ефремова:
- Он же не безработный, - сказали начальству братья Гринины. - Из другой артели переводится, там его место свободно теперь.
Так вот и уговорили Гринины своего начальника. Ушел Иван от торфяников. На Черное озеро перебрался.
Прижился он у землекопов сразу. Сколотил себе козлы, три доски на них положил, сверху матрац, сеном набитый, - чем не койка? На пол под эту койку сундучок свой поставил. Сел да меха растянул. И сразу, один за другим, народ к нему собираться стал.
Утром Иван уже со всеми вместе - на электростанцию явился. Канаву копает, а сам от станции глаз оторвать не может.
"Вот бы, - думает, - куда на работу устроиться".
А тут не то чтобы работать - и посмотреть, что там внутри делается, никак не удавалось.
Однажды послали Ивана в кирпичной стене проем пробивать. Стена крепкая, кирпичи на цементном растворе уложены. Бил, бил - ничего не получается.
Снизу, сверху, с боков все вырубил - не падают кирпичи, да и только.
Взял тогда Иван большую кувалду. Не выдержала кирпичная кладка, треснула. Кирпичи вниз посыпались.
И открылся перед Иваном чудесный зал. Глазом окинешь - не охватишь сразу! Пол яркий, плиточный. Машины черным лаком отсвечивают. Перед машинами щиты стоят. На щитах стекла зеркальные.
Вернулся Иван в свой барак, сел, задумался. Ребята на улицу тянут, гармонь в руки суют, а у него не то на уме. Без ужина и спать лег. Чуть свет у соседа спрашивает:
- А кого на электростанцию работать берут?
- Мастеровых разных, - ответил сосед, - кто электрическому делу обучен.
- А могут, к примеру, тебя иль меня в обученье взять?
- Там грамоту хорошо знать надо, - говорит сосед.
Вот тут-то Иван и призадумался. В деревне, правда, учился он, три класса кончил, да разве то было ученье?
И жизнь трудная, и гармошка помехой ученью была немалая. То на посиделки, то на свадьбу Ивана парни с девками тянут. Случалось, до поздней ночи танцы-пляски играет. От усталости чуть со стула не падает.
Так и получилось, что грамоте он как надо не научился. Все ученье на гармошке проиграл.
Вспомнил Ефремов все это и загрустил. Но убиваться не стал. Еще крепче задумался, как бы сделаться ему настоящим электриком.
Канаву роет, старается, а сам нет-нет и разогнется, осмотрится: что там наверху монтеры делают?
Работа у него в то время была тяжелая. Землекопы под фундаменты для больших машин котлованы рыли. Вода кругом льется, насосами ее откачивают. Ямы глубокие, четырехсаженные. Вся артель - двадцать пять человек - в той яме умещалась. Глянешь вверх - неба кусок только и видно.
Чтобы землю со дна ямы выкидывать, дощатые полати ступенями делали и с одной ступени на другую землю наверх перебрасывали.
Но как ни уставал Иван, как за целый день в грязи да в воде ни намучивался, а задумку свою из головы не выкидывал. В школу поступил. С работы придет, лапти и бахилы сушить поставит, а сам за книжки с тетрадями.
Называлась эта школа - ликбез. Ученики - все люди взрослые, рабочие. Учиться пришли по доброй воле, времени зря не теряли. За одну зиму Ефремов и читать, и писать, и примеры решать выучился.
А тем временем арматурщики железные прутья в яму уложили. Бетонщики тачками бетон привезли, в котлованы залили.
Перешли сюда и электрики. Стали для установки машин мостовой кран монтировать. Наверх, на стены, металлические фермы втаскивают, провода подводят. В помощь электрикам выделена была артель Китаева: со склада моторы, провода получают, на монтажные площадки везут, потом расходятся по два, по три человека в бригады электриков - подают, подтаскивают.
Вот в эту-то чернорабочую артель и стал проситься Иван Ефремов. Посчастливилось парню: приняли его и прикрепили к бригадиру-электрику Александру Яковлевичу Лескову. Сам Лесков с бригадой наверху, на кране сидит, фермы клепает, а Иван внизу - горн ногами раздувает, заклепки греет.
И вот однажды Лесков сказал ему:
- Что-то ты у нас, Ванюша, внизу засиделся. Помоги-ка вот этот провод наверх затянуть и по балке до конца протянешь.
Посмотрел Иван вверх - высоко. Шапка свалилась. Вздохнул, взялся за провод, полез. А провод медный, в палец толщиной, книзу тянет. Добрался до балки, присел дух перевести. "Как же я по балке-то с ним пойду?" - думает.
Пока сидел да вздыхал, видит - и электрики к нему лезут, ходко так с уголка на уголок ноги ставят, на ходу смеются, друг с другом разговаривают.
- Не робей, - говорят, - Ванюша!
Дружно все за провод взялись, Ефремова посреди поставили. А только с непривычки все же качает Ивана из стороны в сторону. Вниз глянул где-то далеко в ямах землекопы, арматурщики копаются, бетон в тачках везут. А ребята шутят, подбадривают.
- Ты, - говорят, - вниз не смотри. Перед собой смотреть нужно!
Уставился Иван в спину переднего и, как сонный, ноги переставляет.
А позже ко всему привык. Любая высота нипочем. И во все вникать стал. В моторах с электриками стал копаться.
Осенью тридцатого послали Ефремова учиться на электрика. Выучился, приехал - и прямо в лесковскую бригаду:
- Принимайте! Подручный электрослесаря третьего разряда.
* * *
Одним из тех пяти шатурских ребят, которые стали первыми на Шатуре комсомольцами, был и шестнадцатилетний паренек Ваня Соловьев.
Впервые я узнал о нем из дневника того же Алеши Радченко. Раскрыл тетрадь с картонными корочками, и среди многих других записей прочел:
"3/I-20 г. ...мама довольна успехами вечерников... Среди этих вечерников оказалось два чуть не гения: один, который пишет замечательные стихи на современные темы, и другой - наш складской мальчик Ваня Соловьев 16-ти лет, который поступил совсем малограмотным и теперь перегнал всех своих товарищей. Он готовится учиться на инженера".
Алеша не ошибся.
Мальчик Ваня Соловьев действительно стал инженером, а затем и профессором, доктором технических наук. Много лет Иван Иванович Соловьев читал студентам лекции и писал книги о релейной защите.
Что такое релейная защита? А вот что: оборвался провод на высоковольтной линии, повредилась электрическая машина или аппарат. Так не дать аварии разрастись. Остальные электрические установки должны остаться в работе.
Это как при гангрене: сразу же нужно отсечь зараженный палец. Не успел, промедлил - отрезай руку до локтя, иначе умрет человек.
В электрических системах управляют такими ампутациями аппараты-реле. Это по их командам отсекаются поврежденные участки.
Мы, горожане, уже не помним случая, чтобы наш дом, улица, завод, на котором мы работаем, остались без света, без электрической энергии. Ветер гнет деревья, удары грома сотрясают стены, а в квартире светло, уютно. Говорит радио, светится экран телевизора. Это не значит, конечно, что в энергетических системах нигде и ничего не повреждается. Бывает, что налетающая буря гнет и ломает опоры высоковольтных линий, разбивает в мелкую крошку фарфоровые изоляторы, рвет провода.
Но всякий раз приборы, называемые реле, отключают повредившиеся участки, а автоматы немедленно включают резервные линии, трансформаторы. Делается все это так быстро, что мы с вами и моргнуть не успеваем.
Без релейной защиты и автоматики невозможно было бы бесперебойно питать электрической энергией города и заводы.
Вот почему труды Ивана Ивановича Соловьева изучают студенты вузов и техникумов, инженеры электрических станций и работники высоковольтных сетей.
Чтобы поговорить с профессором Соловьевым, я отправился в Московский ордена Ленина энергетический институт.
Встретил меня Иван Иванович очень душевно. Впрочем, вскоре узнал я, что Соловьев так отзывчив ко всем, кто бы и с чем ни пришел к нему. А особенно увлекается, вспоминая Шатуру. Ведь именно Шатура дала Ване Соловьеву путевку в большую науку.
Рассказ 7
Об одном магистре электротехнических наук
Соединенных Штатов Америки
Двенадцать детей было в семье, а отчим получал девять рублей в месяц. В одиннадцать лет Ваня совсем ушел из дому на заработки: менял шпалы на железнодорожных путях, мыл посуду в трактире.
В июне восемнадцатого пятнадцатилетний Ваня Соловьев пришел на Шатурское строительство.
На Шатурторфе строилась узкоколейка. Десятник Крюков спросил у Соловьева:
- Сколько лет-то?
- Шестнадцать, - приврал Иван.
- Ой ли? - с сомнением протянул Крюков. Посмотрел на заплатанную рубашонку, на старенькие лапотки и подвел Соловьева к груде лопат: Выбирай.
Ловкого паренька присмотрел заведующий складами Василий Леонтьевич Бургман.
- Присылай-ка ты ко мне этого мальца, - сказал он Крюкову. - Пусть на складах порядок наведет, контору убирает.
В девятнадцатом, когда Василий Палагин стал сколачивать на Шатуре комсомольскую ячейку, одним из первых вступил в нее Ваня Соловьев. Вместе с другими комсомольцами по ночам охранял склады, мастерские. И все время учился.
А еще любил Ваня участвовать в спектаклях. Играл увлеченно, с азартом. Многие говорили ему:
- Быть тебе, Иван, артистом!
Да и он сам теперь частенько подумывал: "Может быть, и вправду в театральное?.." Но любовь к технике всё-таки пересилила.
В августе двадцать первого комсомольцы проводили Соловьева учиться. В Московский рабфак имени Калинина. А весной двадцать третьего он получил путевку в институт и сдал свои документы в институт Народного хозяйства имени Плеханова. На электропромышленный факультет.
В двадцать четвертом, когда объявлен был Ленинский призыв, подал Иван заявление в партию.
Тридцать первый год. Гамбург. От причала отошел в Нью-Йорк немецкий пароход "Бремен". В числе пассажиров - группа советских аспирантов различных технических специальностей. Едут продолжать учение в высших учебных заведениях Соединенных Штатов Америки.
Среди них и шатурский паренек Ваня Соловьев. Впрочем, уже не Ваня, а с иголочки одетый и модно подстриженный Иван Иванович.
Позади ускоренные шестимесячные курсы по изучению английского языка, трудные, "с пристрастием", экзамены при американском торгпредстве, обязывающее напутствие:
- Вам предстоит доказать несостоятельность утверждения злопыхателей, будто советские специалисты из рабочего класса рангом ниже американских.
Задача не из легких.
Из Нью-Йорка Соловьева направили в "Школу ученых степеней" при Массачусетском технологическом институте.
"Мистера Соловьева" приветствовал проректор института. В аудитории встретили Ивана Ивановича научный руководитель профессор Вудруф, советник профессор Горднер.
Начались занятия.
Было трудно: недостаточное знание языка, непривычные порядки, отличные от наших методы обучения.
В группе - американцы, англичане, французы, немцы, индусы. Русских - двое.
После недели занятий первое испытание - "квиз".
Каждый - за отдельным столом. Получили задание. Иван Иванович взялся за карандаш. Дальше все пошло как на заправских спортивных состязаниях.
- Старт! - объявил профессор, взглянув на часы.
И сразу все прильнули к своим бумажкам с заданием. Потом застрочили карандашами по бумаге.
Соловьев не спеша развернул листок. Разобрался. Обдумывая ход решения, разложил бумагу, отточил карандаш.
"Ничего мудреного", - подумал он, принимаясь за подсчеты. И вдруг объявление:
- Осталось пятнадцать минут!
"Неужели больше часа прошло?" - встревожился Иван Иванович, собирая разложенные листы бумаги. Стал переписывать. Вдруг обнаружил ошибку.
- Время вышло! - крикнул профессор.
Все оторвались от бумаг, положили карандаши.
А профессор прошелся по аудитории, собрал со столов листки и вышел.
И вот первая оценка - нуль (система десятибалльная).
Нуль получил Соловьев и за второй "квиз", и за третий. А вот после четвертого профессор Вудруф, протягивая проверенные листки, сказал:
- Из вас выйдет толк, мистер Соловьев.
Внизу, под решением, стояла жирная восьмерка.
Во втором семестре Иван Иванович стал получать только высшие оценки.
- Уверен, что этот большевик станет ученым, - говорил профессор.
В конце года Вудруф стал обращаться с Соловьевым по-дружески.
- Вот что, Джонни, - сказал он однажды, хлопнув Ивана по плечу. Пора тебе подумать о теме диссертации.
В те годы в наших газетах и журналах стали появляться статьи об использовании энергии Ангары. Более трехсот рек и речушек впадает в Байкал, а вытекает из него одна Ангара. Воды же в Байкальском озере больше, чем в ином море. Такое водохранилище! Да ни одна река в мире не сможет выработать столько электроэнергии, сколько даст ее Ангара.
Однако там, в Сибири, почти нет потребителей. Зато не хватает мощности на Урале, в Центральном районе. Как перебросить в Европейскую часть страны силу могучей сибирской реки?
"Дальние линии электропередачи - вот бы чем заняться", - думал Иван Иванович.
В те годы проблема передачи электроэнергии на далекие расстояния интересовала только Россию. Америку с ее обособленными друг от друга в экономике штатами этот вопрос не тревожил. Может быть, поэтому профессор Вудруф вначале отнесся к идее Соловьева довольно холодно:
- Джонни, ты мечтатель! Это же темный лес, никаких исследований.
Потом пообещал:
- Подумаю.
А через две недели профессор пригласил Соловьева к себе в кабинет и сказал:
- Знаешь, Джонни, твоя затея вывела меня из равновесия. Две недели ломал над нею голову. Грандиозно. Действуй. Я твой союзник.
И Соловьев принялся за первый в мире расчет дальней линии электропередачи.
Тысячи километров... Как преодолеть сопротивление, снизить огромные потери мощности, напряжения?
Бессонные ночи. Бесчисленное количество подсчетов, вариантов. Горы исписанной бумаги.
Это был год непрерывной напряженной работы. Нет, ему не удалось решить всего. Но и то, что было сделано, поразило экзаменаторов. Все необычно. Положено начало новой отрасли знаний. Сделан шаг в будущее энергетики.
Высшая оценка. Ученая степень - "Магистр электротехнических наук Соединенных Штатов Америки".
Имя Ивана Ивановича Соловьева - в списках выдающихся слушателей Школы ученых степеней Массачусетского технологического института.
* * *
В декабре 1925-го Москва стала получать энергию большой Шатурской ГРЭС. Ровно год спустя Ленинград получил ток Волхова.
А затем бригады шатурян и волховстроевцев получили новое задание. Весною 1927 года начала строиться крупнейшая в Европе гидростанция на Днепре. Начальником строительства Днепрогэса правительство назначило Александра Васильевича Винтера.
И конечно же, первыми вместе с Винтером отправились на Днепр шатурские комсомольцы.
В Шатуре заседал пленум райкома комсомола. Неожиданно позвонили с почты:
- Вам телеграмма. С Днепрогэса.
- Читайте, слушаю, - сказал секретарь.
- "Сегодня наша бригада прогремела на всю стройку. Механик-американец, которого выписали из самой Америки собирать экскаваторы, потребовал подъемный кран, специальную площадку, разные там приспособления. А ни того, ни другого у нас под руками не оказалось. Вот наша бригада вместе с другими слесарями стройки и взялась собирать экскаваторы, решив обойтись без американца. Сегодня запустили в работу первый собранный нами экскаватор. Работает хоть куда! И без кранов и площадок обошлось. За ударную работу всех нас премировали и занесли на Красную доску. Вот по случаю радости мы и посылаем вам вскладчину эту телеграмму".
Электростанция у Днепровских порогов была задумана русскими инженерами еще задолго до революции. Но многим землевладельцам и заводчикам эта затея показалась невыгодной.
Только в 1920 году вопрос о строительстве Днепрогэса был решен. Мощная электростанция на Днепре обозначилась на карте строек ГОЭЛРО как одно из основных сооружений.
В 1921-м проектирование Днепрогэса утверждается Советом Народных Комиссаров как одна из неотложных работ. Руководить проектированием поручили Ивану Гавриловичу Александрову.
Еще никогда и нигде в мире одна, пусть даже очень крупная, стройка не решала сразу так много важных хозяйственных задач. Устройство плотины на Днепре не только давало возможность выработать огромное количество электроэнергии, но еще и навечно скрывало под водой Днепровские пороги. Днепр становился судоходным на всем его протяжении. Кроме того, покорение Днепра позволяло оросить большие пространства засушливых приднепровских степей.
Окончательный вариант проекта в Госплане СССР, а затем и в Высшем Совете Народного Хозяйства рассматривали в 1925 году. Споров и возражений было так много, что председатель ВСНХ Феликс Эдмундович Дзержинский предложил отвезти проект Александрова на экспертизу в Америку. Только американцы имели тогда опыт строительства мощных гидроэлектрических станций.
Проект настолько заинтересовал американцев, что они приехали к нам, побывали на месте будущих работ и захотели принять участие в стройке. Руководитель ведущей американской гидростроительной фирмы полковник Купер был твердо убежден, что построить такую мощную гидростанцию без их технического руководства русские не смогут.
Однако советские инженеры решили строить Днепрогэс сами. Специалистам американской фирмы предложили быть всего лишь консультантами.
Пять лет продолжалась стройка. В мае 1932-го первый из генераторов Днепрогэса дал стране промышленный ток. В августе уже пять гидрогенераторов мощностью по 62 тысячи киловатт каждый отдавали энергию Днепра заводам, фабрикам, шахтам.
Ни один из заводов Западной Европы не смог тогда выполнить заказов Днепрогэса на такие мощные генераторы. Лишь одна американская фирма, оснащенная самым совершенным тогда оборудованием, да и то с немалыми трудностями изготовила крупнейшие в мире машины.
Самым же удивительным было то, что последующие четыре генератора сделал для Днепрогэса наш ленинградский завод "Электросила", показав всему миру, что Советский Союз становится могучей индустриальной державой.
С пуском девятого, последнего гидрогенератора мощность Днепрогэса достигла 560 тысяч киловатт.
Все тот же известный американский гидростроитель полковник Купер писал впоследствии: "С точки зрения достижений инженерного искусства, днепровские сооружения являются самыми значительными из подобного рода сооружений, когда-либо выполненных человеком".
В историю нашей страны Днепрогэс вошел как символ величайшего трудового энтузиазма масс. А подвиг молодых строителей на Днепре навечно запечатлен в летописи самых значительных свершений Ленинского комсомола.
Годы, начиная с 1929-го и далее, стали годами первых советских пятилеток. Крупные электрические центры вводились тогда в стране один за другим. 1905 тысяч киловатт составляла общая мощность наших электростанций в 1928 году. В 1932-м она возросла до 4677 тысяч. Электростанции вступали в строй в Москве и под Ленинградом, в Баку и Горьком, в Донбассе и на Кавказе.
Расширялись и первенцы ленинского плана. Мощность Каширской ГРЭС возросла к 1932 году до 186 тысяч киловатт, Шатурской - до 136 тысяч.
А к 1935 году - тому сроку, который намечался для выполнения плана ГОЭЛРО, мощность всех электростанций страны составила уже 6923 тысяч киловатт. Одних только районных станций было введено 40 вместо 30 намеченных планом. Общая же их мощность почти втрое превзошла запланированную.
Более всего энергетических строек развернулось у нас в третьей, предвоенной пятилетке.
Крупнейшие из них - на Волге.
На 3688 километров протянулась с севера на юг река Волга. Первая по величине река в Европе. Главная водная магистраль России Только вот год от года мелела Волга В конце концов наступило такое время, когда пароходы и баржи не могли уже подниматься выше города Рыбинска. Никак не использовалась и могучая сила волжской воды
После революции пришел на Волгу настоящий хозяин - народ. И он решил: великая русская река должна давать людям энергию, двигать грузы, орошать поля.
Первая волжская гидростанция. Иваньковская, вошла в строй действующих в 1937 году, одновременно с каналом Волга - Москва.
И гидростанция, и канал еще только строились, а партия и правительство принимают решение о сооружении двух следующих гидроузлов на Волге в районе Углича и Рыбинска.
ГЭС в Рыбинске должна была стать наиболее внушительной: 6 гидрогенераторов по 55 тысяч киловатт каждый.
Непрерывная работа таких машин потребовала запасти весеннюю воду, создать Рыбинское водохранилище. Целое море. Чтобы обойти его, нужно прошагать по берегу 367 километров!
Затоплялся город Молога. А сколько деревень, поселков нужно было перенести на новое место!
В зоне затопления, неподалеку от Рыбинска, стоял и старинный Югский монастырь: с одной стороны метровой толщины стена, с другой монастырские здания.
После революции организовали здесь, на монастырских землях, первый в стране совхоз для беспризорных ребят.
Об одном из этих ребятишек и пойдет наш рассказ.
Рассказ 8
О том, как Коля Добровольский попал в
монастырь. И как много лет спустя инженер
Николай Александрович Добровольский
пропускал караваны волжских судов через
только что построенный рыбинский шлюз
Зимою 1919 года на станции Рыбинск милиционер снял с крыши товарного вагона пятнадцатилетнего паренька. Парень этот ничего не говорил, да и дышал еле-еле, и потому тотчас отправили его в больницу. Болезнь определили сразу. В тот год не только больницы, а и вокзалы были забиты тифозными.
Коля Добровольский (таково оказалось его имя по бумагам), всем на удивление, не только выжил, но и выздоровел довольно быстро: уже через две недели направили его в детский дом поваренком. И все бы хорошо, да одеться не во что. Залатанное больничное белье - вся одежда.
Пришла как-то в тот детский дом, на кухню, представительница отдела народного образования. Посмотрела и распорядилась: "Отправить в монастырь, в ребячий совхоз, там оденут".